Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Дочери Альбиона (№15) - Подмененная

ModernLib.Net / Исторические любовные романы / Карр Филиппа / Подмененная - Чтение (стр. 6)
Автор: Карр Филиппа
Жанр: Исторические любовные романы
Серия: Дочери Альбиона

 

 


Я дотронулась до ее руки.

— Мне кажется, любому человеку иногда необходимо побыть возле матери.

— Ты совершенно права. Я всегда окажусь рядом, когда ты будешь нуждаться во мне. Если что-то начнет беспокоить тебя, ты ведь расскажешь мне, правда?

Я заколебалась с ответом, и мама не стала настаивать. Наверняка она знала о моей глубокой неприязни к отчиму, но, возможно, не считала это чем-то» особенным: такое случалось тысячи раз, когда чьи-то матери вновь выходили замуж.

Мне хотелось бы узнать от нее, насколько глубокой стала трещина, пролегшая между ней и ее мужем.

Временами мне казалось, что ее вообще не существует и что мама все также влюблена в него, что ее любовь останется неколебимой, как бы он ни поступал. А что чувствовал он? Откуда мне было знать? Я была слишком мала и неопытна, чтобы разбираться в таких ситуациях.

Шли долгие дискуссии по поводу возможности поездки моей матери в Корнуолл. Я чувствовала, что она колеблется. Наконец она решила поговорить со мной более откровенно.

— Ты предпочла бы поехать туда, правда, Бекка?

Я призналась, что так оно и есть.

— Бедная Бекка! В последнее время ты ощущаешь себя не слишком-то счастливой, да? Ты почувствовала, что отношения между нами изменились. Сначала я уехала в свадебное путешествие, а ведь раньше мы никогда не расставались. Потом я увлеклась политической деятельностью — Это было необходимо, — сказала я.

Она кивнула.

— Но тебе это не нравилось. Я знаю, как ты любишь бабушку с дедушкой и как ты относишься к своему отцу. Ты сотворила из него кумира. Не стоит делать из людей кумиров, Бекка.

Что она имела в виду? Может быть, она наконец-то поняла, что ее кумир Бенедикт стоит на глиняных ногах? Вместе с наследством дяди Питера он унаследовал его темные делишки и не желал оставить их, хотя она умоляла его сделать это.

Как же сильно повлияла на всех нас смерть дяди Питера! Лондонский дом тети Амарилис перестал быть уютным теплым гнездом, мы больше не могли пользоваться советами дяди Питера; возникла трещина в отношениях между моей матерью и ее новым мужем.

Мама продолжала говорить:

— Теперь я не могу приносить пользу в политической деятельности, и это затянется еще на некоторое время На днях мне пришлось отменить важную встречу, потому что я вдруг почувствовала, что не выдержу этого. Наверное, для всех будет лучше, если я на некоторое время сойду со сцены, а уехав в Корнуолл, я буду меньшим бременем для всех, чем если останусь здесь.

— А как будут довольны бабушка и дедушка!

— Господи, благослови их! Я постараюсь не надоедать старикам.

— Надоедать! Да ты будешь только радовать их.

Я весело запрыгала по комнате, и мама, глядя на меня, рассмеялась.

— Когда мы выезжаем? — спросила я.


Даже после этого я боялась, что Бенедикт выдвинет какие-нибудь возражения. Было ясно, что эта идея ему не нравится Он был нежным и любящим супругом, и мне показалось, что мама вновь в нерешительности.

Бабушка с дедушкой вели с ним длительные переговоры. Нужно сказать, моя бабушка умела убеждать и была волевой женщиной. Она заявила, что желает в данных обстоятельствах заботиться о своей дочери.

Все очень просто. Мы вместе с ней отправляемся в Корнуолл; детскую там подготовят. Доктор Уилмингхем является другом семьи, он в свое время принимал Анжелет. Лучшая в Корнуолле акушерка живет поблизости. Ее можно доставить в любой момент. Бенедикт должен понять, что тетя Амарилис теперь не в состоянии оказать помощь, а дяди Питера, к которому обращались в экстренных случаях, больше нет. Он, Бенедикт, может приезжать в любое время. Никаких предупреждений или приглашений не требуется. Ему нужно только сесть в поезд и приехать. Корнуолл, конечно, не лондонское предместье, но железнодорожное сообщение очень удобное. В уик-энды он будет посвободней, чем в рабочие дни, но приезжать он может, когда угодно.

