Глава 4

Раз в месяц начальник областного ГУВД издает приказ. Тогда дно Исети, неглубокой в прибрежной зоне, начинает чесать рыбачий траулер со стальными кошками, разметанными в разные стороны. Иногда «спиннингистам» везет, и они выуживают крупные трофеи. В прошлом месяце, к примеру, со дна реки был поднят директор «Гамма-банка», а в конце апреля обнаружился лидер этнической организованной преступной группировки Хасим Гамиль-оглы.

Но больше клюет разная мелочь, шестерки из кланов Локомотива и Витальки Штуки. Иногда попадается барыга с рынка, обнявший рессору от КамАЗа, или залетный беспредельщик из Кемерова, ноги которого застряли в тазике с бетоном. Хоть обратно их выбрасывай. Чаще всего кошки вообще приходят пустыми.

Утром восьмого июля тринадцатого года началась очередная спецоперация по зачистке дна Исети. Сотрудники, занимающиеся этим малоприятным делом, уже имели немалый опыт. Они четко понимали, где отлов может принести результаты, а где этим делом заниматься бесполезно. Обычно успех был обеспечен, если катер ходил вдоль берегов, на которых явно просматривалась возможность подъезда транспортных средств. Это раз. Омуты – два. Места, где невозможен проход катера с кошками – три.

Бандиты тоже не дураки. За полицейской путиной они наблюдают не из праздного интереса. Им очень хорошо известно, где нужно сбрасывать груз, чтобы блюстители порядка нашли его через пять дней, через месяц или вовсе не обнаружили.

Однако на этот раз братва совершила ошибку. Бандиты, как и всегда, упустили из виду тот факт, что полицейские – тоже люди. Как у всех, в их настроении бывают спады и подъемы. Труп, сброшенный прошлой ночью среди непроходимых коряг, дотошные копы обнаружили через час после начала поисков. Вопреки надеждам братков на то, что именно этого покойничка не найдет никто и никогда.

Впервые в жизни сотрудники водной полиции, в простонародье – водомуты, проявили недюжинную смекалку и рвение в деле, кажущемся на первый взгляд бесперспективным. Возвращаясь к вопросу изменения настроения у стражей порядка, необходимо отметить, что у начальника областного ГУВД в то утро, по всей видимости, был спад. В противном случае на катере ни за что не появились бы водолазы.

За тем, как на борту катера двое крепких мужиков надевали ласты, наблюдал человек Локомотива по фамилии Ферапонтов и кличке Сорока. Он убрал от глаз окуляры бинокля и подобрал ноги на капот здоровенного джипа, припаркованного на опушке прибрежного леса.

– Это что, блин, такое?

– Чего там? – лениво приоткрыв глаза, поинтересовался его напарник, дремлющий внутри машины.

– На полицейском «Титанике» какие-то голые негры ласты на ноги натягивают, – брызнув от изумления слюной, возмутился Сорока. – Они что, оборзели уже до того, что самим в падлу в воду лезть?!

Заинтригованный Вова Грошев по кличке Подлиза вытянул из-за руля огромный живот, подошел к Сороке и вырвал у него бинокль. Он за секунду проанализировал обстановку, разочарованно вздохнул и ткнул бинокль в грудь подельника.

– Лох, – констатировал Подлиза, презрительно глядя в глаза собеседнику. – Это водолазы в комбинезонах. – Однако Вова насторожился, вернулся в машину и уточнил: – Наш где лежит?

– В ста метрах от катера. Короче, не там, куда эти тюлени сейчас спрыгнули.

Подлиза зевнул и успокоился. Локомотив, в очередной раз предупрежденный о рейде, велел им присутствовать на зачистке до самого ее окончания. Так было уже не раз. В прошлом месяце Яша тоже приказал своим людям сидеть на берегу и следить за тем, кого выудит полиция. Теперь было важно, чтобы в ближайшие несколько дней водомуты не обнаружили на дне дерзкого, похожего на хорька магометанина, командированного из столицы для запугивания екатеринбургских братков. За неделю мальчики Локомотива наделают в Новосибирске немало дел от его имени, так что москвичи не станут искать хорька в Исети. Пусть разбираются с новосибирскими. За эту неделю сомы и окуни сделают с мусульманином то, из-за чего потом невозможно будет определить не только национальность, но и пол бедняги.

