Он снова присмотрелся ко мне:

— Ты уверен, что ни с кем больше не поделился своими подозрениями относительно той «весточки», что тебе передали? Или что Тереке ни с кем этой информацией не поделился?

Я пожал плечами. Приходилось врать напропалую. Хотя в конце концов подозрениями делился не я с Тагарой, а Тагара — со мной. Я, как водится в таких случаях, ответил на заданный вопрос, но не совсем:

— Разумеется, в курсе дела тот, у кого он эту весточку переписывал. Если он, конечно, не сочинил ее сам. Но Тереке не назвал имя этого «почтового голубя».

— Это уже наша забота, — неопределенно махнул рукой мэтр. — Твоя задача сейчас не накачиваться адреналином и быть совершенно спокойным. Как перед атакой.

Быть спокойным и в то же время готовым ко всему… Этому меня учили не только маги Странного Края, но и — еще давно, в конце детства — темные пасти подворотен. А потом — уже по-настоящему — пыль бесплодных склонов гор чужой страны… Так что Учитель мог на меня положиться.

— Мой брат… — тихо спросил я его. — Не получится так, что это ему придется платить за тот риск, на который пойду я? Если противник поймет, что он обманут…

— Это исключено! — резко вмешался в разговор мэтр Цокки. — Мы обеспечим такое прикрытие, что на тебя не сможет пасть даже тень подозрения, что действуешь в сговоре с нами.

Он даже поднялся с кресла и подошел ко мне вплотную.

— Зато если ты сыграешь свою роль хорошо, ученик, — произнес он, подкрепляя каждое свое слово выразительными взмахами правой руки (левой он вцепился мне в локоть), — то сделаешь для своего брата очень многое!

— Тогда не стоит меня уговаривать дальше, — остановил я его. — Просто объясните мне, что, по-вашему, я должен делать.

— Во-первых, молчать о нашем сегодняшнем разговоре, — усмехнулся Учитель. — И во-вторых, вступить в переговоры непосредственно с представителем Темных. А теперь — садись и слушай…

* * *

Я, разумеется, не стал торчать в лавке Прокуренного Вана, привлекая к себе внимание всех встречных и поперечных. Я выбрал небольшую кофейню по диагонали от табачной лавки и принял первое же предложение сразиться в шахматы за чашечкой крепкого кофе.

Кофейня эта определенного имени не имела и являлась более шахматным клубом, нежели заведением общественного питания. Впрочем, нарды и даже кости здесь были в ходу. Только вот карт тут не признавали. Противником моим в этот раз был смуглый и усохший от беспрерывной игры тип по имени (или прозвищу) Туркеш. По отзывам знатоков игрок он был невеликий, но многоопытный, и игра была его заработком. Тоже невеликим, но гарантированным. Впрочем, с новичками вроде меня играть на деньги Туркеш брезговал.

Присмотр за входной дверью и витриной табачной лавки отвлекал на себя основное мое внимание, и я профукал Туркешу уже не одну партию, когда наконец потертая куртка и непокорная шевелюра Теренса не возникли в поле моего зрения. Туркеш к этому времени успел порядком разочароваться во мне как в сегодняшнем партнере. Удерживать меня за доской он не стал и только вздохнул с облегчением, когда я оборвал партию на середине своей полной и безоговорочной капитуляцией.

Я дал Теренсу поболтаться в лавке и перехватил его снова уже на улице, когда он свернул за угол.

— Конспиратор! — бросил он, покосившись на меня. — Я уж думал, что ты сам отправился на поиски обоих мальцов… Или что тебя застукал твой мэтр…

— Ни то ни другое, — буркнул я. — Просто Учитель заметил, что я немного вибрирую сегодня. А я заметил, что он заметил… И поэтому осторожничаю. Но давай — по делу.

— По делу так по делу, — согласно кивнул Теренс и повернул в сторону «нашей» рощицы.

