Клумба у старого кирпичного дома была оцеплена. Андрей включил камеру и с независимым видом просунулся между двумя милиционерами. В видоискателе задрожало тощее, изломанное тело, еле заметное в пестроте тюльпанов, – редкие волосы слиплись от крови, на морщинистом лице застыл неуместный сарказм. Андрей перевел объектив вверх, ловя в кадр распахнутое окно на седьмом этаже, и в этот момент на его плечо легла тяжелая дубинка. Андрей со вздохом опустил камеру.

– Ладно, ладно, шеф, ухожу, – проворчал он, оглядывая заслон. Менты были все, как на подбор, румяные, кровь с молоком, и самую малость сутулые. Даже сейчас на их лицах играли покровительственные улыбки – как и предписано стражам порядка.

– Вали, – добродушно сказал тот, который держал Андрея за плечо, и легко подтолкнул к собравшимся в отдалении зевакам. Почесал спину дубинкой и вернулся в оцепление.

Андрей аккуратно ввинтился в толпу. Расспрашивать милицию было бесполезно – все равно ничего не скажут, – но еще оставалась надежда на слухи.

– Какая наглость! – возмущалась бабка за спиной. – Какое огорчение для господина Президента!

– Говорят, он лично прибыл, чтобы разобраться в происшествии, – подхватили рядом. – Инкогнито. Надел милицейскую форму и прибыл…

По толпе прокатился восхищенный вздох, и множество глаз вперилось в оцепление Андрей разочарованно вздохнул: похоже, в этот раз дело было глухо.

– Совсем президентские пиарщики офонарели, – тихо пробормотал он. Оказалось, недостаточно тихо: его расслышал стоящий рядом дед с клюкой – торчащая из ушей седая шерсть не помешала.

– Что вы сказали? – переспросил он негромко.

– Ничего, – буркнул Андрей, пятясь, но было уже поздно.

– Граждане! – дребезжащим голосом закричал дед. – Вы посмотрите, что делается! Вы не верите в господина Президента? – обратился он к Андрею, испытующе задрав клочковатые брови.

– Верю, верю, – успокаивающе замахал руками Андрей.