ГЛАВА 5

Посёлок Тунка расположился в широком ущелье. Старые домики, словно серые воробышки, прижались к сыпучей горе. Ребята спрятались за глыбами песчаника и пристально всматривались, нет ли там чего подозрительного. Но посёлок, заросший крапивой, как будто спал мёртвым сном. Не лаяли собаки, не кудахтали куры, не дымили печные трубы.

Ребята осторожно вышли из укрытия и, оглядываясь по сторонам, пошли через брошенный посёлок к одинокой скале. За ней, как говорил дед Игнат, стояла его избушка. У многих домиков двери и окна были забиты досками. Кое-где на дверях висели замки, давно заржавевшие от дождей.

У избушки с маленькими окнами торчала в двери берестяная записка. Подошли, прочитали: «Папка, приедешь с фронта, найди нас с Вовкой. Мамка померла. Мы едем искать бабушку. Почему ты не пишешь второй год. Вовка сейчас плачет, у него болит зуб. Найди, папка, нас обязательно, а то мы помрём с голоду. Оля».

Около самой двери, чтоб она не открывалась, лежали два камушка. Один голубой, как кусочек неба, второй маленький, словно ледышка с тоненькими синими прожилками. Пригорюнившись, пошли дальше.

Возле одинокой скалы, за которой пряталась избушка деда Игната, Тимка напружинился. Стал как будто сам не свой. Он рассматривал высокую траву, шарил по земле руками. И вдруг прошептал: — Здесь, кажись, кто-то был.

Первым в кусты юркнул Шурка, за ним Таня с Петькой.

По густым зарослям подошли вплотную к избушке. Дверь подпёрта берёзовым колом. Следов никаких нет. Тимка ещё раз покосился на печную трубу и вышел из кустов. Он убрал кол, открыл заскрипевшую дверь, заглянул внутрь. Пусто. Махнул рукой:

— Заходите.

С левой стороны во всю длину избушки — нары. В правом дальнем углу маленькая железная печка, обложенная булыжником. Под потолком крохотная иконка. Шурка подошёл ближе. Рассмотрел. Прошептал:

— Помоги, Николай Чудотворец.

— Нечего рассматривать, — сказал Тимка. — Иди за водой, а мы с Петькой дров насобираем.

— Сначала карту нужно взять, а потом — всё остальное, — возразил Шурка.

— Тебя не спросили. Видишь, темнота наступает!

За водой Шурка пошёл с Таней. Они долго искали ручей, а потом, когда шли обратно, Шурка споткнулся и пролил воду. Пришлось возвращаться к ручью. Сумерки быстро сгущались, и к избушке они подошли в полной темноте. Дверь была распахнута настежь. Трещала печка, освещая бревенчатые стены. Порог был изломан, оторванная доска с погнутыми гвоздями лежала на нарах. Петька, обхватив голову руками, сидел на чурбане и, не мигая, смотрел вниз.Тимка.

— Мальчишки, что случилось? — Таня заскочила в избушку: — Ну, говорите!

— Карту кто-то взял!

От этих слов Шурка окаменел и, не мигая, уставился на развороченный порог. Таня поставила котелок на печь и тихо спросила:

— Значит, нам возвращаться обратно в лагерь или в Иркутск?

Если хотите, идите, а я до Жаргино доберусь один.

— Почему Петька, сразу так? Я просто спросила, что делать. Может, по этой карте идёт туда целая банда с диверсантами. Нам же с ними не справиться!

В печке громко треснул сучок. Шурка вздрогнул, покосился на тёмное окошко и сказал:

— Может, в милицию сообщить?

Петька повернулся на чурке, ехидно усмехнулся: — Сообщить? А если это не шпионы взяли, а мальчишки какие-нибудь. А может, сама милиция и взяла. Дед Игнат же говорил про милиционеров. Может, они второй раз приезжали.

Шурка повеселел:

— Конечно, милиция взяла, — сказал он. — Или пацаны. Шарятся, где попало, и берут все без спросу.

