Глава 10

— Как это могло случиться? — в который раз спрашивал генерал

— Заклинило вертикальные рули. Шлюпка вошла в неуправляемое погружение. На глубине двадцати пяти метров сработал самоликвидатор…

— Как это могло случиться?!

— Возможно, конструктивная недоработка.

— Недоработка? Мать твою! Мне из-за вашей конструктивной недоработки в глаза их родственников, их вдов и детей смотреть. И какие-то слова говорить. Которые должны заменить им отцов и мужей. На хрена им мои соболезнования. Им папы нужны. Живые! Ты понял меня, полковник?

Так точно!

Кто готовил шлюпку к работе?

— Воентехники Семенов и Григорьев.

— Кто выпускал?

— Майор Стрельников.

— Всех на казарменное Положение до выяснения. Взять объяснительные. Создать предварительную техническую комиссию. До той, которую нам на нашу шею сверху нашлют. И еще одну. По организации похорон. Понял?

— Так точно!

— Понятливый стал! Лучше бы тебя на той шлюпке шарахнуло. Разбирайся! И каждый час докладывай лично мне. Если меня не будет — жди, никуда не отлучаясь. Я на ковер! Задницу массировать! Мать твою! Семнадцать бойцов разом угробили. Семнадцать бойцов! И не на боевых, на учениях! Как я теперь это объяснять буду?

Глава 11

Полковник вызвал дежурного офицера.

— Воентехников Семенова и Григорьева и майора Стрельникова отвести в третью казарму. Личное оружие забрать.

— Охрану выставлять?

— Вы что, охренели? Какую охрану? Они что, дезертиры? Оставьте с ними кого-нибудь из офицеров. И дайте чаю или кофе. И вообще поинтеллигентней там! Ясно?

— Ясно.

— Тогда у меня все. Да, узнайте адрес разработчиков и изготовителей шлюпки. И позаботьтесь о похоронах и всяких связанных с этим формальностях. Ну, вы понимаете. Кто у нас по похоронам?

— Обычно прапорщик Шаповалов.

— Значит, вызовите Шаповалова и дайте в его распоряжение несколько бойцов.

— Разрешите обратиться?

— Валяй обращайся.

— Тут некоторая неувязка с похоронами может получиться. Хоронить-то некого. Тела еще не найдены. Кого в гробы ложить?

— Кого хочешь, того и «ложи». Можешь прапорщика и себя! По кусочку в каждый. Ты что, первый день замужем? Закажи цинкачи и набей их чем-нибудь таким… Ну, ты сам сообразишь. И подготовь соответствующие документы. Канцелярия знает. Понял? Тогда ступайте. С глаз долой.

— Ну что, Семеныч, доигрался? Доэкспериментировался? Семнадцать человек! Пятая часть отдела! За такие потери даже во время войны погоны срывали. Ну что молчишь?

— А что говорить? Вляпались, товарищ генерал-полковник.

— Вляпались. Не вляпались, а врезались!

— Кто первым сообщил о происшествии?

— Группа страховки.

— Гражданские что-нибудь заметили?

— Нет, все тихо.

— Тела, обломки найдены?

— Пока ничего. Там очень приличные глубины.

— А груз?

— Тоже нет.

— Что делать думаешь?

— Ребят представить к наградам. Выдать единовременную денежную помощь. Похороны, поминки, девять и сорок дней взять на себя…

— Точно бы на тебя! Чтобы в следующий раз думал!

— По факту назначить служебное расследование. Виновных, если таковые отыщутся, — наказать.

— Виновных-то ты отыщешь. Это ты мастак. Это не операции без потерь проводить.

— Но, товарищ генерал…

— В общем, так. Двумя-тремя козлами отпущения ты здесь не отделаешься. Даже и не думай. Шуму твое ЧП наделало до самой крыши, аж антенны качает. Уже и журналисты в пресс-службу звонили с вопросами. Что-то они такое пронюхали. Теперь общими словами не отговориться. Теперь придется приносить жертвы. Придется отдавать отдел.

— Да вы что?

— То самое. Небось не командировочные промотал! Полвзвода угробил! Придется отдавать!

— Но это же самый боеспособный отдел.

— Вижу, что самый. По количеству жертв вижу! Короче, разгоняй отдел, пока его сверху не прихлопнули. Лучше ты, чем другие. А то и твое кресло зашатается. Отдел все равно не спасти.

— Расформировать можно. Но куда людей девать? У меня все штаты укомплектованы. Лишних вакансий нет.

— В отставку людей. На домашние печки под тулупы шептунов пускать.

