Стоит также отметить, что Аноис оказалась весьма щепетильной. Она сразу же мне заявила, что не намерена оставлять себе ни нарядов, ни украшений, и как только выяснится, из какой семьи она происходит, все мои затраты будут должным образом восполнены. Конечно, это было весьма наивным заявлением, учитывая, что могут уйти годы на расследование прошлого прекрасной незнакомки, но она оставалась кристально искренней в своих порывах, и это было очень мне приятно. Однако ни о каких «для меня честь преподнести это вам в дар» она слышать не хотела. Думаю, она вообще пользовалась всеми этими роскошествами лишь для того, чтобы не оказаться ощипанным лебедем в стае разукрашенных кур. Без памяти о своем прошлом, о своей личности, бедняжка жизненно нуждалась в каких-то новых ориентирах, стабильности, например, в положении, которое ей деловито обеспечивала моя двоюродная бабка.

К моему легкому удивлению, Аноис выбрала не жемчуг и не бриллианты, а искристые красно-черные опалы. Вместо ослепительного белого платья с серебряной вышивкой она облачилась в черное, как восточная ночь, вечернее платье более строгого закрытого фасона. Увидев огненновласую тани в этом облачении, я словно вдохнул пряный запах тарцарского базара специй. Запах чужого мира, драгоценных масляных благовоний и раскаленного песка. Как будто дуновение ветра из чужого мира, в котором я когда-то побывал и по которому, сказать честно, я скучаю, ласково коснулось моего лица.

– И вновь очарован.

– Мой тан, вы слишком добры.

– Если повторите это тем господам, которых я посадил в тюрьму, буду очень признателен. Почему-то они считают меня сущим демоном.

Нанятый экипаж отвез нас в Императорские Сады на улицу Гиацинтов. Меня всегда умиляло то, как огромные пространства, отведенные под парковые участки, окружающие особняки сильных мира сего, ухитряются разграничивать какими-то абстрактными улицами!

Сначала мы въехали в парк, проехались по каменному мосту над широким чистым ручьем, сделали круг по берегу пруда и лишь затем оказались на подъездной дорожке роскошного особняка, пылающего праздничными огнями. Я вышел первым, жестом отпугнул лакея и сам подал руку тани. Она сошла на землю и огляделась широко распахнутыми глазами. Следом появилась моя верная Себастина.

– Как ярко! – воскликнула она.

– И тесно, – хмыкнул я, оценивая количество приглашенных гостей. – Прошу, не отдаляйтесь от меня, моя тани. Во-первых, в палатах Сенраймон-Холла можно заблудиться, а во-вторых, пусть мне завидуют все мужчины Старкрара, я таки потерплю!

В сопровождении прелестной Аноис я поднялся по ступеням парадного входа и вошел в ярко освещенный холл.

– Сын Южного клана, верховный дознаватель Ночной Стражи, лорд-хранитель Ночи Великой Мескийской Империи тан Бриан л’Мориа с прелестной спутницей тани Аноис, гостьей благородного дома л’Мориа! – провозгласил герольд.

Оставив верхнюю одежду идеально вышколенным лакеям в черных с серебром ливреях, мы успели пройти совсем немного вперед, а навстречу уже бросилась высокая обворожительная тани с собранными в сложную прическу золотыми волосами. Одетая с шармом и элегантностью, недоступной многим дамам столицы, она фонтанировала радостью и излучала душевное тепло. Неизменно грациозная, изящная и изысканная во всем, сия госпожа распространяет вокруг себя ауру возвышенности и недостижимого… Идеала? Мне всегда трудно подбирать слова, когда я говорю об Иверин л’Вэйн, лишь «несравненная» постоянно крутится на языке.

– Бри! Мой милый сладкий мальчик! Почему ты так задержался? – воскликнула Ив, приближаясь.

– Просто я очень далеко живу.

– Так перебирайся ко мне! Я давно тебе говорю, что тан твоего положения должен жить в Садах, а не киснуть в Олдорне рядом с тем жутким местом!

