– Если бы мой муж был жив, я бы никогда к вам не пришла!

Екатерина Алексеевна Ларикова заявила это, как только переступила порог кабинета Баринова. Оригинальное начало деловой беседы, правда? Мы с Гошкой позволили себе переглянуться, а шеф даже глазом не моргнул. Он привстал навстречу потенциальной клиентке и указал на кресло:

– Присаживайтесь. Позвольте представить моих сотрудников. Георгий и Маргарита – оперативные работники.

– Оперативные работники? – Екатерина Алексеевна поджала губы. – Надеюсь, они способны на решительные действия?

– При необходимости, – осторожно ответил Александр Сергеевич.

– Гм… – Ларикова уставилась на Гошу.

Он мгновенно развернул плечи, выпятил нижнюю челюсть и слегка дернул головой, отбрасывая легкомысленную прядь каштановых волос. Я зачарованно наблюдала за волшебным превращением напарника в героя боевика – может, немного туповатого, но очень-очень решительного. Екатерина Алексеевна одобрительно кивнула и перевела взгляд на меня. Я тоже постаралась принять вид самый героический. Очевидно, получилось не хуже, потому что Ларикова снова кивнула и повернулась к шефу.

– Разумеется, необходимость есть, – отчеканила она. – Поверьте, если бы мой муж был жив, я бы никогда сюда не пришла.

– Верю, – кротко согласился шеф.

Екатерина Алексеевна несколько мгновений сверлила его подозрительным взглядом, потом снизошла до объяснения:

– Мой муж всегда сам решал все проблемы. Он это умел.

Ларикова сделала паузу, но Баринов ею не воспользовался. Александр Сергеевич предпочитает не задавать вопросы, пока клиент не выговорится.

– Мой муж работал директором металлобазы. Прием черного и цветного лома. – Она нахмурилась и многозначительно добавила: – Мой муж работал директором металлобазы тридцать лет.

Я непроизвольно кивнула. Человек, проработавший тридцать лет в должности директора металлобазы, должен уметь очень хорошо справляться с самыми разными проблемами.

Екатерина Алексеевна заметила мое легкое движение и встрепенулась.

– Вы понимаете! – Теперь она смотрела только на меня и разговаривала со мной. – К сожалению, он скончался два года назад. А сын не унаследовал… – Ларикова скорбно вздохнула. – То есть голова у него прекрасная и бизнес идет успешно. Сереже принадлежит несколько автомобильных стоянок, со всем комплексом услуг. Шиномонтаж, мойка, автосервис и все такое. В бизнесе мой сын солидный, уважаемый человек. А вот в семье – тряпка. Женился на какой-то модельке, хотя что уж в ней модельного? Верста коломенская, а не женщина. Грудь – чистый силикон, можете мне поверить. Волосы – как пакля, только тем и спасается, что начесывает их каждый день. А что касается ног, то, честное слово, постыдилась бы мини-юбку надевать! Такие ноги прятать надо, а не показывать!

Она посмотрела на свои прикрытые бежевыми шелковыми брюками колени и внезапно замолчала. Потом подняла голову и светски улыбнулась:

– Извините, я отвлеклась. Хотела только сказать, что сын женился крайне неудачно. Если бы мой муж был жив, он бы этого не допустил, разумеется. А теперь приходится пожинать плоды.

Сережа делает вид, что все в порядке, но разве он может что-нибудь скрыть от матери? Тем более я приняла некоторые меры. Понимаете, когда он женился, я, разумеется, отказалась жить с ними. И Сережа купил мне квартиру на набережной. Небольшую, всего три комнаты, но сколько мне одной надо? Хватило бы места безделушки кое-какие расставить, и ладно. Но я не об этом хотела сказать. Когда я переезжала, попросила Лидочку присматривать за Сережей.

– Простите, – перебил ее шеф. – Лидочка – это кто?

