8

У пожилого портье Григория Антоновича, дяди пострадавшей горничной, следующий день был выходным.

– Господин Леваневский освободил меня от работы еще на два дня, – сказал он Викентию Павловичу. – И правда, какая уж тут работа, столько пережито, голова идет кругом! И у Вареньки нужно бывать.

– Как она себя чувствует? – спросил Петрусенко.

– Неплохо. Только какая-то вялая, безжизненная. Я ночь просидел у нее, так почти не спала. Чуть задремлет, тут же вскрикивает, просыпается. Еще бы! Такое пережить... во второй раз!

– Именно поэтому, Григорий Антонович, я и попросил вас прийти ко мне. Вы еще там, в гостинице, когда Варю только принесли после нападения, сказали: мол, не первый раз с ней такое несчастье. Я запомнил. Хочу, чтоб вы рассказали мне о первом случае.

Они сидели в полицейском управлении в кабинете Петрусенко. Шла вторая половина дня. С утра Викентий Павлович кое-что успел сделать. Отдал специалистам-ювелирам перстень, составил запросы о разных людях, причастных к происшествиям в «Гранд-Отеле». Выпросил себе в помощники у начальства следователя Сергея Никонова. В последние годы он много дел вел с этим толковым и обстоятельным человеком. И хотя между ними особо близкой дружбы не было – только коллегиальное доверие и уважение, – Петрусенко знал, что на Никонова всегда можно положиться. Именно ему он поручил проследить за ответами на запросы, в том числе и об иностранных врачах. Сам же послал нарочного к Григорию Антоновичу, попросить зайти для разговора в управу. Он знал, что портье сегодня не работает, что ночь провел в больнице, а утром уехал к себе отдохнуть.

Григорий Антонович удивился просьбе следователя.

– Но ведь тот, первый случай, был очень давно! Десять лет назад. Разве он может быть связан с этим?

Петрусенко тоже приподнял брови:

– В самом деле, давно... И все же. Расскажите. Связан – не связан, кто знает... Иногда в нашем деле такие повороты встречаются!

– Ну что ж, – Григорий Антонович вздохнул. – Отчего не рассказать... Десять лет назад Варенька жила со своими родителями, двумя братьями и сестрой на окраине Зенькова. Это городок под Полтавой. Ее мать – моя сестра. А девочке тогда было семь лет...

Отец и старший брат Вари с весны до осени работали на вырубке леса, недалеко от места, где они жили. Мать оставалась дома с младшими, совсем маленькими детьми, а семилетняя девочка носила мужчинам обед после полудня. В тот августовский день она, возвращаясь, шла, как всегда, по границе леса и ржаного поля, собирала васильки. Через поле и мимо нее проскакали всадники в военных мундирах, углубились в лес, видимо, направились к реке. Как раз в то лето в Зенькове квартировал армейский драгунский полк, и офицеры баловались охотой – на уток, зайцев, кабанов. Не успела Варя отойти далеко, как один из офицеров вернулся. Он соскочил с коня, позвал ее: «Иди-ка сюда, малышка». Девочка подошла с улыбкой, ей нравились красивые офицерские мундиры... Что было дальше, она никогда никому не рассказывала, да это и не нужно было. Вскоре после ухода девочки ее старший брат поранил топором палец, отец перебинтовал его тряпкой и наказал мальчику бежать домой. Парнишка был еще на опушке, за деревьями, как увидел, что среди поля ходит оседланный конь, а потом из колосьев поднялся офицер, оправляя мундир, оглянулся вокруг, вскочил в седло и умчался. Мальчику стало тревожно, он побежал к примятой полянке и там увидел свою сестричку – истерзанную, в крови, неподвижную, как неживую...

– Вот что я имел в виду, господин Петрусенко. Варя уже пережила такое. Надругался тот офицер над совсем крошкой! А сейчас, слава богу, обошлось, нашелся защитник! Какой хороший человек, не только смелый, а и душевный. Сегодня с утра уже пришел в больницу, справился о Варе, апельсинов ей принес!

– Коринцев приходил, вот как?

– Да, – Григорий Антонович заулыбался, – заехал на автомобиле, прежде чем в гостиницу ехать. А тут как раз три наши горничные тоже забежали перед работой проведать ее. Так он потом нас на автомобиле и развез: меня – домой, а женщин – к отелю. Первый раз в жизни я ехал на автомобиле!

– Это хорошо, что девушку не забывают, – сказал Викентий Павлович. – Но, однако же, вы не досказали историю. Что это был за офицер – узнали?

– Да уж, затаиться ему не удалось. Мальчик видел, доктор дал заключение о жестоком надругательстве, да и те офицеры, что охотились, знали, кто из их товарищей отстал. Только сошло ему все с рук!

– Почему?

– Начальство, сберегая честь полка, замяло это дело. Вариным родителям деньги кое-какие заплатили, а офицера-насильника срочно отправили в отставку, и он быстро куда-то уехал. Варю привезли ко мне, сюда в город. Там, дома, она бы не поправилась: стала очень пуглива и как бы не в себе. А у нас с женой детей не было, я крошку полюбил, как родную. Со временем она совсем поправилась и, знаете, все забыла. Как будто ничего не было! Чудо, да и только.

– Это, Григорий Антонович, называется «защитная реакция нервной системы». Для того чтоб жить и быть счастливым, человек забывает сильные негативные потрясения. Правда, медики говорят, что в подсознании он обо всем помнит. И иногда, при повторном потрясении, вспоминает. Не удивлюсь, если и ваша Варенька после вчерашнего нападения вспомнит тот давний случай.

– Не дай Бог! Ведь какая веселая, умная девушка! Она так хорошо училась в женской гимназии – я ее туда определил. Что же теперь?

