Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Стихи мои, простые с виду...

ModernLib.Net / Иртеньев Игорь / Стихи мои, простые с виду... - Чтение (стр. 7)
Автор: Иртеньев Игорь
Жанр:

 

 


Что он никак достичь не может дна?
 
 
Быть может, воспитание причиной?
А может быть, с рожденья он такой?
Факт тот, что с разъяренною пучиной
Он борется уверенной рукой.
 
 
Он будет плыть,
Покуда сердце бьется,
Он будет плыть,
Покуда дышит он,
Он будет плыть,
Покуда не спасется
Либо не будет кем-либо спасен.
 
1985

„Подайте, граждане, поэту!..“

 
Подайте, граждане, поэту!
Ему на гордость наплевать.
Гоните, граждане, монету,
Поэтам нужно подавать.
 
 
Остановись на миг, прохожий,
И очи долу опусти —
Перед тобой посланник Божий,
Поиздержавшийся в пути.
 
 
Отброшен силой центробежной
За социальную черту,
Сидит он в позе безмятежной
На трудовом своем посту.
 
 
Под ним струя,
Но не лазури,
Над ним амбре —
Ну нету сил.
Он, все отдав литературе,
Сполна плодов ее вкусил.
 
 
Гони, мужик, пятиалтынный
И без нужды не раздражай.
Свободы сеятель пустынный
Сбирает скудный урожай.
 
1987

Подражание древним (гекзаметры)

 
Вот и настало оно — время великих свершений,
Вот и настало оно, вот и настало оно…
 
 
Цивилизованный строй кооператоров Ленин
Нам завещал уходя, свет за собой погасив.
 
 
„Сталина личности культ много принес нам несчастий“ —
Так мне в селенье одном мудрый поведал старик.
 
 
Тут кое-где на местах разные мненья бытуют,
Это, товарищи, нас с вами смущать не должно.
 
 
„Надо почаще бывать нам в трудовых коллективах“ —
Так мне в селенье одном мудрый поведал старик.
 
 
Тот же поведал старик, что масоны во всем виноваты.
В чем-то, товарищи, да, но далеко не во всем.
 
 
Ельцин, Коротич, Попов, Сахаров, Гранин, Заславский,
Власов, Станкевич, Дикуль, Друцэ, Собчак, Горбачев.
 
 
Мазуров, Гроссу, Белов, Карпов, Масол, Родионов,
Червонопиский, Патон, Гвоздев, Касьян, Горбачев.
 
 
Есть преимущество у однопартийной системы,
Но в чем оно состоит, смертному знать не дано.
 
1989

Подражание тезке

 
Все черней мой становится юмор
Год от года и день ото дня.
Я вчера чуть от смеха не умер,
Когда вы хоронили меня.
 

Подражание французскому

 
Один кюре, слуга усердный Бога,
Известный благочестием своим,
Решил купить французского бульдога.
Откладывая каждый день сантим,
К страстной неделе накопил он сумму,
Которая позволила кюре
Приобрести породистую суку.
Он сколотил ей будку во дворе,
Купил ошейник из мягчайшей кожи
И красоты нездешней поводок.
О, если б знал он, милостивый Боже,
Какую шутку с ним сыграет рок!
Раз в воскресенье, отслуживши мессу,
Узрел кюре, придя к себе домой,
Что тварь, поддавшись наущенью беса,
Кусок стащила мяса.
— Боже мой! — Вскричал святой отец
И в гневе диком,
Забыв когда-то данный им обет,
Весь почернел и с искаженным ликом
Сорвал висящий на стене мушкет.
И грянул выстрел по законам драмы,
А вечером, когда взошла звезда,
Он во дворе киркою вырыл яму
И опустил собачий труп туда.
Смахнув слезу и глянув исподлобья
На дело обагренных кровью рук,
Соорудил он скромное надгробье
И незабудки посадил вокруг.
Потом кюре передохнул немного
И высек на надгробье долотом:
„Один кюре, слуга усердный Бога…“
А дальше всё, что с ним стряслось потом.
 
Перевод с русского сперва на французский, а потом обратно на русский.
1984

„Поймали арабы еврея...“

 
Поймали арабы еврея
И стали жестоко пытать,
А ну, говори нам скорее,
Как звать тебя, мать-перемать.
 