Я поклонился и поцеловал протянутую ручку. Если бы встреча не должна была быть такой церемонной, то Ив не преминула бы поцеловать меня в щеку и крепко обнять.

– Я так рада тебя видеть, мой милый-милый Бри! Я скучаю, знаешь ли!

– Стоит тебе обронить хоть слово, и я примчусь, как дрессированный люпс, Ив. Стоит тебе указать пальчиком, и я начну рвать твоих врагов на части, пока от них ничего не останется, – сказал я совершенно искренне. – Но просто так заявляться в гости посреди бела дня не в моих правилах.

– Бриан, ты такой… Бриан! – рассмеялась она. – А вы, я так полагаю, та самая тани Аноис? – с улыбкой спросила Ив, оглядывая мою спутницу сверкающими топазами глаз. – Вы гораздо красивее, чем даже о вас говорят, моя милая, а говорят о вас много и с удовольствием!

– Польщена, – смущенно ответила Аноис.

– Милый, – сказала Ив, беря Аноис за руки, – ты пока осмотрись, попробуй закуски, они божественны, а я познакомлю сие сокровище с несколькими важными тани и дамами! Ты ведь не обидишься?

– Ни в коей мере. Меня и так все здесь уже ненавидят за то, что я пришел с такой обворожительной тани. Если не поделюсь ее вниманием с публикой, то вскоре мой дом наверняка подожгут.

– На этот случай у нас заготовлен план эвакуации, хозяин, – зачем-то сообщила Себастина.

– Я знаю.

Дамы покинули меня и, сняв с подноса проходящего мимо кельнера бокал молодого игристого вина, я неспешно зашагал по многочисленным залам особняка, рассматривая гостей и изучая их эмоции. Инчиваля найти не удалось, возможно, он еще не появился на празднике, а вот другой компанией, куда менее вдохновляющей и желанной, Силана меня обременила.

– Бриан л’Мориа! Какая встреча!

Чересчур жизнерадостный тон этого тана всегда ввергает меня… в исступление, мягко говоря. Порой я размышляю о том, что тан л‘Ча, наверное, не перестает улыбаться даже во сне, изображая одного хитрого лиса из старинной человеческой сказки. Хуже всего то, что я, похоже, этому тану нравлюсь. При всякой удобной возможности он старается привлечь меня в свою компанию, громко называет другом и не устает восхищаться моей работой. Его эмоции подтверждают это ничем не обоснованное расположение, с таким настроением он всегда встречает меня, отчего я испытываю лишь неудобства.

Высокий тэнкрис с длинными желтыми волосами, благородным острым лицом и замашками трактирного завсегдатая, сегодня Золан л’Ча облачен, как и положено, в дорогой фрак и не шокирует общество оранжевым клетчатым сюртуком, синими брюками и белыми лакированными сапогами, которые вполне мог бы надеть, повинуясь вопиющему отсутствию вкуса и… здравого смысла, я полагаю.

– Как приятно, что вы пришли на этот скромный праздник, виновником которого я являюсь!

– Примите мои поздравления.

– О, спасибо! Я вижу, у вас уже есть бокал, так давайте же выпьем! До дна!

– Не до дна. Я бы хотел увидеть конец приема.

– Но мы будем праздновать до утра!

– Тогда я постараюсь быть трезвым до утра.

– И совсем не повеселитесь?!

– Я не очень веселый тэнкрис, если верить слухам.

– Ненавистники будут ненавидеть! А вы плюйте на них и веселитесь! Ха-ха!

Надежда, что л’Ча быстро надоест моя неприветливая компания, зачахла так же быстро, как самый слабый щенок люпса в новом помете. Виновник торжества стал едва ли не под ручку водить меня по той части особняка, которую Ив отдала гостям. Он решил развлечь меня сальными замечаниями на тему внешности той или иной тани, после чего стал настойчиво предлагать выпить. Какая жалость, что Иверин так привязана к этому сомнительному типу! Порой я сомневаюсь в том, что имею право быть верховным дознавателем, ведь в угоду личным интересам явно допускаю существование потенциального шпиона. Однако потом я вспоминаю, что эти приступы паранойи диктует мне личная неприязнь, и немного успокаиваюсь.

