Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Большая книга - Америка

ModernLib.Net / Зарубежная проза и поэзия / Кафка Франц / Америка - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 1)
Автор: Кафка Франц
Жанр: Зарубежная проза и поэзия
Серия: Большая книга

 

 


Кафка Франц
Америка

      Франц Кафка
      Америка
      Глава первая. КОЧЕГАР
      Когда шестнадцатилетний Карл Россман, отправленный опечаленными родителями в Америку из-за того, что некая служанка соблазнила юношу и родила от него ребенка, медленно вплывал на корабле в нью-йоркскую гавань, статуя Свободы, которую он завидел еще издали, внезапно предстала перед ним как бы залитая ярким солнцем. Ее рука с мечом была по-прежнему поднята, фигуру ее овевал вольный ветер.
      - Какая высокая! - сказал он себе, меж тем как все более густой поток носильщиков, тянувшийся мимо, мало-помалу, хотя он вовсе не думал пока выходить, вынес его к самому борту.
      Молодой человек, с которым Карл немного познакомился во время плавания, сказал ему мимоходом:
      - Ну, вы все еще не решаетесь сойти?
      - Я готов, - сказал Карл, улыбнувшись ему, и с вызовом, так как был сильным парнем, вскинул на плечо свой чемодан. Но, взглянув на своего знакомого, который, помахивая тростью, уже смешался с толпой других пассажиров, он растерялся, вспомнив, что забыл в каюте свой зонт. Он попросил знакомого, пожалуй, не слишком осчастливленного этим, оказать ему любезность и присмотреть за его чемоданом, огляделся, чтобы сориентироваться при возвращении, и поспешил прочь. Внизу, к своему сожалению, Карл обнаружил, что проход, который очень сократил бы его путь, впервые оказался закрыт, что, по-видимому, было связано с полной высадкой пассажиров, и был вынужден разыскивать трапы, снова и снова следовавшие друг за другом, проходить то и дело заворачивающими коридорами, мимо пустых кают с одинокими письменными столами, - до тех пор, пока на самом деле, так как проходил этим путем раз или два и всегда в большой компании, окончательно и бесповоротно не заблудился. В растерянности, не видя кругом ни души, а только слыша над собою беспрерывно текущий тысяченогий людской поток и улавливая далекий отзвук уже остановленных машин, он, не раздумывая, принялся стучать в первую попавшуюся маленькую дверь, у которой остановился в своих блужданиях.
      - Да открыто же, - крикнули изнутри, и Карл со вздохом облегчения толкнул дверь. - Чего ради вы стучите как сумасшедший? - спросил огромного роста мужчина, едва взглянув на Карла. Откуда-то сверху через иллюминатор в жалкую каюту падал мутный, давным-давно рассеявшийся в недрах корабля свет; койка, шкаф, стул и мужчина теснились друг подле друга, как в камере хранения.
      - Я заблудился, - сказал Карл. - Во время плавания я как-то не обратил внимания, что корабль ужасно большой.
      - Да, вы правы, - произнес мужчина с оттенком гордости, продолжая заниматься замком небольшого сундучка, раз за разом закрывая его обеими руками и прислушиваясь к щелканью язычка.
      - Входите же! - воскликнул мужчина. - Не стоять же вам в коридоре!
      - Я не мешаю? - спросил Карл.
      - А чему тут можно помешать?!
      - Вы немец? - Карл решил на всякий случай подстраховаться, так как много слышал об опасностях, грозивших эмигрантам в Америке, особенно от ирландцев.
      - Да немец, немец, - сказал мужчина.
      Карл все еще медлил. Тут мужчина внезапно схватил дверную ручку и, быстро закрыв дверь, вдвинул Карла к себе в каюту.
      - Я не терплю, когда за мной подсматривают из коридора, - продолжал он, снова занявшись своим сундучком, - потому что каждый идет мимо и заглядывает сюда, такое не всякий выдержит.
      - Но коридор совершенно пуст, - сказал Карл, неловко прижатый к коечной стойке.