 
Коль скажешь, дадим тебе злата,
Оденем в шелка и парчу,
Подарим портрет Арафата,
Короче, гуляй — не хочу.
 
 
Не скажешь — живым не надейся
Тюремный покинуть подвал.
Но имя герой иудейский
Сиона врагам не назвал.
 
 
Молчал до последнего вздоха,
Как те ни пытали его,
Он „р“ выговаривал плохо
И очень стеснялся того.
 
1990

Попытка к тексту

 
Снег падал, падал и упал,
На юг деревья улетели,
Земли родной в здоровом теле
Зимы период наступал.
 
 
Проснулись дворников стада,
К рукам приделали лопаты
И, жаждой действия объяты,
На скользкий встали путь труда.
 
 
Зима входила в существо
Вопросов, лиц, организаций
И в результате дней за двадцать
Установился статус-кво.
 
 
Застыл термический процесс
На первой степени свободы…
Зимы ждала, ждала природа,
Как Пушкин отмечал, А. С.,
И дождалась…
 
1987

„Порой мне кажется, как будто...“

 
Порой мне кажется, как будто
Вы в грезе мне являлись где-то,
Во что-то легкое обута,
Во что-то светлое одета.
 
 
С ленивой грацией субретки,
В призывной позе нимфоманки
Сидели вы на табуретке,
Лежали вы на оттоманке.
 
 
Причем ну ладно бы сидели,
Да пес с ним — хоть бы и лежали,
Но не меня в виду имели
И не меня в уме держали.
 
 
И не унизившись до просьбы,
Я вас покинул в экипаже,
Хотя и был совсем не прочь бы
И даже очень был бы даже.
 
1996

Портрет

 
На стене висит картина,
Холст, обрамленный в багет,
Нарисован там мужчина
Тридцати примерно лет.
 
 
У него густые брови
И холеные усы,
Он отменного здоровья
И невиданной красы.
 
 
На груди его медали
В честь немыслимых побед.
Да, друзья,
Вы угадали,
Это мой висит портрет.
 
1981

„Посмотришь с вниманьем вокруг...“

 
Посмотришь с вниманьем вокруг
Не то что б с холодным, но все же,
Перо выпадает из рук,
Мороз продирает по коже.
 
 
Народ, закусив удила,
Ни страха не знает, ни меры,
Такие творятся дела,
Такие вершатся карьеры.
 
 
Словесности русской служить,
Призванье, понятно, святое,
Но хочется бабки вложить
Порою во что-то крутое.
 
 
Да что ж мне, в натуре, слабо
Служенье вконец не бросая,
Рабов продавать, как Рембо,
Курей разводить, как Исаев?
 
 
Но нет, не унижу стило,
De-lux свой раздолбанный т. е.
Мне бабки крутить западло,
Поскольку я нации совесть.
 
1996

Похвала движению

      О. Чугай

 
По небу летят дирижабли,
По рельсам бегут поезда,
По синему морю корабли
Плывут неизвестно куда.
 
 
Движенье в природе играет
Большое значенье, друзья,
Поскольку оно составляет
Основу всего бытия.
 
 
А если в процессе движенья
Пройдешь ты, товарищ, по мне,
То это свое положенье
Приму я достойно вполне.
 
 
И, чувствуя вдавленной грудью
Тепло твоего каблука,
Я крикну: „Да здравствуют люди,
Да будет их поступь легка!“
 
1979

„Похоже, день критический...“

 
Похоже, день критический
Тот самый наступил,
И к жизни политической
Я резко поостыл.
 
 
Напрасны все старания,
Угас былой запал,
Исчезло вдруг желание,
И тонус враз упал.
 
 
Прочь, прочь, структуры властные,
Объелся вами всласть,
В объятья ваши страстные
Мне больше не упасть.
 
 
Нет более поганого
Удела, чем в кровать
Пустить к себе Зюганова
С Чубайсом ночевать.
 
 
На ниве политической
Нет сил уже служить.
Отныне эротической
Я жизнью стану жить!
 

„Похоже, чувствую, не врут...“

 
Похоже, чувствую, не врут
Глубокой старины преданья —
Способен стать обычный фрукт
Предметом самовозгоранья.
 
 
Жаль, забывает кое-кто
И кое-где у нас порою,
Про то, как яблоко (не то)
Сгубило ненароком Трою.
 
