Мы живем в эпоху, когда логика балансововой ведомости, логика производства вещей распространилась на жизнь человека. Люди и вещи равно стали экземплярами... Как мы можем сказать нет философии, идеалом которой является жизнь, основанная на принципах компьютера -- без волн, без чувств, без страстей?
      (Э. Фромм. Бегство от свободы)
      Как всегда, лучше всего такие неформализуемые вещи выражаются языком поэзии:
      Определенье волны
      заключено в самом
      слове волна. Оно
      отмеченное клеймом
      взгляда со стороны,
      им не закабалено.
      В облике буквы в
      явно дает гастроль
      восьмерка -- родная дочь
      бесконечности, столь
      свойственной синеве,
      склянке чернил и проч.
      ...
      Заговори сама,
      волна могла бы свести
      слушателя своего
      в одночасье с ума,
      сказав ему: я, прости,
      не от мира сего.
      (И. Бродский)
      Дыханье -- ты стихотворенье без строк!
      Постоянный обмен простором
      с мирозданием. Противоток,
      ритмически происхожу в котором.
      Вечно волна одна, а море -
      Я, -- вырастающее постепенно
      в уменьшающемся просторе
      вселенной.
      (Р. Рильке)
      Волны, море, вода -- те образы, которые человек связывает с континуумом, с непрерывностью, с Запредельным (противопоставляемым дискретному, дробному, рассыпающемуся на элементы миру проявленного).
      Как мы уже писали в главе 7, в библейской традиции (особенно в ее христианском осмыслении) важную роль играет диалектика закона и благодати, детально обсуждаемая в посланиях ап. Павла. До некоторой степени, эта диалектика соответствует дуализму левополушарного и правополушарного сознания, корпускулярной и волновой картин, дискретного и непрерывного (закон -- дискретен, корпускулярен, вербализуем, логичен; благодать -- внелогична, невербализуема, нелокализуема, непричинна). Проявляясь в мире, единый Бог порождает дискретные формы, которые постоянно дробятся. От каждого слова Бога происходит ангел (Талмуд, Хагига). В трактовке Павла, Моисей получает небесный Закон, общаясь с отдельными ангелами-посредниками (эту же точку зрения высказывал Филон Александрийский в Иудейских древностях).
      Для чего же закон? Он дан после по причине преступлений, до времени пришествия семени, к которому относится обетование, и преподан через Ангелов, рукою посредника. Но посредник при одном не бывает, а Бог один.
      (К Галатам 3:19-- 20)
      Закон, будучи святым и праведным, тем не менее не дает отдельному человеку спасения, а лишь осуждает его -- это неизбежно в мире причин и следствий. Стихия же Христа -- непрерывная благодать, которая и содержит спасительную истину (Иоан. 1:14-- 17). Сын Человеческий (Христос) оказывается выше ангелов (служебных духов), поскольку именно Ему покорена Вселенная (Евр. 1:3-- 14, 2:2-- 8). Христос -- единое Семя Авраама, которое одновременно дробится на число потомков, большее, чем число звезд на небе (Быт. 15:5):
      Но Аврааму даны были обетования и семени его. Не сказано: и потомкам, как бы о многих, но как об одном: и семени твоему, которое есть Христос.
      (К Галатам 3:16)
      Проблема верного (адекватного) словесного выражения истины является, мягко выражаясь, не новой (мысль изреченная есть ложь). Однако ее приходится каждый раз решать заново. То, что не оформлено в словах, еще не стало частью человеческого мира, в основе которого -- Слово (Иоан. 1:1).
      Стыдно не приложить всех стараний и не высказать, кто что думает. По-моему, знающий что-то ощущает то, что знает, и, как мне кажется, знание -- это не что иное как ощущение.
      (Платон. Теэтет 151 е)
      С другой стороны, восточная традиция (в частности, дзен) часто говорит о необходимости прямой, несловесной передачи истины от учителя к ученику.
      Простой человек, обретший знание, -- это мудрец. Мудрец, решивший, что он знает, -- это простой человек.
      Если откроешь рот -- солжешь. Если промолчишь, тоже погубишь истину.
      А тот, кто не говорит и не молчит, будет еще в тысячу раз дальше от правды.
      (Хуэйкай. Застава без ворот)
      Сознание невозможности и даже ненужности внешнего проявления истины может служить причиной мучительных, но плодотворных рефлексий.