Наконец он согласился с разумностью этого решения, и мы с мамой начали готовиться к отъезду в Корнуолл.


Давно я не чувствовала себя такой счастливой. Как будто бы этого брака вовсе и не было. Видимо, это ясно читалось на моем лице.

Бенедикт стоял на платформе и махал нам рукой на прощанье. Он казался очень одиноким, и до самого последнего момента, пока вокзал не скрылся из глаз, меня не покидали опасения, что мама в последний момент может передумать.

Расставание опечалило ее, и я еще раз убедилась в том, что они действительно сильно привязаны друг к другу.

Я взяла ее ладонь и прижалась к ней щекой. Мама поцеловала меня и сказала:

— Время пролетит быстро.

— Я уверена, нам не придется долго дожидаться Бенедикта, — утешила ее бабушка.

Еще лучше я почувствовала себя, когда мы пересекли Теймар. На станции нас ждал конюх, и вскоре мы уже ехали по извилистым проселкам, а потом показался Кадор, вид которого всегда переполнял мои чувства.

Но на этот раз я была взволнована как никогда, поскольку судьба, сжалившись надо мной, вернула мне мать, хотя бы на время.

Я подсчитывала недели, в течение которых мы будем вместе. Мы будем вместе ухаживать за ребенком.

Нужно почувствовать себя несчастной, чтобы оценить настоящее счастье, и за время этого путешествия я убедилась в том, что никогда в жизни не была так счастлива, как сейчас.

С каким удовольствием мы здесь устраивались! Это выглядело как возвращение домой. У мамы поднялось настроение. Она любила Кадор, потому что в детстве это был ее родной дом и она с родителями была очень близка. Если что-то могло заставить ее перестать грустить из-за расставания с Бенедиктом, так это Кадор.

Мы приехали в начале апреля, когда здесь особенно красиво. Весна приходила в Корнуолл раньше, чем в Лондон. Весеннее настроение носилось в воздухе. Я ощущала запах моря и прислушивалась к мягкому шуму накатывающихся волн. Как это было приятно!

Бабушка с дедушкой разделяли мою радость, ведь их любимая дочь находилась под крышей родного дома.

Первым, делом моя бабушка вызвала миссис Полгенни, которая тотчас пришла. Мне показалось, что она выглядит постарше, чем когда я видела ее в последний раз, но, пожалуй, еще более благочестивой.

Перспектива появления нового младенца обрадовала ее.

— Чудно будет, когда у вас в Кадоре появится малыш, миссис Хансон, — сказала она. — Кажется, только вчера я принимала мисс Анжелет.

— Да, ребенок моей дочери расположится в ее старой детской. Мы так рады, что она здесь. Я этим в Лондоне так и сказала, миссис Полгенни, что у них там лучшей акушерки, чем у нас, не найти.

— Очень любезно с вашей стороны, миссис Хансон.

Что ж, Господь сподобил меня на такую работу — вводить детишек в этот мир. Я на это дело так смотрю.

Мы с бабушкой переглянулись и улыбнулись друг другу.

— Что ж, мне надо бы взглянуть на мисс Анжелет… если это будет удобно.

— Конечно, — сказала бабушка. — Я сейчас же провожу вас в ее комнату.

Бабушка ушла вместе с ней, но вскоре присоединилась ко мне.

— Она продолжает петь песнь Господню в стране язычников, — заметила бабушка.

— Наверное, очень приятно быть столь уверенной в своей непогрешимости, — сказала я. — Любопытно, многие ли разделяют ее мнение?

— О, миссис Полгенни не интересует чужое мнение. Мне кажется, я не знаю другого человека, который был бы столь доволен собой.

— Интересно, как ее зовут? Я имею в виду имя.

