Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Обет молчания - Обет молчания [= Маска резидента]

ModernLib.Net / Детективы / Ильин Андрей / Обет молчания [= Маска резидента] - Чтение (стр. 4)
Автор: Ильин Андрей
Жанр: Детективы
Серия: Обет молчания

 

 


      Люди повиновались.
      Вот это влип! Наверное, даже наверняка я бы мог справиться с этими подготовленными, но все-таки недостаточно опытными для меня бандитами. Но тогда я неизбежно выкажу свое инкогнито. Внизу нас встретит усиленный наряд милиции. Начнутся допросы, информация о каком-то спеце, голыми руками обезвредившем трех вооруженных бандитов, мгновенно разнесется по округе, и я, еще не успев получить орден за проявленное мужество, получу пулю в слишком много узнавшую голову. Все расценят это как месть со стороны сообщников, оставшихся на свободе.
      Я бы еще мог рискнуть, если бы это был, например, автобус. Обезвредить преступников и тихо сойти на остановке, растворившись в ближайшем лесном массиве. Правда, за этим стоит по крайней мере тысячекилометровый марш-бросок. Ну да это осилил бы, в крайнем случае Позаимствовал у пассажиров дополнительную одежду и обувь.
      Но самолет? А ну как и у них среди пассажиров есть еще сообщники? Наверняка есть, если не дураки. Начнется стрельба, которая в воздухе может завершиться чем угодно. Самолет не человек — от выстрелов уворачиваться не умеет. В результате и я, и дискетка, и пассажиры можем оказаться в одной общей, разбросанной на площади в несколько десятков гектаров, могиле.
      Нет, сидеть, не дергаться. Чтить устав, который разрешает действия только в случае непосредственной угрозы для жизни и лишь если это не вредит делу. Непосредственная угроза для меня есть? Пока нет. Значит, сидеть и изображать растерянного и испуганного обывателя, первый раз в жизни увидевшего настоящий пистолет и настоящего преступника. Из кабины, судя по повадкам, главарь вытолкнул пилота, посадил его на пол и заставил держать руки за головой.
      — Значит, так. Самолет меняет курс. Если будете вести себя тихо, отпустим на четыре стороны. Нет — пеняйте на себя. Вставать, говорить запрещается. Смотреть в пол. Женщинам держать руки на коленях. Мужчинам — вытянув перед собой.
      Люди повиновались. Молодой бандит прошел по рядам, связывая одной неразрывной бечевой выставленные руки мужчин.
      Мудрые ребятки — связали не каждого по отдельности, а всех вместе, лишая тем некоторых рисковых героев маневра. Как в песне — «связаны одной цепью…». Ах как не повезло! Уйти от суперпрофессионалов, чтобы напороться на воинствующих дилетантов. Теперь посадят самолет где-нибудь в чистом поле у черта на рогах, вытащат мешки и если, не дай бог, не постреляют всех как лишних свидетелей, то бросят на произвол судьбы. Другим ладно, им сиди и жди помощи, а мне эта помощь что острая кость в горле! Начнутся неизбежные выяснения личности, осмотр документов, запросы на место жительства. А меня в том месте нет. Мои документы — липа. Протянется эта волынка, пока не вмешаются либо Контора, либо люди Резидента.
      А кто первый успеет — поди угадай. Нет, такие перспективы меня не радуют. Надо линять при первой возможности. А будет такая не раньше, чем самолет коснется земли. Поэтому ждать. Ждать и по возможности отдыхать. Силы мне еще пригодятся. Пройдя второй раз, у пассажиров вытряхнули багаж и вывернули карманы. Жадные ребята. Миллионы взяли, а мелочью не гнушаются. Ладно хоть мой рубль, надежно припрятанный, им не достался, и еще хорошо, что я вовремя освободился от опасного груза, оставив спасенную аппаратуру в импровизированном тайнике. Самолет сделал еще один глубокий вираж и лег на курс. «Северо-северо-восток», — определил я направление. «Глубоко забираются — достанется мне оттуда пешком топать!»
