Глава 1

Письмо Майкла Херста, исследователя и египтолога, брату, капитану Уильяму Херсту.

Уильям Херст, громко стуча сапогами на каждой ступеньке, в развеваемой соленым ветром плаще поднялся по сходням на «Хитрую ведьму». Остановившись на палубе, он взглянул вверх на оснастку и удовлетворенно кивнул. Каждый медный крюк и каждый медный колокол были отполированы до блеска, а каждый парус заново починен.

Хорошо. Праздная команда – недисциплинированная команда, а он не мог позволить себе такое безрассудство. Он не стал бы капитаном в пятнадцать лет, если бы не знал, как именно следует управлять кораблем.

– Кэп! – Первый помощник быстро подошел к нему и, остановившись, отдал честь. – Вы что-то рано.

– Ничего. – Уильям еще раз окинул взглядом корабль. – Похоже, все прекрасно, Макдугал.

– О да, – просиял тот. – Я назначил старшим Хэлперна, пока сам занимался закупкой провианта. Он загрузил команду работой и великолепно выполнил свои обязанности, если не считать… – Макдугал запнулся, но под требовательным взглядом капитана продолжил: – Было небольшое нарушение на вахте, но я разобрался с этим, и такого больше не повторится.

– Великолепно. – Уильям подставил лицо ветру. – Будьте готовы отчалить с утренним приливом – нам многое предстоит сделать. И передайте Лоутону копию декларации. Это путешествие мы предпринимаем по распоряжению моего брата, и он должен сполна компенсировать расходы.

– Да, кэп, – усмехнулся Макдугал. – Считайте, все уже сделано.

Майкл угодил в настоящую беду, и все из-за вещицы, которая сейчас лежала у Уильяма в кармане куртки.

Он отправился в свою каюту и, войдя, достал из кармана и положил на свой письменный стол древнее египетское изделие. Потом снял с шеи цепочку, висящим на ней маленьким золотым ключом отпер стол, убрал в него древность и снова запер. Для Уильяма было большим облегчением держать эту проклятую вещь под надежным замком. Его сестра Мэри прошла через ад, чтобы заполучить ее, и теперь ему предстояло доставить эту штуку правителю, который держал в плену их брата.

– Уже скоро, – пробормотал он далекому Майклу. – Держись!

Снова надев цепочку на шею и спрятав ее, Уильям потянулся за футляром с картами, и, когда его пальцы уже сомкнулись на твердом кожаном тубусе, уловил слабое дуновение свежего аромата лилий.

От этого запаха он застыл, охваченный чувством, с которым, как он считал, покончено много лет назад. Воспоминание о необычайных фиалковых глазах, обрамленных густыми черными ресницами, о волосах, струящихся в его жадных пальцах, как черный шелк, о кремовой коже, теплой от прикосновения солнца, и о сочных губах, созревших для поцелуев, полностью овладело им.

– Привет, Уильям.

Гортанный голос нарушил его фантазии, и он зажмурился, не выпуская из руки тубус с картами. Этот голос обладал необычным свойством: благодаря горловому резонансу даже шепот был ясно различим. Сильный и низкий, он принадлежал женщине, избалованной и распущенной.

Этот голос Уильям знал так же хорошо, как свой собственный. И меньше всего ожидал услышать его в своей каюте.

– Ты не собираешься ответить на мое приветствие? Или мы все еще не разговариваем? – Мелодичный звук пробежал сверху вниз по его спине, ощутимый, как прикосновение теплой руки.

Уильям стиснул зубы в ответ предательскому телу и сжал тубус с картами, а затем обернулся.

В конце капитанского стола в кресле сидела та женщина, которую он не хотел больше снова увидеть. Любовница, чье подлое предательство опустошило его, заставило отправиться в плавание и больше двух лет держаться вдали от берегов Англии.

Он дал зарок никогда не доверять ни одной женщине: тем более этой.

И поклялся, что никогда не поверит ей и уж, конечно, не увидит.

Однако она была перед ним, сидела в его каюте под лучами заходящего солнца, ласкавшего ее кремовую кожу и освещавшего изящную шею. Ее черная накидка была брошена на спинку кресла, а красное платье, такое же вызывающее, как и ее характер, выгодно контрастировало с зачесанными наверх черными волосами и с тонкой белой кружевной оборкой на декольте, претендующем на скромность, которая никак не вязалась с выглядывавшей из него пышной грудью. Женщине поразительно удавалось выглядеть невинной и распутной в одно и то же время.

Прежде это обычно доводило Уильяма до безумия, но, к счастью, теперь он распознавал ненатуральность, когда видел ее, а она была четко написана на красивом лице женщины.

Сняв свой плащ, Уильям отвернулся, чтобы разрушить чары женской красоты. Вешая плащ на медный крючок возле двери, сделал глубокий вдох и, не оборачиваясь, сказал:

– Уходи отсюда.

– Ты даже не хочешь спросить, почему я здесь?

– Меня не интересует такая подробность. Просто уходи.

Тихий шелест сказал ему, что женщина встала.

– Уильям, мне нужно поговорить с тобой. Сколько же можно расстраиваться из-за нашего…

– Ничего «нашего» не существовало. Это был мираж. – Он наконец повернулся к ней лицом, и его ледяной взгляд пригвоздил ее к месту. – И ты это знаешь.

Она смутилась, ее кожа порозовела, словно он нанес ей удар.

– Прости, я была не права, поступив так тогда. И…

– Уходи. – Ему пришлось стиснуть зубы. В ней было что-то такое, что просто гипнотизировало до потери сознания, что делало почти невозможным отвести взгляд.

Проклятие, он должен справиться с этим! Ведь прошло уже так много лет.

– Я не могу уйти. – Сжав руки в кулаки, она снова опустилась в кресло. – Я проделала этот путь сюда и… – У нее внезапно сорвался голос. – Уильям, я в отчаянии.

Любого другого мужчину ее слезы тронули бы, но он оставил без внимания это явное притворство.

– Найди другого дурака, Маркейл. Прежний уже не годится.

– Уильям, ты должен выслушать меня. – Она вцепилась в подлокотники кресла. – Никто другой не может мне помочь.

– А как же твой любовник? Или Колчестер наконец пришел в себя и отказался покровительствовать тебе?

– Конечно, нет. – Она поджала губы. – Но это сугубо личное дело.

– Личное? Или секретное? Это два совершенно разных понятия.

– И то и другое. Я не могу поделиться этим с Колчестером.

– Ты ему не доверяешь?

– Доверяю, но дело может вызвать скандал, а я не хочу, чтобы он или кто-либо другой пострадал.

– А-а, – сделал вывод Уильям после того, как несколько мгновений всматривался в нее, – стало быть, Колчестер уже не может тебе помочь.

Ее щеки стали пунцовыми.

– Что бы ты ни говорил о нем, он в свое время помог мне, как никто другой.

– Если под словом «помог» ты подразумеваешь «дал большую сумму денег», то уверен, что это правда. Граф – богатый человек.

Она равнодушно пожала плечами, но лицо у нее исказилось, и Уильям получил удовольствие, ощутив, что ее потрясающее сценическое мастерство приближается к своему пределу.

Эта женщина зарабатывала себе на жизнь тем, что служила в театре на «Друри-Лейн». Маркейл Бичем была красивой, умной и, как сообщалось, величайшей актрисой, которую когда-либо рождала Англия.

Скользнув по ней взглядом, Уильям отметил, что ее элегантное платье вряд ли можно было назвать скромным. И это ее другой способ заработать себе на жизнь, твердо напомнил он себе. Она отдает себя всем, предложившим наивысшую цену.

– Колчестеру вполне по карману содержать тебя.

– Уильям, пожалуйста. Неужели ты не можешь забыть о прошлом всего на несколько минут, чтобы выслушать меня? Я… – Она замолчала, и он заметил в ней некоторую неуверенность. Но была ли она подлинной? – Послушай, я пришла попросить тебя об одолжении.

– И слушать не хочу. – Он с горечью засмеялся.

– Ты даже не знаешь, о чем я прошу.

– И не хочу знать. Все, что как-то связано с тобой, мне неинтересно.

О чем он думал, поверив словам актрисы? Просто был по уши влюблен – страстно, безумно, безрассудно. Теперь он стал старше и знал ей цену. Бросив на нее взгляд, Уильям увидел, что Маркейл так же хороша, как прежде, а возможно, черт побери, стала еще привлекательнее. Ее красота созрела, как и ее тело. Прежняя хрупкая, застенчивая девушка исчезла, на ее месте появилась очаровательная взрослая женщина, державшаяся с уверенностью, которую нельзя было изобразить с помощью актерского мастерства.

– Прошу тебя, Уильям, это важно. И для меня обращаться к тебе тоже не легко.

– Мне наплевать, легко ли это для тебя, – холодно усмехнулся он и, отодвинув кресло, опустился в него. – Как ты пробралась сюда? Команда не предупредила, что у меня гость.

– Я поднялась на борт до рассвета.

– У сходен всегда стоит вахтенный.

– Он спал.

А-а, это именно то нарушение на вахте, о котором упомянул Макдугал.

– Я чувствую здесь какой-то подвох. Я знаю тебя, Маркейл Бичем, и не могу тебе доверять.

– Ты не знаешь меня и никогда не знал. – Она говорила с такой уверенностью, что Уильям был просто поражен.

У него неожиданно пропало желание тотчас же выгнать ее, и, откинувшись в кресле, он сложил руки на груди. Уильям, конечно, мог бы с легкостью поднять ее и вышвырнуть из своей каюты, но не хотел дотрагиваться до этой женщины, боясь пробудить воспоминания, которые снова могли всплыть на поверхность, стоит только коснуться ее кожи.

Некоторые вещи лучше не проверять.

– Значит, я зря потратила время, придя сюда? – Словно встревожившись, она поднялась и, демонстрируя свою роскошную фигуру, прошла к окну на левом борту.

– Выходит, что так. – Он крепко сжал челюсти.

– Понятно. – Прикусив губу, Маркейл потупилась, а потом грациозным жестом указала на графин и стаканы у него в серванте. – По крайней мере давай выпьем за наше короткое воссоединение?

– Лучше за наше окончательное расставание, – огрызнулся он.

Открыв графин, она взглянула на него с грустной улыбкой.

– Вижу все того же серьезного Уильяма. – Маркейл слегка втянула запах вина. – Очень хороший портвейн.

– Благодарю, – коротко отозвался он, наблюдая, как она наполняет два стакана.

– Прежде ты не был таким требовательным в выборе напитков, – заметила Маркейл.

– Теперь я стал гораздо разборчивее в выборе всех своих удовольствий.

Она сжала губы и просто подняла один стакан, чтобы оценить цвет напитка.

– Очень впечатляет.

– Вино – из личных запасов Наполеона. – Уильям не мог бы объяснить, почему почувствовал необходимость сообщить об этом, но не смог промолчать.

– Тогда я получу от него еще больше удовольствия. – Маркейл закрыла графин пробкой, подала стакан Уильяму, а другой отнесла к своему месту и, сев, осторожно покачивала жидкость. – Существует ли какой-то способ убедить тебя изменить свое мнение? Если я скажу, что именно мне нужно, ты, возможно, передумаешь.

– Существует одна вещь, которой ты меня научила: никогда не доверять ответу, который на самом деле является другим вопросом.

Она замерла, не сделав глотка.

– Что за парадокс?

