[Ночной]{Кошмар}

Моментальный «наплыв», быстрый как пуля в полёте…

Это ночной кошмар, а не девушка…

Залитый сном угол хижины снаружи. Рассвет прячется где-то в страхе востока. Эмма любуется представлением звёзд, летним театром небесной ночи…

Зловещая хижина как будто дышит. «Мы созданы, чтобы всё завершить…»

Прощальные порывы ветра скользят по головам деревьев…

– Пап, можно мы с Эмкой пойдём играть в лес? Ну туда, за Чёрную Черту?

– Нет, сынок! Нечего вам там делать… Это Чёртова Черта… Это место _ проклято…

– Эмка, пошли спросим у твоих родителей…

И вот она всё-таки здесь. Она пришла забрать его…

– Кого? У кого? – Режиссёр непонимающе пялится на сценариста, который спит в кресле. Дверь в помещение тускло открывается, на пороге стоит Туманная Тьма. Она невидимо оглядывает комнату и разочарованно говорит «Никого.»

И с силой закрывает дверь…

Сегодня ночью в нашем лесу никакого света. А хижина, говорят, живая… только «слеплена» из мёртвых людей…

– От этого могут возникнуть плохие страшные проблемы!

Как в центре «глаза бури», Хижина Дьявола обнесена частоколом чёрной чащи.

Идти туда одной, а хоть всем миром (сказал ей Старейший), что выстрелить собой в объятья мертвеца на дне его могилы.

«Эмма, ты не доберёшься даже до конца опушки, Эмма, ты не поступишь так с собою, Эмма, оттуда не возвращаются, Эмма…»

Твои пальцы похолодели, красавица… Забытая в детстве боязнь темноты ядовито обнимает за плечи… Твоё девичье сердце бьётся осколками стёкол в такую Чёрную Полночь, когда твоя рука хватает ампутированную руку двери…

Хищная Хижина Смерти (но в восхищеньи перед Эммой).

Дверь нараспашку, как чёрная луна…

Первый шаг в пустоту…

Темнота манит…Молчаливо-мёртвый магнит…

Если бы страх можно было вкалывать, точно наркотик, Эмма непременно умерла б от передозировки.

Хижина внутри – глубокая могила. Эмма в эпицентре сумрачного взрыва.

И слышен лишь удар закрытой двери.

В густом тумане тишины…

Теперь Каждый Выстрел Пульса Эммы Словно Пуля В Сердце…

Девушка как будто смотрит на себя со стороны: через черноту черепной коробки пробивается Взрыв ? Кровь ? Взрыв ? Кровь ?

Вот в этот-то момент она и понимает, что действительно смотрит на себя:

парой метров левее тьму режет вспышка, оставляя шрам.

Хижину проглатывает свет, тяжёлый как лёгкое покойника, полное колодезной воды. Испуганный взгляд Эммы двойной спиралью переплетается с собой.

Заброшенной ночью в Хижине Смерти на опушке мёртвого леса за запретной Чертой, возможно, единственная лучшая девушка в Мире Живых пришла за Ним, а встретила себя.

– Смотри сюда, она одета просто:

На Эмме старое платье охотницы за демонами (когда нужно превращающееся в плащ), изящные кожаные сапожки, незаменимые в походах на тот свет, и (чтоб туго скрыть девичью грудь) футболка с фотографией картины Мунка «Крик», видневшаяся из V-образного разреза декольте.

Падший подол бесконечно кончается вороньими перьями – отличительный признак потомственного экзорциста.

На среднем пальце правой руки кольцо-калейдоскоп…

Две капли летнего дождя – её осенние серёжки,

На шее лунный медальон _?

Эмма… Тёмная блондинка, прекрасная как головная боль диктатора.

– Да, дальше! – орёт режиссёр, одевая на ходу халат уборщика. Он хватает швабру и начинает торопливо подметать опустевшую площадку сцены номер 0.

Кем бы ты не был: мальчиком или девочкой. Мужчиной или женщиной…

Ты просто проснёшься и увидишь эти страшные ночные сети на окнах.

Ты попался, как рыбёшка, неспособная ничего изменить.

Ты просто лежишь и слышишь глухой шум где-то внутри и вовне.

– Кори, я сейчас умру отсюда…

Чёрный шум разъедает стены твоей вечной спальни. Насмерть прикованный к кровати инвалид печально смотрит с потолка, но растворяется в твоём последнем вздохе… А шум всё ближе и ближе. Через рыбацкую сеть страшнейшего к тебе окна виднеется прозрачное пространство ночи.

Холодная тьма укутала тебя твоим же одеялом. Прятаться поздно.

Секундой позже ты понимаешь, что больше не один (одна).

Тот чёрный шум бесшумно превратился в «человека».

Со всех сторон в молчанье выползают тени…

Повторный приступ одержимости? Шизофрения?? Кома???

Человек без лица и без друга просто стоит где-то внутри и вовне и просто смотрит на то, как ты пытаешься проснуться. Та раковая опухоль у тебя в голове (которую все называют «мозгом») начинает болезненно делится и через 48 лет разъединяется сама с собой.

А ты ведь так и не проснёшься…

– Значит, он говорит, что это всё ему во сне приснилось? – скептично улыбается мистер Номер. Из глубины комнаты к нему медленно идёт безголовое тело, пестрящее множеством шрамов, в каждом из которых мерцает телешум пустого канала. Острые как политический анекдот, за знание которого расстреляли 300 человек, кости торчат из мёртвых культей рук. Пень безобразной шеи украшен металлическим узором – зашит железной нитью.

И каждый шов в итоге образует слово.

Господин И Грай поворачивается к Номеру и говорит, размашисто не обратив вниманья на безликий и бесполый труп:

– Он смеет утверждать, что Рон стал бы барабанщиком, а Гарри – гитаристом. И Гермиона – вокалисткой…

Мистер Номер и И Грай сидят за стойкой в гигантском помещении их личных измерений. У каждого в руке стакан, бесконечно повторяющий форму песочных часов.

– Нам, кажется, уже пора…

– Ага. Сейчас заплачу и сдохну…

Оба посетителя бара имени их двоих срастаются в престранную фигуру (покатый треугольник вверх, покатый треугольник вниз).

Пока ты смотришь, как они, в прозрачности вращаясь, двоично превращаются в очередной стакан, к тебе подходит твой безголовый официант.

Он нагибается, чтобы принять заказ.

Специально, чтобы ты видел «слово швов» его подноса-шеи.

Но ты совсем не смотришь на официанта. Твой любопытный взгляд теперь пришит к скучающей блондинке у камина.

А металлические швы ведь всё равно сложились в слово «СОН».

«Я, конечно, в Аду! Окончательно мёртв(…мёртв)…»

Стеклянный протез глазного яблока Земли из Райского сада…

– Для меня нет себя прекрасней/ Но ловлю я свой взгляд напрасно/

Как виденье неуловимо, каждый день прохожу я мимо…

Человек без лица и без друга напевает перед почерневшим зеркалом в ванной.

Тьма гаснет. Сцена уносится в НОВЬ.

Ночь на каждом кончике каждого ржавого зуба Отражённой Эммы.

Это не зубы, а гробовые гвозди…

Чёрно-белая ворона летает по дому.

Аплодисменты крыльев, кошмар улыбки Отражённой Эммы…

А это ведь всего лишь зеркало в углу.

Также человечно как привидение инопланетянина.

«Вторая) (первая» Эмма широко раскроет страху глаза и, увидев всё то, что ты смог увидеть, поймёт, что больше не смотрит на своё отраженье…

Загробный крик – и зеркало кошмара уносит ветер тьмы.

Сквозь грязь закрытого в себе пространства доносится взрыв голосов, которые безмерно застывают в Эмме.

Но один заблудившийся снаружи голос попадает в мечущуюся по хижине ворону, точно прожжённая кислотой мусорная корзина в канаву, словно сердце мишени в неподвижно зависшую пулю…

«Твои шаги преследуют меня…

Сейчас всё ещё лето.

Луна – как обручальное кольцо. Как дуло пистолета.

Круг черноты внутри. Глазница пустоты.

Мы выходим на вымерший пляж, а море выглядит зеркальною пустыней.

И на песке твои шаги теряют звук.

Мы смотрим в тёмные волны, нам даже кажется, что море оживёт – из глубины на сушу выйдет монстр, похожий на кошмар из отражений…

Но воды этой ночью тихи.

Этой ночью мы видим город опустевшим.

Твои шаги преследуют меня – этой ночью…

Заходим в старый дом, а он огромен: сотни комнат.

Главный коридор такой длины, что когда ты уходишь в один его конец, а я пою «Nightmare» в другом – меня не слышишь, только шёпот.

