Павел Ивонинский
      ГОРОД, КОТОРОГО НЕ БЫЛО
      Это был самый обычный поезд, так ведь, Женька? Самый обычный поезд до города. Он шел с Восточной Равнины до конечной остановки. Конечная так и называлась - станция Город.
      И вагон был как вагон.
      За окошком уже стемнело - сверху торопливо спустился плотный сентябрьский вечер.
      Мы возвращались домой с оравой знакомых и незнакомых мальчишек. Там, на Восточной Равнине, только что закончились Большие Детские Игры. Мальчишки, голосистые и шумные, притихли к вечеру. Может, потому, что незаметно подкралась ленивая усталость. И те, кому до конечной, разлетелись по свободным местам: теперь, нахохлившись, сидят у темных окон.
      В стекле неясно отражался салон и еще женщина с красной повязкой. Контролер! Нельзя сказать, что я боялся контролеров, однако похолодело в животе - совсем как в автобусе, когда едешь без билета. Но теперь-то билеты есть! И я облегченно зашарил по карманам. Мне почему-то не нравилась эта краснолицая тетка с полевой сумкой через плечо.
      РАЗГОВОРЫ С ЖЕНЬКОЙ
      - Тьфу! - чертыхнулся Женька и беспомощно проводил взглядом цепочку светлых квадратиков и красных огоньков - уходящий поезд. Огоньки быстро таяли в синей дали. - Ты тоже хорош!
      - Да при чем тут я?
      - А ну тебя! - Женька зашагал к слепым окошкам кассы, обернулся. - Ты чего? Пошли... Да пошевеливайся, ты!
      Голос у него был обиженный и злой. Ну конечно, он же считает, что я во всем виноват. А кто мог знать, что Лешка, наш вожатый, сойдет вместе с билетами где-то у Серых Холмов? Ну кто?
      Я спросил:
      - Куда торопиться-то? До города вон сколько.
      До города было километров сорок.
      Женька нетерпеливо шевельнулся на хрустящей щебенке.
      - Вот балда! Думаешь, я хочу тащиться через эти джунгли? - Он мотнул головой в сторону чернеющего стеной недалекого леса. - Дурак. Переночевать надо.
      - Сам...
      - Чего? - не понял он.
      - Сам дурак. - И я зашагал вдоль насыпи. "Ну, все! Если ты думаешь, что меня можно обзывать как попало, то фиг тебе, Женечка! Вот так!.."
      - Пашка, ну куда ты? Обиделся, что ли? Ну, Пашка!
      "Что, Женечка, страшно одному?! Сейчас я тебе скажу..."
      Но Женька стоял рядом, виновато переминаясь с ноги на ногу. В его глазах, как и в недалеких черных окнах кассы, отражалась желтая луна. И у меня вырвалось, почему-то шепотом:
      - Бульдозер...
      Женька моргнул и облегченно заулыбался - я назвал его старым необидным прозвищем. И в самом-то деле, разве похож щупленький и тонконогий Женька на бульдозер?!
      Он потянул меня за руку:
      - Пойдем. Поздно уже.
      Проснувшийся осенний ветерок тихонько заструился со стороны остывающих рельсов, сорвав запах с потрескавшихся шпал.
      Действительно, поздно.
      Ветерок невидимой рукой пригладил траву и наши галстуки, пробежал холодным удавчиком по ногам.
      А на Восточной Равнине еще лето... Жаль, конечно, что праздник кончился.
      Звезды. Их так много в этом небе. А оно сегодня черное и бездонное, потому что все тяжелые тучи куда-то сгинули. Только небо. И звезды. Пришельцы, друзья и братья по разуму.
      - Женька! Ты спишь? Женька...
      - Ну чего тебе? - заворочался он.
      - Посмотри, какое небо.
      - Что, я его не видел, что ли?
      - Нет, ты посмотри!
      - Ну, - недовольно хмыкнул он, открыл глаза и затих... Было только слышно, как он тепло дышит мне в локоть.
      Женька беспокойно повернулся - волосы защекотали мой подбородок:
      - Пашка! Как ты думаешь, война будет?
      - Смотри, спутник! - среди звезд быстро кралась яркая точка. - Нужно загадать желание. Женька, ты загадал?
      - Нет... Пашка, ну как ты думаешь насчет войны?
      - А ты?
      - Не знаю. Думаю, что не будет. - Он посмотрел на меня в темноте. - Ее же никто не хочет.
      - А генералы?
      - Разве только они. И то не все.
      - Да. А если будет, то, наверное, все кончится сразу. Только...
      - Пашка, я загадал желание!
      - Какое?
      Женька сжал пальцы вытянутой руки в кулак, словно хотел поймать этот спутник:
      - Хочу, чтобы не было войны!
