Все скользит и скользит страна, названная Россией, к своему печальному финалу. И все чаще мы задумываемся: а нельзя ли было переломить эту тенденцию раньше? Можно ли было избежать позора и разгрома 1990-х, которые распылили и уничтожили остатки нашей национальной энергии?
      И каждый раз мы тяжело вздыхаем. Август 1991-го? Нет. Не получалось. Вся страна была объята безумием. Всем казалось, что хуже быть не может. Власти «демократов» еще не видели. Еще впереди были кровь междоусобных войн, развал армии, массовые казни, взрывы террористов. И явись мы тогда в 1991-й из нашего времени, и расскажи обо всем, что случится — большинство нам бы не поверило.
      Но была еще одна точка возможного поворота — осень 1993-го. Время, в которое новая власть уже успела показать себя. Пусть и не во всей красе, но все же выглянула ее людоедская, воровская харя.
      И опять мы должны сказать горькое «увы»…
      Все дальше уходят в историю трагические дни той осени. Память павших в борьбе с режимом для нас свята. Но все же настало время приглушить эмоции и включить рассудок, честно ответив самим себе на непростой вопрос. А могли ли мы, невооруженные повстанцы, в принципе выиграть тогда Россию, вырвав ее из лап хаоса и опустошения?

      Давайте представим себе, как вечером 3 октября, когда массы восставших хлынули к телецентру в Останкино, Ельцин, переодевшись в женское платье, бежит в посольство США…
      Вопреки расхожему мнению, история имеет сослагательное наклонение. Во всяком случае, умные люди и в США, и у нас давно это открыли. Изучение того, почему история в переломных точках повернула на один из возможных путей, помогает управлять будущим — ибо ты понимаешь, как можно направлять события на исторических развилках.
      Итак, повстанцы 3 октября 1993-го торжествуют, и войска переходят на их сторону. Правда, чтобы допустить такой разворот событий, придется забыть о том, какая неразбериха царила в стане защитников Советов, равно как и об «организаторских способностях» как Хасбулатова, так и Руцкого. Сделаем и это допущение.
      На следующий день выясняется, что в руках победителей оказался самый большой обрубок СССР (РФ), у которого еще кровоточат свежие раны на границах. В РФ свирепствует гиперинфляция, производство лежит на боку без оборотных средств. Города почти полностью зависят от импорта продовольствия. Хотя большинство предприятий еще не приватизировано, еще нет олигархов, а нефть и газ находятся в руках государства — но уже нет и прежней системы управления, погибли порядок и дисциплина. Директорский корпус самозабвенно обчищает собственные заводы-фабрики и вывозит деньги за рубеж, а мировые цены на энергоносители низки (они вдвое меньше нынешних). Страна и общество поражены эпидемией самопроедания. И когда эйфория прошла бы, победителям Ельцина становилось жутковато.
 

      Угроза экономического коллапса — вот самая большая беда, которая подстерегала победителей Ельцина в тот момент. Даже не угроза гражданской войны-93, о которой сегодня талдычат записные демократы. Подавить прозападную, либеральную интеллигенцию и всяких защитников Ельцина-Белого Дома — Свободы образца 1991 года («ебелдосов») удалось бы очень быстро — для этого хватало ввода в Москву и Питер нескольких эшелонов с рабочими из провинции и нескольких военных частей оттуда же, вдоволь нахлебавшихся «реформ». А вот с экономической катастрофой так не сладишь.
      Оглядываясь назад, понимаешь: спасти страну могли бы только очень выверенные меры, которые включали в себя и сталинскую жестокость, и рузвельтовский прагматизм. Страна нуждалась в сочетании социализма в одних отраслях и ультралиберализма — в других. Нужна была ставка на самые прорывные технологии завтрашнего дня, а это невозможно без подавления могущественного лобби экономики прошлого. Например, нефтегазовой братии. Нужно было вводить свободу мелко-среднего предпринимательства на фоне установления полной госмонополии на вывоз энергоносителей и стратегического сырья, на торговлю спиртным. При всем этом пришлось бы вести политику «нового 1937-го» в отношении крупных мародеров, вывозивших за рубеж миллиарды долларов, искоренять прозападные группировки, силой оружия уничтожать криминал и сепаратистов.
