– Да не кручинься ты, Элендил, - в голосе плутоватого беса в цыганской жилетке и ярко-алой бандане, что расселся на чём-то неописуемо мохнатом и живом - как у себя дома, прорезалось неожиданная нотка сочувствия. - Ну подумаешь, лишили премии - с кем не бывает!
      – Да уж. Но вообще-то, всё верно - мой прокол с этим механиком. Не уследил ведь, вот что обидно.
      Собеседник печально вздохнул, и весь его облик - от сандалий на босу ногу и унылого серого балахона до парящего над макушкой нимба излучал просто-таки вселенское горе. Впору хоть лепить статую его же, ангела, скорбящего по невинноусопшим душам грешников. Чёрт потряс головой, отгоняя соблазн именно в таком духе и съязвить. Обидится ведь - ангелы они существа тонкие, чуткие. Хотя…
      – Слушай, а давай пиханём пару вагонов контрабанды? Согласен отдать тебе две трети выручки. Вон, у наших гоблинов неурожай нынче, с голодухи пухнут. А гуталина, что они жрут за милую душу, у вас на фабрике хоть завались - и по цене грязи…
      Против воли ангел прислушался. Отнюдь не лишняя денежка, конечно, дело хорошее - да и гоблинов жалко. Он вспомнил их тщедушные, неуклюжие с виду, словно изломанные фигурки. Представил себе глаза их детей… и бросился торговаться. И наконец, когда оба афериста ударили по рукам и спрыснули сделку - уж не соком, разумеется - бес присмотрелся к нему и вздохнул. Вынул из-под полы литровый аптекарский пузырёк с надписью "Валерьянка", сковырнул крышечку и протянул сосуд недоумевающему ангелу.
      – Отошёл малость? А теперь слушай сюда. Дела куда хреновее - да настолько, что нам и впрямь могут немного нервы помотать. Есть там у нас один чертяка… ему пару веков тому в забое каменюкой по башке прилетело. И с тех пор он немного того… в общем, вдаль видит лучше, чем вблизи.
      – Дальнозоркость, что ли? - собеседник ощутимо забеспокоился и на всякий случай ухватился за аптекарскую склянку.
      – Не-а, провидец. Оракул. Пифий, в общем, - бес пыхнул своей вонючей самокруткой и вздохнул. - И напрочь шизанутый, как у них водится. Короче, предсказал тот крендель, что коль Механик наш сквозь Призму Вероятностей пролетел… ты только не падай, Элендил!
      Он вскочил эдак суетливо, усадил бледного как бумага ангела на тушу недовольно фыркнувшего во сне Козерога. Набулькал тому полный стакан снадобья.
      – Ну, и того… Свет, проходя через оптическую призму, расщепляется. Ну, так и тут вышло, и Александр наш… в общем, был один - а стало их несколько.
      Ангел уже посерел и даже заметно поседел от ужаса.
      – Пресвятая Галадриэль! Да мне и с одним мороки хватило! - слабо пискнул он и таки шмякнулся бы в обморок, если бы зорко поглядывающий бес не ухватил того за шиворот балахона.
      Ловко он залил в бедолагу полный стакан валерианового зелья. И уставился на него, ожидая дальнейшего развития событий. Глаза у ангела вдруг стали совсем зелёными и чуть раскосыми, полезли из орбит. Из горла при судорожном выдохе пыхнуло синеватое бледное пламя.
      – А-а… э-э, - только и выдавил он, хватаясь то за сердце, то за полыхающие огнём щёки.
      И лишь когда чёрт повторил свою микстуру, ангел немного оклемался - вон, даже пёрышки на крыльях уже не так поникли.
      – Ох и зараза, - вполголоса ругнулся страдалец. - Где такую достал?
      Чёрт осклабился.
      – Ха! Да специально ж для ангелов делали - вокруг Чернобыля все корешки валериановые пособирали, да на чистейшем денатурате настояли. Что, понравилось?
      – Не то слово, - ангел уже заметно пришёл в себя и уважительно покосился на едва ополовиненный пузырёк. - Отрава хуже керосина. Ну, и сколько же теперь Механиков по мирам шастает? Добивай уже.
      Собеседник озадаченно почесал себя меж рожек и вздохнул.
      – Того не ведаю… Пошли искать, что ли?..