      - Это сейчас, - сказал мужчина. "Именно о "сейчас" и идет речь, подумал Карл. - С этим человеком нелегко столковаться".
      - Ложитесь-ка на койку, там места побольше, - сказал мужчина. Карл кое-как забрался туда, громко посмеявшись над первой неудачной попыткой. Но, едва оказавшись на койке, он воскликнул:
      - Боже милостивый, я же совсем забыл о своем чемодане!
      - Где же он?
      - На верхней палубе, его стережет мой знакомый. Как бишь его зовут? - И он вытащил из потайного кармашка, который мать пришила ему для поездки к подкладке пиджака, визитную карточку. - Буттербаум. Франц Буттербаум.
      - Чемодан вам очень нужен?
      - Естественно.
      - Тогда почему вы отдали его чужому человеку?
      - Я оставил внизу зонтик и побежал за ним, но не хотел тащиться с чемоданом. А потом я в конце концов еще и заблудился.
      - Вы один? Без сопровождающих?
      - Да, один.
      "Наверное, мне нужно держаться этого человека, - мелькнуло в голове у Карла. - Лучшего товарища мне сейчас не найти".
      - Так. Теперь вы еще и чемодан потеряли. Не говоря уж о зонтике.
      И мужчина уселся на стул, как будто теперь дело Карла приобрело для него некоторый интерес.
      - Но я полагаю, чемодан еще не потерян.
      - Блажен, кто верует, - сказал мужчина и энергично взбил свою темную, короткую, густую шевелюру. - Что ни порт, то на корабле новые обычаи. В Гамбурге ваш Буттербаум, возможно, и стерег бы чемодан; здесь же, вероятнее всего, обоих и след простыл.
      - Но тем не менее я должен сейчас посмотреть, - произнес Карл, прикидывая, как бы отсюда выбраться.
      - Лучше останьтесь, - сказал мужчина и прямо-таки грубо толкнул его назад, на койку.
      - Почему это? - сердито спросил Карл.
      - Потому что это не имеет смысла, - сказал мужчина. - Через минуту я тоже пойду, вот и отправимся вместе. Чемодан или украден - тогда ничем не поможешь, или тот человек оставил его, и мы скорее его отыщем, когда судно совсем опустеет. То же и с вашим зонтиком.
      - Вы хорошо ориентируетесь на корабле? - спросил Карл недоверчиво, и ему почудилась скрытая загвоздка, что он добрался до Нью-Йорка. Но Карла огорчало, что вещи в чемодане почти еще не были в употреблении, хотя ему, например, давно следовало бы сменить рубашку. Но на том он экономил, ясное дело; именно теперь, когда в начале жизненного пути необходимо предстать аккуратно одетым, ему придется ходить в грязной сорочке. В остальном пропажа чемодана была не слишком огорчительна, потому что костюм на нем был даже лучше того, что в чемодане; собственно говоря, тот костюм был на крайний случай, перед отъездом мать тщательно его заштопала. Тут же он припомнил, что в чемодане был еще кусок веронской салями, подарок матери, от которого он съел совсем чуть-чуть, так как в течение всего рейса у него совершенно не было аппетита и он довольствовался супом, выдаваемым на твиндеке. Но сейчас эта колбаса пришлась бы очень кстати, чтобы уважить кочегара. Ведь таких людей легко расположить к себе, подарив какой-нибудь пустяк; это Карл знал от своего отца, каковой, раздавая сигары мелким чиновникам, с которыми сталкивался по делу, неизменно привлекал их на свою сторону. Теперь у Карла для подарка оставались только деньги, а их, коль скоро чемодан потерян, он пока что трогать не хотел. Его мысли опять вернулись к чемодану; теперь он совершенно не понимал, почему во время рейса так старательно оберегал чемодан, что это бдение порою стоило ему сна, если сейчас с такой легкостью позволил себе его лишиться. Ему вспомнились пять ночей, в течение которых он беспрерывно подозревал в посягательстве на свое сокровище маленького словака, расположившегося слева от него, через две койки. Этот словак только и ждал, когда Карл, вконец ослабев, задремлет, чтобы быстренько перетянуть к себе чемодан длинной тростью, с которой он днем все время играл или упражнялся. При свете дня словак выглядел вполне безобидно, но едва наступала ночь, он время от времени поднимался со своего места, озабоченно посматривая на чемодан Карла. Это Карл видел совершенно явственно, так как кто-нибудь то и дело с беспокойством эмигранта зажигал свет, хотя корабельными порядками это строго запрещалось, и пытался разобраться в бестолковых проспектах эмиграционных агентств. Если свет зажигали поблизости, Карл мог немного вздремнуть, если же свет был далеко или вообще не горел, приходилось смотреть в оба. Эти усилия порядком его издергали, а при теперешних обстоятельствах оказались, по-видимому, вообще бессмысленными. Ох уж этот Буттербаум, ну попадись он Карлу!