      Еще минут сорок «ан» находился в воздухе. Судя по болтанке, он шел над самой землей. Чего они хотят? Уйти от гражданских и военных радаров? Или тянут, грешным делом, к границе? Тогда совсем плохо.
      Бандиты заметно нервничали: часто переглядывались, посматривали в иллюминаторы, ходили в кабину. Пошли на снижение. Сели, причем с такой тряской, что стало сразу ясно — на колхозное поле в лучшем случае. Самолет замер, но дверь не открыли и еще почти час держали всех внутри. Наконец старший объявил:
      — Обстоятельства изменились. Милиция захватила наших… — на секунду он запнулся, не зная, какое подобрать слово, — коллег. Вы все будете заложниками. Если их не отпустят в три дня, мы вас порешим. Всех! Кончим до последнего! Всех!
      Ну вот, а начал так интеллигентно. Нехорошо! Истерики — они самые опасные противники, с ними не расслабишься. Не по правилам они играют. По желаниям. Всех вывели наружу. Женщин отдельно, мужчин, не развязывая им руки, отдельно,
      Посадочная полоса оказалась даже не полем, а поляной, обжатой со всех сторон лесом. К уже знакомым добавились еще несколько преступников. Да это целое бандформирование. Правда, и куш не маленький — на всех хватит.
      Подробнее оглядеться не дали — криками и пинками загнали всех в крытую брезентом машину.
      — Что-то будет? — причитали в темноте женщины. — Вдруг убьют всех?
      — Эй, без галдежа! А то спущусь — галдеть нечем будет! — орал с крыши охранник.
      Мужчины напряженно молчали.
      Ехали долго, до темноты.
      Хорошо они все продумали: захватить в воздухе, где уж точно никто посторонний не вмешается, самолет посадить в известной им точке, перегрузиться на машины, затеряться в кутерьме лесных дорог, выскочить где-нибудь в совсем неожиданном месте и раствориться среди жителей. А может быть, залечь месяца на два, пока идет активный поиск, в какой-нибудь дальней заимке… Жаль, милиция, проявив не свойственную ей оперативность, вмешалась. Так бы, глядишь, уже свободны были.
      Остановка. Опять крики. Тычки. Угрозы. Нервничают бандиты. Психуют, что все вкривь пошло, что их почти идеальный план прямиком отправился коту под хвост. Построили: женщины — отдельно, мужчины — отдельно. Повели по тропе, которая закончилась у реки узкими сходнями, переброшенными на замызганное, покачивающееся на воде судно.
      — Быстрее! Быстрее! Ну же!
      Загнали в трюм. Захлопнули, задраили люк. Тишина, непереносимо спертый воздух, насыщенный сотнями оттенков перевозимого здесь ранее груза. Абсолютная темнота и неизвестность. Одна радость — руки развязали.
      — А куда в туалет ходить? — глупо спросила одна из женщин.
      Заработал двигатель, задрожал от встречной волны корпус, закачало с борта на борт. Плывем. Куда вот только?
      — Ну-ка, мужики, давайте в кучку! — раздался чей-то голос.
      Вспыхнула спичка, осветив лицо с запекшейся на щеке кровью. Это был все тот же получивший по голове пистолетом газовик-рабочий. Экий неугомонный! Мужчины потянулись на свет, женщины остались на месте. Произошла естественная для времен войны и катастроф растасовка людей. Слабый пол — в ближний тыл, сильный — на передовые позиции. Так было и так должно быть всегда.
      — Мы так и будем покорно по морде сносить? — произнес для затравки кто-то.
      — Перестреляют!
      — Всех не перестреляют!
      — А если всех?
      — Значит, будем телками на бойне стоять?
      — Ладно, хватит горячку пороть, давайте перекурим.
      Пошла по кругу, высвечивая угрюмые серые лица горящей точкой, сигарета.
      — Предлагаю наверх не выходить, а когда они спустятся, навалиться всем скопом, отобрать пару стволов и дать бой.
