Днем мадам Рошер послала за мной.

— Здесь герцогиня и месье Бурдон, — сказала она мне, как будто я не знала этого. — Они хотели бы поговорить с вами. Они ждут вас в моей гостиной. Можете сейчас пройти к ним.

Задавая себе вопрос, что бы это могло означать, Я поспешила туда.

Герцогиня расцеловала меня в обе щеки. Жан-Паскаль стоял на несколько шагов позади нее, потом вышел вперед и, взяв обе мои руки в свои, поцеловал меня так же, как и она, ласково улыбнувшись.

— Моя милая Люсинда, — сказал он. — Я вижу, что ты беспокоишься за Аннабелинду. Бедное дитя, она совсем больна. Мы собираемся забрать ее с собой в Бурдон. Мы позаботимся о ней и надеемся, что через несколько месяцев она станет такой же, как прежде.

— Месяцев! — повторила я.

— О да, моя милая, — вставила герцогиня. — Понадобятся несколько месяцев.

Жан-Паскаль продолжал:

— Я скажу родителям Аннабелинды, что она нуждается в особом уходе, который, естественно, невозможен в пансионе. В конце концов, это школа, а не больница. Я попрошу мою дочь с мужем приехать к нам в Бурдон. Я знаю, что тебе будет недоставать подруги. Но ведь ты уже освоилась здесь, правда?

Я пробормотала, что да. Я чувствовала себя сбитой с толку. Я не могла поверить, что Аннабелинда настолько больна, что должна так надолго покинуть школу.

Жан-Паскаль исподволь наблюдал за мной. Неожиданно он спросил:

— Аннабелинда что-нибудь рассказывала тебе?

— Ну… немного.

— О том… как она себя чувствует?

— О… да. Мы поговорили в Лондоне перед отъездом. Она была расстроена из-за… э-э…

— Из-за?..

— Из-за своего друга.

— Она сказала тебе это, да?

— Да.

— А этот ее друг?

— Он работал здесь садовником.

— Понимаю, — отрывисто сказал Жан-Паскаль. — Ну, Аннабелинда больна, и, как ты понимаешь, ей требуется некоторое время, чтобы выздороветь.

— Она вернется обратно в школу?

— Думаю, что вернется, когда будет хорошо себя чувствовать. На твоем месте я бы никому не рассказывал про этого садовника.

— Конечно. Я знаю, что Аннабелинда не хотела этого.

— Не сомневаюсь. Она ведь просто разговаривала с ним в парке.

— О, — начала было я и внезапно замолчала.

Жан-Паскаль внимательно посмотрел на меня и потом улыбнулся.

— Надеюсь, что ты приедешь погостить ко мне в замок перед отъездом домой на летние каникулы, — сказал он. — В это время года… виноград уже почти созреет.

— Спасибо, — сказала я.

— Мы уезжаем сегодня и забираем Аннабелинду с собой. Надеюсь, что тебе не будет без нее одиноко.

— У меня есть Кэролайн, Хельга, Ивонн и все остальные.

— Уверен, что у тебя много подруг.

— Аннабелинда не… — Они оба с ужасом смотрели на меня, пока я, запинаясь, не произнесла:

— Не… умрет?

Жан-Паскаль рассмеялся.

— Господи, нет, нет и нет! — воскликнул он. — С ней будет все в порядке. Она просто нуждается в покое, отдыхе и уходе. И все это она получит в Бурдоне. Когда ты увидишь ее летом, она будет прежней Аннабелиндой.

— Я беспокоюсь о ней.

— Конечно, милое дитя. Но для тревоги нет оснований. Мы будем ухаживать за ней» пока она не выздоровеет. Ты поразишься, увидев ее. А тем временем ты должна усердно трудиться и радовать своими успехами мадам Рошер, которая, скажу по секрету, отозвалась о тебе с большой похвалой.

И… только не говори слишком много про Аннабелинду. Ей, как и любому человеку, не нравится хворать. И ей бы не хотелось, чтобы, когда она вернется, ее воспринимали как больную.

— Я понимаю.