Начало истории наших с Ив отношений по большей части было открыто мне старой коброй. Как говорила моя дорогая бабушка, «когда ошибка по имени Бриан еще не случилась», девочка из знатного, но не очень богатого провинциального благородного дома л’Вэйнов пришла в дом л’Мориа, чтобы стать компаньонкой блистательной Монрай л’Мориа. Наши семьи состояли внутри одного и того же клана, но мы, л’Мориа, на самом верху клановой иерархии, а л’Вэйн где-то около дна. Это не делало их хуже нас, просто в ходе истории сложилось так, что именно мы оказались более богаты, влиятельны и родовиты, а они стали нашими вассалами. Воспитание детей подобным образом всегда было в порядке вещей, это часть традиций, укрепляющих связь внутри клана. Ив стала подругой моей почившей матушки. Между юными тани завязалась настоящая крепкая дружба, проявляющаяся в нежной заботе Монрай и безграничном обожании Иверин. Ив была единственной, кто не осудил мою мать за то, что та привела «мерзость из Темноты» в мир под Луной. Улыбка Ив была первой, которую я запомнил в своей жизни и которая при этом не принадлежала матери. Когда же Монрай л’Мориа погибла, а Крогас ди’Аншвар исчез бесследно, единственным существом в мире, которому было на меня не наплевать, оказалась Ив. Себастина не в счет, она неотъемлемая часть меня.

Совсем юная девушка, гораздо младше моей матери, Иверин вознамерилась сделать все, чтобы хоть чуть-чуть облегчить мою участь. Она всегда говорила, что пыталась стать мне вместо родной матери, но в силу возраста и многих других обстоятельств стала заботливой старшей сестрой. Около двух лет она беспрерывно занималась мной, всегда была рядом, всегда была готова помочь и защитить меня в доме, полном тех, кто меня ненавидел или в лучшем случае брезговал мною. Затем состоялась помолвка. Отец Ив смог устроить ее брак с Крафидом л’Дровином, таном знатным и родовитым, а также весьма, весьма состоятельным. Этот брак был необходим дому л’Вэйнов, как воздух, и Ив пришлось подчиниться. Каждая тани должна знать свои обязанности.

Я никогда не забуду, как она рыдала ночью перед отъездом, как просила прощения за то, что не может забрать меня с собой. Будучи ребенком, я никак не мог подобрать нужных слов, которые бы заставили ее успокоиться, ведь я ни в чем ее не винил и ее боль была моей болью. Мой детский лепет лишь заставлял Ив рыдать громче. Следующим утром она уехала из фамильного особняка л’Мориа в дом своего будущего мужа, а я остался один на один с семейством, в котором был нежеланен и которому был омерзителен.

Минули годы, я рос и мужал, постепенно становясь тем, кем являюсь сейчас, а Ив из юной провинциалки превратилась в несравненную тани, пользующуюся глубоким уважением среди дам высшего света. Мы поддерживали связь через письма, но совсем не виделись, ибо тан л’Дровин категорически запрещал своей супруге встречи «с этим существом». Позже Ив говорила, что он был хорошим тэнкрисом и что она искренне уважала его, но именно его отношение ко мне всегда было невыносимо для нее. Мне больно осознавать, что долгие годы я был причиной внутреннего разлада этой семьи.

Как бы то ни было, мы вновь смогли встретиться лишь после его смерти. Глупая смерть для тэнкриса – упасть с лошади и сломать шею. Очень, очень глупая. Силана не дала этой паре детей, и Иверин осталась одна в огромном доме и с огромным состоянием. Выдержав траур, Ив продала особняк мужа и купила себе новый, после чего стала вести свободную от чужих указок жизнь. Тогда, когда я еще не обрел полную независимость от семьи, она звала меня переехать к ней, в дом, в котором мне будут рады всегда, и плевать, что скажет свет, ибо ей никто не указ! Однако я решил проявить осмотрительность, дабы не навлечь тень на ее все еще доброе имя. У меня не было желания давать врагам еще один повод, чтобы провоцировать и оскорблять меня, вызывать на дуэль, пороча честь той, которую я считал самым родным в мире существом. Сейчас я понимаю, что тогда поступил не по годам мудро и дальновидно.