– Наша соседка. То есть теперь она только Сережина соседка. Очень порядочная, интеллигентная женщина, инженер-экономист. Сейчас, разумеется, на пенсии. Не могу сказать, что мы с ней были большими подругами, но все-таки почти двадцать лет на одной площадке, дверь в дверь, прожили. Можно сказать, что Сережа у нее на глазах вырос. Так вот, я попросила ее присматривать. Понимаете, чтобы быть в курсе. Лидочка очень добросовестный человек, и я имею самое полное представление о том, что творится в семье моего сына. Вы меня понимаете?

– Понимаю. – Александр Сергеевич безупречно контролировал голос и выражение лица.

Ларикова окинула его взглядом полным сомнения – ей явно хотелось, чтобы он проявил больше энтузиазма. Повернулась ко мне и продолжила:

– Эта девица совершенно не подходит моему сыну. Сережа мальчик серьезный, домашний, а у этой вертихвостки одни гулянки на уме. С первой минуты было ясно, что ей только Сережины деньги нужны! Вы не представляете, сколько она умудряется спустить за неделю! Разумеется, сын начал ограничивать ее в тратах. Так она просто взбесилась! Такие скандалы начала устраивать, что Лидочке стыдно было мне рассказывать! Теперь уже всем, даже Сереже, ясно, что дело идет к разводу. А что это означает?

Обычно во время переговоров с клиентом я, как самый младший партнер, рот не раскрываю. Но, поскольку сейчас вопрос был задан конкретно мне, пришлось отвечать.

– Раздел имущества?

– Раздел! – сверкнула глазами Екатерина Алексеевна. – Я бы назвала это ограблением! Какое она имеет право на наше имущество? Завели моду американскую, безобразие какое-то! Впрочем, над этим уже работает наш адвокат. И к вам я пришла по другому вопросу. – Она снова повернулась к Баринову: – Я хочу, чтобы вы нашли моего внука.

Мы с Гошей снова переглянулись, а Александр Сергеевич, несмотря на всю свою выдержку, моргнул. Уж очень неожиданным оказался переход.

– Игорь пропал два-три дня назад. Точное время мне неизвестно. Лидочка искренне мне помогает, но ее возможности ограниченны. А Сережа, – Ларикова вдруг сменила деловой тон на обиженно-брюзгливый, – вообще старается мне ничего не рассказывать. Если бы не Лидочка, я могла бы и не узнать, что мальчик пропал!

– Понятно. – Тон шефа был одновременно и сочувственным, и деловым. – Сколько лет вашему внуку?

– Двенадцать. – Она открыла сумочку, достала цветную фотографию и положила на стол. – Вот он, посмотрите.

– Понятно, – повторил шеф. Он изучил фотографию и передал ее Гоше.

Напарник бросил на снимок один-единственный взгляд – ему достаточно – и отдал мне. Я уставилась на изображение загорелого белобрысого паренька. Обыкновенный мальчишка, круглолицый и симпатичный, хотя, деликатно выражаясь, немного полноватый.

Баринов, участливо глядя на Екатерину Алексеевну, продолжил разговор:

– Двенадцать лет – сложный возраст. Он в первый раз сбежал из дома?

– Что? Нет, вы меня не поняли. Игорь не сбежал, его похитили.

– Похитили? – Шеф откинулся на спинку кресла и прищурился.

– Да. Классический киднеппинг. Украли ребенка и теперь хотят получить выкуп. Угрожают какими-то ужасами, требуют чуть ли не все, что у Сережи есть, а он ведет себя как последний осел. Мямлит, тянет время, вместо того чтобы действовать решительно. Мой муж ничего подобного не потерпел бы.

– Простите. – Шеф смотрел на женщину с откровенным изумлением. – Но если это похищение, то речь идет о жизни ребенка. И ваш сын совершенно прав, что проявляет осторожность. Очевидно, ему даны четкие инструкции, и он вынужден их выполнять.

– Глупости, – величественно отмахнулась Екатерина Алексеевна. – Ничего страшного не происходит. Ему всего-то и нужно – стукнуть кулаком по столу и потребовать, чтобы Елена вернула сына.

– Так похититель известен?

– Разумеется. Это жена моего сына, Елена.

