Глава пятая

Поймав буланого за уздечку, Дарган намотал конец ее на крепкий сук и поскакал дальше, решив до поры не обременять себя заботой о новой лошади. Он был уверен в том, что драгуны устроят еще одну засаду. Выстрелов прозвучало не один, а два – его и убитого им драгуна, – уцелевший противник обязательно еще разок попробует напасть, а за это время банда постарается убежать далеко вперед. Так и случилось: не успела тропинка сделать очередной поворот, как кабардинец вдруг запрядал ушами. Умное животное чутьем и повадками давно уже походило на хорошую охотничью собаку.

Дарган направил коня за ствол старого дуба и, спрыгнув с седла, метнулся к цепочке кустов. Он обежал опасное место и вышел на тропу далеко позади него. Второй драгун дожидался появления преследователя за подобным же деревом, его жеребец был тоже буланым, как и у погибшего товарища. Подкравшись, казак вскинул ружье и, тщательно прицелившись, выстрелил в затылок всаднику. Затем поймал жеребца, привязал его к небольшому деревцу. Теперь у него было две запасных лошади, но он помнил выражение глаз своей спутницы. Она хочет, чтобы возлюбленный непременно вернул ей дончака, подаренного им. Нужно было трогаться дальше, чтобы успеть догнать банду, но сейчас путь был свободным, потому что выстрел прозвучал всего один.

Дарган едва не налетел на разбойников на крутом спуске в глубокий овраг. Даже кабардинец в этот раз не подал признаков беспокойства, вероятно, его отвлек затхлый запах болота, потянувшийся из низины за кустами. Всадники в порванных мундирах гуськом спускались по склону, они придерживали лошадей, скользивших копытами по глине, выступившей на поверхность тропки. Их было трое, последний вел под уздцы дончака без седла, все время воротившего морду.

Этот конник оглянулся в последний момент, но лишь за тем, чтобы увидеть лицо собственной смерти. Наклонив лезвие, казак под углом полоснул шашкой под воротник, заставив нечесаную голову качнуться на шее, перед тем как скатиться под копыта лошадей. Дончак взбрыкнул задними ногами, едва не попав в брюхо буланой кобыле, которая в свою очередь шарахнулась от него. Его ржание вспугнуло бандитов, они помчались вниз, не разбирая дороги, на дне оврага завернули морды коней, одновременно выхватывая почти прямые клинки.

Кабардинец заерзал подковами по скользкому грунту, мешая хозяину, и Дарган едва успел отбить обрушившиеся на него удары. Он юлой завертелся на месте, пытаясь держаться так, чтобы противники не зажали его в клещи. На лицах драгун, обросших двухнедельной щетиной, отражалась лишь беспощадность людей, потерявших веру в будущее, они рубились как в последний раз, стараясь наносить удары не только по врагу, но и по лошади под ним. Дарган отбивался и сверху, и снизу, и с боков, он изгибался ужом, наклонялся к гриве, падал спиной на круп, чтобы тут же сделать ответный бросок. Драгуны оказались широкоплечими мужиками с длинными руками, остриями сабель они едва не чиркали по лицу. Они сумели чуток зацепить нос и ухо казака, и теперь из ран сочилась кровь, эти места горели огнем. Тут же достиг цели еще один вражий выпад, Дарган ощутил, как по предплечью побежал горячий ручеек, но боли не было, видимо, разбойник рассек лишь кожу вместе с мякотью. Промедление в действиях грозило гибелью, настало время что-то предпринимать.

Рванув поводья на себя, Дарган всадил каблуки сапог под брюхо кабардинцу и мигом очутился за метелицей из сверкающих лезвий. Он сумел поднять коня на задние ноги, камнем из пращи снова бросил его в бой, неожиданно оказавшись лицом к лицу с одним из противников. Второй суетливо начал искать более выгодное положение. Закрутив перед собой знаменитый круг, казак приблизился на расстояние удара и молниеносно полоснул клинком под рукоятку драгунской сабли. Он понимал, что до самого соперника ему не дотянуться, поэтому и применил такой способ. Кисть противника вместе с клинком со стуком упала под копыта лошадей. Второй выпад заставил драгуна наклонить рассеченную надвое голову вперед и замертво свалиться на холку лошади. Оставшийся в живых разбойник дико вскрикнул, дернул уздечку на себя и помчался к подъему из оврага. Кабардинец Даргана настиг его почти на самом верху, когда оставалось перевалить через гребень и пуститься вскачь по просторам равнины, открывавшейся навстречу. Чтобы погоня не затянулась, казак выдернул из ножен кинжал и с силой метнул его в спину обезумевшего от страха бандита. Тот откачнулся назад, обдав преследователя сгустком смертельного ужаса, вместе с лошадью перекинулся на спину и скатился на дно оврага.

