Чудеса в решете
      Как всякий более или менее известный человек, я нередко получаю письма от незнакомых людей. Одно из таких писем поставило меня в довольно затруднительное положение. Поэтому, прежде чем собрать мысли для ответа, хочу посоветоваться с вами. Вот это письмо:
      "Дорогой товарищ Загадкин! Ты любишь рассказывать разные географические истории, задавать вопросы, над которыми приходится думать. Это неплохо, а умеешь ли сам отвечать на подобные вопросы? Если умеешь, объясни, пожалуйста, следующее непонятное происшествие.
      Случилось оно на отлогом берегу одного морского залива, далеко вдающегося в сушу. Увидел я на том берегу с полсотни, если не больше, высоких деревянных столбов, забитых в каменистый грунт, а на столбах --сети, натянутые для просушки. Поначалу все показалось простым и ясным --готовят рыбаки снасть перед выходом в море. Однако подошел к столбам ближе, замечаю первую странность: очень уж прочно сети к ним прикреплены. Мало того, что гвоздиками приколочены, так еще канатами к особым колышкам привязаны. Неужели тут ветер такой сильный, что боятся рыбаки, как бы не унес их добро? Осматриваю местность внимательней и вижу вторую странность: далековато рыбаки свои сети повесили -- километрах в двух-трех от моря. Сети большие, тяжелые, нелегко будет тащить их к воде. Да и лодок поблизости не видать, это тоже удивительно. Где рыбаки, там лодки быть должны. А тут ничего, хоть бы в насмешку ялик какой-нибудь вверх днищем лежал... Около столбов грузовичок стоит, люди работают. Сети обсохли, значит, сейчас их снимать будут. Придется повозиться рыбакам, гвоздики обратно выколачивать, канаты от колышков отвязывать. Но нет, явно не тем люди заняты. Залезли на лесенки, еще прочней прикрепляют сети. Взяло меня любопытство, спрашиваю, что они у столбов делают. -- Рыбу готовимся ловить, сельдь или треску. Снасть в порядок приводим.
      -- А зачем сети крепите? Их снимать надо, а вы наоборот поступаете...
      -- Снимать? Первый раз о таком слышим... У нас сети на берегу стоят всегда, мы их перед ловом со столбов не снимаем...
      -- Да вы что, шутите? Разве сельдь или треску на суше ловят?
      -- А почему бы не ловить, если, скажем, лодок нет? Все наше снаряжение -- вот эти столбы, сети да еще грузовик, а раньше вместо него телеги были. Мы такого обычая не знаем, чтобы за рыбой в море ходить, нам это без надобности. Наша рыба сама на берег приходит.
      -- Да как же рыба сюда придет? Сети здесь, а море вон где!
      -- Не так уж далеко до моря, всего километра два с половиной. Что для рыбы такое расстояние? Сущий пустяк!
      -- Хорош пустяк! Что ж ей, посуху к сетям добираться?
      -- А это не наша забота, --отвечают рыбаки. -- Наша забота добычу взять.
      Заинтересовал меня такой способ ловли. Кончили работать рыбаки, сели в свой грузовичок и уехали, а я взобрался на выступ скалы, покуриваю трубку, выжидаю, что дальше будет. И вообрази, товарищ Загадкин, ведь пришла рыба к сетям! Да еще сколько, все ячеи забила! А потом рыбаки на машине вернулись. Спрыгнули на камни, давай рыбу в кузов кидать. Подлинно чудеса в решете--морскую рыбу на суше ловят!
      Немало диковинного видал я на белом свете, а такого, как в том заливе, видеть не приходилось. Что ты скажешь, уважаемый товарищ Загадкин?"
      На этом письмо кончается. Призадумался я. Действительно, что скажет товарищ Загадкин? Может быть, он и не знает, что сказать.,,
      Никудышные строители
      Множество островов повидал я в морях и океанах. Думается, не преувеличу, если скажу, что сумел бы доклад об островах в научном собрании сделать, Начал бы воображаемый доклад так: "Разные острова мореплавателю встречаются, всех и не перечислишь. А у каждого острова -- своя история. Географы знают, в какое время и по какой причине он возник, был ли некогда частью материка, рожден ли извержениями подводного вулкана или он просто-напросто вершина огромной горы на дне океана.
