Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Две дамы и король

ModernLib.Net / Детективы / Играева Ольга / Две дамы и король - Чтение (стр. 13)
Автор: Играева Ольга
Жанр: Детективы

 

 


Булыгин оказался цветущим, даже слишком — щеки могли быть и поменьше — мужчиной лет сорока с нерасполагающей внешностью. Узнав, кто такой Занозин и откуда он, Булыгин усмехнулся и убрал из глаз неприветливое выражение.

— Вы по мою душу из-за моего якобы исчезновения? — поинтересовался он иронически.

— Не совсем, — объяснил Вадим. — По поводу вашего исчезновения, как я понимаю, дело завести не успели. Тут другое… Вы знаете, что за время вашего отсутствия была убита Кира Губина?

— Да-да, — горестно закачал головой Булыгин. — Девочки мне сказали… Совершенно неожиданно. Не понимаю… Наверное, трагическая случайность — какой-нибудь алкаш или наркоман, которому не хватало на дозу.

— Может быть, — отозвался Занозин, — Тем не менее мы расследуем все версии. У Киры Губиной были враги?

— Ну, что вы, — снисходительно протянул Булыгин. — Какие враги могут быть у домохозяйки?

С чего? Какой-нибудь слесарь из дэза, на которого она нажаловалась начальству? Или продавец в обувном, которому она закатила скандал из-за дефектной пары туфель? Я бы скорее уж подумал о делах сердечных…

— Что вы имеете в виду? — бесстрастно поинтересовался Занозин, хотя уже понял, о чем заведет речь доброжелательный друг Губина. Тон Булыгина показался Занозину своеобразным.

— Вы знаете, я знаком с Губиными около пятнадцати лет — столько их никто здесь не знает. Ведь вся эта губинская империя появилась всего лет пять назад — да не империя, а лишь ее зародыш. И все, кто с ним сейчас работает, знают его лишь пару лет. Разве еще Дима Сурнов… В общем, Губины были совсем не такие голубки, как вам, насколько я понимаю, старались внушить все кругом. Кира вышла за Сергея от отчаяния, как я понял. Он влюблен был очень, а у нее около двадцати пяти лет назад случилась какая-то душевная драма. Она махнула рукой — и за него как в омут. Ведь сын, хотя Губин воспитал его с рождения, не его — не Серегин. Кстати говоря, лет десять назад Кира чуть было не ушла от Сергея… Объявился некто, может быть, Кирина первая любовь… Это, между прочим, семейная тайна. Мало кто в курсе.

В общем, много чего промеж них было…

— Но при чем тут смерть Киры Губиной?

— Это уж мы вас, наших пинкертонов, должны спросить. А что, будто вы не знаете, что у Сергея здесь пассия имеется? Региночка… Та еще хищница.

Загляните в ее трудовую книжку, как она быстро карьеру в последние год-два сделала — от референта отдела научно-популярной литературы до завотделом прозы. Сильно в гору пошла после того, как Губин купил издательство…

— Может, дело в способностях?

— Что? Не смешите меня! Баба как баба — с куриными мозгами, пардон за мужской шовинизм! А что до способностей, так они имеются. У-у-у-ух, какие способности. Она, ха-ха, сперва на Подомацкина глаз положила, а тот был не прочь, да только он ни на ком не женится. Как развелся с первой женой — превратился в закоренелого холостяка, к венцу не затащишь. Ха-ха, видно, классно баба его достала! Так что ничего у Региночки не получилось. А Серега — другое дело, ловко она его охомутала, он на все ради нее готов…

— Но ведь Регина Никитина, насколько я знаю, счастлива замужем?

— Да, она всех старается в этом убедить. Счастлива… Какая баба откажется от мешка денег — а Губин, по ее представлениям, им и является. Между нами, никакой он давно не мешок, прохудился мешок и отощал, но со стороны все выглядит тип-топ, в полном ажуре. Серега умеет пыль в глаза пускать. Так что не удивлюсь, если она здесь роль сыграла. А впрочем, это я так. Киру жалко, милая была женщина. Всю жизнь с нелюбимым человеком…

Вадим давно выработал привычку спокойно реагировать на самые разные проявления человеческой натуры, но слова Булыгина его покоробили, хотя он и не подал виду. Может быть, оттого, что дело касалось Регины? Да нет, Занозин вообще не любил умников, которые держат кукиш в кармане и на этом основании считают себя очень ловкими и хитроумными.