Некоторое время мы шагали молча, косо поглядывая друг на друга. И уже на подходе к роще Теренс возобновил наш разговор.

— Я думаю, — произнес он, — что у тебя, как парня головастого, уже созрел свой план. И, кажется, я догадываюсь какой. Знаешь почему?

— Ну… — иронически развел я руками. — Должно быть, по причине вашей исключительной догадливости, Ходок.

— Ценю твой юмор, — отозвался он снисходительно. — Да нет, дело не в моей сообразительности, а в том, что план при таком раскладе может быть только один. Впрочем, я тебя слушаю. Может, ты перещеголял и Господа-Бога и Мать-природу и изобрел какой-нибудь новый финт…

— Никаких финтов, — отмахнулся я. — Все очень просто. В письме назван был только один человек из тех, кто может мне помочь связаться с Тагарой. Некий трусливый Баум из Подземной Часовни. Тагара хочет к нему найти подход. Может, и я найду?

Мы уже были в роще и остановились у пары уютно расположенных пеньков, сидя на которых мы и вели обычно наши беседы. Вот и сейчас мы заняли свои привычные места. Где таились те зоркие глаза и чуткие уши, что были моими спутниками в этот раз («А только ли в этот?» — подсказал демон подозрительности), я не знал.

— Все верно, — кивнул мне Теренс. — Так я и думал. Он принялся хлопать себя по карманам в поисках только что прикупленной пачки табака.

— Ну а раз думал, то и придумал кое-что, — продолжил он. — Так, поговорил слегка с Баумом этим. Почву прощупал. Еще вчера. До того, как с тобой встретиться. В общем, он к тому готов. Но пара ночей еще потребуется, чтобы тебя свести с ним… Постарайся придумать подходящую причину для того, чтобы в одну из ближайших двух-трех ночей отлучиться из своей комнатушки. Сам знаешь — за такими, как ты, здесь присматривают… Постарайся не вызывать лишних подозрений. И главное — чтобы никто не увязался за тобой.

— Ты думаешь, мне так легко придумать что-нибудь толковое и объяснить мэтру, что я делаю на свежем воздухе по ночам? Я, честно говоря, не понимаю этих тайн мадридского двора…

— В конце концов, тебе это надо больше, чем кому-либо, — пожал плечами Теренс. — И секретить все на свете в этой истории — тоже не моя выдумка. Люди просто не хотят отмечаться в таких делах, вокруг которых крутятся Темные.

Я согласно кивнул. Действительно, не стоило разыгрывать из себя слишком уж осторожного парня. Так, значит, мне предоставляется пара-тройка здешних «неоднозначных» суток на подготовку. Интересно, зачем им такой тайм-аут? Хотят, чтобы все выглядело естественно? Или есть желание за это время проверить меня? Ладно, не будем гадать.

— Вот что, — несколько неожиданно предложил тем временем Теренс, слегка почесав в затылке. — Отчего бы тебе не увлечься астрономией, парень? Таких новичков, как ты, здешние небеса просто сводят с ума. Даже странно, что тебя это как-то не волнует.

Нельзя сказать, что движение здешних небесных тел не повергало меня в изумление. По всей видимости, они — тела эти — были своего рода «филиалами» украшений нашего, земного неба. Так же, как Странный Край был «филиалом» родной Земли. Я уже не говорю про капризное солнце этого края. По крайней мере луна не забывала показываться на его небосклоне. Хотя, похоже, не очень стремилась оставаться повернутой к зрителям все время одной стороной. Узнаваемы были также Венера и Марс. Вот Млечный —Путь здесь был странен и немного даже жутковат на вид.

Не будучи ни Кеплером, ни даже просто астрономом-любителем, я бы не взял на себя смелость утверждать, что здешние миры вращаются вокруг светила именно по эллиптическим орбитам, а не, скажем, по грушевидным или еще каким-то. Так или иначе, все эти особенности здешнего Мироздания не были для меня первоочередным делом. Мысли о них я просто выбрасывал из головы. Мир Странного Края я без лишних премудростей принимал как данность, не мной и не для меня выдуманную. Впрочем, предложение заняться делами небесными удивило меня только на пару секунд.