      В это мгновение в ничем до сих пор не нарушаемый покой каюты откуда-то из коридора, издалека, вторглись негромкие частые звуки - как от детских ножек; вот они приблизились, стали слышнее и превратились в звук неспешных мужских шагов. Из-за тесноты коридора люди шли, видимо, вереницей, и слышался лязг, будто бряцало оружие. Карл, избавленный от забот о чемодане и словаке, едва не погрузился на койке в сон, насторожился и подтолкнул кочегара, чтобы предостеречь и его, так как голова процессии, похоже, достигла двери их каюты.
      - Это судовой оркестр, - сказал кочегар, - они отыграли наверху, а теперь идут укладываться. Все в порядке, нам тоже пора. Пойдемте!
      Он схватил Карла за руку, снял напоследок еще иконку Богоматери, висевшую в изголовье, сунул ее в нагрудный карман, взял свой сундучок и вместе с Карлом торопливо вышел из каюты.
      - Пойду сейчас в канцелярию и выскажу господам все, что я думаю. Пассажиров там больше нет, так что любезничать не обязательно. - Кочегар повторял это на разные лады и на ходу попытался пришибить ногой перебегавшую коридор крысу, но его пинок только отбросил ее ближе к норе, куда она и юркнула. Кочегар вообще был медлителен в движениях из-за своих хотя и длинных, но излишне массивных ног.
      Они шли через камбузный отсек, где несколько девушек в грязных, будто нарочно, фартуках мыли в больших чанах посуду. Кочегар подозвал некую Лину, обнял ее за талию и повел за собой, а она меж тем кокетливо прижималась к его плечу.
      - Сейчас нам выплатят деньги, пойдешь с нами? - спросил он.
      - С чего это я должна утруждать себя, лучше сюда принеси деньги, ответила она, проскользнула у него под мышкой и убежала. - Где ты подцепил такого хорошенького мальчика? - успела она еще крикнуть, но ответа ждать не стала. Девушки, прервавшие свою работу, засмеялись.
      А они отправились дальше и подошли к двери с небольшим козырьком наверху, который поддерживали маленькие позолоченные кариатиды. На корабле это выглядело просто расточительством. Карл отметил про себя, что во время рейса ни разу не попадал в эту часть корабля, вероятно предоставленную пассажирам первого и второго класса; теперь же, перед генеральной уборкой, все обычно запертые двери были распахнуты. Они в самом деле повстречали уже нескольких мужчин, несших на плече швабры и поздоровавшихся с кочегаром. Карл удивился этой рабочей суете, которую редко замечал на своей жилой палубе. Вдоль коридоров тянулись кабели электропроводки, и все время слышались удары сигнального колокола.