— Я знал, что ты поймешь. Храни тебя Бог, моя милая. Я с нетерпением жду встречи с тобой летом.

— Я тоже, мой дорогая, — сказала герцогиня.

В тот же день они уехали, забрав Аннабелинду.

Мне очень недоставало Аннабелинды. Я всегда ощущала какую-то пустоту, когда она исчезала из моей жизни. Мне не хватало ее подкалываний, ее пренебрежения, ее презрения, потому что я знала, что за всем этим скрывается сердечная привязанность.

Мне хотелось бы знать, как продвигается ее выздоровление, и я очень обрадовалась, получив от нее письмо.

«Дорогая Люсинда!

Как ты там в школе без меня? Моя мама приехала в Бурдон. Все решили, что на некоторое время я должна оставаться здесь. Говорят, что здешний климат больше подходит мне, чем наш английский. Мне сказали, что со временем я буду в полном порядке. Дедушка очень влиятельный человек и знает всех людей, которые могут оказаться полезными. Он приглашает тебя приехать сюда летом, перед отъездом домой, так как уверен, что к тому времени я уже полностью поправлюсь. Я нуждаюсь в небольшом отдыхе и поэтому пока должна оставаться здесь.

Я хотела бы, чтобы ты оказалась здесь, в Бурдоне. Я с нетерпением жду твоего приезда после окончания занятий в школе в конце июля перед длинными летними каникулами. Не говори, что должна спешить домой к родителям и к твоему братцу. Сначала приезжай сюда и побудь со мной.

Аннабелинда.»

В этом письме она била уже больше похожа на себя. Я написала ей, что, если это удобно, я остановлюсь на две недели в Шато Бурдоне перед отъездом домой, и подчеркнула, что это достаточно долго, потому что я с нетерпением жду встречи с родителями после окончания длинного семестра.

Занятия в пансионе шли, как обычно. Мы устроили еще одну полуночную вечеринку. Кэролайн привезла после рождественских каникул торт, облитый сверху сахарной глазурью, и угощение получилось на славу. Но без Аннабелинды все казалось не таким, как прежде.

— Что с ней? — спросила Кэролайн.

— Какая-то ужасная болезнь. Чтобы вылечиться от нее, потребуются месяцы.

— Наверное, это чахотка, — понимающе сказала Кэролайн.

— Надеюсь, что нет.

— Люди часто болеют чахоткой.

— Аннабелинда в последнее время плохо выглядела. Возможно, так оно и есть.

— Обычно едут лечиться в Швейцарию, — сказала Хельга. — Говорят, что хорошо помогает горный воздух.

Я подумала: «Швейцария? Карл Циммерман приехал оттуда».

Карл Циммерман все больше и больше занимал мои мысли. Болезнь началась после его исчезновения, из-за тоски по нему.

Я часто прогуливалась, вспоминая нашу неожиданную встречу, и однажды пошла посмотреть на его коттедж.

Мне показалось, что в нем кто-то живет. Я осмотрела домик. Он был определенно обитаем. Я обошла вокруг него и вернулась в школу.

А на следующий день я поймала себя на том, что снова иду в направлении коттеджей. Я подошла к домикам сзади. Там располагались садики, и в одном из них молодая женщина развешивала постиранные вещи.

Она поздоровалась со мной и сказала:

— Вы из школы. Я уже видела вас неподалеку отсюда.

— Да, — ответила я. — Наверное, вы работаете в пансионе?

— Не я. Мой муж. Он работает в парке. У него очень много дел.

Женщина подошла ко мне. У нее было приятное счастливое лицо. Я заметила, что она ждет ребенка… и весьма скоро. Она оперлась руками на изгородь и изучающе посмотрела на меня.

— Вы давно в этой школе? — спросила она.

— С прошлого сентября.

— Откуда вы приехали? Не из Англии ли?

— Как вы догадались? — Ну, может быть, все дело в том, как вы говорите по-французски.

— Неужели так плохо?

— Не расстраивайтесь, — сказала женщина. — И вовсе не плохо. Я все понимаю.