Ты возвращаешься и объясняешь: почти весь звук уходит в комнаты на этаже.

Старый отель – все номера для нас открыты, выбирай любой.

Но ты не хочешь: слишком скучно.

Уже на улице твои шаги опять преследуют меня…

Внезапно зал открытого кафе.

Садимся на террасе, столик в центре. Вокруг лишь темнота кружиться на ветру.

Во взгляде взгляд. Тепло растает отраженьем…

И напряжение растёт как звук на гранях тишины.

Я предлагаю всё закончить.

Но ты не хочешь: слишком это всё легко.

Тогда пройдёмся через парк…

Деревья в темноте – печальные изгибы. Шептанье ветра / снова тишина.

Ты смотришь в небо – полая луна. Нездешний свет лежит на островках полян.

Сорвёшь цветок – он тут же потеряет цвет.

Но ароматом хоть немножко будешь пьян…

Парк падает во тьму за нами.

Пустынный город здесь как будто бы влезает на холмы. Ступени-улицы. Идём под сумрачными облаками…

Все выходы, прощанья и потери: всего лишь двери мимо нас…

Мои шаги, конечно же, твои.

А город умер. Навсегда.

Тьма рассыпается под уличными фонарями…

И здесь любой свободен путь. Для нас.

Сейчас всё ещё лето…»

И Эмма всё-таки глаза свои открыла.

Отчаянный вдох темноты…

По хижине в кромешной тишине порхают чёрно-белым чьи-то перья.

Потусторонне гаснет свет…Смешалось будущее с мёртвым настоящим.

Но Эмма только на мгновение забыла, кто ты…

Как голос призрака, из медальона Эммы родился тусклый луч.

А стены хижины как будто бы исчезли…

Девчонка-экзорцист теперь одна в центральной точке бесконечной Тьмы.

(Трёхмерный голос Режиссёра: «Но если же – одна, то почему там с ней ещё и ЭТО?!»)

А жёлто-серый бледный луч испуганно хватает что-то…

Оно, похожее на мертвеца, который больше не похож ни на себя, ни на жертву случайного счастья, просто стоит {как человекообразное слизистое желе} неподалёку… Стоит до тех пор, пока не начинает приближаться.

И Эмма слышит, как оно «дышит». Такой, знаешь ли, морщинистый звук.

С неотвратимостью судьбы самоубийцы оно каждую секунду на шаг дальше от благополучного исхода. К Эмме подбирается страх, хватает когтями за платье. Теперь она в его объятьях.

Оно теперь шепчет ей в ухо (слова скользят по щеке, как осенние листья по могильному камню):

«Дети с гвоздями, вбитыми в обугленные любовью черепа, атакуют твой дом на отшибе…Ты собирался просто позавтракать, но вместо тостов и кофе – неожиданный бой с кошмарными детьми-мертвецами… Если хватит храбрости глянуть в окно, увидишь одного мальчика в окровавленной майке доставщика пиццы… Всё-таки было бы кстати перекусить, пока время есть…

Пальцы того парнишки вырваны, а на их место вставлены острые гвозди длинной в скорость мысли среднестатистического человека…Помочь тебе никто не сможет – слишком твой дом далеко от нормального мира…

Легион мёртвых детей уже ломится в двери…Ты бежишь вверх по лестнице, хочешь укрыться в комнате на втором этаже… Резко дёргаешь ручку, но ничего не происходит… Дверь заперта… А дети гвоздеголовой толпой уже в доме…

Всё внезапно стихает…

Сейчас ты всех их увидишь… Ну вот и они…

Какая-то девочка зацепилась гвоздями в голени за край верхней ступеньки… Безвекие глаза полны кровавых слёз (ей жаль, не сможет до тебя добраться)…

Но остальные «держат строй», не торопясь идут к тебе по коридору [гвозди остро карябают стену, оставляя дому кошмарные шрамы]… Но ничего, думаешь ты, другой жилец поклеит обои – и…

Мёртвые дети вдавили тебя в закрытую дверь… Они прибивают к ней твоё тело… Прибивают гвоздями, растущими из собственных тел… И каждый из этих детей кричит твоим криком… Они обнимают тебя…

Перед тем, как исчезнуть, ты всё вспоминаешь…

Ты вспоминаешь, что дверь заперта потому, что ты сам закрыл её изнутри перед смертью…»

Оно лишь слышит тихий голос Эммы:

– Если не перестанешь, порушу всю готику…

Но только крепче ядовитые объятья.

Чтобы вырваться, ей нужно «убежать» в воспоминанья.

– Эмка, смотри, что я нашёл…

– Книжка. Где ты её откопал?

Сине-жёлтый день. На небе после дождя прозрачная радуга.

Мальчик и девочка идут по летнему лугу, любуясь полётами бабочек.

– Пошли на наше место…

Словно своя планета внутри чужой планеты, высокий холм над полумесяцем реки. На нём в лесу воспоминаний оставлен идеальный круг поляны.

«Забытый древними цивилизациями или пришельцами других миров, этот… "предмет" находится здесь со времён появления памяти.»

– Ты знаешь, рядом с ним начинаешь чувствовать, насколько существо «человек» ничего не значит.

– Для кого не значит? Для человека?

– Заметил, он опять лежит не там, где раньше…

Каждый раз зеркальный Камень менял положенье. Всегда, сколько бы раз они сюда не приходили, Камень оказывался на новом месте и вокруг него неизменно был слышен немного пугающий шум, к которому Эмма и Кори сумели привыкнуть.

Они уселись на солнышке. Кори раскрыл книжку на начале, но Эмма забрала её у него и, смеясь над озадаченным видом друга, стала листать лица страниц.

Остановилась она только там, где он сказал «хватит».

Эмма облизнула чуть пересохшие губы, улыбнулась и стала читать:

«Как только «выходные» двери, протяжно заорав от удовольствия, захлопнулись, их сразу охватила тьма, с которой Кот начал отважно сражаться, то и дело поскальзываясь, падая, натыкаясь на стены.

В пылком неистовстве битвы он призывал темноту капитулировать, угрожал кровавой расправой, запугивал вечной враждой, разводом и разрывом всех деловых отношений. Потом Кот уверенно сказал «Тихо!», после чего раздался оглушительный грохот – этот ночной боец что-то уронил. Дальше слышались недовольные окрики, видимо, поломанных растений, а затем посыпалось бряканье разбитого окна регистратуры.

Чёрно-Белая наконец-то клацнула выключателем. Свет озарил поле битвы.

Кот сидел на полу, глаза его сверкали торжеством ярости. Он улыбался улыбкой победителя. Он, как оказалось, содрал со стены единственный кусок обоев в трогательную зелёную полоску; опрокинул с газовой плиты, мирно стоявшей в центре коридора, кастрюлю пельменей, которые тут же разбежались; расколол надвое коврик для ног; раскритиковал в пух и прах учебник по демонологии; раскрошил плитку шоколада, заначенную в учебнике; потоптал зелёные насаждения на подоконниках; разжёг вспышку недовольства персоналом у насекомых обитателей больницы (пауков, тараканов, мух и так далее); сильно нагрел пластилин, доведя его до жидчайшего состояния; буквами нарисовал автопортрет; разрушил чей-то воздушный замок; разбил стекло в карточном домике регистратуры; снёс башенку из домино, возведённую на деньги налогоплательщиков; допил оставленные медсёстрами лекарства; заработал несколько монет пением и умелой игрой на гитаре; потратил все эти средства на существование, купив смешную пару бутербродов; сыграл сам с собой партию в покер; с пользой провёл время; и невероятно рассмешил Чёрно-Белую своими чёткими, своевременными действиями.

– Сейчас… я осознаю, что я сделал.»

Эмма захлопнула книжку. Кори с интересом смотрел на неё.

Девочка, весело улыбаясь, открыла последнюю страницу.

– Прочитаем конец?

Кори и слышать не хотел об этом.

Тогда Эмма захлопнула книжку и отдала её другу.

– Может, положим её вон туда? – он показал в сторону Камня.

– Мы же никогда к нему так близко не подходили! – заволновалась Эмма, но Кори уже направился к «цели».

Зеркальный Камень Кошмаров беспечно мерцал на солнце. Когда Кори приблизился к Камню ещё на несколько метров, Эмма всё-таки решилась его остановить. Она вскочила с мягкой травы и уже было побежала за ним, как вдруг что-то резко дёрнуло её сзади.

Эмма испугано обернулась…

Это всего лишь краешек платья зацепился за ветку.

Эмма попыталась быстрее высвободить непослушную ткань, но вредная ветка никак не хотела уступать. Девочка отчаянно рванула подол – и краешек оборвался.