– Из твоей коллекции. Там в основном притворство. – Он сделал большой глоток портвейна и проглотил крепкий напиток. – Довольно. Мне пора работать. У тебя две минуты на то, чтобы рассказать, зачем ты здесь.

– Прекрасно. – Маркейл, прищурившись, отставила свой стакан. – Я пришла сюда, потому что кто-то шантажирует меня.

– Какое отношение это имеет ко мне?

Лицо непрошеной гостьи покраснело от возмущения так быстро, что он поверил в ее правдивость.

– Уильям, я просто в отчаянии. Не знаю, кто это делает и почему, но необходимо прекратить этот беспредел.

– Но ты, безусловно, догадываешься, какой у них есть камень за пазухой против тебя. Это кое-что из того, что не следует знать Колчестеру? Не так ли?

Следя за непроницаемым выражением ее лица, Уильям осушил стакан.

– Ты сбилась с пути, Маркейл? Это и есть твой секрет? Ты не можешь быть правдивой с человеком дольше одной минуты. В этом твоя суть.

– Боюсь, ты не понял. – Ее глаза вспыхнули огнем. – Если мой секрет раскроется, то расплачиваться придется не мне, а другим.

– Кому же это?

– Их имена не имеют значения. – Маркейл решительно сжала губы.

– Я покончил с секретами и ложью. Думаю, тебе пора идти. – Уильям внезапно почувствовал, что устал от всего этого. Устал от обманов, которые несколько лет назад заставили его чувствовать себя ущербным, никому не нужным.

– Ах, Уильям. – Печальная улыбка искривила уголок ее очаровательного рта. – Жизнь никогда не давала нам шанса, верно?

И что это означает?

– Просто уходи, Маркейл. – Он ощутил сухость во рту и пожалел, что его стакан пуст.

– О-о, – она встала и направилась к нему, – я так и сделаю, но не раньше, чем ты мне поможешь.

– Оставь меня в покое, я уже сказал, что не… не… хочу снова связываться с тобой. – Почему он с трудом произносит слова?

Уильям посмотрел на свои пальцы, бессильно державшие пустой стакан. «Я не чувствую свою руку». Эта мысль проплыла в его мозгу со странным безразличием.

Но он выпил всего один стакан вина, а требовалось, видимо, намного больше, чтобы…

Он взглянул на Маркейл, чтобы спросить: «Ты что-то добавила в вино?» – но его язык заплетался. Взор внезапно затуманился, и Уильяма захлестнула волна слабости.

Нет! Он с трудом собрал все остатки сил и заставил себя оттолкнуться онемевшими руками, чтобы встать на ноги, но рискованно закачался.

– Не нужно, Уильям! – Маркейл нахмурилась. – Ты ударишься…

Он опрокинулся вперед. «Проклятие, она отравила меня!..»

Глава 2

Письмо Майкла Херста брату Уильяму, описывающее его первое впечатление от Афин.

Уильям видел, как Маркейл шагнула вперед и своими изящными руками остановила его падение, не позволив свалиться на пол.

«Почему она опоила меня?» Он настолько оцепенел, что ничего не ощущал, его чувства были такими же безвольными, как и его тело. Уильям без всякого интереса наблюдал, как она опустила его на пол, а затем заботливыми, уверенными движениями подложила ему под голову плащ, скатав его в виде подушки.

Затем Маркейл все так же нежно сняла у него с шеи цепочку и пошла к его письменному столу. Заходящее солнце освещало ее золотым светом, и от этого она казалась неземной, ангелом, таким чистым, прекрасным и воздушным, что ему было больно смотреть на нее.

С самого начала именно эта грация поразила его – не ее лицо, не фигура, не низкий голос, хотя все это помогло ей обрести артистическую славу. Когда Маркейл шла, словно танцуя под музыку, слышную только ей одной, то привлекала внимание мужчин и довольно долго удерживала его.

Открыв его письменный стол, она склонилась над ним, и ее темные волосы блеснули в затухающем свете.

Сколько золота в тайнике? Двести гиней? Триста? Нужно будет проверить записи, когда она уйдет, эта маленькая воровка. Но зачем оно ей? У нее есть долги, о которых нельзя рассказать своему покровителю?

Маркейл выпрямилась, держа в руке бархатный мешочек с древним артефактом, который был необходим Уильяму в качестве выкупа за освобождение брата.

Даже в таком одурманенном состоянии его медленно наполнила злость. «Мне самому необходима эта древность. Без нее я не могу спасти Майкла!»

Раскрыв мешочек, Маркейл заглянула внутрь и, нахмурив брови, достала небольшую шкатулку из оникса. С озадаченным видом проведя по ребру шкатулки кончиком пальца, она в растерянности взглянула в сторону Уильяма и внезапно встретилась с ним взглядом.

Ее щеки потемнели, как будто она покраснела, и Маркейл поспешно убрала древность.

Уильяму хотелось осыпать ее бранью, разорвать в клочья, но все, что он мог сделать, – это смотреть на нее со всей силой своего гнева, с трудом прорывавшегося сквозь одурманивающий туман.

Он изо всех сил попытался пошевелиться, и его пальцы согнулись, а всего пару секунд назад это было невозможно. Действие снадобья слабеет! Скоро этой девице не поздоровится.

Даже если ему придется ползти на четвереньках, он преподаст ей урок, который она долго не забудет.

– Мне очень неприятно оставлять тебя на полу, но, видимо, придется. – Завязав на шее накидку, Маркейл опустила шкатулку в глубокий карман.

А Уильям, стиснув зубы, пристально смотрел на нее.

Задержавшись возле него, Маркейл нагнулась и почти с сочувствием погладила его рукой по щеке, а ее глаза заблестели, словно от непролитых слез.

– Не пытайся преследовать меня, Уильям. Ты не сможешь разыскать меня.

Нет, вот тут она ошибается. Даже если на это уйдет вся оставшаяся у него жизнь, он добьется отмщения такого жестокого, такого подлого удара. Это ей даром не пройдет.

Когда Маркейл наклонилась над ним, ее длинные шелковые волосы легкой лаской скользнули по его щеке, а тонкий аромат ее необычных духов заставил его сердце забиться быстрее.

– Мне неприятно так поступать с тобой, дорогой, но у меня нет выбора. – Она коснулась мягкими губами его губ поцелуем нежным, как морской туман, а затем звенящим от сожаления голосом добавила: – Для тебя это – просто безделушка, а для меня – свобода. – С этим загадочным заявлением она встала, накинула на голову капюшон и убрала под него волосы. – Я знала, что ты не захочешь помочь мне, так что это для меня единственный выход. Но я же давала тебе шанс, правда?

Она шагнула к двери, но Уильям схватил ее пальцами за подол и с пылающим от гнева взглядом крепко держал его. Когда он окончательно избавится от действия этой отравы, то покажет негодяйке, как опасно становиться ему поперек дороги.

– Прощай, Уильям. – Выдернув юбку у него из рук, Маркейл подошла к двери и оглянулась. – Я знаю, ты мне не поверишь, но я желаю тебе только всего хорошего. И всегда желала.

Выйдя из каюты, она тихо закрыла за собой дверь, оставив беспомощного Уильяма в сгущающейся темноте.

Глава 3

Письмо Мэри Херст брату Майклу во время его подготовки к первой экспедиции.

– Чай, миледи?

– Бриггз, вы читаете мои мысли. – С улыбкой, от которой вокруг ее зеленых глаз образовались мелкие морщинки, леди Мактот закрыла книгу и положила ее на мягкий подлокотник кресла.

– Как каждый день в четыре. – Он тепло улыбнулся и, заметив, что изящные, с голубыми венами руки миледи немного дрожат, когда она потянулась за чашкой, опустил чуть ниже серебряный поднос.

С каждым днем ее руки дрожали все сильнее, и от этого у него становилось тяжело на сердце, но Бриггз тщательно следил, чтобы даже ненароком не выдать этого. Он служил у леди Мактот с тех пор, как был шестнадцатилетним подростком, а она – двадцатилетней молодой женщиной. Тогда она была совсем другой: блистательной актрисой, восхищавшей весь мир. Пока не ошеломила общество, выйдя замуж за богатого лорда Мактота, мужчину, бывшего на несколько десятков лет старше и принадлежавшего к гораздо более высокому социальному классу. Для невесты и жениха это был самый счастливый день в их жизни, но некоторые члены высшего света считали такой союз вопиющим случаем. Лорд Мактот явно заключил неравный брак, и в обществе не собирались быстро забыть об этом.

– Еще сахара, миледи?

– Будьте добры! – Леди Мактот улыбнулась, как дитя, когда он бросил в обжигающий чай еще два кусочка сахара. Его хозяйка находила огромное удовольствие в простых жизненных радостях, и очень прискорбно, что лорд Мактот не был способен на такое же.

Лорд решил доказать всему миру, что выбор жены не был его ошибкой, и сделал это потрясающе. Мактот купил для нее самый большой городской дом в Мейфэре и наполнил его исключительно изысканной обстановкой и бесценными произведениями искусства, так что тот быстро заработал себе название «дворец», одевал ее изысканно, как принцессу, и осыпал драгоценностями, которые затмевали богатства султана. Но, делая все, что можно, он был не в состоянии купить одного – одобрения надменного света.

Общество не забыло и не простило необдуманного поступка.

Вспоминая о тех давних днях, Бриггз вздохнул. Леди Мактот беззаботно пропускала мимо оскорбления и насмешки, так как в ее жизни их уже было так много, что еще несколько ничего для нее не значили. Но лорд Мактот ужасно переживал, когда люди, которых он считал своими друзьями, повернулись к нему спиной.

Бриггз мог бы рассказать, что лорд и леди Мактот с первого взгляда полюбили друг друга безумно, глубоко и страстно, и именно это чувство примирило пожилого человека с новой жизнью. Он покинул общество, которое отвергло его любимую, и отправился на континент, где они могли наслаждаться, можно сказать, исключительно друг другом. Через три года после свадьбы у них родилась дочь, которая вместе с ними вела уединенную жизнь, путешествуя и наслаждаясь всеми возможными удовольствиями.

Это были идиллические годы. К сожалению, отсутствие лорда Мактота на английской земле, где он в основном вкладывал свой капитал, вместе со значительным увеличением расходов, вызванным стремлением скрыть безобразие мира от красивой молодой жены и любимого маленького ребенка, ослепляя их всем самым прекрасным, поставило под вопрос его материальное положение.

И что еще хуже, лорд Мактот не обращал внимания ни на какие предупреждающие знаки приближающейся потери состояния. Становившиеся все более резкими письма от своих поверенных, советовавших ему вернуться домой, чтобы исправить положение, не привлекали его внимания, не вызывали озабоченности.

Годы шли, его состояние уменьшалось, и лорду Мактоту становилось все труднее и труднее уберегать жену и дочь от правды.

Бриггз был уверен, что именно это нервное напряжение в конечном счете привело к совершенно неожиданной смерти милорда. Однажды его светлость, пожаловавшись на усталость, пошел вздремнуть – и больше не проснулся.

Леди Мактот оказалась совершенно разоренной, но она была сделана из более крепкого материала, чем ее муж. Получив информацию от поверенного покойного лорда о плачевном состоянии финансов, она встретила реальность лицом к лицу.

Его хозяйка забрала дочь из дорогого пансиона во Франции и отвезла домой в Англию, выставила четыре из их пяти огромных домов на продажу, рассчитала избыточный штат прислуги и без сожаления продала почти все из знаменитых драгоценностей Мактота.