 
Непрочен мир, что нам дарим,
Он хрупок и местами тонок,
В нем может мирный мандарин
Рвануть сильней, чем сто лимонок.
 
 
И пусть я цитрусы люблю,
Но личный интерес отринув,
Я зубы намертво сцеплю,
Но обойдусь без мандаринов.
 
 
Я за Содружество боюсь.
Вопрос поставлен — или-или.
Без мандаринов перебьюсь,
Чтоб нас они не перебили.
 

Поэт и Муза

       Поэт (мечась по комнате)
 
Опять в душе пожар бушует
И пальцы тянутся к перу.
Ужель сегодня напишу я
Стихотворенье ввечеру?
Ужель наитие проснется,
Чтоб с уст немых
Сорвать печать?
Ужель, как прежде, содрогнется
В ответ центральная печать?
 
       Появляется Муза. Подходит к Поэту, кладет ему ладонь на лоб.
       Муза
 
Ах, полно, друг мой,
Успокойся,
Не расточай свой скромный дар.
Водой холодною умойся,
Глядишь, уляжется пожар.
Глаза горят,
Власы подъяты,
Несутся хрипы из груди…
Сними с себя шлафрок измятый
И срочно в ванную поди.
Там под струей упругой душа
Недуг твой снимет как рукой,
И вновь в израненную душу
Войдет целительный покой.
 
       Поэт (отпрянув)
 
Чур-чур! Изыди! Сгинь, виденье!
Растай! Исчезни без следа!
Наперекор тебе сей день я
Вкушу желанного плода.
Ты, словно камень, тяжким грузом
Висишь на шее у меня.
Нет, ты не муза,
Ты — обуза.
Коня!
Подайте мне коня!
 
       Муза (в сторону, встревоженно)
 
Совсем свихнулся бедный малый!
Последний разум в нем угас.
Еще мгновенье — и, пожалуй,
Сюда заявится Пегас.
Опять носиться до рассвета,
Пути не ведая во тьме…
Ах, эти чертовы поэты!
У них одно лишь на уме.
В моем ли возрасте почтенном,
Пустившись в бешеный галоп,
Скакать с безумцем дерзновенным
Всю ночь
Того лишь ради, чтоб
Пяток-другой четверостиший
Под утро из себя, кряхтя,
Он выжал?
 
       (Поворачиваясь к Поэту)
 
Эй, нельзя ль потише?
Ведь ты не малое дитя,
И потакать твоим причудам
Моей охоты больше нет.
Иди-ка спать,
Давай отсюда,
А я закрою кабинет.
 
       Поэт
 
Молчи, проклятая старуха!
Твой рот беззуб,
Твой череп гол!
Коль моего коснулся слуха
Испепеляющий глагол,
Ничто сдержать меня не сможет!
Все поняла?
Тогда вперед!
 
       Муза (в сторону)
 
Ну, что вы скажете?
О боже,
Из всех щелей безумство прет!
Я не хотела, право слово,
Его губить во цвете лет,
Но, видно, выхода иного
В подобном положенье нет.
 
       (Наполняет стоящий на столе бокал вином, незаметно подсыпая в него яд. Затем протягивает Поэту)
 
Ну что ж, согласна.
И в дорогу
С тобой мы тронемся сейчас.
Глотни, мой друг, вина немного,
Пока не подоспел Пегас.
 
       Поэт (поднимая бокал)
 
Вот так давно бы!
Неужели
Нельзя нам было без помех
Отправиться к заветной цели?
За мой успех!
 
       (Пьет)
       Муза (в сторону)
 
За наш успех!
 
       ЗАНАВЕС
1984

Поэт и прозаик (А. Кабакову)

       Квартира Прозаика. Появляется Поэт, приглашенный по случаю дня рождения хозяина.
       Поэт (светясь)
 
Какие, друг мой, наши годы!
Нам генетические коды
Сулят на много лет вперед,
Что жизнь внутри нас не умрет.
 
       Прозаик (брюзгливо)
 
Такие, друг мой, наши годы,
Что ломит кости от погоды,
И атмосферы перепад
Душевный нарушает лад.
 
       Поэт (с идиотским энтузиазмом)
 
Какие, друг мой, перепады,
Когда стихов моих громады
И прозаический твой дар
В сердцах людей рождают пар!
 
       Прозаик (сварливо)
 
Такие, друг мой, перепады,
Что большей нет душе отрады,
Чем, ноги войлоком обув,
Их водрузить на мягкий пуф.
 
       Поэт (пламенея)
 
Какие, друг мой, наши ноги,
Когда бессмертье на пороге?
Оно звонит в дверной звонок,
Держа под мышкою венок.
 
       Прозаик (страдальчески морщась)
 
Такие, друг мой, наши ноги,
Что не поднять мне с пуфа ноги,
А что касается венка,
То шутка явно не тонка.
 
       Поэт (из последних сил)
 
Какие, друг мой, наши шутки!
Вставай, в прудах проснулись утки,
Заря за окнами горит
И радость в воздухе парит.
 
       Прозаик (прислушиваясь к себе)
 
Такие, друг мой, наши шутки,
Что мне седьмые кряду сутки
Пищеварительный мой тракт
Не может краткий дать антракт.
 
       Поэт (внезапно обмякнув)
 
Какие, друг мой, наши тракты!
Всего возвышенного враг ты.
До глубины душевных пор
Меня измучил этот спор.
 
       (падает)
       Прозаик (не меняя позы)
 
Такие, друг мой, наши тракты
Что частые со мной контакты
Иных служителей искусств
Лишить способны многих чувств.
 
       Поэт (помертвевшими губами чуть слышно)
 
Какие?
 
       Прозаик (с раздражением)
 
Такие.
 
       ЗАНАВЕС
1985

„Прелюдией Баха хоральной...“

 
Прелюдией Баха хоральной
Наполнив квартиры объем,
Душой ощущаю моральный
Последнее время подъем.
 
 
Казалось всегда — на фига нам
Унылый напев немчуры,
А ныне, пленен Иоганном,
Иные постиг я миры.
 
 
За ангелов дивное пенье
У райских распахнутых врат,
За дивные неги мгновенья
Спасибо, далекий камрад.
 
 
Затянут рутины потоком,
Воюя за хлеба кусок,
Я редко пишу о высоком,
Хотя интеллект мой высок.
 
 
Но чувствую в области паха
Предательский я холодок,
Едва лишь прелюдии Баха
Заслышу протяжный гудок.
 
1999

„Привет тебе, мой друг Виталий...“

      В. Шленскому

 
Привет тебе, мой друг Виталий,
Во глубину сибирских руд,
Где отмерзает гениталий,
Настолько местный климат крут.
 
 
В столице нынче перестройка,
Народ совсем сошел с ума,
Лишь я незыблемо и стойко
Торчу по пояс из дерьма.
 
 
И верхней частию своею,
Которой имя — голова,
Стихи слагаю как умею,
А я умею хорошо.
 
 
Так приезжай скорей в столицу
Великой родины моей,
Там всюду радостные лица,
А посредине — Мавзолей.
 
 
Там целый день гремят салюты,
Там в магазинах колбаса,
Там можно щупать за валюту
Продажных женщин телеса.
 
 
Но в этом нет нам интереса,
Ведь наша нравственность тверда —
И ты, уверен, не повеса,
И я им не был никогда.
 
 
Писать кончаю, душат слезы,
Ведь я слезлив, имей в виду,
Читатель рифмы ждет „колхозы“,
А я тебя, Виталий, жду.
 
1987

Приглашение в Мытищи

      Г. Кружкову

 
Если дома нету пищи,
Газа, света и воды —
Приезжайте к нам в Мытищи,
Полчаса до нас езды.
 
 
Вас накормят, и напоят,
И оставят ночевать,
Обогреют, успокоят,
Руки будут целовать.
 
 
Все недуги вам излечат,
Все условья создадут,
И работой обеспечат,
И семьей обзаведут.
 
 
И детей пристроят в ясли,
Как родятся, сей же час,
Словно сыр, кататься в масле
Вы здесь будете у нас.
 
 
А когда на этом свете
Вы устанете душой,
Напечатают в газете
Некролог про вас большой.
 
 
Место тихое подыщут,
Добрым словом помянут,
Приезжайте к нам в Мытищи
Хоть на несколько минут!
 
1988

Про искусство

 
Искусство — достоянье масс
И достижение природы.
Оно сияет, как алмаз,
Когда его почистишь содой.
Оно не терпит суеты
И в то же время —
Волокиты.
Его прекрасные черты
Для всех желающих открыты.
Оно вести способно в бой
И может вывести
Из строя.
Оно растет само собой,
Как бюст
На родине героя.
„Ars longa, vita brevis est“ —
Сияет надпись горделиво.
Кто не работает — не ест.
И это очень справедливо!
 
1983

Про любовь

 
Желаю восславить любовь я,
Хвалу вознести ей сполна.
Полезна она для здоровья,
Приятна для сердца она.
 
 
Любовь помогает в работе,
Любовь согревает в быту,
Наш дух отрывая от плоти,
Бросает его в высоту.
 
 
И дух наш по небу летает,
Как горный орел все равно,
То крылья свои распластает,
То ринется камнем на дно,
 
 
То тайны познает Вселенной,
То съест на лету червяка —
Отважный, как будто военный,
Привольный, как Волга-река,
 
 
Взирая с высот равнодушно
На трудности местных властей,
Парит он в пространстве воздушном,
Охвачен игрою страстей.
 
 
А не было б в мире любови,
Сидел бы, забившись в углу,
Поскольку подобных условий
Никто не создал бы ему.
 
1984

Про Петра (опыт синтетической биографии)

 
Люблю Чайковского Петра!
Он был заядлый композитор,
Великий звуков инквизитор,
Певец народного добра.
 
 
Он пол-России прошагал,
Был бурлаком и окулистом,
Дружил с Плехановым и Листом,
Ему позировал Шагал.
 
 
Он всей душой любил народ,
Презрев чины, ранжиры, ранги,
Он в сакли, чумы и яранги
Входил — простой, как кислород.
 
 
Входил, садился за рояль
И, нажимая на педали,
В такие уносился дали,
Какие нам постичь едва ль.
 
 
Но, точно зная, что почем,
Он не считал себя поэтом
И потому писал дуплетом
С Модестом, также Ильичом.
 
 
Когда ж пришла его пора,
Что в жизни происходит часто,
Осенним вечером ненастным
Недосчитались мы Петра.
 
 
Похоронили над Днепром
Его под звуки канонады,
И пионерские отряды
Давали клятву над Петром.
 
 
Прощай, Чайковский, наш отец!
Тебя вовек мы не забудем.
Спокойно спи
На радость людям,
Нелегкой музыки творец.
 
1986

Про Семена

 
Есть у нас в квартире дядя,
Он известен в доме всем.
У него во лбу семь пядей.
На неделе пятниц семь.
 
 
Семимильными шагами
По квартире ходит он,
За семью живет замками
И зовут его Семен.
 

Про Федота

 
Был Федот хороший слесарь,
Им гордился весь завод,
„Вечный двигатель прогресса“
Называл его народ.
 
 
В цех придя без опозданья,
Он трудился день-деньской
И за смену три заданья
Выполнял одной рукой.
 
 
На Доске висел почета,
Был по шашкам чемпион,
И с идеей хозрасчета
Всей душой сроднился он.
 
 
Если б так и дальше длилось,
Стал бы он Герой Труда,
Но однажды приключилась
С нашим Федею беда.
 
 
Как-то раз в конце недели,
А точней, под выходной,
Он смотрел программу теле
На диване в час ночной.
 
 
И хоть ту программу кто-то
Окрестил невинно „Взгляд“,
Оказался для Федота
Этот „Взгляд“ страшней, чем яд.
 
 
Охмурили неформалы
Трудового паренька,
Стал читать он что попало,
Начиная с „Огонька“.
 
 
Из семьи уйдя рабочей,
Позабыв родной завод,
На тусовках дни и ночи
Он проводит напролет.
 
 
За версту бывает слышно,
Как подкуренный Федот
С диким криком „Хари Кришна!“
Вдоль по улице идет.
 
 
От его былого вида
Не осталось ничего,
Он вот-вот умрет от СПИДа,
И не только от него.
 
 
И не зря в народе люди
Меж собою говорят:
— Так с любым Федотом будет,
Кто программу смотрит „Взгляд“!
 
1988

„Провел я молодые годы...“

 
Провел я молодые годы
На лоне девственной природы,
Природы девственной на лоне,
Режима строгого на зоне.
 