Тимка, осматривая пол, залез под нары, попросил оттуда:

— Петька, открой-ка дверку у печки, посвети.

Здесь что-то лежит.

Шурка, как козлёнок, быстро запрыгнул на нары. Спросил испуганно:

— Что лежит, а?

— Кажись, стекляшка из-под лекарства.

Тимкапонюхал, Посмотрел на свет и ещё раз поднёс к носу.

— Опий.

Таня вопросительно посмотрела на Тимку.

— Что?

— Опий кто-то курил. Шурка тоже понюхал ампулу:

— Точно опий. Нам это знакомо.

И он рассказал, что у них на Байкале, в Больших Котах, ещё до приезда Петьки и Тани жил старый китаец. Курил в трубке опиум, а потом, как помешанный, плясал, орал, гонялся с топором за воробьями.

Обшарили избушку, но больше ничего не нашли. Как будто здесь никто и не был. Но откуда появилась ампула? И куда пропала карта?

— Мальчишки, — зашептала таинственно Таня, — посмотрите, что я за печкой нашла. — Она подала обыкновенную смятую коробку из-под папирос. На картинке всадник скачет на коне, а рядом огромные чёрные горы. «Казбек».

Петька сказал, что ничего странного здесь нет. Такие папиросы мог курить дед Игнат или милиционеры, которые приезжали ловить диверсантов.

Порыв ветра ударил по избушке, захлопнул дверь. Колыхнулось пламя в печи. Где-то в скалах по-волчьи завыл ветер. Пустую папиросную пачку Петька бросил в огонь, снял свою куртку, завесил окно. Потом Таня варила кашу, а мальчики занялись капканом. Они зарядили его и поставили на улицу, у порога. Дверь закрыли на крючок:

— Теперь пусть попробует, кто сунется, — успокаивая сам себя, сказал Шурка.

Тимка засунул в печку смолистую коряжину. Затрещал огонь. По закопчённым стенкам запрыгали причудливые блики. Перед открытой дверцей мальчики сели на корточки и пытались составить карту до Жаргино. Вспоминали рассказ деда Игната. Но хребет, о котором он упоминал, и речка без названия ни о чём не говорили.

Вспомнили только, что дед Игнат дважды повторил, что от станции Пихтовой нужно идти строго на юг. А сколько идти, никто не спросил. Может, месяц, а может, и больше.

Петька достал из мешка свой компас, завёрнутый в тряпки, и положил в карман:

— Главное попасть на Пихтовую, — сказал он, — а там доберёмся до Жаргино и опередим всех.

Шурка забеспокоился:

— Петька, ты думаешь, что здесь карту бандиты взяли, да?

— Ничего я не думаю.

Не мог же Петька сказать, что на папиросной коробке, которую он сжёг, угольком было написано «Жаргино» и шли какие-то цифры с нерусскими буквами. Тимка тоже заметил цифры и тоже промолчал, чтоб не пугать Таню и Шурку.

Ночью вой ветра и шум сосен не давали Петьке спать. То ему казалось, что возле избушки кто-то шарится, то чудился чей-то разговор. Петька прислушивался к звукам и ругал самого себя: «Понадеялся, что карта здесь, и не расспросил деда Игната как следует. А теперь вот гадай, как попасть в Жаргино. От Пихтовой держать строго на юг, — это понятно, а если промахнёмся?»

Петьку разбудил шорох. На этот раз за дверью послышался глухой удар и лязг капкана. Петька вскочил, выхватил из кармана складной нож. Раскрыл его. Ни визга, ни стона, только ветер… Странно, кого же поймал капкан? Тимка тоже встал. Прислонил ухо к двери. Никого. В темноте прокрались к окошку. Тимка осторожно приподнял краешек куртки, закрывающей стекло. Быстро опустил. Прошептал:

— Светает, туман!

Подождали. Нигде ни звука.

— Давай, Тимка, откроем.

— Давай.