Александр Сергеевич забрал у меня фотографию мальчика, снова посмотрел на нее и перевел взгляд на Ларикову:

– Простите, Екатерина Алексеевна, боюсь, я неправильно понял. Вы имеете в виду, что супруга вашего сына похитила вашего внука? Своего собственного сына?

– Это не ее сын. Игорь – сын Сергея от первого брака. Сережа женился еще в институте, очень… скоропалительно. Это был неудачный год. У моего мужа открылась язва, и мы были вынуждены срочно уехать в Кисловодск. Сережа на все лето остался без присмотра. А когда мы вернулись, он был уже женат. Какая-то деревенская девчонка, училась курсом старше. Невзрачная серая мышка, ни внешности, ни ума, ни воспитания. Я так и не поняла, что Сережа в ней нашел. Разумеется, мой муж быстро все это прекратил. Правда, девочка уже ждала ребенка, Игоря. Но мой муж и это решил. Стоило, конечно, недешево, но Игорь остался у нас, а она уехала к себе в деревню.

– Простите, а как ее звали? – неожиданно подал голос Гоша. – Эту женщину, первую жену вашего сына?

– Не помню. – Ларикова бросила на него удивленный взгляд. – Разве это имеет значение? Я и саму ее не помню, – если бы мы сейчас встретились, не узнала бы.

– И за все эти годы она о себе ни разу не напомнила? – Баринов тоже удивился. – За двенадцать лет ни разу не захотела встретиться с сыном?

– Я же сказала, этим занимался мой муж, – строго ответила Екатерина Алексеевна. – А мой муж решал проблемы раз и навсегда.

Не знаю, что конкретно она имела в виду, но прозвучало это так, словно ее муж лично пристрелил жену сына и закопал в лесу. Я поежилась.

– Я понимаю, почему вы о ней спрашиваете, – продолжила Ларикова. – Но, заверяю вас, к исчезновению Игоря она не имеет никакого отношения. Это дело рук Елены.

– Но зачем ей это было нужно?

– Разве не ясно? Эта девица рассчитывала основательно ощипать Сережу, но поняла, что ничего у нее не получится. И она решила добиться своего таким диким способом!

Шеф побарабанил пальцами по столу.

– То есть вы утверждаете, что вместо денег, на которые ваша невестка рассчитывала…

– Елена мне не невестка, – перебила его Екатерина Алексеевна.

– Но она жена вашего сына?

– Пока да, временно. Но считать ее невесткой я отказываюсь.

– Э-э… хорошо. – Александр Сергеевич еле заметно поморщился. – Не будем спорить. Я вообще-то о другом. Вы утверждаете, что вместо денег, которые она рассчитывала получить при разводе, ваша… нынешняя жена вашего сына решила украсть своего пасынка и получить выкуп.

– Именно так, – кивнула Ларикова. – Хорошую сумму наличными, и все сразу.

– А какие у вас основания считать, что дело обстоит именно так?

– Что значит – какие основания? Игорек ведь пропал? «Ищи, кому выгодно» – так, кажется, это формулируется?

– Чтобы обвинить человека в преступлении, обычно нужны доказательства, – намекнул Баринов. – Они у вас есть?

– Да. Я думаю, фильм может служить доказательством.

– Что? Похищение было записано на видеокамеру?

– Разумеется, нет! Я говорю о фильме, который Елена смотрела по телевизору, примерно месяц назад, как раз про киднеппинг. Она как с ума сошла после этого. Все приставала к Сереже, спрашивала, как бы он повел себя, если бы его ребенка украли. Разве это не убедительно? Я уверена, что этот фильм и подал ей мысль украсть Игоря.

Шеф покачал головой:

– С тем же успехом мысль о похищении ребенка могла зародиться у вас или у вашего сына. Это всего лишь домыслы и предположения. А я спрашиваю о прямых, конкретных уликах.

– Не морочьте мне голову, – обиделась Ларикова. – Найдете Игоря, будут у вас улики, любые, какие вам понравятся.

– Но его исчезновение может объясняться другими причинами. Мальчик мог сам уйти из дома.

– Зачем ему уходить?

– Может, встретился с матерью и уехал к ней?