— Вы хотите сказать, что Регина Никитина была заинтересована в убийстве Киры Губиной?

— Разве я это сказал? — делано изумился Булыгин. — Вы не правильно поняли…

Он посмотрел в глаза Занозину с явной издевкой — не потому, что именно Вадим был ему неприятен, а потому, что Булыгин считал себя очень крутым и любил чувствовать чужую беспомощность. «Что, не удалось меня на слове поймать, ментяра? И никогда не поймаешь. Так-то». Булыгина еще сковывало напряжение — последствие решающего разговора с Губиным и появление этого мента. Но он вспомнил, что почти решил свои проблемы с Губиным, и сладкое чувство самодовольства залило его душу. Мимолетно ему подумалось, что он совершает ошибку, восстанавливая мента против себя, — мало ли что. Но Булыгин отмахнулся от этой мысли — кто он такой, этот Занозин? Ему захотелось остаться одному, чтобы целиком отдаться смакованию победы над Серегой и предвкушению дальнейших жизненных удач. Он широко и почти искренне улыбнулся Вадиму и спросил:

— У вас еще что-нибудь ко мне?

Вадим вышел из конторы Губина на оживленную улицу и, задержавшись на краю тротуара, закурил.

Спешить не хотелось. Был прелестный московский ранний вечер. Он стоял, курил и пытался подвести итог своих сегодняшних изысканий в царстве Губина.

И еще он думал: хорошо, что он поборол искушение и не зашел к Регине, хотя она была совсем рядом — через три двери от Губина и напротив кабинета Булыгина…

Мимо проходили люди — лысоватые мужчины-госслужащие в костюмах и галстуках, красивые юные девушки, их Занозин безотчетно провожал взглядом.

На Тверскую все девушки, как правило, приходят принаряженные. На бывшей Горького и двадцать лет назад у девушек было принято просто гулять, дефилировать с заходом в магазины, чтобы себя показать Попадались туристы и простые озабоченные тетки с сумками. Суета вокруг расслабляла и настраивала на благостный лад. Вдруг около газетного киоска его взгляд наткнулся на показавшийся знакомым затылок, стриженый, мощный, расположенный выше уровня занозинских глаз. Вадиму нестерпимо захотелось заглянуть «затылку» в лицо, и он начал соответствующий маневр, заходя сбоку. Но «затылок», как назло, повернулся. Вадим, не оставляя своих намерений, стал обходить его с другой стороны. Но тут обладатель затылка обернулся и уставился Занозину прямо в лицо. Расстояние между ними было метров пять. «Мигура», — с удивлением признал Занозин и рванул к нему.

Однако тот не стал ждать, когда Занозин приблизится. Мигура развернулся и с завидным проворством нырнул в подземный переход. Вадим сбежал по ступеням, еще на лестнице вглядываясь в макушки шевелящейся внизу в переходе толпы. Мигуры и след простыл. Занозин еще какое-то время потыркался в переходе туда-сюда, но напрасно. «Снова он тут, рядом с Региной. Зачем все-таки?» — ломал он голову. Нельзя сказать, что новое появление Регининого преследователя его сильно испугало. Но оно тревожило, раздражало, озадачивало. В последнее время он о Мигуре и думать забыл… Занозин не мог для себя решить, надо ли говорить Регине о том, что преследователь никуда не делся, а просто стал осторожнее и не попадается на глаза. С одной стороны, зачем ее волновать… Ведь непонятно, чего хочет Мигура. Но с другой стороны, именно это обстоятельство и было главным источником беспокойства. Непонятное всегда страшит.


Булыгин приехал домой в самом прекрасном расположении духа. Едва он переступил порог, ему на шею с визгом бросилась Элеонора. Она днем прилетела с Кипра и уже успела разобрать вещи и расслабиться. Выскочила она из ванной, обернутая махровым ослепительно белым полотенцем, и повисла на Булыгине. Элеонора знала правила игры — ей надлежало изображать восторг при виде мужа.