      — А они бой давать не будут — бросят пару горящих телогреек и задраят люк. Через десяток минут мы спеклись! И оружие не пригодится, разве только к виску приставить!
      — Значит, надо прорываться наружу!
      — По одному, по узкому трапу? Здесь даже пистолета не надо — стой и лупцуй по объявившимся наружу пальцам и головам. Безнадега.
      — Что ж, молча сидеть, смерти ждать?
      — А может быть, действительно выкупят? Замолчали. Ничего здравого на ум не приходило.
      — А корпус проковырять можно?
      — Ну да, как в «Монте-Кристо». Пилкой для ногтей.
      Я слушал их любительские, словно вычитанные в приключенческих книгах прожекты, понимая, что если дойдет до дела — все они покойники. Не имея специальной подготовки, не имея опыта, переть с энтузиазмом наперевес на стволы? Безумие!
      — Может, соберем что у кого есть? — прозвучало первое здравое предложение.
      Все загремели карманной мелочевкой. Их обыскивали, но забрали далеко не все — лишь то, что показалось бандитам ценным. Снова вспыхнула спичка.
      Маленький карманный нож, две зажигалки, связка ключей, денежная мелочь, ручки, блокноты, булавки…
      — Короче, ничего у нас нет. Пусто! Тут они не правы: много чего есть. Для такой ситуации чрезвычайно много! Любой из перечисленных предметов я бы мог легко превратить в смертельно опасное оружие, начиная от метательных дротиков, кончая небольшой, но очень эффективной в ближнем бою бензиновой гранатой, изготовленной из двух зажигалок и спичечных головок. А еще есть ремни, подтяжки, подковки и гвозди в каблуках обуви. А еще есть руки и ноги. А еще есть голова! Вот этот последний пункт перечня, пожалуй, и будет самым разрушительным, самым смертоносным оружием, которым обладает всякий живущий на свете человек. И дело даже не в телесных повреждениях, которые можно нанести с помощью собственной башки противнику. Да существует по меньшей мере дюжина головных ударов, обрекающих нападающего на верную смерть. И это не считая зубов, самой природой назначенных для защиты. Но это самое прямолинейное и непродуктивное использование, с точки зрения боя, торчащих на наших плечах голов. Голова дана человеку не для драки, а для того, чтобы думать. Именно эта ее основная функция смертельно опасна для любого противника. Мои товарищи по несчастью об этом забыли. Они искали готовое оружие вместо того, чтобы с помощью фантазии изготовить его из подручного материала. В их руках был целый арсенал пригодных для боя предметов, а они отбрасывали их как ненужный хлам. Будь моя воля, я за три-четыре часа, используя тот же набор, вооружил бы их не хуже солдат срочной службы. Но это бы значило раскрыть себя и провалить всю операцию.
      — Ну хоть бы кто-нибудь догадался из дома нож поприличнее прихватить, — сокрушался работяга, взявший на себя функции организатора обороны.
      «Ага, а еще лучше „узи“, безоткатное орудие или ПТУРС, — кипел я про себя. — Снять с вешалки, прихватить, рассовать по карманам, выходя из прихожей!»
      Что ж вы такие слепые?! Да разлепите же глазки, пошевелите извилинами! Что, трудно в трех соединенных друг с другом под углом в 120 градусов и заточенных по краям английских ключах узнать метательную звездочку? Вы что, никогда в жизни боевиков не смотрели? Ну же!
      Но снова отброшены ключи, булавки и зажигалки.
      — Может, что у женщин есть? — попытался подсказать я.
      — Да что может быть у баб? Хлам всякий!
      Что ж вы делаете, бойцы?! Да женщины — это же склад оружия! Это же боезапас для целого стрелкового батальона. Одних заколок, булавок, застежек — десятки. Прислушайтесь — за-ко-лок. Вам что, слова уже ничего не могут подсказать? А ведь есть еще косметички с целым набором смертельно опасных пилочек, ножничек, щипчиков. Безумцы, обрекающие себя на смерть!
      — Ладно, раз ничего нет, задавим руками. Как клопов, — подвел итог новоявленный командир.