      Кочегар почтительно постучал в дверь и, когда послышалось: "Войдите!" жестом показал Карлу: входи, мол, не бойся. Тот вошел, но остался стоять у двери. За тремя иллюминаторами канцелярии он увидел морские волны, и при виде их радость подступила к его сердцу, словно он пять долгих дней подряд не всматривался в океанские просторы. Огромные корабли шли пересекающимся курсом, покачиваясь соответственно своим размерам. Если прищурить глаза, казалось, что корабли пошатывает от непомерной тяжести. На мачтах они несли вымпелы, длинные и узкие, расправлявшиеся на полном ходу, однако же временами бестолково трепетавшие. Порой доносились пушечные выстрелы, вероятно, салют с военных кораблей; стволы пушек одного не слишком далеко проходившего корабля, сияя блеском стали, словно нежились после благополучного плавания по бурному океану. От двери можно было также наблюдать, как вдали, проскальзывая между огромными кораблями, в гавань входило множество лодок и суденышек. А за всем этим высился Нью-Йорк, глядя на Карла тысячеоконными громадами небоскребов. Да, в этом помещении стоило побывать.
      За круглым столом сидели трое: один - судовой офицер в синей морской форме, два других - чиновники портового ведомства в черных американских мундирах. На столе лежали сложенные стопкой различные документы, которые офицер сначала с пером в руке бегло просматривал, а затем передавал чиновникам, которые то читали их, то делали выписки, то укладывали в свои портфели; порою же один из них, чуть ли не беспрерывно поскрипывавший зубами, что-то диктовал для протокола своему коллеге.
      У окна, за письменным столом, спиной к двери, сидел невысокий человек, занимавшийся огромными фолиантами, которые были расставлены перед ним на добротной полке. Возле него стоял открытый и пустой - по крайней мере на первый взгляд - сейф.
      Второй иллюминатор не был загорожен и предоставлял прекрасную возможность обзора гавани. Зато неподалеку от третьего стояли, вполголоса беседуя, двое мужчин. Один из них, прислонившийся к стене, тоже был r морской форме и поигрывал эфесом шпаги. Второй глядел в иллюминатор, и порой, когда он шевелился, можно было увидеть ордена на груди его собеседника. Он был в штатском, с тонкой бамбуковой тросточкой, которая, поскольку он держал руки на бедрах, тоже торчала как шпага.
      У Карла было маловато времени, чтобы все толком разглядеть, потому что очень скоро к ним подошел стюард и спросил кочегара, что ему здесь нужно, глядя на него при этом так, будто ему тут не место, кочегар так же тихо ответил, что хотел бы поговорить со старшим кассиром. Стюард в свою очередь жестом отклонил эту просьбу, но все же, обойдя подальше круглый стол, на цыпочках приблизился с низким поклоном к человеку с фолиантами. Тот - это было ясно видно - прямо-таки оцепенел от слов стюарда, но в конце концов повернулся к тому, кто желал с ним поговорить, и протестующе замахал руками, отказывая и кочегару, и - надежности ради - стюарду. После этого стюард вернулся к кочегару и сказал ему чуть ли не доверительно:
      - Немедленно освободите помещение!
      Услышав сей ответ, кочегар обратил свой взгляд на Карла, словно тот был его сердцем, коему он безмолвно жаловался на свое горе. Без долгих размышлений Карл сорвался с места, быстро пересек каюту, так что даже слегка задел кресло офицера; стюард семенил рядом, пригнувшись и растопырив руки, будто отгоняя назойливого паразита, но Карл первым достиг стола старшего кассира и ухватился за его край, на случай, если стюард попытается оттащить его.
      Естественно, все вокруг тотчас оживились. Морской офицер у стола вскочил; представители портового ведомства наблюдали за происходящим спокойно, но внимательно; те двое, что беседовали у иллюминатора, стали рядом; стюард, полагая, что не след ему высовываться там, где уже и начальство проявляет интерес, отступил назад. Кочегар у двери напряженно ожидал минуты, когда понадобится его помощь. И наконец, старший кассир резко повернулся направо в своем кресле.
      Карл сунул руку в потайной карман, без опаски обнаружив его перед этими людьми, вытащил свой заграничный паспорт и положил его открытым на стол, тем самым как бы представившись. Старшему кассиру паспорт показался совершенно излишней вещью, он щелчком отбросил его в сторону, после чего Карл, решив, что с формальной стороной дела покончено, снова его спрятал.