– Вова, а Вова!.. – скороговоркой, за что и получил погоняло, протрещал Сорока. – Негры в комбинезонах жмура на борт поднимают!

Подлизе опять пришлось тащить из-за руля живот. Он снова прижал к глазам окуляры и на этот раз вынужден был согласиться с тем, что Сорока прав. Двое амбалов в блестящих от воды костюмах заталкивали на низкий борт человеческое тело. Сначала копы выволокли на палубу труп, потом – около двух метров веревки. Только вслед за этим они с трудом вытянули металлическую панцирную сетку от кровати.

– Не может быть, – не веря своим глазам, пробормотал Подлиза. – Как его туда занесло? Течением, что ли? Ну-ка, звони Яше!

Звонок раздался в половине девятого.

Пащенко дотянулся до телефона, отвел взгляд от настенных часов, прижал трубку к уху и заявил:

– Слушаю.

– Это я, Вадим Андреевич, – раздался голос старшего следователя по особо важным делам Меркулова. – Полиция чистку дна устроила и десять минут назад выловила свеженький труп.

– Что значит свеженький? – уточнил заместитель прокурора.

Следователь решил, будто начальник не до конца проснулся, и начал ему объяснять, что первичный осмотр указал на не более чем двухчасовое нахождение тела в воде. Однако тут Меркулов ошибался. Пащенко был готов к работе в тот самый момент, когда открывал глаза после сна. Расшатывая воображение подчиненного, говорившего банальные вещи, заставляя его повторяться или опускаться до разъяснений, он быстро просчитывал свои дальнейшие ходы. В те секунды, пока Меркулов терпеливо рассказывал о состоянии кожного покрова потерпевшего, его глазах, не тронутых рыбами, о еще сочащемся ножевом ранении под левой лопаткой, Пащенко уже знал, что сделает сразу после того, как следователь замолчит.

– Ладно, Меркулов, достаточно. Тело вынести на берег, силами райотдела организовать оцепление. Напротив обнаружения тела, на грунте, произвести тщательный осмотр на предмет обнаружения следов транспорта и прочего. Дайте команду водолазам на доскональный осмотр дна в радиусе пятидесяти метров от места нахождения трупа. Сейчас я доложу прокурору и прибуду на место.

Только что Пащенко говорил с Копаевым о том, что неплохо было бы попросить Земцова, начальника отдела УБОП, пощупать Славу Рожина на предмет членства в какой-либо организованной преступной группе. Надо определить ареал его жизнедеятельности, да заодно порасспросить, зачем ему, Славе, понадобилось вкладывать конверт с документами на дом в бумаги Пермякова, лежащие на столе.

Земцов, знавший Пермякова не хуже Пащенко, после ареста следователя сначала замкнулся и убыл из поля зрения. Такое поведение свойственно всем осторожным личностям, занимающим щепетильный пост. Потом он объявился и сообщил Пащенко, что не разделяет мнение своих коллег о моральном облике Александра Пермякова. Наверное, короткое исчезновение из зоны видимости понадобилось ему для того, чтобы выяснить подробности дела и последовательность проведенных оперативных мероприятий.

Пащенко прибыл на место и узнал, что личность утопленника уже установлена.

Он отошел в сторону, вынул из кармана мобильник.

– Антон, я на берегу Исети. Передо мной лежит труп Рожина.

– Рожина? – переспросил Копаев. – Это тот, который?..

– Да, он самый.

– Я сейчас приеду.

Появлению Копаева никто из присутствующих не удивился. Пащенко встретил его как приятеля, не сослуживца. Но здесь, на берегу, Антон находился в уязвимом положении. Не исключено, что кто-то из присутствующих на берегу потом узнает в оперативнике УСБ заместителя начальника правового управления мэрии. Если хоть один человек вспомнит, что Копаев общался с Пащенко, и попробует выяснить об Антоне побольше, то начнется неразбериха.

Но Копаев не мог не приехать. Он должен был своими глазами все увидеть и получить информацию из первых рук. Риск имелся, но он был оправдан.

Теперь Рожин, тот самый человек, который так содействовал аресту следователя Пермякова, лежал под его ногами. Вид Рожина был странен до крайности. Джинсы «Райфл», серая, в действительности же скорее белая, майка с эмблемой испанского королевского клуба, на левой ноге кроссовка «Пума». Вторую уже нашли, она лежала чуть поодаль от трупа. Вместо нее к правой ноге был привязан обрезок автомобильного троса, на другом конце которого оказалась панцирная сетка.