— М-да… — понимающе ответил я. — И в самом деле, странно, что я так редко запускаю глаз в небеса. А ведь хорошее занятие. Ночью, в тишине… Устроиться с каким-нибудь биноклем на лоне природы и попутешествовать по здешним звездам. Должно быть, успокаивает нервы, как рыбалка.

— И главное, — заметил Тереке, — хороший повод забраться подальше от освещенных улиц. Свет окон, фонарей, он, знаешь ли, мешает…

Теренс озаботился тем, чтобы «раскочегарить» свою трубочку, и добавил:

— А насчет бинокля можешь не волноваться. В лавке Джи-Джи всякого оптического хлама — навалом. Я недавно у него даже «Квестар» видел старенький, с Большой Земли привезенный. Если дороговато запросит, возьми только на недельку-другую попользоваться. Ну и мэтра своего расспроси о том о сем… Чтобы твои ночные прогулки его не особо удивили…

* * *

Что ж, Теренса бог фантазией не обидел. Возможно, что в других обстоятельствах мэтр и впрямь проглотил бы выдумку о моем неожиданном увлечении астрономией Странного Края. Но в рамках наших с ним планов он, разумеется, был хорошо осведомлен об истинных целях предстоящих мне ночных вылазок.

Впрочем, тема устройства здешнего Мироздания не оставила его равнодушным. Он даже похвалил выбор «крыши» для моих встреч с Баумом.

— В конце концов, должна же у тебя быть в голове хоть какая-то картина здешнего мира, — заметил он, выслушивая мой утренний доклад о наших с Теренсом планах. — Если ты думаешь, что мы, Учителя, всеведущи в этих вопросах, то как и все здесь, ошибаешься. Мы ведь всего лишь потомки таких же выходцев с Большой Земли. Учились у Привратников, друг у друга… Даже — было дело — и у Темных учились. Что-то теперь понимаем, а чего-то и нет. И почти каждый из нас понимает этот мир по-своему.

Он подошел к окну и приоткрыл его, впустив в кабинет утреннюю свежесть. Даже ночную еще… Сегодняшний рассвет был затяжным. Мэтр некоторое время смотрел на узкий серп луны и россыпи звезд, еще не успевшие исчезнуть с темного небосвода.

— Вот я, например, — продолжил он, — представляю себе дело так, что Странный Край — это еще и модель… Этакая смешанная модель нескольких миров, в которые выходят «ветви» Червя Мироздания. И в этой модели он и устанавливает свои законы в каких-то ему одному ведомых целях. Если, конечно, у него есть вообще цель. И в целом эти законы не очень совпадают с теми, что правят «земным» Космосом. Мне кажется, что различия тут возрастают по восходящей в зависимости от масштабов явлений.

Элементарные частицы и радиоактивные атомы здесь распадаются и живут в точности так же, как и в Москве или в Беркли. Химические реакции, если и чудят, то редко. Вирусы, микробы, клетки и ткани отличаются от своих земных братьев и сестер неощутимо. Вот целые организмы… те из них, что наделены сложным поведением, а особенно разумом, как мы с тобой, порой ведут себя странно. Могут взаимодействовать со здешней магией. Это ты имел возможность заметить…

А вот там, где уже начинается строение планеты, ее география… Тут всякое встречается из того, что на матушке-Земле просто невозможно. А уж когда речь идет о масштабах космических, остается только развести руками. Скорее уж эта планетная система подчиняется каким-то законам, близким к квантовым, чем привычной тебе механике Ньютона… Время от времени все здесь меняется. Скачками. Разительно. Одно только и могу сказать: система эта устойчива, существует она если не миллионы лет, то сотни уж наверняка… По крайней мере, этот самый Якоб Левый, которому ты обязан своим Знаком, уже застал здесь вполне развитое Средневековье — со своей историей, культурой, искусством…