Тимка, пошарив у печки, взял клюку. Петька зажал в руке раскрытый нож, откинул крючок. Ногой толкнул дверь. Светло. Капкан лежал на боку, стиснув стальными челюстями кусок бересты. Осмотревшись вокруг, Тимка сказал, что ночью ветер сдул с крыши бересту, она упала на стальную тарелочку, и капкан сработал.

— Тимка, как ты думаешь, когда бандиты карту взяли? — шёпотом спросил Петька.

— Наверно, недавно, потому что от печки, когда мы зашли в избушку, ещё дымом пахло.

— По-твоему сколько дней назад они были?

— Три дня, Петька, не больше.

— Тимка, я думаю, надо быстрей на Пихтовую, а оттуда по компасу на Жаргино, чтоб обогнать бандитов.

— Пешком до Пихтовой далеко.

— А мы, Тимка, на поезд попробуем сесть.

На порог вышла Таня.

— Мальчишки, не шепчитесь, я все слыхала. И цифры на коробке я вчера видела, но не сказала, чтоб Шурку не пугать, а то со страху вытворит что-нибудь.

Вещи собрали быстро. Стали будить Шурку. Трясли за плечи, переворачивали с боку на бок, но он не просыпался.

— Шурка, проснись, Шурка, идти надо, — уговаривала Таня.

Он что-то бормотал и засыпал снова. Тимка вышел на улицу и, зачерпнув у порога горсть холодных, мокрых камушков, вернулся обратно. И ни слава не говоря, высыпал их Шурке за воротник и пригладил рубаху рукой. Шурка подскочил, чуть ли не до потолка. Взвизгнул и свалился с нар на четвереньки, отскочил в угол, ошарашено глядя на ребят, Ну! Чего надо!

— На станцию идти надо, засоня.

— Так бы и сказали сразу!

ГЛАВА 6

Недалеко от железнодорожного полотна мальчишки спрятались за скалой, а Таня, поправив влажные от тумана волосы, пошла к разъезду. В кустах осмотрелась. У семафора и возле стрелки стояли часовые. К небольшому столбику на обочине был пристегнут поводок овчарки. Собака, учуяв Таню, подняла морду, потянула воздух и громко залаяла. Часовой оглянулся вокруг, взял в обе руки автомат. Таня не стала таиться, а смело вышла из кустов и подошла к часовому.

— Дядя, мы с братиком хотим сесть на поезд, нам надо до Пихтовой доехать, — выпалила Таня, собираясь с духом.

— Здесь не сядете.

— Почему, дядя? Они же здесь, наверное, тормозят, мы успеем заскочить. Братик у меня очень ловкий.

— Поезда на восток идут со спецгрузом. К ним приближаться не дозволено.

— Дяденька,а как же быть?

Часовой посмотрел в синие печальные глаза Тани и посоветовал идти на станцию. Там можно сесть на пассажирский. Он вынул карманные часы, посмотрел внимательно на стрелки:

— Через три часа шестнадцать минут пойдёт пассажирский.

— А он в Пихтовой останавливается?

— Там все поезда останавливаются, — он положил часы в карман, поправил автомат. — А зачем вам в Пихтовую, там же почти никто не живёт?

— Бабушка у нас там.

Мальчики, наблюдавшие из-за скалы, видели, как часовой, попрощавшись с Таней, погладил собаку и пошёл к семафору, что-то сказал железнодорожнику, а они вместе стали переводить стрелку.

Прибежала запыхавшаяся Таня:

— Мальчишки, здесь не сядешь, а пассажирский будет через три часа.

— Пассажирский нам ни к чему, — сказал Петька, — на нём без билета живо поймают.

Ребята задумались. Идти пешком? По рельсам не пропустят. Через тайгу — долго.

Послышался грохот. Петька спиной ощутил, как задрожала скала. Шёл товарный поезд.

— Смотрите, он останавливается! — закричала Таня, — давайте побежим.

— Это он перед туннелем тормозит, — пояснил Тимка, — я сколько раз с отцом ездил, знаю.

— Тимка, а здесь туннели часто встречаются?

