— Это подарок для тебя.

Синтия широко открыла глаза и даже разрумянилась от радости.

— Для меня? Ах, Вики, как это мило с твоей стороны. Но это напомнило мне, что я тоже привезла для тебя кое-что с Ривьеры. Как будто мелочь, но это самые лучшие часы, какие были в магазине. В них много камней, или как это называется, я совершенно в этом не разбираюсь. Ну вот, я сразу все тебе выболтала. А что тут у тебя? Прошу тебя, разверни, ты же знаешь, какая я любопытная!

— Через минуту, моя дорогая, — холодно ответила Вики. Уклонившись от протянутых рук хозяйки, она положила пакет на мраморный карниз камина. Улыбнулась, сняла с головы шляпу и энергичным жестом встряхнула каштановыми, блестящими волосами.

— Вики! С тобой что-то случилось? Ты вся дрожишь!

— Тебе кажется, моя дорогая. Я могу на минуточку зайти в ванную?

— Разумеется. — Синтия лукаво улыбнулась.

Вики окинула свою собеседницу странным долгим взглядом, искусственная улыбка не сходила с ее лица, и Сандерс почувствовал, что сердце у него на мгновение замерло. Потом она схватила сумочку, быстрым шагом прошла через комнату в ванную и закрыла за собой дверь.

Доктор ясно слышал тиканье чьих-то часов. Голова у него была совершенно пустой, ему не хватало храбрости думать. В какой-то момент он сделал шаг вперед, но пальцы Г.М. судорожно вцепились в его плечо.

Синтия что-то напевала себе под нос, медленно и с удовольствием повертелась перед зеркалом и нервно рассмеялась. Потом уселась в кресло. Из пачки, лежащей на столике, она вынула сигарету, закурила ее и почти тут же погасила. Она так явно жаждала информации, что не могла усидеть спокойно. Дверь в ванную отворилась, и атмосфера комнаты сразу же изменилась, как по мановению волшебной палочки.

Однако трудно было бы сказать, в чем это заключалось. Приглушенный свет бра, расположенных по обе стороны двери в ванную, бросал на лицо Вики косые тени. Может быть, она была еще больше разрумянившейся и чуть-чуть быстрее дышала. Она, как обычно, выглядела очень мило и производила впечатление спокойной и уравновешенной. Руками, спрятанными за спиной, она закрыла дверь в ванную. Сделала шаг вперед.

— Дорогая, что с тобой происходит? Я давно уже не видела столь идиотского выражения лица! Что случилось?

Вики, все еще держа руки за спиной, сделала следующий шаг.

— Вики!

— Нет… — сказала Вики своим спокойным, приятным голосом. — Ничего плохого не случилось, только…

В несколько прыжков она оказалась около кресла. В этот момент мужчины, стоящие за окном, почувствовали запах хлороформа, донесшийся до них из комнаты. Синтия, видимо, тоже его почувствовала, или ее обеспокоило что-то в поведении Вики, только она быстро отвернулась, и ее смертельно бледное лицо отразилось в зеркалах, висящих на стенах. Вики не повысила голоса, но разница между ее спокойным тоном и значением произносимых слов, была ужасающая:

— …только я убью тебя, моя дорогая, как убила Мину Констебль, — спокойно сказала она и бросилась на свою жертву.

Она немного поспешила с этим своим заявлением, потому что любой врач мог бы ей сказать, что применение хлороформа сопротивляющемуся пациенту совсем не такое легкое дело, как кажется некоторым юристам. Полотенце, пропитанное хлороформом, чуть не выпало из ее рук, и Синтия открыла рот, чтобы закричать. Какой-то момент они видели ее белые зубы, пока Вики грубо не прижала ее голову к своему плечу. Обе женщины исчезли за спинкой кресла. В тишине было слышно тяжелое дыхание и затихающий шум борьбы. Прошла, наверное, целая минута, прежде чем ноги Синтии в белых, атласных туфлях перестали биться и неподвижно замерли на ковре.

Вики поднялась и отошла на шаг.

Волосы закрывали ей почти все лицо, она тяжело дышала.

Голубые глаза напряженно бегали по сторонам. Она нервно осматривала каждый угол комнаты, стараясь проникнуть сквозь тишину, таящую в себе неожиданную опасность.

Наконец она взглянула на себя. На одном чулке поползла стрела. Она машинально поднесла палец к губам, послюнила его, потерла то место, где лопнула нить, и выпрямилась. Прижав руки к колотящемуся сердцу, она взмахнула головой, отбросив волосы назад, и подошла к зеркалу над камином, в котором отразилось ее бледное лицо. Однако нервная бдительность ни на минуту не оставляла ее. Она оглядывалась по сторонам, как будто все время опасаясь чего-то неожиданного, скрывающегося в углах комнаты. Была полная тишина — даже часы не тикали.

Вдруг она что-то вспомнила, подбежала и заперла дверь на ключ. И только тогда разорвала шнурок, которым был перевязан пакет, лежащий на камине. Она вынула оттуда коробку и открыла ее. Сначала вынула грубо сплетенные полосы черного шелка разной длины. Это, скорее, был разрезанный пояс от халата. Потом надела на руки резиновые перчатки.

Наполовину неся, наполовину волоча бесчувственную женщину, она направилась в сторону кровати. Ее лицо, покрасневшее от напряжения и неожиданно ставшее некрасивым, появилось из-под кружевного рукава Синтии. В полумраке, раздвинув драпировку, она опустила свою жертву на кровать.

В первый раз Вики заговорила громко:

— Сниму с тебя твои тряпки, моя дорогая. Умирать так, как Констебли, можно только в голом виде. Когда ты будешь раздета, я свяжу тебя этими шнурами, которые не оставят ни малейшего следа. Потом, — она подбежала к камину и вернулась с платком и кусочками пластыря, — я засуну его тебе в рот и заклею пластырем. Когда ты будешь умирать, я хочу, чтобы ты была в сознании.

Неожиданно она пошевелилась и быстрым взглядом окинула всю комнату.

Как раньше ее голос, так теперь легкость и грация ее движений вступали в противоречие с выражением глаз. Она посмотрела в сторону окна, поколебалась немного и снова отвернулась. Синтия тихо застонала.

— Так, сейчас ты придешь в себя. Еще несколько мелких приготовлений, и все будет готово.

Минутой позже она до самого горла закрыла одеялом беспокойно шевелящуюся женщину, у которой уже успела связать руки и ноги.

— Синтия, ты слышишь меня? Если бы у меня хватило смелости… если бы только у меня хватило смелости вытащить у тебя изо рта этот кляп, тогда мы смогли бы поговорить немного… Синтия!

Она наклонилась над кроватью и потрясла свою жертву. Внезапно она стала неподвижно и, как бы проснувшись от летаргического сна, побежала назад. В другом углу комнаты стоял на изогнутых ножках богато позолоченный комод. Его украшала сценка с картины Ватто, изображающая двух пастушков. Внутри был ловко вмонтирован радиоприемник, но радио молчало. Она поспешно проверила, подключен ли аппарат к розетке, и снова покрутила настройку.

— Синтия, почему радио не работает?

Ответом ей была тишина.

— Я должна услышать предсказание Пенника, — пояснила она спокойно. — Бедная овечка. Он должен предсказать твою смерть, и я хочу знать, когда я должна тебя убить. Без моей помощи, в которой, он, разумеется, не отдает себе отчет, «Телефорс», к сожалению, ничего не значит. Честный инспектор Мастерс когда-то правильно сказал, что Пенник не смог бы убить даже мухи. Хотя этот мнимый чудотворец убежден, что обладает неограниченной силой, и ему это ударило в голову.

Ты не поверишь, сколько у меня было проблем, прежде чем я убедила его, чтобы он тебя убил. Он так жаждал прикончить Джона Сандерса! Просто неприлично скандалил! Все уже было подготовлено, но тут доктор и бросил Пеннику вызов. Мне все пришлось начинать сначала. Но мне удалось переубедить его, чтобы он выбрал тебя. Знаешь, каким образом, Синтия? Разумеется, знаешь! Он постоянно мне повторял, что если бы был королем, то озолотил бы меня солнцем и так далее. Поэтому не смог отказать в такой скромной просьбе, как убить тебя…

Вики рассмеялась. Ее неиспользованная энергия нашла выход в странных пароксизмах смеха. Но это настроение быстро миновало. Она склонилась над кроватью, как заботливая мать над колыбелью.

— Ты хотела, чтобы я все тебе рассказала? Все о Пеннике, что он делает и кто он такой? Ты все услышишь, обещаю тебе. Выражаясь вульгарно, я думала, что мне удалось найти «теплое местечко». Ты узнаешь, что это за теплое местечко. Знаешь ли ты, кто такой Пенник? Знаешь ли ты, что он такое?

Она протянула руку к неподвижно лежащей фигуре. Послышался неприятный звук отдираемого пластыря, и через несколько секунд платок, заменяющий кляп, лежал на полу.

— Ты знаешь это, Синтия?

С кровати послышалось непонятное бормотание.

— Пенник — это мулат из Восточной Африки. Отец его происходил из хорошей английской семьи, во всяком случае, так он утверждает. А мать была дикаркой из племени Матабеле. Дядя его был колдуном из племени Банту, и Пенник жил в этом примитивном обществе аж до восьми лет.

Мужчины, стоящие на балконе, посмотрели друг на друга. Только один из них не отрывал ни на минуту безумных глаз от Вики.

Как точно выпущенная стрела попадает в самый центр диска, так и истина, заключенная в этих словах, неожиданно достигла их разума. Затерявшиеся в памяти полные несоответствия эпизоды внезапно, как в головоломке, стали в одну картину. Ведь это было очевидным: с самого начала Пенник явно заключал в себе смешение этих двух цивилизаций.

— Ты, наверное, видела его, — продолжала Вики. — Вспомни форму его головы. Вспомни его губы и нос, а, прежде всего маленькие голубые полукружья на ногтях. Нельзя ошибиться, даже если просто наблюдать за его поведением. Он держит себя в железных рукавицах. Не принимает ни капли алкоголя. И, несмотря на это, он производит впечатление «неразорвавшейся бомбы». Изысканная смесь: три четверти образованного джентльмена и одна четвертая суеверного дикаря. И эта последняя перевешивает, потому что — извини меня за вульгарность — капля дегтя портит бочку меда. Это и было теплое местечко, которое я для себя нашла. Да, моя дорогая: черный мужчина.

Вики не могла усидеть спокойно. Она нервно кружилась по комнате, на щеках у нее выступили красные пятна, по телу пробегала дрожь.

— Во всяком случае, он очень неглуп. Ты не можешь против этого возразить. И еще будучи ребенком, он понял, что обладает незаурядным умом. Какой-то английский пастор и немецкий врач занялись его воспитанием. Они забрали его от дяди-колдуна, который подрабатывал торговлей амулетами, продали за хорошую цену его талисманы из слоновой кости и получили достаточно денег на содержание необыкновенного ребенка. Жаль только, что дядя-колдун оставил на нем такой сильный отпечаток. Да… и я должна это переносить… по крайней мере, еще какое-то время. Зато тот научил его множеству вещей. Он видел, как дядя-колдун произносил заклятия, которые должны были убить человека, находящегося за сотни миль. Он в это верит, понимаешь? Он видел результаты. И всю жизнь пытался найти этому научное объяснение. Он все время повторяет: «Научные возможности человеческого мозга», и верит, что мозг обладает неограниченной силой, которую только он может покорить, поймать в сачок, как ловят бабочку, выявить ее возможности, точно определить и… использовать. Он обладает некоторой силой. Не стану спорить. Но не такой уж…

Внезапно что-то вдруг щелкает в его мозгу, и он превращается в настоящего дикаря. Но это ему не мешает, напротив. Благодаря этому маленькая Вики уже скоро получит то, чего желает. Разумеется, после твоей смерти, моя дорогая. Именно такой дикарь в костюме джентльмена вылез из него в пятницу вечером у Констеблей. Мы начали говорить на определенную тему и никак не могли покончить с этим. Дело было так, моя дорогая, — увлеклась воспоминаниями Вики. — Мы сидели в оранжерее: Сэм и Мина Констебли, доктор Сандерс, Ларри Чейз, я — и не имели никакого представления, что вскоре случится. Сэмюэль Хобарт Констебль — прекрасный образчик типичного джентльмена — постоянно издевался над Пенником, так что тот уже не мог больше выдержать. Потом дорогой доктор Сандерс выскочил с неудачной фразой: «Оставим на минуту вопрос, могли бы вы убить человека, применив только мысль, как это якобы делают колдуны из племени Банту».

У Пенника уже случайно вырвалось нечто нежелательное. Аргументируя, он использовал слово «дикарь», но почти сразу же привел другое сравнение. Потом мы, однако, никак не могли покончить с этой темой. Кто-то бросил фразу о поварском колпаке, и мистер Констебль заметил со своей злорадной улыбкой, что Пенник будет хорошо выглядеть в таком головном уборе. Мина вспомнила, что когда-то Дюма готовил ужин для французских гурманов, а у Дюма — этого ты, наверное, не знаешь — была примесь негритянской крови. И, в конце концов, Сэмюэль заявил с большой помпой: «Если я переодевался к ужину среди этих чертовых негров, то, наверное, имею право переодеться к ужину в своем собственном доме». И от бешенства у моего маленького мулата рассудок окончательно помутился. Он заявил, что Сэмюэль умрет.

И, наверное, он умер бы, если бы заклятья Банту могли его убить. Над миской салата Пенник наводил «порчу» на Сэма. Это так напугало женщину, которую Мина пригласила на кухню, что она сбежала вместе с сыном, как будто за ними гнался сам дьявол. А поскольку во время подобных «действий» у Пенника на губах выступает пена, можешь представить, как он очаровательно выглядел… Он прибежал наверх и попытался изнасиловать меня перед ужином — я надеюсь, что твои клиенты, моя дорогая, ведут себя немного лучше, — и заявил, что убьет Констебля и принесет его как жертву перед моим алтарем, что бросит мне под ноги все золото мира, короче говоря, нагнал на меня немало страху. И это произвело на меня огромное впечатление. Потому что случилось то, что Пенник предсказывал — Сэмюэль Хобарт Констебль умер. Но самое забавное заключается в том, что Пенник не имел к этому никакого отношения. Этот мулат совершенно безобиден, если уметь им управлять. Во всяком случае, он представлял собой отличную дымовую завесу, когда я убила Мину. Я убила ее, чтобы она не смогла рассказать правду о смерти Сэма. Только после этого я смогла заняться собственными проблемами — то есть, заняться тобой — по-прежнему под дымовой завесой таинственной силы Пенника. Сила Пенника — какая чушь!

Я прекрасно знаю, что я делаю, мой ангел. Знаю, что какое-то время меня будут немного подозревать и будут задавать самые странные вопросы. Но я уже привыкла к этому. И в такой ситуации предпочитаю иметь дело с мужчинами. Но самое главное заключается в том, что как бы они меня ни подозревали — они никогда не смогут ничего доказать. Даже если разоблачат фанфаронство Пенника, то все равно они будут подозревать его, а я улыбнусь скромно и мило, как обычно, потому что смерть Сэма… о-о-о… здесь у меня железное алиби.

И тут Вики совершила ошибку. Она совершенно потеряла голову. Начала говорить, говорить, и ничто уже не могло ее остановить.

Яркий румянец залил ее щеки. Она грациозно сделала несколько танцевальных па, но это выглядело карикатурно. Эти движения, как и слова, выдавали состояние ее ума.

— Я уже устала действовать вежливо и осторожно, когда таким людям, как ты, достаточно только свистнуть, чтобы получить все, что они хотят. И когда я услышала, как на самом деле умер Констебль, я сразу же решила, что ты отправишься по его следам.

Я не убивала его, Синтия. Нет, нет. До самой его смерти мои мысли были, в сущности, невинны и чисты. Иначе я не призналась бы Сандерсу, что желаю твоей смерти. Я узнала, как умер Сэм, потому что две ночи после этого спала в одной комнате с Миной, а Мина, о чем все знают, имела привычку разговаривать во сне. Я связала все это в одно целое и только тогда увидела, как могу использовать Пенника, чтобы расправиться с тобой.

С юридической точки зрения можно сказать, что смерть Сэмюэля Констебля была вызвана несчастным случаем. Если говорить о самом механизме того, что произошло, то так оно и есть, но в действительности это не было случайностью. И ответственность за это лежит на Пеннике. Если бы Пенник не сказал того, что сказал, не сделал того, что сделал, и не предсказал смерти в Форвейзе около восьми часов вечера, Сэмюэль Хобарт жил бы до сих пор. Но это должно было произойти. Если бы я внимательно слушала тогда разговор в оранжерее, наверное, уже тогда поняла бы, что это неизбежно. Каждый человек поступает согласно своей природе, и потому стервозность, сидящая в Сэме, проиграла, а я извлекла выгоду. Сейчас ты увидишь, как он умер, потому что ты умрешь тем же самым способом, моя дорогая…

Вики сделала церемонный реверанс, и Сандерс вспомнил, что когда-то она сделала то же самое на лестничной клетке в Форвейзе. Он также узнал выражение ее лица — точно такое же, как под стеклянным абажуром в столовой, краска на лице, блестящие глаза — когда она прощалась с ним за несколько часов до смерти Мины Констебль.

Подпрыгивая, как школьница, она побежала в сторону камина. Всунула руку в коробку, которая стояла на карнизе.

— Если радио не будет действовать, то ничего не поделаешь, — практично заявила она. — Впрочем, у меня масса времени, прежде чем объявят о выступлении моего ясновидящего. Теперь ты должна быть очень внимательной, моя дорогая. Это самый лучший способ убивать людей, о каком я когда-либо слышала. Для него не нужны какие-то специальные знания, иначе я не справилась бы с этим. Старший инспектор Мастерс неожиданно еще раз попал в цель. Я подслушивала под дверями, прежде чем меня посадили в поезд, которым, разумеется, я не уехала. Он сказал: «Что-то неуловимое, как ветер, и одновременно самое обычное, как хлеб. Что-то, что можно сделать в собственном доме при помощи воды и кусочка мыла». И был прав. Мыло! Мыло! Это как раз напомнило мне… Ты можешь подождать минутку?

Она исчезла за дверями ванной, и целую минуту был слышен только шум воды, льющейся из кранов.

— У тебя мне не требуется следить, чтобы не произвести ни малейшего шума, — пояснила она, остановившись на пороге, — как это было в Форвейзе, когда я отправила на тот свет Мину. Благородный доктор Сандерс услышал шум воды, но подумал, что это фонтан в оранжерее.

Ничего у меня не вышло с этим парнем, Синтия. Я хотела спровоцировать вспышку неожиданной любви, даже сидела с ним в темноте, чтобы облегчить ему задачу. Но ничего не вышло. Он без памяти влюблен в какую-то глупую девку, в твоем стиле, а та, вместо того, чтобы не выпускать его из рук, путешествует по свету. Джон считает, будто она наставляет ему рога, что весьма правдоподобно. В общем, все было напрасным, и этот дурак оказался слишком большим джентльменом, чтобы воспользоваться минутой женской слабости… Правда, был момент, когда уже… Он сказал, что я веду себя, как «героиня детективного романа». В этом не было ничего удивительного, потому что я считала, что это самый лучший способ сыграть свою роль. Ты согласна со мной?

Это был неплохой замысел. Джона легко обмануть, и я знала, что, если он поймает меня в воскресенье вечером в Форвейзе, я смогу убедить его, чтобы он помог мне. Он мог мне здорово помочь. Впрочем, он и так неосознанно сделал это. Мне пришлось дать по носу Ларри. Он был очень недоволен, бедняга! Я так уговаривала его, чтобы он взял меня с собой к Констеблям и… ничего из этого не вышло.

Знаешь, Синтия, я в первый раз начинаю в самом деле тебя любить. Ты не имеешь понятия, что за облегчение больше не быть благовоспитанной девицей, а на самом деле: «маленьким-песиком-на-посылках-для-всех»! Думаю, что свои самые лучшие трюки и уловки я переняла от тебя. Я наблюдала за тобой с того момента, когда ты вышла за моего отца. Только так уж мне не везло, что мужчины, которые теряют из-за меня голову, не тратят на меня деньги, потому что их не имеют. С этой точки зрения ты всегда счастливее… Ах, перестань! Лежи тихо!

Женщина на кровати отчаянно забилась под одеялом, закричала. Вики в мгновенье ока оказалась около нее, совершенно спокойная и уверенная.

— Я слишком много говорю. Совсем, как Пенник, — констатировала она. — Не кричи! Знаешь, я думала о том, чтобы тебе пальцы рук и ног подпалить спичками, прежде чем отправлю тебя на тот свет. Не думаю, что потом кто-то будет заниматься такими мелочами, как мелкие ожоги. Мне это доставило бы огромное удовольствие! Ну, готовься, моя дорогая, я должна тебя перенести.

Внезапно Синтия Кин сказала прерывающимся, но неожиданно четким голосом.

— Ничего из этого не выйдет…

— Почему, дорогая?

— Потому что у нас много зрителей на балконе, — продолжала она. — А у меня все-таки еще остались крупицы стыда, несмотря на все то, что ты обо мне плела. Я уже развязала большинство этих узлов, и могу, наконец, прикрыться халатом, хотя думаю, что они могли бы меня предупредить о твоих планах.

— Вперед, ребята! — скомандовал самый спокойный в мире голос Г.М.

Он распахнул настежь стеклянное окно, отодвинул шторы и вошел в комнату.