— Но…

— Ты что, не понял? Лучше их в отставку, чем I нас с тобой под суд! Ты инструкции читаешь?

— Какие инструкции?

— Пожарные, которые на стенах висят. «Пожар надо гасить своими силами до прибытия пожарных расчетов». Своими! Вникаешь? Иди, готовь документы. Мол, так и так, в связи с недостаточной профессиональной выучкой, выразившейся… Ну и так далее. Сам сообразишь.

— А с полковником Зубановым как?

— А этого твоего любимчика вообще под трибунал надо. И в штрафбат, на передовые, чтобы кровью искупил. Засранец!

— Передовой он не боится. И крови тоже.

— В общем, так. Пусть подает рапорт на отставку в связи со здоровьем или еще там чем-нибудь. И пусть справками под подбородок обложится. Может, мы его успеем до оргвыводов на гражданку спихнуть.

— Но он же хороший специалист…

— По утоплению работников! Все, разговор окончен. Сохранить его не удастся, даже если ты у меня здесь коленками на ковре дырку провертишь. За такие происшествия кто-то должен отвечать. Уйдет вовремя на пенсию — уйдет от суда. Нет — размотается на полную катушку. Я его прикрывать не стану. И тебя не стану. Мне свои лампасы ближе к телу! Короче, иди и действуй. Пока время есть.

— Разрешите обратиться, товарищ генерал-полковник?

— Не разрешаю! Иди, иди, Семеныч, от греха подальше. Мне по твоей милости сейчас тоже лысиной об паркет стучать придется. Лучше иди, пока я совсем не осерчал. И не затягивай с рапортами. Я подпишу. Пока еще имею право подписывать.

Глава 12

— Отдела у тебя нет! — сказал генерал. — Я только что оттуда. Начальство требует головы. Первую твою. Если хочешь уйти без потерь — пиши рапорт по здоровью. На гражданке до тебя не дотянутся. Районные прокуроры в наши стены не вхожи, а военным ты без звездочек неинтересен. Живи — выращивай капусту. Остальных мы уволим по сокращению штатов. Все понял?

— Так точно.

— Не так-точничай. Ты уже почти гражданский человек. В косоворотке и шляпе. Привыкай выражаться по-цивильному. А то от тебя дамочки в

Скверах шарахаться станут. Иди готовь отписки. От твоих литературных способностей теперь твоя судьба зависит. А возможно, и моя. Не теряй время.

Отдел, которым руководил полковник Зубанов, прекратил свое двадцатилетнее существование. Равно как и сам полковник Зубанов. Случилось то, что должно было рано иди поздно случиться.

Глава 13

Похороны состоялись. Прошло девять дней. И сорок. Полковник Зубанов вышел в отставку по состоянию резко пошатнувшегося здоровья. Генерал Осипов получил выговор с занесением в личное дело. Работники отдела вышли на гражданку.

— Ну что, роешь землю? — спросил генерал бывшего полковника.

— Рою, — ответил полковник. — Картошка вот. Голландская. Элитный сорт. Покупная хуже.

— Агрономом стал?

— Да нет. Просто все равно что-то делать надо.

— Ну, рой, рой. Крот. А жена как? Дети?

— Нормально жена. А вы каким ветром здесь?

— Случайным. Приятели на рыбалку пригласили. Где-то здесь, недалеко. Говорят, не рыбалка — массовая рыбья капитуляция. Караси на пустой загнутый палец цепляются.

— Так вы же никогда рыбаком не были.

— Ты тоже о картошке не мечтал.

— И то верно.

— Ну ладно, я пошел. А то они уже гудят. Видно, водка у них стынет. Так, значит, говоришь, с семьей все нормально?

— Нормально.

— А остальное?

— Что остальное?

— Ну, жизнь. В общем и целом.

— Хорошо жизнь. Так, как и планировал.

За этим «как планировал» генерал и приезжал.

— Ну, тогда всего наилучшего.

— И вам. И рыбы побольше.

— А тебе картошки.

Глава 14

— Что вы еще узнали по делу со взрывом? — спросил «главный опер» Шестого отдела ГРУ генерал Федоров своего заместителя.

— Ничего нового. Расследование закончено. Дело закрыто и передано в архив. Отдел расформирован. Весь личный состав уволен в отставку.

— Весь?

— До последнего человека.

— А Зубанов?

— Ушел в отставку. Купил участок. Занимается сельским хозяйством. На работу пока не устроился. Живет на пенсию.

— Не устроился на работу? Может, где-нибудь неофициально подрабатывает?

— Таких сведений нет.

— С «однополчанами» общается?