Вдова лично следила за каждой сделкой, и благодаря ей хитрые посредники тоже получили максимально высокий доход.

Но когда со всем было покончено и гора счетов оплачена, у леди Мактот остались средства только на то, чтобы продолжать вести тихую и скромную жизнь в единственном оставшемся особняке на окраине Мейфэра.

Правда, он со всех сторон был окружен домами преуспевающих торговцев и их семей, и высшая знать сочла бы его расположение неподходящим, но леди Мактот, никогда не стремившаяся войти в светское общество, считала свое пристанище милым и чудесным.

Она с дочерью Люсиндой жила там очень просто, пока та не выросла, не вышла замуж и не переехала в собственный дом.

Подавив вздох при мысли о мисс Люсинде, Бриггз взял маленький поднос.

– Кекс к чаю, миледи?

Леди Мактот засмеялась робким смехом, делавшим ее похожей на молодую девушку.

– Вы, наверное, слышали, как заурчало у меня в желудке?

– Конечно, нет. – Бриггз щипцами положил небольшой кекс на тонкую фарфоровую тарелку и поставил ту перед ее светлостью. – Просто я очень хорошо знаю вас, миледи.

– Это правда. – Леди Мактот откусила кусочек. – Так он лимонный! Мой любимый! Не знаю, что бы я делала без вас.

И Бриггз тоже не знал – потому что, если не считать одну из внучек, которая часто навещала бабушку, леди Мактот была совершенно одна на всем белом свете.

Раздался громкий звук гонга, и миледи с удивлением взглянула на дворецкого.

– Мы ожидаем посетителя?

– Нет, миледи. – Бриггз подошел к ближайшему окну, приподнял край шторы и улыбнулся. – Это мисс Маркейл.

– Замечательно! – Леди Мактот сделала глоток чая и осторожно поставила чашку, звякнув донышком о блюдце. – Интересно, почему Маркейл пришла без предупреждения? Обычно она присылает записку, прежде чем…

Дверь отворилась, и лакей, отступив в сторону, пропустил в гостиную внучку ее светлости. Высокая и стройная, с изящной фигурой в форме песочных часов, облаченная в экстравагантную мантилью цвета морской волны с темно-синими оборками из лент, мисс Маркейл Бичем была образцом моды, ее захватывающую дух красоту невозможно было отрицать. Откинув вуаль, сняв очаровательную шляпку и тряхнув черными локонами, красиво обрамлявшими ее лицо, она стремительно промчалась через комнату – молодая копия своей когда-то такой красивой бабушки.

– Очень рад видеть вас, мисс Маркейл, – поклонился ей слуга.

– Добрый день, Бриггз, – доброжелательно улыбнулась она ему. – Как ваша жена? Надеюсь, она чувствует себя лучше, чем тогда, когда я была здесь последний раз? По-моему, у нее болел зуб.

«Морнинг пост» когда-то сообщала, что некий русский князь заплатил однажды десять тысяч фунтов, только чтобы мисс Бичем спела песню на празднике в честь его дня рождения. Слушая этот голос, Бриггз мог только представлять себе, какая астрономическая сумма могла у нее в конце концов сложиться.

– Благодарю вас, мисс. Моя жена вполне здорова.

– Ты как раз успела к чаю. – Леди Мактот протянула внучке руки.

– Замечательно. Добрый день, бабуля. – Маркейл легонько обняла бабушку. – Надеюсь, у тебя все хорошо.

– Все прекрасно. – Леди Мактот похлопала по дивану рядом с собой. – Однако удивляюсь: почему ты так торопилась, что даже не прислала записку, как обычно?

Маркейл бросила взгляд на Бриггза, и пожилой дворецкий немедленно поклонился и направился к двери.

– Я подам еще чаю и кексы.

Как только дверь за ним закрылась, Маркейл повернулась к бабушке.

– Да, у меня все в порядке. Я хорошо кушаю. И пока не влюблена. А теперь, когда с формальностями покончено, мы можем поговорить.

У бабушки дрогнули губы, а в глазах вспыхнул огонек.

– Значит, я настолько предсказуема, что ты можешь ответить на все мои вопросы еще до того, как я их задала?

– Да, но только в самом лучшем смысле слова.

Маркейл была близка с бабушкой, и это доставляло радость им обеим.

Кроме друг друга, у них не было никого на свете. В двадцать семь лет это еще можно вытерпеть, но в более солидном возрасте, как догадывалась Маркейл, гораздо труднее.

Это мать виновата в том, что согласилась с глупым указанием отца решать, с кем ее дочь может и с кем не должна видеться. Ее отец, сэр Мангус Фергюсон, обедневший ирландский лорд, был просто помешан на собственной родословной и не одобрял бабушку – хотя более чем охотно принимал от нее деньги, пока его непомерная расточительность не вынудила ее лишить его столь щедрых поступлений.

Отец никогда не простил ее и запретил жене и пяти дочерям вообще когда-нибудь разговаривать с бабушкой. Хорошо, что Маркейл никогда не слушалась отца. Даже в пятнадцать лет она уже понимала, что он просто хвастун и пустой человек.

…Тихий стук оповестил о прибытии Бриггза. Он появился с подносом, и через несколько секунд перед Маркейл стояла чашка горячего чая и тарелка с кексом – белым, как белая льняная салфетка, расстеленная у нее на коленях.

– Благодарю вас, Бриггз.

– Рад услужить вам, мисс. – Обернувшись к хозяйке, он вежливо спросил: – Не желаете ли еще чая, миледи, пока я не ушел?

– О нет. Мне достаточно. Спасибо, Бриггз.

Тот учтиво поклонился и тихо вышел.

– Он – сокровище, – сказала Маркейл, дождавшись, когда закроется дверь. – Мой дворецкий далеко не такой внимательный.

– Не знаю, что бы я без него делала, – честно призналась бабушка.

– Думаю, тебе не стоит беспокоиться. И не только потому, что Бриггз искренне восхищается тобой. Ты – великолепная хозяйка, дорогая.

– Тем, кто заботится о других, платят той же монетой.

– Это хорошее жизненное правило. – Маркейл старалась верить, что человеческая доброта наследуется. Она научилась этому у бабушки, но события последних нескольких недель существенным образом эту веру поколебали. Маркейл упала духом, подумав о послании в своем ридикюле. Она не знала как, но должна была довести его содержание до бабушки.

– Маркейл, дорогая, ты смотришь на чашку с чаем так, словно думаешь, что она может взорваться.

– Прости. – Она выдавила из себя улыбку. – Я просто немного расстроена.

С тихим «О нет!» бабушка покачала головой.

– Ты опять получила послание от этого отвратительного шантажиста?

– Я профессиональная актриса, но не способна ввести в заблуждение даже родного человека, – поморщилась Маркейл.

– Как на этот раз прибыло письмо?

– Я обнаружила его под своей тарелкой за завтраком сегодня утром. – И это испугало Маркейл. Одно дело находить записки внутри экипажа или среди цветов в своей театральной гримерной, и совсем другое – обнаружить одну из них в собственном доме. Прежде она никогда не чувствовала себя такой беззащитной.

– Мне это совсем не нравится, – объявила бабушка со своей обычной прямотой. – А слуги что-нибудь видели?

– Нет, но они ведь на самом деле не мои, а Колчестера.

– Эти последние два года я все время говорила тебе, что нужно приобрести собственный дом, – укоризненно качая головой, сказала бабушка. – Это самое меньшее, что ты могла бы предпринять.

– Невозможно!

Старческая пергаментная кожа покраснела, но бабушка убежденно заявила:

– Граф использует тебя, чтобы скрывать от света извращенные склонности.

– А я использую его, чтобы избавиться от нежелательного внимания, которое делает мою жизнь невыносимой. Нам обоим это выгодно, и к тому же он очень добр. Я обязана ему и вряд ли смогу когда-нибудь отплатить.

– Знаю, знаю. Он спас тебя от князя, когда этот негодяй набросился на тебя, надеясь принудить стать его любовницей. Я вечно буду благодарна Колчестеру за его действия в той ситуации, но это не означает, что ты в постоянном долгу перед ним. Ты тоже пригодилась ему в жизни, не так ли? – Бабушка выразительно подняла бровь. – Полагаю, нравы Колчестера не изменились?

– Если ты спрашиваешь, безумно ли он еще влюблен в Джорджа Энистона, тогда ответ – да. Они вместе теперь уже почти год.

– Для него это слишком долго.

– Да, верно. Хотя «вкусы» Колчестера – это его собственное дело, но Энистон мне не нравится. Он все время просит денег и устраивает скандалы из-за пустяков. Мне хотелось бы, чтобы Колчестер порвал с ним.

– Похоже, этот Энистон не слишком-то приятный человек.

– Когда в плохом настроении – нет, но в хорошем – он очень обаятельный, и Колчестер без ума от него. Не думаю, что их отношения с таким количеством драматических сцен полезны для него… – Маркейл беспомощно пожала плечами. – Я сказала ему все, что думаю, а он просто отмахнулся, заявив, что иногда жизнь не позволяет находиться рядом с тем, в кого влюблен, и именно это происходит.

– В этом он прав. Иногда судьба толкает человека на дорожку, которую он сам не выбрал бы.

Маркейл молча согласилась. Она нежно любила Колчестера как брата, которого у нее никогда не было. Для высшего света он был холостяком, за которым все охотились и который ускользал от мамаш-сводниц и их дочерей с искусством, завоевавшим ему восхищение пэров. Никто никогда не догадывался о его тайне, и он жил теневой жизнью так долго, что носил вторую кожу так же естественно, как настоящую.

Маркейл всегда будет благодарна ему за помощь в те первые трудные дни.

Ситуация, возникшая с князем, напугала ее, безжалостно напомнив о ее беззащитности. Она была актрисой без положения в обществе, способного защитить ее, без семьи, которая могла держать на расстоянии тех, у кого нечистые намерения.

Но что еще хуже, в тот же период она как раз встретила – и сразу же горячо полюбила – Уильяма Херста. После шести месяцев урагана страстного ухаживания его призвали в трехнедельный морской поход в Дувр. Даже теперь, много лет спустя, сердце Маркейл билось с перебоями, когда она представляла, что могло бы случиться, если бы вспыльчивый, порывистый Уильям узнал об ухаживаниях князя. Реакция его, несомненно, привела бы к физической стычке, которая кончилась бы тем, что князь мог быть убит или изувечен. В итоге с карьерой Уильяма и с ее собственной было бы навсегда покончено, и в результате ее план поддержать сестер провалился бы. Это заставило Маркейл взглянуть в лицо неприятной, жестокой, холодной правде. Она была актрисой, красивой женщиной, и ее многие домогались, что не оставляло ей возможности продолжать отношения с Уильямом. Она была вынуждена или порвать с ним, или пойти на риск погубить их обоих.

Поэтому Маркейл сочла счастливым случаем предложение покровительства от красивого, франтоватого Колчестера в обмен на одну простую услугу: помочь ему сохранить его тайну от глаз и ушей великосветского общества.

Хотя для нее это было единственным выходом из затруднительного положения, Маркейл сопротивлялась, отчаянно ища способ сохранить свои прежние отношения с Уильямом. Но видимо, иного пути не существовало. С разбитым сердцем она написала ему, что ошиблась в своей любви к нему и что нашла себе другого.