– Глупости. Я уже сказала, что эту проблему мой муж решил раз и навсегда.

– Все равно остается множество вариантов, – вмешался Гоша. – Мальчики иногда убегают из дома в поисках приключений. Рванул на юг, на электричках.

– Молодой человек, – Екатерина Алексеевна наградила его ледяным взглядом, – мой внук не романтик и не любитель приключений. Зачем предполагать невероятное, когда есть простое и логичное объяснение? Нужно выяснить у Елены, где она прячет Игоря, и вернуть его домой. Если вам удастся повести дело так, что она сядет на скамью подсудимых, я выплачу премию.

Ларикова открыла сумочку и заглянула в нее, словно проверяя, лежит ли там упомянутая премия. Мне даже показалось, что сейчас она вытащит пачку денег, дабы продемонстрировать серьезность своего предложения. Но Екатерина Алексеевна достала только бумажный платочек и осторожно приложила сначала к левому, потом к правому глазу.

– Разумеется, если бы мой муж был жив, эта нелепая история давно уже закончилась. К сожалению, Сергей не обладает его решительностью. Я говорила ему, пыталась заставить, все бесполезно!

Она еще некоторое время жаловалась на тюфяка-сына, постоянно поминая при этом покойного мужа, который «ни в коем случае не допустил бы». Шеф слушал ее терпеливо, но мрачнел все больше. Наконец он остановил женщину:

– Это бесполезный разговор. Мы не сможем взяться за ваше дело.

Я ожидала, что Екатерина Алексеевна разразится негодующими восклицаниями, но она молчала. Только смотрела на Баринова округлившимися от удивления глазами и всем своим видом демонстрировала, что ждет объяснений. Шеф с объяснениями не задержался.

– Предположения об участии вашей невестки…

– Она мне не невестка!

– Считайте, как вам угодно, это ваше право. Но формально жена вашего сына является вашей невесткой. Так вот, предположения об участии вашей невестки в похищении вашего внука с целью получения выкупа могут быть и логичны, и правдоподобны. Но не менее вероятно, что вы ошибаетесь. И ваш внук похищен настоящими преступниками…

– А Елена что, по-вашему, игрушечная? – тихо проворчала несостоявшаяся клиентка.

Баринов сделал вид, что ничего не услышал, но заговорил громче и выразительнее:

– Если ваш внук похищен настоящими преступниками, то жизнь его сейчас в опасности. Вы не владеете всей информацией, вы сами признаете, что сын вам многого не рассказывает. Если бы мы начали работу, то прежде всего пришлось бы обратиться к нему. И, по вашему требованию, к его жене. Но появление сотрудников частного детективного агентства около членов семьи похищенного может привести к самым… неприятным осложнениям. Вы ведь не знаете, какие требования предъявляют преступники, которые сейчас держат в заложниках вашего внука.

– Не надо меня пугать. – Екатерина Алексеевна бросила смятый платочек в мусорную корзину и достала из сумочки сотовый телефон. Говорила она строго, но пальцы ее дрожали. – Я сейчас позвоню сыну, он приедет и… алло! Алло, Сережа, я сейчас в детективном агентстве… Что? Не слышу! Что там у тебя так трещит? Да-да, в агентстве! В детективном, говорю! Да, частные сыщики! Что значит – зачем? Надо же, наконец, принять меры… А я говорю, что не желаю больше терпеть это безобразие! Если бы твой отец был жив… Не смей грубить матери! Я делаю только то, что ты давно должен был сам… Нет, я как раз прекрасно все понимаю. Очень хорошо, для этого я и звоню. Я сама хотела, чтобы ты немедленно приехал. Что? Адрес?

Она быстро продиктовала адрес и даже довольно толково объяснила, как быстрее доехать. После чего спрятала телефон и обвела нас торжествующим взглядом.

– Через десять минут Сережа будет здесь. И вы, пожалуйста, объясните ему, что надо просто забрать ребенка у Елены!

– Екатерина Алексеевна! – Шеф слегка повысил голос. – Если ваш сын решит обратиться к нам за помощью, мы ему не откажем. Но я не уверен, что он захочет это сделать.