— Как-то раз я его слышала. Что-то совершенно неподходящее. Виолетта, по-моему. Ничего менее похожего на фиалку невозможно представить.

— Кажется, Святой Виолетты не было?

— Думаю, не было, но теперь будет, по крайней мере, по мнению миссис Полгенни. Тем не менее она и в самом деле очень хорошая акушерка, так что придется мириться с ее чудачествами.

Появилась миссис Полгенни. Она была чем-то озабочена. Бабушка тут же спросила:

— Ну как, все в порядке?

— О да.

Миссис Полгенни бросила взгляд на меня, и бабушка кивнула. Я понимала, что это значит: миссис Полгенни собиралась говорить что-то, не предназначенное для моих ушей.

Я вышла из комнаты, но не собиралась уходить.

Речь шла о моей маме, и я намеревалась узнать, что происходит, поскольку вид миссис Полгенни встревожил меня. Выходя, я оставила дверь слегка приоткрытой и остановилась в коридоре, внимательно прислушиваясь.

— Она выглядит истощенной, миссис Хансон.

— У нее за плечами длительное путешествие из Лондона.

— М-да, — сказала миссис Полгенни. — Надо бы ей было приехать раньше. Она должна хорошенько отдохнуть.

— Именно поэтому она здесь. Надеюсь, ничего серьезного, миссис Полгенни?

— Нет… нет… — Она говорила как-то неуверенно, потом продолжила:

— Похоже, у нас на недельку-другую больше, чем вам казалось.

— В самом деле?

— Думаю, что так. Но, как бы то ни было, теперь она здесь. Хорошо, что она не стала тянуть с этой поездкой. Вы уж не бойтесь, мы о ней позаботимся.

Теперь она в хороших руках. С Божьей помощью все уладится.

— Да, конечно, миссис Полгенни.

Как только миссис Полгенни ушла, я отправилась к бабушке.

— С мамой действительно все в порядке? — спросила я.

— Да. Миссис Полгенни считает, что ей, нужно хорошенько отдохнуть. Естественно, путешествие утомило ее. Теперь она быстро поправится.

— Мне показалось, что миссис Полгенни выглядела встревоженной.

— Нет, вовсе нет. Просто она хочет, чтобы мы поняли, какой она незаменимый человек. Такая уж у нее манера.

Мы рассмеялись и поднялись в комнату мамы.

— Святая миссис Полгенни считает, что тебе нужно побольше отдыхать, — сказала ей бабушка.

Мама откинулась на подушку и улыбнулась.

— С удовольствием подчиняюсь, — сказала она. — Я и впрямь устала.

Бабушка нагнулась и поцеловала ее.

— Я так счастлива, что ты вернулась домой, — сказала она.


Мы сидели за обеденным столом. Мама, явно посвежевшая, в длинном розовом платье, выглядела превосходно. Мисс Браун обедала в своей комнате. Вообще, с едой были кое-какие сложности. Бабушка с дедушкой не хотели, чтобы она ела в одиночестве, а она, конечно, не желала садиться за стол с прислугой.

В Мэйнорли и в лондонском доме было по-другому: там мы с мисс Браун обычно ели вместе, но здесь семейный круг воспринимали в более узком смысле слова. Мисс Браун часто ссылалась на то, что ей следует поработать и потому она предпочитает поесть у себя. Думаю, она действительно иногда предпочитала есть одна. Во всяком случае, в этот вечер все обстояло именно так.

В общем, за столом сидели бабушка, дедушка, мама и я.

— Полагаю, что Джек и Мэрией завтра приедут повидаться с тобой, — сказала бабушка. — Они очень рады, что ты приехала. Мэриен сможет тебе во многом помочь, она такая практичная. И к тому же у нас под рукой есть миссис Полгенни. — Бабушка бросила взгляд на меня, — Как жаль, что здесь нет Патрика.

— Бедный мальчик! Из-за этой школы он почти не приезжает сюда. Он сильно вырос.

— Расскажи нам лучше, что здесь происходит, — предложила мама.

— О, ничего особенного. Знаешь, в такой глухомани жизнь идет по наезженной колее — У вас ведь здесь жили французские беженцы.