      Так вот и теперь -- пустое ощущение важности... и ничего сколько-нибудь определенного. И от этого самого -- бесчувственно хорошо: может, это и действительно настолько важно... может, я и теперь лишаю мир еще одной необходимой истины тем, что насильственно держу в голове эту самую... неопределенность. Да ведь я и сам хочу узнать, что это... А вот возьму -- и не буду знать!.. И хотеть не буду! А ведь я могу... могу... одно маленькое, крохотное напряжение мысли... памяти... и все!.. Но ведь это незачем... это ведь страшно необходимо, и мне самому это страшно необходимо... а зачем это мне? это же вовсе не нужно...
      (Вен. Ерофеев. Записки психопата)
      Как пишет С. Аверинцев, в святоотеческой литературе бытие Бога не доказуется, а показуется (между прочим, в английском языке есть два разных глагола, переводимых на русский как доказать -- prove и demonstrate). В книге-диалоге М. К. Мамардашвили и А. М. Пятигорского Символ и сознание (М., 1999) о двойственности лево- и правополушарного мышления (корпускулярного и волнового, если принять используемую здесь аналогию) говорится как о дуализме знания и понимания. Приведем более полную цитату:
      В знаковых системах со всеми их структурами и элементами потенциально дана, содержится вся наблюдаемая человеком Вселенная, и если мы чего-то не знаем об этой Вселенной, то это что-то фиксируется как наблюдатель. Тогда сам факт такой фиксации будет означать, что мы чего-то не извлекли из того, что в принципе должно содержаться в получаемой информации, -- мы не извлекли из нее себя. И то, что мы не извлекли себя, должно стать исходной точкой для разворота проблемы по отношению к сознанию -- проблемы двойственности понимания и знания. Знание всегда есть знаковая система... Извлечение и есть переход к структуре сознания, понимаемый как переход от знания к пониманию. Пока мы знаем, мы не можем довести извлечение из потока информации до конца.
      Здесь содержится целый ряд важных для описания квантовой реальности образов, в частности, связанных с понятием наблюдения (об этом см. ниже). Для нашего обсуждения проблем языка важно замечание о дискретной (корпускулярной, алгебраической, знаковой) природе знания и континуальной (волновой, топологической, образной) природе понимания. Совокупность знания и понимания как раз и дает целостное описание (объяснение?) реальности, доступное человеку. В высших своих проявлениях, как поэтическая (правополушарная), так и научная (левополушарная) картины мира перехлестывают через разделяющий их барьер, стремясь преодолеть свою односторонность и перелиться друг в друга:
      Поэзия, завидуй кристаллографии, кусай ногти в гневе и бессилии!
      (О. Мандельштам. Разговор о Данте)
      Продолжая популярные сейчас сравнения человеческой психики с компьютером (см. выше цитату из Э. Фромма), можно сказать, что левое полушарие работает в дискретной, и, более того, двоичной кодировке (да, да, нет, нет) и тем самым действительно играет роль компьютера. Правое же полушарие работает с аналоговыми, волновыми процессами, голографическими образами. У человека с физико-математическим образованием здесь неизбежно возникает еще одна ассоциация: с пошаговым описанием процесса в реальном времени и со спектральным описанием, которое дает информацию о процессе как целом. Соответствующее преобразование Фурье как раз и осуществляет переход от корпускулярной к волновой картине в квантовой механике. Тем самым, принцип дополнительности Бора можно трактовать как описание того, как человек реально познает мир. Сколько же граней у мира на самом деле -вопрос отдельный и, пожалуй, философски некорректный.
      Один монах спросил наставника Фэньаня: Ни словом, ни молчанием не выразить смысла бытия. Как же поведать истину?
      Фэньань ответил: Мне все видится весна на южном берегу Янцзы. Стайки птиц щебечут среди ароматных цветов.
      (Хуэйкай. Застава без ворот)
      Важно подчеркнуть, что квантовая физика впервые в истории западной науки привела к картине мира, более или менее согласующейся с природой человеческого сознания; классическая же (ньютоновско-картезианская) Вселенная есть по существу Вселенная с точки зрения (не существовавших тогда) компьютеров. Очень эмоционально писал об этом в Диалектике мифа А. В. Лосев:
      Единственное и исключительное оригинальное творчество новоевропейского материализма заключается именно в мифе о вселенском мертвом Левиафане.