Эмма наконец-то повернулась в сторону друга, готовая кричать, чтоб он остановился, готовая всё ЭТО прекратить…

Но Кори не было. Может, он просто спрятался? Решил её напугать?

«– Сердце! – орёт Кот, хватаясь за грудь. – У меня прихватило сердце…

Я думал – это просто несварение. А нет! Это сердце!»

Кори пропал. Она его везде искала, но так и не нашла…

К вечеру Эмма вернулась домой вся зарёванная. Когда она рассказала про исчезновение друга родителям, те даже не поняли, «о каком таком Кори она тут говорит». Тогда Эмма пошла к родителям Кори и сообщила им о пропаже сына, но оказалось, что «у них никогда не было сына»…

И вообще, в общине никто никогда не знал никакого Кори…

Только Эмма.

В пустыне веет ветер – Её отражение в Камне Кошмаров – Ветер летит сквозь макушки высоких деревьев – Бесшумный крик смерти застыл на каждом остром конце – Мокрый песок на опустевшем пляже – Без него, как без себя – Её последние слова – С неба падают слёзы – В пустыне.

Приходится проснуться перед сном…

Эмма опять объята тьмой. Воспоминанья помогли – оно ушло. Что дальше?

– Вот именно!

Листай пустой сценарий, Режиссёр.

Ночь того же дня.

«Сюда! Скорей, сюда!..Сейчас здесь всё взлетит на воздух, на фиг все отсюда…»

Кори любуется представлением звёзд, летним театром небесной ночи…

Хижина снаружи – глубокая могила. Кори на краю сумрачного взрыва.

В густом тумане тишины…

У Кори много голосов, но никогда не будет своего.

Раздвоенный язык и белые зрачки…

Из уголков рта – уродливые рассеченья щёк. «Улыбка Мертвеца» скользит от уха и до уха.

Две линии разрезов, блестя луной, смыкают металлические швы.

Старый трюк шизофреников [микроскоп из башки; винтовка-открывалка из руки; четыре колеса как инвалидная коляска вместо ног; жидкий металл, стекающий с краёв пореза; кровяной двигатель в черепной коробке передач; и все чудеса современного протезирования]

– Доламывать друг друга начали…

– Переезжаую в сон.

«Кори-тварь» красивой девичьей рукой…

Да и одет-то он совсем не по последней адской моде:

Чёрная, как дно могилы ночью, смирительная рубашка с обрубленными рукавами, что подпоясана полоской сброшенной змеиной кожи.

Желтее, чем безумие луны, на Кори надпись «Эмма», и сразу же за ней две двойки повёрнуты друг к другу там, где больше уж не бьётся сердце.

И тёмно-серые штаны патологоанатома, как будто бы скрывавшие вериги.

Кроссовки в виде полушарий человеческого мозга.

Как у его «коллег», поворотная способность головы приобрела «эффект совы».

Ад А.D.

А все (кто видит) хотели видеть бы его таким:

Огромная дыра в башке/ Гнилое слово "мёртвенький", пылающее на футболке/ Два длинных провода привинчены в двойной контакт под подбородком/ Крылатая накидка, а за плечами капюшон/ Безумное Ничто мерцает в чёрных дырах глаз/ По пальцам стекает непрерывно кровь из вскрытых вен/ Два металлических штыря отчаянно торчат из плеч/ Покрыты едкой ржавчиной штрихи друг с другом сшитых губ/ В такт взрывам крови в сердце на отвратительном лице теряются и проступают шрамы/ Премерзкие штаны из лиц людей, как будто говорящих при ходьбе/ А в роли обуви песок, скользящий по ногам на каждом шаге, секунда за секундой ссохшейся водой текущий из внутренней пустыни.

А лучше бы вообще не видеть…

Но больше всего он похож на {человека}, который ни на кого не похож.

Мертвец с твоим лицом.

В густой черноте перед Хижиной Смерти. Пришёл забрать её…

Пока ты слышишь «Трек 13», который Кори может воспроизвести в любой момент, ветви старых деревьев спутались, как провода.

Пока ты слышишь голос Кори Дарко [двойной – его любимый голос (звук резко/плавно переходит от сочетанья к сочетанью: красотка и старик | любимый человек и привиденье | мужчина-ночь и нудный психиатр | подросток и бездомный | ведущий и немой | игрушка и ребёнок…)], в полуночном лесу оживает тревожный ветер.

Пока ты слышишь последовавший в будущем вопрос, он (в точности как Эмма) хватает ампутированную руку двери…

– Что вы подразумеваете под Судьбой?

– Демонов…

Прекрасный старый дом. в котором ты.

Твоя и только твоя комната. замотанная гротескным покрывалом. прозрачно-белый саван.

Но он почти невидим светящейся огнями свеч сегодняшней прошедшей ночью.

Ты ждёшь её. она придёт.

Старуха врывается к тебе как визг глухого.

Ты сразу же роняешь чашку.

На кожаный ковёр печально льётся чай.

Молодая девушка Старость всегда в её отраженьи.

Старуха хватает бутылку хереса и падает в кресло у камина.

После первого глубокого глотка она как обычно говорит не совсем с тобой, а словно бы со всеми.

Голос старухи одиноко звучит то как шелестящий шёпот сжигаемых листьев, то как плаксивая речь повитухи над мёртворождённым, то как сладкая неправда слишком красивой девушки, то как последнее прощание с самим собой.

Она с тобой все ночи напролёт.

Старуха с чувством абсолютной правоты фанатичного алкоголика методично напивается.

И скучно роняет образовавшуюся пустоту в бутылке на пол.

Осколки исчезают словно ветер.

Все эти несколько часов ты недвижим.

Сидишь в чужом углу, от тьмы свечей подальше.

И вот на белой занавеси комнаты кроваво проступает текст.

Старуха всё читает и читает.

А ты теперь Никто. Обычный чёрный ноль.

Так будет длиться до того, пока не вспомнишь…

Пьяная старуха в кресле у камина – твоя родная дочь.

Ты для неё вообще не существуешь.

Ты так и будешь здесь сидеть.

Прекрасный старый дом.

Её и только её комната.

К утру старуха засыпает. Как всегда.

Слова со стен невидимо умрут.

Фантом её отца (не кто-нибудь, а – ты) опять до вечера исчезнет.

Приветливый ветерок бежит по лесной дороге к дому, взбирается весело на холм и, оттолкнувшись от весны под ногами, влетает в ваши окна…

Занавески – белые призраки – замерзают насмерть.

Ветерок мягко (чтобы не разбудить) касается седых волос старухи.

А после падает в камин и обнимает тлеющие угли. гаснут.

Очередной день пройдёт мимо – и ты появишься…

Молодая девушка Старость всегда в твоём отраженьи.

Осенние деревья, похожие на ржавые гвозди…

Стёртая надпись на могильном камне…

Кори Кровь, павшими листьями летящий на встречу с Великим Никто.

Его раздвоенный голос, шепчущий тьме…

«Ровно через 28 дней, 6 часов, 42 минуты и 12 секунд миру придёт конец.»

Чумное трио точек…

В твою квартиру опять прошло что-то.

Сейчас оно хозяйничает на кухне, как у себя дома.

Ты испугано замер в соседней комнате с каким-то текстом в руках:

Сюда пока ещё не пала осень.

Продираясь сквозь сумерки, ты заходишь в автобус, покупаешь билет до бесконечности конечной и устало валишься на сиденье.

Бесконечно…

Проехав сотни километров со скоростью полёта расщеплённой пули, автобус, словно врезавшись в воздух перед собой, резко тормозит у следующей остановки. Опять заходишь Ты.

Внутри салона рябь магнитных искажений. Ты видишь, что в одном с тобой автобусе ждут смешиванья со смертью мистер Номер, Великий Никто и И Грай.

Человек без лица и без друга одиноко сидит у окна.

Ты идёшь по проходу, тенью отражённому в коридор старого дома.

Поверхность чьей-то фотографии на стекле закипает кровью.

Ты устало валишься на сиденье. Без головы подходит контролёр.

Ты роешься в своём кармане (как будто сам себе могилу роешь) и достаёшь билет. Показываешь контролёру. Автобус набирает ход…

Вот падает давление артерий и дорог. Вот свет становится тьмой.

Вот Ты перестал быть собой.

Вот на месте сгоревшей фотки проступает новая картинка:

Через странно-открытую дверь небесно-чёрной хижины видна {напуганная всем происходящим и не случившимся вообще} красивая девушка, смотревшая на всё в тонах необратимых изменений мозга.

А снизу на картине – имя «Эмма».

Кори. Покровитель. Крови.

Ты долго смотришь на этого человека, что уселся в твой офисный стул и глядит на тебя так, будто он один здесь Хозяин…

Его седые волосы словно «скелеты» ленточных червей. Бездонно-чёрные глаза и будто металлические брови.