— Практически нет.

— А теоретически?

— Контактов не зафиксировано. Правда, наблюдение за ним было фрагментарным. От случая к случаю.

— И что в этих фрагментах?

— Ничего подозрительного.

— Странно. Странно все это. Особенно для Зубанова. Нехарактерно для него сельское хозяйство. И нелюдимость. Не тот человек Григорий Степанович, чтобы добровольно на покой уйти и ничем там не заниматься. Не тот! Вот что, посмотрите за ним маленько. Только не от случая к случаю. Попристальней. Все-таки бывший главный конкурент. Может, чего и углядите. Работайте максимально аккуратно. Как с нитроглицерином. Лишний раз не высовывайтесь, на рожон не лезьте. Он калач тертый-перетертый. Халтуру за версту углядит. Если какая-то дополнительная информация появится — сообщите лично мне. Если нет… тоже сообщите. Не верю я что-то в его морковные увлечения. Как бы нам эта его морковка однажды боком не вышла. Или того хуже не вошла! И еще одна маленькая просьба. Считайте, что эту работу вы делаете для меня. Персонально. Так сказать, в виде личного одолжения.

Вторые сутки Григорий Степанович чувствовал за собой «хвост». Видеть не видел — чувствовал. Как матерый волк приближение еще далекой, еще невидимой и неслышимой своры охотничьих псов.

«Топчут» его, как пить дать «топчут». Причем, похоже, коллеги из «наружки». Потому что очень профессионально. Милицию он давно бы уже «срисовал». Те работают примитивно, в расчете на недалеких, не обученных приемам контрнаблюдения уголовников. Другое дело «девятка».

Проверить свои ощущения отставному полковнику было сложно. Он был один, без дополнительного технического обеспечения, транспорта, без аппарата многочисленных помощников, а самое главное, без прикрытия Комитета. Пара глаз, пара ушей и интуиция — вот все, чем он располагал на сегодняшний день. И еще многолетним опытом оперативной работы, который подсказывал ему, что так просто от него, бывшего начальника специального отдела, знающего очень и очень много такого, что знать простым пенсионерам не положено, — не отвяжутся. Месяц будут смотреть. Год. А может быть, и всю оставшуюся жизнь.

Ладно, пусть смотрят, все равно ничего интересного не увидят. Обычный пенсионный быт: походы за хлебом и молоком и в районную поликлинику, вечерние прогулки в ближнем сквере, долгие разговоры ни о чем с соседями по лестничной клетке.

Изо дня в день. Из недели в неделю.

— Здравствуйте, Зоя Михайловна. Не слышали, когда воду горячую обещали дать? Еще вчера? А холодную снять? Завтра. Ну, вы смотрите, что делается. И подъезды уже вторую неделю не подметали. И лампочки не вкручивали. Никакой жизни законопослушному жильцу… И не говорите. Как так можно!..

Бригада «наружки» честно фиксировала контакты и записывала, если это было возможно, разговоры. Работа была — не бей лежачего. Встречи объекта с посторонними лицами были малочисленны и однообразно одинаковы — все те же соседи, продавцы магазинов и табачных киосков, разговоры о погоде и недобросовестной работе городских и коммунальных служб, о болячках и задержанной на три дня пенсии. Скулы со скуки может свести. Честное слово!

— Еле встал вчера, так в спину вступило. Как вступило — так ни туда ни сюда. Хоть плачь. Вставал, вставал — не могу. Потому что вступило…

— И так еще пять с половиной минут, — докладывал бригадир «топтунов» своему начальству.

— И больше ничего?

— Ничего!

— И он слушал?

— Слушал.

— Странно, странно. Что у них, другой темы не нашлось? Перекрутите-ка на конец разговора.

Пауза. Шелест перематываемой пленки.

— …вот как вступило! Никогда такого не было, а тут — нате вам. Думал, не разогнусь. Но разогнулся. Хотел в поликлинику пойти, но уже отлегло. Что врачу говорить? Теперь боюсь, опять как вступит…

— А другие контакты?

Главный «топтун» молча перемотал и включил пленку.

— Если воду к завтра не дадут…

— Я точно знаю, что это ихний пацан стенку изрисовал. У них вся семейка такая пакостная…

— Это все?

— Нет, есть еще. На три часа воспроизведения. И примерно на ту же тематику.

Генерал ГРУ чесал затылок и вздыхал. Ситуация сложилась не из приятных. Его «личное» дело начинало вылезать за рамки его служебной компетенции. Армейская разведка не частное сыскное бюро, чтобы заниматься индивидуальными, пусть даже генеральскими заказами.