— Прекрасно! Тогда позвольте задать вам вопрос. Вы знали Карла, который некоторое время работал здесь?

— О да. Мой Жаке говорил, что садовник из него не Бог весть какой. Я знала этого молодого человека. Он недолго пробыл в этих краях.

— Почему он так быстро уехал?

— Не думаю, что он собирался оставаться. Он один из тех, которые сегодня здесь, а завтра там.

— Спасибо, это все, что я хотела узнать, а теперь я лучше вернусь в школу.

— До свидания, — весело сказала жена садовника.

Примерно через неделю я опять увидела ее. Она округлилась немного больше.

— Привет. Опять вы, — сказала она. — Вам, кажется, понравилось гулять здесь.

— Я люблю выходить из пансиона в это время, а в парке так хорошо..

— Настоящая весна.

— Да. Чудесно.

— А я отдыхаю. Понимаете, я должна отдыхать.

Я знала, что она имеет в виду.

— Вы довольны, правда? Я говорю о… ребенке.

— Значит, вы заметили.

Женщина громко засмеялась, показывая, что это шутка, настолько очевидным было ее состояние.

— Конечно, заметила.

— Такая молоденькая девочка, как вы!

— На самом деле не такая уже я молоденькая.

— Нет. Конечно, нет. В наше время молодые люди уже знают о таких вещах. Вы правильно угадали. Я довольна. Мы всегда хотели ребенка.

Жаке и я. Думали, что у нас его уже никогда не будет, а потом милосердный Боже посчитал нужным исполнить наше желание.

— Должно быть, вы счастливы.

Она кивнула, довольная и безмятежная.

Я ушла, думая о ней.

Как-то раз, когда мисс Каррутерс взяла нас на экскурсию в Монс и у нас опять появилась возможность походить по магазинам, я купила распашонку, которую намеревалась подарить этой женщине.

Я узнала ее имя. Ее звали Маргарет Плантен.

Жаке Плантен работал на пансион по найму уже много лет, а его отец и дед работали на Рошеров еще до того, как была создана школа.

Маргарет пришла в восторг от распашонки. Она призналась, что наши короткие беседы через изгородь доставляют ей большое удовольствие. Меня пригласили в маленький коттедж с двумя комнатками наверху и двумя внизу. Сзади была пристроена умывальная.

Маргарет получала огромное наслаждение, показывая мне вещи, приготовленные для ребенка. Я сказала, что надеюсь на то, что он родится до моего отъезда на летние каникулы.

— Занятия в школе заканчиваются в самом конце июля, — сказала Маргарет. — По крайней мере, всегда кончались. Ну, а ребенок должен появиться примерно за неделю до этого.

— Как вы думаете, кто это будет, мальчик или девочка? Я бы предпочла маленькую девочку.

— Она бы предпочла! — рассмеялась Маргарет. — Ну, это решит милосердный Господь. Жаке хочет мальчика, но думаю, что он будет очень рад, кого бы нам ни послала судьба. А я хочу только одного — взять этого малыша на руки.

Прошла весна. Наступило лето. Остался всего один месяц до окончания занятий. Жизнь в пансионе очень нравилась мне. С Кэролайн мы стали близкими подругами. Я сильно привязалась к Ивонн и Хельге.

Прогулки в сельской местности. Кроссы, в которых бегущие впереди оставляют за собой след из клочков бумаги. Свежий воздух. Мисс Каррутерс говорила, что это лучше всяких искусств. Мадемуазель Артуа жаловалась на беспорядок, который мы оставляли в спальне. Долгие теплые дни…

Уроки танцев, уроки игры на фортепьяно… Я скучаю по Аннабелинде и с нетерпением жду известий о ней.

Время от времени от нее приходят письма. Она поправляется, считает, что к тому времени, когда я присоединюсь в ней, она будет уже совсем здорова. В Бурдоне очень жарко, и все боятся, что это повредит виноградникам.

«Я предвкушаю встречу с тобой, — писала Аннабелинда, — ты мне расскажешь про все, что происходит в нашей школе».

И я, конечно, тоже с нетерпением ждала встречи с ней.