— Считай, Петька, через каждый километр. Вон видишь, чёрный хребет в воду упёрся, там тоже туннель. Мой отец здесь на кругобайкалке когда-то работал, рассказывал такое, не дай бог.

— Тимка, а перед той туннелю тоже тормозят?

— Отец говорил, перед каждой сбавляют скорость.

— Тогда все в порядке, — Петька поднял мешок на плечо: — Пойдёмте к хребту. Я придумал, как сесть на поезд. По кустам, крадучись, пошли к чёрному хребту. Перед полянками останавливались и, посмотрев в сторону железнодорожного полотна, пугливо перебегали открытое пространство. Заслышав лай собак, падали в камни, дожидались тишины. Как тени, промелькнули под деревянным щитом: «Запретная зона». И, очутившись на верху туннеля, залегли в густых зарослях.

Петька сбросил мешок, как ящерица, подполз к краю туннеля и посмотрел вниз на рельсы. Один часовой стоял и сворачивал папиросу, второй склонился над полевым телефоном, бесконечно крутил ручку, вызывая какого-то «триста шестнадцатого». Он кричал, наверное, не очень сильно, просто звук залетал в туннель, усиливался, и ребята слышали рокот:

— Тррриста шестнадцатый, тррриста шестнадцатый — готовьте замену.

Петька отполз. Зашептал:

— В поезд будем прыгать отсюда. Я посмотрел, до вагона недалеко. Прыгать сразу всем, чтоб попасть в один вагон. На Пихтовой, как остановится, выскочим — и в лес…

— А ежели вагон окажется с крышей?

— Не бойся, Шурка, я буду смотреть. Как крикну, сразу прыгайте все, а то между вагонов можно угодить, тогда — конец.

Таня видела, как у Шурки побледнело лицо и широко раскрылись глаза. Петька с Тимкой быстро связали вещи в один узел. Капкан запихали внутрь, Потом все по очереди подползали к краю туннеля, смотрели вниз, примеривались.

— Шурка, а Шурка, ты прыгнешь? — спросила шёпотом Таня.

— Прыгну. — Шурка сделался каким-то сонным. — А чего не прыгнуть?

— Шурка, может, тебя за руку взять и прыгнуть вместе? Поезд несётся быстро, замешкаешься и в вагон можешь промазать.

К ним подполз Тимка:

— Отталкивайся, Шурка, двумя ногами, а то в воздухе перевернёт.

— Не учи учёного. Сам знаю. Не с таких вышин прыгал.

Тарахтя мотором, летел вдоль берега почтовый самолёт. Лётчик, казалось, заметил ребят, потому что самолёт стал разворачиваться. Быстро заползли в кусты, притаились. С самолёта выбросили красный узелок с парашютиком. Внизу, у входа в туннель, залаяла собака. Самолёт дал ещё один круг и улетел.

— Петька, что он сбросил?

— Эстафету, Тимка, он сбросил. Приказ какой-нибудь часовым.

Ребята лежали на спинах, глядели в далёкое небо и шёпотом разговаривали о фронте, о танках Т-34 и о «катюшах». Тимка вдруг сел:

— Слышите!

Привстали. Прислушались. Приближался поезд, потому что мелко подрагивал туннель.

Петька с Тимкой быстро подтащили узел к самому краю. Глядя вниз на мирно беседующих часовых, приготовились к прыжку. Наконец паровоз, окутанный черным дымом, вылетел из туннеля. Петька заметил, что угля в тендере осталось совсем немного. Замелькали крыши вагонов.

— Приготовиться! — крикнул Петька.

Первый. Второй. Третий…

Показался вагон без крыши. Но хорошо, что Петька разглядел и не скомандовал. По самые края вагон был заложен зелёными ящиками. Следующий тоже был переполнен. Поезд набирал скорость, потому что вагоны замелькали быстрей.

— Давай! — крикнул Петька и спихнул узел.

Оттолкнувшись от сыпучей кромки туннеля, ребята полетели вниз. Приземлились. И не устояв, повалились на брезент.