Они все еще в Хай-Торе?

— Нет. Они купили собственный дом, хотя, возможно, и жалеют, что уехали отсюда. Теперь у них дом возле Чизлхерста. Они гордятся своими связями в аристократическом обществе.

— О да, — вспомнила мама, — ведь туда удалились император с императрицей, не так ли?

— Да, несчастные изгнанники. Говорят, там у них прекрасный дом. Когда император умер, Бурдоны решили, что им следует поехать утешать императрицу.

Кажется, она держит там что-то вроде маленького королевского двора.

— Я слышала о смерти императора, — сказала мама. — В январе, по-моему?

Бабушка кивнула.

— А что там с дочерью миссис Полгенни? — спросила я.

— Ли теперь живет с тетушкой. Вроде бы где-то в Сент-Иве.

— Тетушка! Что за тетушка? Сестра миссис Полгенни?

— Видимо, да.

— Я и не знала, что у нее есть родственники, — сказала я, — Я думала, что она спустилась прямо с небес, чтобы попытаться спасти людей, погрязших во грехах.

Все рассмеялись, а бабушка сказала:

— Признаться, я плохо представляю ее ребенком, который растет, как обычные детишки.

— Очень может быть, что в те времена она была нормальной, — сказала мама, — а потом вдруг осознала, что на нее возложена миссия… как Святой Павел на пути в Дамаск.

— Я уверена, миссис Полгенни одобрила бы это сравнение, — заметила бабушка.

— А Ли отремонтировала гобелены в Хай-Торе? — спросила я.

— Да. Она жила там несколько недель… думаю, около месяца. Это изменило ее. Раз или два я ее видела. Она выглядела такой довольной и счастливой.

Бедняжка! Должно быть, она чувствовала себя великолепно вдали от матери.

— Почему благочестивые люди так часто доставляют другим неудобства? — удивилась я.

— Сомневаюсь в том, что они столь благочестив. как сами считают, — ответила бабушка, — и в том, что остальные так уж плохи, как утверждают эти благочестивые.

— Главное, не позволять подобным людям вмешиваться в свою жизнь, — добавил дедушка.

— Это не так-то легко, если ты приходишься дочерью этому человеку, — возразила моя мать и вздохнула:

— Бедная Ли!

— Что ж, я довольна уже тем, что ей удалось порадоваться жизни в Хай-Торе, — сказала я. — А теперь, значит, она уехала к тетушке. Похоже, страсть к путешествиям входит у нее в привычку.

— Меня удивляет, что миссис Полгенни разрешила это, — заметила мама.

— Но ведь тогда тоже удалось убедить ее отпустить девушку, хотя поначалу она решительно возражала.

— Ли становится взрослой, — сказала мама. — Возможно, у нее появилась не только склонность к путешествиям, но и другие собственные желания.

Мы продолжали говорить о жизни в Полдери. Мама расспрашивала о людях, которых знала с детства.

Как чудесно было сидеть в кругу близких людей!

Для меня это был самый счастливый день с тех пор, как я услышала, что мама собирается замуж за Бенедикта Лэнсдона.


Дни летели быстро. Мама протестовала против вынужденного безделья. Вызвали доктора Уилмингхема, который признал ее состояние вполне удовлетворительным. Будучи старым другом семьи, он остался на ленч. Его взгляды на миссис Полгенни совпадали с мнением моей бабушки.

— Временами она может даже раздражать, — сказал он, — но трудно найти лучшую акушерку. Это действительно акушерка от Бога. Побольше бы таких, как она.

Я часто ходила вместе с мамой на короткие прогулки.

— Свежий воздух и движение пойдут на пользу, — сказал доктор Уилмингхем, — если с этим не переусердствовать.

Обычно мы гуляли по саду, но матери иной раз хотелось пройтись подальше. Она очень любила прогулки к пруду Святого Бранока. Это место действовало на нее как-то завораживающе. Она столько раз рассказывала мне о том, как прочесывали этот пруд в поисках моего тела, что я уже знала эту историю наизусть.