– Будем надеяться на лучшее. Варя уже девушка взрослая, может со своим страхом справиться, да и люди рядом с ней, я вижу, хорошие... Да, Григорий Антонович, как фамилия того офицера?

Портье пожал плечами:

– Да я и не знал никогда. Варин отец, наверное, помнил, только он помер уже. А мать ее, моя сестрица, женщина простая, крестьянка... Нет, она не знает.

– А брат девушки?

– Он может помнить. Но он служит матросом на Дальневосточном флоте.

– Ладно, – махнул рукой следователь, – это моя забота. Возможно, такая давняя история не имеет значения для нынешних событий.

Но это он сказал в основном, чтобы успокоить старого портье. Ведь тот, как и все остальные, не знал, что нападение на девушку не было случайным. Что существовал человек, которому по какой-то причине понадобилось убить Варю.

Под вечер, когда иностранные врачи воротились в гостиницу после очередного дня симпозиума-практики, Петрусенко наконец-то поговорил с каждым из них. Собственно, он и не ждал ощутимых результатов или открытий от этих бесед. Но надеялся на новые зацепочки.

Три заокеанских гостя – австралиец, американец и бразилец впервые увидели Аржена и услыхали его имя только здесь, на симпозиуме. Причем, если американец и был в Европе, в том числе и во Франции, десять лет назад, то двое других впервые покинули свои края. Молодой ассистент доктора Квинслея, Саймон Картер, тоже впервые пересек океан. Однако, если его шеф и бразильский хирург Перейру общались с Арженом лишь в клинике доктора Гиршмана да вежливо раскланивались в ресторане, этот веснушчатый симпатичный юноша беззастенчиво вертелся вокруг мадам Аржен, добровольно став ее пажом. Это заметили многие, да он и сам того не скрывал. Однако, как исподволь выяснил Петрусенко, на ночь кражи перстня у него как будто было алиби. Саймон делил номер люкс со своим шефом, и Питер Квинслей был уверен, что ассистент своей комнаты не покидал. Викентий Павлович рассудил так: если парнишка и сумел надуть доктора – улизнуть незаметно ночью из номера, то уж мадам Аржен у него быть не могла, это точно.

Австралиец Рональд Бергер приехал, как и Аржен, с женой. Женщины сразу подружились, потому и мужчины общались более тесно. Однако, как уверял Бергер, это общение ограничилось одной прогулкой с женами по вечернему городу и светскими разговорами в баре за бокалом мартини.

Швед Эрикссон год назад был приглашен в парижский госпиталь, где работали и Аржен, и Деплесси. Они просили его проконсультировать редкую и сложную операцию, которую должны были делать впервые. Эрикссон же описал подобную операцию в научном медицинском журнале. Операция прошла успешно, врачи прониклись друг к другу симпатией и общались не только в госпитале, но и вне его стен. Никаких разногласий между ними не возникало, это подтвердил Деплесси.

К австрийскому профессору Хлодвигу Аржен приезжал сам, и не один раз. Пожилой мэтр был высокого мнения о покойном французе как о специалисте. Однако рассказал Викентию Павловичу, что обратил внимание на несколько жесткий и упрямый характер Аржена.

– Дважды я проводил операцию совместно с Жоржем у себя в клинике. И вот что мне показалось: он занимался сложной хирургией не столько из сострадания, сколько из интереса... Наверное, можно и так. – Хлодвиг пожал плечами. – Жаль, хирург был блестящий...

Англичанин и профессор из Тулузы знали Аржена до симпозиума только понаслышке. Так, по крайней мере, они утверждали. Больше всего подозрений должен был бы вызвать Деплесси. Знал убитого три года, постоянно работал вместе, хорошо знал и его жену. Сам был холост. Мало ли... Но даже если дело не в женщине, кто знает, какие столкновения и скрытые конфликты могли быть между двумя мужчинами – коллегами или скрытыми соперниками... Петрусенко веселый и общительный француз был симпатичен. Впрочем, так же, как и другие врачи. Но... он ждал результатов запросов.

Пока он прохаживался по гостинице, вылавливая своих собеседников то в номерах, то в ресторане, то в бильярдной, несколько раз промелькнул перед глазами Митя в форме посыльного. Последний раз задержался, поймал взгляд Викентия Павловича и многозначительно повел бровями. Петрусенко чуть заметно кивнул и направился в бюро директора. Вскоре туда проскочил и юноша.

– Мне тут нравится, дядя! – сказал весело. – Очень интересная атмосфера, люди такие разные... И чаевые...

– Что ж, еще не поздно переучиться. Языки иностранные знаешь, я тоже походатайствую – возьмут на постоянную работу!.. Давай, Митяй, выкладывай, что узнал.

– Ничего особенного: охи, ахи, фантазии. Но один фактик есть. Не знаю только, к чему бы?

– Что же?

– Девушка эта, пострадавшая. Варя... Она боялась одного человека.

– Боялась? Ого! Это интересно.

– Возможно, не так интересно, как странно. Вы, дядя, тоже удивитесь. Она боялась покойного француза, мсье Аржена.

Петрусенко вскочил, прошелся по комнате.

– Да, в самом деле интересно. Она говорила об этом?

– Говорила, несколько горничных знают.

– И объясняла, почему?

– А вот это, дорогой мой дядюшка Викентий Павлович, загадка! Варя и сама не понимала, отчего его боится. Говорила другим девушкам: «Что на меня нашло, не знаю. Он такой приятный, обходительный, говорит ласково. А у меня все сжимается, особенно когда взгляд его ловлю. Блажь какая-то!» При мне горничные болтали, эти ее слова вспоминали.