На лестнице шаги. Наконец-то. Их еле слышно, но она еще ни разу не ошиблась.
      Илья Борисович вдавливает кнопку звонка со смешанным чувством радости и страха. Он знает, сейчас откроется дверь, и будет Нина. Он уверен в этом. И каждый раз одна и та же бредовая мысль: откроется дверь, а Нины не будет и никогда не было, и...
      Они долго стоят обнявшись.
      - Как ты сегодня? - спрашивает Креймер.
      - Хорошо. Она не кривит душой. Теперь, когда он рядом, все пережитое за день лишь маячит в сознании полузабытым сном.
      - Ты мог бы прийти пораньше, - ворчит старуха, накрывая на стол.
      - А что сегодня у тебя? - спрашивает Нина, радостно отмечая, что Илья с нетерпением ждал этого вопроса. Все-таки удалось отунить его думать о ней, как о тяжелобольной, с которой нельзя .говорить, не взвесив предварительно последствий откровенности. А ей хотелось быть для него кем угодно, только не пациенткой.
      - Опухоли у Боба совсем не прощупываются.
      "Выходит, опять неудача? Чем же он доволен?" - думает Нина.
      Илья Борисович понял ее недоумение, улыбнулся: - В науке иногда, как в детективе, уважаемый филолог.
      Если загадки начинают громоздиться, нарушая всякую логику, - конец на следующей странице, Диме Маленькому совсем не до шуток. Самой большой загадкой для него сделался собственный организм. Боли исчезли вернулся студенческий аппетит и... вообще какая-то чертовщина...
      Перечитав записанное, Дима захлопнул черную тетрадь.
      В деловитом изложении все это выглядит очень бледно. Записать бы прямо: "Я испытываю такое чувство, будто кто-то за шиворот вытащил меня из гроба и послал в киоск за газетами".
      Уже поздно. Ехать домой не на чем, и все равно сегодня не заснуть.
      Дима накидывает плащ. Ему захотелось еще раз взглянуть на Боба.
      В дежурке он с удовольствием, вслух читает последнюю запись в "истории болезни": "температура - 37, роэ - норма, резко увеличен апптетит".
      - Боюсь, ваша обезьяна скоро поужинает мною, - шутит ветеринар.
      - И получит премию за рациональное сокращение штатов, - острит Маленький.
      Боб гортанно приветствует его появление.
      - Допустим, - ответил Дима, пожимая шершавую, как наждак, ладонь.
      - Вот что, друг мой волосатый, нам с тобой здорово повезло. Это факт. Иначе плакали по нас джунгли.
      Боб шлепнулся на спину, задрыгал всеми четырьмя.
      - Тебе не верится? Мне тоже. Ну, ну, не очень расходись.
      Обезьянья старость с внучатами нам еще не обеспечена.
      Окончательно я узнаю об этом в Москве.
      Дима закурил, и Боб, морщась, отковылял в угол.
      - А главное, из вашей хоп-компании уже давно не получается двуногих. Как ни оскорбительно для тебя, но мне приходится иметь в виду и это. - Дима поймал брошенный в него финик и подумал, что ему все-таки очень хочется дожить до этой самой обезьяньей старости.
      Утром Креймер, не раздеваясь и словно продолжая начатый разговор, коротко бросил: - A теперь в виварий.
      Сперва занялись животными группы "А". Бог одну за другой производил операции. Лаборанты едва успевали сортировать полученный биопсический материал. Дима тут же готовил штаммы для электронно-микроскопических исследований.
      Наконец, Креймер сделал паузу, смахнул со лба капельки пота.
      - Как видите, у всех особей, подвергнутых канцерогенному облучению с последующим введением активатора, обра" зовались опухоли с локализацией в пораженных тканях.
      - Если случай с Джеммой - закономерность, эти новообразования не должны быть злокачественными, - подхватил Дима.
      - А вы еще сомневаетесь в этом?
      Маленький пропустил насмешку мимо ушей. Ему не терпелось высказать мысль, целиком захватившую его.
      - Тогда в группе "А плюс лучевой агент" могут вообще отсутствовать опухоли... Вообще...
      Димэ, ошалело улыбаясь, взглянул на Креймера.
      - Продолжим... - строго сказал Бог.
      Белинский задержался у температурного листа, через плечо спросил у старшей сестры: - Новенькая?