Александр Сергеевич, как всегда, оказался прав. Ворвавшийся к нам (через семь, кстати, а не через десять минут) встрепанный и потный мужчина не испытывал никакого желания обращаться к нам за помощью. Беседовать он тоже не хотел, ни с нами, ни с собственной матерью. Лариков-младший схватил Екатерину Алексеевну за руку и попытался выдернуть из кресла:

– Мама, мы немедленно уходим!

Он быстро оглядел нас и остановил взгляд на Баринове, безошибочно опознав в нем руководителя.

– А вас я прошу… я не знаю, что мама вам наговорила, но забудьте! Все забудьте! У нас все в порядке, у нас ничего… – Он заметил на столе фотографию сына, охнул, схватил ее и торопливо спрятал в карман пиджака. – У нас ничего не произошло! И нам совершенно не нужны ваши услуги!

– Как это – ничего не произошло! – Екатерина Алексеевна оттолкнула его и поднялась с кресла. – А Игорь? Где он? Что с ним?

– Мама! – отчаянно выкрикнул мужчина.

– Я уже тридцать два года твоя мама, – отрезала она. – Если бы твой отец был жив…

– Мама, я тебя умоляю! Ты просто не понимаешь, что делаешь! Какие могут быть последствия… – Он начал толкать ее в сторону двери. – Пойдем, пойдем отсюда!

– Какие последствия? – Екатерина Алексеевна упиралась, но сын был сильнее. – Я тебе сто раз говорила, что Игорь у Елены. Нельзя же быть таким тюфяком, Сергей! Почему ты не можешь призвать к порядку эту вертихвостку? Если бы твой отец был жив, Игорь давно уже вернулся бы домой!

– Мама, я тебя умоляю! – Наконец ему удалось выдавить ее в приемную.

Возмущенное «Не груби матери!» мы услышали уже из-за двери. В то же мгновение Лариков обернулся и, прижав левую руку к груди (правой, очевидно, он продолжал удерживать Екатерину Алексеевну), снова попросил Баринова:

– Пожалуйста, забудьте обо всем. Я не хочу никакой огласки.

– Понятно, – кивнул шеф. – Но я бы советовал вам… очень настоятельно советовал обратиться к профессионалу-переговорщику.

– Не надо! – Лариков попятился. – Ничего не надо!

– Слышь, мужик. – Гошка встал и слегка коснулся его плеча. – Если вдруг помощь понадобится, не тяни, сразу к нам. Ребенок – это святое.

Лариков бросил на него затравленный взгляд, неопределенно взмахнул рукой и скрылся.

Примерно через полминуты, когда хлопнула входная дверь, а Ниночка, покинув свой пост в приемной, привычно встала в дверях с карандашом и записной книжкой в руках, Баринов задал традиционный вопрос:

– Ну, что скажете, молодежь?

– Нелепая история. – Почему-то сегодня Нина решила высказаться первой. – И ведут себя нелепо, оба. Допустим, мадам бабушка считает, что ребенка забрала и где-то спрятала невестка. Но на чем основана ее уверенность? Елена посмотрела фильм про киднеппинг? И именно этот фильм натолкнул ее на мысль украсть мальчика? Извините! Судя по словам Екатерины Алексеевны, Елена говорила об этом фильме со всеми, кто соглашался ее слушать. И та же самая идея могла возникнуть у самой Екатерины Алексеевны, и у ее сына. У шофера, у домработницы, у подруги – у любого близкого к дому человека.

– Или у любого дальнего, близкого, к этому близкому к дому, человеку, – уточнил Гоша. – Или у любого, кто посмотрел этот фильм и знает, что Лариковы люди не бедные.

– Список подозреваемых практически бесконечен. – Нина очертила карандашом большой круг в воздухе. – Но Екатерина Алексеевна почему-то уверена, что сделала это именно ее невестка.

– Это как раз естественно, – пробормотал Баринов. – Кому знать, как не тебе.