– Как вы прошли сюда?

– Для вас теперь уже не важно… Мой друг, мы решили поручить вам одно слишком важное для других дело…

– Интересно, но я не занимаюсь всем подряд… Мои услуги лучшего сыщика в истории планеты…

– Ваши услуги нам и нужны.

Ты снимаешь пиджак и обречённо вешаешь на спинку стула.

– В чём заключается суть… нашего дела?

Он зеркально смотрит на тебя. И говорит:

– Фотография.

Твои настенные часы бьются в полуденной истерике.

– Ну и что же на ней такого изображено?

– Всего лишь Ад.

Часы как будто перестали биться.

– Преисподняя!?

– Вот именно… От вас требуется отыскать это фото. В этом конверте всё, что вам будет известно. Используя свои подсказки, вы легко его найдёте.

И передадите нам.

– Ладно, а…

– Аванс уже у вас в сейфе. Преступайте немедленно. Как всё исполните, мы сами свяжемся с вами. Прощайте.

Он встал и вышел.

Чёрный конверт на столе. Медленное падение лифта. Дверь. Дверь. Дверь…

Ты выбираешься на улицу так, как только что казнённый сходит с эшафота.

Внутри пылают мысли, снаружи жжёт жара.

Идёшь сквозь город, не зная куда, но точно зная зачем…

Каждодневные страхи толкают в тебя споткнувшуюся прохожую.

Слишком милая девушка ошарашено смотрит: ты ловко успел подхватить её тело, успел спасти её от паденья.

Чёрная женщина-тьма из мёртвого сна. Бездонно глядит чернотой на тебя.

Ты вроде бы хочешь её разбудить: или она тебя будит…

"Это мой мир! Это мой кошмар!"

Ты почему-то выкладываешь этой леди всё.

– Так значит Ад на фото, – говорит она, как будто зная что-то.

Тебе пора идти, она берёт себя с тобой.

Только в такси она случайно вспоминает человека, который в состоянии помочь. Вы едете к нему.

Машина. Тень. Пустой подвал.

Сегодня он похож на мертвеца. По крайней мере – так ей показалось.

Две чёрные дыры зашитых глаз. Он сообщает нужный адрес.

На лобовом стекле застыла ночь. Таксист сгнил за рулём как только прибыли на место. Деревья здесь – чудовищные существа. За ними сразу же провал в земле: огромный котлован.

Серый туман скользит по спящим камням.

По ним и вы идёте…

Вот замечаешь очертания: огромный вход куда-то вниз чернеет пустотой.

– Глубокая, наверно, дырка… – ошеломлённо говорит она.

Серый туман скользит в туннель.

Ты с твоей спутницей – за ним…

Прощальное паденье через ночь. Всё медленнее льётся ваше время.

Незримый коридор туннеля в Ничто уходит под углом. А на его конце пустая комната застыла тьмой.

– Что дальше?

– А тот конверт с тобой?

Ты вынимаешь из кармана светящееся нечто. И сразу стены «комнаты» сдвигаются на свет. Ты и она пытаетесь прорваться в коридор, но вход туманом затянуло, и он отталкивает вас.

Ты и она уже вплотную |да так, что ближе некуда|. А стены давят и давят…

Вам остаётся лишь сдвоиться.

Такое чувство, что сам попал в конверт.

– Ты больше не живёшь, ты умираешь.

«Чёрно-белой кровью – ты всё заливаешь…»

– Это самый неудачный аборт на планете… Полнейшая фригидность. И можешь забыть навсегда радости материнства, милая, которого теперь не будет. Никогда…

Чёрный халат доктора Смерть.

Твои глаза зарёванной девчонки…

Туман загробно опадает. Конверт «горит» у Вас в руке.

Преисподняя.

«От вас требуется отыскать это фото. В этом конверте всё, что вам будет известно…»

Стены странной комнаты отползли так далеко, что их теперь вообще не видно.

Вы одиноко стоите в эпицентре подземелья. Где-то наверху плещется ночь.

Чёрный конверт внезапно гаснет. Зато над Вами вспыхивает свет.

Голос какой-то девушки в твоей голове советует Вам «просто сделать это…»

Открыть конверт.

Последняя подсказка.

Какие острые края, не вскрыть бы ими вены…

Пустой конверт как чёрный лист бесшумно падает в туман.

В Вашей руке осталось только фото…

На нём – какой-то человек.

«Постой-ка, дай подумать… Это ты.»

Твои глаза зарёванной девчонки…

Туман скользит куда-то в Никуда.

Восьмая Земля. Седьмое Небо.

Ад ждёт.

А за тобой уже идут они…

Объёмные. Живые. Тени мертвецов.

Кори как-то сказал Эмме: Когда ты живёшь в такой вот общине {как наша},

тебе самому придётся выдумывать мир…

Кори Кролик.

Девочка-мечта.

Кори Дарко.

– Я сама тьма…

Любовь с последнего взгляда.

Страх перед прошлым.

Получил очередную порцию галлюцинаций:

Парень пришёл в ВельзеВУЗ в маске.

Была одна пара, на которую вообще можно было не приходить, но все на неё ходили постоянно, потому как ведущий преподаватель (самый скрытый шизоид) препарировал не всегда мёртвых, брошенных на каменный стол у доски, пациентов, пытаясь выяснить причину их жизни в присутствии внимающих студентов. Он вынимал пластиковые ножницы, игрушечный острый совочек для песка, поролоновый скальпель и, вооружившись отвратной рожей, начинал потрошить.

Все это называли «раскрыть тему»…

Хермионина Херроуз скучала на самом последнем ряду. Аудитория была воистину огромна – 666 метров чёрно-освящённой свечами длины на 252 метра прозрачной ширины.

Ночное небо потолка затянуло туманом.

– Как бы дождь не пошёл, – сказала Хермионина тёмной пустоте вокруг.

Больше всего сейчас ей не хотелось замочить свои лекционные тетрадки (а точнее – красивые и страшные рисунки в них).

В очень далёком начале помещенья препарируемый «пациент» вырвался и сбежал. В готические арки окон врывался ветер.

Он и разнёс вести об окончании занятья. Хермионина Херроуз стала складывать тетрадки в сумку.

– Извини… ты мне не поможешь?

Она подняла глаза на голос: прямо перед ней, укутанный тьмой, стоял самый незнакомый ей парень. И почему-то в маске.

– В чём помочь?

Он ей не понравился сразу. Посмел «с мясом оторвать» её от собственных мыслей.

– Понимаешь… Я – новенький…Ты бы могла мне… себя показать…?

– Чего!?

– Могла бы тут всё показать?

А ей послышалось совсем другое. Она наконец-то затолкнула последнюю свою тетрадку в сумку.

– Мне некогда.

Хермионина пошла через ряды по «коридору», а парень в маске следовал за ней. Пройдя примерно треть пути до двери, она сердито обернулась.

Новенький сидел у прохода и с интересом смотрел на неё.

В бледно-жёлтом свете свечи его маска казалась ей ликом Чёрной Луны.

В нежно-жёлтом свете свечи её лицо ему казалось лучшей маской.

Единственная чёрная ворона среди гротескного числа седых овец.

– А у тебя, по-моему, красивые глаза.

Смущением пылающие щеки она, шагнув к нему, прикрыла темнотой.

– Ты ищешь для осмотра что-нибудь конкретное?

– Конечно…

Теперь уже она стояла перед ним.

– Мне надо бы найти здесь Комнату Кошмаров.

– Но кто же ты такой?

– Я самый весёлый персонаж с картины Джигера…

– Мне следовало догадаться.

– Так значит, ты готова мне помочь?

– Ещё бы…

Как только они вдвоём успешно добрались до двери, в аудиторию нагрянул дождь.

– Чуть не вымокли, – перевела дух на несколько секунд вперёд обрадованная Херроуз.

– Мне дождь напоминает о тебе…

Быть может, ей опять послышалось.

Он говорит:

– Мне дождь напоминает слёзы…

Они идут так близко друг от друга, что между ними можно втиснуть бесконечность. А мимо «проплывают» остальные. Кое у кого из толпы левые руки такие длинные, что волочатся по земле. Сам коридор заасфальтирован, но кое-где ты (в маске) натыкаешься на самую кладбищенскую почву.

– Давай возьмём мотоцикл… Ну, если ты точно знаешь, куда мы попадём.

– Идёт… – она красиво улыбнулась. – Мотоцикл-Бой – мой любимый герой.

Но свободных мотоциклов они так и не нашли.

Пришлось пешком добираться до места.

– Стоило бы посадить здесь деревья.

