– Широкий у тебя спектр, Лисонька, не переусердствуй. – Он влепил звучный шлёпок в её величественное бедро, сигнализируя завершение процедуры, и откинулся в кресло. – Мало тебе Студии?
      – Ах, Вадичек! – Алиса сладко потянулась всем телом, даже застонала от наслаждения. – «Сколько той жизни, а половой – ещё меньше!» Надо ж как-то скрашивать серые будни?
      – А у тебя бывают и будни? Быстро же ты забыла трудное детство!
      – Ох, не напоминай! Лучше спой чего-нибудь – мне так славно.
      – Тебе во сколько завтра вставать, милая? – спросил Вадим. – Вот то-то. А я на службе, уж извини.
      Но тут пришёл Марк и принёс поднос с тремя чашками ароматного кофе, тремя же порциями мороженого, удивительным образом запечённого в тесте, и полной тарелкой воздушных пирожных, прямиком из начальственной кормушки. Пришлось задержаться ещё – для одной из тех назидательных бесед, коими начинающий пастырь время от времени потчевал бывшего приятеля. (Красноречие, что ли, оттачивал?) Сперва, правда, обменялись несколькими репликами для разгона, затем Марк завёлся всерьёз.
      – Среди некоторых безответственных спецов, – с укоризной талдычил он, искоса поглядывая на гостя, – а особенно среди самозваных «творцов», последнее время вошло в моду подсмеиваться над Первым – над его якобы невежеством и косноязычием. А ведь это выдающийся деятель, вполне сравнимый, скажем, с Иосифом или даже Петром. И в речах его бездна смысла – конечно, для людей понимающих. Ведь это он не дал разбазарить народное добро, иначе что бы с нами стало? Обещал никого не увольнять – держит!
      Вадим посмотрел на него с любопытством: удивительно, но Марк говорил искренне при том, что дураком не был.
      – Ты ещё Грозного вспомни, – предложил Вадим. – Эдакая троица самодержавных маньяков, один другого хлеще, и каждый по горло в крови. Ну чем тебя впечатлил, скажем, Иосиф – числом жертв? Действительно, тут он переплюнул даже Гитлера!
      – Может, он и был злодеем, – не стал оспаривать Марк, – зато гениальным!
      – По-моему, это цитата? Я мог бы ответить другой, позатертей: «гений и злодейство – две вещи несовместные», – однако давай говорить конкретно. Объясни, в чём проявился гений Иосифа. В политике, в хозяйствовании, в строительстве государства? Он умел только подавлять да рушить, и кто может усмотреть в этом гений, кроме безнадёжных холуёв?
      – Наверно, и Петра ты не любишь?
      – Уж извини.
      – Его-то за что? – удивился Марк. – По нынешней терминологии он был даже западником. А уж как радел за Россию!
      – За себя он радел, наследить спешил в Истории, – возразил Вадим. – Комплекс неполноценности, помноженный на абсолютную власть. «Государство – это я», слыхал? И ради такой высокой цели Петюся не колеблясь порешил бы всё подчинённое население. Чтобы копировать чужие моды, не надо быть семи пядей, а что он менял по сути? Если и перестраивал страну, то лишь под себя, под свои амбиции, – тот ещё кровопийца!..
      – Ересь полная, ну да бог с ним! – махнул рукой Управитель. – Во всяком случае, к нашему Первому его отнести трудно. Уж он воистину Творец!
      – «Велик и славен, словно вечность», – нараспев произнёс Вадим.
      – Чего? – не понял Марк, однако заинтересовался: – Это стихи?
      Будто прикидывал уже, не ввернуть ли при случае: у рачительного хозяина каждая щепка в дело идёт.
      – Всего лишь цитата – из осуждаемого, правда, списка, огорчил его Вадим. – Ведь память пока цензуре не подлежит?
      – И к чему она? Имею в виду цитату.
      – К тому, что мне-то не надо заливать про его величие – не на трибуне, чай! И лучше б ваш лучезарный поменьше высвечивался, не то развенчает в губернцах последние иллюзии насчёт богоданности верховной власти.