— Так он побывал здесь? — спросил я. — Этот самый Якоб? Знаешь, Учитель, ты мне очень мало рассказывал про этого человека. Я как-то не понимаю, что он делал со здешней магией там, как вы здесь все говорите, на Большой Земле, где никакой магии нет. И вообще…

— И вообще у нас основное время уходит на тренировки и тесты, вполне пока безрезультатные, — кивнул Учитель. — Честно говоря, просто не хочется забивать тебе голову всякой всячиной, не нужной тебе там, куда ты так хочешь вернуться.

Я уже давно догадывался, что причиной исключительной экономии Учителя по части выдаваемых мне сведений о Странном Крае были нежелание или запрет на утечку информации — со мной вместе — на Большую Землю. Но за последнее время это нежелание или этот запрет порядком ослабли — судя по темам, на которые все чаще переходил Учитель. Это и нравилось мне, и тревожило одновременно. Может быть, конечно, причиной возросшей откровенности мэтра было то, что мы с ним вступили в какое-то подобие заговорщицких отношений — против затеи Темных. Но, может быть, у него просто все более крепла уверенность в том, что на Большую Землю мне вернуться просто не суждено.

— Да, Якобу суждено было — правда, только к концу его жизни — побывать здесь. Но жизнь эта, практически вся, была посвящена отысканию пути в Странный Край. Ему еще в ранней молодости выпало сомнительное счастье найти зашифрованные дневники своих предков. А среди них было несколько Ходоков по Мирам. И великой тайной его существования был поиск тропинок, ведущих в эти места. Он зарабатывал на жизнь, скажем честно, мошенничеством и трюками, шатаясь по всей Европе и побывав в разных частях Азии и Африки. Некоторое время он слыл самым таинственным из алхимиков и знатоков тайных наук в подлунном мире. Впрочем, в искусстве татуировки и ее символике Якоб разбирался действительно лучше, чем кто-либо до него и после. Но почти весь свой заработок он израсходовал на поиск Ходоков, скрывавшихся среди его живых современников.

Учитель покопался на одной из полок и вытащил из горы бумаг пару ксерокопий старинных, довольно примитивных гравюр. Разложил их на столе передо мной. На гравюре был изображен бородатый мужик. На одной он был в камзоле, на другой — в каком-то балахоне. Может быть, в мантии. Искусство художников не отличалось изысканностью, а сами рисунки — большим сходством.

— Вот так его изображали современники, — пояснил мэтр. — Впрочем, слава о нем была недолгой. Скоро он был почти полностью предан забвению. Во многом стараниями конкурентов и проходимцев, которые основательно нажились на нем. Но по крайней мере одного Ходока, который провел его в Странный Край, он таки нашел. И пробыл здесь довольно долго, облазив все доступные для человека уголки этого мира. Здешние маги сначала бойкотировали его, но потом ему удалось привлечь их к себе. И свою книгу о магии тату он составлял именно для здешнего мира. Для того чтобы закончить ее, ему пришлось снова вернуться в «земной» мир. Но он выбрал для этого неподходящее время. То был период эпидемий. Во время очередного шествия бубонной чумы по Европе он и сгинул.

Учитель сложил портреты Якоба и вернул их на полку.

— Считается, — вздохнул он, — что сохранилось всего лишь три экземпляра его книги. Все три — неполные. Но перекрывающиеся. Охотники за Знаками, конечно, досконально изучили их. А твой Яша Шуйский каким-то образом умудрился раздобыть копию четвертого. Он очень сложный персонаж во всей этой истории, этот тезка Якоба Левого. Явно он знал много больше, чем рассказал тебе.

— Я в этом никогда не сомневался, — отозвался я. — Только в то время его тайны меня не волновали. Я не принимал всего этого всерьез.

— Таких людей у вас там никто не принимает всерьез, — понимающе кивнул мэтр. — И может быть, это к лучшему. Яша… — задумчиво повторил он.