      - Я позволю себе сказать, - начал он, - что, по моему мнению, с господином кочегаром поступили несправедливо. Есть здесь некий Шубал, который его подсиживает. Господин кочегар благополучно служил на многих кораблях, которые он может вам перечислить, он прилежен, усердно исполняет свою работу, и в самом деле непонятно, почему именно на этом корабле, где служба не столь уж и трудна, не в пример паруснику, он оказался не ко двору. Стало быть, только клевета препятствует ему в продвижении по службе и лишает одобрения, которое в иной ситуации он бы непременно снискал. Я изложил лишь суть дела, свои конкретные жалобы он выскажет сам.
      Карл обращался с речью ко всему обществу, да фактически все его и слушали; и ведь среди всех них куда вероятнее мог сыскаться человек справедливый, и не обязательно это будет старший кассир. Вдобавок Карл схитрил и умолчал, что знаком с кочегаром совсем недавно. Впрочем, он высказался бы еще красноречивее, если бы его не смутило багровое лицо человека с тросточкой, которое он увидел со своего теперешнего места.
      - Все это верно, от первого до последнего слова, - сказал кочегар, прежде чем кто-либо успел задать ему вопрос и даже взглянуть на него. Эта поспешность кочегара обернулась бы большой ошибкой, если бы господин в орденах - не иначе как капитан, догадался Карл - не принял решение выслушать кочегара. Он повелительно взмахнул рукой и громко произнес: "Подойдите сюда!" Голос у него был железный, в пору молотом ковать. Теперь все зависело от кочегара, ибо что до справедливости его жалоб, то в ней Карл не сомневался.
      К счастью, тут выяснилось, что кочегар недаром много бродил по свету. Не суетясь, с достоинством вытащил он из своего сундучка связку бумаг и записную книжку, будто так и надо, подошел к капитану, полностью игнорируя старшего кассира, и разложил на подо" коннике свои доказательства. Старшему кассиру не оставалось ничего, кроме как тоже перебраться поближе.
      Этот человек - известный склочник, - объяснил он, - и больше отирается в канцелярии, чем в машинном отделении. Шубала, этого выдержанного человека, он довел до полного отчаяния. Послушайте! - обратился он к кочегару. - Ваша назойливость в самом деле дошла до предела. Сколько раз вас уже выставляли из бухгалтерии, как вы того и заслуживали своими совершенно и исключительно необоснованными претензиями! Сколько раз вы оттуда прибегали ко мне! Сколько раз вам объясняли по-хорошему, что Шубал - ваш непосредственный начальник, с которым вы, его подчиненный, обязаны ладить! А теперь вы являетесь еще и сюда бесстыдно надоедать господину капитану, мало того, у вас хватило наглости привести с собой подголоска - этого юнца, который заученно твердит ваши пошлые обвинения, а его я вообще вижу на судне в первый раз!
      Карла так и подмывало выскочить вперед, однако он сдержался. Но тут вмешался капитан:
      - Давайте все же выслушаем этого человека. Мне тоже кажется, что Шубал с некоторых пор берет на себя слишком много, но этим я ничего не хочу сказать в ваше оправдание.
      Последнее относилось к кочегару; вполне естественно, что капитан не мог сразу за него вступиться, но, похоже, все шло как надо. Кочегар приступил к объяснениям и, превозмогая себя, с самого начала титуловал Шубала "господином". А Карл всей душой радовался, стоя у покинутого старшим кассиром письменного стола и от удовольствия покачивая почтовые весы.
      - Господин Шубал несправедлив! Господин Шубал покровительствует иностранцам! Господин Шубал выгнал меня из машинного отделения и заставил чистить гальюны, что конечно же не является обязанностью кочегара!