      Эффектное предложение, но бесполезное, как пустая гильза отстрелянного патрона. Руками давить — это уметь надо. Плохой командир — желает взять нахрапом. Не думает, не учитывает ни топографии местности, ни степени боеспособности своих войск. Вместо того чтобы… Внезапно я поймал себя на мысли, что обдумываю варианты спасения.
      Общими усилиями обследовать помещение, исползать его на коленях, ощупать до сантиметра пол и стены, найти любые посторонние, могущие служить оружием предметы. Продумать возможность сооружения тайников-засад. Даже правильно сгруппированная толпа людей может исполнить такую роль, укрыв, спрятав до поры за собой ударную группу боевиков. Проверить возможность проникновения в соседнее помещение.
      Затем люди. Это главный материал победы. Научить их ориентироваться в замкнутом пространстве трюма, действовать в темноте. Рассортировать по степени трудоспособности. Тогда одни, наиболее бесполезные, станут пушечным мясом, смертниками, призванными отвлекать противника на себя, другие изобразят буфер для тех немногих, которые и будут решать исход боя. Им — лучшее вооружение. Им — лучшие куски.
      Найдется дело и женщинам. И в их телах застревают пули, предназначенные бойцам. Что, грубо? Но иначе нельзя. Каждый должен принести своей жизнью и даже своим уже мертвым телом какую-то заранее определенную командиром пользу. Только так можно достичь результата. Тогда погибнут многие, но останется жить хоть кто-то. В противном случае сгинут все.
      И еще женщины незаменимы как фактор психологической атаки. Вовремя, по сигналу поднятый ими визг может на секунду и даже на две оглушить, повергнуть в замешательство нападающую сторону. Две секунды! Это срок, который может превратить поражение в победу! Итак, пушечное мясо, буфер, отвлечение, бойцы. Есть у них шанс победить в знакомом им и незнакомом противнику пространстве трюма? Пожалуй, да, если действовать слаженно и по заранее выстроенному плану! Значит, трюм наш, плюс пара трофейных стволов!
      Но если после победы в течение трех-пяти секунд не захватить люк, то все будет напрасно! Его просто задраят, и победа обернется гибелью. Для того чтобы уложиться в такие жесткие временные нормативы, надо тренироваться, надо уметь взлетать по трапу из любого положения, не мешая и не затаптывая друг друга. Надо уметь строить пирамиды из собственных тел, по которым бойцы могут быстро, как по лестницам, добраться до верха.
      Будут они тренироваться? Нет. Они будут спорить, строить фантастические планы спасения, вместо того чтобы набивать мозоли на руках и ногах. Потому что они не профессионалы, они хотят жить, но не хотят спасаться! С любителями проще воевать в чистом поле, используя их количественное преимущество. Даже из автомата невозможно мгновенно уложить всех нападающих. Даже суперпрофессионал не сможет отбиться от десятков одновременно тянущихся к нему рук. Кто-нибудь да достанет.
      Значит, важно выбраться на палубу. Силой это, конечно, не удастся. А хитростью? Наверное, можно, учитывая, что противостоят им точно такие же, только вооруженные огнестрельным оружием любители.
      Подумаем.
      Вариант первый. Индивидуальный.
      Закрепиться с помощью веревочных вязок возле люка, с противоположной от трапа стороны. Поднять шум, например, изобразить драку в дальнем конце трюма. Заглянувшего, наклонившегося над люком охранника убить быстрым ударом пальцев в лицо, выброситься ногами вперед во входное отверстие, выбить оружие у его напарников, если они есть. Путь свободен.