Некоторое время Дарган разглядывал поверженных противников, стараясь уловить в них признаки жизни, но все трое замерли в самых неудобных позах. Тогда он спустился вниз, соскочил с лошади и вытер измазанную кровью шашку о драгунский мундир. Вложив ее в ножны, казак похлопал ладонью по боку жеребца, гулявшего от страха шкурой, поднял с земли сумку и снова водрузил ее перед седлом на его спине. Сумка показалась тяжелой, мало того, выглянувший из нее край кожаного свертка тоже почудился не чужим, но охота обследовать содержимое прямо на месте отсутствовала напрочь. Разболелась рука, на лице заныли резаные раны, казак почувствовал себя разбитым. Помочившись в ладонь, он промыл раны, кое-как замотал предплечье рукавом, оторванным от вражеской рубахи. С трудом собрав лошадей, Дарган соединил их одним арканом и рысью поскакал по тропинке на мощенную камнем дорогу, по пути присоединяя к каравану живые трофеи с кожаными сумками сбоку седел. Когда казак выбрался на тракт, ему почудилось, что день снова клонится к вечеру, солнечный диск увеличился и покраснел. Или это перед носом заплясали кровавые круги?…

Софи ждала его возвращения за воротами постоялого двора, казаку показалось, что за то время, пока он дрался с бандитами, она здорово похудела. Дарган здоровой рукой отстранил жену, сунувшуюся было к нему, передал ей лошадей и заторопился в комнату. Сейчас им владело одно желание – забыться в беспробудном сне, чтобы набраться новых сил. Но сразу сделать этого не удалось, навстречу уже бежал хозяин постоялого двора вместе с пышнотелой своей супругой.

– Ай да господин казак, не только свое вернули, но еще и добычу урвали, – заголосил он издали. – А мы уже думали, что не догнали, молились, лишь бы сами живым воротились. Супруга ваша то и дело за ворота выскакивала.

Хозяйка угодливо кивала головой, не переставая лопотала что-то по-французски, в руках она держала большую кружку с виноградным вином. Видно было, что оба надеются извлечь выгоду из этого происшествия. Но то, что в следующий момент заявил толстяк, заставило Даргана насторожиться:

– Пока вас не было, к нам еще гости пожаловали, большой отряд русских солдат на лошадях. Я скотине корм задавал, а жена вышла к ним, – хозяин пристально посмотрел Даргану в лицо. – Офицер сказал, что они ищут разбойников, похитивших драгоценности, среди них есть женщина. Жена объяснила, что банда сорвиголов ускакала от нас, прихватив с собой лошадь наших постояльцев, и мужчина, у которого ту лошадь украли, бросился их догонять. Но женщины между этими бандитами она не заметила, хотя и не слишком приглядывалась. К сожалению, она не знала, куда умчались разбойники, поэтому просто указала на дорогу.

Толстяк снова пригляделся к Даргану, потом покосился на свою супругу, словно приглашая ее в свидетели. Казак понял, что патруль разыскивает именно его с подружкой, лишь счастливая случайность спасла обоих от неминуемого ареста. Негостеприимный постоялый двор следовало покинуть как можно скорее, чтобы сразу направиться к границе. А в Германии будет полегче, там на дорогах уже меньше дозоров, здесь превратившихся в сторожевых псов. Но кто же заявил военным властям о, драгоценностях – их настоящий хозяин или тот господин, к которому бегала подружка? Этот вопрос по-прежнему оставался неясным. Смахнув со лба мокрый чуб, Дарган забрал у хозяйки кружку с вином, молча опрокинул ее в себя. Подождав, пока горячительный напиток разбежится по желудку, он вскинул голову и поймал хитрющий взгляд толстяка.

– Но вы же не похожи на грабителей, самих едва не обокрали! – засуетился тот. – И вас всего двое, а там, как мне сказали, разбойничала целая банда.