      – Зачем же так строго? – усмехнулся Марк. – И кого, в общем, заботит, чего он там говорит, – важнее дела. Разве мы плохо живём?
      – Ну, вы-то с Алиской совсем неплохо, – подтвердил Вадим.
      – И ты как будто не слишком истощён вон какой вымахал!..
      – Есть чем гордиться, – фыркнул Вадим. – С голоду не подыхаем – и на том спасибо, верно? Зато свободные, хотя крепостные.
      – А что ваши умники предрекали при Отделении, уже забыл? – спросил Марк. – Мол, и пары лет не продержитесь, с треском обвалитесь, погребя под собою всех, – да как обосновывали, какие расчёты приводили!.. И чего всё стоит, а? Хороши кликуши!
      Вот на это крыть было нечем: действительно, оконфузились тогда гуманитарии. Или тоже – не всё знали?
      – Это ты забыл, – всё-таки возразил Вадим. – Сам и кликушествовал громче многих! Это потом, когда пророчества не сбылись, поспешил заделаться «святее папы римского» – то есть нашего славного и всегда правого патриарха, Главы всех отцов.
      Марк укоризненно покачал головой, даже крякнул от неловкости за него, за Вадима, так бестактно напомнившего о прежних заблуждениях, давно искупленных беззаветным служением на благо Крепости. («ТоньшЕе надо быть, тоньшЕе!») И Вадим в самом деле ощутил стыд, будто не прожжённого карьериста подколол, а наехал на раскаявшегося грешника. Умеют же ребята, обзавидуешься!
      – Ты же был неплохим экономистом, – продолжил он упрямо, – и тенденции обсчитывал со всей дотошностью. Что, за это время появились новые данные? Или в нашей губернии действуют иные гуманитарные законы?
      – Машина-то работает – с этим ты согласен? – спросил Марк. – Чего вам ещё?
      – Если бы речь шла о perpetuum mobile, я потребовал бы новые законы термодинамики – как минимум, – сказал Вадим. – Извини, Марчик, но я знаю людей и помню историю, а в сказки верю слабо. И если наблюдаю выходящее за рамки, то сперва предполагаю, что не всё вижу, а не спешу вопить: «Чудо, о чудо! Слава нашим правителям, мудрейшим из мудрых!» Через такое мы уже проходили, и лично я накушался этим до тошноты. Что ж поделать, если у меня такая хорошая память!..
      – Действительно, – задумчиво молвил Марк, – с такой памятью надо что-то делать.
      – Выжигать, – подсказал Вадим, – электротоком. Искусственная амнезия – не слыхал? Конечно, проще бы гипнозом, но вот беда: не поддаюсь! А может, попробовать электромагнитные поля?
      – Ладно, чего ты напал? – улыбнулся хозяин. – Я пока человечиной не питаюсь.
      – Кто знает, Марчик, кто знает – всё впереди. «Мир наш полон радостных чудес!»
      – Хорошо, давай говорить конкретно, – предложил теперь Марк.
      – А кто против?
      – В конце концов, для обывателя что главное? Была б крыша над головой да похлёбка на столе.
      – Не главное, но необходимое, – сказал Вадим. – Необходимое, но не достаточное.
      – Во всяком случае, первоочередное. Даже твой Вивекананда наставлял: сперва, мол, накорми людей, а потом уж забивай головы всякой мурой.
      – Ведь это минимум, Марк, – так сказать, низшая точка отсчёта! А вы пытаетесь её сделать нормой.
      – Но ты согласен, что в Крепости этот минимум гарантирован?
      – Допустим.
      – Не «допустим», а так и есть, – закрепился на отвоёванном пятачке Марк. – И разве это не достижение? Многие ли в мире могут таким похвалиться?
      – Ну да, расскажи мне про безработных в «странах капитала», умирающих от голода прямо на улицах! – со скукой произнёс Вадим. – Только сначала пустите на это поглазеть.
      – А официальным источникам ты не веришь?
      – Чтобы поверить в такое, надо либо очень хотеть, либо стать идиотом. Вас послушать, там даже работяги недоедают – при том, что вкалывают на порядок лучше наших, а на еду тратят десятую долю заработка. Странно, что они ещё не бегут к нам целыми толпами!
