5

Чтобы добраться от дома до автошколы, Нине нужно было ехать на троллейбусе около часа. Но она могла бы выйти пешком на окраину своего нового микрорайона и достичь нужной магистрали, в которую упирался бульвар, пробежав тропкой через заброшенный парк, за сорок минут.

Раньше на этой территории располагалось огромное поместье богатого вельможи. Теперь же в перестроенном дворце дышал на ладан научно-исследовательский институт. Местной достопримечательностью была еще и теряющаяся в овраге речушка, по виду так просто ручей, пересекаемый пешеходным горбатым мостиком с витыми решетчатыми перилами. Речушка вытекала из трех бывших помещичьих прудов, каскадом соединяющихся друг с другом. Пруды сохранились и поныне. Потомки крестьян, живущие здесь с незапамятных времен, утверждали, что в прудах водились зеркальные карпы, на берегу была устроена лодочная станция для гостей, а чуть поодаль виднелся каменный театр в греческом стиле. Сейчас обмелевшие пруды заросли росянкой и тиной, и, кроме комаров, в них не обитал никто, даже лягушки. И только свирепые грифоны с огромными когтистыми лапами, охраняющие мостик через речушку, да чугунные львы на столбах у литых фигурных ворот в усадьбу сохранились в первозданном виде.

Действовала при усадьбе и церковь – прекрасных пропорций здание с высокими окнами, маленьким портиком и колоннами, со светлым каменным барабаном во втором этаже и еще какой-то финтифлюшечкой с круглой крышей на самой макушке. Не так давно церковь была отреставрирована, богослужения в ней возобновились. Местные жители, гуляя с собаками в зарослях куриной слепоты и крапивы, с одинаковым интересом пялились на свадьбы, похороны и крестины, проходившие здесь чуть не каждый день; сотрудники же института занимались своими повседневными делами и не обращали внимания равно как на проявление христианского культа, так и на языческих львов и грифонов. Обычная же городская жизнь кипела дальше – в школах и магазинах, располагавшихся ближе к широкому проспекту. А минуя подземный переход через него, можно было выйти и на бульвар.

Конечно, вечерами Нина выбирала троллейбусный маршрут, но ярким солнечным утром, какое выпало на первый день ее занятия по вождению, она решила пройти через парк.

Он был чудесен. Раннее бабье лето не обмануло ожиданий, но Нине в это утро было не до красот природы. Всю ночь перед занятием она не могла уснуть, все переживала, как же она впервые в жизни сядет за руль настоящей машины! Кроме того, утром она перевернула весь свой гардероб в процессе решения вопроса, что же надеть. В узких джинсах, как ей казалось, будет неудобно, тесно. Юбка поползет выше колен, а ведь придется двигать ногами, нащупывая педали, и это будет отвлекать внимание. Нина решила надеть спортивные брюки, в которых дома мыла полы, старые разношенные кроссовки, чтобы нигде ничего не жало, футболку (а вторую взять с собой, на случай если первая станет мокрой от пота), а сверху накинуть голубую ветровку, в которой она когда-то со своими учениками убирала капусту в пригородном хозяйстве. Не идти же на занятие в пыльный гараж в официальном костюме, в котором она посещает заседания педсовета. Спортом Нина не занималась, поэтому ничего более современного из такого рода одежды у нее не было. И она выбежала из дома, совершенно не оценив, как выглядит со стороны.

Тропинка в парке буквально ускользала из-под ее ног. Мостик с грифонами выгнул перед ней полукруглую спину. Сбегая с него, Нина споткнулась на выбоине в асфальте. С ходу проскакав несколько шагов на одной ноге, она остановилась. Боль оказалась не сильной, но неприятной. Нина вернулась к перилам, чтобы отдышаться, дать боли пройти. Сначала она смотрела вокруг себя отрешенно, погруженная в собственные ощущения, но потом в несколько секунд красота окружающего мира во всем сиянии открылась перед ней. Она увидела и золотую листву на деревьях, и блестящий купол церкви, отражающий солнечные лучи, и высокое голубое небо, такое редкое для московской осени. Спиной она почувствовала что-то холодное и оглянулась. Тело грифона чернело за ней – это на него она оперлась, когда потирала ушибленную ногу.