      Но вот долгий и шумный выход всех заложников? Вариант второй, более надежный, так как позволяет собрать охранников вместе и сразу всех уничтожить. Изобразить эпидемию: валяться трупами на дне трюма, пока они не всполошатся. В конце концов, им нужны заложники, а не мертвецы. Собрать их всех в трюм и напасть. Нет, лучше позволить вынести почти бездыханные тела на воздух и там разом наброситься. Внезапный переход от пассивности к действию может обещать успех. Конечно, бандиты проверят, не дурят ли их пленники. Покричат, попинают ногами замершие тела (до проверки пульса в таких случаях обычно не опускаются). Это самый узкий момент. За подобных мне профессионалов я спокоен: не среагируют. Тренировали так, что хоть каблуками зубы кроши, хоть штыками тыкай, хоть в живот стреляй — стерпят, не могут они вздрогнуть или закричать, зная, что от их реакции зависит жизнь товарищей, но главное — успех операции. Если спецу надо прикидываться трупом, он будет трупом натуральнее настоящего. Тащи на анатомический стол, на куски режь — не пикнет. И лишь когда прозвучит команда, он оживет, встанет и выполнит поставленную задачу. Или, если так сложатся обстоятельства, умрет, ни жестом, ни стоном не выдав себя. Вряд ли способна на это публика, которая страдает даже от того, что ей некуда сходить в туалет. Не смолчат они, когда их ребра будет крушить чужой ботинок. Для этого надо уметь задавливать болевой страх. Тогда возможен третий вариант…
      В конечном итоге я отработал с десяток вполне реалистичных планов спасения. А чем еще заниматься в замкнутом пространстве запертого трюма, как не думать? Любой из моих планов обещал 65–90 процентов успеха при возможной гибели 10–40 процентов пленников. Не самые плохие показатели. Наверное, ими были бы довольны самые въедливые преподаватели учебки. Наверное?
      Нет, честно признался я сам себе, такие результаты не принял бы самый последний конторский инструктор. Да, я победил тактически — я завоевал свободу. Но я проиграл стратегически — я развалил легенду, я нарушил основополагающее правило Конторы, я пытался сохранить жизнь в ущерб данному мне заданию, в ущерб конспирации! Моя жизнь, равно как жизнь всех пленников, не может служить оправданием провала! Провал — абсолютный показатель. Провал — это всегда раскрытие маленького кусочка большой Тайны.
      Если сохранение жизни не вредит делу — можешь позволить себе жить, если вредит — будь добр умирай, хоть один, хоть за компанию с тремя десятками сослуживцев: число здесь роли не играет. Когда для сохранения Тайны существования Конторы надо будет уничтожить всю Контору, это будет сделано безотлагательно, и последний, отдавший приказ о ликвидации начальник, убедившись в четком исполнении указания о повальной гибели подчиненных, недрогнувшей рукой сделает себе харакири.
      Такая дисциплинированность поддерживается не сознательностью (сознание не может поставить чужое задание выше собственной жизни) — безнадежностью. Каждый работник Конторы знает: если ты поколебался, завалил операцию из-за естественного желания сохранить жизнь, у тебя ее все равно отнимут. Во имя сохранения Тайны. Ради прецедента неотвратимости наказания. Чтобы другим было неповадно. Чтобы не возникал соблазн ставить свою жизнь выше общей цели. Жизнь не может быть значимей Тайны! именно поэтому Контора практически не знает провалов. Страх неотвратимости наказания удерживает людей от предательства. Бессмысленно убегать от случайной смерти, чтобы попасть в лапы запрограммированной.
      Я выиграл в единоборстве с бандитами и тем проиграл — вчистую. Я допустил самый крамольный из всех возможных для спеца проступков — возжелал жить любой ценой. Я думал о жизни, а не о сохранении Тайны. Если Контора об этом узнает, я буду строго наказан, даже за мысленный допуск такого.
      Я расслабился. Я унесся в фантазиях непозволительно далеко. Стоп. Теперь без ошибок. Забыть о жизни, забыть о придуманных планах спасения! Теперь только в рамках разыгрываемой роли. Я туп, неразвит, до безумия опасаюсь за свою жизнь и в то же время совершенно не умею ее защищать. Я обреченный на умирание обыватель. При приближении смерти, как бы мне это ни было противно, я буду плакать, молить о пощаде, лизать сапоги палачей, а если они надумают меня избить, напрягу всю волю, чтобы не ответить инстинктивно на удар встречной смертельной атакой. Я позволю себя колотить, как только они пожелают: выбивать зубы, ломать ребра, отбивать внутренности. Я позволю с живого сдирать с себя кожу и в конечном итоге убить, но даже в последнее мгновение жизни не разрешу себе отступить от утвержденного мною образа. Только в одном случае я могу позволить себе выказать свои навыки — если впоследствии о них некому будет рассказывать!