— Чего не встретил в аэропорту, бесстыжий?

Я ведь предупредила, когда рейс, на автоответчике сообщение оставила, — извиваясь всем телом вокруг Булыгина, защебетала она. Так извертелась, что полотенце вот-вот упадет. Правила игры правилами игры, а проделывала она это не без удовольствия.

— И без меня прекрасно добралась, — улыбнулся Булыгин, прижимая ее к себе за вертящийся задик.

Потом отодвинул и объявил:

— Кофе хочу.

— Сейчас, — отозвалась Элеонора и устремилась в спальню — облачиться во что-нибудь более подходящее.

Булыгин с удовольствием посмотрел, как она скинула с себя полотенце и, встав на цыпочки, начала копаться в шкафу. От постоял еще немного, глазея на Элеонору, склоняя голову то на один, то на другой бок. «Все-таки обалденная девка, пока рот не откроет», — признался себе тщеславный Булыгин. Он бросил на стул плащ и кейс и прошествовал на кухню.

Элеонора появилась через минуту — в трикотажных обтягивающих бриджах и белом топе, позволяющем разглядеть ее сногсшибательный загар. Она тут же схватила чайник, налила в него воды и воткнула штепсель в розетку, потом кинулась к шкафчикам, доставая чашки, банки, ложки и прочее необходимое для кофепития.

Булыгин покосился на ее плечи.

— Хорошо загорела. Признавайся, мужики приставали? — Оттянул на ее талии край трикотажных бриджей и заглянул внутрь. Трусиков на Элеоноре не было. — Однако!.. — восхитился он.

Булыгин собрался продолжить свое исследование.

Но Элеонора, взвизгнув, шутливо шлепнула его по руке и проговорила жеманным голосом, пародируя неизвестно кого:

— Фу, дурак!

Булыгин, довольный, отлип до поры.

— Какие мужики? — затараторила Элеонора. — Никаких мужиков! Ни одного стоящего в радиусе километра, — вдохновенно врала она, накрывая на стол. — Целыми днями на пляже и в бассейне, плавала я как спортсменка — от борта до борта и обратно раз по пятьдесят. Одна дура — служащая отеля — даже поинтересовалась: может, я член национальной сборной? Хи-хи-хи… Они там такие тупые! Я у портье спросила, где у вас самый шикарный магазин. Так он меня направил — оказался какое-то сельпо, честное слово. Склад б, у. Никакой эксклюзивное™… Ни одной фирменной шмотки. Самый шикарный магазин, а «Экскалмейшн» не найдешь… Все какое-то серое, жеваное. Один раз надел — и можно выбрасывать. Одноразовые…Тоска, никаких достопримечательностей! В парикмахерскую пошла — говорю, сделайте мне легкую химию. Так они сделали сильную!

Такие тупые! Эта парикмахерша все по-английски лопочет что-то вроде: «Перм? Перм?», а я понимаю, что ли? Настоящая дура! А массажистка? Я ей говорю:

«Осторожнее!», а она тянет и тянет кожу. Дура…

Булыгин вполуха слушал щебетание Элеоноры, расслабленно откинувшись на стуле, похохатывая к месту, но не вникая в смысл. Он чувствовал во всех членах приятную усталость — пришлось с Серегой повозиться, но зато теперь деться тому некуда. «Подфартило Редкая везуха! И совесть чиста — тот первый начал. Я только даю сдачи — да как даю, интеллигентненько! Другой бы убийцу с топором подослал, ха-ха! А я — мол, прощаю тебе твои душегубские планы, отпусти меня с фирмочкой и считай, что квиты. Хорошая работа, ей-богу, хорошая! Вряд ли Губин станет делать глупости — легче потерять часть, чем все. Это любому дураку ясно. Да и между нами, всегда у него кишка была тонка (Булыгин презрительно искривил губы) — там, где надо действовать жестко, он и раньше колебался, мялся. Чего мяться, ведь бывают ситуации, когда другого выхода просто Нет? Что уж тут из себя изображать, в поря-а-а-дочность играть? Да, бывают. Очень даже бывают. А вы думаете (Булыгин обращался к каким-то воображаемым моралистам), что идти на крайность — большое удовольствие? Что нормальный, молодой, преуспевающий мужик, которого вынудили пойти на крайность, кайф от этого ловит? Бросьте, он же не псих, не маньяк, не садист! Просто он ведет себя как мужчина, он решает проблемы, он чувствует ответственность перед родными и друзьями, ответственность за свое дело. Он умеет собрать волю в кулак и через „не хочу“, переступая через собственную брезгливость, делает единственно верный шаг. Ну, да ладно, что об этом теперь думать. Проехали, все в прошлом, ничего не вернешь и забивать себе голову всякой мурой нечего. А я всегда знал, что обгоню Губина на повороте, ей-богу, всегда! Никому это в голову не приходило, а я знал, что наступит мой час… Я знаю, Губин, Димка Сурнов, эта Регина — очкастая змея, вся эта кодла журналистская в издательстве, они все считали меня тупоумным, невоспитанным, с неповоротливыми мозгами, амбициозным без всяких на то оснований провинциалом, которого Губин пригрел и который без Губина ни на что не способен. Как это Ленин про Молотова говорил — „каменная жопа“? Вот-вот, считали меня, наверное, каменной жопой. Узнаете вы меня скоро, приятели…»

— ..а в бассейне никак не могла дуре-уборщице втолковать, что мне полотенце нужно. У них полотенец не оказалось. Так я наплевала — там какая-то старушка англичанка приковыляла ванны принимать, так я взяла ее полотенце как ни в чем не бывало — мол, не поняла, думала, что казенное, — и пошла.

А что делать? Я не виновата — пусть полотенца заводят у себя в бассейне! Тоже мне сервис! Все, Миш, теперь только на самый-самый Запад, на Ривьеру или в Испанию! Правда?

Элеонора собрала на стол, взяла кофейник и стала разливать кофе по чашкам. Потом села и взяла свою чашку, изящно оттопырив мизинец в сторону.

— А ты сам чем здесь занимался? А ну расскажи… — томно посмотрела она на мужа. — Мне Толик звонил, говорил. Ты здесь какую-то ерунду устроил, пока меня не было. Все небось по бабам бегаешь?

— Все прекрасно, старушка, — бодро отозвался Булыгин. — Никаких баб, только суровая мужская компания, баня, пиво и раки…

Булыгин заржал и отхлебнул кофе из кружки.

— Да, ты знаешь, — сказал он, помрачнев лицом. — Ты знаешь про Киру?

— Ой, да, мне Толик сказал. Какой ужас, — залопотала Элеонора. — Бедная Кира! Бедный Губин! Такой мужик! Как ему сейчас… Одному… И вдруг, ни с того ни с сего…

— Но-но, — предостерегающе прикрикнул на нее Булыгин. — Не очень-то увлекайся со своим сочувствием! «Губин — классный мужик»… Смотри у меня!

И зря беспокоишься — вовсе он не один, ха-ха… Регина его утешит.

— Да ты что? — ахнула Элеонора, в ее глазах зажглись огонька острого и неприличного любопытства. — Регина, член издательского совета? Правда?

А что ее муж? Стало быть, она теперь будет мадам Губина? Теперь она нос задерет выше небес, и раньше-то ходила хвостом вертела, как шавка подзаборная, которой ошейник подарили… Теперь она денежки-то губинские к рукам приберет, медлить не станет, ясное дело! И дачу, и «мере» губинский… Ловко!

— Ладно, Серега тоже не промах оказался, — снисходительно отозвался Булыгин. — Регина, между прочим, тоже лакомый кусочек, считают некоторые.

В ней что-то есть. Холодность какая-то притягательная, очки на носу, умная опять же… Для многих экзотика. Серега неспроста на нее запал — видно, в постели покорила. А Серега — не мальчик, толк в этом знает… У него давно с Региной шуры-муры были, а тут смерть Киры — как кстати…

— Да чего в ней есть, в этой подслеповатой вобле?! — тут же возмущенно отозвалась Элеонора. — Рыжая! Умная! Редактирует свои книжечки — уже сразу умная, все мужики отпадают…Ты посмотри, как она одевается! Никакого вкуса! Все какие-то серые костюмчики, длина до колена, да туфли-лодочки. Косметикой почти не пользуется, маникюр не делает, ноги небось не бреет — разве это женщина вообще? Разве что хитрая… Надо же было так Губина зацепить! За что дурам такое счастье… Слушай!..