– Да их тут четыре! – изумилась Нина, никогда раньше не обращавшая внимания на эти скульптуры. Да и ходила она этим путем раза два в жизни. Клювы грифонов были сомкнуты плотно, но сами чудовища не выглядели хищно: казалось, они просто поддерживали корпоративное молчание, находясь друг с другом в таинственном заговоре. Крылья же их были раскинуты широко, будто у взлетающих лебедей. Нина даже успела заметить, что чугунная поверхность одной из выдвинутых вперед звериных лап «ее» грифона была отполирована до блеска. Это означало, что отнюдь не она одна останавливалась тут, на мосту, а сотни свиданий, случайных и праздных остановок проходили здесь под бдительным, но не злым оком зверя-птицы.

Все было замечательно на этом берегу, вот только непонятный рев нарушал гармонию. Нина огляделась и с удивлением обнаружила, что напротив церкви, прямо на поляне старого парка развернулся комплекс детских аттракционов, и, судя по хорошо утоптанным дорожкам, по грудам еще не вывезенного мусора, комплекс этот успешно функционировал все лето. Сейчас же, в начале сентября, желающих поразвлечься в будний день значительно поубавилось, поэтому лошадки, держащие детские кресла карусели, уснули на ходу с выдвинутыми вперед копытцами, и неподвижно застыли на цепях лодочки-колыбельки. Только перевитые-перекрученные желоба «русских горок» изредка оживлялись визгом старшеклассниц, прогуливающих уроки.

Рев, беспокоящий Нину, доносился от автодрома. В разноцветных машинках беспечно сталкивались и разъезжались несколько дошколят, охраняемых бабушками и нянями.

«Им-то не страшно!» – подумала Нина, попробовала пошевелить ногой – она уже не болела, взглянула на часы и побежала дальше, мимо магазинов, через проспект и потом по бульвару.

Ворота автошколы, к ее недоумению, были закрыты.

Она подергала металлические створки и, ничего не добившись, вошла в боковую маленькую калитку.

Готовая к занятию чистенькая желтенькая машинка с буквой «У» одиноко стояла посередине двора. Ни в ней, ни около нее никого не было. Ворота гаража тоже были заперты. Нина осмотрелась. Маленькая коричневая дворняжка сидела возле переднего колеса машины и ожесточенно чесала за ухом. Двор автошколы был ограничен с одной стороны сплошной стеной здания из темно-красного старинного кирпича, с трех других – гаражами и заборами. Никого – только собака, стены да запертые двери, пустая, голая эстакада и горы старых покрышек в углу двора – вот что окружало Нину. Ей стало страшно и одиноко.

Дворняжка посмотрела на Нину вопросительно: мол, нет ли у тебя чего-нибудь съестного? Нина не собиралась прикармливать посторонних собак, поэтому дворняжка через секунду разочарованно отвернулась и побежала по своим делам. Нина же решила войти в здание с центрального входа. Она не знала, что в конце глухой стены, выходящей во двор, есть небольшая узкая дверца черного хода, более коротким путем ведущая в помещение школы.

Массивная дверь парадного подъезда захлопнулась за ней с глухим стуком. Огромный коридор первого этажа тоже был пуст. Широкие окна выходили на улицу, и через них Нина могла свободно видеть дорогу, по которой в самом скором времени ей предстояло ездить. Она свернула на лестницу. Ступени были высокие, каменные, а перила старые, довольно широкие, отполированные сотнями рук.

«У меня на работе все не так – гораздо современнее, лучше, чище», – с удовлетворением подумала Нина. Краем глаза при повороте на лестницу в конце коридора она заметила чью-то блеклую фигуру, как ей показалось, в темно-сером халате и с неотчетливо видимым длинным предметом в руках, – мелькнувшую и через секунду пропавшую.