      Отсюда и столь частые для классического XVIII века образы кукол и заводных механизмов; ужас нормального двухполушарного человека перед такой реальностью с большой силой выражен, например, Э. Т. А. Гофманом в Песочном человеке. Даже само слово песочный гениально, вызывая явные ассоциации с дискретным; восходит оно по-видимому к традиции рассказов о големах, сделанных из песка и глины и лишенных циркуляции крови (жидкость, вода, кровь символизируют непрерывное). Прообразом голема, по-видимому, является и разваливающийся под ударом камня истукан из Книги Даниила (Дан. 2:31-- 35); данное в той же книге (Дан. 2:36-- 45) историко-политическое толкование этого символа, конечно, не является единственным -- Библия всегда сообщает что-то чрезвычайно важное и о внутренней жизни каждого человека. Можно вспомнить также Гомункула из второй части Фауста Гете как страдающего от своей неполноценности (левополушарного) человека, сознательно сливающегося в самоубийственном акте с (непрерывной!) водной стихией, что, однако, обещает ему грядущее возрождение. Те же образы легко найти в современной поэзии. Символика песка, пыли (дискретного), противопоставляемая воде (непрерывному), постоянно присутствует в стихах Иосифа Бродского:
      Родила тебя в пустыне
      Я не зря
      Потому что нет в помине
      В ней царя.
      ...
      У одних -- игрушки, мячик,
      дом высок.
      У тебя для игр ребячьих -
      весь песок.
      Привыкай, сынок, к пустыне
      как к судьбе.
      Где б ты ни был, жить отныне
      в ней тебе.
      (Колыбельная)
      Ибо пыль -- это плоть
      времени; плоть и кровь.
      (Натюрморт)
      Падаль! -- выдохнет он, обхватив живот,
      но окажется дальше от нас, чем земля от птиц.
      Потому что падаль -- свобода от клеток, свобода от
      целого; апофеоз частиц.
      (Только пепел знает...)
      Дискретность проявленного мира как следствие процедуры измерения, то есть огрубления, непрерывной квантовой реальности, обсуждается иногда и во вполне специальных работах физиков-профессионалов. Так, Г. Цех пишет в недавней статье:
      Полевые амплитуды всегда представляют истинные физические переменные (в квантовой теории -- аргументы фундаментального волнового функционала), включая и такие поля, которые никогда не проявляются как классические, в то время как соответствующие частицы есть не более чем результат декогерентности в измерительном устройстве, и они не играют никакой фундаментальной роли в теории или ее интерпретациях.
      (H. D. Zeh. Phys. Lett. A, 2003, Vol. 309, P. 329)
      Иными словами, первично в квантовом описании понятие поля. Физический вакуум -- это резервуар частиц, которые могут рождаться из него при приложении соответствующей энергии (например, электроны в паре со своими античастицами -- позитронами). Важно, что все электроны тождественны и в некотором смысле могут рассматриваться как один и тот же электрон, перемещающийся вперед и назад по времени (в строгом смысле, эта формулировка, принадлежащая Дж. Уилеру, не вполне правильна, но ее уточнение завело бы нас слишком далеко в сторону). Индивидуальные электроны, наблюдаемые в конкретном физическом эксперименте, суть, по мысли Цеха, результат разрушения измерительным устройством когерентности единого электрон-- позитронного поля. То, что наблюдаемо (то есть проявлено) уже, по определению, не является квантовым. Что касается использованного Цехом термина функционал, речь идет, если не вдаваться в детали, о существенно нелокальном объекте, зависящем от конфигурации квантового поля во всех точках пространства-- времени. Полевой функционал противопоставляется волновой функции отдельного электрона, которая в реальности (в Реальности!) не существует.
      Таким образом, мы имеем фундаментальный дуализм дискретного и непрерывного, проявляющийся в философии как дуализм знания и понимания, в нейрофизиологии и психологии -- как дуализм лево- и правополушарного, в математике -- как дуализм алгебраического и топологического (подробнее см. Уставы небес, гл. 8), а в физике -- как дуализм корпускулярного и волнового. Переход к квантовым образам, если бы мы смогли воспринять их непосредственно, должен был бы восстановить реальность по этим двум проекциям. Об этом мечтал Р. Фейнман, один из крупнейших физиков второй половины XX века:
      Грядущая великая эра пробуждения человеческого разума принесет с собой метод понимания качественного содержания уравнений. Сегодня мы еще неспособны на это... Сегодня мы не можем сказать с уверенностью, содержит ли уравнение Шредингера и лягушек, и композиторов, и даже мораль, или там ничего похожего даже и быть не может... Поэтому каждый из нас может иметь на этот счет свое особое мнение.