      И испуганно обернулся, боясь увидеть на моем лице улыбку. Но чему тут улыбаться-то, если сам...
      А утром меня разбудил какой-то упругий толчок и отчаянный Женькин крик:
      - Па-ашка-а-а!
      Над горизонтом уже поднялось солнце, и в розовом воздухе далекие строчки облаков казались темно-сиреневыми.
      - Да проснись ты, дубина!
      Я вскочил.
      - Смотри!
      Он рывком развернул меня в сторону, где за лесом должен быть город. Там, чудовищно разбухая в облаках, стоял черный гриб.
      - Побежали! Да не в лес! Звонить, - также отчаянно, со слезами, кричал Женька. - В кассу...
      Дверь в старенькое здание почему-то была отперта. Мне вдруг показалось, что там не окажется телефона.
      Телефон все-таки был.
      - Подожди, Женька. А как же желание?
      Но он не слушал. Он лихорадочно набрал номер городской справочной и, задыхаясь от слез, крикнул:
      - Война!
      В трубке что-то зашуршало, и сытый женский голос спросил:
      - Че-го?
      Женька оторопел:
      - Война...
      - С кем?
      - Не знаю... Таммм...
      - Мальчик, не мешай работать, - перебила трубка.
      Женька беспомощно поглядел на меня и снова метнул руку к телефону. В окно смотрелись зеленые листья сирени. Потом они свернулись, почернели, а дощатые стены налились ослепляющим жаром, поползли куда-то.
      Что сейчас творится в городе?
      Резко обрушился фасад, и сдуло крышу. Розовое с голубым, такое ласковое небо, горящий лес. Тоненькая мальчишечья рука, мечущаяся и хватающая воздух. Чей-то пионерский галстук в танцующих язычках огня.
      СЧЕТЧИК ГЕЙГЕРА
      Этот сон мне снился каждую ночь. Нет, конечно, не каждую, но все равно. И всякий раз после этого болели "боевые шрамы" - ожоги. Иногда даже казалось, что все это было по правде - слишком уж сильно колотилось по утрам сердце. И полдня потом ходил сам не свой. Да и Женька тоже...
      Ветер рывком прыгнул в открытое окно, сдул с подоконника чью-то тетрадку и записку с аккуратными буквами: "Петька дурак".
      - Мальчишки, вы готовы? Женя, торопись, опоздаешь на линейку. - Это заглянула в спальню молодая вожатая со спадающей на глаза челкой - Тамара Никандровна. Старшие ребята и храбрая малышня звали ее просто - Тамарка. Она не сердилась.
      Но была ли где-нибудь вообще Восточная Равнина? Хоть где-нибудь?
      А за окном в школьном саду радостно стучали ветками тополя, приветствуя наступающее лето. Весна в этом году запоздала. Может, у времен года есть свои поезда? Которые, как и все нормальные, опаздывают или приходят раньше времени. Видимо, весне просто не повезло с билетами. Снег сошел поздно, и только-только появились клейкие листочки. А уже скоро наступит лето и конец учебного года.
      А на Восточной Равнине скоро следующие Игры. Этот ветер, такой же, как и у нас...
      - Пашка, закрой окно. Ну!.. Опоздаем же! - Женька подошел совсем близко. - Пашка... Опять?
      Я кивнул. А что говорить?! Женька и так понял.
      Он осторожно подышал рядом;
      - Ну пойдем! А то Марь Ванна будет сердиться, Пожалуйста...
      - Пойдем, конечно.
      И мы пошли. А как же иначе? Не опаздывать же на линейку!
      Второй была физика.
      Класс озабоченно шелестел страницами и гудел, хотя шла самостоятельная работа. Все знали, что веселый и добродушный физик смотрит на такие самостоятельные сквозь пальцы. А попробуй только ошибиться у доски!
      - Лариска, дай списать!
      Лариска списать не дала.
      - У, колбаса, - Петька показал ей кулак. - Видела!
      - Утюг! - Лариска демонстративно отвернулась.
      Стремительно зашел Константиныч.
      Класс лихорадочно захлопнул учебники.
      - Ну что? Все списали?!
      Раздались веселые выкрики и смех:
      - Все!!
      - Сегодня для вашего общего развития я расскажу о счетчике Гейгера. Кропачева, сотри с доски.
      Лариска, отличница и ябеда, горделиво поплыла между парт.
      - Счетчик Гейгера применяется для обнаружения радиации и измерения ее уровня. Кропачева, оставь зеркало в покое!
      Лариска покраснела.
      - Садись на место.
      - Девица-красавица, - громким шепотом сказал Петька. На него заоглядывались.
      "Девица" незаметно показала язык.