– Если мы на грабителей не похожи, тогда о чем разговор, – вытирая губы рукавом черкески, спокойно отозвался Дарган и кивнул на табунок лошадей, приведенных с собой. – Коней я собираюсь продавать, не так уж дорого. Если имеется желание, прошу ко мне с предложениями, но попозже. Сейчас мне надо часа два-три поспать, ваши сорвиголовы оказались бывалыми вояками, драгунами из наполеоновского войска.

Он со значением посмотрел на толстяка, давая понять, что в первый раз тот сказал ему неправду. Хозяин засучил ножками в кожаной бесформенной обувке, похожей на опорки, и с поклоном отошел в сторону.

Они снова скакали по едва различимой во тьме проселочной дороге, держась друг за другом. Чтобы не сбиться с пути, Дарган определял направление по усеявшим небо звездам, его спутница отпустила поводья и молча следовала за ним. Несмотря на то, что увесистая цепочка с массивным медальоном снова была в ее руках, тревожные мысли не покидали женщину. От драгоценного груза нужно было избавиться, и как можно скорее, а сделать это пока не удавалось.

Когда возлюбленный прискакал к постоялому двору, Софи в первый момент даже не поняла, чему же она обрадовалась больше – его возвращению живым или тому, что за его кабардинцем темной масти взбрыкивал ее золотистый дончак. Ведь патриотические призывы в ее душе тоже имели достойный отклик. И все-таки чувства взяли верх, не успел Дарган спуститься на землю, как она бросилась в его объятия, но в этот раз любимый оказался холоднее обычного. Может быть, потому, что рукав черкески у него насквозь пропитался кровью, а лицо было бледным, искаженным сдерживаемой гримасой боли. Здоровой рукой он отстранил жену, упредил ее ласки. А потом она вдруг заметила, что ее конь остался без седла, значит, и без спрятанных под ним свертков с золотыми изделиями, и сердце женщины вновь зашлось в тревожных переживаниях.

Лишь когда она завела лошадей в конюшню и принялась вытаскивать из драгунских сумок содержимое, наткнулась и на седло, и на заветные свертки, вновь обретя душевное равновесие. Она вернула не имеющие стоимости раритеты на законное их место, под седло, вновь накинутое на спину дончака. Собрав самое ценное в торбу, Софи прошла в комнату, выдержав по дороге косые взгляды хозяев подворья, и сразу взялась перевязывать спутнику рану на предплечье. Она проделывала это так аккуратно, что он лишь негромко постанывал во сне. Только после этого она решила заняться торбой основательно.

Добыча оказалась весомой, наверное растеряв веру в победу, драгуны решили обогатиться за счет собственного народа. Пачки франков, золотые и серебряные монеты, изделия из золота и серебра – все это могло потянуть на кругленькую сумму. Но бумажные франки утратили былую силу, а с изделиями следовало проявить осторожность, потому что на большинстве из них стояли личные клейма владельцев. Стараясь не разбудить возлюбленного, женщина вышла в коридор, намереваясь переговорить с хозяином постоялого двора. Она прекрасно понимала, что добытую спутником кучу драгоценностей необходимо как можно быстрее обратить в деньги, желательно в русские рубли. Софи заметила, как чья-то мужская фигура заторопилась от их двери в одну из комнат дальше по коридору. На хозяина этот человек не походил, тот был толстым увальнем с низковатым русским задом, скорее всего, мужчина тоже был постояльцем в гостинице, расположенной при оживленной дороге.

Она нашла толстяка в конюшне, осматривающим коней буланой масти, приведенных Дарганом. Он словно впервые увидел их и ласково оглаживал каждую в поисках изъянов.

– О, мадам, а я решил проверить, не нанесли ли ран бедным животным, ведь они побывали в настоящем бою, – заметив женщину, воскликнул он голосом ребенка, поедающего ворованное варенье и захваченного врасплох строгой бабушкой. – Посмотрите, потеки крови засохли на шеях, на крупах и даже на мордах.

– Эти лошади успели побывать не на одном поле битвы, – отрешенно высказалась Софи. – Нужно их расседлать.

– Ни в коем случае, я хочу приобрести коней вместе с упряжью, – запротестовал толстяк. – Вы же слышали, ваш супруг предложил мне их выкупить, сказал, что цену определит невысокую.