Как ему в случае чего объяснить заказанную им левую работу, связанную, кроме отвлечения от текущих дел лучших оперативников, еще и с прямым перерасходом средств? Глубокой убежденностью в том, что его снятый с должности комитетский конкурент не сдастся без борьбы? Тем, что он не верит в реальность его садово-огороднических начинаний? Слабоватый аргумент для вышестоящего командования, тем паче ревизорских служб министерства. Их интересуют не подозрения, а финансовые отчеты. Сколько, куда, когда, в связи с чем. И заполненные ведомости по форме.

Допустим, часть расходов можно списать на учебу. Часть разбросать по мелким статьям. А остальную? А если слежку придется продолжать не одну неделю? Тут без серьезного обоснования не обойтись. А если обойтись, то с риском для погон, если не головы, которая из них генеральской фуражкой торчит.

Нет, буром дальше идти нельзя. Себе дороже выйдет. Надо искать аргументы в пользу затеянной игры. Должно же быть какое-то, пусть косвенное, подтверждение его подозрениям, которое можно представить начальству.

Должно быть!

— Ну-ка прокрути еще разок. Оперативник включил магнитофон.

— Вода не течет… в спину вступило… пенсию задерживают… слесарь не пришел… погода дрянь… в подъездах грязь… морковка гниет…

Опять эта морковка… Чтоб ее!

— Вот что, отслушай пленку еще раз. И еще. И еще. Рассортируй всех собеседников по категориям, уточни, в какое время, в каком месте он с ними встречался. Не просматривается ли в этом какой-нибудь системы. При необходимости проанализируй, разбери по косточкам каждый разговор.

— Слежку продолжить? Или, может быть, снять?

— Слежку-то? Может быть, и снять. Но лучше продолжить.

— У меня людей на все участки не хватает.

— Сильно не хватает?

— Катастрофически.

— Врешь, поди. Кадры бережешь. Не хочешь стариков утомлять?

Оперативник потупился.

— Ладно, не прибедняйся. Все равно не поверю. Чтобы у тебя да внутренних резервов не нашлось? Перетасуй народ. Тех, кто утомился, брось на текучку. Там отдохнут. А тех, кто отдохнул, не жалей, гоняй за двоих. В крайнем случае растолкуй ситуацию, попроси выйти сверхурочно, в выходные. Переработку мы как-нибудь потом компенсируем. Ну что мне тебе объяснять — первый раз, Что ли. Не выкрутишься? Очень мне эта разработка нужна. Сам не пойму почему, а нужна. Вот так нужна!

И генерал резанул ладонью поперек кадыка.

— Сделаешь?

— Сделаю.

— Ну вот и молодец. Не спускай с него глаз, как бедный парубок с богатого родительского наследства.

— А звук?

— Что звук?

— Звук писать?

— Звук-то? Пиши звук. И слушай. Эпоха немого кино прошла. Лет семьдесят назад. Слушай! Может, что и услышишь. А за это время, глядишь, или ишак сдохнет, или султан.

— Что?

— Я говорю, а за это время я что-нибудь придумаю. И вот что еще. Поинтересуйся жизнью всех прочих работников того, ну ты знаешь какого, отдела. Где живут, чем занимаются, с кем встречаются.

— Всех работников?

— Нет, всех нам не потянуть. Самых рьяных. Ветеранов. Тех, что вместе с Зубановым начинали. И попроси за ними приглядеть наших ребят на местах. Понял?

— Понял.

— Ну, тогда ступай.

Сразу после ухода оперативника генерал вызвал дежурного офицера.

— Вот что, друг разлюбезный, закажи-ка ты мне в кадрах выписки из личных дел работников всего нашего ведомства. Посписочно. По следующим позициям: место рождения и дальнейшего вплоть до сегодняшнего дня проживания, место учебы, местонахождение близких и родственников…

Глава 15

Прапорщик Анисимов, бывший работник бывшего спецотдела Первого главного управления КГБ, переезжал на родину. На свою малую родину в Архангельской губернии. Надоела ему Москва с ее суетой, чемоданной толкотней тысяч приезжих и снегом, посыпанным солью. Хотелось тишины, покоя и снега без специй. Натурального, белого и холодного. Как у них, на Архангелогородчине.

— Уезжаешь? — спрашивала соседка по коммунальной квартире, наблюдая за его сборами.

— Так точно, Марфа Степановна. Отбываю. Домой. По случаю полной демобилизации.

— А вернешься когда?

— Как придется.