      В это время вошел Краймер. Он слышал вопрос и, буквально оттерев коллегу плечом, загородил пациентку.
      "Неужели Нина?" - Белинский всматривался из-за спины Креймера в худенькую, с тонкими, как у подростка, руками, женщину.
      Бог оглянулся.
      Белинский поспешно вышел.
      "Тюлень сопливый!" - мысленно выругался Креймер, - У бедняги совсем худо с глазами,-сказал Илья Борисович, - теЛескопы вместо стекол носит, а все равно...
      Он неожиданно нагибается, целует ее в шею.
      - Так наверное ты выглядела в семнадцать лет, правда? Но здесь, хочешь или не хочешь, тебе придется опять располнеть, - И тогда ты меня разлюбишь, - смеется Нина.
      Илье тяжело притворяться, и она, как может, помогает ему. Он заметно повеселел и даже рассказывает анекдот, наскоро извлеченный из недр памяти. Потом; словно извиняясь, говорит: - У меня еще осталась кое-какая работа, ненадолго.
      От встречи с Ниной у Димы осталось одно самое сильное впечатление: каким чудом удается ей не сгибаться под тяжестью волос.
      Тем с большим удивлением наблюдал он за вернувшимся из стационара шефом. В Креймера, казалось, влили сверхмощный фермент энергии.
      - Скажите, Дима, как специалист, когда к спортсмену приходит второе дыхание.
      - Биотоки!..
      -. Что?
      - Это не вам... Второе дыхание?..
      Креймер с интересом ждал.
      - Когда хуже быть не может и, значит, терять нечего.
      Конечно, если он хороший спортсмен и не растратил волю до копейки.
      Илья Борисович удовлетворенно кивнул и вдруг весело подмигнул Диме.
      "Все ясно, как в полдень в Гаграх. Бог - один из тех чудаков, которых неясность мучает больше, чем самая страшная явь. Теперь он будет бороться, как лев, до последнего клочка шевелюры", - подытожил свои размышления Дима и тоже удовлетворенно хмыкнул.
      Креймер заразил его своей энергией, и он успел закончить обобщенный биохимический анализ проведенных экспериментов.
      Шеф благосклонно принял анализ и фыркнул по поводу заявления о недельном отгуле.
      - Ехать я должен обязательно, - заупрямился Дима.
      - Вечно у вас какие-то тайны, и в самое неподходящее время.
      - Я член секты прыгунов и когда мне приспичит прыгать, это вроде морфийного голодания.
      Креймер, размашисто надписывая клочок бумажки (в институте не очень считались с канцелярией), не удержался: - Мне иногда кажется, что ваша голова попала не в свой комплект.
      Наверно, у каждого есть любимый музыкальный инструмент, при звуках которого сам превращаешься в щемящую струну. Для Нины таким инструментом был оркестр.
      Белинскому очень хотелось загладить свою нетактичность, и он раздобыл для нее японский транзистор. Теперь она получила возможность, как понтапоном, часами глушить себя музыкой.
      За эту неделю Нина словно заново прожила ту часть детства, в которой не было астраханской тетки и чужого распухшего человека под остановившимися часами. Был огромный пустой зал, где она поудобнее усаживалась в каком-нибудь кресле, а отец легким упругим движением поднимался на возвышение к оркестру, и сразу наступала тишина, такая торжественная, что Нина боялась нечаянно скрипнуть стулом.
      Затаив дыхание, она следила за отцовскими руками, которые должны привести в движение сказочный мир струн и блестящего металла. А когда репетиция кончалась, Нина подходила совсем близко и говорила: "Очень хорошо, спасибо" и терпеливо ждала, пока музыканты постучат смычками о пюпитры. Обычное вознаграждение, которым она очень гордилась.
      Скрипнула дверь. Белинский. Он почти ежедневно сообщает ей новости.связанные с успехами той или иной группы исследователей. Это один из его методов психологического воздействия на трудных пациентов. Как-то, дослушав до конца очередное сообщение, она насмешливо спросила: - А вы сами верите, что мы еще успеем воспользоваться достижениями науки?
      Наверно он вспомнил, что ее гошнит даже от жидкой пищи, и поэтому растерянно молчал. Ей сразу стало жаль его: - Конечно, верите, иначе здесь работать нельзя.