– В эти ваши дела я не стану влезать, – женщина скрестила руки на поясе. – Но я хотела бы показать вам кое-что еще.

Толстяк тут же забыл о животных. Он успел заметить, как спутница казака сгибалась под тяжестью драгунской сумки, которую вытащила из конюшни. Конечно, он специально выдал солдат за обыкновенную банду мародеров, тем самым проявив патриотичность ко вновь приобретенной родине, ведь господин казак мог кликнуть гусарский патруль. Но они сами нашли себе бесславный конец, наверное, отряд не первый день промышлял разбоями. Если поразмыслить, то из этого можно было извлечь выгоду. Если бы ценности принадлежали им, он бы намекнул, что имеет основания призвать на помощь русские дозоры. Глядишь, постояльцы посчитали бы, что удобнее поделиться добычей, нежели попасть в лапы тех же патрулей. Но вещи в сумке тоже были краденными, самих драгун, наверное, уже нет в живых. Прикинув, что доказать их принадлежность кому бы то ни было будет проблематично, толстяк приблизил волосатое ухо к девушке:

– Я весь внимание, мадам, – скороговоркой произнес он.

– У нас есть бумажные франки, много франков. Нельзя ли перевести их в русские деньги? – Собеседница прямым взглядом уперлась в вертлявые зрачки хозяина постоялого двора. – Ведь мы собрались ехать в Россию, откуда родом мой супруг.

– Мадемуазель, французский франк поставлен на колени, – поморщился толстяк. – И вы это знаете не хуже меня.

– Но вы могли бы поменять его по самому выгодному для вас курсу.

– А если завтра он упадет еще ниже?

– По завтрашней цене и посчитайте.

– Много их у вас? – Толстяк нервно пощипал губы.

– Больше десяти пачек тысячными купюрами.

Кинув короткий взгляд на лошадей, хозяин снова потеребил верхнюю губу. За деревянной перегородкой послышался перестук глиняных горшков, наверное, супруга готовилась начать вечернюю дойку коров.

– Я возьму у вас франки, – после некоторого раздумья кивнул он и прищурил серые глаза. – Больше вы ничего не хотели бы мне предложить?

– Несколько вещей из золота и серебра, – решилась открыться женщина. – Если у вас еще останутся русские деньги.

– Я вам признаюсь, как только русские войска заняли нашу территорию, мы начали взимать плату ассигнациями Российской империи. Благо рублей у солдат было достаточно.

– Вот и отлично. Когда можно будет заняться подсчетами?

– Простите, мадам, не поговорить ли нам заодно и об этих бедных измученных животных?

– О цене на лошадей я ничего не могу сказать, супруг разбирается в них лучше.

– Тогда начнем прямо сейчас разбираться со всем прочим.

Софи сумела продать хозяину постоялого двора большую половину из того, что оказалось в сумках, особенно она старалась избавиться от изделий, помеченных личными клеймами. Женщина трезво рассудила, что возлюбленный только поприветствует ее инициативу, ведь во франках и в драгоценностях он разбирался плохо. Зато с лошадьми казак, кажется, не прогадал, в самом начале торга намекнув толстяку о том, что имеет возможность продать их любому помещику за цену гораздо выше той, которую назначил. А за владельцами виноградных и иных угодий далеко ходить не надо, они живут везде.

Толстяк быстро сообразил, что его несговорчивость может принести лишь отрицательный результат, и выложил на стол пачки русских банкнот, когда проснувшийся господин казак пришел продавать лошадей. Но когда этот ужасный человек ушел готовить коней в дорогу, купец как бы на прощание поинтересовался у его жены:

– В России вы решили присмотреть себе какое-нибудь поместье?

– Такой вариант не исключен, – не стала отпираться она. – Но сначала нам нужно будет обустроить свое гнездо с домиком и приусадебным участком.

– Земли там достаточно, и она не столь дорогая, – не стал спорить хозяин. – Но я посоветовал бы вам приобрести усадьбу здесь, с хорошим домом, с виноградниками. А еще лучше, если, конечно, у вас есть много денег, купить приличный замок, они сейчас здорово упали в цене.

– Да я и сама об этом подумывала, – пристально посмотрев на собеседника, кивнула головой женщина, у которой родственники, чтобы выжить в наступивших голодных временах, чуть не озаботились подобной же проблемой. – А почему вы решили быть со мной столь откровенным?