Когда умер Таленор и место во главе семьи занял Криптус, старший брат моей матери, передо мной поставили выбор – жизнь жреца или жизнь военного. Нисколько не сомневаясь, я избрал второе и благодаря связям своего дорогого дяди после окончания академии отправился не куда-то там, а в замок Сангуашлосс, после чего начал служить Мескии на разных фронтах. Особенно на восточном. Должен признать, что дядя Криптус не питал ко мне такой жгучей ненависти, как старик, он просто брезговал мною и старался отдалить от семейства, что вполне меня устраивало. К разочарованию родичей, после войны в Малдизе я вернулся живым и даже не покалеченным. Дядя попытался подыскать мне хлебное местечко интенданта в штабе северной армии, что было совсем просто, учитывая опять же его связи и мои боевые заслуги, но я отказался покидать Старкрар, правда, обрадовав его тем, что не собираюсь больше полагаться на помощь семьи. В банках столицы лежало немало денег, унаследованных мной от покойных родителей. Никто и никогда не задавал вопросов о том, откуда Крогас ди’Аншвар, колдун-черноязычник, брал баснословные суммы, которыми заполнял банковские хранилища. Более того, семья ни разу не попыталась наложить свою властную длань на те богатства, считая их, видимо, грязными.

Покинув армейскую службу и вернувшись в Старкрар, я не был еще уверен, чему собираюсь посвятить свое время. Я даже подумывал над тем, чтобы попытаться вступить в Корпус Советников[9]. На войне мне доводилось видеть этих таинственных персон, видеть, на что они способны, какой властью обладают, и я понимал, что смогу делать то же не хуже их. Но я сомневался. Устав от вечных странствий, моя душа желала остаться в Старкраре, в то время как Советники постоянно служат где-то далеко от родины.

Однако я точно знал, что прежде всего обязан прийти в семьи погибших товарищей и выразить соболезнования родственникам. Не везде меня приняли с почтением, в некоторые дома вообще не пустили, однако двери дома л’Реко открылись передо мной без промедления. Старик Тарзин л’Реко, Старый Паук, выслушал мои соболезнования о гибели Фисто, его единственного сына, и даже поблагодарил меня за то, что я выкроил время. Он знал, кто я, неприкасаемый метис, пятнающий весь тэнкрисский род, а я, конечно, знал, кто он, всемогущий Паук, верховный дознаватель Ночной Стражи. Поэтому я был удивлен тем, как уважительно со мной обошелся этот тан. Он спросил, есть ли у меня планы на будущее? Я ответил, что пока планов никаких не имею. Так началась моя карьера в Ночной Страже, в которой я достиг кресла верховного дознавателя благодаря открывшейся природной склонности к «неблагородным методам» и особенности Голоса. Всего пять лет потребовалось мне, чтобы стать новым Пауком, обставив тех, кто шел к этому посту десятилетиями. Например, почтенного тана Огарэна л’Зорназа. Тарзин, чьим личным помощником я был последние годы его службы, сам рекомендовал меня Императору, и наш мудрый монарх поставил подпись напротив моего имени… Впрочем, это совсем другая история, которая не имеет к Ив никакого отношения. Просто, когда я вернулся с войны, я впервые встретил Золана л’Ча в доме Ив, и с тех пор этот прохиндей как бельмо на моем глазу!

– А вот это тип, которого я не перевариваю! – поведал л‘Ча пьяным шепотом. – Если бы не мое безупречное воспитание, я бы ткнул ему вилкой в один глаз! И во второй тоже!

До этого момента он только и делал, что рассказывал мне, какие замечательные тэнкрисы и люди собрались сегодня в доме Ив. Этот бубнеж я слышал сквозь собственные мысли – профессиональная привычка все слышать и замечать. Так что когда он вдруг изъявил желание совершить членовредительство, это привлекло мое внимание. А когда я посмотрел на объект его недовольства, то не смог не согласиться. Этому бы и я вилку в глаз воткнул с превеликим удовольствием!