Элеонора вдруг как бы опомнилась.

— Слушай! — озадаченно заговорила она. — А тебе это не повредит? Регина эта? Станет Губина против тебя настраивать…

— В том-то и дело, что может, — проронил Булыгин. «Дура дурой, а сечет, когда дело нашего кошелька касается», — убедился он в очередной раз. — Кира в губинский бизнес никогда не лезла. А эта может.

И меня Регина недолюбливает, хотя виду не подает.

Не переживай, подруга. Я тут кое-какие дела устроил, пока тебя, дорогая, не было, — успокоил Булыгин супругу. — Распрощаюсь я скоро с Губиным. Скоро мы такие дела провернем, чертям тошно станет! Ты еще мной гордиться будешь. А? Будешь гордиться своим мужиком?

Он сально посмотрел на нее и положил пятерню на ее трикотажную ляжку. Другой рукой он зацепил верхнюю кромку топа на ее груди и потянул его вниз, пока узкая маечка целиком не сползла на талию.

Элеонора захихикала. А Булыгин несколько секунд, тяжело сопя, рассматривал то, что открылось его взору, а потом полез на Элеонору как танк. Он комкал несчастный топ и тянул бриджи, ныряя рукой под трикотаж, лапал ее ускользающую грудь, перечеркнутую по загару узкой белой полоской — следом от купальника, и корябал низ живота. Элеонора шутливо отбивалась рукой, продолжая хихикать и повизгивать. Некоторое время они бестолково копошились — Элеонора на стуле и зависший над ней Булыгин. Элеонора выгибалась и елозила по стулу, освобождая задик от бриджей. Скоро они уже болтались у нее на коленях.

— Подожди! Подожди, — прерывисто заговорила она. — Пойдем в спальню!.. Там удобнее…

Булыгин с трудом остановился и выпрямился.

Элеонора вскочила со стула как молодая козочка и скрылась в затемненной комнате. Булыгин постоял пару секунд, набычившись и по-прежнему тяжело сопя, а потом неуклюже, но целеустремленно последовал за женой, сдирая с себя на ходу галстук и рубашку.


— Это как понимать?! (Мат.) Ты что вытворяешь?!

(Мат.) Ты его видел сегодня?! (Мат.) Его рожу?!

(Мат.) Уже никому ничего поручить нельзя! (Мат.) Ты же меня подставил! (Мат.) — Губин шипел, стараясь не слишком привлекать внимание официантов и редких клиентов ресторанчика. Время было неурочное — после обеда и до ужина, и ресторанный зал был почти пуст. Музыканты пока не пришли — они приступят к делу ближе к вечеру, поэтому стояла тишина, прерываемая только мягкой суетой официантов, легким звяканьем посуды и далеким шуршанием автомобильных шин за окном. Каждое слово в почти пустом ресторанном зале отдавалось эхом в потолок, но Губин едва мог сдерживаться — он просто клокотал от ярости.

Пока они с Козловым были в конторе — Мила разыскала начальника службы безопасности по срочному приказу Губина, — Сергей не мог дать себе волю.

Весь губинский офис был взбудоражен воскрешением покойника, зубоскалил, гадал и с любопытством ждал, что предпримет шеф. Ехидны-журналисты из «Политики» успели прозвать вице-президента «Восставшим из ада». Шуточка тут же разнеслась по этажам и, между прочим, очень не понравилась Булыгину. Но ехиднам, все знали, было на него наплевать.

Пригвоздить кого-нибудь острым словцом для шакалов пера было самым большим кайфом, почище любых гонораров.