Она надеялась, что холодный тон письма отобьет у него желание когда-нибудь снова увидеться с ней, но немедленно, как только он вернулся и получил ее письмо, Уильям бурей ворвался в ее театральную гримерную с лицом, полным гнева и обиды. Ей пришлось выслушать много обидных слов. Маркейл вздрогнула. Она тоже ему много тогда сказала лишнего. Это было такое ужасное, мучительное время, что даже теперь слезы обжигали ей глаза.

Но такова была цена пути, который она выбрала. Маркейл решительно отбросила воспоминания о прошлом. Какой в этом прок? Правда, в ее ночных грезах они с Уильямом все еще были вместе. Она видела его во сне каждую ночь с тех пор, как неделю назад оставила лежащим на полу каюты. Только в снах он не был сердитым, но был почему-то привязан к койке и не мог двигаться, на нем не было ничего, как в тот день, когда он появился на свет, а она ласкала его…

– Маркейл, ты вся горишь. Ты не подхватила лихорадку?

– Нет, я здорова. – Маркейл приложила ладонь к пылающей щеке. – Просто думала о… шантажисте, и это привело меня в негодование.

– Я тоже возмущена им. Жаль, что ты не можешь попросить помощи у Колчестера.

– Чем меньше людей знают правду, тем меньше вероятность, что она откроется, – покачав головой, отозвалась внучка. – Хотя я хорошо отношусь к Колчестеру, должна признать, что он ужасный сплетник. Собственные секреты будет хранить как могила, но чужие готов выболтать немедленно. – Она сжала в руках бабушкину руку. – Я упорно трудилась, чтобы добраться туда, где сейчас нахожусь, слишком многим пожертвовала. И не могу все бросить.

– Твои сестры должны быть благодарны тебе, – с потеплевшим лицом заметила бабушка.

– Они сделали бы для меня то же самое. Кто-то же должен был контролировать наше финансовое положение. Если бы я предоставила отцу вести дела, сейчас мы все находились бы в долговой тюрьме, а дом отошел бы кредиторам.

– Он эгоист, и я не понимаю, почему Люсинда решила выйти за него замуж. Ей следовало быть более предусмотрительной. Ее ведь именно так воспитывали.

– Думаю, он обольстил ее, говоря, что она лучше всех остальных.

– Лучше меня, – сверкнув глазами, уточнила бабушка.

– Мама не права, – мягко сказала Маркейл. – Она упряма и не хочет признать свою ошибку, хотя я думаю, уже раскаивается. С отцом нелегко жить.

– Мне хотелось бы, чтобы моя дочь ушла от него, но, боюсь, этого никогда не произойдет, – сказала бабушка и вся как-то ссутулилась.

– Не нужно так печалиться. Во всяком случае, долги оплачены, и денег достаточно, чтобы обеспечить сезон для Элизабет. И если все получится так, как я планирую, то к тому времени, когда она освоится в свете, я накоплю достаточно средств для Марго. А потом придет очередь Джейн и… – Маркейл вздохнула. – Но ничего из этого не осуществится, если в обществе узнают, что они – родственницы простой актрисы.

– Значит, я не увижу никого из них, когда они будут в городе. – Бабушка погрустнела.

– Даже не думай о таком! Они могут объявить себя твоими родственниками. Ты ведь была замужем за аристократом. К тому же прошло так много времени с тех пор, когда ты выступала на сцене, что я сомневаюсь, чтобы кто-то об этом помнил.

– Достаточно, чтобы помнил хотя бы всего один человек, дорогая. Люди не так забывчивы, как ты думаешь.

– Тогда им же хуже, потому что более доброй и замечательной женщины не существует в целом мире.

– О, ты слишком великодушна. К сожалению, хорошими словами ничего не изменить, и будет лучше, если я не увижусь со своими внучками.

– Пока никто не догадывается о моем родстве с тобой, все будет в порядке. Я очень осторожна, когда навещаю тебя; на мне всегда вуаль, и я беру наемный экипаж, вместо того чтобы пользоваться собственным, который могут легко узнать.

– Ты всегда заботишься о других, дорогая. А как же ты сама, Маркейл? Как же твой сезон?

– Мне уже двадцать семь, и мое время давно прошло. – Маркейл усмехнулась, заметив решительное несогласие на лице бабушки. – Перестань! Быть актрисой – это же не рабский труд в какой-то угольной шахте. У меня замечательная профессия, я прекрасно зарабатываю и в состоянии обеспечить свою семью. К тому же у меня есть ты, с кем я в любое время, когда захочу, могу посоветоваться. Что еще желать?

– Кого-нибудь ты, возможно, убедишь поверить этой чепухе, но только не меня, – нахмурилась бабушка. – Я знаю об оскорбительных и непристойных предложениях молодым актрисам, об отсутствии уважения к твоему искусству. – Она наклонилась вперед. – И догадываюсь, чего лично тебе стоит весь этот маскарад.

Маркейл жалела, что тогда, много лет назад, рассказала бабушке об Уильяме, но теперь этого не исправишь. Тогда она страдала от потери, которая оказалась гораздо мучительнее, чем предполагалось, и на протяжении нескольких недель была не в состоянии встать с постели.

Бабушка каждый день присылала к ней Бриггза с записками и судками с горячим супом и в конце концов пригрозила, что приедет сама. Мысль о том, что старушка с трудом преодолевает ухабистые улицы и безуспешно борется с порывами ветра, заставила Маркейл подняться. Хотя несколько месяцев она пребывала в подавленном состоянии, но благодаря такой заботе немного приободрилась.

– Я стараюсь не думать об этом, – махнула рукой Маркейл, словно стирая тяжелые воспоминания. Так было до прошлой недели.

– Что ж, понимаю. У тебя хватает забот на плечах. Дитя мое, мы должны остановить этого шантажиста. Нельзя бесконечно давать и давать ему деньги, как ты это делаешь.

– Я бы что-нибудь предприняла, если бы только узнала, кто он.

– Послушай, а не может ли посланница этого негодяя, рыжеволосая женщина, о которой ты мне рассказала, открыть тебе секрет?

– Мисс Чаллонер? У меня сложилось твердое убеждение, что она сама боится шантажиста, – покачав головой, ответила Маркейл. – Я прочитала это у нее в глазах. – А ведь она, как мне кажется, не из пугливых.

Посланница ее мучителя была эффектной, уверенной в себе женщиной, довольно высокой и поразительно красивой, с пушистыми рыжими волосами и яркими зелеными глазами. Были случаи, когда у Маркейл появлялось ощущение, что ненависть мисс Чаллонер к шантажисту почти равна ее собственной, но эта женщина наотрез отказывалась вступать в разговор, не являющийся, по ее мнению, необходимым, и лишь с вежливым выражением лица принимала пакет, который Маркейл передавала для доставки. Интересно, что есть у шантажиста против этой дамы? Должно быть, что-то весьма веское. Следующий раз, когда она останется наедине с ней, попробует выяснить. Хуже от этого не станет.

– Я очень надеюсь, что ты ведешь себя осмотрительно, дорогая. Меня тревожит, что моя внучка имеет дело с такими людьми. Меня бросает в дрожь от одной мысли, что тебе приходится носить такие огромные суммы денег в эти бандитские районы.

– На этот раз мне не нужно идти в опасную часть города. Теперь этот негодяй уже не просит денег. – В Маркейл на мгновение вспыхнуло раскаяние, но она решительно погасила его. Если бы рядом был Уильям… Не похоже, чтобы до того, как она украла у него драгоценный предмет, он питал к ней нежные чувства. Во всяком случае, своим поступком она лишь подтвердила его низкое мнение о ней.

– Что же теперь требует шантажист? – удивилась бабушка.

– Он хочет, чтобы я достала ему старинную египетскую драгоценность.

– Вот как? – Бабушка пристально смотрела на Маркейл. – Что ты под этим подразумеваешь?

– Мне было сказано, чтобы я достала ему то, о чем он просит.

– Пожалуйста, – старушка сжала руку внучки, – скажи мне, что ты не сделала чего-то, о чем будешь потом долго жалеть.

– Конечно, нет. – Это была чистейшая ложь, но что ей оставалось?

Бабушка выразительно подняла тонкие брови, и Маркейл виновато вздохнула.

– Этот предмет не принадлежал человеку, у которого он сейчас находился, так что это, строго говоря, совсем не воровство. Я надеялась, что драгоценность может послужить ключом к раскрытию личности моего шантажиста, поэтому и обратилась к человеку, сотрудничающему с Британским музеем. Там изучили ее и сказали, что хотя вещь и старинная, но не такая уж редкая.

– Быть может, ценной делает ее материал, из которого она изготовлена?

– Нет. Драгоценность сделана в основном из оникса и немного отделана золотом.

– Все это очень странно, – покачала головой бабушка и налила еще чая им обеим.

Маркейл заметила, как сильно теперь дрожат руки у старой женщины. Она становится такой слабой. Внучке не следовало волновать ее своими неприятностями. Надо действовать самостоятельно.

– Я прошу тебя поделиться со мной всеми твоими тревогами. – Прежде чем поставить чайник на поднос, бабушка строго посмотрела на Маркейл. – Мы с тобой – семья, и гораздо ближе, чем многие матери с дочерьми.

– Ты просто читаешь мои мысли, – улыбнулась внучка.

– Вряд ли. Каждый раз, когда я вытягиваю из тебя очередное признание, ты явно даешь понять, что на самом деле меня это не касается и мне нечего об этом беспокоиться. – Бабушка смотрела на Маркейл печальными глазами. – Мы сильные и справимся со всеми неприятностями – включая эту рыжую мисс Чаллонер и шантажиста.

– В этой ситуации есть кое-что еще, что делает ее намного хуже, – сказала Маркейл, теребя край манжеты.

– Неужели? Не могу представить, что это такое. – Бабушка прищурилась. – У кого тебя просили украсть этот древний предмет?

Внучка покраснела и опустила глаза.

– Позволь мне догадаться. Возможно, у капитана Херста?

– Да!

– Значит, вот почему ты так опечалена.

– Нет, я расстроена потому, что меня шантажируют. К Уильяму Херсту это не имеет никакого отношения.

Бабушка сделала глоток чая, не сводя с внучки пронизывающего взгляда.

– Я уже много лет не видела его!

Старушка вежливо слушала.

– На самом деле даже не уверена, что помню, как Уильям выглядит.

Он был точно таким же, как тогда, когда Маркейл видела его последний раз – высокий и сильный, с густыми черными волосами, с необыкновенными синими глазами и…

Бабушка кашлянула.

– Ну ладно! – Внучка всплеснула руками. – Он выглядит прекрасно, только стал старше.

– Я не удивлена, что тебе было тяжело увидеть этого человека, – кивнула старая женщина. – Ты ведь была очень увлечена им.

Больше этого – безумно, страстно влюблена.

И когда Маркейл увидела Уильяма снова, она почувствовала себя той безрассудной, порывистой девчонкой, которой была когда-то.

Теперь, стоило ей только закрыть глаза, она сразу представляла его синие глаза и темные волосы, складку на подбородке, ослепительную улыбку, ощущала, как его сильные руки заставляют ее забывать обо всем на свете…

– Твой шантажист скорее всего знает о твоих прежних отношениях с Херстом.

– Откуда? – Маркейл удивленно взглянула на бабушку. – Это было так давно, и тогда никто обо мне не слыхал.

– И все же…

– Что ж, если этот негодяй думает, что наша прошлая история имеет для меня большое значение, он сильно ошибается.