— Шурки нет! — Закричал не своим голосом Тимка. Петька оглянулся, Шурки Подметкина рядом не было!

Слезы потекли по щекам Тани. Заморщился Тимка. Кусал пальцы, чтобы не заплакать, Петька Жмыхин. Стучали колеса. Паровоз, вытягивая последние вагоны из темноты туннеля, надрывно свистел, как будто оплакивал Шурку…

Петька вдруг подскочил и схватился руками за край задней стенки вагона. Подтянулся вверх, посмотрел в сторону туннеля.

— Живой он!

Таня иТимкаивал к краю, но пересилить себя уже не смог.

Все произошло в момент. Наверное, он наклонился слишком низко, и у него соскользнули ноги. С криком он полетел вниз. Струя ветра, залетающая в туннель, прокрутила его в воздухе и шмякнула обо что-то мягкое. Раздался собачий визг, испуганные голоса людей. Шурка открыл глаза. Рядом, не мигая, смотрела на него огромная овчарка. У противоположной стенки стояли трое солдат, направив на Шурку автоматы.

— Дядя, я боюсь собаки.

— Откуда ты? Чей?

— Дядя, я сверху спрыгнул, я ничейный. Я бродячий!

— Кто с тобой был?

— Никто. Я в одиночку бродячий!

Петька видел, как Шурка, поскользнувшись, свалился в вагон к охране. Сначала ребята думали, что он упал мимо и разбился. Но когда поезд отошёл от туннеля, на пустых рельсах только метался часовой.

— Теперь нас в Пихтовой, наверняка, арестуют.

— Почему, Петька?

— Часовой сообщит по рации, он же видел, как Шурка прыгал.

— Нас-то он не видел.

— Bсе равно, Тимка, вагоны теперь проверят все.

Таня в разговор не вступала. Она сидела на корточках, смотрела вверх, на бесконечно плывущие горные хребты. Петька отполз в угол вагона и через брезент стал ощупывать ящики. Между досок в ящиках чувствовались небольшие щели. Петька откинул край брезента и запустил руку в ящик. Пальцы нащупали маслянистые стволы винтовок.

Стучали колеса. Проскакивая полустанки, паровоз выбрасывал чёрные волны дыма, оглушительно гудел. Тревожно отзывались ему угрюмые байкальские горы.

— Петька, — спросила Таня, — а если ещё японцы на нас нападут. Армия наша справится?

— Справится. Трудно, конечно, придётся, но справится.

Тимка прищурил глаза, как будто видел перед собой хищника, и сказал:

— Винтовки возьмём, из-за каждого дерева стрелять будем.

Прижавшись друг к другу, ребята задумались. Прошедшая зима была для них безрадостной. На Байкал в Большие Коты в один день пришли три похоронки. Под Курском погиб Танин брат Василий. И осталась она круглой сиротой. Вторая похоронка пришла Булаховым. Тимкин отец пал смертью храбрых под Сталинградом. Один на белом свете теперь и Петька Жмыхин. В похоронке было написано красными чернилами: «Выполняя особое задание командования в тылу врага, майор Жмыхин отдал свою жизнь во имя Родины». А потом сообщили, что погибла мама, доставляя боеприпасы в осаждённый Ленинград. Петька тогда плакал четыре дня и едва пришёл в себя, как случилось ещё одно несчастье. Утром, в субботу, не проснулась бабушка. Петька с Таней побежали к Булаховым. Тимкина мама сходила, посмотрела и, вернувшись, попросила не ходить пока домой, потому что бабушка Вера Ивановна умерла.

Петьку и Таню Булаховы взяли к себе. Жили впроголодь, но дружно. Помогали соседи. Делились последним. Весной, когда стало известно, что ребят за участие в поимке шпиона направят в пионерский лагерь, женщины в посёлке обрадовались:

— Слава богу, — говорили они, — хоть не будете голодать.