      – Ты напоминаешь моего деда, – заметил Марк, – который даже в космолёты не хотел верить, потому как чего им на небе делать, ежели там живёт Бог? «От врут, сукины дети!» – говаривал он, считая себя большим умником, и ухмылялся, как ты сейчас.
      – Должно быть старика очень достала тогдашняя пропаганда, – сочувственно усмехнулся Вадим. – Уж я его понимаю!
      – Ладно, к дьяволу западников, – решил Марк и тут же добавил: – А преступность? С нею-то мы разобрались лучше – это ж неоспоримо!
      – Ещё бы, – подтвердил Вадим. – Какая уважающая себя банда потерпит конкурентов на собственной территории!
      – «Банда»? – изумился хозяин. – Это ты про «золотую тысячу»?
      Если он рассчитывал смутить Вадима лишней конкретикой, то промахнулся. Когда тот набирал инерцию, его не страшили даже репрессоры.
      – А в чём различие? – спросил Вадим. – Люди всегда люди, и без обратной связи любая власть становится грабительской – закон Дракона! Банда и есть, а чего ж? Механизмы-то те же.
      – Разница хотя бы в конечной цели! – с негодованием объявил Марк. – В неё ты тоже не веришь?
      – В коммунизм как в некий рай на Земле? Отчего не верить: он непременно наступит, непременно – как только люди превратятся в ангелов… Я не имею в виду бесполость, – с улыбкой Вадим покосился на Алису. – К сожалению, пока тенденция обратная, особенно в верхах.
      – Намекаешь: все мы сдвигаемся к аду, и чем выше чин – тем быстрей?
      – Чем выше – тем глупей, – фыркнул Вадим. – То ли система отбирает таких, то ли сама делает людей идиотами, то ли это обычный возрастной маразм. А глупости я опасаюсь больше прочего. С умным эгоистом ещё можно договориться, и равные возможности его не пугают. А вот дурак лишь и мечтает, чтобы въехать в рай на горбу одарённых, почему-то называя это «социальной справедливостью».
      – Собственно, кто говорил о коммунизме? – спохватился Марк. – Где ты слышал о нём в последние годы?
      – Ладно, мне-то не заливай! Думаешь, поменяли на гнилом товаре ярлычок – и можно продавать его снова? Общиннички выискались, радетели исконных традиций! Откуда вас набралось столько – разве не из коммунаров? Сдали кого поплоше, теснее сомкнули ряды и – вперёд, на построение очередного «светлого будущего»? Знаешь, меня всегда раздражали две вещи: когда кто-нибудь принимается вещать от лица народа, словно лучше всех знает его чаяния; и когда людей призывают идти против выгоды – «прежде думай о родине, а потом…» Хватит с меня этих «потом», наелся! И ведь кто призывает? Чаще всего те, кто сам же хочет на этом навариться. Нет, если уж делать себе в ущерб, то по собственному хотению, не из обязаловки. Созрел для этого замечательно; нет – зрей дальше, никто не осудит…
      – Мужчины, хватит о скучном, – вмешалась Алиса, надув губки. – И охота вам грызться, когда вокруг столько вкуснятины!.. Кстати, Максик, ты упомянул «самозваных творцов» – что за новая категория?
      Всё же она прислушивалась к спору, даром что строила из себя обиженную.
      – Не слыхала? – посмеиваясь, спросил Марк. – Вот и я тоже, до недавнего времени. Никто их не знает, к Студии ни единым боком – а туда же, «творцы»!
      – Как говаривал прежний директор, – не утерпел Вадим, – когда меня зазывали на фестиваль: «Чегой-то не слыхал я про такого певца!» Впрочем, он и знал их с пяток – вряд ли больше.
      – А это к чему? – подозрительно спросил Марк.
      – К тому, что творец или есть, или нет – как мёд у Винни-Пуха. А вы вольны изолировать его от потребителей либо навязывать по своему усмотрению – но уж никак не зачислять в творцы. Это, если помните, божий дар, а вы пока что не боги, даже не демоны – так, кровососы, вампирчики, мелкие душегубы…
      – Н-да, – со вздохом заметил хозяин, – нельзя сказать, чтобы ты стеснял себя в подборе выражений. И где – в собственной моей квартире! Хорошенькая награда за угощение.