Возвращаться в Москву прапорщик Анисимов не собирался. Потому что возвращаться было некуда. Отдел, в котором он служил десять лет, расформировали. Работников разогнали кого куда. А семьей он так и не обзавелся. Не успел за десять лет пребывания в Москве. Потому что в Москве почти не бывал. Все более на таежных, арктических и пустынных «точках». Где женщин на сто ближайших верст не сыскать.

Проблемы работы и семьи прапорщик собирался решать дома. В комплексе. Например, взять десяток гектаров земли, полсотни бычков на откорм, два десятка свиней и жену. Которая помогала бы управиться с этими бычками, свиньями и прочим сельским хозяйством. Давно прапорщик мечтал о своем деле. Чтобы на своей земле. Да все никак не решался. Пенсии ждал. Которая вдруг и случилась. Неожиданно, как сосулька, упавшая на Голову с подтаявшей крыши.

Возможно, он и в этот раз не отважился бы бросаться в пучину частного предпринимательства, остался бы в Москве охранником в какой-нибудь коммерческой фирме, если бы не разговор с тогда еще не бывшим начальником.

— Это точно. Это самое доброе дело — свое хозяйство. Чтобы и огурчики, и молочко, и сметанка — собственные. Из холодного погребка. И первачок. Чтобы все своими руками. Хорошее дело.

— Хорошее…

— Только кто же тебе землицу даст? Столичному-то жителю.

— Землю дадут. Земли у нас много. А дядьев в правлении того больше… С землей проблем не будет.

— А с чем будет?

— С финансами. На бычков-то, на свиней, на то, чтобы им было что есть, деньги требуются. Немалые деньги.

— Да, без денег нынче никуда. Даже на кладбище.

— Вот и я говорю…

— А ты бы не говорил. Ты бы просил.

— Где? В банке? Так туда только если в полном боевом. Иначе дальше порога не пустят. Куда нам со свиным рылом в их денежный ряд…

— Ну, тогда у товарищей по оружию…

— У каких?

— Например, у меня.

— Шутите?

— Да нет, серьезно. Есть у меня пара хороших приятелей, которые могут ссудить.

— Под проценты?

— Под хорошего человека. И произведенное им мясо. И прочую сельскохозяйственную продукцию. Согласен?

— Да я… Да если так…

— Ну вот и ладно. А я тебя в качестве благодарности за посреднические услуги попрошу об одной небольшой услуге…

Деньги прапорщик получил. Без расписки. Столько, сколько требовалось. И землицу купил. И бычков. И добротный дом. Вот только не женился. До поры до времени.

— Складно у тебя все получается! — удивлялись соседи. — Отчего так?

— Оттого, что работаю как вол, — отвечал прапорщик. — От зари до зари.

— Да, хозяйство вести, это не… автоматом в армии трясти, — соглашались соседи.

Работал он действительно с утра до ночи. И еще ночью, когда добрые хозяева спят.

Ночью прапорщик копал схрон. Под домом. Он спускался в погреб, надевал хоккейные наколенники, чтобы не истереть ноги до кости, сгибался в три погибели и вползал в длинный туннель, тянущийся под огород. Там, ковыряя неподатливую землю саперной лопаткой и набивая ее в пластиковые мешки, он проводил большую часть ночи. А с первыми лучами солнца рассыпал отработанную землю по грядкам. И шел спать.

В субботы и воскресенья он отдыхал. То есть занимался только хозяйством.

Работа продвигалась трудно, потому что мешали постоянно встречающиеся на пути камни. Но работа продвигалась. По несколько метров каждый день.

— Что-то ты совсем плохо выглядеть стал, — жалели прапорщика родственники, периодически наблюдая его ввалившуюся, с синюшными мешками под глазами физиономию. — Мало спишь, что ли?

— Когда как.

— Знать, по бабам бегаешь? Или водку пьешь?

— По бабам. У которых водка, — отшучивался прапорщик.

— Слышь, Софья, вы бы приглядели за мужиком, пока совсем не иссох, — говорили родственники женам. — Или женили его побыстрей.

— А что, он мужик справный…

Но прапорщик от пригляда отказывался, ссылаясь на то, что за время службы привык обслуживать себя сам.

Прапорщик отказывался от пригляда, не зная того, что пригляд все же осуществлялся. Не деревенскими. Личным составом местного отделения ГРУ.

— Объект с… по… находился в сарае.

С… по… ходил в сельский магазин за продуктами.

С… по… был в доме.

С… по… возился на огородных грядках…

— В три часа ночи?

— С трех до трех двадцати трех.

— Что он делал?

— Высыпал что-то из мешков.

— Что?

— Наверное, удобрения.