– Они бы здесь не прижились, – Хермионина указывает в сторону растущих из пола гротескных крестов, на каждом из которых двоичная антенна (приём идёт из Ада в Рай). – Деревьев и на улице хватает…

Парень в маске остановился у разгорячённой двери:

– А это не она?

– Это – туалетная комната для девочек, – строго сообщила ему Хермионина.

– Почти, но не подходит…

Студенты ВельзеВУЗа текли в обе стороны огромного коридора, кое-кто нёсся на следующую пару, оседлав двухсторонний велосипед, кто-то воспользовался электро-дорогой, снова сломавшейся от перегрузки, а Хермионина и парень в маске шли и шли…

Вот они влезли в лифт (всё потому, что Хермионина: «Нам, видимо, в подвал»).

Пылающая кнопка «вниз», украдкой оглядел её воистину небесное тело.

Помедленнее, лифт, не торопись; до Комнаты Кошмаров лишь кроме нас двоих кому какое дело…

Лифт оказался таким тесным, что пришлось подобраться вплотную.

«Бежим в неизбежность…»

– Мы друг в друга вляпались… – сказал "туманом темноты".

Она лишь усмехнулась.

Поездка вниз

вниз

вниз…

Внезапно «одноместный» лифт остановился. И внутрь заскочил красивый мёртвый мальчик лет восьми.

Он улыбнулся, Херроуз завизжала…

Всё дело в том, что у мальца, обнявшего её так крепко и так нагло, из глаз смотрела чернота. А вместо обычных человеческих зубов во рту болтались мерзопакостные скобы, изъеденные ржавчиной с рожденья.

– Отцепи его от меня! – в пугливой панике потребовала «Хермиона».

Парень в маске даже сделать ничего не успел, как мёртвоглазого школьника (чудом отбившегося от очередной адской экскурсии) стало через задний проход выворачивать наизнанку.

Хермионина и Маска успели вовремя покинуть непригодный лифт. Внутри остался только крик, который и упал на дно в подвал.

– Какой это этаж? – он ей.

Она:

– Для нас ещё не важно…

Мутно-зелёный коридор громадно-бесконечным саркофагом изломано скользил в пространство.

Пройдя вперёд минут 13 они остановили Человека с раздутым чувством гражданской ответственности, получившего паспорт в 4 года, и спросили у него, как попасть в подвал ВельзеВУЗа.

Человек с раздутым чувством гражданской ответственности, получивший паспорт в 4 года, сообщил, что им очень нужно «не ходить туда вообще», но путь к подвалу указал.

Добрались! Мы добрались. Мы…

Настежь дубовая дверь, открывшаяся только сквозняком.

Нежность мёртвого эха шагов по ослепшим ступеням.

Хермионина и парень в маске пугающе одни в пустом подвале.

Они уже приглашены, их бледной темнотой до Комнаты Кошмаров провожают.

– Тебе со мной не слишком страшно?

Она: – Куда страшнее без тебя…

Резко распахнутая крышка кабинета (на месте ручки – просто гвоздь):

Очередной учитель. Без переносицы, глаза срослись. Одет в костюм из чьей-то кожи. И вместо нижней челюсти – протез (ему так кажется, что с ним он выглядит моложе)…

А дальше этот чёртов учитель сразу же поймёт, зачем они сюда пришли.

Он осознает всю безответственность их действий. «Отправиться в подвал прогуливать уроки!» Немыслимая мразь…

А дальше он «взорвётся».

Их обдало волной… Кишки. Ошмётки. Грязь…

И тишину захлопнул крик, себя изрезал на кусочки.

Хермионина красиво смотрела на своего спутника самыми испуганными глазами. А он пытался разглядеть конец тьмы коридора.

И снова чей-то крик.

Они [как намертво] застыли в лабиринте подземелья.

Безногие двухстворчатые существа уже ползут в их направлении.

Она ему: Бежим!

Двумерные химеры передвигаются по стенам…

Хермионина и парень в маске добежали до первого поворота. За ним увиделся им теперь безликий человек. Слишком широкий в плечах, чтобы сразу двоим его обогнуть.

Херроуз больно наткнулась на безликого человека и упала на каменный пол.

Парень в маске, остановившись, смотрит на то, как безликий толстяк огромного роста, медленно повернувшись, продолжает поворачиваться и поворачиваться.

Вот он совсем обычно вертится вокруг своей оси со скоростью последне-мёртвого импульса-иглы в мозгу безумца.

Примерная студентка ВельзеВУЗа Херроуз уже на ногах.

Она хватается за Маску и бежать. Безликий человек, конечно, превратился

в смерч. Он страшно устремляется за ними.

По подземелью пронёсся жуткий звук горящей эктоплазмы.

И Хермионина бросает на бегу:

– Ты знаешь… что Комната Кошмаров нас зовёт… Бежим на крик… она!..

Далеко впереди по коридору действительно

Бежать бежать

Раздвоенный смерч чем-то беззвучно раздавлен

инсценировка гибели Земли

Дымные твари коридор прозрачно заполняли

В чудовищной клетке Я исчезает

их больше видеть не могли

В глазах пылает тьма

и комната закрыта…

|| = ||

Хермионина и парень в маске словно две застывшие насмерть занавески, стоят посреди Комнаты и ждут своих Кошмаров.

Они как привидения живых…

Безумно белое помещение: где дверь – теперь не разберёшь. Они держатся за руки, чтоб не смешаться (а то в такой вот комнате можно потерять свою «личность», превратив её в ближайшего человека).

– В этой маске у тебя голос как дым тьмы…

– Может, ты её снимешь?

В ответ на его просьбу она мягко коснулась мёртвых застёжек.

Маска отошла от лица. Паденье тьмы на белый пол.

– Боже… как мы с тобой похожи… – её голос, восхищением встревоженный.

Парень без маски и Хермионина Херроуз в комнате цвета прошлогоднего снега заперты друг против друга.

– А мы ведь даже не знакомы, – она красиво улыбнулась.

– Ну это мы ещё успеем…

– Зато теперь я точно понимаю – кто ты.

– Да?

– Ты самый весёлый персонаж с картины Джигера…

Шёпот мёртвой листвы – Плач невидимых листьев – Пожелтелая шаль тьмою в небе нависнет – Падший вечер шалью на плечи – За вуалью чёрт или нечет…

Хермионина и парень без маски отражаются в зеркале Камня Кошмаров.

Он говорит:

– Мы не созданы друг для друга…

Она говорит:

– Мы созданы, чтобы друг другом быть.

? = ?

Её горящий кровью труп падает к твоим ногам. Она с зашитыми глазами.

«Во сне открой свои глаза…»

Труп твоей старшей сестры хватает руками воздух, а ты испуганно отскакиваешь в сторону.

«Бежать от кладбища подальше!»

Дымные монстры в гостиной танцуют навзрыд.

Ты пробегаешь по лестнице вниз, пока труп твоей старшей сестры пытается встать. В этот момент дом лишился дверей. Теперь на их месте телобетонная кладка. Когда ты понимаешь, что больше отсюда не выйдешь, труп делает первый шаг по ступеням.

«И зачем её запихнули в этот чулан?»

А ты (12-летняя девочка по имени Эмма) теперь не знаешь, что и делать.

Демон вселился в труп твоей старшей сестры.

Она уже преодолела путь к тебе, и хочет вновь хоть раз тебя увидеть.

Но жестокие швы плотно веки сплели.

Ослеплённый мертвец жизнь заметил вдали…

Твоя мёртвая сила внутри запеклась и взорвётся (как не проси…)

Твоя мёртвая сестра подобралась почти вплотную. Горящий кровью воздух навзрыд дверей в чулан преодолела жестокие швы 12-летняя девочка демон…

…Ты экзорцируешь её…

Последний взгляд – и демон испарился.

Мертвецки-мёртво труп сестры упал к твоим ногам…

Рыдающий туман в пустой гостиной.

Девочка по имени Эмма выходит из тёмного дома, устало садится на ступени крыльца. Платьице перепачкано, в чёрной накидке большая дыра.

Зато она справилась, она победила.

Смотря на то, как перед рассветом медленно тает луна, Эмма думает о других девочках, названных так же.

Похоже, теперь весь мир никогда не проснётся.

Темнейшие стороны сна…

Он появляется под «Трек 13», точь-в-точь как призрак из Венериных зеркал.

Кори Кролик.

Кори Дарко.

Кори Кровь.

Девчонка-экзорцист во тьме, опять напугана до полной смерти.

Невидимая песня гаснет. И демон говорит:

– Теперь мы снова вместе, Эмка…

Парень-ночь. Девочка-день…

– Я всё-таки тебя нашла!

Печаль ушла в туманность Печали больше нет.