      В моем докладе речь пойдет не об этих родственниках материков, вулканов или подводных гор, а об островах... построенных. Самому удивительно, но есть и такие, на них немало людей живет, большие деревья растут, домашние животные водятся. О строителях этих островов и поделюсь своим мнением.
      Прямо скажу: никудышные строители! Сооружают острова из поколения в поколение с не за памятнейшей поры, а ремеслу своему как следует не научились. Хорошо еще, что в наших морях они этим делом не занимаются. Климат, видите ли, неподходящий: они к теплым водам привычны, а наши воды холодные. Ну и очень хорошо, что неподходящий. Не нужны нам никудышные работники...
      Чем же плохи строители этих островов? Во-первых, возводят свои сооружения в разных местах, но всюду одинаково, по одному проекту. Мореплаватель без ошибки определит: опять их работенка! Да и трудно ошибиться: все острова на манер кольца или овала сделаны, как бублики друг на друга похожи.
      Во-вторых, строят небрежно, об удобстве будущих жителей-островитян нисколько не заботятся. Ладно, нет другого проекта -- будь по-вашему, сооружайте свое кольцо-баранку, но, по крайней мере, работайте чисто! Нет, они возведут берега, поднимут невысоко над водой, а замкнуть кольцо забывают. Остаются в нем узкие щели-проходы, в которых соленая морская вода плещется. Середину острова вовсе не застраивают, на любом внутреннее озеро увидишь. В центре острова могли бы люди жить, а там вода!
      Еще в одном упрекну строителей. Часто, приступая к сооружению, начинают берега выкладывать, но в разгар работы от своего замысла отказываются. В море никому не нужные стены оставляют, иногда длиной в сотни километров, да и ширины порядочной. Куда это годится? Верхний край этих горе-построек над водой возвышается, буруны возле него кипят, белой пеной брызжут. Стена как барьер: ни кораблю пройти, ни лодке проплыть, из-за нее к другим островам порой добраться невозможно. Безответственные строители, бракоделы, иначе не назовешь...
      Правда, нет худа без добра. У островного берега нередко замечательные подводные сады встречаются. Раньше трудно было ими любоваться, теперь, когда изобретены резиновые маски и ласты, прогулка по такому саду -- удовольствие. Каких только диковин не насмотришься!
      Колышутся пучки зеленых или коричневых водорослей, обвивая узорчатые, похожие на кружево ветки и стволы красного, лилового, белого, розового, черного цвета. Проплывают забавные рыбки, перевертывающиеся с боку на бок, неуклюжие рыбы-шары, быстрые рыбы-возничие с длинной нитью на спине. Медлительно передвигаются прозрачные колокола и купола медуз. Высунув волокнистые щупальца, ползут по дну оранжевые, желтые, красные морские звезды. Шевелят острыми иглами черно-фиолетовые морские ежи, играет плавниками радужный морской петух. Повсюду раковины, большие и маленькие, среди них попадаются жемчужницы. К самому дну прижались тридакны -- огромные раковины с широкими створками, меж которых видны красные, желтые или зеленые складки тела их хозяина-моллюска.
      Одна такая раковина у меня в сундучке хранится. Доставал со дна не сам, а выиграл на спор у матроса с нашего судна, тоже знатока географии. Как и почему выиграл, расскажу при случае -- история любопытная, но отношения к островным строителям не имеет". В этом месте моего воображаемого доклада кто-либо из слушателей наверняка перебил бы меня такими неуважительными словами:
      "Товарищ юнга Загадкин, выступаете вы не у себя в кубрике, а перед представителями науки. Наговорили нам с три короба, а о главном не сказали: кто эти никудышные строители, отчего не сменят проекта, по которому острова возводят? Ведь если сами не умеют, могли бы толковых инженеров пригласить..."