В середине июля у Маргарет Плантен родился мертвый сын. Я очень опечалилась, мысль о страданиях Маргарет была для меня непереносима. Я знала, как отчаянно она хотела иметь ребенка, а теперь все ее планы и надежды оказались напрасными.

Ставни в коттедже были закрыты. Я не могла заставить себя пойти туда, опасаясь, что мой приход напомнит жене садовника о наших беседах о ребенке и еще больше опечалит ее.

Две недели я не приближалась к домику. Потом, собравшись с духом, направилась туда. Подойдя к коттеджу со стороны сада, я заглянула поверх изгороди. Там в коляске лежал ребенок.

Я не могла сдержать любопытство. На следующий день я пришла снова. Коляска с ребенком стояла в саду. Я обошла коттедж и постучала в дверь.

Маргарет открыла ее и увидела меня. Я почувствовала, как слезы наворачиваются да глаза. Она заметила их и на пару секунд отвернулась. Потом сказала:

— Моя милая, вы очень добры, спасибо, что пришли.

— Я боялась сделать это раньше… но я думала о вас.

Маргарет взяла меня за руку.

— Заходите, — сказала она.

Я вошла.

— Мне так жаль, — начала я.

— Это было ужасно. Мне хотелось умереть. Все наши надежды… все наши планы… рухнули. Мы были вне себя от горя. Понимаете ли, мы мечтали об этом… мы оба. Мы так долго ждали, и потом… все так кончилось. Это было свыше наших сил. И я проклинала Бога. Я спрашивала, как Он мог совершить такое? Чем мы заслужили это? Но Господь милосерден. Он дал мне другого малыша, чтобы заботиться о нем. Это одно из его чудес. Оно смягчает мою боль, и я уже люблю ребенка. Не так, как своего собственного… но говорят, что потом я полюблю его как своего. И действительно… моя любовь растет с каждым днем. Так что та маленькая распашонка, которую вы купили… она пригодится.

— Значит, у вас все-таки есть ребенок?

— Да. Теперь он мой! Мой навсегда. Он нуждается во мне, а я в нем. У него нет матери, нет никого, кто бы заботился о нем. И я собираюсь подарить ему ту нежную заботу, которая предназначалась моему дитя.

— Расскажите мне, как это произошло.

— Мне помогла мадам Рошер. Она услышала об этом малыше и сказала мне о нем, спросив, не взяла бы я его себе. Сначала я не согласилась. Я не чувствовала, что кто-то в состоянии заменить мне моего ребенка. Тогда мадам Рошер сказала, что этот малыш нуждается во мне… и, хотя я могу и не сознавать этого, я нуждаюсь в нем. Конечно, дело было не в деньгах.

— Деньгах?

— О да. За него платят. У него нет матери, но его родственники будут оплачивать уход за ним.

Мы с Жаке и не мечтали, что станем такими богатыми. Но дело не в деньгах…

— Я уверена, что не в деньгах.

— Мы обсудили это с мужем. Я сказала, что усыновлю ребенка. Я не хочу, чтобы кто-нибудь потом пришел и забрал его. Если он мой, то пусть и останется моим. Родственники малыша согласились, сказали, что на ребенка отложены деньги.

Они будут присылаться каждый год. Он не будет ни в чем нуждаться. И, моя милая, я уже люблю его.

— Это замечательная история, мадам Плантен.

Она похожа на чудо. Если бы вы не потеряли своего ребенка, то не смогли бы позаботиться об этом малыше.

— О, они нашли бы кого-нибудь другого. У этих людей есть деньги, и они могут все устроить.

Но я делаю это не из-за денег. Из-за ребенка. Он такая прелесть. Мне кажется, что он уже узнает меня.

— Могу я посмотреть на него?

— Конечно. Я принесу его в дом. Он еще совсем крошка. Может быть, примерно на неделю старше моего… не больше.

— Когда его привезли?