мозга. Из складок платья появляется

Тьма в хижине, зеркальный нож.

любовные объятья. Кольцо-калейдоскоп

касается костлявой рукоятки.

Тот самый потерянный Кори.

Уродлив демон.

Луна в открытое оконце, Не жить, а только умирать…

они садятся на кровать.

Если б любовь можно было вкалывать, – Я так люблю тебя

точно наркотик, Эмма непременно ненавидеть…

умерла бы от передозировки. Чёрно-белая магия Слова…

Заброшенной ночью в Хижине Смерти Если бы ненависть можно было

на опушке мёртвого леса вколоть точно в сердце.

за запретной Чертой, возможно,

единственная лучшая девушка Прозрачность чувства Смерти.

в Мире Живых пришла за Ним. Удар ножом. Мёртвёрд…

И мир замкнулся поцелуем. Кровавая улыбка Эммы.

В пустыне веет ветер. Безмерно мёртвые моря.

Никакого огня в Аду. Никакого облака-Рая.

Жёлтое небо рождает каменный дождь.

Человек без лица и без друга – забытый путник погибает под камнями…

Пустые призраки из глаз. Закрашенное время коридора.

Падшие ангелы – парящие над городскими горами стеклянные листья.

Раненое утро совсем скоро придёт. Ночь завершалась с востока…

Погребальное пламя на чужом берегу.

Время смерти с тобой… И чьё-нибудь рожденье.

Развоплощенье расщепленья.

Жизнь – потеря всего.

Девушка Эмма шагает одна в никуда.

Это ночной кошмар, а не девушка…

Залитый сном-монолитом угол хижины снаружи. Пряный рассвет.

Весна или осень.

Эмма не помнит, потеряла счёт одинаковым дням.

Индейский талисман свисает паутиной над кроватью.

Ловец снов. Ловец призраков.

Эмма наконец-то проснулась.

Для мира – Хижина Смерти, а для неё – всего лишь вечный дом.

Потому что тогда, отчаявшись, она отправилась к Камню, в котором «пропал» её друг.

Зеркальный Камень Кошмаров. Пугающий шум.

Эмма коснулась его…

Мёртвый шёпот ночного кошмара.

Она не найдёт теперь Кори.

Её затянуло в тот Камень. Совсем. Навсегда.

Эмма так и «живёт» в Хижине Смерти. Где сон – это всё.

Исчезновение последней точки.

Особенный, ужасный, постоянный. Но только для неё…

Дневной кошмар

Моментальный «наплыв», быстрый как пуля в полёте…

Мимо 17го прошелестела очередная парочка девчонок.

Красивые… Отвёл глаза, как будто не заметил. А впереди ещё одни…

По улицам скользили призраки-такси (прозрачные машины с радиоактивно-спящей чернотой внутри). Ультра-лучи лились на городские коридоры.

17ый засёк логическую вспышку в одном из верхних окон, но долго это не продлилось. Он просто шёл дальше, не думая о важности пути.

– 17ый, привет!

Его вишнёвые глаза застыли на остановившейся девчонке.

252ая держала в руках какого-то кота.

– Привет. Куда собралась?

– Да, в общем-то, хотела тебя встретить… А ты куда идёшь?

Вишнёвые глаза при взгляде на неё смотрели в Вечность.

– Так… решил поиграть.

Улица ползла как эскалатор. Всё как везде: зеркальная реклама, секс-одежда, ожившие герои мёртвых книг.

"Назову кота… Кори…"

Глупая девчонка, она же знает – нечисловые имена давно запрещены…

А вслух: как хочешь.

Вдвоём шли дальше.

– Далеко идти?

– Устала? – заботливые нотки для неё.

Усмешка:

– Кот устал…

Заброшенная стройка мерцала как фантом, изображённый на картине художника-безумца. Вместо ограды-сторожа – предупреждающие знаки.

17ый с друзьями играл здесь в индастриал-соккер (сверхлёгкий металлический мяч, обшитый мозговой кожей). Дальний лифт сносно работал, на нём можно быстро добраться до крыши. Брошенный дом. Просто старая стройка.

Не всё в Городе доводилось до конца, но почти всё к Концу приводило…

Полутёмный коридор подвала закончился лестницей.

Пока 17ый и 252ая шли по ней вверх, неровные дыры в ступенях как будто шагали за ними.

Кот, спавший в объятьях хозяйки, еле заметно забеспокоился (рваные полосы измерения Сна). Девчонка и парень вышли на сумрачный свет Главного Зала. Здесь не увидишь железные лица прохожих. Шум городских коридоров не слышал себя, как глухой. Тени колонн, разбитые плиты.

В биполярном сравнении с Центральным Инфо-каналом это мёртвое место казалось самым живым.

Сейчас – слишком тихим.

Они двинулись по Главному Залу. 17ый как всегда наслаждался ощущением солнечной пыли, скользящей из выбитых стёкол.

В пустые проёмы пылал полуденный Город.

252ая, поражённая зрелищем, замерла напротив Небесной Стены. Она видела непрерывную тьму металлических кирпичей из которой сияли тысячи маленьких дырочек, отражаясь во фразе «звёздная ночь».

– Как же красиво… – её гипноз и восторг.

– Мне она тоже нравится, – он подошёл. – Когда мы с друзьями увидели её впервые, то один даже с ума на время сошёл от уровня потрясенья.

– Надеюсь, не ты? – опять усмехнулась.

252ая устремилась к Небесной Стене, готовая утонуть в ней непрожитыми годами. Она повернулась к нему и, весело улыбаясь, прижалась к звездному небу. Кот на руках мирно спал.

17ый любовался этой девчонкой. Живая картинка трёхмерного Счастья.

Наконец она отвернулась и стала рассматривать Стену.

– Ты знаешь, здесь какое-то имя…

Она волнительно поманила, он подошёл.

На металлической черноте в центре «созвездья» покоилась надпись, подобная новому шраму.

– Эмма… – будто позвал тишину.

– Странно, ведь правда?

Тускло задумалась, отходя от Стены.

Ответил: не знаю.

Ей показалось, что слышится шум. 17ый тревожно взглянул. Пространство времени сжималось. Кот проснулся и вырвался из рук хозяйки. Громко мяукнув, он кинулся прочь.

Девочка-ночь побежала догонять непослушного питомца. 17ый, держась прямо за ней, заметил, что шум слышен сильней.

Они потоками птиц пронеслись по Главному Залу и, завернув в огромную арку, стали сквозняками петлять через пустые проёмы…

Кот ждал их у Камня.

Пугающий шум рождался из глубины его зеркальной поверхности, 17ый и 252ая смотрели на странные взгляды своих отражений.

Спросила:

– А это раньше здесь было?

Ответил:

– Я точно знаю, что нет… Откуда это вообще?!

Не обращая внимания на их разговор, кот приблизился к необычному Камню и приготовился прыгнуть.

В этот мёртвый момент интерес на реакцию при атаке был для него превыше всего… Девчонка и парень не сразу заметили, что кот куда-то исчез.

– Наверное, он прячется за этой штукой?

Она приблизилась к зеркальному чуду.

Успела лишь услышать то, как 17ый сказал:

– А может, прямо в ней?

Случайное прикосновенье…

И мир исчез.

Пустая бесконечность сна…

Остался лишь ночной кошмар.

Dreamboy

Блондиночка + Я… Полярные поляны снега.

Мы шагали вне бури и даже не хотели замечать, что она внезапно прошла мимо нас – навсегда…

Ледяные осколки (как зубья пилы) торчат из промёрзших деревьев.

Спокойное небо, мерцающий снег так похож на бледные листья бумаги. Блондиночка листает свой чёрный блокнот, глядит на часы. Время (обеда) закончилось. В кафе почти никого: пара покойников, священник и я… Она убирает в сумку блокнот и быстро шагает к выходу мимо меня, даже не захотев заметить шикарную фотографию ледяной бури, которая до сих пор висит у меня за спиной… Я встаю со своего места, иду к этой фотке и выключаю изображение в рамке – навсегда(?)

Выйдя из кафе, Блондиночка спешит по коридору к лифтам. Один короткий взгляд в иллюминатор – и ей сразу ясно: дирижабль уже набрал высоту… Скорее в лифт! Она успевает в самый предпоследний момент перед тем, как я чуть было не закрыл двери лёгким нажатием кнопки.