      – Я сохраняю товарный вид твоей супруге и, к слову сказать, ведущей дикторше Студии, – с усмешкой возразил Вадим, – не говоря о её здоровье. Полагаю, это стоит чашки кофе, порции мороженого и пары пирожных?.. Ах да, ещё яблоко!
      – Как там: «и швец, и жнец, и в дуду игрец»? – ядовито спросил Марк. – Ненавижу, когда люди разбрасываются! Чего бы тебе не заняться одним?
      – Только не надо записывать меня в неумёхи: если я «берусь за гуж», то выполняю лучше многих, – сказал Вадим. – Но что занятно: таких вот, «разбрасывающихся», чиновничья братия на дух не переносит – и это уже возводится в ранг Крепостной политики. К чему бы, а? Может, для благоденствия пирамид больше годятся подданные с маниакальным уклоном и потому их лелеют столь трепетно? То-то по ночам расшалились садисты! Издержки, надо думать, отходы производства.
      – Бред! – возмутился Марк. – Что ты несёшь, подумай? Это же полная ересь!
      – Насчёт ереси – не возражаю, – сказал Вадим. – Остальное не убеждает.
      – Тут и говорить не о чем!
      – Тоже не довод. Что стало с тобой, Марчик? Раньше ты был убедительней. И тебя разъедает ржа догматизма?
      – Просто научился отделять зёрна от плевел.
      – Это тебя Крепость научила, да? – грустно спросил Вадим. – Бедняга!
      – Чёрт возьми, Вадим, тебе не надоела собственная блажь? Когда ты наконец научишься жить!
      – И вовсе это не жизнь – выживание, – возразил он. – Тебя не тянет ночами на улицу?
      – Зачем ещё?
      – Ну, на луну там повыть, за прохожими погоняться, кровицы испить…
      – Идиот!
      – Скорее маньяк, – поправил Вадим, – как следующая фаза догматика. И что станет конечным продуктом – нежить?
      – С меня хватит! – решительно произнёс Марк. – Знаешь, дружок, тебе ведь лечиться пора разве нормальному такое придёт в голову?
      – Может, и врача порекомендуешь?
      Некоторое время хозяин разглядывал его, будто в прицел, затем молча поднялся и удалился в кабинет, плотно прикрыв за собой дверь.
      – И кто тебя за язык тянул? – поинтересовалась Алиса. – Чем покушаться на святыни, лучше бы меня поимел – такое он ещё стерпит.
      – И тебе хорошо, верно?
      – A тебе разве нет? – оскорбилась женщина. – Да ты и вправду блаженный! Хотя бы в этом Максик прав.
      – Всё забываю спросить: почему «Максик»? – поинтересовался Вадим. – Раньше ты так его не обзывала. Подразумевается старина Карл?
      – Ну да: Марк – Маркс – Макс. Последнее время он стал таким идейным!
      – И я о том же, – кивнул Вадим. – Должность обязывает, что ли?
      – А может, он проникся? – возразила Алиса. – Ну, знаешь: общенародное благо, всегубернская семья, бескорыстная любовь к ближнему…
      – Вот-вот, чтобы самому этой любовью и попользоваться, – подхватил он, – на халявку-то! Уж не об этих ли высоких идеалах ты вещаешь с экранов?
      – Ты что, даже Вестей не смотришь? – удивилась дикторша. – Совсем-совсем?
      – Господи, на кой мне эта деза! А тебя мне приятней лицезреть в натуре: я же не Марк – умею ценить красоту.
      – Ах, Вадичек, а как он за мной ухаживал! – Женщина мечтательно зажмурилась. – Это же песня! Хвостиком увивался, под ноги стлался, ручки на себя грозился наложить. Вот ты бы так смог?
      – Грозить? – уточнил Вадим. – Наверняка – нет.
      – А повеситься?