      Когда двое надоедливо болтающих существ наконец прекратили сидеть на нём и исчезли, Козерог лениво приподнял голову и осмотрелся - не видать ли поблизости сердитой Большой Медведицы, и не шляется ли рядом проказница Малая? Не заметив никаких помех своим сновидениям, он перевернулся на другой бок, посопел-поворочался - и уснул опять.

* * *

      – Вставай, смерд!
      Свет ожёг по глазам, словно удар бича. Но даже этого не хватило, чтобы привести в чувство человека в изорванной одежде, слабо ворочавшегося на каменистой россыпи. И лишь щедрое поливание водой позволило тому мало-мальски очухаться. И даже сесть, неуверенно обшарив ладонями окружающее пространство.
      И всё же, наконец он открыл глаза. Миг-другой ещё поводил по сторонам полубезумным взором в налитых кровью глазах - но всё же в них постепенно появился осмысленный блеск. Зачем-то он посмотрел высоко в небо, вздохнул. Ощупал себя, почесал в затылке.
      – Вставай, смерд! - кончик копья кольнул в плечо.
      Александр утёр стекающую по лицу воду, проморгался. Примерещится же такое, блин! Вроде ж падал почти с самого неба на такие скалы… а тут живой и даже вроде бы не сломал ничего. И всё же ему вновь становилось как-то не по себе, а вдоль спины протекал холодок озноба, когда он вспоминал взгляд догоняющего его исполинского чёрного дракона. Так впору и в непорочное зачатие поверить…
      Он осмотрелся, щурясь от полуденного марева. Вокруг, насколько позволяли видеть глаза, простиралась если не пустыня с редкими каменными грядами и пучками жёсткой даже на вид травы, то степь уж точно. А над ним самим возвышались два примечательного вида субъекта на весьма диковинных лошадях. Ну, то, что у коняшек морды несколько отличались от привычных нам кляч - своими вполне волчьими зубами и жутко умным выражением в лукавых глазах - как-нибудь стерпеть можно.
      Зато вот всадники… тощие и чуть не дочерна загорелые парни в грязном и даже отсюда слышно как воняющем тряпье, они довольно скалились, недвусмысленно направив на сидящего Александра весьма боевого вида копья. К тому же, не распознать в их голосах отнюдь не филантропическую радость не составило никакого труда. И кое-как вставшего на ноги старлея они погнали куда-то, подбадривая тычками оружия и весело переговариваясь.
      Гуденье в голове мало-помалу улеглось, даже нахальные золотистые пчёлы куда-то запропастились из глаз. И постепенно пришедший в себя механик от нечего делать стал прислушиваться. Услышанное настолько ему не понравилось, что он даже остановился, хотя впереди до уже отчётливо видимого города осталось рукой подать.
      – Слышь, Гугль, за этого здорованя на базаре хорошую цену дадут хоть? - чернявый и небритый всё время озабоченно чесался под лохмотьями, словно вши заедали его целыми стадами и толпами.
      Напарник его с сомнением осмотрел добычу и пожал плечами.
      – А кто его знает? Да какая разница - монет десять выручим точно. Да с тем, что уже добыли, хватит недельку погулять хорошо, ещё и по щепотке травки понюхать…
      Тут уж даже со свалившегося с луны иноземного механика дошло, что его хотят самым банальным образом продать в рабство. А посему, не позволяя непоняткам последних дней посеять в душе уныние, Александр самым невинным голосом поинтересовался:
      – А чего это вы, соколики, решили, что меня можно, словно козу, на продажу вести?
      Всадники переглянулись и заржали, весело скаля зубы.
      – Коль ты на своих двоих, да на жаль, без барахлишка - выходит, смерд и есть. И мы, свободные вельды, горазды с тобой что угодно, то и делать. А ну, пошёл! - и один, паскуда, вновь вознамерился огреть копьём по маковке.
      Но у старлея, не привыкшего гнуть шею даже пред ясными очами начальства из штаба округа, оказалось на этот счёт своё мнение. Сделав шаг вперёд и проскользнув под копейным навершием, он за ногу сдёрнул из седла одного и попросту оглушил по темечку ударом полупудового кулака. Второй было отпрянул на яростно заржавшем скакуне, пытаясь отодвинуться и половчее нанизать жертву на копьё.
      Но не тут-то было! Александр попросту ухватил коняшку за шею, рванул на себя словно борцовским приёмом, крутанул - и не удержавшийся наверху всадник кулём свалился под ноги. Тут он попал в неласковые объятия этого словно вставшего на дыбы медведя… ну, дальше понятно.