      Теперь только так! Шаг вправо, шаг влево — считать предательством!
      Весь следующий день мужики продолжали, но уже более вяло, строить планы спасения. Они изошли на пустопорожнюю болтовню, не оставив сил на дело. Они проиграли, не начав борьбу. Вместе с ними фантазировал на заданную тему и я, понимая лучше, чем кто-либо, какую несусветную чушь несу.
      К вечеру люк распахнулся.
      — Эй, в трюме, живы еще? — раздался радостный голос сверху. — Хотите о себе радио послушать?
      Просунули внутрь приемник: «…захваченных в качестве заложников. Милиция ведет расследование. Всех, кто может сообщить о местонахождении похищенных людей или дать любую другую информацию относительно данного дела, просим звонить по телефону 02…»
      — Ну что, слышали? Вы теперь знаменитые! Радости от свалившейся вдруг на их головы славы никто не ощутил.
      — Лучше бы жрать дали, — раздался голос.
      — А жрать заложникам не положено!
      — Эй, ты, «шестерка», — прервал пустую болтовню командир, — передай своим начальникам, чтобы они дали еды, воды и отвели женщин на оправку. Иначе…
      А что иначе? Что, кроме угроз, могли обещать наглухо запертые в трюме люди?
      — А пулю в лоб не желаешь? — психанул на «шестерку» охранник. — Ну-ка подойди к свету!
      — Я сказал — воды! — не испугался командир. Он не был профессионалом, но в трусости его обвинить было нельзя.
      — На дне трюма лужи есть. Вам хватит! — Люк захлопнулся.
      Но через несколько часов в пожарном ведре в трюм спустили что-то напоминающее похлебку. Значит, как-то на бандитов воздействовать можно! Значит, все-таки заложники им зачем-то нужны! Будем иметь это в виду.
      Следующий день принес сюрприз.
      — Три человека ко мне! — скомандовал бандит, стоя над срезом люка.
      — Пока вы не удовлетворите наши требования, наверх никто не поднимется! — категорически заявил командир.
      — Что? Даю три минуты!
      — Может, зря? Может, лучше их Не злить? — заробел кто-то.
      По трюму загрохотали чужие подошвы. «Пять человек, три пистолета, автомат, обрез, еще пистолет в подмышечной кобуре, нож…» — автоматически подсчитал я. Мужики выдвинулись вперед. Бандиты действовали на удивление бездарно: спустившись, сгрудились толпой, оружие уперли в одно место, вместо того чтобы равномерно рассредоточить по людям. Автоматчика, способного держать под угрозой весь трюм, выпустили вперед, в наименее выгодную позицию, где до него можно было дотянуться одним прыжком. Они даже не оставили охранника-наблюдателя у люка! Они абсолютно уверовали в свое всесилие и не думали о безопасности. Я, чудак, разрабатывал хитроумные планы, мозги напрягал, а здесь, кажется, довольно одних кулаков! Резко шагнуть, задрать вверх ствол автомата, ударить его владельца ногой в пах, пальцами другой руки достать глаза левого соседа (он, судя по повадкам, наиболее опасен, с него и начинать), согнувшегося от боли автоматчика толкнуть на сзади стоящего бандита, прикладом и ногой одновременно выключить двух оставшихся преступников. Не тратя времени на добивание, вскарабкаться с автоматом на палубу, занять оборону. Полминуты на все про все. Даже стрелять не требуется! Но события развивались иначе, не в профессиональном русле. Когда любители противостоят любителям, неизбежна банальная драка.
      — Мы требуем, — настаивал командир.
      — Три человека, — угрожающе сипел главарь бандитов.