      – Вряд ли. Жизнь не исчерпывается любовью, даже большой. Впрочем, Марк никогда не любил «разбрасываться» и добивал цели последовательно, одну за другой. Сейчас он так же самозабвенно увлечён карьерой.
      – Точно, – вздохнула Алиса. – И на меня ему плевать. Может, это к лучшему? По крайней мере, не мешает мне жить.
      – Что ему теперь до тебя? Пройденный этап.
      – Ну уж!..
      – С карьерой это же ты ему поспособствовала, разве нет? Вряд ли Марк так быстро встал бы на ноги, да ещё после прошлых заблуждений.
      – Ну подсуетилась, да, – нехотя признала женщина. – Пришлось кое с кем сойтись ближе из вершителей губернских судеб. Не чужой ведь.
      – «Как не порадеть родному человечку?» – хмыкнул Вадим. Тем более, и самой перепадает немало.
      – С чего ты сегодня такой сердитый а, honey? – укорила Алиса. – На всех кидаешься, аки голодный wolf.
      – Одиночества хочу, – вздохнул Вадим. – Достали меня сегодня!
      – Вот переселят в общинный дом, по дюжине братиков в комнату, чего станешь делать?
      Да по двое на койку, добавил он мысленно. Да в два яруса. И с общим тивишником, наглухо подключённым к однопрограммному кабелю, словно иосифские матюгальники. И с расписанным поминутно режимом, нарушения которого приравниваются к святотатству – при общем одобрении, как всегда. Не-ет, это будет последней каплей!
      – Ну, так чего?
      – В общине-то? – Вадим засмеялся. – Перекусаю всех от братиков до отцов. Думаешь, теснота сближает людей?
      – Разве нет?
      – Людей сплачивает отстраненность. Это скотина сбивается в стадо: чем плотней, тем комфортней, – а нам требуется дистанция. Помнишь байку про влюблённых, привязанных лицом к лицу? – Вадим покачал головой: – Может, наши Управители не так и глупы? Лучший способ разделить людей, чтобы спокойно властвовать, – расселить их по коммуналкам.
      – По общинам, – поправила Алиса.
      – Того пуще! Лично для меня это станет последним днём в Крепости.
      – И куда ж ты денешься?
      – Не пропаду, – заверил он. – «В жизни всегда есть место», и я эти места знаю. На своё счастье, люблю «разбрасываться» – в отличие от Марка. Потому, видно, его и раздражают такие как мы, что нас непросто загнать в угол: всегда отыщется запасная норка!..
      – Попробуй только от меня сбежать! – пригрозила женщина. – Из-под земли достану!
      – Ты же первая от меня отречёшься «прежде нежели трижды пропоёт петух»… Засим бросаю вас, – добавил Вадим, поднимаясь. – Чао, Алисочка!
      До чего ж удивительны взращённые социализмом люди! – размышлял он, спускаясь по лестнице. Ладно бы в прежние времена, когда ревнивый режим всеми силами сохранял у поднадзорных невинность, – но теперь, после распахнутых шлюзов, из которых на головы низвергнулось столько!.. Неужто в политике потеря невинности обратима? Конечно, Главы очень удачно вернули подданных к однопрограммности, оградив от внешних искусов, – но ведь те особенно не возбухали! Так, поворчали по кухням и опять дружно пораззявили рты: нате, кормите нас с ложечки, как раньше. Затем покусились на дорогое, принявшись урезать пайки, и вот тут конструкция закачалась. Но правители ловко вывернулись из-под удара, поделив подданных на горожан и селян, старожилов и новосёлов, спецов и трудяг, – и снова народ показал себя стадом. Вот где пошли разборки, кому и сколько положено крошек с барского стола! А когда, чуть позже, из всех выделили «золотую тысячу», разве хоть кто-нибудь возмутился? Уже поговаривают о введении титулования, от «благородия» до «сиятельства» и «светлости» включительно, – а чего, разве это намного смешней, чем обзывать всех «товарищами» или, как сейчас, «братьями» да «отцами»? Наши всеядные проглотят и такое, не поперхнутся. Непонятно только, для кого приберегаются «высочества» да «величества» – ведь без них перечень неполон?
 

3. Старина Тим