В вагоне стало темно и душно, поезд проходил туннель. Быстро договорились: если в Пихтовой арестует милиция, Шурку не признавать и при первой же возможности постараться бежать. Пробираться всем к перевалу у Пихтовой и там ждать друг друга «хоть сто лет».

Поезд заметно сбавлял скорость. Тимка, уцепившись за борт, подтянулся:

— Кажись, Пихтовая.

Заскрипели тормоза. Мальчишки вышвырнули из вагона узел. Подняли Таню:

— Прыгай!

Вскочили сами на борт и, вскрикнув, упали обратно в вагон. Там, на песчаной насыпи, стояли военные, человек шесть и женщина с красной повязкой на рукаве. Слышно было, что кто-то лезет в вагон. Замерли. Сверху на ребят насмешливо смотрел пожилой милиционер:

— Станция Березай, ребятки, там залез, а тут слезай!

Таню, Тимку и Петьку милиционер повёл в обход длинного поезда к маленькому зданию вокзала.

— Дядя, вы нас в посёлок поведёте?

— В посёлок не поведу. Далеко, разбежитесь, пожалуй. Выясним все здесь и согласно инструкции в детский приёмник отправим.

В комнате на вокзале ребята переглянулись. В углу на скамейке сидел Шурка Подметкин и молча плакал. Увидев друзей, вытер слезы, просиял. Но заметил Петькин кулак и сделал безразличное лицо. Отвернулся.

— Этих знаешь?

— Дяденька, я их первый раз вижу. Я бродячий и ничейный.

— Понятно, тебя, значит, в Иркутский приёмник отправлять надо.

Шурка снова разрыдался.

— А как вы, ребятки, в вагоне очутились?

Петька, Таня и Тимка понесли такую околесицу, что Шурка перестал плакать и слушал, разинув рот. Милиционер тоже слушал внимательно. Потом сказал:

— Каждую неделю мне беглецы попадаются, сочиняют все подряд, но такую, простите, жуть слышу впервые. Моё дежурство до самого вечера, с удовольствием выслушаю до конца. А сейчас некогда.

Он вынул из ящика синий лист бумаги со штампом «железнодорожная милиция» и мелким почерком стал писать.

Он заполнил пол-листа, когда в коридоре раздался топот. Распахнув дверь, женщина с красной повязкой на рукаве крикнула:

— Сержант, быстрей, рычаг у семафора заклинило. Милиционер, позабыв обо всём, побежал вслед за женщиной. Переглянувшись, ребята схватили свой узел, кинулись в коридор. Через запасную дверь вылетели на улицу и, не оглядываясь на вокзал, бросились в лес.

ГЛАВА 7

Перевалив скалистую гору, беглецы спустились в распадок, заросший тёмными елями. Почувствовав себя в безопасности, упали на землю и, раскинув в сторону руки и ноги, смотрели в синее небо.

— Шмутки надо разложить, а то узлом тащить не сподручно, как вы думаете? — угодливо спросил Шурка.

Ему не ответили. Тогда он ни с того ни с сего весёлым голосом сообщил:

— А я в вагоне овчарку гладил и нисколечко не боялся.

Ему опять ничего не сказали.

— Почему молчите?

— Потому что ты в вагон испугался прыгнуть.

— Я сначала сдрейфил, а потом-то сиганул, как рыба.

— Не ври, мы все видели.

— Чего вы злитесь, все же обошлось.

— Ну да, обошлось. Он приметы записал и нас поймать запросто смогут.

— Ха, поймать, — Шурка вскочил на ноги и ловким движением выдернул из-за пазухи синий листок. Во, видели. — Подражая голосу милиционера, Шурка стал читать:

«На перегоне Тунка — Пихтовая охраной задержаны беспризорные дети. Девочка лет 12-13. Волосы светлые, глаза синие большие… Мальчики…».

Шли такие точные описания, что ребята удивились. Графа «осмотр вещей» была пустая.

Петька забрал у Шурки протокол.

— Ты солдатам говорил про нас?

— Не-е. Я сказал, что я один. Они мне дали пошамать. — Ломтик хлеба с маслицем поднесли.