      И в конце концов утирающий честный трудовой пот Александр осмотрелся победно. У ног его лежали, слабо постанывая, оба проходимца и вид у них теперь оказался весьма помятый и жалкий. Уж таких-то шакалов он повидал! Рыскающие в надежде урвать что полегче да продать побыстрее - господи, до чего ж во всех мирах хватает подобной швали!.. Да пара диковинного вида лошадок - а вот те понравились куда больше. Хоть механику и куда привычнее иметь дело со всякими послушными и не очень механизмами, но к животине всякой он тоже уважение имел. Да и кони явно отличались недюжинной смекалкой - один из них хоть и куснул для виду за руку, но покосился чёрным, лукавым, отливающим лиловым огнём глазом вполне с пониманием ситуации.
      А уж когда Александр по наитию выдал животным по полной пригоршне найденного в седельных сумах овса не овса, ячменя не ячменя, те захрумкали с видом весьма довольным. Пофыркали благодарно в ухо, когда новый хозяин от щедрот налил им по полведёрка воды. И даже позволили погладить себя.
      И что же теперь со всем этим богатством делать? - Александр с сомнением посмотрел вокруг. Двое связанных оборванцев, прорва оружия и всяких не вполне понятных припасов да пара скакунов. Разве что в город наведаться… И он стал быстро собираться. Мало ли, друзья этих злодеев наведаются или хищники какие - зря, что ли, коняшки здешние вон какими клыками обзавелись. Уж какие тогда здешние волки?..
      Стражник вздохнул и лениво отпил воды из бурдюка, сидя на скамеечке у вползающей из степи в город дороги. Какой жаркий день сегодня, надо же… И всё ж, хвала Беору, что так. Лучше палящий зной, чем раз в месяц захлёстывающий весь мир потоп.
      Он всмотрелся в приближающиеся из дрожащего марева фигуры. Надо же - какой крепкий парень! Такой и безо всякого оружия морду начистит, вона какие махалки на широченных плечах. Никак, пару смердов на продажу пригнал? А чё, дело хорошее - неча им по степи шастать да бездельничать. В Изеке работные руки всегда в цене…
      И вот уже процессия приблизилась к невысоким домишкам окраины. Впереди идут двое затрапезного вида понурых парней в потрёпанных лохмотьях. Локти их связаны за спинами и недлинной верёвкой привязаны к седлу, а вставленные на манер удил во рты колышки прихвачены верёвкой за затылками - чтобы не болтали почём зря. Второй конь с наваленным горбом поклажи чуть позади - да оно и понятно, такого здоровяка, да ещё и с поклажей, не всякая скотина унесёт…
      Александр подобрался внутренне, никак не будучи в силах предугадать реакцию здешнего блюстителя порядка, лениво взирающего на приближающихся, из столь благословенного по такой погоде тенёчка. Однако вояка справный - ишь, одежда и оружие в порядке.
      Ещё на подъездах к заставе старлей озаботился подобрать себе дубину поухватистей, по руке. Совершенно справедливо рассудив, что просто так с собой оружие не возят. А поскольку владением ни коряво выкованным щербатым мечом, ни пристально осмотренным копьём похвастать он никак не мог, то и выбрал себе крепкую шишковатую дубину из твёрдого дерева с кожаной петлёй у рукояти. Махнул пару раз на пробу, прикинув, что при нужде можно и толпу в травмопункт спровадить. А всё же, коль и в здешнем мире оружие занимает явно не последнее место, он положил себе на память при первой же возможности с этим вопросом разобраться…
      – Доброго дня, почтеннейший! - приветствовал он стражника с высоты седла. Хоть коняшке и не понравился вес этого богатыря, тот повиновался не без явственного вздоха, но в общем-то и почти без жеманничанья. Правда, Александр хотя и был ни в зуб ногой во всех этих кавалерийских делах, но прикинул, что ничего тут страшного быть не может - раз все ездят, то и он научится. Благо вполне привычно-киношного вида уздечка и седло особых нареканий не вызвали. А лошадка хоть и резвая, но откровенно покосилась на пудовые кулачищи механика и вполне здраво проявлять норов особо не стала…
      – И вам того же, почтенный гость! - стражник немного расслабился, однако откладывать в сторону короткое копьё с мощным навершием не спешил. - Откуда путь держите?