Блондиночка вежливо улыбается, едва посмотрев в мою сторону…

Мы очень молча едем на нижний уровень «Туманного Сна» (такое имя дали нашему дирижаблю несколько тысяч лет тому сейчас)…

Только я решился сказать ей хоть что-нибудь – двери лифта открылись. Вот я смотрю, как она (без единого намёка на мысли обо мне) быстро уходит вдаль коридора…

Блондиночка – Я… Мягкий песок океанского пляжа. На ней удобный купальник чёрно-небесного цвета. Она с интересом читает статью о бесследном исчезновении самого старого дирижабля планеты, а склонённые пальмы словно заглядывают ей через плечо, пытаясь узнать – что же там пишут в этой газете…

Чешую и рыбьи внутренности я завернул в газету, покинув свою ещё не обжитую комнатушку, пошёл выбрасывать в мусоропровод (чтоб не копить эту мерзость в помойном ведре)… Блондиночка спускается по лестнице мне навстречу: на ней зелёный дождевик (ведь на улице осень и дождь)… Она неловко задевает меня локтем, беспардонно выбив свёрток из моих рук – фарфоровый букет цветов в виде бутылки дешёвого вина, обёрнутый подарочной бумагой – падает куда-то вниз и разбивается о ступеньки…

Блондиночка +– Я… Огненный смерч палой листвы гаснет на дне весеннего ручейка. Умирающий снег без возврата тает под ласковым солнцем. На деревьях воскреснет листва…

Блондиночка ждёт меня за нашим любимым столиком в полупустом кафе.

Ей не нужны цветы, какие-то подарки…

Ей нужен только я – навсегда.

Блондиночка смотрит на весну за окном и с волнением ждёт, когда я приду… Она хочет сказать мне, что любит (очень сильно любит) одного лишь меня, и никто ей больше не нужен…

Она заказывает ещё кофе (а позже ей придётся повторить свой заказ несколько раз)…

Потому, что я так и не приду.

Я – мягкий песок океанского пляжа…

Я – огненный смерч палой листвы…

Я – поле полярного снега…

Блондиночка смотрит через весну за окном (и больше не ждёт). Медленно, но без сожалений, вычеркнув моё имя, она закрывает свой чёрный блокнот…

Ледяные зубы пилы изображение в рамке лифт набрал высоту туманного сна тысяч лет без намёка удобный купальник пытаясь узнать рыбьи внутренности обёрнутый подарочной бумагой гаснет на дне в полупустом кафе…

Блондиночка глядит на часы.

Время закончилось.

ГЛОТ

Зрительный зал замер.

Висящий во тьме квадратик экрана запылал огненным цветом.

ИЛЬR, сидящий левее всех с бутылкой взасос и в обнимку, понял, что конец уже начался. Огромный кинотеатр «Премьер» дымился летней жарой. Казалось, зрители спали.

Т0ЛЯН внимательно глядел в правую от экрана колонку, которая пыталась закричать. Огненный цвет сменился на синий.

ЯРИКЪ пару раз в шутку пробовал переключить "канал кинотеатра" на другой фильм. Теперь экран стал меркнуть. Затем опять расцвёл агонией огня и начал становиться жёлтым. Посыпались чёрными перьями титры. Нью-авангардный фильм кончался под музыку с какого-то альбома Dry Kill Logic. ИЛЬR «рубился» прямо в зале.

(АРтЁМКА пишет «в тот свет»: рубился прямо в зале?… Не понял…)

ИЛЬR посылает SMSку.

(АРтЁМКА через два дня пишет ответ: Ааа… рубился прямо в зале!.. Понял… понял…)

Т0ЛЯН, ИЛЬR и ЯРИКЪ покидают зал.

Прожорливая чернота поглощает внутренности кинотеатра.

ИЛЬR, шагая по ступенькам, начинает что-то петь. ЯРИКЪ понимает, что микро-бар уже, конечно, переполнен, а Сайлент Хилл (отель для мертвецов) закрыт задолго до того, как мы его «открыли».

Идут по улицам до института.

– Оу А А А А! – ИЛЬR кричит по-обезьяньи, потом с ухмылочкой следит за продвиженьем солнца сквозь выжженную синеву. – Здесь жарко, как в Аду.

– Я не здесь… – безумный фото-взгляд Т0ЛЯНА. В это же время ЯРИКЪ звонит ЧИПSЕТУ и официально приглашает того «переместить» себя сюда.

Про ЧИПSЕТА можно наговорить много всего, но отдельно хочется отметить дальше следующее:

Он живёт не совсем в центре города.

Он гитарист группы {холепра}.

ЧИПSЕТ великий композитор.

Родители ЧИПSЕТА – киборги (ИЛЬR сказал про это: Они заполонили дом ЧИПSЕТА).

ЧИПSЕТ зовёт всех собак – «Толстый», а котов – «Василий».

У него есть пёс Толстый и кошка Горгулья.

О себе он иногда говорит: Всё, я – Чак Шульдинер… А может быть – Алекси Лайхо. (Чаще всего такое происходит по пьянке.)

Про Linkin Park ЧИПSЕТ говорит: Так не надо петь.

ЧИПSЕТ, вынося из институтов стул, стол, предметы устрашений и другое, обычно в this moment звонит по телефону не пойми кому и сообщает:

«Я совершаю преступленье».

И последнее: он уже едет к ним.

Находясь на паре в своей машине рядом с КГУ, АРтЁМКА спал. А снились-то ему, конечно же, кошмары. Мелкие мерзкие твари, слишком похожие на крыс, преследовали его в собственном подвале. Он просто пошёл глубокой ночью покурить в предбанник кочегарки, а ключи от спасительной машины оставил

в морозилке. Тут страшно появились крысы-мыши и стали нападать на него в порядке живой очереди.

АРтЁМКА пытался кричать себе в «нормальный мир» что-то пробуждающее, но получался только бестолковый рэп.

Он так пока и не проснулся.

ИЛЬR с Т0ЛЯНОМ отправились в эСэС за пивом, а ЯРИКЪ с ними не пошёл.

Ему не нравились повторы и очереди в магазинах. Вместо тупейшего стояния перед прилавком ЯРИКЪ выбрал очень интересную встречу с Виталей Олигофреном (одним из двух лучшайших поэтов КГУ). Виталя шёл по улице сначала грустный, но как увидела ЯРИКА, повеселел. Во время продолжительного рукожатия он сильно трясся и смеялся через глаз. ЯРИКЪ хитростью выяснил, что Виталя направляется на пары (чтобы получать там наивысшее образование и удовольствие от проведения времени в кругу великолепнейших девиц). Посмеявшись ещё минут шесть, Олигофрен красиво удалился, размахивая пакетиком Playboy.

Наконец, из студенческой столовой выпали ИЛЬR с Т0ЛЯНОМ, неся с собой пиво с джин-тоником.

– Джин тоненький… – невнятно бормотал Т0ЛЯН.

– И показывает на меня, – с ухмылочкой сказал ИЛЬR.

АРтЁМКА всё не просыпался.

Пара, на которую не пошли парни, почти закончилась. Они расположились на подоконнике между 1 м и 2 м этажом, не закусывая. К этому времени к нужной остановке подъехал ЧИПSЕТ, который вылез из маршрутки и быстро двинулся ко входу в институт по улице Томина. Предчувствуя, что могут выпить без него всё без остатка, он перешёл в режим «галоп», а также начал тихонько скулить гроулингом и незаметно плакать.

Несясь во весь опор по КГУ он даже остался не узнанным Славой Панком (пластиковым био-роботом и одним из двух лучшайших поэтов КГУ).

Слава Панк одиноко стоял за зеркалом, сочиняя при этом суперпесню в стиле power-metal, не уступавшую по смыслу и содержанию такому общепризнанному хиту как «Цунареф».

ЧИПSЕТ, всё ещё оставаясь не узнанным, летел по долгому коридору второго этажа, что у буфета заворачивает влево. Забыв, о том бесспорном факте, что на его пути находятся ступеньки, ЧИПSЕТ вовремя среагировал на изменения ландшафта, в физико-молекулярном споре уверенно удержал равновесие и шмякнулся вниз.

Подождав, пока девочки перестанут над ним смеяться, он степенно вскочил и улетел яростным риффом в даль коридора.

АРтЁМКА очень хотел проснуться, но не мог.

Т0ЛЯН и ЯРИКЪ и ИЛЬR услышали звонок в то время, как допили первую бутылку пива. По лестницам и коридорам заходили люди. К открытию второй ребята дождались ЧИПSЕТА.

– Ыа А А Ау! – сразу сообщил ему ИЛЬR, передавая пиво, а затем процитировал начало одной из песен группы KoЯn: Йо Чак…

ЧИПSЕТ обрадовался и набухался.

Они заполонили весь подвал во сне АРтЁМКИ. Жуткое скопище мышей собралось в нечто, точно адский трансформер. Огромный Король Крыс (один из двух демонов синей таврии) нависал над ним, противно капая слюнями на лицо. АРтЁМКА минус ко всему ещё и начал задыхаться.