— Несколько недель назад. Это организовала мадам Рошер. Я думаю, что его доставил кто-то из ее поверенных. Была бумага. Мы с Жаке поставили на ней кресты. А потом ее подписали и скрепили печатью. Я сказала, что меня интересует только одно. Будет ли этот ребенок навсегда моим, как если бы это я дала ему жизнь. И мне ответили, что именно это и написано в бумаге. Но вы должны посмотреть на него. Подождите минутку. Я принесу дитя.

Маргарет вернулась с совсем маленьким ребенком, с красивыми светлыми волосами. Он спал, и его глаза были закрыты, но, и не видя их, я догадывалась, что они голубого цвета.

— Как его зовут? — спросила я.

— Эдуард. И, конечно, он будет носить нашу фамилию.

— Значит, он ваш, мадам Плантен, только ваш?

— Да. И я никогда не забуду, что он значит для нас. Когда Жаке входит, он перво-наперво ищет глазами этого маленького парнишку.

Она сидела, качая ребенка, который продолжал спать.

Я сказала:

— По-моему, замечательно, что все так кончилось.

— Это чудо, сотворенное небесами, — сказала Маргарет. — И я всегда буду верить в то, что так оно и есть.

Семестр закончился первого августа. В школу приехала герцогиня. Она собиралась отвезти меня прямо в замок.

Мадам Рошер провела с ней немного времени наедине.

Когда мы уезжали, мне вспомнилось наше появление здесь в прошлом сентябре, и я подумала, как много произошло всего лишь за один год.

Герцогиня была такой же приветливой и любезной, как всегда. Мы без приключений добрались до Бордо. На станции нас ожидал экипаж Бурдонов, и мы с большим комфортом доехали до замка.

Я с нетерпением ждала встречи с подругой. Герцогиня сказала мне, что Аннабелинда уже поправилась и стала почти совсем такой же, как раньше.

— Мы заставляем ее отдыхать, потому что болезнь была долгой и изнурительной. Однако мы чувствуем, что она справилась с ней наилучшим образом.

Аннабелинда ожидала нас, стоя рядом с Жаном-Паскалем. Она выглядела здоровой и даже цветущей.

— Как чудесно, что ты приехала, Люсинда! — воскликнула она, тепло обнимая меня. Я была тронута.

— Аннабелинда, как я рада видеть тебя!

Жан-Паскаль поцеловал мне руку.

— Добро пожаловать, милое дитя. Мы все счастливы, что ты здесь. Как, по-твоему, выглядит Аннабелинда?

— Она никогда еще не выглядела так хорошо.

Он засмеялся.

— То же самое ей говорю и я. Вот видишь, моя дорогая, мы с тобой думаем одинаково.

— Аннабелинда и в самом деле полностью выздоровела?

— Да… да. В этом нет сомнения. Мы будем заботиться о ней, чтобы исключить возможность рецидива.

Мы вошли в замок, который всегда внушал мне благоговейный трепет. Мама говорила, что испытывала то же самое чувство, когда гостила в нем.

Казалось, что прошлое проглядывало сквозь настоящее, и ты думал обо всех людях, живших здесь давным-давно и, возможно, оставивших частицу себя в этом месте.

Мы пообедали в уютной столовой, и, казалось, Жан-Паскаль и герцогиня искренне рады мне. Что касается Аннабелинды, то она заставила меня чувствовать себя желанной гостьей.

— Надеюсь, твои родители не сердятся на нас за то, что мы удерживаем тебя вдали от них, — сказал Жан-Паскаль.

— Не сомневаюсь, что они подарят нам немного времени, — промолвила герцогиня. — Они очень обрадуются, если Аннабелинда сможет вернуться вместе со мной, — сказала я.

— Думаю, что она уже достаточно здорова, чтобы сделать это, — ответил Жан-Паскаль.

Разговор продолжался в том же духе, но я почувствовала некоторую напряженность и видела, что Жан-Паскаль тоже ощущает ее.

Я вздохнула с облегчением, когда мы разошлись по комнатам, и не могла удержаться, чтобы не пойти к Аннабелинде.

Она лежала в кровати, но не спала.

Улыбнувшись мне, она сказала:

— Я знала, что ты придешь.

— Конечно, ведь мы так давно не видели друг друга.