Гоша коротко усмехнулся, а Нина поморщилась. Я в который уже раз испытала приступ сильнейшей зависти. Они так давно вместе, что понимают друг друга с полуслова. А я… до чего же плохо быть младшенькой!

– Ладно, – кисло согласилась Нина. – Уверенность Лариковой в том, что в любых неприятностях должна быть виновата невестка, можно считать естественной. Но мы-то не обязаны быть пристрастными.

– Ты всерьез рассматриваешь версию, что Екатерина Алексеевна причастна к похищению мальчика? – задумчиво поинтересовался шеф.

– Не она, а ее сын. Тянет время, отказывается от помощи, впал в настоящую панику, когда мать пришла к нам. Похоже, он больше беспокоится не о безопасности мальчика, а о том, чтобы о его исчезновении никто не узнал. Кстати, я уже проверила сводки – никаких сообщений о пропаже Игоря Ларикова не зафиксировано.

– Ему-то зачем собственного сына воровать? – не поняла я.

– Я не сказала, что он похитил, я сказала, что он может быть причастен, – помахала карандашом Нина. – У меня четкое ощущение, что он прекрасно знает, где мальчик.

– Мне тоже так показалось, – поддержал ее Гоша. – Вопреки убеждению Лариковой, ее сын мог все эти годы поддерживать отношения со своей первой женой. И сейчас, например, просто отправил мальчишку к ней на каникулы. А мамочке боится рассказать.

– Если ты так думаешь, зачем ему помощь предлагал? – спросила я.

– Чтобы проверить впечатление. Видела, как он от меня шарахнулся? И от Сан Сергеича тоже.

– Вы тоже впечатление проверяли? – Теперь я задала вопрос шефу.

– Да. И я тоже считаю, что местонахождение сына ему известно.

– Значит, это дело семейное и нас не касается, – сделала вывод Нина. – А жаль. Сан Сергеич, а может, стоило согласиться поработать на

Ларикову? Нашли бы ее внука, деньги бы получили?

– В такие семейные разборки влезать – все равно что свинью стричь, – скривился Баринов. – Шерсти мало, а визгу много. Не пропадем мы без Лариковых, без них клиентов хватит.

– Аминь, – жизнерадостно заключил Гоша.

Домой я вернулась рано, но обрадовать этим никого не удалось. Родителей позвали в гости старинные приятели, неожиданно вспомнившие, что у них именно сегодня исполняется тридцать лет со дня знакомства. Маринка сообщила мне об этом коротко, продолжая перетряхивать платья, – она торопилась на свидание. Сегодня они с Борисом тоже шли в гости – впервые Маркин решился показать мою сестренку своей семье. То есть с Борькиной мамой Маринка давно знакома, еще со школьных времен, – Татьяна Николаевна Маркина всегда пристально следила за окружением сына и знала не только всех его одноклассников, но и их родственников. И Марину, как потенциальную невестку, Татьяна Николаевна не одобряла. Впрочем, она не одобряла всех девушек, которые оказывались в опасной близости от ее обожаемого сыночка. Но сегодня был день рождения Борькиной двоюродной сестры, и он решил, что это удобный и безопасный случай продемонстрировать Марину остальным членам многочисленного семейства.

Сказать, что Маринка по этому поводу нервничала, значит не сказать ничего. Когда я пришла, она уже почти билась в истерике. Все у нее шло наперекосяк, ничего не получалось, все было плохо. Завивка легла неровно, тушь оказалась с комочками, помада нужного оттенка никак не находилась, и, естественно, Маринке совершенно нечего было надеть. Она металась по комнате, расшвыривая юбки, сарафаны, босоножки и сумочки и характеризуя их такими словами, о существовании которых благовоспитанные девицы-скрипачки, по общему мнению, и подозревать не должны.

Маринку необходимо было привести в чувство, причем немедленно. Я поймала ее за шиворот, подтащила к зеркалу и, угрожая разогретыми щипцами, заставила сидеть смирно. Пока я поправляла прическу, почти все комочки туши с ресниц осыпались сами. Кроме того, мне удалось довести до затуманенного сознания сестры, что подобрать помаду нужного тона принципиально невозможно, пока не решен вопрос с платьем.