– А-а-а… – давясь от газа повторял АРтЁМКА, пока где-то в соседнем сне не завыла собака.

Вот тогда-то он понял, что пропал, что куренье действительно губит (особенно если во сне), что поздно теперь пробираться к закрытой машине, что Е = мсІ…

К воротам дома АРтЁМКИ во сне подъехала синяя таврия.

Т0ЛЯН, ЧИПSЕТ, ИЛЬR и ЯРИКЪ (полупьяные) бродили по институту. Они уже «взорвали» нерабочий огнетушитель и побегали по партам в полупустой аудитории. Мимо них (словно тень Дракулы) уже прокрался по стеночке Хромов, они сами уже прокрались мимо деканата и входа в спортзал.

Дальше – пьяньше: Т0ЛЯНА бьют внезапно открывшейся дверью; ИЛЬR роняет доску объявлений, врезавшись в неё с разбега; ЯРИКЪ умудряется отметиться на чужой паре; ЧИПSЕТ приятно курит в туалете; технички ненавидят их.

Встретив Славу Панка по дороге в буфет, ИЛЬR заставил ЧИПSЕТА общаться с ним, а сам отбежал к джин-тонику и ЯРИКУ с Т0ЛЯНОМ.

ЧИПSЕТ и Слава долго стояли в одинаковых позах, а после ЧИПSЕТ (подражая славапанковскому «акценту») с надрывом произнёс: Цунареф… маст… дай…

Слава Панк авторски откликнулся строчкам своей лучшей песни: Донт… аск ми… вай…

– Сэй хим… бай-бай… – сказал ЧИПSЕТ и ушёл.

Во сне АРтЁМКА бежал очень быстро. Сирена синей таврии неслась за ним, не отставая ни на миг. Саму машину демонов скрывала тьма.

АРтЁМКА успел сдать куртку в гардероб, а потом сразу же оказался в местном буфете. Это была Академия. Все вокруг были одеты в костюмы мышей.

АРтЁМКА закричал…

ЯРИКЪ всё-таки вспомнил про старую карту, которую ему в почтовый ящик бросил какой-то «доброжелатель». На ней был Глот – посёлок-призрак, лежавший в своей могиле за городом. Карта подробно объясняла, как его найти, но что можно найти в нём – оставалось загадкой.

Было решено направиться туда прямо сейчас.

Т0ЛЯН, ЧИПSЕТ, ИЛЬR и ЯРИКЪ вышли из КГУ. Вначале все заметили очень красивых девочек, которые курили «в ёлках», ну а потом уже увидели летящего по шоссе кошмаров и очень спящего АРтЁМКУ.

ЧИПSЕТ метнулся клянчить сигареты у девчонок, а остальные трое друзей тихонько влезли в незапертые двери АРтЁМКИНОЙ машины.

Но спящего не разбудило даже это. Его разбудило нечто другое: ЯРИКЪ вынул из своей чёрной postal-сумки диск с музыкой Crossbreed, а ИЛЬR скормил его cd-магнитофону…

АРтЁМКУ травили крысами. За рулём синей таврии почему-то оказалась женщина, очень пугавшая его своей фактурой. В голове заиграли жуткие электро-звуки, а после них кошмарный сон наполнил крик…

АРтЁМКА сам не понял, как проснулся. Непереносимая для чуткого слуха прирождённого водителя музыка хлестала из колонок. Ему казалось, что

в дорогой его сердцу машине ломается всё: неправильно гудит двигатель, рвётся ремень генератора, в баках кипящим гноем булькает бензин и даже фары не мигают. Но хуже (что может быть хуже!?) такой «приятности» при пробуждении лишь одно – в салон его автомобиля влезли мыши.

Эти твари, напоминавшие ему людей, пробрались-таки из его сна.

Параноик привёл кошмары за собой в реальность!

АРтЁМКА очень сильно ужаснулся, а потом понял: нет, это ведь не мыши,

а Ярик, Толя и Илья.

Первая песня на диске (под которую рубился ИЛЬR) почти закончилась, когда

АРтЁМКА истерично выдрал свою магнитолу. Всё смолкло, только ИЛЬR продолжал ещё что-то рычать, но увидав в окне курящего с девчонками ЧИПSЕТА, перестал.

ЯРИКЪ, по-грайндовски смеясь над всем происходящим, стал уговаривать АРтЁМКУ «отвезти их в лес на лёгкий и приятный отдых ради шуток».

Т0ЛЯН в свою очередь припугнул АРтЁМКУ любовной (не-на-жизнь-а-на-смерть) встречей с Женей Лушниковой и началом их прекрасной Вечной Любви именно в Глоте.

А ИЛЬR что-то невнятно спел.

АРтЁМКА уже почти отказался от затеи, но тут к машине подкатил ЧИПSЕТ.

И была с ним Таня Ох – самая красивая девушка курса (да чё там – всех курсов).

Вот тут-то АРтЁМКА заткнулся, как пробкой бензобак. Девушка была слишком эффектна. ЧИПSЕТ, притворившись умелым обольстителем (и всеобщим другом) Серёжкой, сумел уговорить Таню украсить собой их «мерзкую компанию». Причём АРтЁМКА сразу стал «отыгрывать» крутого чувачка, но девушка над этим только посмеялась (в институте по отношению к нему так делали все).

Музычку врубили очень тихо. Заполдень. Глот ждёт. Время места.

АРтЁМКА вёл автомобиль уверенно и чётко (как будто бы родился в нём

и вырос). ИЛЬR (с приятной непосредственностью психа) подпевал тихо игравшему магнитофону машины. На заднем сиденьи: ЧИПSЕТ, сильно изогнувшись, курит в закрытое окно, а в Т0ЛЯНОВ рюкзак падает пепел; Т0ЛЯН меланхолично молчит и допивает пиво (ещё осталась бутыль джин-тоника, которую «в плен» захватил ИЛЬR); самая красивая девушка курса (да чё там – всех курсов) Таня красиво сидит у ЯРИКА в объятьях (её шикарные чёрные волосы красиво треплет летний ветер, её красивые-красивые глаза мерцают жаром секса, её нежно-красивые губы игриво отвечают поцелуям) – короче, это всё выглядит очень красиво; ЯРИКЪ всячески мусолит Таню…

– Ты карту-то хоть дай, – обращается к ЯРИКУ ИЛЬR. Вот карта у него в руке,

в другой руке – бутылка. То место, которое куря прожёг ЧИПSЕТ, мистично совпадает с координатой их поломки.

АРтЁМКА плачет на обочине. Самый солнечный день этого лета снова превратился в кошмар.

Всё шло (и ехало) так хорошо. Но вдруг машину повело, а под капотом что-то громыхнуло. По гравию, по тормозам… Она как будто умерла… Да он и сам умер как будто.

– Ладно. Это херня, – ИЛЬR попытался успокоить друга. Вышло плохо.

АРтЁМКА снова зарыдал.

– Онна… ужжэеэ… старрааая… быллаааа… – сквозь слёзы всхлипывал

АРтЁМКА (он успокоится через минуту, когда ИЛЬR скажет ему, что

«уж теперь-то он смело может выпить»). Правда истерика чуть не началась опять, после того как всё тот же ИЛЬR предложил «сжечь эту железную развалину к чёрту».

ЯРИКЪ и Таня не выпускали друг друга из объятий, Т0ЛЯН с расстроенным АРтЁМКОЙ вели беседы про праведность Христа, ЧИПSЕТ курил и пил,

ну а ИЛЬR, конечно, что-то пел.

Сверяясь с картой каждые пять минут (абсолютно не понимая, куда направляются) они шли пока ещё по шоссе, хотя глухие стены леса уже неотвратимо зажимали их.

АРтЁМКА с завистью глядел на проносящиеся мимо машины, но через 8 километров пути дорога стала пустынной.

Путешественники завернули в какой-то странный посёлок (нужно было пополнить запасы пойла и еды + Т0ЛЯН купил мазь от комаров).

До Глота было ещё далеко.

Один из местных (Король Рыбак) поинтересовался, куда они идут.

– В Глот… – ответил ЧИПSЕТ с «акцентом» Славы Панка.

Король Рыбак перекрестил их.

Без машины АРтЁМКА едва держался на ногах. Все сразу же увидели, как он херово ходит. Переступает так, будто педали жмёт.

В общем, АРтЁМКА падал на песок дороги много раз.

Т0ЛЯН выкопал в своём рюкзаке губную гармошку и (понимая, что играет он примерно так же, как АРтЁМКА ходит) передал её ЧИПSЕТУ, а тот выдал такое соло, что ЯРИКЪ отлепился от Тани Ох и немедленно отобрал гармошку, после чего начал играть на ней сам.