Очень высокий широкоплечий тан, красавец, что называется, высшая знать! Белоснежные волосы, благородная белая мраморная кожа, серебряные глаза – первородная красота нашего вида, восходящая к глубинам древности. Аррен л’Калипса, глава дома л’Калипса, глава Северного клана Мескийской Империи, самый желанный жених Старкрара, глава особого отдела Скоальт-Ярда и громадная заноза в моей… Я не успел ретироваться, л’Калипса отвлекся от своих собеседников, заметил меня и, к нашему общему горю, вынужден был приветственно кивнуть. Теперь дороги назад нет, кивнув в ответ, я направился к нему.

Я уже много лет недолюбливаю Аррена л’Калипса. Мягко говоря. Он отвечает мне тем же. Мягко говоря. Л’Калипса всегда был тем, кем никогда не был и не мог стать я, – желанным и всеми уважаемым таном, которого везде ждут, а не терпят через силу. Я, в свою очередь, воплощал все, что презирал и чего сторонился он, – грязный выскочка, невесть как вскарабкавшийся на высокий и влиятельный пост. Род л’Калипса считался вторым по древности и чистоте крови в Мескии, более знатной была лишь императорская династия. Тэнкрисы говорили, что, когда предок Императоров первым вышел из тени к Силане, предок л’Калипса последовал за ним и стал вторым. Мое же происхождение Раскаявшиеся видели столь мерзким и противоестественным, что оно могло быть приравнено к преступлению.

Аррен л’Калипса, так же, как и я, занимает важный государственный пост, руководит отделом магических преступлений Скоальт-Ярда, и хотя название этого подразделения не производит особого впечатления, знающие люди понимают, какой властью и широтой полномочий обладает безупречный тан. Фактически я все же нахожусь несколько выше в ранговой системе мескийской исполнительной власти, но за л’Калипса стоит мощь всей имперской аристократии. Я доверенный слуга Императора, а он друг императорской семьи. По долгу службы мы, бывало, сталкивались лбами, преследуя каждый свои цели, но всегда, скрепя сердце, спускали конфликты на тормозах, ибо конечная цель у нас одна – слава и процветание Мескии. Слишком большими силами ворочаем мы, чтобы позволять личной неприязни толкать нас на конфликты, пока враги империи разгуливают на свободе. А потому, сводя все личные встречи к минимуму, на публике мы старательно улыбаемся друг другу.

– Тан л’Мориа, рад видеть вас.

– Взаимно, тан л‘Калипса.

– Ваша названая сестра устроила грандиозное празднование. Кстати, еще не имел радости поздравить вас, тан л’Ча.

– Не стоит, занимайтесь лучше своими делами, – пробормотал виновник торжества, который вслед за мной подошел к л’Калипса и его собеседникам.

А собеседников безупречный тан подобрал себе, надо отметить, весьма интересных. Не считая двоих танов высшей степени родовитости, л’Мерзой и л’Кронц, а также одного незнакомого мне тэнкриса, не удосужившегося стянуть с носа солнцезащитные очки, присутствуют двое колоритнейших людей, о которых я, к своему удивлению, совершенно ничего не знаю! Для человека моей профессии это огромное упущение.

– Тан л’Мориа, позвольте представить вам посла свободного Малдиза господина Мирэжа Зинкара.

Человек среднего роста, очень смуглый, с густыми бровями, гладко выбритым скальпом, косым шрамом надо лбом, усами и длинной густой бородой, словно разрубленной надвое. Каждая половина бороды закручена в разные стороны и хорошо держит форму. Из-под бровей настороженно смотрят маленькие матово блестящие глаза, похожие на пару черных жуков, а над усами нависает тонкий нос-крючок. Облачен этот человек в стройнящее черное одеяние от воротника до пят и черные перчатки из дорогой тонкой кожи. На лбу бритоголового поблескивает третий глаз, нарисованный, глаз Санкаришмы. Знак высшей касты малдизского общества.