— Расскажи мне о школе. Как реагировали на мой внезапный отъезд? Было много разговоров?

— Все говорили только об этом. Тебя награждали всевозможными болезнями… от скарлатины до авитаминоза.

Аннабелинда улыбнулась.

— Все это было довольно неприятно, правда?

— Теперь с этим покончено. Ты совершенно здорова. Расскажи, чем ты болела на самом деле?

— Дедушка говорит, что я не должна об этом рассказывать. Он считает, что так будет лучше для меня. Мне надо все забыть. Это происшествие может отрицательно сказаться на моих шансах…

— Отрицательно сказаться на твоих шансах… шансах на что?

— Найти себе подходящего мужа. Они думают о моем замужестве. В конце концов, я старею.

— Но тебе исполнится только шестнадцать…

— В будущем году.

— Как это могло бы сказаться на твоих шансах?

— О, пустяки. Не спрашивай…

Но я настаивала.

— Как?

— Ну, в знатных семьях все время думают о передаче родового имени и тому подобных вещах.

Им хочется здоровых наследников. Они будут настороженно относиться к жене, у которой было… было то, что у меня.

— Да что у тебя было? Как все загадочно. Ты болела чахоткой? Если да, то почему не сказать прямо?

— Дедушка говорит, что мы должны все забыть и никогда больше не упоминать об этом.

— Понимаю. Ты имеешь в виду, что если ты заболеваешь чахоткой, то она может передаваться по наследству твоим детям.

— Да. Вот именно. Поэтому ни слова.

— И они лечили тебя здесь!

— Ну, не здесь. Я должна была уехать.

— Я догадывалась об этом.

— Идея принадлежала дедушке. Он все организовал.

— Я помню, что получила от тебя письмо со штемпелем Бергерака.

— Бергерак! Никогда больше не хочу бывать там.

— Он где-то поблизости?

— Да, в нескольких милях отсюда. Наверное, я опустила письмо, когда мы проезжали его.

— Проезжали его… по дороге куда?

— О, я не помню. Я довольно плохо себя чувствовала все это время.

— Почему ты не хочешь снова оказаться в Бергераке?

— Я хочу забыть все, что связано с моей… болезнью… а это место напоминает мне о ней. Все вокруг напоминает о ней.

— Все-таки чахотка, да?

Аннабелинда кивнула… а потом покачала головой.

— Я не хочу говорить… прямо… но… обещай мне, что ты никому не расскажешь.

— Обещаю. Тебя отправили в Швейцарию? Люди едут именно туда. Высоко в горы.

Аннабелинда опять кивнула.

— И тебя вылечили? — спросила я.

— Полностью. В будущем мне надо просто… соблюдать осторожность. Дедушка назвал это предостережением. Как только ты подхватил подобное заболевание, люди относятся к тебе с подозрением.

— Они думают, что оно может стать наследственным.

— Дедушка считает, что оно может уменьшить мои шансы на тот брак, который он желал бы для меня.

— Ну, и как в санатории?

— О, там все относились к больным очень строго. Ты должен выполнять то, что тебе говорят.

— Похоже на «Сосновый Бор».

Аннабелинда рассмеялась.

— Но все кончилось, и я хочу забыть, что это когда-то было. Теперь я здорова. Со мной все будет в порядке. Я предвкушаю поездку в Лондон.

— По-моему, твои родные будут стремиться удержать тебя в деревне.

— О, думаю, маме захочется в Лондон. А что касается отца и дорогого брата Роберта, то пусть занимаются своим дорогим поместьем. Им не до меня.

— Я скучала по тебе, Аннабелинда.

— А тебе не кажется, что и я скучала по тебе?

— Должно быть, это ужасно — находиться так далеко от всех. Наверное, твой дедушка и герцогиня навещали тебя, пока ты была там?

— Конечно. Они изумительно относились ко мне.

Но, пожалуйста, Люсинда, я не хочу говорить на эту тему.

— Хорошо. Больше ни слова.

— И не забудь, не рассказывай никому про Швейцарию. Я не должна была говорить и тебе, но ты выпытала это у меня.