      – Оттуда, - чуть подумав, ответил старлей и кивнул в небо, чувствуя как по спине снова потёк пот. Так или иначе, но сейчас всё и решится - сможет ли он ужиться с этим миром.
      Блюститель порядка выразил лицом лёгонькое сомнение, взглянув в бездонную глубину ясной лазури, но промолчал.
      – Везли мы на железной птице почту да лекарства, - убедительно поведал Александр, решив особо не скрываться. - Да налетели какие-то архаровцы, с молниями в лапах, и давай нас охаживать.
      – И что? - видимо, стражник то ли оказался человеком хоть и в летах, но неглупым, то ли совсем скукота одолела.
      – Да отмахались кое-как, - вздохнул механик, припомнив перипетии безумного полёта. - Только вот я от своих отстал, да прямо в ваши края и угодил.
      – Бывает, - покладисто согласился стражник и отхлебнул воды. - И что теперь?
      – Да вот, - Александр горделиво кивнул на своих понуро стоящих пленников. - Наехали на благородного дона двое охочих до падали… пришлось им маленько бока намять.
      Отчего старлей, жадно читавший ещё в детстве и про Айвенго, и про Робин Гуда, а уж про д'Артаньяна и вовсе говорить нечего - отчего он помянул горячих и смуглых испанских кабальеро, не понял и он сам. По наитию, наверное… Однако реакция стражника оказалась совсем уж непредсказуемой - он мгновенно убрал прочь копьё и шмякнулся на колени прямо в дорожную пыль. Коснувшись ладонью лба, кончика носа и подбородка, тотчас же уважительно склонился.
      – Прошу прощения, благородный… дон? Покорнейше умоляю извинить, что не признал сразу господина высокородного… человечишко я маленький, тёмный…
      – Отставить! - рявкнул на него Александр особым, командным голосом - да так, что тот тотчас же вскочил и замер во вполне знакомой стойке "смирно" и принялся преданно поедать благородного господина глазами.
      – Не знаю, как у вас здешние обычаи, а у нас принято к хорошему человеку уважение проявлять, даже если ты простой воин, - как можно убедительнее добавил он.
      В глазах смуглого и потного служаки мелькнуло что-то похожее на одобрение. Он легонько поклонился в ответ на замечание высокородного дона, но слегка расслабился только после понятной во всех краях команды "вольно". А Александр, коему ужасно надоел весь этот цирк и больше всего хотелось пожевать чего да покемарить минут этак шестьсот, доверительно сообщил:
      – Я человек из дальнего мира, и обычаев ваших не знаю. Подскажи, как солдат солдату, дай совет хороший, - и отстегнул с пояса тощий кошель, куда заранее пересыпал пригоршню медяков с редкими серебрушками, найденные среди прочих пожитков обоих незадачливых грабителей.
      Стражник подумал немного, переминаясь с ноги на ногу. Посмотрел немного на горой возвышающегося над ним человека, кивнул. И ответствовал в том духе, что лучше бы благородному дону обзавестись провожатым - из тех кто всё знает, но и особой шкоды не сделает. Заметив на лице господина задумчивое выражение, добавил насчёт сорванца какого, сироты - только без вырванных носа и ушей - те уркаганы, и вообще пропащие…
      Совет показался хорош. И Александр, безо всякого сожаления кинув в пыль под ногами обрадованного такой щедростью стражника серебрушку, гордо отправился дальше. Ну что ж, доньи и доны - начало вполне!
      Он долго торчал в тени под каким-то раскидистым и пыльным до серости деревом, наблюдая сутолоку и суету базарной площади. Хоть это и оказался обычный рынок, с весьма знакомыми по таким местам порядками, но отличия имелись, и весьма неслабые.
      Если не считать, конечно, базарного нищего с истекающими гноем вытекшими глазницами, наощупь роющегося в гудящем жирными мухами ящике для отходов… Во-первых, полное отсутствие ставших уже столь привычными автомобилей - и старлей не без сожаления прикинул, что его навыки механика здесь вряд ли и пригодятся. Во-вторых, явное наличие если не рабов, то откровенно находящихся в незавидном положении… как там сказал этот прохвост? Он перевёл глаза на униженно стоящего налётчика и вспомнил - ах да, смерды.