Такие места почти не меняются. Вероятно, и много лет назад здесь были плакучие ивы, склоняющиеся к воде, и топкая почва возле берега. Мама любила присаживаться на один из выпирающих из земли камней и смотреть на поверхность воды, уносясь мысленно куда-то далеко.

Время от времени нам доводилось замечать Дженни Стаббс, иногда поющую своим странным, не от мира сего голосом, жутковато звучавшим возле пруда.

Она обычно обращалась к нам так:

— Добрый день вам, миссис Анжелет и мисс Ребекка.

Мама очень любезно отвечала на приветствие.

Похоже, Дженни питала к ней слабость. Меня она почти не замечала, и это казалось странным: ведь именно меня она в свое время похитила, считая, что я — ее ребенок.

— Добрый день, Дженни. Чудесная сегодня погода, правда?

Иногда Дженни останавливалась и покачивала головой. Она удивленно рассматривала мою мать. Сейчас признаки беременности стали уже совершенно очевидными.

Однажды Дженни вдруг сказала:

— Вижу, вы кого-то ждете, мисс Анжелет.

— Да, Дженни.

Дженни пожала плечами и захихикала. Потом она ткнула себя пальцем в грудь.

— Я тоже, мисс Анжелет. У меня будет маленькая девочка…

— Конечно, Дженни, — сказала мать.

Дженни улыбнулась и пошла к своему дому, напевая на ходу.

Несколько раз приезжал Бенедикт. Мы никогда не знали, в какой момент его ждать. Являлся он неожиданно, омрачая мое настроение, потому что тогда мне казалось, что я опять теряю маму. Он был из тех мужчин, которые словно заполняют собой все пространство. За обеденным столом именно он руководил разговором. Речь шла о текущих событиях партийной жизни и о том, когда ожидаются следующие выборы.

Было такое чувство, что мистер Глад стон и мистер Дизраэли незримо присутствуют за нашим столом.

Во время своих визитов Бенедикт постоянно находился вместе с моей мамой, и я чувствовала себя ненужной.

Однажды я услышала, как он сказал:

— Это тянется слишком долго. Я жалею, что отпустил тебя так далеко.

Она тихо, счастливо рассмеялась и ответила:

— Теперь уже недолго, милый. А потом я вернусь домой с малышом. Это будет просто восхитительно!

Тогда я осознала, что надо радоваться каждому счастливому моменту, потому что их оставалось немного.


Наступил май. В следующем месяце должен был родиться ребенок. Миссис Полгенни была теперь уверена в том, что это произойдет раньше, чем предполагалось вначале.

— Скоро я уже не смогу совершать дальние прогулки, — сказала мама, — Может быть, тебе лучше отказаться от них уже сейчас, — ответила я.

— Я хотела бы еще раз увидеть пруд;

— Не думаю, что тебе удобно сидеть на этих каменных валунах.

— Мне сейчас везде неудобно, Бекка.

— К тому же они могут быть сырыми.

— В такую-то погоду? Уже несколько недель не было дождя. Пойдем.

— Хорошо но, если ты устанешь, мы вернемся.

— Туда я дойду. Мне этого хочется.

— Почему это место так завораживает тебя? Там довольно мрачно, к тому же мне все время кажется, что вокруг таятся какие-то злые силы.

— Возможно, именно потому меня туда и тянет.

— Следовало бы огородить пруд перилами, чтобы избежать несчастных случаев, — сказала я.

— Тогда местность полностью изменилась бы.

— Наверное, это было бы к лучшему.

Она покачала головой.

Придя туда, мы уселись на валуны. Вокруг царила тишина. Немного помолчав, мама сказала:

— Бекка, я хочу поговорить с тобой.

— Да, я слушаю.

— Ты очень дорога мне. Я никогда не забуду день, когда ты родилась.

— На этом золотом руднике…

— Ты совершенно изменила мою жизнь… и это навсегда. Не стоит думать, что сейчас я люблю тебя меньше, чем раньше. Ты же не возражаешь против этого малыша, правда?

— Возражаю? Да я всегда обожала детей.

— Я хочу, чтобы ты полюбила его по-настоящему.