– Так ведь нечего!.. – горестно взвыла Маринка и попробовала вырваться из моих рук. – Совсем нечего надеть!

Каюсь, прием, которым я удержала ее на пуфике перед зеркалом, не относится к числу разрешенных на официальных соревнованиях. Точнее говоря, приемчик довольно грязный, зато очень эффективный. Маринка сразу сбросила обороты, захлопала ресницами, роняя на пол остатки лишней туши, и спросила почти нормальным голосом:

– Ты чего? Больно же, и синяки останутся.

– Синяков не будет, – заверила я. – А вот ожоги, если будешь дергаться, тебе обеспечены.

Завивку я закончила спокойно, Маринка сидела не шевелясь и только невнятно роптала на свою горькую долю. Но, когда мы перешли к подбору соответствующего наряда, сестренка встрепенулась и с прежним пылом закопалась в своем гардеробе. Она хватала платья и юбки, прикладывала к себе и с отвращением отбрасывала в сторону.

– Ну что ты все подряд цепляешь. – Я отобрала у нее темно-синее шерстяное платье с длинными рукавами. – Лето на дворе, забыла? И вообще, заканчивай истерику и включай голову.

– При чем здесь голова? – всхлипнула Маринка, сдергивая с вешалки зеленый сарафан и роняя его. – Надеть нечего, одно старье.

– Ты в этот дом в первый раз пойдешь, откуда им знать, сколько лет твоему сарафану?

Может, ты его только сегодня утром из бутика принесла. Главное – не что на тебе надето, а как ты держишься. Сосредоточься. Какое впечатление ты хочешь произвести?

– Приличное. – Взгляд у сестры стал более осмысленным. – И жемчуг хочу надеть, мне его Борька подарил, ему приятно будет.

Как хорошо иметь дело с разумным человеком! Пять минут ушло у Маринки на то, чтобы остановить свой выбор на миленьком розовом шелковом костюмчике, к которому очень подошел подаренный Борисом жемчуг. И еще пять минут на то, чтобы подгладить оказавшуюся помятой юбку. Босоножки, сумочка, поправить макияж… Не прошло и получаса, как я выставила сестрицу из дому и облегченно вздохнула. Потом огляделась и снова вздохнула, на этот раз обреченно. Уборка мне предстояла нешуточная.

Поздно вечером мы с мамой сидели на кухне, болтали о пустяках и старательно делали вид, что вовсе не ждем Маринку и нам совершенно неинтересно, как прошли ее смотрины. Мама пила чай, я сварила себе какао. Наконец в замочной скважине заскребся ключ, и мама вскочила:

– Пришла!

Она сидела ближе к выходу с кухни, поэтому в коридоре оказалась первой. Впрочем, я отстала на какую-то долю секунды.

– Ну? – хором выдохнули мы.

– Что «ну»?

Маринка стряхнула босоножки и босиком прошлепала на кухню. Мы, как привязанные, двинулись за ней.

– И зачем я на эти каблуки забралась? Думала, там, как у людей, разуваются, а пришлось весь вечер цаплю изображать! – Она осмотрела кухонный стол и проницательно заметила: – Чай пьете? Это хорошо. А поесть что-нибудь найдется? Умираю с голоду!

– Тебя там что, не кормили? – Мама открыла холодильник.

– Во-первых, когда это было? А во-вторых, я так психовала…

– Волновалась, – автоматически поправила мама, педагог-словесник с «дореволюционным», как выражается моя сестрица, стажем. – Гречку будешь?

– Все буду. Я так волновалась, что мне кусок в горло не лез.

– Марина, расскажи, как все прошло, – поторопила я.

– Мм, в целом неплохо. – В студенческой столовой сестра научилась внятно и даже с некоторым изяществом разговаривать с полным ртом. – Борькины родственники, сестра с семейством, нормальные люди. Не без выпендрежа, конечно. Я же говорю, ковры во всех комнатах, а они в уличной обуви шастают. Картины собирают современные – все стенки завешаны, обоев не видно. Такая, прости господи, мазня! Но люди хорошие. Выражали мне сочувствие.