Нина не придала видению совершенно никакого значения. И даже внезапный, резко прозвучавший звон стекла после звука удара не встревожил ее. «Окно неплотно закрыли, вот форточка и хлопнула, а стекло разбилось!» – машинально подумала она, всматриваясь в надписи на дверях. Она почему-то всегда чувствовала себя неуверенно в последнее время, особенно если где-то бывала одна. Вот и сейчас она не сразу смогла отыскать свой учебный класс, но все-таки после некоторых колебаний вышла в правильном направлении. Дверь в учебную комнату была неплотно прикрыта, и Нина сразу увидела Роберта, сидевшего за столом в согбенной позе и, как всегда, что-то пишущего в свой толстенный журнал с выпадающими страницами.

– Здравствуйте! – Она обрадовалась, что в этой пустынной школе все-таки нашла нужного ей человека.

– А? – Роберт вопросительно поднял голову. Во всем его виде не чувствовалось ни капли поддержки.

– У меня сегодня первое занятие по вождению…

– Ну если занятие, то пойдем! – Он взял журнал и пошел мимо нее к выходу, по дороге бросив на нее скептический взгляд.

Нине показалось, что он не только не хотел ее подбодрить, но даже наоборот.

«Ну-ну! Посмотрим сейчас, на что ты сгодишься!» Она подумала, что именно это прочитала в его взгляде. «Неужели мстит за «мадам»? Как это непорядочно – сводить счеты в такой момент…»

Роберт же обратил внимание совсем на другое. «Почему она так странно одета? – подумал он. – Неужели ненормальная? И руки у нее трясутся, как у алкоголички… А я еще записал ее к себе в группу! Возись теперь с ней! Того гляди, машину разобьет! – Роберт стал спускаться по лестнице в состоянии крайнего раздражения. – Ну и Михалыч! – сетовал он. – Выдумал ерунду, будто эта Воронина в самом деле похожа на Пат!» А он, Роберт, как идиот, разволновался от этого сравнения. Даже ночью плохо спал. Все представлял, как придет к нему на занятие высокая нежная шатенка с мягкими волосами, пахнущими «Шанелью», с тонкими руками, в сером костюме, в туфлях на каблуках, с пониманием и усмешкой во взгляде.

И вот пришла эта тетка! В какой-то немыслимой куртке и вспухших на коленях штанах! С унылым носом и тоскливым взглядом! С трясущимися руками и пятнами на щеках! Надо было быть действительно полным идиотом, чтобы волноваться перед занятием с этой женщиной!

Спустившись по лестнице, Роберт повернул к черному ходу, вышел через маленькую дверь во двор и остановился как вкопанный. Одновременно с ним, с лязганьем распахнув двери гаража и с изумленным видом оглядывая двор, наружу вылетел Михалыч. Он устремился к машине, стоящей посередине двора, с таким видом, будто хотел придушить любого, кто стоит рядом с ней, тут же, на месте.

– Вот гады! Вот сволочи! Ну попадитесь только мне в руки! – Он тяжело дышал и мешал матюки с обычными ругательствами.

Роберт сначала тоже устремился к машине, но потом, словно раздумав, резко повернул и побежал через черный ход по лестнице в обратном направлении. Нина с недоумением смотрела то на одного, то на другого и вдруг поняла, что случилось. Еще минуту назад совершенно готовый к работе, нарядный, чистый учебный автомобиль, стоящий посередине двора, теперь был кем-то варварски изуродован. Он был похож на больное, избитое животное. На крыше его были видны две продолговатые вмятины. Треугольник с буквой «У», оторванный и покореженный, валялся на земле в куче осколков ветрового стекла, мелкой пылью усеивающих и капот.

– Вот идиоты! Вот козлы! – ругался Михалыч, взмахивая руками и бегая вокруг машины. – Сами не ведают, что творят!

Во двор вернулся запыхавшийся Роберт. Его лицо от бега по лестницам и от ненависти стало не красным, а бледным, а нос заострился. Нина заметила, что он сжал кулаки так, что косточки побелели.

– Кроме нас с тобой, в помещении кто-нибудь был? – спросил Роберт у Михалыча.

– Я никого не видел.

– Давай еще раз пройдемся по этажам! – Роберт потянул Михалыча за рукав.

– А как же я? – Нина с растерянным видом встала у них на дороге. – У меня сегодня занятие… – Она все еще не могла собраться с мыслями и в самом деле растерялась.

– Какое теперь уж занятие… – Михалыч обескураженно развел руками.

У Нины внутри будто образовался комок. Как же так? Она готовилась, страдала, переживала, а такой долгожданный урок теперь не состоится! Так велико было ее разочарование, что она, не подумав, спросила:

– А другой машины у вас нет?

В ее голосе звучала детская надежда. Роберт посмотрел на нее с нескрываемой злостью.

– Ваша машина вот эта! И только эта! У нас так заведено!

Он не мог понять, что хочет от него эта дамочка?! Она что, не видит, что произошло? Сама же машину прошляпила! Он ведь объявлял всем ученикам перед занятиями, что собираться на вождение нужно во дворе! Стояла бы она возле машины, так, может, и не было бы ничего! При ней-то не осмелились бы колотить по машине! Нет, поперлась она зачем-то по школе мотаться!

Он отвернулся и, больше не обращая на Нину никакого внимания, опять потянул Михалыча за рукав. А у той чуть слезы не выкатились из глаз от обиды; ей показалось все произошедшее абсурдным и несправедливым лично по отношению к ней. Если в школе бьют машины средь бела дня, как же в ней заниматься?

Михалыч посмотрел на нее и с проницательностью женатого мужчины понял, что ученица сейчас расплачется. Он был от природы добр, и ему стало жаль Нину.

– Идите домой! – сказал он спокойно и примирительно. – Починим машину, и будете ездить! Вас известят по телефону, когда нужно будет прийти! – После этих слов он удалился вместе с Робертом, чуть не бегом.

Нина в полной растерянности осталась одна. Еще какое-то время тупо смотрела она на разбитый автомобиль, потом вздохнула и пошла прочь. Она чувствовала себя как человек, которому утром предстояла серьезная операция, и он к ней готовился и переживал за то, как она пройдет, а ему вдруг объявили, что по не зависящим от него обстоятельствам операция должна быть перенесена. За воротами ее стало колотить мелкой дрожью.

«Вот тебе и первое занятие по вождению!» – сказала она себе, когда уже вышла за территорию автошколы и машинально остановилась у информационного стенда ГАИ с устрашающими фотографиями с мест автодорожных происшествий.

– Это точно сделали наши молодые коллеги. Больше некому! – говорил спустя некоторое время Роберт Михалычу, осторожно сметая с капота остатки битого стекла. – В училище занятий сегодня нет, всех молодых увезли куда-то на экскурсию, да и не будут здешние ученики колотить наши машины. Многие из них приходят к нам учиться, многие просто так подходят, интересуются. Среди этих детей врагов у нас нет. А вот то, что наши конкуренты могли решить нас предупредить таким образом, вполне вероятно!

– Не пойманы – не воры! Доказать ничего нельзя! – гудел в ответ старший мастер, в то время как руки его легко работали. – Сторож клянется и божится, что ничего не видел! В помещении, кроме меня и тебя да еще этой твоей ученицы, никого не было… Как мы можем с уверенностью говорить, что это сделали они?

– Тоже мне фантастика! – отозвался на его слова Роберт. – Кто-то свалился прямо с небес, хрястнул пару-тройку раз по машине и смылся бесследно! Наверное, летающие тарелки виноваты!

– Все в мире имеет свое начало, – усмехнулся Михалыч. Он тщательно осмотрел машину. – Ладно еще, что надо только заменить стекло и выправить крышу. Остальное цело. Могло быть и хуже.

– Расценивай это как сто второе китайское предупреждение.

– Ясно одно. – Михалыч вытер руки ветошью и посмотрел на Роберта. – С сегодняшним происшествием должны разобраться мы сами, но надо это сделать так, чтобы не вышло хуже. Наши молодцы держатся, будто за ними есть какая-то сила. А нас они считают беспомощными стариками…

– Разберемся, – еле слышно пробурчал Роберт. – Нам надо выработать план действий.

– Эй, дружок, ты что-то задумал?

– Есть у меня одна мысль. Когда в первый раз после происшествия, еще без тебя, я пробежал по этажам училища, в туалете первого этажа, в углу, я видел что-то похожее на большую палку, – Роберт задумался, – или, вернее, на металлический ломик. А когда мы зашли туда уже с тобой и я хотел на него посмотреть поближе, этого предмета там не было. Я не мог ошибиться, значит, кроме нас троих, в училище еще кто-то был.

– Знаешь что, – Михалыч вытер руки, приобнял Роберта за плечо, – не надо лезть на рожон. Сейчас ремонт выйдет сравнительно небольшой, но если они покалечат и остальные автомобили, нам придется ремонтировать их черт знает сколько. И все за свои деньги. Не проще сейчас сделать вид, что ничего не случилось? Секретарь директора мне сказала, что она набрала еще одну группу учеников, и со следующей недели они тоже придут заниматься. Отдадим ее этим парням, и все. Пусть ездят, а от нас отстанут. Ситуация сейчас не та, чтобы устраивать разборки. Мне детей надо кормить, и тебе тоже деньги не помешают. А из-за этих разборок у нас уже сегодня слетело с расписания четыре занятия. Ты меня понял? – Михалыч ласково заглянул Роберту в глаза.

– Сопляки будут диктовать нам свои условия? – посмотрел на него Роберт.

– Ты еще молодой, горячий! Я в твоем возрасте тоже частенько лез в драку, – задумчиво, не торопясь продолжал говорить Михалыч. – Доживешь до моих лет, поймешь. Здесь не Афганистан, чтобы сразу из гранатометов по всем целям пулять, хотя там-то мы навоевались до рвоты. Перемирие лучше нападения! К тому же ты прав, они – сопляки. Хорошо бы, конечно, их как-то поставить на место, но не буду же я, взрослый мужик, офицер, кулаком дубасить им морды! И машины их не буду ломать! Надо попробовать еще раз поговорить с ними так, чтобы до них дошло. Но все-таки надо учесть: у нас нет доказательств, что это сделали они.

Роберт молчал.

– Что же, так и будем терпеть? Я не согласен, – наконец сказал он.

– Фактов нет, – настойчиво повторил Михалыч.

Роберт завел свою «девятку» и посигналил сторожу, чтобы тот открыл ворота.

– Съезжу я к церкви, в автомагазин, за новым стеклом, – тихо сказал он.

– Давай! А я пока буду заниматься крышей! – Михалыч улыбнулся ему в ответ, но во взгляде, которым он проводил машину Роберта, ясно читалась тревога.

На стенде ГАИ помещались фотографии разбитых машин под заголовком: «Пострадавших за месяц восемнадцать человек».

«Черт знает что творится!» – рассердилась Нина на стенд, на школу и даже почему-то на саму себя и стала думать, что делать ей дальше. Она огляделась по сторонам. Чахлые астры блеклых тонов были будто натыканы по отдельности в придорожную клумбу. У входа в здание школы по-прежнему не было ни души. Она же стояла и не знала, куда ей податься, ибо занятий в училище у нее в этот день не было, а домой идти ужасно не хотелось. Кирилл активно не одобрял ее увлечения, и это приводило ее в отчаяние. Стоило ей устроиться на кухне поучить домашнее задание, как ему тут же что-нибудь требовалось. Вот и накануне она так увлеклась, что не расслышала сразу, о чем он ее спросил. Как назло она не могла в тот же момент вспомнить, куда положила предмет, который он искал. Когда же муж увидел, чем именно она занята, он пришел в настоящую ярость и стал расшвыривать вещи из шкафов прямо на пол, пытаясь самостоятельно найти то, в чем у него была необходимость.

– Пожалуйста, пожалуйста, не отвлекайтесь, я не смею занимать ваше внимание! – неудачно острил он.

В конце концов ей пришлось встать, подключиться к поискам и найти все-таки то, что было нужно, на самом видном месте на полке стенного шкафа в коридоре. Но настроение у нее уже было безнадежно испорчено, желание изучать правила дорожного движения пропало, а беспорядок в квартире, произошедший вследствие его стараний, теперь напоминал срочные сборы в эвакуацию во время войны. Муж с демонстративным видом заперся на остаток вечера в ванной, а ей пришлось все убирать, потому что она терпеть не могла беспорядка, просто физически не могла находиться в доме, если все в нем не сияло чистотой. После того же, как гармония ценой ее полуторачасовых усилий была восстановлена, муж с кипой газет появился из ванной комнаты и улегся в постель. А среди ночи, когда ей уже страшно хотелось спать и в то же время она не могла уснуть от волнения перед занятием, он как назло вдруг проснулся, привалился к ней и стал настойчиво подминать ее под себя. И, несмотря на все ее отговорки, был так нуден и так упорен в своем желании, что ей ничего не оставалось, как подчиниться и молча терпеть и ждать, когда же он, наконец насытившись, оставит ее в покое. Все это Нина вспомнила, стоя у стенда. Стрелки часов перекатились к двенадцати. От всех треволнений ей захотелось есть. В кафе она никогда не заходила, поэтому ей ничего не оставалось делать, как вернуться домой. Она приняла решение снова идти через парк, теперь уже не торопясь.

Солнце светило Роберту прямо в лоб, пока он ехал от школы до магазина. Теперь, в сентябре, оно будто взяло реванш за противно холодный и дождливый август. Солнцезащитные очки совершенно не спасали от его слепящих лучей, ярким потоком вырывающихся из-за козырька.

«Ишь светит, будто летом!» – вяло думал Роберт, не торопясь следуя в общем потоке машин. В душе его была противная пустота. С какой-то равнодушной усталостью он думал, что мир на поверку оказался совсем не таким, в каком бы ему хотелось жить. И даже воспоминания о том, как мечтали они с Михалычем вернуться с войны на Родину живыми и невредимыми и уж пожить тогда как следует всласть, на полную катушку, не думая о деньгах, не замечая плохой погоды и уж тем более не пребывая никогда в паршивом настроении, не принесли теперь обычного тепла его душе.

«Как-то все получилось глупо!» – думал он о себе, о Михалыче и о Ленце. Роберт прекрасно знал, что и у Ленца остервенелый труд на фазенде и восторженные разговоры о собранном урожае пару раз в году заканчиваются жуткими периодами запоев, из которых доблестного романтика могла вывести только бригада токсикологов.

«И ведь какая-то сволочь все-таки изувечила нашу машину! А мы оставляем все так, как есть… – перешел он мыслями на сегодняшний день. – Михалыч не прав в том, что называет этих придурков мальчишками, пацанами. Никакие они не пацаны и даже не просто шпана, а молодые волки, наверняка связанные, так или иначе, знакомством или родством с какой-нибудь местной бандой. Но Михалыч прав в том, что связываться с ними не стоит. Только он считает, что не надо связываться с ними потому, что не пристало ему, офицеру, уважавшему своих солдат, пачкаться о молодых придурков, а я думаю, что Михалычу не следует разбираться с ними хотя бы потому, что у него есть школьница-дочь. Эти молодые твари хуже волков. Раньше мир крутился все-таки по каким-то законам, а сейчас кругом – полный беспредел. И если не зазорно теперь убить ребенка за пятьдесят рублей, за велосипед или плеер, то изнасиловать девчонку из-за передела сфер влияния считается разумным методом воздействия».