Это очень важно для меня. Меня вдруг осенило, как будто я заглянула в будущее. Есть какие-то свойства у этого места…

— Да, — согласилась я. — Что-то здесь есть. Ты думаешь, что если я ревную тебя… к нему, то могу ревновать и к малышу?

— Я люблю тебя ничуть не меньше оттого, что люблю других.

— Я понимаю.

— Никогда так не думай.

Я покачала головой. Я была слишком взволнована, чтобы что-то говорить.

Мама взяла мою руку и прижала ее к своему животу.

— Ты молода, — проговорила она. — Люди могут сказать, что тебе еще не понять подобных вещей, но я так не считаю. Ты — мое родное дитя, моя частица.

Вот почему мы всегда были близки… до тех пор… ну, ты понимаешь. Отбрось эти мысли, Бекка. Ему твоя любовь нужна не меньше, чем мне. Он чувствует себя оскорбленным, потому что думает, будто ты презираешь его. Ты ощущаешь движение? Это ребенок, Бекка… наш ребенок… твой, мой и его. Обещай мне, что будешь любить его, заботиться о нем, присматривать.

— Конечно, обещаю. Это будет моя сестра… или брат. Конечно, я буду любить его. Обещаю тебе.

Она приложила мою ладонь к тубам и поцеловала ее.

— Спасибо тебе, милое дитя. Ты доставила мне огромную радость.

Еще некоторое время мы сидели, глядя на пруд.

Внезапно мама встала и взяла меня за руку.

— Пойдем, — сказала она. — Ты — мое дорогое дитя всегда помни об этом.


Я постоянно была рядом с ней. Казалось, с моих плеч упало тяжкое бремя. Когда родится ребенок, мы вернемся назад, к моему отчиму. Я попытаюсь избавиться от ненависти к нему. Теперь я сознавала свою вину.

Бенедикт хотел, чтобы я была членом семьи. Он не собирался отвергать меня. Я сама сделала себя отверженной Все изменится, когда родится ребенок.

Мама перестала выходить на улицу. Миссис Полгенни являлась ежедневно и сообщала о своей готовности:

— При первых же признаках я буду здесь.

Часто к ленчу приходил доктор Уилмингхем. Мама была бы рада присоединиться к нам, но она быстро утомлялась.

Патрик ненадолго приехал в Пенкаррон Мэйнор, и мы с ним вместе катались верхом. Это было похоже на старые добрые дни, однако сейчас мне не хотелось надолго покидать Кадор: я хотела побольше времени проводить с мамой.

Как-то во второй половине дня мы с Патриком катались верхом. Когда подъехали к Кадору, Патрик попрощался и направился в Пенкаррон, а я развернула коня к дому. День был облачный, собирался дождь.

По пути я проезжала мимо дома миссис Полгенни. Мы всегда посмеивались над его чопорным видом: выскобленные ступеньки, сверкающие ручки, окна, обрамленные по краям тяжелыми шторами и затянутые кружевными занавесочками, — чтобы прикрыть обитателей дома от греховного окружения, говорили мы.

Миссис Полгенни находилась, видимо, в Западном Полдери. Я слышала, что с утра ее вызывали на роды миссис Пегготи.

Бросив взгляд на окно, я заметила в нем силуэт.

Выходит, миссис Полгенни была дома. Это значило, что Пегготи уже благополучно родила. Силуэт мелькнул только на мгновение, а потом пропал.

Я заколебалась. Бабушка несколько беспокоилась за миссис Пегготи, поскольку рожала та впервые, а было ей уже под сорок лет — не совсем удачный возраст для того, чтобы заводить ребенка. Хорошо бы было узнать, как прошли роды. Я соскочила с седла, привязала лошадь к кусту и, поднявшись на крыльцо, постучала в дверь.

У меня невольно появилась улыбка при мысли о том, что подумает миссис Полгенни, если я спрошу, как прошли роды. От одной из служанок я знала ее мнение о себе: «Из молодых, да ранняя». Это значило, что я знаю больше, чем положено ребенку, и миссис Полгенни кажется, что в Кадоре напрасно смотрят на это сквозь пальцы.