      А в остальном - рынок он и есть рынок. И отбросив все "в-третьих" и так далее, Александр с высоты седла стал зорким соколом высматривать добычу. И в конце концов, поймав глазами шныряющий по сторонам взгляд сорванца, намеревающегося половчее утянуть с прилавка толстой тётки какой-то яркий фрукт, со значением подбросил на ладони медную монетку. Светловолосый оборванец в сомнении стрельнул глазёнками в его сторону, окинул недоверчивым взглядом весь караван - но всё-таки проворно зашлёпал в его сторону утопающими в пыли босыми пятками.
      Бросив переминающемуся с ноги на ноги мальцу монетку, старлей указал пальцем через плечо - на второго, недовольного ощущением пустого седла коняшку. И, тронув поводья да втайне гордясь своей постепенно проявляющейся сноровкой в управлении этими хитрыми бестиями, невесть зачем прикинувшимися обычными лошадьми, поехал в переулок что потише. Здесь-то он и обрисовал озадаченному оборвышу ситуацию - дескать, благородный дон из дальних краёв отстал от своих, но жить-то как-то надо. И вообще, и в частности, и так далее - но хороший слуга или даже советчик ему не помешает.
      Дитё, с восторгом и недоверием выслушав всю эту, по глубокому убеждению Александра, ахинею, точно как стражник, соскочило в пыль и стало униженно кланяться. Пришлось ему, наклонившись с высоты седла, взять это белобрысое и замурзанное чадо за шкирку. И не обращая внимания на треск ветхой материи, равно как на отчётливо шибающий в нос запашок свалки, водворить обратно в седло.
      Нет, ну бывают же чудеса на свете! Сорванец оказался оторвой - то бишь двенадцатилетней девчонкой с чудным имечком Тиль. И круглой сиротой, как справедливо советовал давешний стражник. Мамка померла от лихоманки, а тятьку так давно убили во время налёта вельдов, что Тиль его и не помнила. И теперь, дважды уточнив, что благородный дон берёт её в услужение и под свою защиту, прямо из седла вознесла горячую молитву какому-то там Беору, задрав в небесную лазурь глазёнки. А потом, с чисто женской непоследовательностью, разрыдалась и принялась целовать руку.
      Александр, у которого от этой сцены закаменели желваки и кровавыми слезами исходило сердце, в который уж раз вспомнил своё нелёгкое сиротское детство… Ну уж нет, свой своего не выдаст! И, спешно отняв орошённую горячими девчоночьими слезами кисть руки, погладил ту по белобрысой макушке. Та отпрянула было, затем сдержалась и прошептала, не поднимая мокрых глаз:
      – Благородный дон, быть может, вы подождёте хотя бы год? Ведь ну не похожа ваша светлость на любителя малолеток…
      Отдёрнув руку, словно обжёгшись, старлей сплюнул и мысленно стукнул себя по дурьей башке - ну как ещё всякого навидавшаяся бродяжка могла воспринять такое выражение приязни?
      – Глупая… - вздохнул он. - Я просто пожалел тебя. Сам ведь тоже без родителей вырос - знаю не понаслышке, каков он, хлеб сиротский…
      Тиль подняла голову - и он поразился, какие же у неё огромные глазищи на бескровном лице. И как внутренний свет медленно, словно нехотя, выплывает на бледные и замурзанные щёки…
      – А теперь давай так, - распорядился старлей, перехватывая инициативу и не позволяя вновь совершиться каким-нибудь глупостям. - Быстро продаём пару этих бандитов, затем пожевать бы чего - да и одежду получше сообразить. А то от твоих обносков несёт как из выгребной ямы. Кстати - есть тут река или пруд, где бы вымыться?
      Задохнувшись от избытка чувств, Тиль ещё хотела что-то сказать. Но получив столь ясное и недвусмысленное руководство к действиям, только поклонилась легонько, указала рукой вдоль улицы.
      – Туда, мой господин, - и поехала слева и чуть сзади с таким гордым видом, словно она и сама принцесса, едущая в свите никак не меньше, чем короля всего мира.
      Как же он ненавидел себя! Как же обожгли его ладонь тридцать (представьте!!!) серебряных монет, полученных за продажу двух мычащих что-то людей. Хоть и сволочи, шваль, а всё же - и Александр с неимоверным трудом удержался от того, чтобы швырнуть в грязь кожаный тяжёленький мешочек и, ухватившись за надёжную рукоять дубины, начать крушить здесь всё подряд. И всё же он внешне безразлично, словно каждый день только и проделывал подобное, принял из рук худощавого горбоносого торгаша деньги и прицепил к своему поясу.