– Очень жаль, что тебе нельзя обратиться на Боу-стрит. Но, думаю, ты права: чем меньше людей привлечено, тем лучше.

– Мы уже сошлись на этом. – Маркейл положила руку бабушке на колено. – Нет смысла теперь сожалеть.

– Дорогая, мы все многим обязаны тебе. Хотя Бриггз никогда об этом не заговаривает, я знаю – с тех пор, как ты приехала в Лондон, мы перестали страдать от холода и у нас теперь всегда есть вкусная еда.

– Это полностью заслуга твоего верного слуги. Он великолепный снабженец.

– За эти годы я многому у него научилась, и мне досадно, что твой дедушка не сделал того же. – Бабушка с мечтательным выражением посмотрела на висевший над камином портрет красивого мужчины. – Жалко, что он не дожил до твоего рождения, Маркейл. Ты ему непременно понравилась бы. Он всегда восхищался женщинами с характером. А ты – именно такая.

– Я вся в тебя. Ведь недаром он женился на тебе, верно? – засмеялась внучка. – Придет день, и мы с тобой найдем уютный дом в провинции, где никому не будет дела до того, кто мы и что собой представляем.

– Ты откажешься от сцены? – Пристальный взгляд зеленых бабушкиных глаз остановился на внучке. – Просто так, без всяких сожалений?

– Ну не совсем, – неуверенно ответила Маркейл. – Это моя жизнь, и она доставляет мне удовольствие.

– Ты талантливее, чем когда-то была я. В прошлую среду я видела тебя в роли леди Макбет. Ты была великолепна, даже лучше, чем сама Сара Сиддонс.

– Бабушка, – всплеснула руками Маркейл, – никто никогда не превзойдет ее. Хотя она ушла со сцены десять лет назад, все актрисы еще ощутимо чувствуют ее присутствие.

– Сара Сиддонс была очень хорошей актрисой. Я это знаю, потому что работала с ней. Но на прошедшей неделе ты играла лучше. И я не могу не гордиться твоим талантом.

– Спасибо, не могу выразить, как много это значит для меня. – Маркейл взглянула на каминные часы. – Мне хотелось бы еще побыть с тобой, но пора идти. В записке, которую я получила сегодня утром, указано, что я должна доставить достопримечательность в гостиницу в Саутенде. Всего через три дна я снова обязана быть на сцене, так что мне нужно выехать сегодня же.

– Саутенд? Мне это совсем не нравится. Прошу тебя, будь осторожна.

– Не беспокойся, бабушка, со мной все будет хорошо, как всегда. – Маркейл встала и поцеловала снежно-белый лоб. – Как только вернусь, мы пообедаем вместе.

– Я буду ждать. Пожалуйста, дай мне знать, что все в порядке. Иди, положи конец этому делу. – Старушка помахала ей рукой.

Обняв на прощание бабушку, Маркейл немного подождала в парадном холле, пока Бриггз вызовет наемный экипаж. Когда тот подъехал, она тщательно опустила вуаль и, быстро сев в него, предоставила Бриггзу сообщить кучеру место назначения – угол улицы за несколько кварталов от ее дома.

Помахав верному слуге, Маркейл откинулась на вытертые подушки и задумалась о предстоящем путешествии. Экипаж тарахтел по улице, потом свернул за угол и направился к Гайд-парку.

Неподалеку мужчина, похожий на рабочего, одетый в темно-коричневую куртку и серые брюки, наблюдал за вереницей экипажей и толпой народа, кружащих вокруг него и его лошади. Они казались скалой посреди бурного потока.

Бесстрастным взглядом он взглянул на проезжавший мимо него наемный экипаж, а когда тот готовился свернуть в конце улицы, тихо сказал что-то лошади, вскочил в седло и последовал за скрывшейся за углом коляской.

Глава 4

Письмо Майкла Херста брату Уильяму с корабля, проходящего Гибралтар.

Дождь стучал по булыжникам, заполнял впадины и пропитывал все чулки и подолы юбок, до которых мог добраться. Поливаемый ливнем экипаж подъехал к большому дому в классическом стиле на Сент-Джеймс-стрит, где холостяки снимали богатые апартаменты. Из открывшейся дверцы вышел мужчина и, жестом отпустив коляску, быстро пошел сквозь пелену дождя. В мгновение промокнув, он остановился в холле, чтобы стряхнуть воду, собравшуюся на жестких загнутых полях шляпы, и, сняв накидку, сильно потряс ею, прежде чем войти в свои апартаменты.

– Сэр! – Когда появился Уильям, дворецкий как раз подходил к дверям гостиной. Липптон поставил поднос, на котором стояли большой графин с виски и более маленький – с хересом, – а также пять бокалов, и поспешил взять у него накидку.

– Она насквозь промокла, – недовольно поморщился дворецкий, почувствовав тяжесть мокрой шерсти.

– Мне пришлось практически вплавь добираться сюда. – Погода соответствовала настроению Уильяма – мрачному и яростному. Он до сих пор ощущал горький вкус поражения после визита Маркейл в его каюту, хотя с тех пор прошло уже больше недели.

…Когда он наконец смог дотащиться до двери, то призвал на помощь своих людей, чтобы задержать воровку, но безрезультатно. Маркейл благополучно сошла с его корабля, помахав на прощание ничего не подозревающей команде. Он послал несколько моряков проверить гостиницы у пристани, но ее так и не нашли.

Уильяма приводило в бешенство, что его одурачили на его же собственном корабле, но еще больше он злился из-за того, что сделала это именно его бывшая возлюбленная.

Как только рассвело, они отплыли в Лондон, но по пути попали в шторм, который задержал их возвращение и рассеял последние остатки его самообладания.

Когда корабль наконец вошел в порт, опоздав на два дня против расписания, Уильям послал за своим экипажем и отправился в центр Мейфэра, прямо домой к Маркейл. Внушительное здание высотой в четыре этажа имело портик, который охраняли парные львы, установленные на декоративных пьедесталах. Дом словно специально выставлял себя напоказ, так как считалось, что он был куплен с единственной целью – удержать строптивую любовницу.

Эта мысль смешала гнев Уильяма с горечью. Хотелось силой ворваться и потребовать вернуть украденную у него столь дерзким способом реликвию, но дом был полон рослых, здоровых слуг, а он не был готов снова потерпеть поражение.

Нет, ему нужно найти другой способ добраться до Маркейл Бичем, чтобы при встрече присутствовали только он и она и никого не было рядом.

Приняв такое решение, Уильям вернулся к экипажу и, сказав несколько слов одному из лакеев, оставил его стоять на страже в укрытии недалеко от дороги, скрыв ливрею под плащом, а сам отправился к себе в апартаменты на Сент-Джеймс-стрит.

Когда Липптон встряхнул накидку Уильяма, вода потекла на мраморный пол, подбираясь к краю персидского ковра, и седоволосый слуга, поцокав, повесил ее на медную вешалку в холле и придвинул под капающую грязь подставку для зонтиков.

– Я не задержусь надолго, – сообщил Уильям. – Мне нужно только помыться и взять одежду.

– Вы так скоро уезжаете? – удивленно поднял брови Липптон.

– Да. Я приехал в город, чтобы кое-что забрать, а затем отправлюсь спасать Майкла. Пожалуйста, пошлите Джона Постона наблюдать за номером двенадцать на Ганновер-сквер. Я временно оставил там лакея. Скажите ему, что дом принадлежит графу Колчестеру.

– Мы следим за графом, сэр? – удивленно заморгал Липптон.

– Нет. Мне наплевать, когда он приходит и уходит, но я очень хочу знать точное расписание его любовницы, мисс Маркейл Бичем.

– Этой прелестной актрисы? – Липптон чуть ли не засветился от восхищения. – Я видел ее недавно в роли величественной леди Макбет на «Друри-Лейн» и был просто потрясен. – Он приложил руку к сердцу и от восторга закрыл глаза.

– Как и все другие мужчины в Лондоне, – резко бросил Уильям. Проклятие, неужели все представители сильного пола Англии помешаны на Маркейл? Неудивительно, впрочем, при ее-то внешности. – Сразу же передайте мое указание Постону.

– Да, сэр, – поклонился Липптон.

Уильям уже собрался подняться к себе в спальню, но дворецкий окликнул его:

– О, сэр! Совсем забыл, извините. У вас посетители. Они ожидают вас в гостиной.

Голос Липптона звучал как-то понуро.

– Кто из моей семьи здесь?

– Их пятеро, сэр. А у нас почти нет еды, так как вы не сообщили, что так скоро вернетесь в Лондон.

– Проклятие!

– Понимаю вас, сэр. Две ваши сестры прибыли час назад с графом Эрроллом и вашим зятем, лордом Маклейном.

– Это четверо. А кто пятый? Или мне не нужно спрашивать?

– Мистер Роберт. – Липптон взглянул на напольные часы, украшавшие холл. – Он здесь немного больше двух часов. Последние три дня регулярно приходит сюда, сэр, и всегда остается по крайней мере на час, иногда дольше.

– И не сомневаюсь, что каждый раз, когда он приходит, пьет в больших количествах мое виски, черт бы его побрал.

– Да, сэр. – Липптон кивнул в сторону подноса, который он поставил, когда вошел Уильям. – Это последний графин, к сожалению.

Тот мрачно взглянул на дверь в гостиную.

– Пока я выпроваживаю свое семейство, пожалуйста, уложите мою дорожную сумку. Мне нужна одежда по меньшей мере на две недели.

– Да, сэр. О, и еще. Вчера заходил какой-то пожилой человек довольно низкого происхождения. – Липптон передернулся от отвращения. – Я не мог позволить ему пройти дальше прихожей, поэтому он оставил вам вот это. – Дворецкий прошел к небольшому столу рядом с подставкой для зонтиков и взял грязный помятый конверт.

Распечатав его, Уильям принялся читать письмо, и на его лице появилась зловещая улыбка.

– Превосходно! – Это была первая хорошая новость, которую он получил за последнюю неделю. – Этот джентльмен непременно вернется. Когда он придет, немедленно сообщите мне, я должен поговорить с ним.

– Да, сэр, – ответил слуга без особого энтузиазма.

– А я пока что встречусь со своей семьей и объясню, как умудрился погубить план спасения нашего брата Майкла.

– Прискорбно слышать это, сэр. Мне очень нравится мистер Майкл. Я буду скучать по его статьям в «Морнинг пост».

– Это пишет моя сестра Мэри, а не он.

Второй раз за этот день Липптон испытал горькое разочарование, но, расправив плечи, спросил:

– Я должен приготовить закуски для леди, сэр? Можно купить несколько лепешек и…

– О Господи, нет. Это только даст им предлог остаться. Хватит и того, что Роберт уничтожил почти все мое бесподобное шотландское виски. Пожалуйста, распорядитесь, чтобы их экипажи были готовы к отъезду.

– Конечно, сэр.

Подойдя к двери в гостиную, Уильям услышал внутри гул голосов, но как только он повернул ручку и вошел, все сразу стихло.

– Добрый день. – Он закрыл дверь и, проходя через комнату к потрескивающему камину, поцеловал сестер в щеки. – Кейтлин, Мэри. Рад вас видеть.

У Уильяма были три сестры: две старшие, близнецы Триона и Кейтлин, и младшая, Мэри. Кейтлин была самой красивой: золотоволосая, с огромными темно-карими глазами, она притягивала взгляды мужчин и не отпускала их. Мэри была толстушкой, но обладала прекрасным чувством юмора; ее задорный смех, к которому никто не мог не присоединиться, делал ее удивительно легкой в общении.