      (Фейнмановские лекции по физике, вып. 7)
      Такой скачок уже лежит за пределами физиологии. Впрочем, и сейчас правополушарные графические символы активно проникают в теоретическую физику (например, диаграммы в квантовой теории поля, изобретенные тем же Фейнманом).
      Еще одно из проявлений обсуждаемого здесь дуализма состоит в том, что стимуляция одного полушария блокирует работу другого. В этом опасность формализации, чересчур широкого использования математического аппарата. Левополушарный стиль мышления не способствует появлению новых идей, которые приходят обычно в виде образов, а не формальных конструкций. В частности, мышление величайшего из ученых нашего времени -- А. Эйнштейна -- имело ярко выраженный правополушарный характер. Такой вывод можно сделать из анализа его собственных текстов, как научных, так и автобиографических, см.: А. Эйнштейн. Собрание научных трудов. Т. 4. М., 1967; А. Пайс. Научная деятельность и жизнь Альберта Эйнштейна. М., 1989; Р. Дилтс. Стратегии гениев. Т. 2. Альберт Эйнштейн. М., 1998 (последняя книга написана с позиций современной психологии, точнее, нейролингвистического программирования). Существен также эмоциональный аспект: восприятие трагичности жизни, необходимое для духовного роста, целиком связано с правым полушарием, в то время как явная доминация левого полушария проявляется в склонности не только к схематизации, но и к эйфории и самодовольству (см. Вяч. Вс. Иванов. Нечет и чет).
      Сами слова правый и левый обладают соответствующим эмоциональным и этическим оттенком (напомним, что левое полушарие мозга анатомически связано с правой стороной тела и наоборот). Сюда наслаиваются различные социальные и политические мотивы (агнцы -направо, козлища -- налево). В современной России после длительного перерыва восстановлена мода на политическую правизну, хотя бы номинальную; ее демонстрируют в том числе и явные козлища.
      В традиционных мировоззрениях бинарность, описываемая современной наукой как правополушарность -- левополушарность, понимается как дуализм мужского и женского, а их связь (соединение) символизируется таинством брака. Приведем здесь цитату из произведения современного христианского автора:
      Рэнсом узнал, что такое род. Люди часто гадают, почему во многих языках неодушевленные предметы различаются по роду. Почему утес -- мужского рода, а гора -- женского? Рэнсом сказал мне, что это не чисто грамматическое явление, зависящее от формы слова, и не распространение наших полов на неодушевленный мир. Наши предки говорили об утесе он не потому, что приписали ему мужские признаки. Все было наоборот: род -первичная реальность, пол -- вторичная. Полярность, присущая всему сотворенному миру, проявляется в органической жизни как пол, но это лишь одно из многих ее проявлений. Мужской и женский род -- это не поблекший пол; напротив, пол животных -- слабое отражение той, основной, полярности.
      (К. С. Льюис. Переландра)
      Разделенность этих начал воспринимается как причина бед. Согласно христианскому мистику Я. Беме, появление пола было результатом грехопадения.
      Две умствующие половины, -
      Стою разъятый, двуединый,
      Как сумрачный гермафродит.
      Добра и зла здесь корень скрыт...
      Входящий в этот склеп вселенский,
      Найдет наряд мужской иль женский.
      (В. Блейк. Ворота рая)
      Тексты различных традиций (например, индуистской и даосской) говорят о совершенном человеке как соединяющем в себе мужское и женское начало; при надлежащем понимании символики такие места можно найти и в Библии, начиная с описания творения мира (земли и неба) и человека, который затем был разделен на Адама и Еву; явно об этом говорит Талмуд.
      Каббала даже излагает учение о правой и левой сторонах Бога, с которыми связаны Его милосердие и гнев; символически эта картина божественных атрибутов изображается деревом сефирот. Йога развивает представления о левом и правом канале в теле человека (ида и пингала), соединение которых в центре позвоночника является целью духовной практики. Упоминание о двуполом первочеловеке (андрогине) как совершенном существе можно найти также у Платона:
      [Андрогины] сочетали в себе вид и наименование обоих полов -- и мужского, и женского... Страшные своей силой и мощью, они питали великие замыслы и посягали даже на власть богов.