      - Утюгов, - нестрашно прикрикнул физик.
      - А чо я?! - возмутился Петька. - Это Семенов.
      - Чего?
      - Семенов! Иди-ка сюда...
      - Ну, Утюг... - Женька нехотя поплелся к доске.
      Однако Константиныч неожиданно попросил принести из лаборантской счетчик.
      - Так... Теперь включи! Вот. Ребята, смотрите! Способ обнаружения радиации таков. В этой руке у меня капсула с солью урана. Подношу!
      Черный круг динамика засвистел и защелкал.
      - Скажите, много нас окружает радиоактивных предметов?
      - Ни одного!
      - Неправильно! - Константиныч подкрутил что-то на панели. - Внимание! Максимальная чувствительность! Слышите?!! Это фоновая радиация. Все вокруг нас немного радиоактивно. И парта, и даже люди...
      Он поднес счетчик к Женьке и чуть не выронил его, потому что раздался страшный треск.
      Женька отшатнулся, словно в него попали камнем.
      - Ничего себе! - с уважением сказала девчонка за первой партой и убрала ладошки от ушей.
      Женька медленно-медленно пятился к двери.
      - Эй, Евгений, ты куда? - очнулся Константиныч. Но Женька уже бежал по темному коридору.
      - Павел, ты знаешь, куда он побежал?
      Да, конечно, я знал. И сказал:
      - Пустите... Да пустите же!
      Все расступились.
      Да, я знал, где Женька. И поэтому, когда за мной сомкнулся плотный ребячий круг и захлопнулась дверь, я неторопливо поплелся к все время пустовавшей каморке физрука. Конечно, он там.
      В каморке Женьки не оказалось. И я еще долго бесцельно бродил по тихим коридорам, пока не наткнулся на Виолетту, нашу классную. У этой женщины был крикливый деревянный голос. И если она начинала ругаться, то почему-то немного закладывало в ушах. Но Виолетта вдруг положила мне на плечо руку, даже нагнулась чуть-чуть:
      - Выгнали?
      Я помотал головой.
      - У вас физика?
      - Да.
      - Женя на уроке?
      Я промолчал. Ничего не знает? Ах да... Она же готовилась к педсовету.
      А Виолетта продолжала:
      - За ним родители приехали...
      - Как?! - Я вскинул глаза и растерянно заморгал, даже слезы появились. Сегодня все в одну кучу: педсовет, линейка, этот чокнутый счетчик. Да еще Женькины родители. Откуда?!
      Виолетта не поняла:
      - Пав... Павел, Мы и твоих родителей найдем. - Она выпрямилась и пошла.
      А я мысленно крикнул ей вслед: "Не может быть здесь у нас родителей, не может!" Почему, я не мог объяснить. Просто знал.
      Какое все-таки странное имя: Павел. Когда хочешь сказать что-то ласковое, то Павлик - это слишком по-детски. Паша, Пашка... Нет. Это только для друзей. Павлин и Паштет не в счет. Остается только Павел. На все случаи жизни. Как сегодня.
      Женька нашелся перед самым педсоветом. Вернее, он сам меня нашел.
      - Пашка, - сказал кто-то сзади хрипловато и сумрачно.
      - Женька! Ты где пропадал?
      - Да так...
      - Женька, - я тронул его разодранную в кровь руку: где он успел? - Твои родители...
      - Да знаю я! Только не родители это.
      - А кто?
      - Хм... - Он пожал плечами. Помолчал. - Ты мной не брезгуешь? Я же радиоактивный!
      - Дурак ты... исцарапанный! - сказал я. И продолжил неуверенно: - Это же сон, наверное...
      - Сон?! И это? - Он рванул с плеча рубашку: спину и руки, как зебру, исполосовали длин - Не... - Я отвернулся. - У самого такие же.
      - А откуда это, ты знаешь? Помнишь, в кассе на окне была металлическая шторка? Вот!!
      - Ну...
      - И это сон? - он достал из кармана бережно свернутую опаленную тряпицу.
      - Это... Это же галстук! Чей?
      - Твой. Его мне тетя Маша дала.
      - И что тогда делать?
      - Не знаю. Рассказать, наверное.
      ПЕДСОВЕТ
      Педсовет состоялся по расписанию. Делать было нечего, и мы все рассказали.
      - Ну все же, откуда вы тогда?
      - Не знаю...
      - Я так и думала! - обрадовалась Виолетта. - А родители?
      - Да что, я своих родителей не знаю! - возмутился Женька.
      - Им лучше знать, ты их сын или нет.
      Женька ссутулился - с такой не поспоришь!
      - Подождите, - вмешалась Марь Ванна. - Тогда откуда взялась там эта самая... повышенная радиация?
      Она посмотрела на Константиныча: "Так?"