– С первого взгляда я увидел, что вы из хорошей семьи, а выбрали себе в мужья полудикого казака. Что вас на это подвигло, я допытываться не стану, но разумному человеку сам Господь велит пойти навстречу, – хозяин с пониманием улыбнулся. – Во-первых, пройдет немного времени, и все восстановится в прежних границах. Французы – народ трудолюбивый, значит, потраченные деньги вернутся сторицей. А русские люди непредсказуемы, их разбаловали огромные пространства, присоединенные бесконечными войнами. Там всего много, следовательно, можно не ценить ничего. Русские люди – плохие собственники, деньги ваши могут пойти прахом – их или пропьют, или разметают на что-либо совсем ненужное.

– Вы так думаете? – насторожилась женщина.

– Мадам, мне ли не знать бывших соотечественников. Скажу больше, после татаро-монгольского ига русские превратились в тех же татар и монголов, для которых жизнь в приличных домах без степных просторов смерти подобна, – собеседник со значением поднял указательный палец. – Ведь Татария и Монголия, а после их нашествия – Россия, не есть трудолюбивые Англия, Франция или Германия. У косоглазых степным ветрам до сих пор задержаться не на чем. Степняки не научились, а русские разучились ценить то малое, чем живет человек здесь, в Европе.

– Вы философ? – спросила Софи.

– Вы правильно подметили, и все потому, что я русский, – грустно усмехнулся хозяин постоялого двора. – Во Франции простому человеку философствовать незачем, этим занимаются те, у кого достаточно свободного времени. Обычные же люди здесь трудятся. В России все наоборот.

– Вы не советуете мне покидать свою родину? Что ж, если моя жизнь в России не сложится, то я вернусь к родителям. Правда, они этому не обрадуются, как были бы против моего сумасбродного выбора жениха – они просто не успели помешать мне в этом.

– Не смею влезать в вашу личную судьбу, мадам, – замахал руками собеседник. – Я лишь посоветовал вам, как лучше распорядиться деньгами. Вы правильно сказали, неизвестно, как сложится ваша жизнь на окраине отсталой России, к тому же появятся дети, им нужно будет давать образование. А вы уже сейчас сможете создать разумный задел для благоденствия будущего потомства.

Некоторое время над столом, за которым только что произошла сделка, висела тишина, затем Софи вздохнула и оперлась о каменную стену, побеленную известкой.

– Скажите, почему вы со мной так разоткровенничались? И с чего перестали уважать свою бывшую родину? – спросила она.

Хозяин постоялого двора молча продолжал укладывать выкупленное добро в деревянный короб, окованный медными листами. Наконец он вскинул лысеющую голову, приблизил лицо к собеседнице и сказал:

– Мадам Софи, среди русских испокон веков бытует такая поговорка: лицом к лицу лица не увидать, большое видится на расстоянии.

– Я правильно вас поняла, что, покинув родину, вы сумели разглядеть в ней что-то не настоящее?

– Абсолютно так, я увидел помойную яму с огромной кучей навоза посередине.

– Сударь, вы меня пугаете.

– Дело ваше, мадам Софи, но на первый вопрос я вам уже ответил, повторяться не имеет смысла. Отвечая на второй, я дополню, что та страна едва не лишила живота весь наш род. Мои предки с великим трудом убежали из России, и возвращаться обратно пожелает разве что безумец. В России никогда не будет мира, потому что она вся состоит из противоречий. За личные же пристрастия там любого ожидает лишь виселица.

– Но я не смогу уговорить супруга вложить деньги в какое-либо поместье здесь, – Софи в отчаянии воздела руки. – Он ни за что не пойдет мне навстречу.

– Мало того, ваш супруг вас просто не поймет, – подлил масла в огонь негаданный благодетель. – Для него это будет такой же дикостью, как купить вам, допустим, флакон духов, которыми вы пользуетесь с колыбели.

– Тогда какой из этого выход?

– У меня никакого, но вот у вас он быть обязан.

Примерно такой разговор произошел между Софи и великодушным хозяином постоялого двора, и сейчас, мерно покачиваясь в седле, она мучительно искала выход из создавшегося положения. Она осознала, что одного глупого поступка с побегом в никуда из более-менее благополучной семьи стало достаточно для того, чтобы чуть изменить ее отношение к жизни. Она по-прежнему боготворила избранника, но толстяк сумел разбередить те качества, каковыми отличается француз от русского, то есть обыкновенную практичность и трезвый взгляд в будущее.