      (Платон. Пир)
      Эти представления, которые всегда понимались символически, играли огромную роль в средневековой алхимии (подробнее см. работы К. Г. Юнга Психология и алхимия, AION, Mysterium Coniunctionis, Дух Меркурий). Оба названные начала играют свою роль в деле спасения человека.
      Почему ты знаешь, жена, не спасешь ли ты мужа? Или ты, муж, почему знаешь, не спасешь ли ты жены? Только каждый поступай так, как Бог ему определил, и каждый, как Господь призвал.
      (1 Коринфянам 7:15-- 17)
      Символика мужского и женского в художественной литературе обсуждается в трудах одного из наиболее известных современных филологов:
      Необходимость примирить недискретность бытия с дискретностью сознания и бессмертие природы со смертностью человека породила идею цикличности, а переход к линейному (христианскому -- Авт.) сознанию стимулировал образ смерти-- возрождения. Отсюда вытекало мифологическое представление о возрождении состарившегося отца в молодом сыне и идея смерти-- рождения. Здесь, однако, протекал и существенный раздел. В циклической системе смерть-- возрождение переживало одно и то же вечное божество. Линейный повтор создавал образ другого (как правило, сына), в образе которого умерший как бы возрождался в своем подобии. Поскольку, одновременно, женское начало мыслилось как недискретное, т. е. бессмертное и вечно юное, новый молодой герой утверждал себя половым актом с вечной женственностью, иногда осмысляемым как брачные отношения с матерью.
      (Ю. М. Лотман. Смерть как проблема сюжета)
      В этом отрывке есть отголоски идей ряда психологов и исследователей мифологии -- З. Фрейда, Дж. Фрэзера, Р. Грейвса. Диалектика (конструктивное сотрудничество и постоянная война за преобладание) мужского и женского описана в ярких и устрашающих образах У. Блейком в стихотворении Mental traveller (Странствие).
      Дитя же, если это Сын,
      Старухе Дряхлой отдают,
      И та, распяв его гвоздем
      [upon a rock -- на скале, камне],
      Сбирает крик в златой сосуд.
      Язвит терновником Чело,
      Пронзает Ногу и Ладонь,
      И Сердце, грудь ему разъяв,
      Кидает в прорубь и огонь.
      Тут больно? -- ищет. Тут? А тут?
      В находке каждой -- торжество.
      Растет он в муках, а она
      Лишь молодеет оттого.
      И вот он -- строен и кровав.
      И дева -- с ужасом в глазах.
      И, путы сбросив, он ее
      Берет -- всю в путах и слезах.
      Тут больно? -- ищет. Тут? А тут?
      Ведет, как плугом, борозду;
      Он обитает в ней теперь,
      Как в нескончаемом саду.
      Но вянет вскорости и он,
      В своем жилище, как слепой,
      Крадясь меж Блещущих Богатств,
      Что захватил за День Земной.
      ...
      К нему приходят -- поглазеть,
      Он стал посмешищем для всех;
      Младенец-Дева из огня
      Должна восстать, чтоб смолкнул смех.
      В этих стихах очевиден ряд евангельских аллюзий (отношения Христа и Марии-церкви -- его матери, дочери, жены и сестры). По существу, речь идет о чередовании и взаимной борьбе мужского и женского начала в жизни каждого конкретного человека.
      Многочисленные сексистские места в Библии, столь возмущающие современных феминисток, разумеется, говорят прежде всего о внутреннем мире человека, высшей реальности, так что буквальная, социологическая, трактовка просто не находится на должном уровне понимания.
      Ибо не муж от жены, но жена от мужа; и не муж создан для жены, но жена для мужа.
      (1 Коринфянам 11:8,9)
      Хочу также, чтобы вы знали, что всякому мужу глава Христос, жене глава -- муж, а Христу глава -- Бог.
      (1 Коринфянам 11:3)
      Жена и муж здесь выступают как образы внешнего и внутреннего человека. Христос, соделавший из обоих одно и разрушивший стоящую посредине преграду (Еф. 2:14), перекидывает мост от них обоих к Богу. При этом преодолевается фундаментальная бинарность тварного мира и достигается прорыв к Единому.
      Не различающий, где самка, где самец,
      воспринимающий все в единстве,
      он избавился от стремления к достижениям
      и достиг первозданной чистоты.