      Под сомнение была поставлена даже деловитость господина Шубала: она, мол, скорее мнимая, чем наличествующая фактически. На этом месте Карл пристально посмотрел на капитана, доверительно, словно был его коллегой: дескать, не обессудьте, такая уж у кочегара неловкая манера выражаться. Как бы там ни было, ничего конкретного в этой долгой речи не прозвучало, и, хотя капитан все еще смотрел прямо перед собой, твердо решив на сей раз выслушать кочегара до конца, остальные уже выказывали признаки нетерпения, и вскоре голос кочегара перестал быть центром общего внимания, что вызывало известные опасения. Сначала человек в штатском пустил в ход бамбуковую тросточку, постукивая ею - хоть и чуть слышно - по полу. Другие посматривали по сторонам; чиновники из портового ведомства, очевидно торопившиеся, снова взялись за документы и начали, пока еще рассеянно, их просматривать; офицер опять придвинул свой стул поближе, а старший кассир, полагая, что победа за ним, вздохнул с подчеркнутой насмешкой; Всеобщая рассеянность не затронула, пожалуй; лишь стюарда, который в какой-то мере изведал страдания маленького человека под пятою сильных мира сего и серьезно кивал Карлу, будто желая этим что-то объяснить.
      Меж тем порт за окном жил своей жизнью, низкая баржа с горой бочек, искусно уложенных так, чтобы они не раскатывались, прошла мимо, на минуту погрузив помещение в полумрак; катерки, которые Карл, будь у него время, мог бы сейчас как следует разглядеть, стрелой летели вперед, подчиняясь уверенным рукам рулевых. Странные плавающие предметы неожиданно выныривали тут и там из беспокойной воды и снова скрывались в пучине от изумленных взоров; резвые гребцы-матросы вели вперед шлюпки океанских пароходов, набитые пассажирами - стиснутые со всех сторон, они сидели робкие и полные ожидания, хотя кое-кто не упускал случая повертеть головой, разглядывая изменчивый вид. Бесконечное движение, беспокойство неугомонной стихии передавались маленьким человечкам и плодам их труда!
      И все призывало к быстроте, к ясности, к совершенно четкому исполнению обязанностей, а чем был занят кочегар? Он весь вспотел от своей речи и давным-давно не мог дрожащими руками удерживать на подоконнике свои бумаги; со всех сторон света собирались к нему жалобы на Шубала, каждой из которых, по его мнению, вполне хватало, чтобы уничтожить этого Шубала, но капитану он сумел предъявить лишь печальную неразбериху. Господин с бамбуковой тросточкой давно уже легонько насвистывал, глядя на потолок; портовые чиновники взяли офицера за столом в осаду и всем своим видом показывали, что освобождать его не намерены; старшего кассира удерживало от вмешательства явно только спокойствие капитана; стюард, стоя по стойке "смирно", с минуты на минуту ожидал распоряжения капитана относительно кочегара.
      Тут уж Карл не мог оставаться пассивным. Он медленно направился к кочегару, стараясь на ходу сообразить, как бы поискуснее взяться за дело. Пора было вмешаться, ведь еще немного - и они с кочегаром могут быстренько вылететь из канцелярии. Капитан, конечно, человек добрый, к тому же именно сейчас, как казалось Карлу, у него есть особые основания выступить в роли справедливого начальника, но нельзя же заговаривать его до полусмерти, а кочегар именно это и делал, пусть и от безграничного возмущения. Итак, Карл обратился к кочегару:
      - Вы должны рассказывать проще, яснее, господин капитан не в силах уразуметь ваш сбивчивый рассказ. Разве он знает всех машинистов и рассыльных по фамилиям, а тем более по именам, чтобы сразу, едва вы произнесете какое-либо имя, догадаться, о ком идет речь? Изложите ваши жалобы по порядку; во-первых, назовите самую главную, а затем, по нисходящей, остальные; может быть, тогда будет вовсе незачем большинство из них даже упоминать. Мне-то вы очень четко все представили!
      "Если в Америке можно похищать чемоданы, то и солгать иногда тоже не грех", - подумал он в свое оправдание.