– Еще не замужем? – Уильям бросил взгляд на руку младшей сестры.

– Пока нет. – Она с довольным видом посмотрела на лорда Эрролла. – Мы опубликовали объявления, но ответ прибудет только через две недели. Придется подождать до тех пор.

– И это даст нам время подобрать для невесты достойное платье, – добавила Кейтлин.

– Уильям, – простонал Роберт, непринужденно развалившийся в низком кресле, – не позволяй им снова муссировать тему свадьбы. С тех пор как я пришел, они только и делают, что болтают о цветах, кольцах и кружевах.

– А кто же сам заговорил о лилиях? – Кейтлин, прищурившись, посмотрела на него.

– Великолепное предложение, которое вы обе оставили без внимания, – резким тоном отозвался тот. – Эти цветы прекрасно подошли бы для церемонии.

– Мне жаль перебивать вас, – заговорил Уильям, – но я должен скоро уехать. Вы хотели поговорить со мной или просто пришли сюда, чтобы воспользоваться моей гостиной для своих бесконечных споров?

– Нам не терпится услышать, как ты упустил историческую драгоценность. – Со скучающим видом Роберт разгладил кружевную манжету. – И узнать, как можно оказаться таким тупоголовым.

– Ты в дурном настроении? – Уильям строго взглянул на младшего брата.

Отличающийся быстротой мышления, Роберт сравнительно легко определял политические взгляды и тайные помыслы окружающих, и эта способность дала ему возможность быстро продвинуться в министерстве внутренних дел, где он работал помощником министра.

Уильям точно не знал, какой именно пост занимает брат, но его положение, по-видимому, было вполне официальным, так как он вращался в высших великосветских кругах с такой легкостью, словно был рожден для этого.

Однако средства на такую жизнь поступали не из министерства внутренних дел, а благодаря стараниям Майкла. Когда тому нужно было что-нибудь продать, он посылал это Роберту, слывшему знатоком по части впаривания ценных вещей великосветским любителям экзотики, которые постоянно искали для своих гостиных предметы, которыми можно похвастаться. Младший брат удерживал часть суммы в качестве «комиссионных» от каждой продажи, а большую долю отсылал Майклу, который тратил деньги на финансирование своих исследований. Такие отношения приносили выгоду им обоим.

Но конечно, только Роберт обладал особым талантом любой глиняный черепок объявить ценной вещью, чудом дошедшей до нас из древности.

– Мне кажется, это ты не в духе, дорогой. – Роберт многозначительно выгнул бровь. – Не я же набрасываюсь на ни в чем не повинных людей.

– Я промок, устал и голоден. Что вы хотите?

– Бедняжка! И как тебя угораздило?

– Там идет дождь, болван! – огрызнулся Уильям, направляясь к камину, чтобы погреться.

– Но я же сухой, как видите, – самодовольно объявил Роберт.

– Послушай, – Мэри отодвинула назад юбки, чтобы мокрые сапоги брата не коснулись подола, – ты ведь приехал сюда за несколько часов до начала ливня и прекрасно знаешь это. Перестань ворчать на Уильяма.

Роберт хмуро посмотрел на свою рассудительную сестру.

– Наш брат не уберег вещь, необходимую, чтобы спасти Майкла, а ты упрекаешь меня?

– Да, – без колебания ответила она, – так как уверена, что все произошло случайно. Не так ли, Уильям?

– Это скорее было воровство.

– Как бы ты это ни называл, – пожал плечами Роберт, – настоящий позор, что твоя беззаботность теперь потребует от нас серьезных усилий. Мэри сильно досталось, пока она вырывала шкатулку у Эрролла.

Граф Эрролл, с черными волосами, со шрамом на подбородке и, как всегда, одетый в черное с головы до пят, производил гнетущее впечатление.

– У Мэри не было трудности получить обратно шкатулку из оникса, – произнес он с легким шотландским акцентом, холодно взглянув на Роберта. – У нее были трудности доказать, кто она, потому что у меня не было подтверждения ее личности.

Та согласно кивнула.

– И любой из нас сделал бы то же самое после того письма Майкла, где он высказал предположение, что кто-нибудь обязательно попытается украсть драгоценность.

– Брат оказался прав, – перебил сестру Уильям. – Кто-то всеми силами старался похитить проклятую шкатулку и добился успеха. – Ему было стыдно произнести вслух эти слова.

– Как именно это произошло? – потребовала ответа Кейтлин.

– Потерпи, любимая. – Муж старшей сестры, Александр Маклейн, главный землевладелец своего клана, положил руку ей на плечо. – Я уверен, Уильям все нам расскажет.

– Разумеется! – Уильяму всегда нравился этот мужчина. Он обладал сдержанным юмором и оказался способен обуздать горячий нрав Кейтлин. Хотя, возможно, ее недавно приобретенная сдержанность больше объяснялась тем, что теперь она была матерью собственных близнецов, мальчика и девочки, которые были такими же порывистыми и эмоциональными, как и его сестра. Уильям провел рукой по волосам и поморщился, когда у него по шее потекла вода. – С удовольствием объясню вам, что случилось. Получив реликвию от Мэри и Эрролла, я отправился прямо на свой корабль. Кое-кто поджидал меня в моей каюте, и они украли чертову шкатулку.

Мэри и Кейтлин обменялись встревоженными взглядами.

– Они знали, что ты должен прийти с этой штукой, – предположила Мэри.

Уильям кивнул.

Роберт, сидевший, вальяжно развалясь в кресле, в углу комнаты, достал из кармана монокль, широкой черной лентой прикрепленный к сюртуку, и, держа его перед одним глазом, со своего места внимательно осмотрел брата с ног до головы.

– Ты, должно быть, не слишком упорно боролся с похитителями, потому что я не вижу на тебе ни одного синяка.

– Они опоили меня. – Уильям чуть ли не выплюнул эти слова, словно чувствовал на языке их отвратительный вкус.

– И как им это удалось? – Роберт опустил монокль, и тот раскачивался на ленте, поблескивая в пламени камина.

– Подмешали отраву в мой графин с портвейном.

– И насильно заставили тебя выпить? – поразилась Мэри.

Проклятие, им что, нужно знать все подробности?

– Я не знал, что вино отравлено, поэтому не возражал, когда мне предложили стакан. – Кроме того, Маркейл налила и себе, и только позже до него дошло, что она так и не сделала ни глотка.

– Тогда ты, должно быть, довольно хорошо знал человека, который опоил тебя, – вкрадчиво заметил Роберт.

– Да, к сожалению, – нахмурившись, буркнул Уильям, когда пять любопытных взглядов впились в него, – мы с ней знакомы.

– С ней? – Роберт прищурился.

– Представь себе!

– А-а! – тихо воскликнул Роберт, откинувшись в кресле. – Мне следовало догадаться.

– Кто же эта «она»? – заинтересовалась Кейтлин.

– Ну, все ясно как божий день – безусловно, Маркейл Бичем, – пояснил младший брат, убирая монокль обратно в карман.

– Известная актриса, любимица «Друри-Лейн»? – У сестры округлились глаза от удивления.

– Ты не ошиблась. – У Роберта был такой довольный вид, что Уильяму захотелось надрать брату уши.

– Я даже не знала, что ты был знаком с мисс Бичем. – Глаза Мэри были полны восторга. – Никогда ни слова не говорил об этом.

– Их роман происходил несколько лет назад, – сообщил Роберт.

– Да, это было давно. Так давно, что я уже почти забыл. – Уильям бросил на брата свирепый взгляд. – А произошло вот что. Когда я поднялся на корабль, она уже находилась в моей каюте. Мне даже не пришло в голову, что ей понадобилась эта реликвия. Я совсем не подозревал, что кому-либо, кроме нас, вообще известно о ней.

– Она просто потребовала ее? – спросила Мэри.

– Нет. Сообщила, что ей нужна моя помощь в чем-то, и когда я ответил ей «нет» и велел уйти, предложила выпить и наполнила стаканы. Эта стерва отравила портвейн еще до моего прихода.

– Полагаю, она догадывалась, что ты не станешь помогать ей, – сказал Роберт.

– Она не ошиблась. – Уильям стиснул зубы. – Пока я был не способен двигаться, она украла драгоценность.

– Кто-то, вероятно, знал о вашем знакомстве и подослал ее к тебе с этой секретной миссией, – покачала головой Кейтлин.

– Возможно, – мрачно согласился он. – Уходя, она что-то сказала – кажется о том, что ей нужна эта вещица, чтобы получить свободу.

– Что это означает? – поинтересовалась Кейтлин.

– Не представляю.

– Она не может нуждаться в деньгах, – заметила сестра, сжав губы. – Всем известно, что сия артисточка наслаждается покровительством Колчестера.

– А он богат, как Крез, – добавила Мэри. – Если бы у меня был любовник, я тоже хотела бы, чтобы у него было так же много денег.

– Это неподходящая тема для леди. – Нахмурив черные брови, Роберт бросил взгляд на Маклейна и Эрролла, которые ухмылялись. – Удивлен, что вы находите это забавным.

– Меня просто радует в моей супруге откровенность и предприимчивость. – Маклейн обнял Кейтлин за плечи.

– Это одно из лучших качеств и у Мэри тоже, – добавил Эрролл.

– Давайте все-таки вернемся к нашей теме, – вздохнула Мэри. – Нужно все хорошенько обдумать. Зачем, по-твоему, мисс Бичем потребовалась эта штука? – обратилась она к Уильяму. – Она же не знаменитый коллекционер.

– Мы это не узнаем, пока я не схвачу воровку. – Уильям на мгновение запнулся. – Не уверен, что она сделала это для себя; ее кто-то направлял.

– Кто? – Роберт подался вперед.

– Вероятнее всего, тот человек, о котором Майкл предупреждал Эрролла.

Все посмотрели на графа, и тот задумчиво кивнул.

– Письмо, которое я получил от вашего брата, предупреждало, что я должен быть очень осторожен с этой вещью и не доверять никому – даже тем, кого знаю.

– Боже правый! – с нескрываемым возмущением произнес Роберт. – Надо же, чтобы Майкл сделал такое поразительное заявление и не потрудился объяснить его. – Он со вздохом снова откинулся на спинку. – Мало того что мы лишились шкатулки, но ее видели всего трое из вас – а это означает, что остальные не могут по-настоящему ничем помочь. Мы можем наткнуться на нее и даже не узнать об этом.

– Могу вам помочь.

Все взгляды обратились к Мэри, которая неторопливо развязывала шнурок висевшей у нее на запястье маленькой сумочки.

– Я зарисовала эту вещицу, когда работала с Эрроллом, и привезла с собой, чтобы показать куратору в Британском музее и узнать, что он о ней думает. – Она достала рисунок, выполненный на высококачественной бумаге.

Уильям потянулся вперед, но Кейтлин оказалась быстрее.

– Это ее настоящий размер?

Мэри кивнула, а Роберт отклонился в сторону, чтобы получше разглядеть рисунок.

– Странно. Мне кажется, я прежде уже видел шкатулку, но это было очень-очень давно… Нет, такого не может быть. – Он взглянул на сестру. – Насколько точны детали?

Потянувшись, Уильям забрал бумагу у Кейтлин.

– Это, несомненно, она. Молодец, Мэри.