– А этот господин Махтар Али, доверенный друг и защитник господина Зинкара.

Второй персонаж оказался еще колоритнее первого и всем своим видом откровенно пугал. Не часто человеческое существо может пробудить во мне что-то кроме снисхождения, но человек, столь громадный, словно его воспитывали дахорачи, любого заставит поежиться. Он оказался громаден настолько, что даже Аррен, которому я едва достаю до плеч[10], кажется низкорослым. Человек из народа тарцарцев, смуглый, но с таким оттенком кожи, по которому я легко отличил его от уроженцев всех других народов Востока. Его квадратная голова посажена прямо на широкие плечи, тяжелые брови нависают над налитыми кровью глазами, пышные усы закрывают весь рот и большую часть каменного подбородка, на щеках грозно торчит короткая жесткая щетина. Из одежды этот индивид выбрал громадный черный фрак, больше похожий на чехол для экипажа, и сверкающие лакированные туфли, на голове его слегка кривовато сидит красная феска, но самое примечательное то, что тарцарец надел фрак на голое тело, так что все могут лицезреть широченный мускулистый торс, поросший черной курчавой шерстью. Подпоясался этот гигант широким пурпурным кушаком, за которым поблескивал драгоценной рукоятью жуткий кривой кинжал в инкрустированных золотом и бриллиантами ножнах.

При взгляде на меня оба человека испытали жгучую неприязнь. Правда, я почти немедленно убедился, что подобные чувства вызывали в них все присутствующие таны. Посол и его телохранитель люто ненавидят мескийскую аристократию.

– Бриан л’Мориа, – кивнул я, – верховный дознаватель Ночной Стражи.

Руки Мирэжа Зинкара пришли в движение, при этом лицо его осталось отрешенным.

– Господин посол, – загудел Махтар Али, – говорит, что премного наслышан о тане л’Мориа.

У меня ушла секунда, чтобы понять, что Мирэж Зинкара – немтырь.

– Это что, какая-то шутка? Малдизское сообщество прислало в Мескию немого посла в качестве какого-то знака или исключительно ради смеха над нами? – спросил я.

При этом меня опалило волной искренней ненависти со стороны л’Калипса. Безупречный тан отчего-то не желает злить господина посла. При этом, как ни странно, сам Зинкара остался сравнительно спокоен, недоброжелателен, но спокоен. Его руки вновь пришли в движение.

– Господин посол говорит, – вновь начал гигант, – что не всегда был немым, зато всегда был верным слугой своего народа и своего махараджи. Немым его сделали вы, тан л’Мориа.

– Я?

– Вы, тэнкрисы.

Мирэж Зинкара приоткрыл рот и дал присутствующим насладиться видом короткого обрубка вместо языка.

– Хэм эк наахак. Уум оокха махааы, – проговорил он.

– Семь лет… – начал разъяснять гигант.

– Не надо, – оборвал я его. – Мне все понятно.

Семь лет назад, штурм дворца махараджи. Дивизия «Сангуашлосс» штурмом взяла дворец махараджи Малдиза. Со всей жестокостью алые мундиры подавляли любой намек на сопротивление, устраивая кровавые бои с хашшамирской гвардией.

– Господин посол прибыл в Мескию, – взял слово л’Калипса, – от имени светлого махараджи. Он уверяет, что правитель Малдиза не имеет отношения к восстанию, не так давно подавленному генералом Стаббсом. Господин посол утверждает, что светлый махараджа стал заложником секты аджамешей, которые превратили его в политическое знамя…

