Если честно, мы все были немножко в нее влюблены. Невозможно было не влюбиться, в Насте всего оказалось слишком, хватало на всех. Сознательно или бессознательно, она пользовалась этим.

И все было отлично, весело, правильно, лучше и желать нечего. Кроме разве что одного: Егор что-то захандрил. Вроде обгорел. Потом выяснилось, что у него горло болит. Ну, болит и болит. Особенно никто внимания не обратил, кроме моей жены. Она почему-то взялась опекать болящего, мазала его кремом, заставляла полоскать горло, носила в палатку еду.

– Что, неужели он не в состоянии доползти до костра и поесть? – поморщился я, наблюдая, как Аня накладывает в его миску гречневую кашу. Она взглянула на меня как будто даже с вызовом.

– Ты не понимаешь… – сказала и понесла кашу в Егорову палатку.

И что я должен был понять?

Она же ничего не объяснила, а мы, мужчины, извините, намеков не воспринимаем. Если надо что-то сказать, так вы скажите, только без выкрутасов и обвиняющих взглядов. Так, мол, и так… а то знаете ли, проснулся я как-то пораньше, на рассвете, вылез из палатки и спотыкаясь побрел до ветру, так сказать. Тут я их и увидел: Настя и Ворон спали обнявшись у потухшего кострища, укрытые одним спальником. Наш бард Витька Ворон, мечта всех экзальтированных девиц от четырнадцати и старше, не устоял перед Настиными чарами. Накануне вечером он исполнил у костра песню, посвященную Насте, «Ты мое лесное облачко…». Очень трогательно, я оценил. Настя, видимо, тоже.

Когда в палатку вернулся, жена меня поджидала, сна ни в одном глазу.

– Ну что, видел? – спросила нетерпеливо.

– Что?

– Не что, а кого! – поправила она меня. – Настю с Вороном видел?

– Видел… и что? – Мне хотелось спать, а не болтать о Насте и Вороне.

– Какой ты! – обиженно покачала головой Аня. – Какие вы все! Безжалостные!

– Ань, я что-то не пойму? Ты это сейчас к чему сказала?

– А к тому! – быстрым шепотом заговорила она. – Настя привезла с собой этого мальчика и бросила его, а сама с Витькой… А тот страдает!

– Кто страдает?

– Егор! – почти выкрикнула она.

– А-а… – Я шумно вздохнул, чтоб показать, как проникнулся сочувствием, и полез в спальник, доспать хотя бы часик, пока безжалостное солнце не выкатилось окончательно из-за горизонта. Я попытался уложить рядом Аню, и она даже улеглась, но вместо того, чтоб задремать, вздыхала, так натурально, можно сказать, с надрывом.

– Ань, ну что с тобой? – Я, честно говоря, рассердился.

– Сереж, надо же что-то предпринять, – с готовностью, как будто только и ждала моего вопроса, начала Аня.

– Анют, что делать? Ты о чем? Если о Насте, то тебе какое дело? Они сами разберутся.

– Но…

– Никаких «но»!

– Почему? – Она так искренне удивилась, пришлось объяснять.

– Потому. В эти отношения лучше не соваться, наживешь врагов. Ты же мне сама жаловалась, как попала под раздачу от этой парочки… как их?

– Перепелкины, – Аня вздохнула. И объяснила, оправдываясь: – Так ведь его жена уже знала обо всем, ей кто-то сказал. Я просто подтвердила.

С Перепелкиным Аня училась в вузе, парень очень рано женился, лет в двадцать, наверно, и все-таки поступил в университет на дневное отделение. Так вот, его жена жила где-то с ребенком и родителями и приезжала, как только выдавалось свободное время. А у него общага, девочки, свобода… Одним словом, парень жил в свое удовольствие. И все обо всем знали, но молчали, чего лезть в чужие дела… Перепелкин чувствовал себя абсолютно безнаказанным и в общаге завел себе еще одну жену. Конечно, рано или поздно слухи должны были дойти до законной супруги, они и дошли. Так вышло, что моя Аня просто попала в ненужное время в ненужное место. Другая ушла бы от ответа: «ничего не знаю и знать не хочу».

– Сережа, она же меня буквально к стенке прижала, «у Владика другая, я все знаю!», – рассказывала мне жена.