      (Дао Дэ Цзин 55)
      У ап. Павла можно встретить как двоичное описание строения человека (душа и тело), так и троичное (тело, душа, дух); последнее является образом христианской св. Троицы. Вопрос о мужском и женском присутствии среди ипостасей Троицы крайне неоднозначен и чреват ересью, как и всякие попытки спроектировать тройку на двойку (см. главу 8). Такие же трудности возникают в проблеме, откуда исходит св. Дух (только от Отца или от Отца и Сына), в свое время ставшей одной из главных причин разделения православных и католиков. Сюда же относится вопрос о соотношении энергии и духа, который был одним из предметов ожесточенных паламитских споров.
      Иногда женское трактуется как скрытое четвертое (см. в особенности работы К. Г. Юнга, подчеркивавшего важность католического догмата о вознесении Марии). Дух, будучи непрерывной стихией, может выступать и в качестве женского начала, как в некоторых раннехристианских и иудейских текстах, особенно в гностической традиции. В качестве образца подобных построений приведем цитату из книги Р. Грейвса Белая богиня:
      Учение о Святой Троице возникло в дохристианские времена и основывалось на видении Иезекииля (имеется в виду Колесница, см. Иез. 1. -- Авт.); в Троицу входили три главные составные части Тетраграмматона [четырехбуквенного Имени Бога]. Первое Лицо -- истинный Творец, Отец всего сущего, Да будет свет; его выражает буква H, акация, дерево воскресенья, дерево колец Левия, и лазурит, символизирующий синеву небес, в которой еще нет небесных светил... Второе Лицо -- Восседающий на престоле из видения Иезекииля, духовный человек, созданный по образу Божьему, человек, пребывающий в совершенном покое, отказавшийся от опасных радостей ложного творения и предназначенный вечно царствовать на земле. Он представлен буквой F, огненным гранатом, гранатовым деревом, деревом субботы и колена Иуды... Третье Лицо -- андрогин, дева с младенцем, что объясняет повтор буквы H в Тетраграмматоне JHWH. Вторая H -- это Шехина, Сияние Божие, сокровенная женская эманация буквы H Первого Лица; она не существует вне его и отождествляется с мудростью, сиянием созерцания, которая вытесала Семь Столпов истинного творения и от которой исходит мир, который превыше всякого ума, когда Свет соединяется с Жизнью.
      Невидимые побудительные причины и законы взаимоотношений мужского и женского отличаются друг от друга и могут быть сопоставлены физическим полям (например, трем цветам кварков; напомним, что двойка, по Пифагору, порождает тройку). Другой традиционный образ для трех полей -- три времени, то есть прошлое, настоящее, будущее; любой предмет выступает в трех ипостасях. Согласно индобуддийской традиции, полей на самом деле не существует, а есть только формы взаимодействия дискретных состояний, в результате которого происходят диалектические переходы через непрерывное. Есть объединяющий принцип для трех видов полей -- четвертое состояние, являющееся их господином, принцип уничтожения, превращения энергии в дискретное. Здесь происходит абсолютное нарушение всех физических законов, исчезает время, возможна материализация и дематериализация. Четвертое, которое само по себе недетерминировано, -- источник излучения трех полей, который как порождает, так и уничтожает их. Находясь вне локальной системы, четвертое тем не менее относится к классической физике и проявленному миру.
      Согласно утерянному (точнее, сохранившемуся в отрывках) Евангелию Евреев, Дух, нисходящий на Иисуса во время крещения -- Его мать; в образе белой голубки древние евреи поклонялись Шехине. Премудрость (София) -невеста Христа; в то же время в святоотеческом предании Премудрость отождествлялась с Логосом-Христом (см.: Т. Шипфлингер. София-Мария. Целостный образ творения. М., 1997). Интуитивно душа как всеобщая стихия (начало мира, anima mundi) -- женского рода; с другой стороны, жизнь и душа человека, лично соединяющая его с Богом, -- Христос. На разных ступенях иерархии одна и та же сущность может выступать и как мужская (дающая), и как женская (берущая, принимающая). Так, по еврейскому преданию Тора -- невеста Израиля, а сам Израиль -- невеста Бога. Согласно иудейским и христианским толкованиям Песни Песней, Бог (Христос, Слово) воплощает в себе мужское начало, а Израиль (Церковь) -- женское. В индийской философиии и религии вводятся аналогичные понятия пуруша (человек, свидетель) и пракрити (природа, материя).