      Хоть бы это помогло! Не слишком ли поздно? Правда, услышав знакомый голос, кочегар тотчас умолк, но глаза его, полные слез от оскорбленного мужского самолюбия, ужасных воспоминаний и теперешнего крайне бедственного положения, уже толком не узнавали Карла. Да и как ему было именно сейчас Карл без слов понял умолкшего кочегара, - как ему было именно сейчас вдруг изменить свою манеру выражаться, ведь он полагал, что все уже сказал, не возбудив ни малейшего сочувствия, с другой стороны, будто вовсе ничего еще не сказал, но уже не может ожидать, что господа выслушают его до конца! И в такой-то вот момент вмешивается Карл, его единственный союзник, хочет дать ему добрый совет, а вместо этого показывает, что все, все пропало!
      "Мне бы вмешаться раньше, вместо того чтобы глазеть в окно", - сказал себе Карл, опустив голову под взглядом кочегара и в отчаянии хлопнув ладонями по бедрам. Но кочегар истолковал это превратно, по-видимому, он заподозрил в поведении Карла некий тайный упрек себе и, намереваясь разубедить его, в довершение всего заспорил с Карлом. И это когда господа за круглым столом давно уже сердились на нелепый шум, мешающий их важной работе, когда старший кассир, вконец озадаченный терпеливостью капитана, готов был вот-вот взорваться, когда стюард, снова полностью на стороне хозяев, буквально испепелял кочегара взглядом и, наконец, когда господин с бамбуковой тросточкой, на которого время от времени дружески поглядывал даже капитан, совершенно охладел к кочегару, более того - проникся к нему отвращением и, вытащив записную книжечку, явно размышлял о своих делах, переводя взгляд с записной книжечки на Карла и обратно.
      - Я же знаю, - сказал Карл, стараясь отразить обратившееся теперь против него словоизвержение кочегара, но при всем том дружески ему улыбаясь, - вы правы, правы, я в этом нисколько не сомневаюсь. - Из страха перед дракою он бы охотно схватил размахивающие руки кочегара, а еще лучше отвел бы его в угол и шепнул несколько успокоительных слов, чтоб никто больше их не слыхал. Но кочегар закусил удила. Теперь уже Карл пытался найти какое-никакое утешение в мысли, что, на худой конец, кочегар покорит всех семерых присутствующих здесь мужчин силою своего отчаяния. Кстати, на письменном столе, если взглянуть повнимательнее, имелся пульт со множеством электрических кнопок; хлопни по нему рукой - и весь корабль с его коридорами, полными враждебных людей, будет поднят на ноги.
      Тут к Карлу подошел тот самый индифферентный господин с бамбуковой тросточкой и не слишком громко, но отчетливо, перекрыв выкрики кочегара, спросил:
      - Как же вас, собственно, зовут?
      В этот миг в дверь постучали, будто только и ждали там этого вопроса. Стюард взглянул на капитана, тот кивнул. Стюард подошел к двери и открыл ее. На пороге стоял мужчина средней комплекции, в старом сюртуке, по виду не очень-то подходящий для работы с машинами, и все-таки это был - Шубал. Если бы Карл не понял этого по лицам присутствующих, на которых отразилось известное удовлетворение - в том числе и на лице капитана, - он непременно догадался бы об этом по ужасу кочегара, так стиснувшего кулаки обвисших рук, будто это действие для него - самое важное и он готов пожертвовать ради него всей своей жизнью. В сжатые кулаки устремились все его силы, даже те, что помогали ему держаться на ногах.
      "Итак, вот он, враг, свободный и свежий в парадном ноем костюме, с конторской книгой под мышкой - вероятно, это были платежные ведомости и характеристики кочегара, - смотрит в глаза всем по очереди, не срывая, что пытается установить настроение каждого. Семеро были уже на его стороне, ведь если раньше у капитана и были кое-какие претензии к нему, объективные или хотя бы притворные, то после мучений, которые он принял от кочегара, Шубал, по всей вероятности, казался ему безупречным работником. С такими, как кочегар, мягко обращаться нельзя, и упрекнуть Шубала можно лишь в том, что даже за столь долгий срок он не сумел сломить строптивость кочегара, который посмел явиться нынче к капитану.