В его устах это имя звучало как-то на иностранный манер.

— Похоже, что он крутил какой-то роман с Темными, — продолжил Учитель. Или, скорее, — с черными Ходоками (Сами Темные слишком заметны в вашем мире). И мы этот роман проглядели. Только когда твои «крестные» вышли на тебя — совершенно случайно, кстати, — стало ясно, что мы кое-чего не знали о двух Яковах…

— Кстати… — повторил я в духе как-то прихотливо вьющегося русла нашего разговора. — Эти мои «крестные»… Все-таки они — кто? Ваши они или земляне? И как у них обстоит дело с магией?

Учитель улыбнулся чему-то:

— Такие, как Трои и его люди, можно сказать, просто наемники. Я уже упоминал охотников за Знаками. Вот они из таких. Среди них есть и земляне и наши. Там у них, конечно, не те имена, которыми они называют друг друга здесь. Это — посольство Светлого Ордена на Большой Земле. Среди них есть и опытные Ходоки, и решительные оперативники, и высоколобые эрудиты. Ра — бота у них деликатная и специфическая. Но нам есть чем с ними расплачиваться. Магия — штука прибыльная.

Мэтр снова подарил мне одну из своих невеселых улыбок.

— Конечно, они не очень-то нежно обошлись с тобой, но в целом охотники — народ вполне безопасный. Однако есть и другие. Из тех, что нашли дорогу сюда сами… Они появились тут не так давно и зарекомендовали себя так, что от них стараются держаться подальше. Впрочем, пока мы терпим их, а они — нас. Иногда даже помогаем друг другу. Но они потенциально опасны.

— О ком ты, Учитель? — с тревогой переспросил я

— Ты с ними немного пообщался, — снова улыбнулся мэтр. — Там, на плато. Военщина. У них свои цели и задачи. Они пытаются создать здесь что-то вроде плацдарма. Запасной базы, на которой можно накопить оружие, боеприпасы, целую армию… И с этим снова прийти на Землю. Вернуть себе то, чего их лишили за последние десятилетия.

Мэтр снова замер у окна, за которым все никак не кончался сумеречный рассвет. М-да, чтобы переварить такую информацию, требовалось время. Мэтр мне на это выделил несколько минут. Потом он отбарабанил по подоконнику короткую дробь и коротко бросил:

— Были и раньше такие попытки. Но не столь масштабные и последовательные. Похоже, что этих бравых вояк поддерживает кто-то с той стороны. Кто-то очень сильный и влиятельный.

Он резко отвернулся от окна и энергично потер замерзшие, наверно, на утреннем ветру сухие ладони.

— А теперь — ближе к делу! Как ты понимаешь, мы в эту ночь тоже времени зря не теряли. И наш общий знакомый, знаешь ли, ничем себя не обозначил. Никаких попыток установить контакт с Темными он не предпринимал. Это, правда, ни о чем еще не говорит. А вот Баум и Подземная Часовня — это нечто более сложное. Очень закрытая система. Сам в нее не суйся. Каждый твой шаг мы будем дублировать.

— Послушай, Учитель, — встревожено спросил я. — Как я понимаю, вокруг меня будут сшиваться и Темные, и ваши люди. Как мне отличать одних от других?

— Ты просто не заметишь никого из них, — вяло махнул рукой мэтр. — Пока забудь обо всем этом, и займемся твоим непосредственным делом — учебой на мага.

Он решительно глянул мне в глаза и сделал жест «отбрось все». Потом, уже спокойно и ровно, добавил: — Сегодня до обеда у тебя будут обычные занятия со мной. А затем с тобой поговорит довольно интересный человек. Мэтр Лиман. Специалист по рунам Темных. Я тебе говорил о нем… Он счел возможным по дороге завернуть ко мне на недельку-другую в ответ на мое письмо. Хотя эти несколько дней и не сделают из тебя профессионала в этой области, он определит направление, в котором тебе надо будет двигаться, если сможешь изучать эту премудрость самостоятельно.