– Начнем с того, – я попытался придать голосу как можно более надменное выражение, – что последние семь лет я считал правителем Малдиза нашего великого Императора. Я проливал кровь свою и своих солдат за право Императора носить титул владыки Востока. Вы, тан л’Калипса, тоже прошли через это, но, видимо, в вас больше от политика, чем от солдата. А я своими руками создавал мескийский Малдиз. Война закончилась семь лет назад, и, хотя народ Малдиза на протяжении многих поколений будет помнить, что творили колониальные войска в ходе этой войны, я не испытываю никаких угрызений или сомнений по поводу того, что делал. Поэтому господин посол может сколько угодно показывать всем свои раны, я тоже могу показать пару шрамов. Теперь о плачевном положении последнего наследника малдизской короны, могу пообещать вам, господин посол, что, как только махараджа будет найден, его убьют. Дивизия «Сангуашлосс» до сих пор действует на территории Малдиза, значит, действуют и карательные группы. Черные повязки на рукавах, вы должны были запомнить их, господин посол. Эти вояки отличаются особенно бесцеремонным обращением с врагами, и как только они найдут Моакан-Сингха, они его уничтожат. Так что до конца вечера можете взять в руки бокал игристого вина и не напрягаться. Никого вы своей ложью не обманете. Вы не обманули даже тана л’Калипса, он лишь играет роль внимательного и мудрого дипломата, одну из множества ролей, которые он может сыграть. Малдиз принадлежит нам, тэнкрисам. Смиритесь или сбросьтесь с крыши. Ваше здоровье.

Я отхлебнул вина, развернулся к трехглазому спиной и пошел прочь. Себастина двинулась следом, а за ней, посмеиваясь, зашагал л’Ча. Мне в затылок устремились потоки чистой ярости, но все это лишь л’Калипса, который в очередной раз вспомнил, за что именно ненавидит меня. Мирэж Зинкара опять же остался на удивление спокоен. Он все еще ненавидит весь наш род, но мои слова не вызвали в нем ни ревущей ярости, ни даже гнева. Но должен сказать, что почувствовал на мгновение леденящую иглу выдержанной крепкой ненависти, которая кольнула меня в сердце. Так ненавидеть надо уметь.

– Тан л’Мориа, вы прирожденный провокатор!

– Говорить то, что думаешь, – неслыханная роскошь в нашем обществе. Гораздо дороже любых драгоценностей или даже доброго имени. А когда твои слова выводят из душевного равновесия тана л’Калипса, они и вовсе бесценны.

– Выводят из равновесия? Он не показался мне особенно обеспокоенным.

– Аррен л’Калипса умеет держать себя в руках. Вы чувствуете?

Л’Ча непонимающе посмотрел на меня, потом принюхался и поморщил нос.

– Паленым пахнет.

– Именно.

– Попрошу кого-нибудь проверить дела на кухне. Если начнется пожар, Ив будет очень огорчена!

Выдав эдакую глупость, этот несуразный тан оставил меня в покое, так же неожиданно, как и прилип ко мне вначале. Краем глаза я заметил тани Аноис в толпе молодых кавалеров. Высокие стройные тэнкрисы в роскошных фраках окружили прелестную тани сверкающими улыбками, витиеватыми комплиментами и подобострастной заботой.

– А почему ты позволяешь этим щенкам увиваться за этой чаровницей? Иди и разгони их всех, пусть ищут девушку своего уровня!

– Добрый вечер, Инч. Когда ты приехал?

– Только что. Приехал бы раньше, но изучение твоего подарочка меня по-настоящему захватило!

– Давай отойдем.

Мы переместились подальше от чужих ушей. К счастью, даже при таком скоплении гостей в особняке Ив полно свободных залов. Мы ушли в комнату, которую можно было бы назвать кабинетом. Я не знаю, зачем Ив воссоздала рабочее помещение своего покойного мужа в новом доме, ведь сама она им никогда не пользовалась и, насколько я понял, переезд стал также попыткой сменить атмосферу. Но вот она, просторная комната, отделанная панелями из дорогого дерева, и здесь расставлены все вещи, которыми пользовался при жизни Крафид л’Дровин. Единственное, что Ив добавила, – огромный портрет мужа в полный рост, висящий над камином из розового мрамора.

– Ты чувствуешь? – спросил меня Инч.

– Гарью пахнет?

– Да!

– Этот запах откуда-то распространяется по дому. Если Ив узнает, то с ума будет сходить, пока не обнаружит источник.

Я посмотрел на портрет тана л’Дровин, он ответил мне презрительным брезгливым взглядом и отвернулся.