      Ну и ехидный вопрос предъявят мне в научном собрании! И тут мой воображаемый доклад придется прервать. Кто строители, почему к инженерам не обращаются, ответить могу. Но вот отчего именно кольцом берега выкладывают, этого не скажу. Да и кто скажет? Крупнейшие ученые по-разному происхождение кольца объясняют. Смешно такой каверзный вопрос юнге задавать, а ведь непременно зададут! Потому и доклада об островных строителях в научном обществе не делаю, только вам свое мнение высказываю.
      О чем молчат карты морей и океанов
      Карты морей и океанов рассказывают о многом. Даже те, что напечатаны в школьных географических атласах, говорят о важнейших глубинах и отмелях, о холодных и теплых течениях, проливах и заливах, больших и малых островах. Когда я учился в пятом классе, был у меня сосед по парте, который всерьез выражал недовольство этими картами, заявляя, что в них уйма лишнего. "К чему людям знать о горном хребте на дне Атлантического океана, -- возмущался он, -- или о подводных впадинах в Тихом океане?"
      Бедняга не подозревал, что есть еще более подробные карты, где указаны все острова, вплоть до самых крохотных, все глубины и мели, все рифы и отдельные крупные камни, возвышающиеся над водой. И хорошо, что есть! Такими картами пользуются капитаны и поэтому уверенно ведут свои суда по любому морю или океану, не опасаясь потерпеть крушение.
      Мореплаватель без карт -- что человек без глаз. Я понял это сызмальства и с той поры собираю карты. У меня уже составилась изрядная коллекция с интересными редкостями вроде путеводных карт древних египтян и других мореходов далекого прошлого. Коллекцией я горжусь; мне нравится, что корабельный доктор почтительно называет ее "Картохранилище имени юнги Загадкина".
      В минуту досуга нет лучшего удовольствия, чем рассматривать карты: непременно отыщешь что-либо неведомое и добрым словом помянешь их составителей -- картографов. Великую работу проделали эти люди! И я от души негодую, когда иной матрос-новичок, не подумав, начнет упрекать составителей карт.
      Идет такой новичок в свое первое плавание, ни о чем не тревожится и вдруг неожиданно слышит, что наперерез нашему курсу из тумана встает остров, не помеченный на карте! Испугается новичок, струхнет ц давай честить картографов: и такие они, мол, и сякие, и этакие...
      Что верно, то верно. Даже на самых подробных и подробнейших картах не показано местоположение многих островов, не раз виденных с борта различных кораблей: грузовых, пассажирских, рыболовных, военных и -- это может показаться особенно странным -- научно-исследовательских! Во всех океанах н некоторых морях встречаются такие острова, причем не ничтожные, а подчас весьма крупные, в десятки километров длиной, да и ширины порядочной. Попадаются острова длиной и в 120, 150, 170 километров! Их видели, фотографировали, а карта молчит, будто островов в помине нет, даже имен им не дает.
      Послушать перепугавшегося матроса-новичка -- словно бы возразить ему нечего. Действительно, тысячи, десятки тысяч островов не помечены на карте. А ведь это еще не все: каждый год появляются новые и новые, не признаваемые картографами острова. Возникают целые архипелаги, состоящие из множества островов,-- кораблям приходится с большим риском пробираться по незнакомым архипелагам: малейшая неосторожность, и неизбежна авария, а то и гибель судна.
      Что же, выходит, прав матрос-новичок, упрекающий составителей карт? Ведь ото они не наносят на карту опасные острова, ограничиваясь тем, что цветной прерывистой линией обводят обширные районы, где много таких островов.
      Мне довелось наблюдать безымянные острова. Обычно они гористые или холмистые, с отдельными вершинами иногда высотой в десятки метров. Нередки столовые горы, с плоской поверхностью, круто обрывающейся по краям. С вершин стекают ручьи пресной воды, на некоторых островах бывают неглубокие озера, тоже пресные. Около полувека назад огромный океанский корабль наскочил ночью на один из безымянных островов и пошел ко дну. Погибло полторы тысячи человек!