За окном наконец начал заниматься день.

* * *

С мэтром Лиманом мне пришлось общаться не два-три дня, как я предполагал, а немного подольше. Ну, во-первых, потому, что Тереке порядком затянул свой «выход» на таинственного Баума. Потом на это наложились и другие обстоятельства, на которых остановлюсь позже.

Сам мэтр оказался человеком суховатого телосложения, добродушного характера и белесым, словно выцветшая на солнце ткань. В тон своей негустой шевелюры он был облачен в аккуратнейшие одежды, фасон которых наводил на мысли о начале суматошного двадцатого века, а цвет — об известной нам по учебникам биологии бабочке — березовой пяденице, или просто о платяной моли. Вся эта внешняя блеклость вполне компенсировалась его бурным темпераментом и могучим фонтаном эрудиции.

Собственно, знакомство со мной мэтр соизволил начать весьма нетрадиционно — потребовав меня к столу, за которым он вкущал обед. Следом были востребованы для меня тарелка и сопутствующие ей приборы. Этот обед, как мне показалось, продолжался все последующее время моего знакомства с мэтром Лиманом.

В старину, говорят, определенного рода мыслителей называли бродячими или ходячими философами. В самом деле, некоторым лучше думается на ходу, вот они и меряют шагами свои кельи, кабинеты или более обширные пространства, вынашивая мудрые мысли. А вот мэтр Лиман принадлежал к другой категории титанов разума, для которых стимулятором мыслительной деятельности служит работа челюстных мышц. Наверное, таких следует называть жующими философами.

Свои занятия со мной мэтр проводил, не отходя от стола, и отнимали они довольно значительное время. Во всяком случае, до наступления за окном полной темноты, а то и дольше. Впрочем, иногда мэтр поднимался из-за стола, чтобы начертать на висящей тут же доске еще с полдюжины знаков и их сочетаний.

Два качества этой примечательной личности до сих пор поражают меня. Во-первых, мэтр способен был беспрерывно поглощать всевозможную снедь, не прерывая ни гладкого течения своей речи, ни выразительных своих жестов. Во-вторых, интенсивное поглощение ростбифов, паштетов и сопутствующих им гарниров ничуть не сказывалось на комплекции мэтра. Последнее еще было хоть как-то объяснимо: калории расходовались на кипучую активность специалиста по рунам.

Правда, такой же активности требовал он и от своего ученика — единственного и поначалу достаточно растерянного от бурного натиска его эрудиции. Так что для меня все гастрономическое изобилие «обеденных уроков» пропадало втуне. Как только я успевал сунуть в рот кусок пищи, на меня обрушивался очередной заковыристый вопрос, требующий немедленного ответа. Так что в весе я за эти дни не прибавил ни грамма.

Что касается сопутствующих в этих краях принятию пищи возлияний, то тут мэтр Лиман, как и почти все знакомые мне Учителя, был к себе строг. Бокал его перед началом трапезы, конечно, бывал неукоснительно наполнен каким-нибудь из здешних вин, но так до темноты и не опустошался до конца.

Помнится, первым вопросом, который задал мне мэтр, был: «Сколько рун существует в языке Темных и сколько из них ты знаешь?» Я к тому моменту искренне полагал, что различаю и догадываюсь о смысле полудюжины рун.

Что до общего их числа в природе, я готов был признать свое полное неведение в этом вопросе. Последовал мой полный разгром. Правда, для меня не явилось неожиданностью то, что число знаков, которые, за неимением лучшего, называют «рунами», в письменах Темных не определено. Каждый, знакомый с основными принципами языка Темных, мог в случае необходимости «сконструировать» свою, подходящую для выражения его мыслей руну. Более удивительным было то, что о фиксированном смысловом значении этих знаков не могло быть и речи. Все определяли контекст и обстоятельства написания рунного послания и его прочтения.

Впрочем, по мере того как я все больше и больше узнавал нового о цивилизации Темных, тем меньше удивлялся странностям такой детали их бытия, как письменная речь. Те, кто вел с нами игру на выживание, были существами удивительными.

Я, честно говоря, к тому времени уже считал, что я или люди Учителя прокололись на чем-то, что заставило черного Ходока затаиться и не показываться. Мэтр, однако, не проявлял признаков особого беспокойства и оказался прав.

Встретились мы не в табачной лавке, а сразу в «нашей» роще. Теренс окинул ироническим взглядом мои телескопчик и треногу. Этими декорациями я вооружился, блюдя условленную конспирацию. Их дополнял еще спальный мешок.

— Сложи это хозяйство хотя бы здесь, под кустами, — посоветовал он. — До утра, чувствую, далеко. Да днем сюда мало кого заносит, так что все останется в целости и сохранности. Нам надо двигаться налегке.

— Идем к Бауму? — осведомился я. — В Подземную?

— К Бауму, — мрачноватым тоном подтвердил он. В тот момент я не оценил некоторую неопределенность его ответа.

* * *

На какое-то время ураганный натиск мэтра Лимана настолько оторвал меня от текущей реальности, что я как-то и думать забыл о сложной игре, которую разыгрывали Баум, Теренс, мэтр Цокки, Учитель и я. Вспоминал я о ней только тогда, когда ночной порой выбирался с «Квестаром» за черту Убежища и старательно делал вид, что надуваю Учителя Герна своими «астрономическими» прогулками. Слава богу, погода тому способствовала. После нескольких ненастных дней установилось сухое лето, и сон на свежем воздухе мог пойти мне только на пользу. Но большую часть времени я отдавал не сну и не разглядыванию небес, а попыткам понять смысл нацарапанного на монете послания, адресованного мне Темными. Кое-что у меня начало получаться.

Теренс напомнил о себе позже чем через неделю — условным знаком, начерченным мелом на обломке колонны, у выложенной мозаичной брусчаткой дорожки, условно обозначавшей границу Убежища.

* * *

Что означало двигаться налегке, я понял через несколько минут, когда мы спустились к проселку, уходящему в горы. Там, в еще одной — совсем небольшой, деревца на три-четыре — придорожной рощице был привязан самый настоящий пони. Запряжен он был в тележку о двух колесах, сколоченную, как мне показалось, всего из двух-трех досточек. Предназначено это сооружение было не иначе как для транспортировки попугаев или канареек.

Теренс тем не менее бодро вскочил на это сооружение и заправски ухватил вожжи. Я не без опасений пристроился рядом с ним, и наш экипаж двинулся к близким отрогам гор и скоро уже, подозрительно поскрипывая, петлял по извилистой дороге, уходящей все дальше и дальше в ущелье.

Дорога с каждой своей извилиной принимала все более потребный вид. А у меня возникали все более глубокие сомнения, что этак мы доберемся целыми и невредимыми до ближнего перевала, за которым, по моим сведениям, и располагался вход в Подземную Часовню, место сборищ страшно таинственных, но — по данным здешних «органов правопорядка» — вполне безобидных сект. Но портилась не только дорога. Я понял это, когда начал меркнуть свет луны и ветер стал дуть порывами, сильными и холодными.

Теренс обозрел небо, видневшееся над нами — между двух отвесов скал, норовивших сомкнуться над нашими головами, помянул ядрену вошь (знакомство с русской лексикой было его сильной стороной) и, орудуя вожжами, попытался ускорить наше продвижение по дороге. Мои сомнения относительно достижимости нашей цели переросли в уверенность, что мы оба (и пони тоже) основательно влипли в этом ущелье. Которое того и гляди превратится в русло бурной реки.

Ночную темень прорезала молния — воистину ослепительная. Уже хотя бы потому, что ударила она не далее чем в полусотне метров от нас. Я оглох и ослеп на минуту-другую и пропустил второй грозовой разряд, полыхнувший не дальше первого. Странно: среди огненных всполохов и огненных фейерверков, заполнивших мое поле зрения, мне померещилась сутулая фигура в монашеском куколе, воздевающая руки к небесам.

Мой провожатый, однако, и не думал терять присутствия духа. Он всматривался орлиным взглядом во тьму, ставшую после вспышек молний кромешной, и временами даже приподнимался с сиденья, по-прежнему выискивая что-то впереди. Что именно, стало мне ясно как раз к тому моменту, когда на наши головы обрушились сначала первые капли, а затем и первые ведра начинающегося ливня.

Теренс соскочил с сиденья и энергично потащил пони под как по заказу случившийся рядом скальный козырек. Мы поместились под ним так, словно его специально для нас построили. Почти мгновенно стена воды отрезала нас от окружающего мира.

— Ну и как? — спросил я, стараясь перекричать шум дождя. — Кукуем здесь до утра?

— Не до утра, — глухо буркнул Теренс. — До тех пор, пока за нами придут. Мы, понимаешь, уже на месте…

Я удивленно воззрился на него. Но в темноте можно было рассмотреть только неясный профиль его лица. Вспышки молний, что одна за другой били, казалось, в нас прицельно, только ослепляли, мешая видеть даже то, что глаза еще могли различить в темноте. Спросить: «Что значит на месте?» — я не успел. За моей спиной послышался негромкий, но как-то умудрившийся перекрыть шум ливня голос:

— Преподобный Баум — к вашим услугам. Следуйте за мной.

Я обернулся, чуть было не подпрыгнув как ужаленный. Позади меня, на фоне черного провала в стене (только что его не было) еле угадывалась человеческая фигура. Невидимая во мраке рука взяла меня за кисть. Довольно неприятная, холодная рука.

— Пойдемте, — сказал все тот же негромкий голос. — А ты, Теренс, обожди нас здесь.

* * *

Некоторое время мой спутник был невидим во мраке узкого скального коридора, которым он вел меня. Потом мрак этот стал наполняться светом, напоминающим трепетный свет свечей. Но его источник был скрыт от глаз за каменной полкой, тянущейся под потолком.

Мой спутник был одет на монашеский манер. Только что привидевшийся мне во всполохе молний куколь почти скрывал его лицо. Да и сама фигура его была плохо различима в складках бесформенного одеяния, заретушированных к тому же сумраком. Впрочем, шаг его был не шаркающим шагом монаха. Скорее уж это был упругий и торопливый шаг человека делового, не привыкшего терять время понапрасну. Мы повернули за угол. Еще раз за угол. Я поймал себя на том, что по части углов я начинаю сбиваться со счета. Это окончательно переставало мне нравиться.

— Вы и будете Баум из Подземной Часовни? — спросил я, нарушив молчание.

— Именно я, — любезно отозвался монах и откинул капюшон.

Под капюшоном скрывалось довольно приятное на вид, еще молодое скуластое лицо. Щеки и нос Баума усеивали еле заметные в призрачном свете веснушки. Он приглашающе кивнул мне и нырнул в боковой ход. Мы спустились по неровным каменным ступенькам и оказались в небольшом зале, освещенном получше, чем лабиринт коридоров, который мы только что миновали. Прихотливо изваянные из неровного светлого камня, а может быть, созданные самой здешней природой колонны подпирали его озаренный скрытыми источниками теплого света потолок.

— Я ожидал, что нам придется добираться до вашей Часовни… — бросил я недоуменно.

— Хм! — отозвался Баум, жестом приглашая меня присесть на край небольшого круглого бассейна, располагавшегося в центре зала.

Бассейн был выложен желтым камнем, и вода в нем казалась подсвеченной солнцем. И она кипела, эта вода. Кипела, оставаясь холодной, ключевой.

— Так вам нужно было встретиться со мной или вам нужна была Подземная Часовня? — усмехнулся монах.