— Я буду молчать.

— Добрая старушка Люсинда 1 Прошла неделя. Мы много катались верхом, обычно в компании Жана-Паскаля. Было несколько званых обедов.

Я получала большое удовольствие от прогулок в окрестностях замка. Мне нравилось бывать одной. Я любила сидеть у озера, наблюдая за лебедями и маленьким коричневым селезнем, ковыляющим мимо меня. Я приносила ему кусочки хлеба, и меня забавляла его манера приходить к озеру и терпеливо дожидаться угощения.

Иногда, находясь здесь, я думала о странностях жизни и представляла себе маму молодой девушкой, ненамного взрослее, чем я сейчас, сидящую на этом же самом месте. Тогда здесь жил черный лебедь. Она часто рассказывала о нем и о том, как яростно он защищал свою территорию.

Как мирно было здесь сейчас, с прекрасными кроткими белыми лебедями вместо черного. И все-таки существовало нечто, скрытое от глаз… таинственное, казавшееся совсем не таким, чем было на самом деле.

Как-то в середине дня, когда, посидев у озера, я возвращалась в замок, мне встретился почтальон, который направлялся к дому.

Он приветствовал меня. Он знал, кто я, потому что я уже брала у него почту раньше.

— Ну что же, — сказал он, — еще раз, мадемуазель, вам придется поберечь мои ноги. Я немного припозднился. Не возьмете ли это послание для месье Бурдона?

Я согласилась и взяла письмо.

Почтальон поблагодарил меня и продолжил свой путь.

Я подумала, что Жан-Паскаль, наверное, в своем кабинете и поэтому понесла письмо туда. Я постучалась. Ответа не последовало, и я открыла дверь и вошла. Окно было открыто, и при моем появлении порыв ветра сдул лежащие на письменном столе бумаги и разметал их по полу.

Я торопливо закрыла дверь, положила принесенное мною письмо на стол и наклонилась, чтобы подобрать бумаги.

В это время мне на глаза попалась фраза, написанная на одной из них. Она гласила: .

— Мое имя и в самом деле Сибилл, — сказала мисс Каррутерс.

Майор залился заразительным смехом, к которому присоединились все мы, причем мисс Каррутерс смеялась так же искренне, как и остальные.

Я подумала, что и в этой опасной ситуации, в столь трагических для многих обстоятельствах находятся моменты, когда мы способны радоваться и чувствовать себе счастливыми.

Мы находились на пути домой. Я везла Эдуарда, мисс Каррутерс вела себя совсем не так, как обычно, а Аннабелинда совершенно забыла о неприятной стычке между нами;

И все это произошло благодаря майору Мерривэлу.

Мы пересекли границу с Францией вечером.

Майор Мерривэл сообщил нам, что его зовут Маркус и, поскольку он не видит причин разводить церемонии, то предлагает опускать «майор»и обращаться к нему по имени.

— Ведь это, — сказал он, — совершенно особая поездка, правда? Мы будем долго ее помнить. Вы не согласны?

Мы от всего сердца согласились.

— И я думаю, что молодой человек на заднем сиденье ломает голову над тем, почему его не укладывают спать.

— Нет, — ответила я, — сейчас он крепко спит и, без сомнения, не ломает голову ни над чем подобным.

— Все равно, его необходимо поудобнее устроить на ночь. Думаю, мы все это заслуживаем, поэтому я собираюсь найти место, где мы сможем переночевать.

— Это было бы чудесно, — сказала Аннабелинда.

Мы все поддержали ее.

— Около Сент-Армана есть маленькая гостиница. Мы могли бы отправиться туда.

— Похоже, что вы хорошо знаете Францию, — промолвила Аннабелинда. — Я изучил карту и обсудил маршрут с другим офицером, который знает страну. Эта гостиница называется «Олень». Звучит по-домашнему. На такое местечко можно наткнуться, скажем, в Ньюфоресте. Мы поищем его. Вероятно, снаружи есть вывеска с изображением этого животного. Если нам не удастся ее найти, отыщем что-нибудь другое.