      Сегодняшняя новость была особенно интересной. С отчетом о работе своей группы выступит Креймер.
      - От этого доклада ждут многого. - Белинский помял очки, спросил: Вам, случайно, ничего не известно?
      Нина показала головой, а он убежденно сказал: - Раз взял слово, значит, есть о чем сказать...
      ...Да, ему есть о чем сказать. Креймер обвел аудиторию взглядом и, как скальпель, взял в руки записки.
      - Вопреки нашему первоначальному предположению, обнаруженный внутриклеточный элемент не является фактором, обусловливающим возникновение злокачественных опухолей.
      Наоборот, он обладает фенотеническими признаками гранул, выполняющих в эмбрионах роль мощного стимулятора нормального роста. В дальнейшем необходимость в ускоренном росте клеток отпадает, однако защитная реакция организма против антигенных новообразований вновь пробуждает гранулы к активности уже в ином, усложненном в процессе развития качестве. Опыты над человекообразными обезьянами показали...
      Ровный, без аффектации, голос Креймера, казалось, дополнял тишину переполненного зала.
      - ...Или создается среда быстрорастущих здоровых клеток, под влиянием которой раковые клегки приобретают способность к дифференцировке и превращаются в нормальные.
      Таким образом, активированные гранулы совершенно безопасны для нормальных тканей и являются грозным оружием в борьбе с опухолевыми.
      Зал восторженно гудел, пока вслед за радостью не пришел ее вечный спутник - сомнение.
      - А как с отдаленными результатами?!
      Реплика, словно камень с гор, повлекла за собой новые: - Уникальное средство? Невероятно...
      - Какова биологическая сущность воздействия гранул?..
      - Радикальное лечение вслепую?..
      Креймер отвечал спокойно, без тени раздражения. Слишком много означала для этих людей его правота.
      - Да, возможность рецидивов по-прежнему не исключена. Универсальность будущего препарата пока также не гарантирована. Что касается лечения вслепую, то история медицины знает много тому примеров. Сыворотка Пастера, вакцинация против оспы были применены против неизвестных никому вирусов, а хинин в Южной Америке использовался за много лет до того, как туда привезли микроскоп и увидели малярийного микроба. Тем более, когда речь идет о раке, незачем придерживаться логической последовательности.
      А вопросы продолжали сыпаться, и на многие он отвечал одинаково: не знаю.
      - И все же одно несомненно. До сих пор мы пытались подавлять опухоли крупнокалиберными средствами, но, увы, нельзя бомбами уничтожить снайпера, не повредив дерева, на котором он спрятался. Против снайпера нужен снайпер. Теперь сам организм дает нам оружие на внутриклеточном уровне. Я убежден, что аналогичным действием его в организме человека объясняются, казалось бы необъяснимые, случаи спонтанного, самопроизвольного рассасывания опухолей даже в самой безнадежной стадии заболевания. Больше того, высокий уровень сопротивляемости наверняка обеспечивает регрессию предрака или вызывает образование так называемой доброкачественной опухоли.
      - Примеры! - выкрикнули с места.
      - Отдайте себя при жизни в распоряжение паталогоанатома, и они появятся, - отпарировал Бог.
      И вдруг из массы лиц возникло крупным планом сурово-сосредоточенное Димино.
      "Значит, он все-таки приехал", - механически отметил Креймер, а Маленький уже поднялся к нему, встал рядом.
      - Есть такой пример. Эксперимент над человеком дал блестящие результаты.
      "Он окончательно спятил", - подумал Илья Борисович.
      - Я ввел себе А-гранулы в декабре прошлого года...
      Дима говорил немного тише обычного, взвешивая каждое слово.
      Потом на стол президиума легли пухлая история болезни, заключительные анализы московской клиники, тетрадь самонаблюдений.
      На этом, собственно, заседание ученого совета закрылось, но лаборатория Креймера сделалась Меккой. Уходящих тут же заменяли новые. Белинский ухитрился побывать дважды.
      Во второй раз Дима, нежно погладив его по голове, сказал: - Не смотри, пожалуйста, на меня влюбленной барышней. Первый поцелуй будет еще не скоро.
      - Теперь я могу подождать, - серьезно ответил Белинский.
      Наконец, они остались вдвоем.
      Бог сидел в кресле, а Дима исповедовался стоя.