Нужно сказать, я испытывала тайное удовольствие, шокируя ее.

Я стояла и ждала. Никто не выходил. Дом казался вымершим. Но я была уверена в том, что видела ее в окне, во всяком случае, это должна была быть она, потому что Ли находилась у тетушки в Сент-Иве.

Прождав почти десять минут, я забралась в седло и поехала. Все это меня озадачило. Я была уверена, что кого-то видела в доме.

Вскоре я забыла об этом инциденте — до следующего утра, когда бабушка объявила, что миссис Пегготи родила чудесного мальчишку.

— По словам миссис Полгенни, ребенок родился в три часа утра. Она пробыла там почти полные сутки и совершенно измотана.

Значит, в то время ее не было в доме. Очень странно!

Конечно, мне могла всего лишь почудиться тень в окне, но я знала, что не ошибаюсь. Это казалось весьма загадочным.


Пришел июнь. Миссис Полгенни была, как она говорила, «под рукой». Он выглядела какой-то озабоченной, что немножко беспокоило меня. Неужели она не очень уверена в себе?

Однажды утром она сказала бабушке:

— Вы знаете, я тут чуть с ног не свалилась от удивления. Никогда бы в такое не поверила! Я, конечно, видела, что у нее что-то не то… глаз-то, знаете, у меня наметанный. Ну, я и говорю ей: «Дженни, хотелось бы мне взглянуть на тебя». Она обрадовалась, впустила меня, а когда я осмотрела ее, то, знаете, глазам своим не поверила…

Я внимательно слушала ее. Я постоянно была настороже. У меня появилось предчувствие, что с матерью не все в порядке, и хотя со мной мало говорили на эту тему, мне казалось, что от меня что-то скрывают, Я решила выяснить это, потому что была обязана знать. Подслушивала я совершенно бесстыдно и все подряд, надеясь выяснить истинное положение дел, касающихся моей мамы.

И вот так я узнала, что Дженни Стаббс действительно ждет ребенка. Это стало предметом всеобщих толков в Полдери. Как же это могло случиться? Все начали припоминать, что происходило во время сбора урожая в сентябре или октябре. Тут же вспомнили, что Пегготи нанимали работников на уборку урожая. (В прошлом случае с Дженни люди предполагали, что отцом ребенка был один из наемных работников.) Полубезумная Дженни очень хотела иметь ребенка и в своих фантазиях уверила себя в том, что он у нее действительно появился. А по утверждению знатоков, вроде миссис Полгенни, такие навязчивые идеи делают зачатие более вероятным.

Миссис Полгенни взяла на себя обязанность позаботиться о девушке. Ей не нужно было никакой помощи и никакого вознаграждения. Вероятно, у нее была личная беседа с Господом, который сообщил ей, что Дженни действительно беременна и на миссис Полгенни возлагается миссия помочь ей.

Услышав новость, мама обрадовалась.

— Я знаю, какое прекрасное чувство — приносить в этот мир ребенка. Это потрясающее ощущение.

Бабушка заметила, что, когда Дженни в прошлый раз действительно родила ребенка, она была очень счастлива и даже, кажется, прекратила свои чудачества. Эти роды могут стать началом ее новой жизни.

Очень может быть, что она вновь станет нормальной.

— Ну и ну! — заявила миссис Полгенни. — Теперь у меня хлопот полон рот. Двое младенцев готовы появиться на свет, и при этом одновременно. Господь даст мне силы.

— Как, должно быть, приятно миссис Полгенни чувствовать, что она выполняет Божественную миссию, что-то вроде помощницы Бога по акушерским делам, — сказала бабушка.

Моя мама рассмеялась.

— Никакой в тебе нет богобоязненности, мама, — сказала она.

Я очень ценила такие моменты, проведенные возле нее. Мне никогда не забыть их.

Настал тот самый день. Весь дом жил ожиданием.

Вскоре должно было начаться тяжелое испытание. Потом мама возрадуется, и появится новый член семьи.