      Вот теперь, вероятно, можно предположить, что очная ставка кочегара и Шубала произведет на этих людей именно то воздействие, какое она должна оказывать на высокое собрание, ибо, хотя Шубал и умел хорошо притворяться, он вряд ли сможет удержаться в своей роли до конца. Коротенькой вспышки его злобы хватит, чтобы присутствующие ее заметили, уж об этом Карл позаботится. Он уже кое-что знал о проницательности, слабостях, капризах каждого, и с этой точки зрения проведенное здесь время не пропало зря. Только бы кочегар остался на высоте, но он казался совершенно небоеспособным. Если бы Шубала к нему подвели, он бы, верно, смог разбить кулаками его ненавистный череп. Однако же сделать самому несколько шагов к этому человеку кочегар был не в силах. Отчего столь предусмотрительный Карл не предусмотрел, что Шубал должен в конце концов прийти, если не по собственной инициативе, то по зову капитана? Отчего по дороге сюда он не обсудил с кочегаром точный план действий, - на деле-то они просто вошли в эту дверь до ужаса неподготовленные. Способен ли кочегар вообще говорить, отвечать "да" и <нет", как положено на перекрестном допросе, каковой, кстати, предстоял лишь в самом благоприятном случае? Вон стоит - ноги расставил, колени дрожат, голова чуть приподнята, и воздух клокочет в открытой глотке, будто в груди больше нет легких, чтобы справиться с дыханием.
      Сам Карл, однако, чувствовал себя столь сильным и рассудительным, каким дома, пожалуй, никогда не бывал. Видели бы его родители, как он на чужбине, перед важными особами, отстаивает добро и, хотя пока не добился победы, приготовился сражаться до конца! Изменили бы они свое мнение о нем? Посадили бы рядом с собой за стол? Похвалили бы? В кои-то веки заглянули бы в его любящие глаза? Праздные вопросы и совсем не время их задавать!
      - Я пришел, полагая, что кочегар обвиняет меня в каких-то неблаговидных поступках; Девушка с камбуза сказала мне, что видела, как он направился сюда. Господин капитан и вы все, господа, я готов документально опровергнуть любое обвинение, а в случае необходимости и показаниями объективных и незаинтересованных свидетелей, которые ждут за дверью. - Так говорил Шубал. Во всяком случае, это была внятная человеческая речь, и по изменившемуся выражению на лицах слушателей можно было подумать, будто впервые за долгое время они вновь слышат членораздельные звуки. Правда, они не заметили, что и эта прекрасная речь страдала шероховатостями. Почему первыми словами, что пришли ему на ум, были - "неблаговидные поступки"? Может быть, обвинения и нужно было начинать с этого, а не с национальных предрассудков Шубала? Девушка с камбуза видела кочегара на пути в канцелярию, и Шубал тут же все понял? Не подтолкнуло ли его к пониманию чувство вины? И он тотчас привел с собой свидетелей, назвав их, в довершение всего, "объективными" и "незаинтересованными"? Плутовство, и только! А присутствующие это терпят да еще считают такое поведение достойным? Зачем ему понадобилось, чтобы между разговором с девушкой и его прибытием сюда прошло так много времени? Не иначе как затем, чтобы кочегар вконец утомил господ и рассудок их омрачился, а рассудка-то Шубал и опасался в первую очередь. Он ведь явно долго стоял за дверью и постучал лишь в тот миг, когда, услыхав праздный вопрос того господина, укрепился в мысли, что с кочегаром все кончено.
      Все было ясно, ведь и Шубал представил дело именно так, хоть и против воли, но господам надо было показать это иначе, более наглядно. Они нуждались во встряске. Поэтому быстрее, Карл, лови момент, пока не явились свидетели и не заполнили канцелярию!
      А капитан как раз в это время сделал знак Шубалу, и тот - поскольку его дело вроде бы ненадолго отложили ~ сразу же отошел в сторону и тихонько заговорил с присоединившимся к нему стюардом; при этом они многозначительно жестикулировали и поминутно искоса поглядывали на Карла и на кочегара. Казалось, что Шубал репетировал новую речь.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4