      - К счастью, использовать себя в качестве подопытного кролика вошло у меня в привычку, - пошутил он, заканчивая исповедь.
      - К несчастью, вы использовали последние активаторы,задумчиво сказал Креймер.
      Это прозвучало жестоко. Илья Борисович тут же поправился: - Я безотносительно к вам говорю, с точки зрения будущего.
      Дима расхохотался: - Я благоразумно решил, что обезьянья доза мне ни к чему и ограничился половиной.
      Кажется Бог катапультировал вместе с креслом, - Вы заслужили памятник!
      Дима не стал спорить, но выразил пожелание, чтобы потребность в этом возникла гораздо позднее.
      Как ни странно, нерешенных проблем в связи с открытием активированных гранул стало больше.
      - Мы долго карабкались, а взобравшись, очутились у подножия исполинской горы, - заявил по этому поводу Маленький и весело добавил: - Ну что ж, будем карабкаться дальше.
      Главная трудность заключалась в невозможности исследований А-гранул в лабораторных условиях. За обсуждением этого вопроса вопросов пролетел вечер. Усталые, но довольные, они разошлись в середине центральной аллеи. Креймер свернул к стационару, Маленький пошел дальше.
      О его приезде дома не знали. Он открыл дверь своим ключом, не зажигая света, прошел в комнату, перегнувшись через решетчатую боковушку кроватки, поцеловал теплый висок, присел на оттоманку.
      Долго прислушивался к дыханию спящих. Завтра жена скажет: "Мы проспали тебя, да, Дим?".
      "Дудки! Теперь меня уже не проспите, - с удовольствием подумал он. Хотя очень жаль, что применение в московской клинике индийского препарата ASflR свело на нет доказательственное значение моего выздоровления. Зато, будь все на строго научный лад, не было бы меня самого".
      Дима, улыбаясь, прошел на кухню, вволю присыпал перцем холодное мясо с картошкой.
      Спать не хотелось. Включил приемник, на пол-оборота повернул регулятор громкости.
      "...Со счетом 3:1 автозаводцы победили армейцев Ростова...".
      Дима, сам не зная отчего, опять широко улыбнулся. Гдето играют в футбол, за окном тарахтят последние трамваи, сопит во сне малыш. Все-таки здорово - чувствовать себя равноправным участником самого долгого на свете праздника - Жизни. Так можно до пятистопного ямба докатиться, мысленно обрывает он себя. А почему бы и нет? А потому, что некогда.
      Бог придумал настоящее чудо. Завтра они начнут грандиозный опыт по превращению обезьяны в живую лабораторию, и последней порции А-гранул волей-неволей придется проявить свои чудесные свойства. А потом, радуйтесь люди! Ликуй, человечество!
      Дима прямо из-под крана напился воды, рассмеялся вполголоса. "Ну, знаете, коли дело дошло до патетики, то вам пора бай-бай".
      Мальчик поступил в конце дня. Белинский задержался, чтобы сегодня же сделать назначения. Потом, по привычке, заглянул к Нине.
      "Удивительно, что Креймер не примчался прямо с заседания", - подумал он.
      - Вы сегодня молодцом, одышки почти нет.
      - Да, мне легче, - ответила Нина.
      По коридору, тяжело ступая, прошла заплаканная женщина. Сопровождавший ее мужчина, заметив Белинского, вернулся. Он стал в дверях палаты, уставился Белинскому в рот. Белинский жалобно взглянул на Нину.
      - Скажите, доктор... - начал мужчина, когда молчание сделалось совсем тягостным. Так и не закончив, неожиданно, словно секретничая, прошептал: За один месяц поседела... а?
      У Белинского дернулось левое веко. Нина замечала это во второй раз.
      - Что с мальчиком? - спросила она, когда мужчина вышел.
      - Саркома.
      Нина почувствовала странное облегчение от мысли, что больна она сама, а не ее сын. Как будто у нее вообще был ребенок...
      Белинский включил транзистор. Интересно, кого он сейчас отвлекает себя или ее? Если ее, то лучше бы не надо, подумала Нина. Этот шопеновский вальс окончательно испортил ей настроение.
      ...В тот вечер собрались самые близкие друзья Ильи. Одними из последних пришли старичок-академик и пианист, одутловатое лицо которого было знакомо Нине по афишам.