      Интересуетесь, обитаемы ли острова? Нет, не обитаемы, люди на них не селятся. Там ничего не растет: не то что деревьев или кустарников --травинки не найдешь ни весной, ни летом, ни осенью. На побережье, порой на горном склоне можно заметить морского зверя, например тюленя, или птиц --альбатросов, буревестников, пингвинов...
      Островов остерегаются, чтобы в туман или непогоду не наткнуться на них, а на картах их нет, хотя те районы океанов и морей, где можно встретить такие острова, хорошо изучены. Есть места на земном шаре -- они тоже достаточно известны, -- которые называют "фабриками" этих островов. Одна из "фабрик" выпускает свыше тысячи островов в год, другая еще больше. Есть "мастерские", где острова производятся в меньшем количестве, но также из года в год.
      В чем же дело, почему упорствуют составители карт? А дело в том, что у всех островов, о которых идет речь, имеется общий недостаток: они недолговечны. Иные острова существуют всего несколько месяцев или год, другие -- до десяти лет. Те, что помельче, погибают быстрей, те, что покрупнее, сохраняются дольше. "Фабрики" и "мастерские" готовят их недостаточно прочными: острова постоянно разрушаются, от них откалываются кусок за куском, утес за утесом, их размывают ручьи, текущие с вершин. Остров постепенно уменьшается, а затем вовсе исчезает в пучине вод.
      Вот почему я от души Негодую, когда новичок-матрос начинает с перепугу упрекать я честить составителей карт. Негодую и тут же пытаюсь объяснить, что картографы не виноваты, что они ни при чем. Конечно, бывалому юнге вроде меня не трудно дать такое объяснение матросу-новичку. А доведись вам оказаться на моем месте, что бы вы сказали этому человеку? Может быть, и вас напугала бы внезапная встреча с неизвестным островом, встающим из тумана?
      Путешествие во времени
      У многих людей есть любимое время года. Одним нравится лето, другим --зима или весна. Кто любит загорать на солнце, а кто -- ходить на лыжах. Встречаются чудаки, которые предпочитают дождь и слякоть любой хорошей погоде. Я знавал человека, которому доставляла удовольствие... прогулка в густом тумане; заветным желанием этого человека было побывать в Лондоне, где такие туманы более часты, нежели у нас ясные солнечные дни.
      Что касается меня, то я одинаково люблю лето и зиму, весну и осень. У каждого времени года свои достоинства, свои недостатки. И я спокойно ожидаю, пока произойдет очередная смена. Но вот однажды, менее чем за сутки, мне удалось повидать и лето, и зиму, и осень, и весну.
      Приходилось ли вам путешествовать во времени? Само собой разумеется, не в вымышленных "машинах времени", нередко описываемых в фантастических романах, и даже не в советских реактивных самолетах, которые за немного часов способны перенести нас от холодного Полярного круга к знойному экватору, а в машинах самых простецких, вроде обыкновенного, всем хорошо знакомого городского или пригородного автобуса. Конечно, на таком автобусе не съездишь, скажем, в XXX век или, наоборот, в эпоху, когда на Земле не было человека и на ней хозяйничали гигантские животные-- различные динозавры, бронтозавры, ихтиозавры и прочие подобные им завры. Поехать в гости к нашим отдаленным первобытным праотцам или навестить будущих столь же отдаленных праправнуков, к сожалению, еще невозможно. И все же путешествие во времени вполне осуществимо и в наши дни. Вы сомневаетесь? Напрасно: именно такое путешествие посчастливилось совершить Загадкину.
      Было это... Впрочем, умолчу пока о том, где это было. Нага корабль зашел в порт одного курортного города на берегу теплого советского моря. А мой старший брат, сталевар, о котором вы уже знаете, приехал отдыхать как раз в этот город. Ради такого случая капитан разрешил мне трехдневный отпуск.