      Вряд ли анатомические и физиологические толкования (строение человеческого тела и мозга) будут в этой проблематике вполне адекватными, но определенные аналогии могут быть полезными. Женское обычно понимается как связанное с правополушарным (непрерывным!), образным, неформальным (женская логика), мужское -- с левополушарным, упорядочивающим, с законом, логикой и порядком. Такова, в частности, смысловая нагрузка известных китайских символов инь и ян, которые вечно находятся в состоянии конструктивного противоборства. Для некоторой разрядки приведем цитату из современного, очень светского, автора:
      Ты кричала, что я синь,
      Ты кричала, что я пьянь.
      У тебя начало инь,
      У меня начало ян.
      Раньше я с тебя торчал,
      Песни я тебе мычал,
      Изначально я не знал
      О борьбе наших начал.
      (Т. Шаов)
      На самом деле речь здесь идет об очень серьезных вещах.
      Жене сказал [Господь]: Умножая умножу скорбь твою в беременности твоей; в болезни будешь рождать детей; и к мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою.
      (Быт. 3:16)
      Скорбь можно связать с трагизмом правополушарного восприятия.
      В действительности диалектика мужского и женского запутана -- каждое из них содержит частицу другого (черные и белые включения на чужом поле в графическом символе инь-- ян), между ними идут взаимные превращения. Сюда относятся вопросы о соотношении света и тьмы, неба и земли, личного и коллективного. Исходно свет, небо, личность -- символы мужские, а тьма, земля, коллективное -- женские. Вспомним, например, греческую мифологию, где Уран-- Небо покрывает Гею-- Землю... Но все успевает перевернуться раньше, чем допишешь (или договоришь) эту фразу. В египетской религии бог земли -- Геб, а Нут (небо) -- его сестра и жена. Тьма -- это в то же время ослепительный (буквально ослепительный, и потому черный, то есть не воспринимаемый глазами) свет, мрак Господень, о котором говорится во многих местах Библии.
      Единый имеющий бессмертие, Который обитает в неприступном свете, Которого никто из человеков не видел и видеть не может.
      (1 Тимофею 6:16)
      Горе желающим дня Господня! для чего вам этот день Господень? Разве день Господень не мрак, а свет? он тьма, и нет в нем сияния.
      (Амос 5:18-- 20)
      Церковь -- невеста Христова и, следовательно, женская сущность, в то же время является хранителем дискретного, то есть левополушарного, мужского, закона. В общем, черные и белые точки поставлены на чужих полях не зря...
      Истинная женщина должна нести в себе стихию благодати, она же -- тьма, которая порождает все. Однако непрерывная волна, переходя из мира Высшей Реальности в мир проявленного, легко рассыпается на совокупность дискретных осколков, из которых строится закон земной церкви (в то время как исходный небесный Закон дает свыше семена-кванты и является мужским). Об этом превращении в книге Бытия говорится как о смешении языков, которое не позволило достроить Вавилонскую башню. Если бы людям удалось сохранить язык Единого, они воистину достигли бы неба (мужской символ!) и стали бы как Боги.
      Процесс дробления Единого на имена, соответствующие разным формам проявленного, описан в каноническом индуистском тексте.
      В начале кальпы Владыка [Брахма] вознамерился [сотворить] сына, подобного себе, -- и от него возник черно-красный юноша. Он, о лучший из дваждырожденных, бегал и ревел. Что ты ревешь? -- обратился к крикуну Брахма. Дай [мне] имя!, -- ответил он Праджапати. Ты наречен божественным именем Рудра! Не плачь, будь тверд! Но, выслушав это, [Рудра] испустил еще семь криков, -- и потому Владыка дал ему [еще] семь других имен. Этим семи [рудрам], -- им принадлежат, о дваждырожденный, царства, жены и потомство, -- Владыка дал имена: Бхава, Шарва, Ишана, Пашупати, Бхима, Угра, Махадева; и он, великий отец, определил для них царства. Солнце, вода, земля, воздух, огонь, пространство, исполняющий свои обязанности брахман и Луна, -- [вот], соответственно, тела [восьми рудр]. Суварчала, Уша, Викеши, Шива, Сваха, Дишас, Дикша и Рохини считаются, о лучший из людей, женами Солнца и прочих, именуемых рудрами.