Губин знал, что в конторе они с Козловым будут как под лупой, в конторе как в деревне — все всем сразу становится известно. Даже то, чего никогда не было… После утреннего сюрприза с явлением Булыгина народу Губиным стремительно стала овладевать подозрительность. Он хотел верить, что прокол Козлова с устранением Булыгина всего лишь досадная случайность, от которой не застрахован самый высококлассный профессионал. Если не верить, если думать, что все это неспроста и есть какая-то другая причина, то… То его, Губина, дело представлялось настолько хреновым, что даже задумываться, заглядывать в этот черный тупик не хотелось. Если допустить, что Козлов сплоховал намеренно, по сговору ли с Булыгиным, либо по собственному пока скрытому неведомому расчету… Нет-нет, не может быть. Губин гнал прочь мысли о возможном предательстве Козлова — они наводили на него безнадежную, парализующую волю тоску и лишали его шанса на любое будущее. Легче, спокойнее, полезнее для душевного здоровья было поверить в случайность — пусть это и риск.

Губин предпочел не беседовать с Козловым в конторе, а вытащить его в ресторан пообедать и здесь уже потолковать по душам. Собственно говоря, в ресторанчике тоже было в этом смысле небезопасно — кому надо, тот все равно узнает, о чем шла речь. Но у Губина не хватало терпения — обеспечение полной конфиденциальности их разговора с Козловым требовало времени и изобретательности. А ему не терпелось расставить все точки над "i".

Подошла официантка, одетая как в Европе — белая рубашка с коротким рукавом, бордовый жилет и черная бабочка, на талии ослепительно белый передник до пят. Ресторанчик был не самый чопорный, а полудемократический. Губин сжал челюсти и с трудом хранил молчание, пока девушка откупоривала заказанную ими бутылку белого вина и разливала его по всем правилам ресторанного искусства по бокалам.

Он пригубил вина, кивнул официантке и отослал ее рукой, показав, что дальше они справятся сами.

Девушка отошла, и Губин продолжил свой густо сдобренный матом монолог — вернее, матерный монолог, слегка разбавленный цивильными словами.

Монолог был эмоциональный, обильный, лексически разнообразный и длительный. Его суть сводилась к одному вопросу: «Как ты мог так лопухнуться и подставить меня?» Козлов слушал его сумрачно, но сохраняя спокойствие. Он вообще умел сохранять невозмутимость в любых ситуациях, и когда-то это очень нравилось Губину. Теперь же просто бесило — сидит слегка расстроенный, будто разбил не слишком дорогую рюмку… И все. Будто не понимает, что Губин из-за него теперь в полном дерьме. В полном!

— Да ты же меня без ножа зарезал! (Мат.) Да ты знаешь, что он нам теперь устроит! (Мат.) Да он теперь меня сожрет с потрохами! (Мат.) И тебя тоже! (Мат.) Ты что, не понял, что со мной вместе в навозе плаваешь? Твое имя всплывет в первую очередь! (Мат.) Козлов слушал, как беснуется Губин, смотрел на его жесткое лицо и кулаки, сжимающие белую крахмальную салфетку, и понимал, что Губин бесится от бессилия. И более того, он знал, что и сам Губин это понимает, хотя и устраивает ему разнос «как хозяин».

Во взгляде Козлова, которому он старался придать оттенок удрученности, в этом взгляде, когда он наблюдал за Губиным, было что-то от пытливого взора увлеченного своим делом препаратора. Он как бы исподволь изучал Сергея и про себя бесстрастно констатировал: «Слишком эмоциональный, быстро остывает, месть не характерна, на крайние меры не способен».

— Сергей, — виновато попытался вставить слово Козлов. — Я сам не пойму, как такое могло случиться. Все было сделано железно. Дай мне время, я раскопаю, что к чему. Я этого… (мат) из-под земли достану и за кишки на дерево подвешу. Я все исправлю… Еще ничего не потеряно, — бормотал он тихо, чтобы не слышали с соседних столиков.

— Чего ты исправишь? — громко вырвалось у Губина. Он прикусил язык, огляделся и снова зашипел. — Что ты, сука, теперь исправишь? Да его теперь пальцем нельзя тронуть! Вонять будет так, что мы все передохнем! (Мат.) По крайней мере не раньше чем через полгода… Пока он снова не расслабится и не потеряет осторожность.

Официантка принесла горячее, и мужчины опять прервали свою беседу. На этот раз Губин даже через силу улыбнулся девушке, чтобы соблюсти приличия.