Так, перебирая в голове тысячи запутанных мыслей, она промучилась всю дорогу до того момента, когда небо на горизонте снова не занялось светлыми мазками, а впереди не показался очередной населенный пункт. И решение пришло, заставив по-новому взглянуть на проблему. Было оно, как все гениальное, простым и безыскусным. Поудобнее умостившись в седле, женщина облегченно улыбнулась.

Дарган уже рыскал глазами в поисках места для привала, останавливаться на постоялых дворах он больше не желал. Прямо по курсу, на вершине пологой лощины, показалась небольшая рощица из березовых деревьев, и казак направил кабардинца в ту сторону.

Дарган успел разжечь костер, Софи – сварить нехитрый, но сытный обед, а небо здорово посветлеть. Оставалось броситься на казацкую бурку, разложенную мехом наружу, и предаться бурной любви, а потом и сну под шелест березовых листьев. Но женщина не спешила расставаться со своей накидкой, пропыленной насквозь, она прошла к сброшенным на землю переметным сумкам, знаками показала, чтобы Дарган вынул из них свертки.

– Зачем тебе это? – присаживаясь на корточки рядом, поинтересовался он. – Больше продавать ничего не надо, опасно это, понимаешь? Ну как тебе объяснить?…

– Же парле… там Месмезон, – спутница упорно показывала рукой в сторону города. – Там… лес Месмезон.

– Какой лес? Мы и так в лесу…

– Месмезон лес, там…

– Ты хочешь продать драгоценности Месмезонам? – догадался казак, кивнул на свертки и ткнул рукой по направлению к городу. – А кто они такие, Месмезоны?

– Ви, месье, лес Месмезон.

Дарган откинулся на бурку и сунул травинку в рот. Он подумал о том, что избавляться от сокровищ все-таки следует, и прежде всего потому, что любой патруль, обнаружив при обыске такое добро, должен будет задержать его незадачливых владельцев и препроводить их куда следует. Клейма на изделиях из схрона и на драгунских вещах подсказали бы, что это за сокровища и кому передать грабителей дальше. А с бумажными деньгами опасность быть задержанными уменьшалась в несколько раз, мало того, их можно было рассовать куда угодно, хоть привязать под хвосты лошадям. Но он до сих пор не нашел ответа на вопрос, по чьей наводке за ними охотятся. То ли хозяин клада доложил о его пропаже, то ли погоню организовал месье, к которому обратилась Софи. В конце концов Дарган пришел к выводу, что одинокую женщину никто задерживать не станет, и если она знает, кому продать золото, то почему бы этим не воспользоваться. Выигрыш был очевидным. Отложив сокровища, принадлежавшие князю Скаргину, Дарган сунул остальное в сакву и серьезно посмотрел на спутницу.

– Будь осторожной, кажется, я начинаю к тебе привыкать, – сказал он ей.

– Ви, месье, – радостно откликнулась Софи. Она рассчитывала именно на такой исход дела, но не предполагала, что так быстро получит согласие. – Оревуар, мон шер!

Дончак с места взял в карьер, ветер шарфом заполоскал платок на плечах всадницы, колоколом вздул платье, и тут же подол облепил ее ровные ноги.

– Оревуа-ар! – донеслось уже издали.

Городок Обревиль как две капли воды походил на тот, в котором Софи продала часть сокровищ, он стоял на реке с коротким названием Эр. Дело было в том, что здесь жил ее дядя, родной брат матери, с приходом к власти Наполеона Первого занявший в нем место мэра. Пару лет назад, когда Франция была в полном расцвете, она с матерью приезжала в гости к этому весьма солидному человеку, но с тех пор произошли крутые изменения, и Софи не имела ни малейшего представления о том, какое положение было у него сейчас.

Умерив пыл дончака на окраине города, она направила его к главной площади. Вокруг суетились солдаты, как русские, так и из других армий победившей коалиции, по мостовым гарцевали смешанные конные патрули, не обращая на них внимания, горожане старались заниматься своими делами. Но дух нации был уже не тот, первоначальный, когда с домов свешивались разноцветные флаги, когда различные департаменты стремились щегольнуть друг перед другом пышностью и богатством. Скромность, граничащая с бедностью, сквозила из-за каждого угла.