– В каком смысле сочувствие? – моргнула мама. – Почему?

– Потому что многоуважаемая Татьяна Николаевна достала свою ближайшую родню по полной программе. И поскольку всем ясно, что Борька на семейный праздник девчонку с улицы не приведет, то меня воспринимали как его невесту. – Маринка отодвинула опустевшую тарелку. – Татьяна Николаевна старательно улыбалась, а остальные, по одному, уводили меня в сторонку и рассказывали, какой она тяжелый человек. Делились опытом и всячески морально поддерживали.

– Сделать это громко, насколько я понимаю, никто не рискнул, – констатировала я, наливая сестренке чай и разводя его кипяченой водой. Горячего Маринка не пьет.

– Как все это неприятно, – пожаловалась в пространство мама. – При таких отношениях очень трудно семью выстроить.

– Что ж теперь, если у Борьки мамаша – дракон, так ему и не жениться вовсе? – огрызнулась Маринка.

– Нет, конечно, этого я не говорю. – Мама покачала головой. – Я говорю, что неприятно.

– Ясное дело, было бы лучше, если бы она меня с распростертыми объятиями… А, ладно. Прорвемся. – Маринка сделала последний глоток, встала и потянулась. – Как я устала! Но теперь все, теперь спать!

Вы думаете, я не заставила ее помыть за собой посуду? А вот ничего подобного, помыла как миленькая! Хватит и того, что я комнату в порядок привела.

Не знаю, что по этому поводу думали мои многоопытные старшие товарищи, но сама я была уверена, что Лариковых никогда больше не увижу, ни мамашу, ни сына. Поэтому, когда Нина заглянула в нашу комнату и сообщила, что Сергей Лариков явится через пять минут, я очень удивилась. Вывернулась из-под Тошкиного правого колена, которым он прижимал меня к полу, и сипло переспросила:

– Лариков?

Вы не понимаете, как я оказалась в таком малокомфортном положении? Вы считаете, что в разгар рабочего дня я должна мирно сидеть за столом и перекладывать бумажки с одного угла на другой? Извините, но вы, очевидно, забыли, что я – частный сыщик. Хоть и младший, но все-таки партнер детективного агентства. И случается, занимаюсь вещами самыми непредсказуемыми. Мне уже приходилось посещать танцклассы, вязать убийцу, драться в ресторане, отнимать пистолет у нервной дамочки… Но в данный момент не происходило ничего криминального. Просто мой напарник имеет гадкую привычку отрабатывать приемы рукопашного боя на рабочем месте, в нашей совершенно неприспособленной для такого экстремального времяпрепровождения комнате. Причем тренировку он начинает без предупреждения. Иногда мне удается блокировать его нападение, гораздо реже – отбиться. А самый частый вариант развития событий – сегодняшний. Когда я, придавленная Гошиным коленом, лежу распластавшись на полу и слушаю поучения напарника о правильных реакциях, необходимых в тот момент, когда он неожиданно выбивает из-под меня стул. Надо ли говорить, что приходу Ниночки я обрадовалась?

– Лариков? Что он у нас забыл? – заинтересовался и Гошка.

– Не знаю. – Нина с сочувствием посмотрела на меня. Время от времени ей тоже достается от Гоши, хотя и гораздо реже, чем мне. Ниночка у нас кабинетный работник, для нее бойцовские навыки не так важны. – Звонил, судя по всему, из машины. Просил, чтобы мы никуда не уходили, ждали его. Особо напирает на тебя, Гоша. Мечтает увидеть.

– Меня?

– Ага. Визжит и брызгает слюной так, что до меня даже через телефонную трубку долетело. Нервничает.

– Нервничает – это хорошо. – Гоша поднялся на ноги и отряхнул брюки. – Значит, жадничать не будет.

– Теперь скажи, что он милейший человек, – усмехнулась я.

Гоша поднял меня за шиворот (мне уже приходилось упоминать, что манеры напарника далеки от джентльменских?) и поставил на ноги.

– Не скажу. Но он начинает мне нравиться. Причешись.