Когда она ушла, он не стал возобновлять свою тираду. Первый пар выпущен, дальше самовыражаться, попусту сотрясать воздух бессмысленно. Губин обратился к тарелке и энергично зашевелил челюстями.

В его глазах сохранялось отсутствующее выражение, но лицо время от времени все еще передергивалось от злобы, а на скулах играли желваки. В эти секунды он бросал вилку, откидывался на спинку стула и пытался успокоиться. «Что теперь делать, спрашивается? Самому за это дело браться? Е-ка-лэ-мэ-нэ! Дожил Серега Губин! Из тебя такой Джеймс Бонд… Лучше пусть каждый своим делом занимается. Нет, ну как подставили, а? Из-за этих недоносков я не знал, что сказать этой гниде Булыгину — экал-мекал, как имбецил какой-то. А Мишка-то куражился, Мишка куражился . Свел счеты друг закадычный… Придушить их мало! Какого дьявола я все это время Козлову такие деньги платил?»

— Сергей, успокойся. Я все исправлю. Это реально. Того, первого, надо убрать — я это собственноручно сделаю. Моя промашка — мне и исправлять.

После этого все записи, все рассказы э-э-э… — Козлов замялся, не зная, как обозначить Булыгина, — нашего подопечного теряют всякий смысл и ценность. Трупы, — он понизил голос так, что слово «трупы» Губин даже не услышал, а прочитал по губам, — показаний не дают. Даже если он отошлет все-таки пленку в прокуратуру — ерунда, наветы, бездоказательно, тень на плетень… Я займусь этим сегодня же. Не думаю, что э-э-э… наш подопечный спрятал его так, что я найти не смогу.

— Да, ты уж, Коля, постарайся, найди, — с нажимом сказал Губин, угрожающе глядя Козлову в глаза — в руках вилка с повисшим на ней куском осетрины. — Ты очень усложнил мне жизнь своим проколом. Очень, понимаешь ли. Так что найди. Даю тебе пять дней — больше у меня времени нет. Докладывать будешь каждый день. И вот еще что. Сегодня же на четвереньках исползай мой кабинет и приемную — нет ли где «жучков» и закладок. И все машины, которыми я пользуюсь. От услуг шоферов с сегодняшнего дня я отказываюсь — кроме Володи. Возить меня будут он и Олег. Мне надо, чтобы все было чисто.

Губин отправил осетрину в рот, поднял бокал с вином, пригубил и как бы беззаботно огляделся, откинувшись на спинку стула.

— Толково. Очень толково. Я все сделаю, — отозвался Козлов. — Мои ребята всю Москву перевернут, а суку эту найдут. А потом можно будет и главную ошибку исправить. Никому не буду передоверять — сам все проверну, Сергей. Больше глупостей не будет. Не беспокойся, он никто, он слишком много на себя берет, а на самом деле он никто, зарвавшаяся вошь… За ним никого нет, он блефует, я проверял. Ничтожество, возомнившее себя крутым. Комсомолец наш пламенный, вечнозеленый!

Последнее слово Козлов выплюнул сквозь зубы с презрением.

Козлов видел, что, хотя Губин сохраняет на лице подозрительное и сумрачное выражение, его слова действуют на него успокаивающе. Он знал своего нынешнего хозяина со студенческих лет, изучал его специально еще в те годы — вдруг пригодится. Вот и пригодилось. Козлов по лицу читал мысли Губина — сейчас он видел, Губину очень хотелось поверить, что ничего непоправимого не произошло, что все еще можно уладить и что не так страшен Булыгин, как он сам себя малюет. Хотелось услышать подтверждение от него, от Козлова — и Козлов спешил сказать то, что от него ждали. Ничего страшного не произошло, маленький сбой, незначительная накладка, простая глупость, она не может повредить Губину. Ведь не может быть, чтобы все было зря — все эти годы борьбы за собственный бизнес, все прорывы и успехи, все неудачи и проколы, все уже реализованные идеи и новые, еще не воплощенные, а в итоге — собственное дело, которое только-только начинает разворачиваться… Не может быть.