      — Мы отказываемся подчиниться…
      — Последний раз…
      Бандиты, толкаясь рукоятками пистолетов, полезли в толпу. Ну не безумцы ли?! Для чего предназначено огнестрельное оружие, как не удерживать противника на расстоянии? А они в рукопашную прут, уравновешивая тем возможности пистолета с банальным столовым ножом. Похоже, их обучали тактике ведения боя в ближних, за танцплощадкой городского сада, кустах. Отсюда и тяга к бестолковой, стенка на стенку, потасовке. Подводит их хулиганское детство…
      Истошно закричали женщины.
      Ближние к бандитам мужчины, пытаясь оказать сопротивление, неумело замахали кулаками и тут же упали на колени, зажимая разбитые в кровь лица. Среди них был и я. Скучная мне досталась роль — жертвы и не умеющего за себя постоять пацифиста.
      Что-то реальное успел сделать только командир. Вырвавшись вперед, он, увернувшись от тычка обреза в живот, хорошим прямым ударом в челюсть сшиб с ног самого крупного бандита. Рассвирепевший главарь ударил его пистолетом по затылку. Черту под дракой подвел выбравшийся из свалки автоматчик — длинная очередь, громоподобно прозвучавшая в замкнутом пространстве металлического трюма, оглушила и нападавших, и защищающихся. Заложники испуганно отхлынули к одной из стен.
      — Падлы! Гниды вонючие! — ругался главарь бандитов, утирая кровь с разбитой губы. — Перестреляю гадов! — Рядом с ним недвижимо лежал командир.
      — Ты и ты, поднимите его наверх, — приказал бандит, угрожающе поводя стволом пистолета. — Ну! — щелкнул курком.
      Заложники, один из пилотов и выживший инкассатор, повиновались. Когда дело было сделано, вниз никто не спустился. Хлопнул люк. Узников стало меньше на три человека.
      Вечером нам снова дали послушать радио. Переданное сообщение повергло всех в ужас.
      «…тела убитых заложников были обнаружены около городской свалки после анонимного звонка в городской отдел милиции. Преступники продолжают настаивать на своих требованиях, угрожая новыми убийствами. Еще раз обращаемся к помощи населения…» Дикторша бесстрастным голосом передавала текст, от которого у всех сидящих в трюме волосы на голове поднимались по стойке «смирно».
      То есть даже так! То есть трупов они не боятся! Игра идет на полном серьезе, и наши вчерашние собратья по несчастью взяты не для уборки гальюна или допроса, как мы предполагали ранее, а лишь в качестве дополнительного аргумента в затянувшемся между властями и преступниками противостоянии? Их отвели подальше и хладнокровно пристрелили лишь для того, чтобы подтвердить серьезность декларированных ранее угроз.
      Мол, сказали убьем — получайте три трупа! Однажды произнесенное слово «заложник» обрело совершенно реальное для узников значение. Их взяли в залог под чужие жизни И могут затребовать в любой следующий момент. Всякая фраза в словесной перепалке вроде «Мы подтверждаем серьезность своих требований» или «Мы вынуждены поторопить события» может обернуться очередными выстрелами из пистолета в затылок. В мой в том числе!
      — Послухали? — поинтересовался главарь бандитов. — Все поняли? Тогда черкните записки своим родственникам. Мы перешлем в случае чего. А еще письмецо в милицию, чтобы пошевелились. Пожалобней пишите, а то они там твердолобые, нормального языка не понимают. Складно напишете — еды дадим. Как закончите — шумните.
      Теперь стало понятно, почему они так заботились о нашей информированности. Им недоставало весомого психологического фактора — коллективной мольбы о помощи.
      И пленники писали, молили пойти на все требуемые бандитами уступки. Они проиграли, потому что хотели сохранить жизнь любой ценой, пусть даже ценой унижения. Их разделили и теперь властвовали над их душами и телами. Они были готовы на все, лишь бы сохранить свои жизни.