 
На зоне строгого режима,
На фоне полного зажима
Считал закаты и восходы
В местах лишения свободы.
 
 
И все моральные уроды,
И все духовные кастраты
Со мной считали те восходы,
Со мной считали те закаты.
 
 
И покидая мир греховный,
Перемещался в мир астральный
То вдруг один кастрат духовный,
То вдруг другой урод моральный.
 
1992

Прогулка на два оборота

 
"Я не был никогда в Австралии,
Где молоко дают бесплатно,
Где, может быть, одни аграрии
Да яблоки в родимых пятнах."
 
Ю. Арабов "Прогулка наоборот"

 
Я не был никогда в Монголии,
Где от кумыса нету спасу,
Где круглый год цветут магнолии,
Согласно сообщеньям ТАССа.
 
 
Там что ни житель — то монгол,
А что ни лошадь — то Пржевальского,
Там все играют в халхинбол,
Но из ключа не пьют кастальского.
 
 
Я не был никогда в Венеции —
Шамбале кинематографии,
Где драматургов нету секции,
Что в переводе значит — мафии.
 
 
Там время сжато, как пропан,
И вечность кажется минутою,
Там чуть не помер Томас Манн,
А может, Генрих — я их путаю.
 
 
Я не бывал в стране Муравии,
Где ям не меньше, чем ухабов,
Я также не бывал в Аравии,
Ну что ж, тем хуже для арабов.
 
 
Но я бывал в Голопобоево,
Чьи жители клянут Арабова,
Раскаты дикой лиры коего
Лишает их рассудка слабого.
 
 
Там низок уровень культуры
И редко слышен детский смех.
Ты лучше их не трогай, Юра,
Убогих, Юра, трогать грех.
 
1989

„Промышленность не может быть тяжелой...“

 
Промышленность не может быть тяжелой.
Ей надлежит быть легкой и веселой.
 
1997

„Прости-прощай, ушедший век двадцатый...“

 
Прости-прощай, ушедший век двадцатый,
Здорово-здравствуй, двадцать первый век!
Я поздравляю с грандиозной датой
Сограждан, современников, коллег.
 
 
Столетия итоги подбивая,
Отмечу, что народ непобедим,
Уверен, что нас вывезет кривая
Из места, где мы столько лет сидим.
 
 
И мы, едва сведя концы с концами,
Задравши хвост победною трубой,
Рванемся вновь на тройке с бубенцами,
Оставив все народы за собой.
 
 
Что вам сказать в конце тысячелетья?
Тысячелетье в целом удалось.
Дай Бог, чтоб не последним было третье,
А там и дальше пронесет, авось.
 

„Просыпаюсь с бодуна...“

 
Просыпаюсь с бодуна,
Денег нету ни хрена.
Отвалилась печень,
Пересохло в горле,
Похмелиться нечем,
Документы сперли,
Глаз заплыл,
Пиджак в пыли,
Под кроватью брюки.
До чего ж нас довели
Коммунисты-суки!
 
1991

Прощание

 
Попрощаемся, что ли, родная,
Уезжаю в чужие края.
Эх, кровать ты моя раскладная,
Раскладная подруга моя!
 
 
Не стираются в памяти даты,
Знаменуя истории ход.
Я купил тебя в семьдесят пятом
У Петровских тесовых ворот.
 
 
Дело было двадцатого мая,
Запоздалой московской весной.
Чем ты мне приглянулась, не знаю,
Но вполне допускаю — ценой.
 
 
Пусть не вышла ты ростом и статью,
Нет причины о том горевать,
Ты была мне хорошей кроватью,
Это больше, чем просто кровать.
 
 
Я не брошу тебя на помойку
И не сдам в металлический лом.
Пусть покрытая славою койка
Под музейным хранится стеклом.
 
 
И пока не остыла планета,
Свой последний свершив оборот,
У музея-кровати поэта
Будет вечно толпиться народ.
 
1987

Прощание матроса с женой

 
Уходит в плаванье матрос,
На берегу жена рыдает.
Его удача ожидает,
Ее судьба — сплошной вопрос.
 
 
На нем широкие штаны.
Он в них прошел огонь и воду,
Но моде не принес в угоду
Их непреклонной ширины.
 
 

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10