– И что? Мало ли что она знает. А ты не знаешь.

Аня надулась. Перепелкины назвали ее сплетницей. Потому что Аня по глупости, или по наивности, подтвердила госпоже Перепелкиной факт, известный всему универу, что ее благоверный спит еще с одной девушкой. Аня ужасно переживала: как же так? Она никогда не разносила чужих сплетен и слухов и вообще не болтала лишнего, а тут ее несправедливо обидели, и за что? А за то: муж и жена – одна сатана. Они поругались, потом помирились и стали искать виноватых. Нашли, естественно, Аню.

Кажется, я ее убедил. И мы даже подремали еще немного. Вмешиваться Аня не стала. Но в палатку к Егору бегала, ухаживала, жалела, и наконец ей удалось выманить страдальца оттуда. Выглядел он довольно бледно. Пытался хорохориться, но заметно грустил. Настя как будто вовсе перестала его замечать, а если Егор робко обращался к ней, отворачивалась, злилась.

Мне оставалось только пожалеть парня. Влюбился не в ту девушку. А она действительно была не его девушкой, и дело даже не в разнице в возрасте, просто – не его, и все. Может, оно и к лучшему, сейчас переболеет и забудет.

Не переболел.

Точнее, Егор внешне вполне выздоровел и даже попытался доказать нам всем, что у него к Насте ничего нет. Изо всех сил попытался. Я оценил. Потому что Настя на все его попытки не реагировала. Никак. Словно он перестал для нее существовать.

Уехал Егор раньше остальных.

Вскоре мы о нем и думать забыли.

Никогда не вмешивайтесь в семейные разборки – будете виноватыми.

Муж и жена – одна сатана. ©

Настя жила в маленькой однушке на окраине Москвы. Родители снимали. В связи с невозможностью совместного проживания… Не знаю, что уж там между ними произошло. Сама Настя о родителях говорила только хорошее, в гости ездила, они тоже приезжали, но общение сводилось к обмену любезностями, передаче денег и простым вопросам: «Как ты (вы)? Как дела?»

Видимо, ее энергетика, этот неконтролируемый взрыв, плохо воспринимался в обычной, бытовой повседневности. Одно дело, когда такой человек, как Настя, развлекает тебя где-нибудь на отдыхе, и совсем другое, если он живет с тобой бок о бок в обычной городской квартире.

Я это понял довольно скоро. Вернувшись домой, Настя и Виктор вроде бы попытались жить вместе. Но не продержались и месяца. Причем дело окончилось чуть ли не скандалом.

Хотя сначала все складывалось как нельзя лучше.

Тут надо добавить: у Насти в квартире постоянно тусовался народ, разновозрастный, разномастный, но однозначно все творческие люди. У нее останавливались безработные провинциальные актеры, прибывшие в столицу в надежде устроиться в какой-нибудь театр, музыканты, художники, к ней запросто забегали подростки из молодежного центра, где она подрабатывала внештатным педагогом.

Тот август не был исключением. Как только мы вернулись с моря, Саша Локтев притащил к Насте на постой «очень хороших ребят» – своих земляков, а он сам был родом из маленького районного городка. Ребята приехали на заработки. Причем с работой мы им помогли. Но целый месяц они тусовались у Насти, до тех пор пока не определились с жильем. Ребята прибыли вдвоем, плюс Витя, осевший у Насти, да сам Саша, почти прописавшийся. Как-то решили мы с Федором проведать Настю. Дело было утром. Дверь почему-то оказалась открытой. Вошли… В комнате от балкона до противоположной стены спали люди. Человек шесть как минимум. Мы потоптались в прихожей, не зная, что предпринять. Один из спящих приподнял голову, спальник сполз, и мы узнали Настю.

– Ребят… – сонным голосом произнесла она, – это вы… проходите на кухню…

Мы прошли. Сели на импровизированные стулья. Мебели как таковой у Насти не было. На кухне, например, имелся потертый пуфик, вращающийся стул от фортепиано и шезлонг.

– Включите чайник! – донеслось до нас. – Я сейчас!

В ванной зашумела вода. Закипел чайник – главный атрибут Настиной кухни. Настя жила на бесконечном растворимом кофе. И своих гостей потчевала им же.