      Уронив голову на грудь, он ничего не видел по сторонам. И пришёл в себя лишь тогда, когда вынесшие с рабского торжища куда-то на окраину сообразительные кони остановились, а в белеющей перед глазами пелене обнаружилась встревоженная мордашка Тиль.
      – Моему господину плохо? Я могу чем-то помочь благородному дону?
      По правде говоря, благородный дон уже готов был рвать и метать от презрения к самому себе… только вдруг отчего-то вспомнил, что настоящие кабальеро из вполне реального прошлого ничуть не чурались работорговли, а сам Кортес где-то в докладе королю Испании советовал тому плотнее заняться торговлей туземцами - дескать, дело весьма выгодное. Ладно, проехали… эмоции и прочие рефлексии побоку, обдумаем на досуге.
      – Видишь ли, Тиль, - вздохнул он, старательно изгоняя из глаз застящую взор дымку горечи. - Я из свободного мира, и у нас рабство запрещено. А тут…
      Оказалось, девчонка то ли благодаря наследственности, то ли образу жизни, но соображала быстро. Даром, что ли, блохастая бродячая псина куда умнее раскормленного домашнего любимца?
      – Но мой дон теперь здесь, а по нашим законам вполне можно… но не обязательно, - тут же пошла она на попятную. - Господин позволит?
      Она вскочила ногами на седло, и зачем-то завязала вокруг головы слегка удивлённого Александра верёвочку - на манер повязки, чтоб волосы в глаза не лезли. Поправила осторожно, склонилась уважительно, сложив перед мордашкой ладони - и скользнула обратно в седло.
      – Теперь каждый будет видеть, что вы не вельд и не простой горожанин, - объяснила она в ответ на вопросительный взгляд старлея. - И будут проявлять должное почтение…
      В самом деле - на постоялом дворе, куда Тиль направила уже немного подуставших коней, Александр с высоты седла и своего роста видел только согбенные спины да уважительно склонённые загривки. В конце концов, прикинув, что русский офицер где-нибудь в латиноамериканской глухомани это птица ого-го, он напустил на себя лощёный холодноватый стиль поведения. Эдакий князь Болконский и поручик Рощин в одном флаконе…
      К идее вымыться до скрипа Тиль отнеслась весьма скептически. Глянув на её скривившуюся мордашку, Александр весьма недвусмысленно показал кулак. О-о, проняло - в глазёнках сразу соображение обозначилось да уважение проявилось.
      "Хм-м, похоже - в здешних палестинах крепкую руку и силу уважают…" - раздумывал он, намыливая голову разомлевшей от такого обилия горячей воды девчонке. Правда, вместо мыла здесь имелось что-то вроде шампуня в маленьких глиняных кувшинчиках - но рояля это не играло. Уж драить до блеска извозюкавшегося в машинном масле Вовку ему было не в новинку. А что годится для пацана, то сгодится и для… гм, пацанки.
      "Ну что ж, будет вам и сила, и крепкая рука" - а голова механика уже задумывалась - коль тут используют холодное оружие… а как насчёт самострелов, арбалетов и вообще - порох изобрести можно?
      Тиль поначалу смущалась, всё закрывалась локотками, когда крепкая ладонь до ойканья тёрла её жёсткой мочалкой. Но обнаружив, что её худышечная фигура никак не настраивает хозяина на игривый лад, немного расслабилась. Правда, пониже попы но повыше, чем повыше коленок, мыла сама - пока дон смотрел чуть в сторонку. А когда Александр последний раз восхитительно полил её тёплой водой, что без устали таскали двое рабов, завернул в большое полотенце и самолично отнёс на плече в комнату, то даже заулыбалась изрядно посветлевшей и раскрасневшейся мордашкой, выглядывая из свёртка на манер младенца - уж такое-то обхождение ей явно оказалось в диковинку.
      – Всё съесть, - коротко приказал Александр, раздумывающий над кучей вещей сразу.
      Сидящая у стола девчушка, осторожно выпутавшись из полотенца, взлохматила и без того торчащие в стороны волосы и принялась уплетать. И старлей, с неимоверным удовольствием поглощая из горшочка что-то похожее на гречневую кашу со шкварками, поинтересовался у Тиль: