Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Конан - В стране Черного Лотоса

ModernLib.Net / Фэнтези / Карпентер Леонард / В стране Черного Лотоса - Чтение (стр. 4)
Автор: Карпентер Леонард
Жанр: Фэнтези
Серия: Конан

 

 


Приятели издалека заметили сидевшего со свитками закона Тарима в руках Бабрака. Молодой солдат расположился на веранде, более обжитой за эти два дня, чем обе внутренние комнаты. Сария, одетая в ярко-синее платье с местного рынка, выскочила навстречу своим спасителям. С Конаном она обменялась лишь долгим поцелуем и не стала ни о чем расспрашивать.

— Ты идешь, гордо подняв голову, следов плетей не видно. Видимо, самое страшное тебя миновало. Надеюсь, мои молитвы Пророку тоже возымели свое действие, — сообщил Бабрак, обнимая киммерийца.

— Ах, вот кому я обязан своей судьбой. Значит, это Тарим надоумил наше начальство предоставить Красным Повязкам наказать меня.

— Не бойся ничего, Конан, — сказал Бабрак. — Если потребуется — я встану рядом с тобой против всего отряда этих убийц! Тарим учит нас защищать правду.

— Ладно, за себя я уж как-нибудь постою, — сказал Конан, усаживаясь в тени на веранде, — но если со мной что-нибудь случится, я попрошу вас позаботиться о Сарии. У нее нет родных и никакого дома, кроме этого.

— Неужели это так, девочка? — удивился Юма. — А где же твой клан, твое племя?

— У меня нет никого. — Девушка села на циновку, поджав под себя ноги. — Сколько я себя помню, я всегда росла в джунглях — в шатрах и храмах при учениках Моджурны. И лишь недавно я узнала, что меня растят, чтобы принести в жертву. Теперь, когда я избежала предназначенной мне участи, мои сестры и ученики Моджурны не примут меня обратно.

— Даже учитывая все эти печальные факты, — заметил Конан, — лучше, что ты осталась жива.

Киммериец подсел к девушке поближе и обнял ее за талию.

— Да, Конан. Жить так здорово! — Она прижалась к нему и поцеловала в шею. — Я видела так мало в своей жизни. А хочется столько всего узнать, сделать.

Неожиданно она замолчала, а затем, резко вскочив, подбежала к очагу и поставила на горящие угли несколько горшков.

— Хорошая девушка, — сказал Юма, наблюдая за ее работой.

— И не говори. Похоже, она меня просто околдовала, — честно признался Конан. — Она уже опустошила мой кошелек, а я ничего не имею против. Все, что она купила для дома, полезно, по крайней мере красиво. Она умеет сделать жизнь удобней.

— Ну ладно, обитатели благословенного дома, — сказал со вздохом Бабрак. — Прошу прощения, но вынужден откланяться. Второй колокол уже отыграл, а я не рискну опаздывать на развод караула. Оставляю вас наедине с вашим ужином, — юноша улыбнулся, — сдается мне, это будет не совсем то, к чему мы привыкли в солдатской столовой.

Попрощавшись с Сарией, Бабрак спустился с веранды и пошел в лагерь.

Конан проводил его взглядом и протянул руку к фляге с местным вином. Ему уже давно не терпелось сделать пару глотков, но в присутствии трезвенника Бабрака он решил подождать. Хлебнув вина, Конан поинтересовался:

— Интересно, на что рассчитывает Бабрак? Неужели он и вправду думает, что сумеет обратить нас в свою веру?

— Кто его знает? — сказал Юма, протягивая руку за флягой. — Но парень он хороший. Слишком хороший для Венджипура.

Фляга переходила из рук в руки, и к тому моменту, когда Сария объявила, что ужин готов, в головах у приятелей уже стоял изрядный шум. Пол веранды больше не казался им таким ровным. Пошатываясь, киммериец подошел к очагу и взял голыми руками горячий горшок. Не желая демонстрировать свою глупость, он с показным равнодушием донес горшок и поставил его на место. Когда горшки были установлены в центре передней комнаты дома и Сария сняла с них крышки, из них вырвались клубы ароматного пара, напоминающего появление джиннов в восточных пустынях.

— Выглядит аппетитно, — заявил Юма, — чем-то напоминает то, что я ел дома в детстве.

При всем этом чернокожий воин разглядывал еду с некоторым недоверием.

— Пахнет вкуснее, чем вареное с бобами мясо мула, которым нас кормят в казарме, — добавил он, принюхавшись и садясь на циновку рядом с горшками.

— Ну, девочка, признавайся, из чего это сделано?

— Это маринованный угорь с рынка. Вот печеный корень тсуду, а это вареные клубни осоки.

Сария, орудуя бамбуковой ложкой, проворно разложила еду на банановые листья.

— А это свежевяленые кузнечики. Я их Покупала утром еще живыми. Очень свежие.

— М-да… Непривычно, — заметил Конан, внимательно осматривая со всех сторон выданную ему импровизированную тарелку. — Это действительно едят здесь, в Вендии?

— Да, и я подобрала продукты специально для тебя. Угорь придаст тебе ловкости, а кузнечики усиливают… мужскую страсть, — покраснев, ответила девушка.

— Ну, я не могу пропустить такое угощение. — Закатив глаза, Юма принял причитающуюся ему зеленую тарелку.

Понюхав еще раз, кушит зажмурил глаза и отправил в рот первый кусок. Через мгновение он уже скакал по комнате, заливая себе рот чуть ли не кипящим чаем. Наконец он смог вздохнуть:

— Может быть, чуть многовато перца, Сария? Но вкусно, девочка, вкусно.

— Нет, редкое блюдо, несомненно редкое, — повторял Конан, внимательно разглядывая кузнечика, которого держал двумя пальцами. Оборвав насекомому пару самых больших ног, киммериец отправил его в рот. Кузнечик чем-то напоминал креветок с моря Вилайет; пожалуй, он был даже вкуснее, но перец! Перец плюс какие-то местные травы и корешки! Слезы выступили на глазах у Конана, когда он, не жуя, проглотил первого кузнечика. Глоток вина, казалось, только добавил огня во рту.

Между тем Сария принялась за ужин, ловко орудуя маленькой бамбуковой ложечкой. Конан и Юма последовали ее примеру, найдя остальные блюда более съедобными. Угорь был нежен и в меру остр, а овощи благоухали не столь жгучими специями.

— Отлично! Какая вкуснотища! — не уставая, повторял Юма. — Похоже на то, что едят в моей стране на побережье. Сколько лет я не видел ничего подобного.

— Мы в Киммерии тоже едим грубую пищу, — сказал Конан, потягивая ароматный чай, — после нее можно привыкнуть к любой еде, даже к этому адскому зелью. И туранская армия была бы намного мобильнее и сильнее, если бы могла переходить на местные продукты, покупая их или выменивая, вместо того чтобы везти в такую даль караванами.

— Это правда, продовольственные караваны — легкая добыча для противника, — согласился Юма, ковыряя в зубах щепочкой. — Но ты попробуй заставить туранцев жрать рис — основное местное блюдо. Гиблое дело! Кому от него плохо, кого тошнит, и всем не нравится. Лично я ничего не имею против. Вообще надо глядеть на проблему шире: туранцы, жители пустыни, с трудом привыкают к Вендии. Их лошади дохнут от влажной духоты, стальные клинки ржавеют на глазах, да и сами они через одного болеют страшными местными болезнями.

— Да, здесь гниет не только железо, — сказал Конан, добавляя в чай вина. — Гниет и человеческое тело. Грибок и проказа сжирают человека, начиная с любой самой крошечной ранки, а то и без нее. Достаточно булавочного укола, чтобы человек подхватил какую-нибудь заразу. Мне повезло, что этот шрам заживает так быстро. — Киммериец помахал в воздухе перевязанной рукой. — Проклятая жара, дожди, грязь высасывают из человека силы, как комары — кровь. Но стоит обычному цивилизованному туранцу пробыть здесь пару сезонов и при этом не сдохнуть, как он перестает все это замечать и уже не обращает внимания на муравья с кулак величиной, впившегося ему в горло.

— А ты, Конан, — спросил его Юма, — останешься ли ты тем, кто ты есть сейчас, после двух лет в Вендии? Какое средство ты держишь про запас? Быстроногого верблюда, который увезет тебя на запад, в Иранистан?

Конан рассмеялся:

— Нет, Юма, нет. Таким, как мы, здесь самое место. Ты только посмотри: любая эпидемия — это наш шанс. Отравление в офицерской столовой — тоже. Чем дальше, тем больше здесь будут нужны опытные офицеры, не слишком привязанные к образу жизни туранских аристократов. Кому, как не нам, занять эти места? Не за этим ли мы ввязались в чужую войну?

— Ты так думаешь? — с сомнением протянул Юма, задумчиво разглядывая опустошенную тарелку. — Неужели ты считаешь, что для улучшения ситуации в Веджипуре не хватает только опыта и храбрости офицеров? Что ты сам можешь предложить?

— Я? Много чего. — Взмахнув кружкой, Конан расплескал по полу вино. — Во-первых, я бы сменил систему питания, как мы уже говорили, чтобы наши войска не зависели от поставок из Турана. Собрал бы всех лучших местных поваров — таких, как Сария, — и лекарей. В конце концов, они-то знают, почему хвонги не дохнут от болезней, косящих наших солдат. Нужно сменить форму и подготовку солдат. Да что там — всю тактику! Ну на кой ляд нужна здесь, в зловонном болоте и непролазном лесу, кавалерия? Нужно создать силу, которая не только выиграет войну, но и сможет поддерживать мир. Но все эти перемены — лишь малая часть того…

Настала очередь Юмы от души посмеяться.

— Хватит, Конан. Ты хоть сам-то понял, чего нагородил? Как ты собираешься реализовать все свои проекты? Твои же подчиненные возьмутся за тебя с большим рвением, чем за хвонгов. Попробуй предложи туранским солдатам ужин наподобие того, что мы ели сегодня. Они объявят эту еду нечистой, плюнут в тарелки и отставят их. Пожалуйста, Сария, это я не в обиду твоим кулинарным способностям. — Юма бросил извиняющийся взгляд на внимательно слушающую его девушку.

— Нет, Конан, — продолжил Юма. — В этом мире есть много плохого. Но стоит затеять какое-либо улучшение, как все становится еще хуже. Эта война — прекрасный тому пример. Не ищи в ней славы, умоляю тебя. Будь настолько маленьким и незаметным, насколько можешь. Выполняй приказы и еще более точно следуй местным традициям. Не высовывайся, не вызывайся добровольцем. Ты уже понял, чего стоит привлечь к себе лишнее внимание. Худшее, что может случиться на этой войне, — это оказаться на ней героем.

Конан рассмеялся и покачал головой:

— Эх, Юма, Юма! Если бы я хоть мог поверить, что ты день проживешь по этим чертовым правилам, которые ты мне расписал… Нет, нет, нет и еще раз нет. И мы оба знаем об этом. — Конан переполз по циновке поближе к другу и положил руку ему на плечо. — Для таких людей, как мы, Юма, нет пределов! Скажи, ты когда-нибудь играл в шахматы по правилам стигийских мудрецов? Ну, там, где пешка может стать королем? — Конан внимательно посмотрел в глаза другу.

— Конан, я не шучу. — Юма с беспокойством бросил взгляд на приоткрытую дверь. — Ты знаешь, как опасны даже шутки на эту тему. Так что давай поговорим о чем-нибудь другом. Разве ты не видишь, что Вендия готова породить столько страданий, что ни одна армия не сможет их переварить и остаться целой? Мы должны удержаться на плаву и не оказаться проглоченными этим чудовищем вместе с остальными.

Друзья еще долго обсуждали самые разные темы. Спустился вечер. Сначала Конан и Юма отправились во двор, а затем, когда пошел дождь, вновь поднялись на веранду и еще долго сидели, болтая, отгородившись от всего мира прозрачной шуршащей стеной.

Когда сквозь тучи на горизонте мелькнули красные лучи садящегося в залив солнца, Юма ушел в лагерь, прыгая с камня на камень, чтобы не измазать в липкой грязи сандалии. Конан вошел в дом и задвинул засов на бамбуковой двери, а затем прошел во вторую комнату через занавешенный портьерой дверной проем.

Сария ждала его. Их спальня была украшена цветами. Последние лучи заходящего солнца веером разлетелись по циновкам на полу и бамбуковым стенам. Воздух уже наполнился вечерним ароматом влажной земли. Конан знал, что аромат некоторых местных цветов дает эффект, похожий на тот, что дает лотос, только гораздо слабее. Видимо, какие-то дурманящие ростки были вставлены Сарией в букеты. Пьянящий аромат обострил все чувства киммерийца, который застыл на месте, глядя, как Сария стягивает через голову свое ярко-синее платье. Ее тело, гибкое, как стебель лилии, отливало янтарным светом в вечернем полумраке.

Киммериец подошел к девушке, обнял ее и, легким движением подняв, понес к большому гамаку, висевшему в комнате. Покачивающееся воздушное ложе стало последней каплей, обострившей их чувства. Два молодых красивых тела слились в едином порыве страсти.


Сария постепенно привыкла к обязанностям и радостям ее новой жизни. Здесь, в этом мире, ей приходилось больше заниматься хозяйством, но ведь и сам мир — огромный и разнообразный — заслуживал некоторых трудов, чтобы жить в нем. Не зная, сколько продлится их с Конаном счастье, она полностью отдалась своему чувству, не думая о будущем.

Конечно, вокруг было много опасностей, но Сария верила, что нет такого зла, с которым Конан не справился бы. Она знала, что даже после тяжелого боя и долгих, изматывающих занятий любовью он спит не более крепко, чем пантера, охраняющая своих детенышей. Сария часто слышала сквозь сон, как он просыпается от малейшего звука за стенами хижины, а иногда и выскальзывает из гамака и со сверхъестественной легкостью в полной тишине исчезает за окном спальни, сжимая в руках кинжал.

Однажды после такого возвращения она почувствовала еще свежий медный запах крови, исходивший от Конана. Сария поняла, что его ярость и смелость или спасут их и в будущем, или погубят обоих. Будь что будет. Она любит его — и это главное.

ГЛАВА 6. СЛОНОВИЙ ПАТРУЛЬ

Мокрые листья хлестали по лицам наездников, обрушивая на шеи и тела людей целые потоки воды. Капли сбегали, словно быстрые насекомые, по коже под грудными и спинными пластинами доспехов. Никто не обращал на воду внимания — она не охлаждала, не согревала тела, давно привыкшие к температуре окружающего воздуха.

Под ногами солдат колыхалась, словно на волнах, небольшая платформа, укрепленная на спине слона. Время от времени хобот животного змеей взлетал вверх, чтобы ухватить особо аппетитную ветку; тогда наездники принимали форменный душ.

— Эй, Тхан! Смотри по сторонам! — В раздражении Конан даже ткнул погонщика в плечо. Погонщик сидел ниже, верхом на шее животного, и ему доставалось куда меньше воды. — Веди свою зверюгу в обход деревьев! Или я тебе устрою!

Едва ли вендиец понял сказанное ему Конаном на туранском языке с сильным северным акцентом. Погонщик лишь пожал худыми плечами и взмахнул своим жезлом с бронзовым наконечником. Ритм шагов слона ничуть не изменился, а ветви все так же продолжали хлестать наездников по лицам.

— Вряд ли удастся что-то изменить, сержант. — Лучник по имени Калак, говорил на чистом, красивом туранском. — Слоны пролезают сквозь мокрые заросли, чтобы охладиться, а кроме того, чтобы набить желудок, — улыбаясь из-под густых бровей, объяснил он киммерийцу. — Погонщики, по-моему, вообще только делают вид, что управляют ими. Эти серые великаны всегда себе на уме.

Конан пробурчал, вглядываясь в заросли:

— Замечательные зверушки, но меня сейчас больше волнует наш противник. В этих зарослях мы не заметим ни ловушку, ни засаду. Может быть, твои мудрые создания сами позаботятся об этом?

— Они-то? — Калак удивленно поднял брови. — Да им до наших войн дела не больше, чем до мух, вертящихся вокруг их задниц! — Калак, довольный своей шуткой, рассмеялся во весь голос. Его смех подхватил третий наездник — Муймур, сидевший у задней ограды помоста. Неожиданно лицо Калака вновь стало серьезным. — Правда, сержант, здесь нечего бояться ловушек. Я же сказал, что наш слоник себе на уме.

Конан искоса взглянул на Калака. Он уважал этого солдата, хотя и знал, что парень балуется лотосом. И сейчас частью своей легкости и остроумия он был обязан дурманящему порошку. Но поделать с этим киммериец ничего не мог. Оставалось только крутить головой и внимательно всматриваться в заросли по обеим сторонам.

В этой духоте солдаты оставляли на себе минимум одежды и доспехов, подставляя голые руки и ноги тучам комаров и вражеским дротикам. Безопасность шла в ущерб прохладе и подвижности. Шлемы и верхняя половина доспехов должны были прикрыть самые уязвимые части тела, а ниже пояса защитой служило дно помоста и брюхо гигантского зверя. По обе стороны помоста на невысоком ограждении были установлены крепления для арбалетов, легко и быстро взводящихся при помощи специального рычага. Костяные зажимы удерживали стрелы у бортов. При этом арбалеты крепились таким образом, чтобы была возможность поразить цель у самых ног слона.

Слон, на котором ехал Конан, был самым большим из трех в его отряде. Кроме слонов, за сержантом шли около полусотни воинов с копьями и мечами. Замыкали колонну четыре всадника на полумертвых от жары лошадях. Если патрулю встречались крупные силы противника, то делом отряда было ввязаться в бой, а тем временем всадники должны были скакать в форт за подкреплением.

Даже наездники, сидящие на спинах слонов, не чувствовали себя в безопасности, несмотря на частокол стрел и копий на помосте. Конан поймал себя на том, что был бы рад, если бы враг не захотел повстречаться им сегодня. Киммерийцу очень не хотелось принимать бой в этих неравных условиях — когда одна сторона фактически не видит противника. Конечно, маленький отряд хвонгов можно было бы смять и растоптать, но маленький отряд не станет и связываться с патрулем, а преспокойно исчезнет в джунглях. Было бы лучше сегодня ограничить доклад о патрулировании кратким сообщением о проведенной разведке местности за холмами и демонстрации силы короля Йилдиза в нескольких отдаленных деревнях. Больше всего Конан опасался неорганизованного налета большой толпы мятежников, которые могли появиться в любую секунду. Этим дикарям ничего не стоит наброситься на небольшой отряд патруля, а почувствовав сопротивление, вновь раствориться в джунглях.

Но пока что джунгли не проявляли враждебности к патрулю. Поросшие лесом склоны холмов медленно ложились под неторопливо переставляемые ноги слонов. Время от времени сплошная стена бамбука и лиан расступалась, открывая взору туранцев небольшие поляны, поросшие цветами. Иногда им попадались и деревни — небольшие группки жалких лачуг посреди рисовых полей в заболоченных долинах. Крестьяне-рисоводы с темной, почти черной кожей внимательным долгим взглядом провожали проходящий мимо них отряд.

Патруль получил задание пройтись по сети лесных троп к северу от форта. Не имея достаточных ориентиров, Конан доверил своему слону поиск дороги. Время от времени киммериец безуспешно пытался сверить местность с картой, которую ему выдал капитан. Иногда ему казалось, что он видит тропу перед собой, а порой было впечатление, что слон лезет напролом через самую чащу. В одном месте под ногами слона показались плиты какой-то древней мощеной дороги. Несколько обвитых лианами колонн, словно слепые странники, проплыли мимо. Конан с подозрением поглядывал вокруг, всячески напоминая себе, что храм Моджурны находится совсем в другом месте.

Когда колонна приблизилась к повороту древней дороги, первый слон остановился у одной из плит, почти скрытых диким виноградом и лианами. Погонщик не сделал ни малейшего усилия, чтобы подогнать животное, а, наоборот, уселся поудобнее и приготовился терпеливо ждать. В это время второй слон протиснулся вперед и встал рядом с первым, словно серый демон в сверкающей медной маске, защищающей его морду во время боя. Розовый кончик хобота потянулся к тому месту, над которым опустил голову первый исполин.

— Что там так заинтересовало наших зверей? Почему мы остановились?

Не переставая вглядываться в джунгли, Конан повторил вопрос по-турански и по-вендийски. Не обращая на людей внимания, первый слон аккуратно убрал хоботом все растения с каменной плиты, открыв выбитые на ней символы. Киммериец увидел, как влажный пальцеподобный кончик хобота проскользил по изгибам одного из символов — свернутой в тройную петлю линии с опущенными вниз концами.

— Не забывай, сержант, что этот зверь во много раз старше нас с тобой, — раздался над ухом Конана шепот Калака, говорившего без всякой иронии. — У слонов тоже есть свои боги, данные им древними обитателями этого леса. Лучше не мешать им отдать дань уважения их высшим силам.

Не будучи уверенным, что все происходящее не затеяно только чтобы разыграть его, Конан предпочел больше ни о чем не спрашивать. Вскоре животное тяжело вздохнуло и зашагало по тропе дальше, а на его место встал второй слон, также принявшийся чертить кончиком хобота, повторяя узоры на камне.

Киммериец приказал погонщику остановиться и подождать, пока растянувшаяся колонна не соберется вместе. Конан понимал, что пехота будет рада передышке, — ведь слоны, даже в броне доспехов и груженные оружием, задавали довольно высокий темп марша. В ожидании Конан встал на помосте, чтобы потянуться, и вдруг заметил впереди какое-то движение. Присмотревшись, он понял, что это цепочка местных жителей с корзинами на головах движется им навстречу в сотне шагов впереди.

Конан тотчас же хлопнул обоих своих спутников по плечу в молчаливом предупреждении, а затем шепотом приказал Муймуру спуститься со слона и передать всем остальным приказ сержанта: слоны должны продвинуться немного вперед по обе стороны от тропы. Фаланга копьеносцев занимала позицию на тропе чуть сзади. Последний приказ Муймур должен был передать кавалеристам. Двоих Конан отсылал в форт за подмогой, а двое оставшихся должны были двигаться вплотную за слонами, чтобы, получив новый приказ, не теряя времени, отправиться исполнять его.

Калак устанавливал и заряжал арбалеты, пока Конан продолжал напряженно высматривать противника впереди. Он хотел приказать Тхану загнать слона подальше в чащу, прочь с тропы, но было поздно: противник подошел уже слишком близко, и треск ломаемых пятящимся слоном веток все равно предупредил бы его об опасности.

Догадка Конана оказалась верной. Это были мятежники — воины племени хвонгов и вооруженные крестьяне из других племен в куртках цвета зелени джунглей. С криками удивления мятежники побросали свои корзины и, выхватив оружие, приготовились к бою, рассыпавшись по обе стороны тропы. За их спинами раздался тонкий свист деревянной флейты — несомненно, сигнал предупреждения.

— Вперед, воины Турана! Смерть врагам!

Крик Конана заглушили хлестнувшие киммерийца по лицу ветки — это Тхан погнал слона вперед. Но пехотинцы-копьеносцы услышали команду и бросились в атаку, воодушевляя себя воинственными криками. Подгоняемые погонщиками слоны вытянули хоботы и протяжно затрубили. Вибрация гигантских легких ощущалась даже сквозь бамбуковый помост. Казалось, что от этого рева сотрясается весь лес. Испуганные таким напором, многие крестьяне-мятежники побросали оружие и в панике разбежались по джунглям.

Слон Конана, обогнав пехоту, пронесся по брошенным мешкам с рисом и тюкам одежды, и вскоре крик первой жертвы, раздавленной могучими ногами животного, возвестил о начале боя. Не останавливаясь, приученный к участию в сражениях слон нагнал следующую группу убегающих противников, которые в несколько мгновений были раздавлены, вспороты гигантскими бивнями с бронзовыми наконечниками или с силой брошены хоботом о стволы деревьев.

Рев разъяренного видом крови зверя превратил вопли раздавленных жертв в ужасающую пантомиму. Этой бойней всецело руководил Тхан, все так же сидевший на шее слона и выкрикивавший ему в уши команды и одобрение.

Все это время Конан пытался помочь зверю, но стоило ему навести арбалет на намеченную жертву, как она исчезала из поля зрения, отброшенная хоботом или раздавленная гигантскими ногами.

— Лучше приготовиться к отражению атак сбоку, — сказал Калак, внимательно следивший за манипуляциями киммерийца. — А так мы только рискуем прострелить нашему великану хобот или, что более вероятно, уши, а то и угробить погонщика.

— Пожалуй, ты прав, — согласился Конан, переставляя тяжелый арбалет и укрепляя его на другом борту помоста. — В любом случае скоро у нас будет полно мишеней.

Впереди показались две цепи воинов-хвонгов, рассыпавшиеся вдоль тропы и, судя по всему, не собиравшиеся в панике бежать вслед за своими союзниками-селянами. Противник был вооружен бронзовыми топорами, копьями и дротиками и, судя по слаженности действий, имел опыт боев с туранскими войсками в джунглях.

— Опытные ребята, — кивнул в сторону противника Конан, — хорошо, что наши успели перестроиться в фалангу. Но и слонам не мешало бы ударить одновременно.

Но первый слон, разгоряченный видом крови, двигался быстрее, чем его собратья, продирающиеся сквозь густые заросли вдоль тропы.

По команде Конана Тхан остановил зверя и подождал остальных. И лишь когда все слоны оказались на одном уровне, а пехота подошла к ним вплотную, раздалась команда:

— Ребята, за Тарима и Йилдиза — в атаку!

Вместе с последними звуками своего голоса Конан почувствовал, как его слон резко рванулся вперед. На этот раз противник оказался по бокам животного. На обеих сторонах помоста почти одновременно щелкнули арбалеты. Уже вторая стрела киммерийца нашла свою цель — один из хвонгов покатился по земле, хватаясь руками за торчащее из-под ребер древко.

Дюжина стремительных бесшумных смертей слетела со спины огромного животного, но затем противники сошлись так близко, что, выстрелив из арбалета, можно было угодить в своего пехотинца. Из-за кустов к бокам слонов потянулись копья с бронзовыми наконечниками, но пока что звери в основном сами справлялись с угрожающими им противниками.

Чтобы рассвирепевший зверь ненароком не раздавил своих пехотинцев, Конан приказал Тхану держать животных почти на корпус впереди строя туранцев.

Оставив арбалеты, Конан и Калак взяли в руки длинные копья, чтобы не дать хвонгам возможности подобраться вплотную к незащищенному брюху и ногам слона. Копья и колья противника то и дело мелькали внизу. Дротики со свистом пролетали рядом с наездниками, иногда ударяясь в их доспехи. Впереди Тхан орудовал своим жезлом с бронзовым наконечником как дубинкой, отбиваясь от нападающих, а сам слон, схватив одного из хвонгов хоботом, расшвыривал остальных его телом. Туранские пехотинцы, опасаясь попасть слону под «горячий хобот», все же старались прикрыть уязвимые, не прикрытые доспехами брюхо и зад зверя.

Несмотря на безудержный натиск туранцев, мятежники не собирались не только бежать, но и отступать. Одна группа, ощетинившаяся копьями, перекрыла тропу, а две другие бросились в стороны, чтобы зайти с флангов.

— Биссмиллах! — воскликнул Калак. — Никогда не видел такую орду этих проклятых обезьян!

Конан посмотрел в сторону, куда показывал Калак, и увидел двигающиеся в их направлении сотни голов и наконечников копий.

— Кром! Мы, наверное, наткнулись на один из самых больших отрядов мятежников на марше. — Конан поискал глазами своего вестового. — Муймур, отправляй оставшихся всадников в форт. Пусть сообщат, что дело серьезное. Кавалерию нужно выслать немедленно, а за ней — слонов и пехоту.

Муймур, шедший в общем строю рядом с командирским слоном, поднял голову и крикнул:

— Всадников уже нет, сержант! Они ускакали! Шариф приказал кавалеристам не участвовать в подобных схватках. Он их для чего-то другого бережет.

— Мерзавцы! Бесполезные, ни на что не годные трусы!.. Ладно, посылай гонцов! — Отложив копье, Конан перегнулся через ограждение помоста и негромко сказал: — Найди тех, кто знает кратчайшую дорогу к форту. Пусть передадут капитану Мураду, что мы ввязались в бой по меньшей мере с тысячей хвонгов.

— Есть, сержант!

Муймур скрылся в зарослях, а Конан едва успел подхватить копье, чтобы отразить новый натиск мятежников, уже облепивших, как мухи, бивни и хобот слона.

Пехоте приходилось, пожалуй, еще жарче. Преимущество туранцев в выучке и умении держать строй было почти потеряно из-за множества препятствий в виде деревьев и кустарников. Хвонги отступали, выжидая момент, когда строй разомкнется, и бросались несколько человек на одного туранца, тыкая в него копьями и размахивая длинными, чуть изогнутыми ножами. Доспехи защищали от большинства таких атак, но неизбежно то тут, то там туранские воины падали, не сумев отразить натиск дюжины-полутора хвонгов. А противник, похоже, не считался с потерями и был готов платить десятком своих погибших за одного туранца.

Конан увидел, как трое его пехотинцев скрылись за толстым стволом дерева, а появились из-за него уже вдвоем.

— Кром! — воскликнул Конан и, повернувшись к Калаку, прокричал: — Во что бы то ни стало нужно атаковать! Слоны не годятся для отступления. Стоит развернуться — и от первого же дротика в заднице они, обезумев, передавят всех наших. Остается только пробиваться вперед!

— Отличный план, — съехидничал Калак, выпуская стрелу в группу хвонгов и вновь заряжая арбалет. — Но эти обезьяны не собираются помогать нам в его исполнении. Никогда не видел, чтобы они сражались так упорно, Тарим подери их!

— Они пытаются соорудить что-то вроде строя, но это больше похоже на толпу, — заметил Конан и наклонился к голове слона, чтобы спросить погонщика: — Слушай, нужно попытаться прорваться сквозь эту кучу обезьян на тропе. Главное, не дать им организовать атаку. Твой слон сможет прорваться через эту груду копий и топоров?

Загадочно улыбнувшись, смуглый погонщик развернулся и дотянулся до переднего края помоста. Дернув за какую-то веревку, он сорвал кусок ткани, закрывавший никогда раньше не виданное Конаном оружие — огромный широкий обоюдоострый бронзовый клинок с толстенной рукоятью, обмотанной грубой кожей, с широким кольцом у основания. Тхан перехватил своим жезлом хобот слона и подвел изогнувшуюся серую змею к лежащему поперек слоновьей спины оружию. Крепко схватив рукоятку хоботом, слон поднял клинок высоко в воздух. Удивленные возгласы послышались с обеих сторон линии боя. Огромный зверь, прикрываемый сзади бегущими пехотинцами, бросился в атаку.

Сбившиеся в кучу хвонги и крестьяне перекрыли тропу, лишив себя маневренности и возможности спастись бегством.

Одним взмахом гигантского, в рост человека, клинка слон расчистил себе дорогу, снеся первый ряд противников, ощетинившийся копьями и топорами. Словно коса по траве, прошлось бронзовое лезвие по частоколу копий, с равной легкостью перерубая древки и отсекая держащие их руки. В воздух ударили фонтаны крови. Прежде чем остальные мятежники успели приготовиться к защите, слон ворвался в их гущу, топча живых и мертвых и настигая убегающих окровавленным великанским мечом.

Все это время Конан и Калак занимались тем, что орудовали копьями, словно рыбаки острогами во время нереста рыбы. В этой бойне ни единого дротика не было направлено в их сторону. Находясь в относительной безопасности, Конан успел оглядеться и с удовлетворением отметил, что рядом с другими слонами образовались такие же кровавые воронки.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15