      - Знаю, что придется, поэтому лучше сразу, - пошутил он, усаживаясь за небольшой кабинетный рояль. За столом Илья поднялся с бокалом и сказал торжественно мрачным тоном: - Господа, я должен сообщить вам пренеприятное известие: здесь сидит моя жена.
      Хохот, скрежет отодвигаемых стульев. Все потянулись к Нине...
      - И ты Брут! - смешно вскинул брови пианист.
      Академик обнял и расцеловал старуху.
      - Вас не поздравляю, - сказал Нине, - для хорошего мужа он слишком омикроскопился.
      Казалось, это было еще вчера...
      Она и не заметила как ушел Белинский.
      Поздно вечром, как обычно, начались боли. Им предшествовало всегда одинаковое ощущение будто самая настоящая раковая клешня, примериваясь, цепляется за горло. Ждать, пока ей удавалось ухватиться поудобнее, для Нины было мучительнее самого приступа. Наверное, оттого, что собственно боли давали моральное право позвонить сестре...
      Вот и наступил уже такой момент. Клешня терзала, рвала, кромсала...
      Нина потянулась к звонку, и в это время вошел Креймер.
      Возбужденный, сияющий, счастливый...
      Сегодня ему не надо было задавать вопросов. Сегодня он начал рассказывать, едва переступив порог.
      Сперва до Нины долетали обрывки фраз, отдельные слова. Вся энергия ее мысли уходила на борьбу с болью. "Ведь можно же один раз без наркотика... один раз... только один раз..." - Не разрушение... Навязыванию извне средств защиты...
      Конец..- генетически обусловленные...
      "Всего один раз... только один раз, один раз...".
      - ...Оставшиеся А-гранулы... возможность не повторять... путь... Будут введены больному животному. При первых признаках выздоровления ему транспланируют новый вид опухоли и так далее.
      "Неужели выдержала? Ну да, выдержала!" - Мы получим возможность изучить механику воздействия Агранул, проверить восприимчивость к ним опухолей самых различных видов. Пройдет несколько лет и будет создан подлинный антиканцер, рак и смерть перестанут быть синонимами...
      Креймер неожиданно умолк. У него заныло сердце, заныло, как порезанный палец. Никогда не думал, что сердце может так попростому болеть. Что изменилось для Нины, для него? Если до сих пор еще была какая-то надежда, то завтра ее не станет. Завтра исчезнет последний шанс на спасение. А потом?
      Потом все будет, как сейчас, только без нее.
      Безвозратно, навсегда без нее...
      Нина вопросительно смотрела на молчавшего Креймера, на знакомое детское выражение растерянности, так не вязавшееся с выпуклым и сильным, как ветровое стекло, лбом И вдруг поняла. И он понял, что она уже знает, о чем он думает, и знает, что он это тоже понял.
      - Ты очень утомлен,-сказала Нина и быстро добавила:Я тоже.
      - Ты уснешь? - спросил он.
      Она взяла его руку, прижалась губами к бешено пульсирующей жилке.
      - Спокойной ночи, Илья.
      Илья Борисович медленно шел напрямик под деревьями.
      Звуки шагов тонули в рыхлой земле. И ему казалось диким, что ночь действительно спокойная.
      Маленький еле успел отскочить в сторону- Грузовик развернулся к воротам, уставился на них тупыми фарами.
      - Противная рожа! - вслух выругался Дима. - Ну погоди, уж мы упрячем тебя на свалку.
      - Кого это вы? - дворник опасливо косился на Диму.
      - Так, одного знакомого...
      За проходной Дима поравнялся с Белинским.
      - Чего в такую рань? - спросил тот.
      - Хорошенько запомни сегодняшний день. Предупреждаю как друга. Между ним и тем, что прочитает в газетах твой сын, когда сам станет папой, почти прямая связь.
      - Что же прочитает моя дочь, когда станет мамой? - уточнил Белинский.
      - Виноват. Примерноследующее: "Статистика отдаленных результатов применения А-гранулового препарата подтвердила возможность окончательного излечения большинства больных. В имеющихся случаях рецидивов рака заболевание протекает в легкой форме".
      Креймер появился в одиннадцать. Вот уж этого Дима от него не ожидал. Правда, он всегда до работы заходил к Нине, но задерживаться в такой день до второго завтрака это уж слишком.