      Брат мой тоже любитель путешествий, это у нас семейная черта, а жизнь сложилась так, что плавать по морям или океанам ему не приходится. Зато все свободные часы он отдает прогулкам в лес и горы, а потому хорошо знает природу.
      Встретились мы, беседуем. Послушал брат рассказы о моих приключениях и говорит:
      -- Плавать по морям, конечно, очень интересно, но и на суше есть немало любопытного. Хочешь, возьму тебя в небольшое сухопутное путешествие, покажу такое, чего па море ты никогда не встречал?
      Надо ли добавлять, что я немедленно согласился! И вот на следующее утро отправляемся мы на площадь, к остановке местных автобусов. Забыл сказать, что дело происходило ранней осенью. Прилавки и полки в городских магазинах завалены свежими яблоками, грушами, сливами, на приморском бульваре --пышные южные цветы, большие и яркие. В садах дозревает виноград, золотятся мандарины и апельсины. Словом, осень во всей красе и великолепии!
      Сели в автобус, едем мимо пригородных колхозов. Урожай на полях снят, придорожная трава успела выгореть, пожелтеть, поодаль видно сено, сложенное в стога. В машине жарко, дышать нечем; спасибо, ветерок иногда налетит --принесет некоторое облегчение.
      Проехал автобус час, полтора, и окрестная природа переменилась. Ранняя осень уступила место лету. Трава стоит зеленая, высокая, еще не кошенная. Садов меньше, яблоки и груши на деревьях только наливаются соком, мандаринов и апельсинов вовсе не видать.
      Едем еще часа три или четыре. В воздухе заметно похолодало, по сторонам дороги словно бы уж не лето, а весна. Травка совсем молоденькая, только-только поднимается над землей. И еще сюрприз: на одной остановке продают фиалки -- цветы весны! Ну-ну, думаю, может быть, дальше и подснежники появятся?
      Так и есть, на следующей остановке стоит старушка в платке, продает подснежники! Что же это такое? Выехали осенью, проехали через лето, теперь проезжаем весну, да еще раннюю, с подснежниками! Уж не в зиму ли мы катим?
      Тут, как бы подтверждая мои опасения, кондуктор принялся закрывать окна в автобусе. "Теперь не лето, граждане", -- говорит, и никто из пассажиров не возражает: зябко в машине. За окнами туман, такой густой, что невольно вспомнилось о чудаке знакомом: вот бы он получил удовольствие -- в двух шагах ничего не разглядишь...
      Пробились сквозь туман -- новая неожиданность: весны и в помине нет. Все вокруг белым-бело. По шоссе снежная поземка бежит, у обочин --сугробы... Здравствуйте, приехали в зиму!
      Раскрыл брат чемоданчик, вытащил фуфайку, протягивает мне.
      -- Как, Захар, -- спрашивает, --поедем дальше или вернемся обратно?
      Подумал я, как бы не завез нас автобус в такой холод, где и замерзнуть нетрудно, -- с нами ведь ни ватников, ни валенок...
      -- Нет, -- отвечаю, -- давай вернемся.
      Вылезли мы на ближайшей остановке, поджидаем встречный автобус. Холодно до того, что зуб на зуб не попадает. Переминаемся с ноги на ногу, приплясываем под деревянным навесом возле остановки. Наконец показался автобус. Сели мы в машину, и все пошло сначала, только в обратном порядке. Из зимы приехали в весну, из весны -- в лето, а из лета -- опять в раннюю осень, на ту самую городскую площадь, откуда утром отправились в путешествие.
      Так менее чем за сутки удалось побывать сразу во всех четырех временах года! На прощание брат сказал, что "путешествовать во времени" можно не только из приморского города, где мы встретились, но во многих других районах нашей страны, от которых до моря тысячи километров. И не только на автобусах, но даже пешком!
      "Кто ищет, тот всегда найдет!"
      -- Помоги, Загадкин, отнести багаж товарищу ученому, -- услышал я приказание капитана, когда прощальным взглядом окидывал медленно удалявшиеся дома и бульвары Одессы. Мы уходили в далекое плавание, и, как всегда, было грустно расставаться с родными берегами. "Прощай, Одесса!" -- подумал я и побежал выполнять приказание.
      Рядом с капитаном стоял долговязый человек с рыжеватой бородкой на молодом симпатичном лице. Шесть чемоданов лежало у его ног.
      Тяжелыми оказались чемоданы, но в два захода мы благополучно перетащили их в отведенную ученому небольшую каюту.
      -- Спасибо, юнга, -- сказал он. -- Судьба свела нас недели на две, на три. Вы, как я догадываюсь, моряк бывалый, потому прошу не отказать в покровительстве. Предупреждайте, пожалуйста, когда будем проходить местами особенно примечательными, я этим путем еду впервые...
      Конечно, я был польщен таким предложением. Юнга Загадкин будет покровительствовать ученому. Не скрою, за время плавания, может быть, даже немного надоел ему, вызывая на палубу каждый раз, когда должно было показаться что-либо заслуживающее внимания.
      Прошло немного времени, и мы сдружились. Парень он был веселый, постоянно напевал песенку из фильма "Дети капитана Гранта". Стоит на палубе, смотрит на волны либо на берег, поглаживает бородку и вполголоса напевает: "Кто хочет, тот добьется, кто ищет, тот всегда найдет!"
      Мы уже прошли Дарданеллы -- пролив, соединяющий Мраморное море с Эгейским, -- когда я спросил молодого ученого, куда он путь держит.
      -- На экватор, -- отвечает. -- У меня туда научная командировка от нашего института.
      -- А какая у вас специальность, если не секрет?
      -- Секрета нет. Я гляциолог, попросту говоря, ледовед. Имеется такая наука -- гляциология, льды изучает.
      -- А разве на экваторе есть льды?
      -- Говорят, что есть,-- улыбается ученый.
      Спорить с учеными не рискнул, но про себя посмеиваюсь. Я-то не раз бывал на экваторе, пересекал его в Тихом океане, в Индийском, в Атлантическом, знаю, какая стоит погодка на этой условной линии, опоясывающей земной шар. Пропадешь там от пекла и духоты! Дожди и то не в облегчение: дышать все равно нечем. Да что долго рассказывать -- термометр круглый год свыше двадцати градусов тепла показывает. А этот чудак собрался там льды изучать! Ледорубы в чемоданах везет, теплую одежду... Ему бы на Крайний Север или, наоборот, в Антарктику поехать, а он на наше судно сел,--мы ведь к экватору направляемся, оттуда к мысу Доброй Надежды, потом к тропикам Бразилии пойдем. Где уж ему с нами льды искать!
      -- А вы на экваторе бывали когда-нибудь? -- вежливо спрашиваю, а сам продолжаю недоумевать.
      -- Нет, не приходилось, все больше за Северным Полярным кругом работал.
      "Ну, там место подходящее", -- думаю, а возразить не решаюсь: он ученый, я юнга.
      Правда, среди ученых встречается немало рассеянных людей. Но, как я слышал, рассеянность обычно свойственна людям пожилым -- академикам или докторам наук, -- а этот, с рыжеватой бородкой, совсем молодой, даже научного звания еще не имеет. Впрочем, может быть, не он рассеянный, а те, кто послал его изучать льды на экваторе? Скажи на милость, не туда командировку выписали! Вот ему сюрприз будет, когда попадет на экватор!
      А время движется, движемся и мы. Прошли Суэцкий канал, плывем Красным морем. В воздухе все теплее становится. Смотрю -- начал сбрасывать с себя одежду мой ученый. Пиджак снял, рубашку, остался в майке. Потом брюки скинул, ходит, долговязый, в одних трусах. Интересно, как он на экваторе ледоруб свой носить будет? Неужели прямо к трусам приспособит?..
      Жарко ему, но ничего, держится, не унывает. Шагает по палубе почти нагишом, бородку по-прежнему поглаживает и все песенку ту же напевает: "Кто хочет, тот добьется, кто ищет, тот всегда найдет!"
      Как же, найдешь льды на экваторе! Жаль мне стало ученого: как бы для его исследований и опытов не пришлось юнге Загадкину кубики льда из холодильника у кока выпрашивать...
      Вот и экватор пересекли. На палубе все раскалено, солнечные лучи падают на нее почти отвесно, в полдень тени вовсе нет, в остальные часы она тоже невелика -- никуда не спрячешься от душного зноя. Приуныл от жары и ученый, погрустнел заметно. Я уже собрался открыть парню глаза на приключившуюся с ним беду, но тут подходит наше судно к гавани Момбаса, что немного южней экватора, а он как раз и просит высадить его в этом порту.
      Ну, прикидываю, наконец-то сам сообразил! Высадится в Момбасе, подождет обратного судна на родину, поедет в свой институт командировку переписывать, скажет там: "Куда же вы, братцы, послали меня!" Вот смеху будет в научном мире!
      В Момбасе помог я молодому ученому чемоданы на берег переправить, тепло попрощался с ним. Душа за него болела, да что мог сделать? Потом другие происшествия отвлекли меня, постепенно забыл о хорошем попутчике.
      Прошло месяцев десять, раскрываю как-то газету, а оттуда знакомое лицо смотрит! Бородка в газете, конечно, не рыжеватой, а черной получилась, но своего ученого сразу признал! Там же и его статья напечатана. Вот так номер! Удалось ведь ему найти льды на экваторе! Значит, правильную песенку пел: "Кто хочет, тот добьется, кто ищет, тот всегда найдет!"
      Пожар на маяке
      С первым плаванием вокруг берегов Европы в моей памяти неразрывно связано одно забавное, но, по совести говоря, не совсем лестное для меня происшествие. Даже теперь, спустя несколько лет, не очень приятно вспоминать о нем, и я долго размышлял, нужно ли вообще рассказывать об этом случае. Но "истина дороже всего", как утверждал некий философ. Надеюсь, вы не потеряете уважения к Захару Загадкину, узнав об ошибках и промахах его молодости.
      Это случилось в одном из южно-европейских морей. Был поздний час, ночная темнота со всех сторон окутывала судно, а в камбузе на шахматной доске еще шли ожесточенные боевые действия между мной и коком. Пешки мои наступали сомкнутым строем и вот-вот должны были объявить мат королю противника, когда, взглянув в открытый иллюминатор, я увидел над морем огненное зарево. Оно полыхало у горизонта, то затихая, то снова разгораясь и ярко освещая густые клубы черного дыма.
      -- Пожар! -- воскликнул я, показывая на зарево.
      -- Ах, какое несчастье! -- заохал кок, подбежав к иллюминатору. -- Это же пылает маяк! Пожар на маяке, что может быть хуже... Да еще на каком! На самом замечательном из всех маяков!
      -- Может быть, огонь удастся затушить? Пламя как будто стихает...
      -- Сомневаюсь, -- произнес кок.
      И, словно подтверждая его слова, зарево вспыхнуло с новой силой... Трудно было оторвать глаза от тревожного, но красивого зрелища.
      -- А тебе известно, Захар, почему этот маяк самый замечательный?
      -- Нет, -- признался я. -- Не известно.
      -- По многим причинам, юнга. Во-первых, его сигнальные огни указывают путь мореплавателям уже несколько тысячелетий. Во-вторых, он не только помогает определить местонахождение судна, но и оповещает моряков о состоянии погоды, о направлении ветра. В-третьих, на нем нет маячных смотрителей: никто не следит за его световым устройством, не проверяет исправность его механизмов. Наконец, в-четвертых, и это самое существенное, человек даже никогда не был внутри этого маяка!..
      Пришлось призадуматься.., Конечно, есть маяки-автоматы, на которых с заходом солнца прожекторы вспыхивают как бы сами собой и горят всю ночь, пока их не выключит заря нового дня. Конечно, если требуется, то механизмы могут вращать прожектор, и тогда его свет становится мигающим. Но чтобы существовал маяк, исправно действующий несколько тысяч лет, да к тому же без присмотра человека? Нет, это невозможно, это вранье!
      И я вежливо высказал коку свои сомнения.
      -- Клянусь, юнга, что все сказанное -- чистейшая правда. Многое кажется нам чудесным, но это вовсе не значит, что оно не существует...
      -- И такой чудо-маяк сгорит в пламени пожара!.. Это будет тяжелой потерей для мореплавателей...
      -- Не беспокойся, Захар, дотла не сгорит. А так как помешать огню не в наших силах, давай спокойно сражаться дальше. Ты, кажется, угрожаешь моему королю?
      Но о каком спокойствии можно говорить, когда в море происходит такая катастрофа!
      Мысли мои были у пожара, что-то я недоглядел на доске, оставил пешки незащищенными, и король кока безнаказанно пожрал их одну за другой.
      -- Спокойной ночи, Захар, -- сказал кок. -- Отправляйся на койку, безмятежно спи и не думай ни о проигрыше, ни о пожаре. Я не смог последовать этому бесспорно разумному совету, пошел на палубу и тревожно смотрел на не затихавшее буйство пламени.
      -- Отчего бодрствуешь, Загадкин? -- окликнул меня капитан, в ту ночь дежуривший на мостике. -- Тебе давно пора спать.
      --- Пожар на маяке... Какое страшное несчастье! -- Я показал на зарево, по-прежнему то угасавшее, то снова вспыхивавшее.
      -- Пожар? Да это же...
      И капитан рассказал мне о самом замечательном из всех маяков. Представьте, кок, оказывается, не врал! Было верно и его во-первых, и во-вторых, и в-третьих, и в-четвертых. А маяк действительно не сгорел в огне, мореплаватели и поныне наблюдают его световые сигналы. Здорово оплошал в ту бессонную ночь юнга Загадкин, и вам теперь понятно, почему я долго размышлял, прежде чем поделиться воспоминанием о пожаре на маяке.
      Как ты сварили обед без огня
      Наше судно бросило якорь в скалистой бухте, на берегу которой стоял столичный портовый город. В тот день я был свободен от дежурства и охотно принял предложение моего друга, корабельного кока, повидать местные достопримечательности. Он накануне ошпарил руку, и врач запретил ему работать.
      Было начало августа, но город находился вблизи Полярного круга, термометр показывал всего 8 градусов тепла, и на тельняшку пришлось надеть шерстяную фуфайку.
      Сборы были недолги. Кок сунул в чемоданчик два котелка, прихватил на кухне немного сушеного картофеля и банку мясных консервов для супа, мешочек с манной крупой для каши, и мы вышли на припортовую площадь. У самой остановки автобуса была фруктовая лавчонка. В ней продавали чернику, морошку, бруснику, апельсины и бананы. Продавец сказал, что все эти ягоды и фрукты растут в окрестностях города.
      Слова продавца прозвучали странно: апельсины и бананы, как известно, фрукты южные и расти вблизи Полярного круга им словно бы не положено. Однако разобраться в этой странности я не успел -- показался автобус, который должен был доставить нас к одной из местных достопримечательностей. Мы купили апельсины и сели в машину.
      Спустя короткое время мы были у цели поездки и, выйдя из автобуса, увидели много интересного. Незаметно пробежало несколько часов. Внезапно желудки напомнили нам, что наступила пора чем-нибудь их наполнить. Надо было достать продукты, заняться приготовлением обеда. Я изрядно проголодался и мысленно уже чувствовал вкус пищи во рту, как вдруг кок спросил:
      -- А спички ты взял, Захар?
      Пальцы мои быстро ощупали карманы. Увы, спичек не было... -- Представь себе, и у меня ни спичек, ни зажигалки, -- произнес кок. -- Напрасно я бросил курить...