Наконец появилась и она сама, с влажными после умывания волосами, невыспавшаяся, но бодрая.

– Мы только что из Питера, – сообщила, наливая себе кипятку в большую кружку.

В ответ на наши удивленные взгляды, коротко объяснила:

– Буквально одним днем смотались. Представляете, ребята ни разу в жизни не были в Питере. Вот я и решила им показать. Здорово, да? Главное, мы стопом ходили. Очень забавно. – Она широко улыбнулась. – Правда, в Питере у нас все деньги украли. Но мы сами виноваты, уснули на скамейке в парке. Нас и обчистили. Зато потом мы пели в электричках! Санька придумал. У них с Вороном здорово получилось…

В этом была она вся. Спонтанный порыв, сиюминутное решение и немедленная реализация. Настя много читала, часто говорила очень правильные вещи и тут же пыталась проверить на себе усвоенное. Как будто примеряла чужие мысли, но то ли одежка была не по размеру, то ли Настя не верила тому, что говорила, то ли ей не хватало сил поверить…

В другой раз мы заехали вечером. Но не успели выйти из машины, как из темноты к нам шагнула Настя, в длинной юбке, тяжелых ботинках, куртке, хотя было еще довольно тепло, середина августа.

Выглядела Настя несколько смущенной, как будто мы застали ее за чем-то неприличным.

– Блин, – негромко выругалась она, – ребята, вы не поднимались еще?

– Нет, мы только подъехали, но если мы не вовремя, то…

– Нет, – она досадливо поморщилась, – наоборот. Вы, это… Скажите, что сейчас меня привезли, ладно?

– Не вопрос… А что случилось?

Настя воровато оглянулась по сторонам и ответила:

– У меня тут свидание было… Ужасно неудобно, полный дом народу, вот и приходится по кустам встречаться, как малолетка, честное слово…

– Насть, что за бред? Разгони всех.

– Что вы! Я не могу, – испугалась она, – там же Ворон, он неправильно поймет…

Я, признаюсь, тогда ничего не понял, мне жена объяснила, мол, бедной Насте приспичило потрахаться, но дома полно народу. Пришлось где-то в зарослях совокупиться по-быстрому, то бишь без всякого удовольствия. Я не поверил.

– А как же Витька? Ведь она с ним? Или нет?

Аня так тонко усмехнулась и ответила:

– С Витей у нее нет ничего. Он же ее чистой девушкой считает.

– Что?!

– Что слышал. Она измучилась совсем. Сначала ее эта роль забавляла, а теперь порядком надоела.

– И что теперь?

Жена пожала плечами:

– Судя по всему, Ворону скоро съезжать.

Бедный романтик Ворон! Бедный поэт!

Нет, Настя не была жестокой. Просто она никогда не страдала от неразделенной любви. Все ее избранники сдавались ей без боя и разделяли все, что она предлагала разделить.

Виктор разочаровал ее довольно скоро. Он был слишком целомудренным. Не от мира сего. С таким хорошо где-нибудь на лоне природы, где можно поиграть в пасторальную пастушку и пастушка. Но в мегаполисе, где все жестко и стремительно, где всегда цейтнот, где правят суровые законы – пастушок неуместен, а пастушка смешна и беззащитна.

И все-таки Настя чувствовала себя неловко по отношению к Виктору.

То, что хорошо на лоне природы, совсем не подходит для городских джунглей.

Как говаривал мой дедушка: «Сук надо рубить по себе».

У нее с Виктором дни рождения рядом, в конце августа. Она решила организовать нечто грандиозное.

– Давайте устроим ковбойскую вечеринку, – предложила Настя и сразу же стала развивать свою идею: – Ворон никогда не пробовал текилу. И еще он мечтает о настоящих американских джинсах. Наверное, можно такие достать? Да, и еще нужна лошадь! Непременно нужна!

Собственно, ничего сложного. Текилы мы купили и все полагающееся к ней тоже. Джинсы нашли, тогда еще можно было отыскать made in USA. И даже лошадь нам подвернулась – почти как настоящая, гнедая, со всей сбруей, очень точно сделанная.