К вечеру на дорогах не было такого оживленного движения, и это радовало. Меня угнетал вид людей, покидающих свои дома. Но я надеялась, что они будут в безопасности за границей… и что вскоре отправятся в обратный путь.

Мы нашли гостиницу «Олень». Словоохотливый хозяин радушно приветствовал нас, что, по-моему, было вызвано присутствием Маркуса Мерривэла, который являлся офицером британской армии и, следовательно, союзником.

Нам предоставили три комнаты. Одну отвели майору, одну мисс Каррутерс, а третью мы с Аннабелиндой разделили с Эдуардом. Мы пошли туда умыться, договорившись встретиться, когда приведем себя в порядок.

В нашей комнате стояли две кровати, и прежде всего я занялась Эдуардом. Для него заказали немного супа и сливочный пудинг. Я накормила его, уложила в кровать, и вскоре он уже крепко спал.

Аннабелинда умылась, а потом, пока я продолжала заниматься Эдуардом, уселась перед зеркалом и принялась изучать свое лицо.

— Это настоящее приключение, — заявила она.

— Безусловно.

— Но мы скоро будем дома. Интересно, увидим ли мы майора Мерривэла после того, как он нас туда доставит?

— Вероятно, он посетит наш дом. По-моему, он хорошо знает моего дядю Джеральда.

— Конечно. Это твой дядя Джеральд поручил ему привезти нас в Англию. Довольно романтично, правда?

Она засмеялась.

— Аннабелинда, пожалуйста, потише. Эдуард как раз засыпает.

— Тогда я спускаюсь вниз. А ты придешь, когда сможешь.

— Хорошо. Вероятно, это займет немного времени. Мне надо убедиться, что малыш крепко уснул.

Не хочется, чтобы он проснулся в незнакомом месте и обнаружил, что вокруг никого нет.

Аннабелинда с готовностью ушла.

Она, безусловно, наслаждалась этим приключением в основном из-за присутствия майора Мерривэла. И я разделяла ее радость. Скоро мы будем дома. Мне не терпелось увидеть родителей. Мама наверняка знает, что лучше для Эдуарда, и сразу поймет мои чувства к нему. Как мне повезло с родителями!

Потом я стала размышлять о том, навестит ли нас майор Мерривэл. Я не сомневалась, что так и будет.

В этот вечер я находилась в приподнятом настроении. Я твердила себе, что причина в том, что мы едем домой и стараниями майора Мерривэла скоро окажемся там.

В дверь тихонько постучали.

— Войдите, — сказала я, и появилась мисс Каррутерс. Непривычно было называть ее просто Сибилл.

— Я решила, что должна прийти посмотреть, как вы управляетесь с ребенком.

Я показала на Эдуарда.

— Он только что съел немного супа и пудинга и теперь спит. Думаю, он вполне доволен жизнью.

Мисс Каррутерс подошла и взглянула на малыша.

— Бедный крошка! — сказала она.

— Я собираюсь сделать все, чтобы он был веселым и счастливым крошкой.

— Вы хорошая девочка, Люсинда, — сказала Сибилл Каррутерс.

Меня это удивило. Я не ожидала от нее подобного комплимента. Но сегодня все выглядело не таким, как всегда. Очевидно, на всех нас повлиял Маркус Мерривэл.

— Что за обаятельный человек майор! — продолжала Сибилл Каррутерс. — Он ни из чего не создает проблемы. Он просто вселяет уверенность.

Я согласилась и, когда мы вошли в комнату отдыха, сказала:

— Я вскоре снова поднимусь наверх удостовериться, что с Эдуардом все в порядке. Не знаю, как подействовала на него эта поездка. Я рада, что он еще так мал. Иначе, я чувствую, с ним было бы больше хлопот.

— Я думаю, что он очень любит вас и, пока вы рядом, чувствует себя в безопасности, — поддержала меня мисс Каррутерс.

— Ему, безусловно, будет не хватать мадам Плантен.

— Да. Ему будет недоставать своей матери. Но, милая Люсинда, вы очень много взвалили на себя.