Прибывшая миссис Полгенни сообщила:

— Вчера ночью я приняла ребенка у Дженни Стаббс.. чудесная маленькая девчушка. Дженни вне себя от радости.

— А кто за ней ухаживает? — спросила бабушка.

— Я забрала ее к себе как раз перед самыми родами. Я решила, что так будет лучше, поскольку миссис Лэнсдон тоже пришла пора рожать. Ли дома, она поможет.

— Как вы добры, миссис Полгенни!

Миссис Полгенни похорошела и стала еще более добродетельной, чем обычно.

— Ну, у нее-то все уже позади. Теперь очередь миссис Лэнсдон.

Позже бабушка сказала мне:

— Все-таки в глубине души она добрый человек, несмотря на то, что так пыжится. Как хорошо, что она позаботится о Дженни.

В то время мне все это казалось естественным. Роды у Дженни прошли нормально. Мы думали, что и у мамы все будет так же.

Миссис Полгенни приехала в одиннадцать утра, а ко второй половине дня мы поняли, что далеко не все идет удачно. Послали за доктором Уилмингхемом.

Приехал Бенедикт. На станции его никто не встречал, но мы не удивились его появлению, поскольку предполагали, что он приедет в Кадор к родам. Он хотел тут же пройти к маме, но его не пустили.

— Ей дадут знать, что вы здесь, — сказала бабушка, — и это успокоит ее.

А потом начались самые ужасные часы в моей жизни.

Я не все помню отчетливо. Позже я пыталась выбросить это из головы, потому что вспоминать было страшно. До некоторой степени мне это удалось, и сейчас в моей памяти остались только какие-то неясные картины.

Тем не менее, я Живо помню, сколь ужасны были часы ожидания, когда я сидела с дедушкой и бабушкой… и с ним. Он не мог усидеть на месте и постоянно расхаживал по комнате, забрасывая нас вопросами.

Как она выглядела? Почему за ним не послали раньше? Нужно немедленно что-то делать…

Дедушка сказал ему:

— Ради Бога, успокойтесь, Бенедикт, Все с ней будет в порядке. О ней заботятся как нельзя лучше.

Бенедикт сердито сказал:

— Она должна была остаться в Лондоне.

— Кто же мог знать? Мы думали, что так будет лучше, — ответила бабушка.

— Какой-то деревенский докторишка! И глупая старуха…

Я разозлилась на него. Он обвинял моих бабушку с дедушкой. Но они, как и я, понимали, что лишь чрезвычайное волнение заставляло его вести себя так, что, возлагая вину на других, он давал выход своим страхам и страданию.

Время тянулось бесконечно. Мне казалось, что все часы остановились. Ожидание… ожидание… и с каждой секундой я боялась все больше.

Это становилось невыносимым. Холодный страх постепенно парализовывал меня. Я чувствовала, что то же самое происходит и с остальными. Возле меня сидела бабушка. Мы смотрели друг на друга и даже не пытались скрыть свои чувства. Она взяла меня за руку и крепко сжала ее.

Потом вышел доктор, вслед за ним появилась миссис Полгенни. Им было не обязательно что-нибудь говорить. Мы все поняли, и меня охватило всепоглощающее чувство одиночества.

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ ТРАГЕДИЯ

Вспышки невыносимого отчаяния, перемежающиеся периодами никогда ранее не испытываемого мной чувства полной безнадежности, преследовали меня в то время. Помню, как мы стояли возле маминой кровати. Она была прекрасна: на ее лице застыло выражение покоя; она была так бледна, так молода — и так далека от всех нас. Я не могла смириться с тем, что ее уже нет с нами.

На ребенка мы едва взглянули. Наверное, это было просто невыносимо. Если бы не ребенок, ничего этого не случилось бы.

Бабушка с дедушкой были убиты горем. Они так нежно любили свою дочь! Случившееся потрясло их не меньше, чем меня. Что касается Бенедикта, трудно описать выражение отчаяния на его лице. Казалось, он винил в случившемся весь мир. Именно тогда я осознала, как он любил ее. Думаю, все мы испытывали потребность уйти куда-нибудь, чтобы побыть наедине со своим горем.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24