– Спасибо. – Девушка улыбнулась и покраснела.

– Рад был вас видеть, а теперь должен откланяться. Мне нужно уложить вещи и ехать.

– Ты собираешься последовать за мисс Бичем? – Роберт поднял брови.

– Да. Я должен выяснить, кому нужна эта драгоценность. Из надежного источника мне известно, что мисс Бичем уезжает через несколько часов. И куда бы она ни направлялась, непременно остановится где-то переночевать.

– Как ты все это узнал? – с изумлением поинтересовался брат. – Ты ведь только что прибыл.

– О, у меня свои методы.

– Уильям, – в глазах у Мэри светилось любопытство, – как близко ты на самом деле знаком с этой актрисой?

– Довольно близко, – коротко ответил он.

– Это преуменьшение, – пробурчал Роберт и, поймав колючий взгляд брата, продолжил: – Я понимаю это так, что ты не нуждаешься в нашей помощи?

– Пока нет. Я свяжусь с вами, как только узнаю больше.

– Это хорошо, – кивнул Роберт, – потому что у меня есть собственное дело в Эдинбурге.

– А потом мы снова будем иметь удовольствие видеть тебя? – подмигнул ему Маклейн. – Ведь ты будешь всего на расстоянии одного дня верховой езды.

– Возможно, – откликнулся Роберт, одарив их всех какой-то странной улыбкой.

– Если не возражаете, теперь я вас всех покину, – хмуро сказал Уильям, злясь на Роберта и его таинственный вид. – Мне нужно отправиться как можно раньше, если я хочу вернуть свою потерю.

– Поедем ко мне? – предложил Роберт сестрам. – В отличие от Уильяма я предложу вам угощение и весьма неплохую мадеру.

– Я уже распорядился, чтобы подали ваши экипажи, – добавил Уильям.

Неожиданно раздался стук в дверь, и на пороге возник Липптон.

– Сэр, вы просили доложить, когда прибудет ваш посетитель. Я проводил его в библиотеку, и он ожидает вас там.

– Очень хорошо. Моя семья как раз собирается уезжать. – Он повернулся к ним. – Я напишу вам, как только узнаю что-нибудь.

– Ты ведь знаешь, куда отправился этот предмет, а вместе с ним и мисс Бичем. Верно? – Расправляя одну из своих модных манжет, Роберт остановил свой проницательный взгляд на Уильяме.

– Придя в себя, я немедленно обратился к своему другу Филдингу, который следит за полицейскими Боу-стрит. Я попросил, чтобы его агент не спускал глаз с неуловимой мисс Бичем.

– А-а, значит, вот кто твой посетитель.

– Думаю, да.

– Предлагаю предоставить Уильяму разбираться во всей этой путанице, – обратился Роберт к сестрам, которые стояли, готовые к отъезду. – Он свяжется с нами, если ему потребуется наша помощь.

– Уильям, пожалуйста, поторопись, – взмолилась Кейтлин. – Я беспокоюсь о Майкле!

– А я – нет, – заявил Эрролл.

– Эрролл говорит, что у Майкла все прекрасно, – со вздохом сказала Мэри, – и что в некоторых странах считается чуть ли не почетным, когда за пленника требуют выкуп.

– Это пока не отрубят голову, – любезно прокомментировал ситуацию Роберт. – Я просто повторил то, что когда-то сказал Майкл, – пожал он плечами, когда в его сторону обратились осуждающие взгляды. – Я лично полагаю, что пока наш брат находится под опекой решительной мисс Смит-Хотон, с ним ничего плохого не случится.

– Она просто его секретарь, – хмуро напомнила Мэри.

– Она его переводчик, куратор, администратор, организатор – одним словом, она его все. Он просто еще этого не понял.

– Они даже не нравятся друг другу, – сказала Кейтлин. – Так Майкл пишет в своих письмах.

– Совершенно верно, – согласился Роберт с самодовольной улыбкой.

– Кем бы ни была для него мисс Смит-Хотон, – нетерпеливо кашлянув, заговорил Уильям, – я добуду эту достопримечательность и доставлю ее как можно скорее. Буду держать вас всех в курсе дела.

Уильям коротко поклонился и вышел из комнаты, думая о человеке, ожидавшем его в библиотеке. «Майкл, теперь уже не долго. Куда бы мне ни пришлось отправиться, что бы мне ни понадобилось сделать, я найду эту штуковину и добьюсь твоего освобождения!»

Глава 5

Письмо Майкла Херста своей сестре Мэри из снятой комнаты, выходящей окнами на шумный турецкий базар.

– Я сейчас принесу снизу вашу дорожную сумку, мисс. – Юный носильщик, поставив на пол сундук Маркейл, достал из кармана платок и вытер лоб.

– Благодарю вас. – Расстегнув накидку из тонкой серой шерсти, отделанную темно-красным атласом, Маркейл повесила ее на крючок у двери. Комната даже отдаленно не напоминала тот роскошный дом, который она занимала в Лондоне, но тем не менее выглядела совсем неплохо. Мебель была хорошего качества, декоративные банты, украшавшие толстое покрывало на кровати, гармонировали со шторами. Что же касается удобств, то они оказались гораздо лучше, чем Маркейл могла надеяться.

Единственная возникшая трудность состояла в том, чтобы найти место для экипажа и шестерки лошадей. Конюшня при этой гостинице была маленькой, поэтому Маркейл пришлось отправить дорожное снаряжение в менее изысканную гостиницу с большей конюшней, расположенную на той же улице. Но, честно говоря, это было не такое уж большое неудобство.

Когда, носильщик вернулся с ее дорожной сумкой, она указала ему на стул рядом с кроватью.

– Присядьте.

– Хорошо, мисс. Стаканы чистые, а в кувшине свежая вода.

– Благодарю вас.

Восторженный взгляд носильщика остановился на ее вуали и шляпе, как будто он жалел, что ему не хватает дерзости попросить ее снять их.

– Простите меня мисс, но я удивлен, что такая благородная леди, как вы, приехала в город, когда сезон океанских купаний закончился.

Маленький город, в который ей приказано было прибыть, выглядел зловеще пустым, так как еще несколько недель назад стало холодно.

– Я хочу насладиться спокойствием.

– Но вы все же найдете для себя, чем заняться, если любите гулять по берегу, – услужливо сообщил носильщик. – Это знаменитый маленький город, несмотря на то, что он не так популярен, как Брайтон. Сама королева Шарлотта останавливалась здесь на одну ночь двадцать лет назад! На следующий день после ее отъезда лорд-мэр переименовал два здания и три улицы в честь королевской семьи, надеясь, что кто-нибудь из них может вернуться.

– И они вернулись?

– Нет. – Он погрустнел. – Но мы все равно выросли. Да, наш город теперь вдвое больше, чем был тогда.

Осознав, что ей предстоит выслушать исчерпывающую историю Саутенд-он-Си, Маркейл быстро сунула носильщику в руку несколько монет.

– Еще раз благодарю, что принесли мой багаж.

– Был рад, мисс, – просиял носильщик, направляясь к двери. – Если вам еще что-то понадобится, просто позвоните в колокольчик и кто-нибудь придет узнать, что вам угодно.

– Непременно, – улыбнулась Маркейл, выпроваживая его из комнаты.

– Буду рад почистить вам обувь, если вы оставите ее за дверью, – добавил носильщик, переступая через порог.

– Ну что ж, буду иметь в виду. – Закрыв дверь, Маркейл повернула ключ в замке.

Как только шаги носильщика замерли, она торопливо подошла к своей дорожной сумке, вынула из нее все вещи и, вытащив ложное дно, достала бережно завернутую драгоценность.

– Хорошо, – пробормотала она и, уложив все обратно, поставила сумку на пол.

Теперь все, что ей оставалось делать, – это ждать. Если все будет так же, как во время других встреч, мисс Чаллонер появится. Вот только когда? Часто Маркейл была вынуждена дожидаться ее часами, а иногда и по нескольку дней. Все это лишало ее покоя.

Но самое худшее уже позади. Она раздобыла то, о чем ее просили, теперь надо передать его и покончить со всем.

Однако Маркейл не могла забыть, как горели глаза Уильяма, когда он наблюдал за ней, ловя каждое ее движение. «Не будь глупой, он был одурманен и, вероятно, совершенно не сознавал, что происходит…»

Эта мысль должна была успокоить ее, но только причинила лишнюю боль сердцу.

«Черт побери, сколько можно мучиться из-за того, что произошло, и тем более из-за того, что могло бы произойти? Быть может, мне следовало честно рассказать ему, почему я пришла, сказать, что мне нужна эта драгоценная вещица, чтобы защитить свою семью…»

При этой мысли Маркейл покачала головой. Уильям был слишком вне себя, чтобы выслушать ее. Если бы она горела на костре, он не плеснул бы и стакана воды, чтобы спасти ее. «У меня не было выбора. Я сделала то, что должна была сделать».

С тяжелым сердцем Маркейл сняла вуаль и шляпу и бросила их на кровать, потом, вытащив из волос все шпильки, положила их на ночной столик и прочесала пальцами волнистую массу, рассыпавшуюся по ее плечам.

Маркейл чувствовала себя уставшей, побитой, обессилевшей с головы до ног.

Саутенд-он-Си находился на расстоянии почти двадцати четырех часов пути от Лондона. Почему ее шантажист выбрал этот город, расположенный бог знает где? Это вызывало у Маркейл беспокойство.

Она взъерошила волосы и пошла выглянуть в окно. Город, стоявший на Северном море в устье Темзы, раскинулся на красивом склоне, спускавшемся к морскому берегу. Залитая дождем улица под окном была, можно сказать, пустой, если не считать мужчины в темной одежде, который, очевидно, кого-то дожидался, и бездомной собаки, чего-то искавшей под крыльцом.

По другую сторону улицы вдалеке Маркейл разглядела длинный, выдающийся далеко в море причал, к которому были пришвартованы несколько лодок и большой корабль, а на некотором расстоянии еще два корабля, медленно направлявшиеся к пирсу. Это была красивая картина, достойная кисти художника.

Вздохнув, она опустила штору и оглядела комнату, внезапно почувствовав себя очень одинокой.

– Просто приди и забери эту чертову штуку, – недовольно пробурчала Маркейл. – Я не могу целую неделю ждать тебя.

Тем более что чем дольше не являлась мисс Чаллонер, чтобы потребовать шкатулку, тем больше у Уильяма времени, чтобы найти Маркейл. Здесь, вдали от Лондона, она в безопасности, но все же… Он был страшно, как никогда ранее, взбешен, однако, когда она вернется домой, ей, так или иначе, придется встретиться с ним.

Маркейл вела себя чрезвычайно осторожно, чтобы никто не узнал, что она приехала сюда, и, кроме трех сопровождавших ее слуг, все думали, что она дома, лежит в постели с лихорадкой.

Но все же она не могла находиться здесь слишком долго: предстояло начать репетировать новую мелодраму под названием «Али Паша». Пьеса лежала у нее в дорожной сумке, и Маркейл собиралась прочитать ее в дороге, но тряска экипажа не позволила ей это сделать.

Маркейл раздраженно подошла к серванту, налила себе стакан воды и, сев в кресло, вытянула ноги.

Создавалось такое впечатление, что шантажист намеренно старается растоптать ее волю, унизить. Это была глупая мысль, так как предполагала, что человек испытывает личную неприязнь к ней, но у Маркейл, как она считала, не было врагов. Кому она перешла дорогу?