В ресторан ввалилась уже порядочно развеселившаяся свадьба. Невеста в белом платье со шлейфом и жених в смокинге с бабочкой вместе с толпой помятых несвежих гостей смотрелись нелепо — настолько их манеры и поведение не подходили к претенциозному и очень дорогому облачению. Невеста, блестя улыбкой до ушей, первым делом кинулась к микрофону и, размахивая букетом, стала петь, поражая Губина полным отсутствием не только голоса, но даже обыкновенного слуха. Гости, к удивлению Губина, не бросились к накрытому столу — возможно, этот ресторан был уже не первым на их пути, — а, гогоча, с готовностью пустились в пляс. Некоторые из мужчин пошли вприсядку, не выпуская из рук прихваченные со стола бутылки. Ресторанный зал, еще недавно казавшийся пустынным, тотчас наполнился шумом и гамом и стал походить на табор.

Губин смотрел на происходящее как завороженный. Зрелище было одновременно и отталкивающим, и притягательным. От свадебной толпы веяло такой неэстетичной, такой пошлой, такой неряшливой радостью жизни. Безбожно перевирающая мотив песни невеста, ее самозабвенно пляшущие пожилые родственницы — их взвивающиеся вверх подолы обнажали края трикотажных панталон, друзья жениха — какие-то разболтанные, дергающиеся в танце, с блуждающими на лицах улыбками, заставляющими думать о похмельном синдроме, который настигнет их завтра… Но эта уродливая радость жизни была и настолько сильной, неистребимой как птица Феникс, такой всепобеждающей, что вызывала жгучую зависть.

— Ты понял? — Губин очнулся и снова обратился к Козлову. — Из-под земли достань этого своего киллера. Я сдаваться не намерен.

Глава 6

ОТ НЕКОТОРЫХ ПРИГЛАШЕНИЙ НЕ ОТКАЗЫВАЮТСЯ


Губин чувствовал себя так, будто почва под ним колебалась и уходила из-под ног. Отвратительное ощущение неустойчивости и невозможности ни на что решиться.

Он не знал, как поступить с Булыгиным. Его то одолевала жажда боя и решимость вести борьбу не на жизнь, а на смерть, до конца. И взыгрывало самолюбие — да кто он такой, этот Булыгин, лимитчик, вдоволь нализавшийся задниц комсомольских бонз для того, чтобы остаться в Москве! Я не могу допустить, чтобы эта сволочь меня шантажировала! То овладевала апатия — мол, ничего не попишешь, пусть подавится Мишка, все равно чужой бизнес ему ни счастья, ни денег не принесет. Не проживу я, что ли, без его фирмы? Полжизни прожил простым нищим инженером — и что, разве не было тогда счастья? Именно тогда оно и было. Тогда, когда им всем особенно нечего было делить. Была рядом Кира, был любимый сын, живущий теперь в Лондоне… Зачем ему этот Лондон? Этот туманный Альбион, мать его так? Лучше бы его вообще на земле не существовало, этого Лондона! Как в советское время — никто наверняка не знал, существует ли на свете этот Лондон или это сказки географов? Земля кончалась на границе СССР… «Теперь я наверняка знаю — Лондон существует. И что, счастливее я стал от этого знания?» — думал Губин.

"Разве я для денег все это ворочаю? Для денег? — , задавал он вопрос самому себе. — Да мне и тратить с шиком их некогда. Последний раз в отпуске был пять лет назад, да и то — неделю промаялся с Кирой на Мальорке и обратно. Собрание Солженицына тогда готовили к печати — как я мог пропустить… Нет, я кайф ловлю от того, что у меня бизнес получается, что я могу делать то, что хочу, реализовывать свои идеи и плевать на то, кто что по этому поводу думает.

Я ловлю кайф от того, что могу распоряжаться людьми и покупать того, кто мне нужен. Вот захочу и — соединю стеклянной галереей третий этаж конторы с книжным магазином через улицу… Ха, только для начала придется этот «шоп» прикупить. Мне нравится, что я могу то, чего другие не могут… Что; не проживу я без Булыгина с его «Пресс-сервисом»? Ерунда, все восстановлю".

Так он уговаривал себя, но понимал: дело не в том, восстановится он после потери Булыгина или нет.

Уход Булыгина будет для конкурентов, друзей, партнеров, врагов знаком слабости, упадка, деградации Сереги Губина и его бизнеса.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20