      - Мы уже рассказывали.
      - Но вас нашли на стройке, в домике переносного компрессора. Рядом просто взорвались баки с бензином, - четко, дикторским голосом выговорил директор.
      - Но от бензина таких ожогов не бывает! - слегка передразнил я.
      - Тогда, - в наступившей тишине начала Тамарка, - это все по правде?! И что же делать?
      Женька оглянулся на меня:
      - Ничего. Мы все сами...
      - Что - сами? - уточнил художник Виктор Павлович.
      - Уйдем.
      - Да куда-а?
      - К себе, в Город.
      - Чепуха! - Художник раздраженно заходил по учительской. - Детский бред! Даже если допустить, что это правда, то никакого города нет! Он уничтожен.
      - Зачем вы так заботитесь о нас? Так?!
      - Как?
      - Вы лучше о себе, о своем мире...
      - Что? - художник сел и приподнял очки.
      К окну совсем близко подходили разлетавшиеся вверх и вверх зеленеющие ветви тополя. Где-то громко и по-весеннему нахально орал воробей. Таких всегда много было на аллеях Города.
      Виолетта закрыла форточку.
      - Что? Что вы сказали? - повторил Виктор Павлович.
      - Я читал. Здесь, как и у нас, накоплено очень много оружия.
      - Ой, Пашка, какой ты умный! - Лариска незаметно для всех наблюдала за педсоветом.
      - Кропачева, немедленно закрой дверь! - прикрикнула Марь Ванна. - И с той стороны!
      - Вот как вы думаете, война будет? - подхватил Женька.
      Учительский коллектив интерната пошумел и затих.
      - Нет, - грустно и убежденно проговорила Тамарка, - не будет.
      - Мы так тоже думали, что не будет. Даже загадывали на это.
      - Народы не допустят.
      - Народы... А вы сами? Что вы сделали, чтобы ее не было? Что сделал каждый из вас? Вы же не думаете о ней!
      - А зачем думать? Так и свихнуться можно! - нервно усмехнулась Виолетта.
      - Ну правильно, это у вас вроде запрещенной мысли. Но в то же время надеетесь, что мир за вас кто-то сделает!
      - А ведь знаете, - неожиданно сказала Марь Ванна, - он прав. Мы на самом деле не утруждаем себя думать об этом. Привыкли к атомной бомбе, привыкнем и к войне.
      - Да успокойтесь все! - резко и гортанно сказал художник. - Будет война.
      Он поправил очки.
      - Как? - обессиленно прошептала Марь Ванна.
      - А так. Вы что, газет не читаете? Мы и мораторий предлагали, и прочее. Все напрасно.
      Женька поднял ресницы:
      - И вы не надеетесь?!
      - Нет. А каков смысл? Разве от желаний ОДНОГО человека что-нибудь изменится?
      Тамарка чуть не упала со стула:
      - Вы... Вы не играя проиграли!
      - Правильно, Женя, - встала Виолетта. - Виктор, ты, по-моему, пытаешься перекричать самого себя: будет! будет! Но кто-то маленький и упрямый все равно твердит: нет... Себя не обманешь. - Она смутилась. - Я, наверное, не то сказала.
      - А я полностью согласна с Виктором Павловичем, - подвинулась к нему историчка.
      Мне даже смешно стало - взрослые, а вот-вот подерутся.
      - Ну хватит, - хлопнул по столу директор, - Ребята, можете быть свободны.
      - Пашка, ну как?
      За дверью собралась вся наша группа.
      - Еще не знаю.
      - Женька! - из толпы к нему шагнул Петька. - Врачи приехали, они вас в спальне ждут. Ни пуха... - Он протянул руку.
      - Пашка, - Лариска сняла гребешок, и на ее плечи упали длинные волосы. Мы еще придем попрощаться, ладно?
      Я кивнул. Глупости, никакая Лариска не ябеда, нормальная девчонка, даже красивая...
      И мы пошли. Мальчишечья спальня была наверху, в конце коридора.
      - Дура, - деловито и ревниво подколол Петька. - Умрешь... Он же радиоактивный!
      - Иди ты... Утюг!
      Год учебный кончился, завтра лето.
      ПОЕЗД ДО СТАНЦИИ ГОРОД
      - Женька! Вот вы где! А я вас ищу... Почему билеты не взяли?! - вожатый Лешка улыбнулся и сунул мне мятые талончики. - Ну, я побежал!
      Мы с Женькой переглянулись и бросились к окну. Там уже темнело - сверху быстро спускался синий сентябрьский вечер.
      Поезд изгибался на повороте праздничной гирляндой светлых квадратиков и огоньков. Он был нарядный и веселый, самый обычный поезд до станции Город.