Ну вот, мы так не договаривались… Как можно объяснить постороннему человеку, который совсем ничего не знает о её жизни, что такая жизнь – это… в общем, это не жизнь. Она даже маме ничего не сумела объяснить. Правда, мама никаких объяснений не требовала. А в суде сказали, что в заявлении надо указывать причину. Аня полчаса думала, какую причину надо указать, а потом судейская девушка – наверное, секретарь – сжалилась над ней и подсказала: «Фактическое прекращение брака, невозможность совместного проживания, супружеская измена, несовместимость характеров… Обычно это пишут». Аня написала то, что успела запомнить: «Фактическое прекращение брака и невозможность совместного проживания». Измену она тоже запомнила, но писать не стала. Про измену она ничего не знала. Может, были какие-нибудь измены, может, не было – какая разница? Когда брак фактически давно прекратился. И проживать совместно совершенно невозможно.

– Совместно проживать невозможно, – сказала она вслух. – Совсем невозможно… Не хочу больше.

Дама молча смотрела на неё, вопросительно подняв брови. Ждала продолжения.

– И характеры у нас несовместимые, – вспомнила Аня ещё одну формулировку, подсказанную судейской девушкой. Подумала и на всякий случай расшифровала: – Всё разное – привычки, целевые установки, жизненные ценности, интересы… А сейчас он увлёкся… То есть серьёзно заинтересовался… То есть сейчас ему вообще не до меня.

Сейчас Вадик серьёзно заинтересовался малым бизнесом. Он это так называл. Решил торговать компьютерными дисками.

Предполагалось, что он принял правильное решение. Но диски сначала надо было купить. Много – чтобы оборот был солидный. Чтобы купить много дисков для солидного оборота, Вадик продал всё, что можно было продать, – старую «шестёрку», перешедшую к нему от отца, железный гараж-«ракушку», ту мебель, которая была поновее, фарфоровый сервиз, который её мама и бабушка им подарили на свадьбу, и Анин компьютер. В компьютере было много уже сделанной работы и две книги, которые она ещё не вычитывала. Аня пришла с работы – а компьютера нет. Вадик сказал, что продал его за десять тысяч, и очень обиделся, когда узнал, что работы пропало на четырнадцать тысяч: «Почему ты не предупредила?! Ты же знаешь, как мне сейчас деньги нужны! Только о себе думаешь!» Ковёр, её дубленку и их обручальные кольца он тоже продал. Потому что ковёр всё равно немодный, дублёнка летом всё равно не нужна, а кольца они всё равно не носят – он не привык, а у неё пальцы похудели так, что кольцо соскальзывает. Вот он и продал, пока она не потеряла… Но денег всё равно выручилось мало, на солидный оборот никак не хватало. Да ещё оказалось, что регистрация, аренда даже самого убогого ларька, «крыша», санэпиднадзор, налоговая инспекция – всё это стоит гораздо дороже, чем он предполагал. Тогда Вадик взял ссуду в банке. Под залог квартиры. Больше-то закладывать было нечего. Долги надо было отдавать, а отдавать было нечем, никакого оборота – ни большого, ни хотя бы маленького – не получилось. Торговля не пошла. Вадик считал, что виноваты продавцы – лентяи и жулики. Он уже трёх продавцов сменил, а торговли всё равно никакой. Не самому же в том ларёчке сидеть? Он своё дело сделал, он такие бабки в бизнес вложил, а эти лентяи и жулики специально делают всё для того, чтобы эти бабки вылетели в трубу. Бабки правда вылетали в трубу со свистом. Почти все Анины заработки шли на погашение долгов. К тому же и заработков стало меньше. Без компьютера было трудно. Приходилось читать распечатку, потом относить типографским наборщикам на правку, потом по второй распечатке делать сверку… Времени не хватало. Вадик потерпел месяца два, а потом сказал, что никакой серьёзной помощи от неё он не видит. Серьёзная помощь будет в том случае, если её мама продаст свой дом и вложит деньги в его бизнес. Он уже серьёзно интересовался ценами на недвижимость в райцентрах. Дом Аниной матери придётся продавать срочно, поэтому больше семи тысяч долларов за него не возьмёшь. Ну, и то хлеб… Хотя бы часть ссуды погасить можно будет. Не терять же ему квартиру только потому, что продавцы – лентяи и жулики, «крыше» и всем официальным инстанциям он платит из своего кармана, а от жены – никакой серьёзной помощи… Аня пошла и подала заявление о разводе. Ну, и как всё это можно рассказать постороннему человеку? Тем более – этой даме с бриллиантовым браслетом на прекрасной руке. Вряд ли вообще поймёт, о чём идёт речь.

Дама и не поняла.

– Ну мало ли кем мужики увлекаются, – пренебрежительно сказала она и махнула прекрасной рукой, разбрызгав браслетом сноп разноцветных искр. – Да если даже и серьёзно кем-то заинтересовался… Всякое бывает. Но за любовь бороться надо!

– С кем? – удивилась Аня. – Да и как бороться? Я не понимаю. Любовь или есть – или нет. Если есть – бороться незачем. Если нет – бороться не за что. Логично?

– Логично, – серьёзно согласилась дама. Опять внимательно поразглядывала Аню, осторожно спросила: – Так ты что… не страдаешь?

Аня как следует обдумала вопрос, неуверенно пожала плечами, виновато сказала:

– Кажется, нет. Уже всё прошло… проходит. Только устала очень.

– Это тоже пройдёт, – тоном психотерапевта заметила дама. Вздохнула и вдруг заговорила совсем другим тоном – деловым и даже холодноватым: – Ну ладно. Теперь о деле. В вашей дыре нет даже никакой фирмы по подбору персонала. Вот нам и пришлось объявление давать. До тебя уже приходили четыре женщины. Они старше, наверное, умеют больше, чем ты. Две из них уже работали помощницами по хозяйству в приличных семьях, могут принести рекомендации. Одна работала поваром в столовой. Одна – процедурной медсестрой. Все здоровы, справки есть. Я никогда не выбирала персонал сама. Скажи мне, пожалуйста, кого из них ты взяла бы в домработницы?

– Никого не взяла бы, – ляпнула Аня, не успев подумать. Смутилась и неловко объяснила: – Я бы домработницу не искала. Я ведь сама всё умею, так что мне незачем… А на вашем месте я взяла бы ту из них, которая самая добрая. Ведь все женщины умеют делать всё почти одинаково, правда ведь? А характеры у всех разные. Когда в доме постоянно находится чужой человек – это уже… не очень удобно. А если этот человек ещё и раздражительный или назойливый, или мрачный, или очень громкий… Или командует всё время… Или обижается неизвестно почему… Тогда очень трудно жить будет. Даже если обеды лучше, чем в ресторане, и пыли нигде не будет, и всё постирано, поглажено и по полочкам разложено…

Она смешалась и замолчала, потому что дама вдруг тихо засмеялась. Над ней, что ли? Кажется, она ничего такого не сказала… Наверное, даме даже подумать смешно, что её домработницы могут продемонстрировать какие-нибудь неприятные черты характера. Или ей всё равно, потому что она с домработницами просто не общается.

– А если вам всё равно, какой у человека характер, тогда нужно выбирать ту, которая лучше всех готовит… – Аня покрепче прижала сумку к животу, чтобы заглушить голодное бурчание, и мечтательно добавила: – Которая готовит хорошо и быстро. И много…

– Мне действительно всё равно, какой характер, – всё ещё улыбаясь, сказала дама. – Да и как готовит – тоже всё равно. Я потому смеялась, что ты слова царя Давида повторила. Просто слово в слово, как будто слышала… Это я для него домработницу ищу, мне домработницы не нужны, у меня есть – и в Москве, и в Париже, и в Карловых Варах… Я здесь не живу. Здесь брат моего мужа живёт… Будет жить. Через неделю приезжает.

– Брат мужа? – Аню эта новость очень неприятно удивила. – Как же так… Я не знала… Он один здесь будет жить? Нет, тогда вам нужно кого-нибудь другого взять… другую. Извините. Я не думала, что домработница для мужчины нужна. Я вряд ли подойду. Я не сумею…

Она уже полезла из кресла, но дама остановила её движением прекрасной руки и насмешливо спросила:

– Что ты не сумеешь – харчо сварить? Пыль смахнуть? Полотенца в прачечную отдать?.. Или ты боишься, что он приставать к тебе будет?

– Я не боюсь! – Аня вспомнила, что мама всегда говорила ей: «Не умеешь врать – не берись… У тебя всё на лбу написано», – и на всякий случай уточнила: – Я не то чтобы боюсь, а… не хотелось бы.

– А! – догадалась дама. – К тебе часто пристают, да? И, наверное, совсем не те, которые нравятся?.. Нет, здесь не тот случай. Царь Давид приставать не будет, я уверена… Во всяком случае, к тебе. Ему семьдесят недавно стукнуло. К тому же, пока он в инвалидной коляске – какие там приставания…

– Ах, инвалид, – успокоилась Аня. – Тогда ладно. Хотя с инвалидами трудно бывает. У них обычно характер портится, капризничать начинают, чудить… Но это ничего. К старости все так. А что с ним такое? Парализовало? После инсульта? Или с позвоночником что-то?

– Бог миловал, – довольно равнодушно ответила дама. – С чего бы его парализовало? Глупости какие… Просто ногу сломал. Лошадь сбросила, вот он и… Да и мой тоже хорош! Почти необъезженного жеребца брату на юбилей подарил.

– Зачем же он на необъезженного сел? – удивилась Аня. – Это же очень опасно! Я знаю, моя знакомая верховой ездой занимается. Она рассказывала, что объезжать лошадей – это настоящее искусство, этим специальные люди занимаются.

– Ну да, они этим и занимаются, – с неудовольствием сказала дама. – Что Сандро, что Давид… Джигиты чёртовы. Никаких нервов не хватает. Такой юбилей получился, что у меня до сих пор голова кружится. Да ещё и Давид не хочет у нас больше оставаться, сюда рвётся. Чего ему здесь?.. Ладно, хоть конюшни рядом нет – и то хорошо. А то бы прямо из коляски – и на коня! Я бы не удивилась.

– Но вы же сказали, что ему уже семьдесят, – вспомнила Аня. – Как же в таком возрасте можно?.. А ваш муж, наверное, намного моложе брата?.. Ой, извините! Это я потому спросила, что вы такая… ну, потому что у вас ведь не может быть старого мужа… То есть потому… А вообще-то у меня самой муж намного старше меня, почти на двенадцать лет…

Аня совсем смутилась, замолчала и с ужасом почувствовала, как заполыхало лицо. Она знала, что краснеет всегда очень некрасиво. У других это получается как-то мило и трогательно – просто губы становятся темнее, щёчки заливает яркий румянец, ну, в крайнем случае – ещё кончики ушей розовеют. А она краснела вся сразу, даже веки краснели, даже нос, лоб и уши, и никакие не кончики, а всё целиком. Вадик говорил, что это признак патологии сосудистой системы. Вадик когда-то серьёзно интересовался сосудистой системой. Предполагалось, что о сосудистой системе он знает всё. Конечно, человека, который на первом же собеседовании демонстрирует не только неприличное любопытство, но ещё и такую некрасивую патологию своей сосудистой системы, никто и не подумает принимать на работу…

– Сандро младше Давида на восемнадцать лет, – весело сказала дама, с затаённой улыбкой разглядывая патологию Аниной сосудистой системы. – Моему мужу пятьдесят два года. Он старше меня на пять лет. Значит, мне сорок семь. Ты это хотела знать?

– Сорок семь?! Ой, да ладно… – Аня поперхнулась, закашлялась и поняла, что её сосудистая система продемонстрировала сейчас всю необратимость своей патологии – вон, даже руки, кажется, розовеют… – Извините… Я просто очень удивилась. Моей маме сорок девять, а она… То есть она тоже очень красивая и выглядит молодо, это абсолютно все говорят, я сама слышала – ей больше сорока никто не даёт. Но все-таки сорок, а не тридцать! Так не бывает.

Дама опять тихо засмеялась, сбросила ноги с дивана, хлопнула себя по прекрасным коленкам прекрасными ладонями и с живым интересом спросила:

– Ты всегда со всеми так разговариваешь?

– Всегда, со всеми, – обречённо призналась Аня, мгновенно теряя последнюю надежду устроиться на работу «с проживанием». – Муж говорит, что я не умею общаться с людьми. Лишнее болтаю. И поэтому все сразу думают, что я… ну, не слишком умная.

Вадик когда-то серьёзно интересовался межличностным общением. Предполагалось, что он в межличностном общении достиг невиданных высот. Или глубин?.. Он и Аню пытался хоть чему-нибудь научить, но очень скоро отчаялся, потому что она так и не смогла понять ни одного приёма межличностного общения. Общалась, как бог на душу положит, со всеми одинаково – и со слесарем, который приходил чинить кран, и с профессором, который жил в соседнем подъезде, и с директором типографии, где она работала, и с писателями, книжки которых корректировала, и с бомжами, которые ждали во дворе, когда она вынесет им кастрюльку горячего супа, средство от блох и лекарство от простуды. После того, как Вадик однажды услышал, как она говорит по телефону – он думал, что с подружкой, а оказалось – с пресс-секретарем губернатора! – он потерял терпение и закричал: «Как ты не понимаешь?! Со всеми одинаково разговаривать нельзя!» Она растерялась и глупо спросила: «Почему?» Вадик не ответил, махнул рукой и пошел читать руководство по межличностному общению. Потом она заглянула в это руководство. Оно начиналось словами: «Если вы хотите, чтобы люди вас уважали, прежде всего научитесь сами уважать себя». На первой же странице было полсотни грамматических, стилистических и даже фактических ошибок, и она не стала читать дальше. Автор себя явно не уважал. И издатели себя не уважали. Ну и чему она будет учиться у таких неуважаемых людей?

– А ты что думаешь? – с тем же интересом спросила дама. – Ты слишком умная?

– Бывают и поумней, – рассеянно ответила Аня, думая только о том, что из-за своего нежелания учиться у тех неуважаемых людей ей, кажется, не светит работа «с проживанием»… Спохватилась и с надеждой добавила: – Но и поглупей бывают. Я где-то в серединке… Зато готовить умею. Очень хорошо готовлю, правда-правда, это абсолютно все говорят. Даже из какой-нибудь ерунды могу такой обед сделать – хоть президента угощай! Главное – буквально на копейки, а всё равно вкусно.

– На копейки – это как?

Дама явно веселилась. Наверное, не поверила. Вообще-то правильно не поверила, на копейки обед приготовить сложновато. Для нормального обеда хотя бы сорок рублей надо.

– Нет, не совсем на копейки, – торопливо поправилась Аня. – Но на сорок рублей уже хороший обед приготовить можно. Если, конечно, не на толпу гостей… А на пятьдесят рублей – это вообще царский получится! И с пирожками, если тесто не готовое покупать, а самой сделать. Гораздо экономней будет.

Дама захохотала. Раньше она тихо смеялась, а сейчас вдруг захохотала во всё горло, запрокинув голову и зажмурив глаза. И прижав к груди прекрасную руку с прекрасным браслетом. Бриллиантовым. Аня почувствовала себя круглой дурой. Что она там врала про то, что и поглупей бывают, а она где-то в серединке? Вадик говорил, что на эволюционной лестнице Аня одной ногой стоит на ступеньке с кошкой, а другой – на ступеньке с говорящим попугаем. Ане казалось, что эти ступеньки расположены совсем на разных лестницах. Но Вадик когда-то серьёзно интересовался эволюционной лестницей. Подразумевалось, что он-то стоит на самой верхней ступеньке, а сверху ему лучше видать, где стоят остальные…

– Прелесть какая, – отсмеявшись, сказала дама и потрогала прекрасными руками лицо – тоже вполне прекрасное. – Давно я так не смеялась. Теперь морщины будут… У тебя справка есть? А, да, ты же раньше в домах не работала, откуда у тебя справка… Надо взять. Сходи в поликлинику, скажи, что нужна справка о состоянии здоровья для приёма на работу. У тебя никаких хронических заболеваний нет?

– Никаких заболеваний нет! – Аня почувствовала, как возрождается надежда на «проживание». – У меня вообще никаких заболеваний нет, ни хронических, ни остальных… А вот справка как раз и есть. То есть много справок, от всех врачей. Только я не знаю, подойдут вам такие или нет… Это мы с девочками в бассейн хотели записаться, а там медицинская справка нужна. Я в поликлинику пришла, а врач говорит: раз ты у нас не записана, придётся всех врачей обойти, и все анализы сдать, и флюорограмму сделать, и кардиограмму, и ещё что-то, я уже названий не помню… Всем девочкам справки сразу дали, потому что они были давно в этой поликлинике записаны и раньше уже лечились от чего-нибудь, у них у всех такие журналы есть, где про их состояние здоровья всё записано… Медицинские карты, кажется. А у меня ничего не было, вот я на эти справки больше двух недель и потратила. А в бассейн всё равно не пошла. Как раз очень много работы насыпалось… Времени не стало.

– Так ты бы в ту поликлинику сходила, где записана, – сказала дама, наверное удивляясь её глупости. – Туда, где раньше лечилась.

– А я нигде не была записана, – объяснила Аня. – Я ни от чего не лечилась. Не болела никогда… Ой, нет, вру! Мама говорила, что в детстве я корью болела. Но это в другом городе было. И никаких медицинских документов не осталось.

– Так, – задумчиво сказала дама. – Понятно, корью. В детстве. Очень интересно… А сейчас у тебя что-нибудь нашли? Ну, те врачи, которых ты две недели обходила?

– Да никто ничего не нашёл, – с досадой ответила Аня. – Только время потеряла. И написали все одно и то же: «практически здорова». Странные какие-то… Как будто можно быть здоровой теоретически. Только зубная врачиха предложила зуб переделать, но я не согласилась. Тогда она тоже написала «практически здорова».

– А что с зубом?

– Кривой немножко… – Аня оттянула пальцем верхнюю губу и продемонстрировала немножко криво выросший зуб, который ей не мешал, а посторонние о нём ничего не знали, потому что зуб не был виден даже тогда, когда она улыбалась.

– Это что такое – тебе даже зубы ни разу не лечили? – удивилась дама.

– А зачем их лечить? – тоже удивилась Аня. – Они же здоровые. И практически, и теоретически. Я в бабушку. Ей уже семьдесят через два месяца будет, а зубы ни разу в жизни не болели. Здорово, да?

– Не то слово, – согласилась дама, вздохнула и подержалась прекрасной рукой за свою тоже прекрасную челюсть. – Слушай, а что ты с Анютой и её няней во дворе делала? Я в окно видела. Не поняла ничего. Сначала они тебя ждали, потом ты вошла, только-только к ним присоединилась, а няня Анюту схватила – и бегом в дом. Это что-нибудь означает? Я заинтригована.

– Это я желание загадывала, – смущённо призналась Аня. – Зелёную девушку тоже Анной зовут. Ну вот… Надо встать между тёзками и загадать желание. Суеверие, конечно, но, может быть, правда сбудется?..

– А что ты загадала? – вдруг как-то жадно спросила дама. – Говори скорее, ну!..

– Чтобы мама… – Аня спохватилась, замолчала, вздохнула и виновато объяснила: – Совсем забыла: желание нельзя говорить вслух, а то не сбудется. Нет, я понимаю, что суеверие, но всё равно…

– У тебя документы с собой? – опять очень деловым и даже холодноватым тоном заговорила дама. – Паспорт. Давай сюда. Давай, давай… Время идет, а мне ещё в два места заехать надо.

Аня торопливо полезла в сумку, вынула паспорт, уже почти протянула его даме, но вспомнила о двух десятках и записке, вытряхнула их в сумку, стараясь сделать это незаметно, а потом уже отдала паспорт. А потом с недоумением смотрела на то, что дама делает, – раскрывает Анин паспорт, берёт свой сотовый и зачем-то подносит его к каждой страничке. Перелистывает паспорт – и к новой страничке опять подносит свой сотовый…

А! Это у нее телефон с фотоаппаратом. А зачем паспорт фотографировать?

Дама подняла голову, заметила непонимающий Анин взгляд, буднично объяснила:

– Нечего ждать, когда ты копии сделаешь… Завтра договор составим. Я здесь ещё два дня буду, успею тебя в курс дела ввести. Приходи в это же время. Можешь сразу вещи привезти.

Протянула Ане паспорт и нацелилась на неё своим телефоном.

– Так это что?..

Аня хотела спросить: «Я принята?» – но не решилась. Чтобы не сглазить. Суеверие, конечно, но всё-таки… Она подумала, как можно сформулировать вопрос, чтобы и судьбу не искушать, и самой не мучиться неопределенностью, и осторожно спросила:

– Так я вам… э-э-э… могу подойти? То есть я хотела сказать: вы мою кандидатуру… э-э-э… будете рассматривать?

– Я уже рассмотрела, – сказала дама и опять нацелилась на Аню своим телефоном. – Закрой на минутку рот… Вот так, хорошо. Да, ты нам подходишь. Может, мне открыть агентство по подбору персонала? По-моему, у меня талант. Опять рот закрой… Хотя время покажет. Но если я всё правильно понимаю, то с царя Давида причитается бутылка.

– А почему вы его царём называете?

– Потому, что он самодержец всея семьи, – с плохо скрытой досадой сказала дама. – Царствует как хочет – вот потому и царь… Да не радуйся ты так, может быть, через месяц сама расчёт попросишь. Я, правда, не знаю, как он с прислугой… Вроде бы никто не жаловался. Но ведь здесь никого из родни не будет, так что может и перед тобой начать характер показывать. А характер у него… Нет, ты не бойся, там никакой патологии. Но человек он упрямый и… авторитарный. Привык, чтобы его слушались. Правда, никогда не требует ничего… нелепого. Не самодур, нет. Умный человек. Открытый. Очень не любит хитрых… Скажи, ты хитрая?

Сердце у Ани упало. Вадик когда-то серьёзно интересовался поведенческими стереотипами и в то время часто рассказывал Ане, о каких чертах характера свидетельствуют её поведенческие стереотипы. Убедительнее всего её поведенческие стереотипы свидетельствовали о хитрости, скрытности и вероломстве. И о жестокосердии, конечно. Наверное, лучше сразу признаться. Вдруг дама тоже интересовалась поведенческими стереотипами? Тогда она тоже может прийти к таким выводам. Нет, лучше признаться самой.

– Муж считает, что я хитрая, – призналась Аня. – Он сказал, что по поведенческим стереотипам это вычислил. А по каким – не сказал.

– Муж у тебя кто? – с непонятной интонацией спросила дама.

– Вообще-то он в институте культуры учился. Но потом почти сразу в музее стал работать. В краеведческом… А сейчас вот бизнесом занялся. Диски будет продавать.

– Это он зря, – серьёзно сказала дама. – С его проницательностью в бизнесе делать нечего. Сидел бы в своем музее, горя бы не знал. Что ж ты ему не подсказала? Хотя да, вы же разводитесь… Ты долго замужем была?

– Долго… – Аня неожиданно для себя хлюпнула носом. Помолчала, проглотила подступивший к горлу комок и уже спокойно добавила: – Почти три года.

– Действительно долго, – согласилась дама. – Я думала – пару месяцев. Ну у тебя и характер!.. Три года терпеть – это… Не многим удаётся не сломаться. Железо, а не характер.

Аня смотрела на даму недоверчиво. Вадик говорил, что у Ани вообще никакого характера нет. Он когда-то серьёзно интересовался характерами, так что подразумевалось, что он знает, о чём говорит. А насчёт «не сломаться» – так это как раз понятно. Чему ломаться, если никакого характера нет? Нечему.

– Завтра в это же время, – строго сказала дама. – На всякий случай справки принеси. Эти, для бассейна. Подписываем договор – и сразу приступаешь к работе. И вот ещё что… Ведь муж не знает, что ты уходишь, да? Не знает. Так вот, если с ним будут какие-нибудь проблемы – звони. Ты меня поняла?

– Да… – Аня не без труда вылезла из низкого мягкого кресла и неловко затопталась, потихоньку отступая к арке. – Спасибо вам. Муж ещё ничего не знает, но проблем, скорее всего, не будет. Какие там проблемы… Общего имущества у нас нет. Детей нет. Ничего нет. Спасибо вам, но даже если что – я сама справлюсь.

– А, гордая, – догадалась дама и тоже поднялась. – Ладно, сама так сама… А выход сама не найдёшь. Забыла, как сюда шли, да? Ну, пойдем, покажу…