      Оную политику пришлось бы окормлять с помощью финансового и планового гения, сопоставимого разве что с гением Яльмара Шахта, великого экономического лидера Германии 1930-х годов. А для промышленного прорыва понадобились бы железные сталинские наркомы.
      Иными словами, России требовалась умная, упорная и железная власть. И опираться она могла лишь на сильную, по-военному организованную партию с четким видением будущего. То есть, тот самый субъективный фактор.
      Ничего этого у вероятных победителей ельцинского режима не имелось. А что наличествовало? Аморфная масса нардепов, которые еще вчера крушили СССР, чествовали Ельцина и голосовали за «независимость России». (Смертельным ударом по Союзу стала Декларация о суверенитете РФ, принятая «патриотическим» парламентом 12 июня 1990 года). И если одни несли красные знамена, то другие пели «Боже, царя храни». Была разноголосица массы экономических программ и шелуха красивых лозунгов то о «социально ориентированной рыночной экономике», то о замораживании цен. Были сотни партий и партиек. Были первостатейные бузотеры — воркутинские шахтеры, еще осенью 1991-го славшие поздравительные телеграммы генералу Дудаеву.
      Был люмпенизированный народ, который ни черта понимать не хотел, миллионами голосовал за Ельцина, и в массе своей не поддержал восставших — хотя в следующие годы ходил на тот же Горбатый мост, стучал касками и стоял с плакатами, выбивая из правительства причитающиеся гроши. Причем по отдельности, разными группами и профессиями — хотя надо было приходить той осенью и разом.
      Были два вождя (Руцкой и Хасбулатов), которые доказали полную организационную беспомощность в реальном октябре-93. Те самые, которые совсем незадолго до трагедии сделали карьеру на костях СССР и не раз выступали «перевертышами». К тому же, у каждого из них имелась своя группа бизнесменов, охочих до собственности и бюджетного пирога. А чего стоил Руцкой — показало его губернаторство в Курске. Там до сих пор вспоминают его замашки местечкового шейха, и свадьбу, на которой с вертолета сыпался «миллион алых роз».
      А Хасбулатов? Когда мой товарищ Леша Воробьев брал интервью у Руслана Имрановича в десятую годовщину кровавого октября, то чуть не офонарел. Хаз погнал сильную пургу насчет прирожденного рабства в душах русских. Мол, это я задумывал радикальные рыночные реформы, а Гайдар с Чубайсом просто заимствовали мои идеи. И независимость Чечни — это хорошо. Как вы думаете, куда завел бы страну такой «титан мысли»?
      Наконец, приближались выборы в народные депутаты, на которых все хотели понравиться народу.
      И потому развитие событий в случае поражения ельцинизма читается довольно ясно. Хасбулатов и Руцкой моментально переходили в оппозицию друг к другу, и конфликт «Ельцин-Верховный Совет» повторялся в новом обличье. И из-за личных особенностей победителей, и из-за переделанной десятки раз конституции. Сталкивались интересы и деловых кругов, стоявших за обоими лидерами.
      Зная и других столпов тогдашней оппозиции, понимаешь: ни черта с умной и выверенной политикой не получилось бы. Все сводилось к печатанию рублей, которые пошли бы не на инвестиционные проекты, а на затыкание бюджетных дыр. Оно и понятно: в первом случае народу пришлось бы терпеть и работать — а во втором случае представлялся случай прослыть «добренькими», раздавая ничем не обеспеченные деньги. Страна срывалась в дичайшую инфляцию «а-ля Керенский» или «а-ля Веймарская Германия» — миллиард рублей за хлебную булку. Неуклюжие попытки заморозить цены при падающем производстве только усугубляли хаос и порождали пустые магазины. На это накладывались свары в верхах, стихийные бунты на предприятиях, всплеск сепаратизма в Татарии, Башкирии и на Северном Кавказе, проблемы с продовольствием. На улицах националисты схватываются с коммунистами. Запад вводит санкции против «красно-коричневого», «ксенофобского» и «антисемитского режима». А на фоне этого бедлама и директоры предприятий, и бизнесмены продолжали бы лихорадочно тащить средства по своим личным закромам, саботируя попытки ввести железную дисциплину по образцу Сталина.