      Поэтому в ответ на "Здравствуйте, Дима", он буркнул: "Доброе утро". И тут же пожалел об этом. Бог посмотрел на него таким затравленным взглядом, что у Маленького по спине пробежали мурашки.
      В перерыв с шахматами под мышкой пришел Белинский.
      Дима дожевал бутерброд, прокомментировал: - Явление второе: те же и воскресший Морфи...
      - А ты ни до, ни послевоскрешения не отличался скромностью,- ответил Белинский, высыпая фигуры.
      Креймер отошел к окну.
      Дима проигрывал только сотруднику, выступавшему в полуфинале первенства Союза. В ожидании ответного хода, он обернулся к Илье Борисовичу. Тот по-прежнему стоял спиной к ним, глядя в окно.
      "То есть, как это - глядя? - подумал Дима. Стекла третий день ослеплены неаккуратной побелкой. Значит, вот уже полчаса шеф стоит, как изваяние, все равно, что носом к стене..." Белинскому пришлось повторить, что ход сделан. Крепмеру пришлось обернуться - биотоки основательно пробуравили его затылок.
      Дима поспешно склонился к доске. Теперь он знал, что именно творится с Богом- Мат в два хода. Ты играешь сегодня, как сын турецкого подданного, констатировал Белинский.
      Он задержался и, переминаясь с ноги на ногу, неестественно громко спросил: - Скажите, профессор, что вы собираетесь делать с А-гранулами?
      У Димы перехватило дыхание.
      - А что бы вы хотели? - после паузы ответил Илья Борисович.
      Белинский хотел очень многого, а для начала - получить А-гранулы хотя бы для самых тяжелых своих пациентов. Он не знал, на какую просьбу стоит решиться, и поэтому продолжал молча топтать ногами пол.
      - Тебя, наверное, больные ждут, - делая страшные глаза, сказал Дима.
      Но Белинский уже решился на ограниченную просьбу, и Диме пришлось вытолкнуть его в коридор.
      - Так вот зачем ты притащился сюда, несчастный?! А не пришла в твою сентиментальную голову мысль, что этих А-гранул у нас кот наплакал? Или ты вообразил, что ради твоего душевного равновесия мы должны спасти одного больного и потом любоваться, как мрут миллионы?
      Они уже давно отошли от корпуса, а Дима все не мог успокоиться.
      - Бог и так сам не свой, а ты своим дурацким вопросом все равно, что нож в спину ему сунул, - уже тише сказал он. - "Человек привыкает ко всему" - неверная поговорка. На то он и человек, чтобы быть выше привыкания. Смириться можно со многим, но только не с мыслью о смерти.
      Уже две недели Илья Борисович играл в прятки с самим собой. Он не мог расстаться с А-гранулами и в то же время знал, что Нина их все равно не получит. Он не мог приступить к запланированному эксперименту, пока там, в палате, умирает его человечество, крупное, с топкими волосами.
      У Димы Маленького была слабость: он не выносил чужих страданий. Поэтому он не ходил к Нине, поэтому избегал Бога. В отсутствие Креймера он слонялся по лаборатории, где все было по-прежнему и... уже не могло быть прежним. Когда Бог приходил, Диме казалось, что его собственный здоровый вид уж сам по себе, - оскорбление.
      Видно, Креймер опять провел бессонную почь. Веки красные, вспухшие.
      Дима его не расспрашивал. Люди умудряются следовать правилам хорошего тона в любых ситуациях. Дима не умел.
      Он просто исчез.
      Боб качался на веревочной лестнице. Маленький без обычного приветствия присел на скамейку.
      Боб радостно подбежал к нему.
      - Какого черта я выздоровел?!
      "Почти человек" гармошкой сморщил физиономую. "Чтото ты темнишь сегодня, двуногий..." - словно хотел сказать он.
      - Знаешь, кто я теперь такой? - Дима ткнул себя в грудь и с отвращением по складам ответил - Фи-лан-троп. Обжираюсь жизнью и призываю к жертвам...
      - И какую же чушь нес я когда-то Нине про общечеловеческую трагедию. А ведь люди, Боб, только рождаются одинаково, а живут,любят и умирают каждый по-своему... И, знаешь, по-моему, не стоит кричать о великой загадке рака, вот мы уж добрались до него, а рано или поздно его разберут по косточкам. Только Человек-единственная и вечная загадка самой жизни... Но уж этого тебе, Боб, не понять..