Девчонки нарядились ковбойками: короткие шортики, рубашки, завязанные под грудью, шляпы. Витя о мероприятии ничего не знал. Мы завязали ему глаза и, по знаку девчонок, втолкнули обратно в комнату. Настя с Аней стащили с Ворона штаны и хотели надеть новые, но не справились, Витя с перепугу сел на пол и одеревенел. Пришлось развязать ему глаза, чтоб сам натянул новые джинсы.

У бедного Витьки был легкий шок, он все время нервно смеялся, мотал головой и твердил: «Ну вы даете!» Его поили текилой, предварительно насыпав на руку соли и положив дольку лимона. Он послушно пил, слизывал соль, сосал лимон, морщился и кивал – «вкусно». Но потом все-таки признался – «самогонка».

– Конечно, самогонка, только кактусовая, – согласились мы.

Насте мы подарили старинное зеркало в металлической оправе с завитушками. Она в него сразу влюбилась. И все прошло бы замечательно, если бы… Стали собираться гости. Вскоре их набилась полная квартира, нас оттерли в сторону. Лично я предпочел распрощаться и уехать под предлогом того, что завтра на работу.

А через несколько дней у нас дома появился угрюмый Виктор.

Он сбросил с плеч рюкзак со всем своим скарбом и молча прошел на кухню.

А мне и не надо было ничего объяснять. «Выгнала».

– Я думала, он одинокий ворон, – вздыхала Настя, – а он оказался обычным мужиком, со всеми этими вашими претензиями, – морщась от неприятных воспоминаний, объясняла она. – Представляете, он обвинил меня в безнравственности!

– Настя, он просто хотел, чтоб ты принадлежала ему одному, – казалось, я говорил очевидные вещи, но Настя в ответ только плечами пожала.

– Я не могу кому-то принадлежать. Потому что я свободный человек, я – это я!

Да, конечно! Бедный Витя, он попытался взять под контроль то, что контролировать невозможно. Помню, как он появился у нас после нескольких месяцев отсутствия. Я, честно говоря, некоторое время опасался за его душевное здоровье. Настя вогнала его в сильнейший депрессняк.

Она обычно крутила два-три романа одновременно. Влюблялась страстно, остывала скоро. С ее жертвами я почти не общался, так, доходили слухи, или она сама о ком-то рассказывала. Почему-то запомнился один из ее тогдашних любовников – отпрыск старинной московской аристократической фамилии, как он сам о себе отзывался – «князь недобитый». Этот «князь» во время альковных утех имел обыкновение подчеркивать плебейское происхождение Насти, рассказывая анекдоты о крестьянках, осчастливленных своими барами.

Кстати, я имел счастье быть представленным пред светлы очи «князя». Еще одна безумная идея Насти: собрать всех и устроить новогодний карнавал. Странный, доложу я вам, получился праздник. В однокомнатную квартиру снова набилось человек двадцать или больше, я не считал. Некоторых я не знал вовсе, кого-то знал понаслышке или видел мельком у Насти.

Кто-то пил, кто-то нет. Народ разбился на две группы. Одна засела на кухне, хлебала чай и пела песни, другая, опустошив многочисленные бутылки со спиртным, устроила кавардак в комнате, с дикими плясками, ором, дракой и прочими безобразиями. Под утро удалось кое-как вытолкать особо буйных. «Князь», а он присутствовал, причем в той группе, что веселилась в комнате, был фраппирован. Уходя, он заявил нам что-то в эдаком духе:

– Не понимаю, зачем все это?! – И удалился, с гордо поднятой головой, бледный от пьянства и бессонной ночи.

Да что «князь»! Промелькнул – и нет его. В жизни Насти все время что-то происходило. Она страстно увлекалась театром и участвовала в любительских спектаклях, снималась в кино, рисовала, посещала какие-то лекции, тренинги, курсы… и училась играть на саксофоне. Ей хотелось всего и сразу. Она пробовала писать статьи, стихи и прозу, а еще ей нравилось шить, она увлекалась психологией, историей костюма и дизайном интерьеров.

При таком разбросе интересов ей катастрофически не хватало времени. «Если бы в сутках было 48 часов!» – мечтала она. Пожалуй, 48 часов ей бы тоже не хватило.

Тем, кто попал в поле Настиного притяжения, приходилось ой как туго!

Не пытайтесь контролировать того, кого любите.