Софи подъехала к двухэтажному зданию с портиками, нишами и колоннами между ними, выстроенному в причудливом стиле барокко, отыскала вбитый в стену крюк и привязала к нему дончака. Выдернув два свертка, заложенные между потником и седлом, она положила их в сумку, где находились остальные драгоценности, перед парадным подъездом тщательно осмотрела себя, прикрыв накидкой рукава платья и грудь, и поставила на ступеньку тяжелую ношу. Затем она дернула за шнурок над дверью. Открыл худощавый консьерж в летах, тот самый, который встречал ее два года назад.

– О, мадемуазель Софи, как я рад, что вы вновь посетили нас, – с чувством воскликнул он. – Мы все по вас соскучились, проходите скорее в дом.

– Спасибо, Жан, я тоже часто думала о вас. – Слегка наклонила она голову и переступила порог дома. – Забери, пожалуйста, сумку.

– Конечно, мадемуазель, – засуетился лакей. – Сейчас я доложу хозяину о вашем приезде.

– Сначала я хотела бы привести себя в порядок.

– Тогда пожалуйте в туалетную комнату, мадам Месмезон только что покинула ее.

Отделанная мрамором и зеркалами комната с ванной и с туалетными принадлежностями на полочках напомнила женщине о недавней беззаботной жизни, невольно заставила погрузиться мыслями в прошлое. Но она не дала чувствам завладеть собой, приведя в порядок платье, попыталась сделать прическу и, махнув на это рукой, вышла в коридор, обвешанный множеством картин и уставленный не меньшим количеством статуй. Навстречу уже спешил ее родной дядя с буклями на голове, в парчовом сюртуке и в белых панталонах. Она помнила, что он всегда поднимался рано.

– Какими судьбами, девочка моя? – еще издали раскрыл он руки для объятия. – Почему столько времени моя сестра и ты не давали о себе знать?

– Война, мой милый дядя, – утопая в больших ладонях и волнах духов, просто сказала Софи. – Она перевернула нашу жизнь, заставив совсем по-иному взглянуть на мир.

– Да, да, ты абсолютно права, война не пощадила никого, в том числе детей. Как ты выросла, Софи, и как похорошела, – не унимался родственник, оглаживая голову племянницы. – Наверное, завела себе кучу поклонников?

– С этим у меня всегда было в порядке.

– Как же, помню, даже в нашем небольшом городке с тобой мечтали познакомиться не меньше десятка прекрасных молодых людей. – Дядя поцеловал племянницу в волосы и подозрительно подергал большим носом. – Ты много времени провела в дороге, сейчас я распоряжусь, чтобы приготовили ванну и принесли чистую одежду.

– Я была бы очень признательна, – пряча смущенную улыбку, немного отстранилась она. – Я так торопилась, что не взяла с собой почти ничего.

– А что случилось? – насторожился господин. – Надеюсь, у вас все в порядке?

– Не беспокойся, в нашем доме ничего страшного не произошло, – поспешила она с ответом. – Если не считать того, что моя личная жизнь заметно изменилась.

– У молодых и красивых девушек задержки с этим бывают редко. Я правильно тебя понял?

– Абсолютно.

– Тогда приводи себя в порядок, и мы ждем тебя в гостиной.

Незаметно приблизился вечер, и Софи почувствовала себя уставшей. Официальная часть визита закончилась, обед прошел благополучно. Дядя отправился в свой кабинет решать срочные дела, его жена, буквально оглушенная новостью о замужестве Софи, и вправду несколько своеобразном, тоже нашла себе какое-то занятие, наказав гостье как следует отдохнуть перед вечерним приемом. А женщина подумала о возлюбленном, оставленном в небольшой рощице близ тракта, ощутила, что по-прежнему тянется к нему, несмотря на то что обстановка благополучия, царящего вокруг, намекала ей на то, что неплохо было бы и пересмотреть свой опрометчивый поступок. Но все было напрасно, любовь к избраннику перетягивала все остальное. Требовалось решить главное, за чем она приехала сюда, и отправляться в обратную дорогу. Там, в объятиях любимого человека, под зеленью ветвей, она успеет выспаться всласть.