      В этих условиях армия раскалывается, и в ее среде образуются сразу несколько претендентов в диктаторы-спасители Отечества. Между ними начинаются «разборки», в которые втягиваются губернаторы, этнократическая верхушка национальных республик, криминалитет, вожаки более или менее организованных движений, бизнесмены. И вот теперь действительно вспыхивает междоусобная война. И творится это все в стране, нашпигованной реакторами, ядерным и химическим оружием, опасными производствами…
      Стоит ли продолжать это описание? Теперь вы понимаете, почему на Западе хватались за сердце, когда в Москве начались те злосчастные события.
 

      Давайте предположим, что власть осенью 1993-го захватили бы коммунисты из КПРФ (хотя это вообще выглядит сказкой). Ну, все-таки представим этот вариант. И что же?
      Да ничего хорошего. Ведь в таком случае бразды правления оказывались у силы отсталой, вялой, у силы вчерашней эпохи. Это мы хорошо знаем по опыту последующей деятельности КПРФ, безбожно продувавшей все схватки с группировкой даже не ушлых западников, а кучкой доморощенных вороватых «демократов» на нашей памяти, в Текущей Реальности. Верхушка КПРФ косна, лишена фантазии и инициативы, неизобретательна, скупа, тяжела на подъем. Ее доктрины — это нафталин, старье.
      Легко себе представить, что сотворила бы эта партия, получи она в руки еще неразграбленные миллиарды долларов, еще не приватизированные потоки денег от экспорта сырья. Конечно, КПРФ вложила бы их в промышленность — но в промышленность не завтрашнего дня, которая нужна для рывка России из небытия и пепелищ исторического разгрома. Поневоле вспоминается «Белая книга», изданная КПРФ пару лет назад. Она должна была стать обвинением «демократам», обличить их в разгроме отечественного производства. И что из этого получилось? Более унылого и скучного чтения найти трудно. Какое-то монотонное бубнение по поводу «падения производства чулочно-носочных изделий по сравнению с 1990 годом». И — почти ни слова о качественном провале, о биотехнологиях, об авиакосмических проектах, об энергетике будущего.
      И вдруг ясно увиделось, что произошло бы в случае их победы в 1993 году. Мы рисковали увидеть громадные деньги, вгроханные в спасение никому не нужного производства «чулочно-носочных изделий». Снова запущенный конвейер по клепанию бесполезных танков. Несчитанные бабки, угробленные на поддержку безнадежно устаревших «москвичей» и «жигулей». Слишком хорошо зная этих пожилых товарищей (а также их некоторые замашки при работе в Думе), мы прекрасно представляем то, как они закупили б подержанное западное оборудование (которое нам бы спихнули с радостью) и принялись бы гнать, скажем, видеокассеты, а весь мир переходил бы на DVD. Вряд ли бы они воспользовались и новейшими технологиями в энергетике и жилищно-коммунальном хозяйстве, в строительстве домов. Вряд ли бы они смогли воспользоваться теми уникальными русскими разработками, которые нет еще нигде в мире, построив малозатратную экономику чуда. Скорее всего, продолжали бы тупо класть трубы, строить панельные чудища, плодить все те же котельные. Вместо того, чтобы в разы сокращать потребление тепла, нефти, газа и электричества, эта партия явно бросилась бы строить очередные гиганты энергетики и тюмени-самотлоры. В общем, началась бы стройка экономики развитого индустриализма в мире, где индустриализм уходит, где на смену грязным промышленным гигантам идет нечто небольшое, чистое, архипроизводительное. Где будущее — за нанотехнологиями, в которых микроскопические ассемблеры-сборщики будут делать любые вещи, переставляя атомы в куче отходов. За нанотехнологиями, которые сделают ненужными громадные затраты нефти и миллионные армии рабочих. Вместо этого нас бы опять призвали добывать больше нефти и угля, плавить больше стали и т.д. И все это в конце концов заканчивалось полным проигрышем цивилизационной гонки, очередным унижением перед Западом, зазря потраченными миллиардами…