– Вернемся к нашей находке, Инч. Это оружие. Что еще?

– Это бомба! Ты будешь допивать свое вино? – Осушив бокал, он продолжил: – Это маленькая бомба! Ручная! Устроена просто, металлическая оболочка, взрывчатое вещество-наполнитель и, внимание, революционный запал! Механический, работает по принципу пружины. Надо лишь дернуть за колечко, и боек, продвинувшись вниз от силы пружины, подожжет наполнитель. Взрыв разрывает корпус и поражает все вокруг осколками! Цель – пехота, максимальное повреждение наносится в закрытом или стесненном пространстве. Взрывается в течение трех – пяти секунд. Еще бы вина!

– Будь у нас такие штучки во время войны, мы бы управились не за четыре года, а за два, – подумал я вслух. Как думаешь, где ее сделали?

– На Востоке. Весьма вероятно, что в Малдизе.

– Хм?

Он вытащил из-за блестящего матерчатого пояса мешочек и бросил его мне. Развязав тесемки, я сунул внутрь палец и поднес его к носу. По спине побежали мурашки, я напрягся, готовясь к встрече с опасностью! Да, догадка из Квартала Теней полностью подтвердилась, там я почувствовал именно запах шеймалаяна. Малдизский порох ни с каким другим не спутать. На Восток рецепт этого смертоносного порошка пришел тогда, когда на Западе он уже стал неотъемлемой частью военного дела, и сколько бы пайшоаньцы ни претендовали на первенство в изобретении пороха, лучший вид этого порошка производится в Мескии. Малдизцы же так и не научились делать достаточно сильный порох (много дыма, мало огня). Все-таки восточные алхимики больше врачи, чем ученые, их специализация – работа с живой материей, а не с бездушными реактивами. Поэтому, чтобы усилить его мощь, малдизцы добавляют в порох толченые листья шеймалаяна, красно-желтого цветка, источающего нежный сладкий аромат. Для мескийских модниц этот запах означает новый флакон баснословно дорогих духов, для мескийских колониальных войск – боль и смерть. Война глубоко въелась в мои кости, раз даже запах благовония вызывает боевой раж.

– Кое-что сложилось.

– Что-то важное?

– Увы, – покачал головой я. – В потайном арсенале я учуял шеймалаян. Этот запах не мог исходить от оружия, все оно сплошь было произведено в Мескии, а потом, возможно, похищено и перепродано. Порох там наш. Поэтому я подумал, что запах – часть военных воспоминаний. Меня поставили в опасную ситуацию, я вынужден был применить все старые навыки, а вместе с ними пришли фантомы малдизских джунглей, запах порохового дыма вражеских орудий…

– Такое бывает?

– Если верить светилам современной медицины, то да. Ты и сам должен был замечать, что порой зрительная и слуховая память объединяются в один последовательный набор образов. Нет?

– Хм… Недавно я съел сандвич с жирным домашним маслом и вспомнил Бекки, старую экономку, служившую у нас, когда я был ребенком. Она сама взбивала масло, а не покупала его в бакалее. О, что это было за масло! Я будто вернулся в детство и…

– Примерно об этом я и толкую. Получается, вот откуда пришел запах войны.

– Ну, это вряд ли! – хмыкнул мой друг.

– Что?

– Эти взрывные машинки герметичны. Ни воздух, ни влага не могут проникнуть внутрь. Так что этот вывод не верен.

Обдумывая это утверждение, я взвесил мешочек с пахучим порохом в руке, но к неудовольствию своему не смог прийти к логичному умозаключению. Этот заусенец можно оставить на потом.

– Из Малдиза в Мескию переправили партию оружия. Крупную. В это же время в столице появился посол из страны, в которой официально нет правительства. Посол из колонии. Император милостью своей подарил малдизцам маленькую иллюзию независимости. Он милостив, наш повелитель. Фактически Зинкара вообще не имеет ни дипломатической неприкосновенности, ни права исполнять обязанности посла. Посольство Малдиза должно быть закрыто и опечатано, все дипломаты отозваны.