– Личность пока не установили, – сообщил Меркулов из-за спины заместителя прокурора.

– Устанавливайте, – велел Пащенко, открывая перед криминалистом возможность проявить его лучшие качества.

Сам-то он личность покойника уже установил, за сутки, прошедшие после ареста Пермякова, вволю налюбовался на фотографию Рожина. Тот имел глупость быть задержанным в девяносто восьмом году за мелкую кражу промышленного серебра на заводе, после чего два года своей жизни посвятил шитью рукавичек в колонии общего режима. Потом была еще одна ходка. Им опять занималась прокуратура. Эта история тоже закончилась шитьем. Известным кутюрье Рожин так и не стал, зато прославился чудовищной подлостью в деле посадки на нары следователя Пермякова.

– Его убили или живым сбросили? – спросил Копаев.

– Нож вставили, а потом спустили. В спине ранение, несовместимое с жизнью. В глазах, как видишь, недопонимание, совместимое с глупостью.

– Еще и кровать к ноге привязана, – почесав подбородок, пробормотал Антон. – Коза ностра по-екатеринбургски, мать их!..

Копаев обернулся, когда Меркулов попросил Пащенко немедленно приблизиться к трупу.

– Что?.. – выдохнул Вадим.

– Вот. – Меркулов указал пальцем на пятнышко, сверкающее посреди серого песка.

Этим пятнышком оказался зуб, именуемый стоматологами клыком. Можно было бы предположить, что он принадлежал не человеку, а волку. Собаке, на худой конец. Во всяком случае, до проведения соответствующих экспертиз. Но Копаев ни разу не видел собаку с золотой фиксой в пасти, а потому все эти побочные предположения потеряли смысл, не успев его обрести.

– Это зуб, – сказал Меркулов, секунду помедлил, скользнул по начальнику взглядом и повторил: – Зуб.

– Я не дурак, – заметил Пащенко и поднял на него глаза. – И не глухой. Осмотрите труп еще раз. Золотые зубы просто так, во время дружеского разговора, изо рта не вылетают. Даже если такое случается, то их, как правило, подбирают. Этого не происходит только тогда, когда искать невозможно или нет времени.

Меркулов вернулся через минуту и доложил:

– Во рту покойника все зубы на месте.

Копаев подошел к трупу, перевернул его левую кисть, опустил ее на песок, оглядел и правую. На казанке среднего пальца виднелся свежий шрам, раскисший от воды.

– Меркулов, знаете, чем стоматолог отличается от криминалиста? – Антон отряхнул руки и протянул следователю кусочек золота. – Первый никогда не поинтересуется у пациента, за что ему выбили зуб. Хотите наводку?

– Хочу, – признался молодой криминалист. – Правда, я водку не пью.

Копаев рассмеялся.

– Хорошо, просто наведу на мысль без спиртного. Зуб новый, в смысле – не сточенный. Мы имеем дело с частью зубного моста, так как есть следы крепления к соседней коронке. Они еще не потемнели. Способность золота вступать в химические связи с другими веществами, то есть валентность, крайне низка. Особенно это относится к процессу образования солей. Поэтому я определяю время установки коронки как… – Он поднял глаза к небу, пожевал губами. – Четыре-пять месяцев.

Глядя на побледневшего Меркулова, Пащенко ухмыльнулся и подумал, что Копаев не изменился. Менеджер строительной компании!.. Зачем он ушел из полиции, спрашивается? Сейчас там такие люди на вес золота.

– Меркулов! – заговорил Пащенко, вынув сигарету изо рта. – Проверьте государственные и частные стоматологические клиники, занимающиеся протезированием зубов. Радиус поиска сужается, потому что не все берутся работать с золотом. Он уменьшится еще значительнее, если вы определите для себя возраст и пол пациента. Думаю, ему от двадцати до сорока, и это обязательно мужчина.

– Дальше?.. – Меркулов напрягся.

– Объяснять не считаю возможным, потому что если начну это делать, то через пять минут сам назову фамилию того человека, которому Рожин выбил зуб. Зачем вы носите погоны при такой постановке вопроса, Меркулов?