Это правда, разве нет? Кому же ни с того ни с сего захотелось погубить ее жизнь? С какой целью?

Постукивая пальцами по подлокотникам кресла, Маркейл перебрала в уме всех людей, с которыми была достаточно близко знакома, чтобы они могли желать ей зла или, напротив, добра, и обнаружила, что список на самом деле короткий.

Много лет она вела замкнутый образ жизни, ездила только в театр и из театра, по утрам часто совершала верховые прогулки с Колчестером, чтобы напомнить миру, что они, как все считали, прекрасная пара, и еще навещала бабушку. Она никого больше не знала настолько хорошо, чтобы иметь врагов.

Вся эта ситуация напомнила ей одну из мистических пьес, которую театр ставил днем и рано вечером для зрителей по дешевым билетам. Маркейл, нервно поежившись, встала, достала из сумки сценарий и, вернувшись в кресло, принялась за чтение.

Часа через два она уже начала дремать и от стука в дверь вздрогнула.

– Наконец-то, – пробурчала она и, встав на ноги в одних чулках, бросила сценарий на кровать.

Схватив ботинки, Маркейл натянула их и, не зашнуровав, поспешила к туалетному столику, чтобы подколоть волосы.

Стук повторился – более настойчивый.

– Минутку!

Мисс Чаллонер, конечно же, не терпелось получить заветную вещицу. Маркейл бросила взгляд на свою дорожную сумку. Интересно, какова настоящая ценность этой реликвии?

Хотелось бы знать.

Стук снова повторился, на этот раз еще громче, и она сердито откликнулась:

– Сейчас!

Заколов шпильки, только чтобы убрать волосы с плеч, Маркейл подошла к двери, повернула ключ и открыла ее.

– Мисс Чаллонер…

Уильям Херст схватил ее, словно мешок с песком, сунув под мышку и прижав к бедру. Те несколько шпилек мгновенно выпали у нее из волос, а ее платье стало сырым от его мокрой одежды.

– Ты мокрый! Проклятие, Уильям, отпусти меня!

– Черта с два! – Он пересек комнату, не обращая внимания на то, что она извивалась и брыкалась. – Прекрати, или сделаешь себе больно.

Это окончательно взбесило ее, и Маркейл стала еще яростнее извиваться и колотить его, сколько было сил.

– О-о-у! – взвыла она, задев носком ноги за комод, так что соскочил незашнурованный ботинок.

– Я тебя предупреждал.

– От-пус-ти ме-ня! Клянусь, если ты этого не сделаешь…

Он сжал ее так крепко, что с ее губ слетало только дыхание и больше никаких звуков. Сжав руки в кулаки, она изо всех сил ударила его по бедру.

– Сейчас же прекрати. Дура набитая!

От повелительного тона Уильяма Маркейл инстинктивно замерла – и, возможно, так было лучше, потому что у нее болели пальцы. Есть время сражаться – и время составлять планы. Сейчас как раз настало время обдумать ситуацию и решить, что делать.

Подойдя к кровати, Уильям бросил ее на матрац и вернулся, чтобы запереть дверь.

Воспользовавшись моментом, Маркейл села и, отодвинувшись на край кровати, краем глаза увидела на полу у своих ног дорожную сумку.

Она быстро расправила юбки, встряхнула их якобы для того, чтобы вернуть им первоначальные складки, и, спрятавшись за этим жестом, пяткой толкнула сумку под кровать. Сумка немного продвинулась, но затем уперлась в какой-то невидимый предмет, и Маркейл пришлось просто прикрывать ее юбками.

Положив ключ в карман жилета, Уильям прислонился к двери, сложил руки на широкой груди и наградил Маркейл самодовольной улыбкой.

– Вот так. Я предложил бы тебе отравленного портвейна, но, к сожалению, у меня его нет.

– Интересно получается. – Откинув с лица волосы, она убрала их на одну сторону. – Похоже, в последнее время мы не можем обойтись друг без друга. К чему бы это?

– Я был бы счастлив обойтись без тебя, если бы мог. Мне нужна эта вещица, которую ты украла.

– Сожалею, но я уже отдала ее законному владельцу.

– Которым является мой брат. Он купил ее в Египте несколько месяцев назад.

– Он ее похитил, поэтому не является законным владельцем.

– Так тебе сказали?

Она открыла рот, но быстро закрыла его.

– Но ведь это правда… разве нет?

– Ты даже не уверена в этом, да? – Уильям с таким отвращением посмотрел на нее, что она покраснела. – Маркейл, что, черт возьми, происходит?

Прочитав правду на лице Уильяма, она совершенно растерялась. В конце концов трудно было определить, где правда, а где ложь.

Скорее всего все было ложью. Ей не следует удивляться, потому что ее шантажист – прохвост и сукин сын. Чувствуя, что ей становится нехорошо, Маркейл разгладила юбки и упрямо заявила:

– Мне сказали, что она украдена и я должна доставить ее законному владельцу.

– Кто он? Кто этот «законный владелец»?

Она пожала плечами, стараясь придать себе безразличный вид, хотя ее интересовало то же самое. Маркейл без вопросов приняла рассказанную ей историю, просто потому, что было удобнее ни о чем не спрашивать. Меньше знаешь – крепче спишь.

Не сводя с нее взгляда синих глаз, Уильям провел рукой по мокрым волосам и убрал их со лба. Большинство мужчин выглядели бы довольно нелепо с заглаженными назад волосами, но строгий стиль шел Уильяму, подчеркивая выразительные черты его лица.

Он не был в полном смысле слова красивым, как Колчестер, который казался мягким в сравнении с Уильямом. Скулы и лоб Уильяма были очерчены резкими линиями, а его синие глаза, затененные роскошными длинными ресницами, смотрели проницательно и твердо. Он выглядел именно таким, каким был, – сильным, решительным и настойчивым. Когда-то она любила, лежа рядом с ним в постели, кончиком пальца обводить его профиль. Теперь же Уильям едва терпел ее присутствие.

– Ты лжешь. – Он сказал это убежденно, в его словах даже не содержалось вопроса.

– Нет. Мне сказали, что драгоценная вещь принадлежит другому лицу.

– И ты сразу поверила?

– А что мне оставалось? – огрызнулась Маркейл. – И сейчас верю.

Прищурившись, Уильям несколько секунд всматривался в нее, а потом покачал головой:

– Нет. Ты снова лжешь. Ты не поверила, когда услышала это, не веришь и теперь.

С нервно забившимся сердцем Маркейл опустила взгляд туда, где из-под юбок выглядывали ее ноги – одна обутая, одна нет. «Он не может знать, лгу я или нет. Он, несомненно, просто блефует».

Что ж, она знала, как вести себя с обманщиком.

– Не важно, что я думаю и чего не думаю. – Маркейл вздернула подбородок и со спокойной уверенностью встретилась взглядом с Уильямом. – Этой вещицы со мной нет.

– Где же она?

Уильям окинул взглядом комнату, и Маркейл заставила себя улыбнуться.

– Все тот же упрямый Уильям.

– Все та же лживая Маркейл! – выпалил он в ответ, и его взгляд остановился на ее сундуке. Подойдя к нему, Уильям попробовал поднять крышку. – Он заперт?

Она пожала плечами.

– Прекрасно. Я открою его своим способом. – Сжав губы, он поднял ногу и ударил ею по сундуку.

Маркейл скривилась, но постаралась скрыть возмущение.

Уильям бил и бил, пока наконец петли не сдались и сундук не опрокинулся на бок.

– Это была пустая трата времени. Твоей реликвии там нет.

Нагнувшись, Уильям перевернул сундук, и на пол вывалилась радуга шелковых платьев и масса туфель вперемешку с несколькими сорочками из тончайшего батиста.

Маркейл была вынуждена подавить желание вскочить и собрать свои вещи, так как не могла этого сделать, не выставив напоказ дорожную сумку, и довольствовалась угрозой:

– Ты за это заплатишь.

– Уже заплатил. – Он поворошил ногой одежду, мокрым сапогом пачкая наряды.

– О, ради Бога, Уильям! Убери свои грязные сапоги от моей одежды! Ты ее испортишь!

Он нагнулся и поднял особенно прозрачную батистовую сорочку.

– Очень милая. Полагаю, ее подарил тебе Колчестер.

– Нет, я сама купила. От газового освещения в театре очень жарко, а чем легче сорочка, тем прохладнее.

Бросив ее на пол, Уильям взял длинную шелковую ночную рубашку и, подняв ее вверх, встретился взглядом с Маркейл.

– С каких пор ты начала надевать в постель ночную рубашку?

У Маркейл вспыхнули щеки.

– Джентльмену не пристало говорить о столь деликатных подробностях.

– А леди не пристало иметь такие подробности в своем прошлом, – парировал он.

Маркейл чувствовала, что заслужила упрек. Во всяком случае, Уильям прав – прежде она не надевала в постель ночную рубашку. Но все эти годы, после того как она его оставила, ей было мучительно одиноко, особенно по ночам. В ночной рубашке она чувствовала себя не такой уязвимой и беззащитной, как бы наивно это ни казалось.

– С тех пор многое изменилось, – пожала плечами Маркейл.

– Не сомневаюсь. – Уильям бросил ночную рубашку рядом с сорочкой и огляделся вокруг. – Ты привезла еще какой-нибудь багаж?

– Нет, только сундук.

Он подошел к комоду и, вытаскивая каждый ящик, заглядывал в него, под него и за него.

– Ты зря тратишь время, Херст.

Не обращая на нее внимания, Уильям обыскал всю комнату и в конце концов с хмурым видом остановился перед Маркейл.

Пока он был занят своим делом, она занималась своим. Под юбками Маркейл каблуком ботинка сильно нажала на сумку, и та чуть подвинулась, а потом и вовсе исчезла.

Маркейл бросила взгляд на дверь. Что, если сейчас появится мисс Чаллонер?

Они оба хотят заполучить ониксовую шкатулку, значит, Маркейл нужно как можно быстрее выпроводить отсюда Уильяма – как угодно, любым способом она должна это сделать.

– Как ты сам убедился, твои поиски оказались напрасными.

Скрестив руки на груди, Уильям покачивался на каблуках, словно готовился встретить шторм.

– Я знаю тебя, Маркейл Бичем, и знаю, что ты лжешь. В этом вся твоя натура.

Спокойная уверенность, с которой он говорил, привела Маркейл в замешательство. Она рассматривала его из-под ресниц, недовольная тем, что он так легко заполняет всю комнату – он был таким большим и таким настоящим.

– Встань! – неожиданно прищурившись, приказал Уильям.

– Уильям, – она вцепилась в постельное белье по обе стороны от себя, – я не…

– Вставай немедленно.

– Зачем? Ты же видишь, что я…

– Если ты не встанешь, я подниму тебя – и тебе придется долго вспоминать этот эпизод.

Маркейл была глубоко возмущена тем, что все ей приказывают – неизвестный шантажист, загадочная мисс Чаллонер и вот теперь Уильям.

– Я останусь там, где я нахожусь. – Она сложила руки на груди. – Ты ворвался сюда, швырнул меня, словно тряпичную куклу, вытряхнул на пол всю мою одежду и затоптал ее своими грязными сапогами и теперь думаешь, что можешь диктовать мне, что делать? Я уже давно не наивная, безответная дурочка. Ты убедился, что у меня нет того, что ты ищешь, так что говорить больше не о чем. – Она вскинула подбородок.