— Ну ладно, хоть не проболтался.

Ребята развязали узел, съели по толстому сухарю, поровну разделили поклажу и пошли вверх по распадку. Ельник кончился. Появились яркие цветы. На каменистых осыпях они казались пятнами крови. Солнце быстро садилось, кутаясь в розовую дымку. Тимка забеспокоился.

— Кажись, ураган будет, надо прятаться.

Сбросили мешки и, оставив Таню караулить, пошли искать какую-нибудь пещерку.

Прошарили склон, по ничего подходящего для ночлега не нашли. А ветер, разгулявшись, уже свистел по ущельям.

— Эй, мальчишки, идите сюда, — позвала Таня. — Я нашла. Мы все вместимся.

Танина пещерка оказалась узкой горизонтальной трещиной прямо под скалой. Запихнули туда мешки, протиснулись сами. Старательно засыпали вход щебнем и в кромешной тьме вытянулись на каменистом полу…

Сколько помнит себя Шурка, он всегда боялся пещер. Даже у себя на Байкале в пещеру, которая почти рядом с его домом, он никогда один не заходил. Ему казалось, что стоит только войти под тёмный свод, скала сразу же рухнет. Сейчас, лёжа с ребятами, он незаметно поднимает в темноте руку и щупает шершавый потолок. Шуркина спина холодеет, ему кажется, что потолок становится все ниже и ниже. Шурка начинает представлять, как потолок сейчас пойдёт вниз, выскочить не успеешь, и раздавит тебя в лепёшку.

— Куда ты полез! — закричал на Шурку Тимка.

— Мне душно. Я возле дыры хочу лечь, рядом с Петькой.

— По шее получишь!

— Мальчишки, пусть он ляжет у входа. Он, наверно, боится.

— Ползи сюда, — позвал Петька.

Шурка протиснулся к выходу и лёг на тёплый щебень рядом с Петькой.

Ребята быстро заснули под монотонный гул ветра и шелест песка, сдуваемого с уступов.

Петьку разбудил стон и какое-то грубое бормотание. Он прислушался: Тимка, Таня и Шурка дышали ровно, почти не слышно. На улице ветер утих и из пещеры не доносилось ни звука. Во сне почудилось, — решил Петька. Он засыпал, когда наверху явно раздались человеческие голоса.

— Отдашь карту, отпущу живым!

— Карту захотел, да я тебя, стерва, сам задушу.

Послышался шум возни. Петька нащупал Тимкино плечо, затряс:

— Проснись.

— Я не сплю, слышу.

Шурка тоже зашевелился и в темноте пополз через ребят в глубь пещеры.

— Куда прёшь?

Повизгивая от страха, Шурка забился в узкую щель. Проснулась Таня.

— Что случилось?

— Там дерутся.

Раздался выстрел. Затопали ногами, по-видимому, бандиты гнались друг за другом. Грохнуло подряд ещё четыре выстрела. Тимка расслышал, как пули тенькнули о скалу. Потом где-то далеко опять выстрелили, и стало тихо. Ребята долго лежали молча, боялись не только шевелиться, но и дышать громко.

Петька разгрёб щебень, высунулся наружу. У скалы, под которой прятались ребята, намело холмики рыжего песка. И на нём ясно отпечатались следы сапог с подковами и другие следы от охотничьих чирков с мягкой подошвой.

— Наверное, это мужики пьяные были, а вовсе не бандиты, — сказал Шурка.

— Глупый ты, они же о карте кричали, о лабиринте. Я с самого начала слышал, а потом Петька проснулся и тоже слышал. Это диверсанты, которые Мулекова ждали. И не трясись ты, а то врежу.

— Я тоже врежу, если надо, — запальчиво крикнул Шурка.

Тимка не успел его схватить, Шурка ловко увернулся и побежал вниз в зелёный распадок.

— Кончайте вы, собираться надо! — строго закричал Петька, — мешки вытаскивайте, завязывайте.