В камере СИЗО задыхается от жары и обиды друг. Он сейчас очень хочет есть, сидит у крошечной «решки» и вдыхает воздух, пробивающийся с улицы. Откуда конвою знать, что у парня нет трети левого легкого? Да и знали бы вертухаи – наплевать им на это.

Сашка сидит, и пока никто не знает, кто его туда упрятал. Жизнь так паскудна, что поручиться сейчас Антон Копаев мог только за себя и Пащенко. Рожина убили за то, что он стал лишним в деле Пермякова.

Важняк Кормухин из следственного комитета прибыл в СИЗО для допроса Пермякова как раз после того, как Сашка доел капусту из мятой алюминиевой тарелки и допил чай, совсем жидкий, похожий на третью заварку.

– Хлеб будешь? – Сашка кивнул гаишнику на свой кусок, оставшийся после роскошного обеда.

Тот почему-то решительно отказался, и в этот момент в двери заскрипел замок.

– Пермяков! На выход.

– Не колись, – посоветовал гаишник.

Толстяк, лежащий на нарах, поджал губы, посмотрел на бывшего полицейского как на дурака и снова уставился в книгу.

Конвоир терпеливо ждал, пока бывший следователь сполоснет под краном руки, потом шагнул из камеры, давая ему дорогу, и с грохотом захлопнул дверь.

– Расколется, – удовлетворенно заметил гаишник, которому не давала покоя обида за недавнюю трепку. – Следаков быстро колют.

Глаза куриного следователя повлажнели. Он уже почти закончил обед и теперь сидел между нарами толстяка и беззубым гаишником, теребя в руках подол спортивной майки. Следак был в расколе уже давно и сейчас терпеливо дожидался суда, надеясь на его гуманность и жалость.

На что рассчитывал любитель романов, было непонятно, ибо за все время пребывания в камере он лишь дважды перекинулся словом с сокамерником. С этим самым, из следственного комитета. Разговаривать с остальными данный упитанный субъект то ли брезговал, то ли считал излишним.

Закончив трапезу, все, за исключением толстяка и гаишника, полезли на свои места. Первый не вставал с самого утра, вяло пережевывал колбасу и запивал крепким «Ахмадом». Второй собирал посуду.

Передачи в камеру поступали регулярно, но все они, за исключением пакетов толстяка, доходили до арестантов выпотрошенными. Гаишник, к примеру, точно знал, что жена передает ему «Мальборо» и яблочный джем. Однако в пакете оказывались «Прима» и какое-то прокисшее варенье. На каком этапе перемещения с воли за решетку сигареты теряли фильтры, а джем утрачивал вязкость, оставалось лишь догадываться. Хлипкому следователю из райцентра никто ничего не передавал, поэтому с ним делились сокамерники. Точнее сказать, предлагали. Но аппетит у молодого парня был никакой. Он лишь плакал.

Вечером передали пакет и Пермякову. Буженина, сок, «Орбит» без сахара и… «Кэмел»! Посмотрев на сигареты, Сашка подавил улыбку. Всю его душу охватило блаженство. Сам он курил «Винстон», любитель сигарет с верблюдом – Пащенко. Передача в камеру «Мальборо» для Сашки не значила бы ничего. Просто дорогие, качественные сигареты. А «Кэмел»!..

Понятно, что это идея Пащенко. Копаев и Пащенко рядом. Они с ним.

Пермяков забросил пакет на полку с продуктами, дрожащей рукой распечатал пачку, вытащил сигарету и с жадностью затянулся. Он никогда в жизни не купил бы крепчайший «Кэмел», но сейчас первая затяжка показалась ему глотком жизни. Они рядом. Друзья с ним!..

Странность хруста сигаретной упаковки произвела впечатление лишь на толстяка. Он с легким удивлением положил книгу на живот и посмотрел на руки Пермякова, снимающего целлофан с пачки. Остальные не обратили на такое событие никакого внимания. А ведь это на самом-то деле очень странно: услышать хруст распаковываемой сигаретной пачки в камере СИЗО.

Только последнему лоху не известно, что сигареты в заводской упаковке на тюрьму не передают. Как и колбасу батоном, которая лежала в Сашкином пакете. Ее режут на куски. А сок в коробке с воли – это просто неслыханная дерзость. Он может попасть в руки арестованного лишь из тюремного магазина. Но передача была с воли.

Толстяк улыбнулся кончиками губ и, как обычно, увлекся книжкой.