      К исходу следующего дня из массы пленников бандиты выдернули еще одного обреченного человека. На этот раз обошлось без драки — силы сопротивления заложников были сломлены изъятием из их среды наиболее боеспособных и задиристых мужчин. Заложники не пытались сопротивляться. Они безропотно подчинялись, надеясь лишь на одно — что до них очередь дойдет не сегодня. И даже выбранный в качестве очередной жертвы мужчина не протестовал — шел, потупив глаза, на заклание, как бессильный, ничего не желающий понимать агнец. Но униженная смиренность его не защитила — через несколько минут раздался одиночный выстрел.
      Дело принимало все более скверный оборот. Так, по одному, они могли перестрелять всех заложников. Я имел все шансы сохранить Тайну, запечатав ее, словно джинна в кувшин, в оболочку собственного тела, а уж труд бросить этот дорогой для меня сосуд на дно самого глубокого моря возьмут на себя бандиты. Что ж, будем безропотно ждать своей участи, заботясь только и исключительно об интересах Конторы.
      Но неожиданно события изменили свое плавно-трагическое течение. Непонятно какими соображениями руководствуясь, бандиты отделили мужчин от женщин, расселив их по отдельным каютам. Что их заставило это сделать? Боязнь нового бунта? Опасение, что эмоциональность женщин рано или поздно облечется в слова, раздразнит сильный пол, устыдит их самолюбие? Но зачем тогда разделять мужчин, разводить их по камерам-одиночкам? Чтобы они не сговорились, не передали друг другу информацию?
      Бандиты явно не владели ситуацией. Я, наблюдая происходящее изнутри, прекрасно понимал, что новый бунт невозможен, что за призрачную возможность оказаться в живых в дальнейшем каждый готов пожертвовать жизнью соседа. Об общем сопротивлении не могло быть и речи. Каждый нашел десятки аргументов в пользу пассивного ожидания, убедил себя в их абсолютности: бандиты вооружены и готовы стрелять в любой момент, пленники, наоборот, ослаблены долгим полуголодным заключением. Идти в бой — значит, провоцировать их на резню. А так остается шанс дождаться помощи извне. Наконец, самодеятельная борьба может нарушить планы милиции, помешать их действиям, направленным на освобождение заложников… Слова, аргументы, умозаключения, за которыми стоит исключительно страх. Страх умереть на день, на час раньше уготованного судьбой срока. На сегодняшний день пленники охраняли себя лучше самих бандитов. Любой зародыш сопротивления давился раньше, чем обретал форму действия. «Не смейте об этом даже думать! Вы развяжете им руки! Они станут стрелять! Если вам не дорога своя жизнь — пожалейте чужие…» Неужели преступники слепы? Неужели до сих пор не поняли, с кем имеют дело, не считали с лиц рабскую покорность? Или они преследуют какие-то свои хитрые цели?
      Как бы там ни было, изменение режима содержания под стражей предоставило мне шанс на спасение. Вернее, даже не шанс, а призрачную надежду на него. Я остался один без круглосуточного пригляда пусть сочувствующих, но все равно чужих глаз. Один на один с врагом, который в случае неудачи уже не сможет рассказать об удивительных способностях, вдруг выказанных пленником. Фактически я получил право на попытку индивидуального спасения! И я не хотел ее упускать.
      Освободиться от наручников, которыми меня приковали к койке, было не так уж и сложно. Открыть дверь каюты — тем более. Обезвредить, не поднимая лишнего шума, одного-двух встреченных в коридоре охранников — по силам. Гораздо сложнее было выжить без снаряжения, без нормальной одежды, обуви, спичек в окружающей тайге. Топать сотни километров в легких полуботинках и рубахе с короткими рукавами, потому что пиджак у меня предусмотрительные бандиты забрали еще несколько дней назад. Не могу же я выйти в ближайший населенный пункт, где неизбежно привлеку к себе внимание. Я имею право вынырнуть не ближе, чем в соседней области. Волки меня в таком виде, наверное, не сожрут — испугаются, но комары, но гнус — точно! Самое печальное, что у меня нет даже примерного представления, где я нахожусь, в какую сторону идти, чтобы не забраться в безнадежный тупик.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18