Тимка презрительно плюнул вслед Шурке и подошёл к пещере:

— Сейчас, Петька, быстро управимся.

Снизу из распадка донёсся пронзительный крик. Подскочили к спуску и окаменели. Навстречу им летел Шурка Подметкин. Лицо перекосил страх. Одним прыжком он взвился на уступ к ребятам.

Петька выхватил из кармана нож. Щурка хлопал глазами, молчал, его трясло, стучали зубы: — Там человек лежит, убитый насмерть, — едва проговорил Шурка.

Первым к трупу подошёл Петька. Убитый лежал вниз лицом. Левая рука подогнута. В правой зажат пистолет. Пустая обойма валялась рядом.

— Иди, Тимка, сюда. Обыскать его надо.

Словно онемевший, Тимка уставился на затылок убитого.

— Да не бойся ты, — с яростью прошипел Петька.

Тимка, крадучись, сделал два шага и опять замер на месте.

— Мне муторно смотреть на мёртвых людей.

— Иди, тебе говорят. — Петька кивнул на лежащего: — Это же фашист. Дохлых я их целыми горами видел.

Тимка, как во сне переставляя ноги, приблизился к Петьке.

Когда перевернули тяжёлый труп, оба вздрогнули. Лицо диверсанта походило на медвежью оскаленную пасть. Жёлтые зубы, как клыки, высоко торчали из-за губы. Застывшие глаза смотрели на ребят по-звериному.

Карманы диверсанта оказались пустыми.

— Мальчишки, — сказала из-за кустов Таня, — посмотрите, у него в кулаке какая-то картонка.

И опять Петька, он совсем потерял страх, стал разгибать толстые пальцы убитого. С трудом разжал и вытащил хрупкий обломок бересты. Внимательно рассмотрели: на нём была только пунктирная линия. И в начале четыре буквы: «Жарг…»

— Понятно, — сказал Петька — Жаргино.

Убитого снова перевернули вниз лицом и, положив все, как было, отошли, маскируя следы. Пистолет тоже не взяли, патронов в нём не было, носить с собой тяжёлую железяку нет проку. Да и опасно. Повстречается убийца, сразу сообразит, откуда взяли оружие. Не оглядываясь, прошли лощину, обогнули по краю полувысохшее болото и скрылись в таёжных дебрях. Шли осторожно. Присматривались к колодинам, стороной обходили кусты и каменистые обвалы. Следов диверсанта не обнаружили.

В сумерках вышли к истоку холодного ручейка. Костёр разводить побоялись. Спать легли под кучей поваленных обгоревших деревьев. У входа, где мог пролезть человек, насторожили капкан.

Слушая бульканье воды, разговаривали шёпотом.

— Обогнать бы этого бандита, да вычистить лабиринт под метёлку, — заявил Шурка. — Припрётся он туда, а там фига на постном масле.

— Обгоним, — отозвался Петька, — пойдём напрямки, через горы, и обгоним.

Шурка захихикал:

— Диверсант, наверно, мечтает, что старикашка Костоедов ждёт его в Жаргино, мол, к лабиринту за ручку проводит. Ха-ха. Не знает, что Костоедову да-а-вно заупокойную отслужили, — Шурка опять засмеялся, а Таня чувствовала, что ему совсем не весело.

Петька рассказал ребятам, как в Иркутске следователь говорил кому-то по телефону: «Не дождавшись действий от группы Мулекова, немцы могут сбросить второй десант из Японии».

— Петька, а если они всё-таки сбросят, тогда что?

— По телефону следователю ответили: «Проконтролируем».

— И все?

— Все.

Говорливый ручеёк незаметно усыпил уставших детей и, словно радуясь этому, заиграл на перекатах лунными бликами.

Петька проснулся раньше всех. Сухой веткой разрядил капкан и на четвереньках вылез наружу. Из кармана штанов достал компас, щёлкнул кнопкой. Красный конец стрелки показал на юг. Туда, где, перегораживая небо, как рубчатый горизонт, высился далёкий хребет.