Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Брак на небесах

ModernLib.Net / Исторические любовные романы / Картленд Барбара / Брак на небесах - Чтение (стр. 3)
Автор: Картленд Барбара
Жанр: Исторические любовные романы

 

 


Элизабет Холл, которая и сама была очень красива, прекрасно знала, какое значение имеет одежда. Кроме того, она не теряла надежды, что, возможно, несмотря на решительный антагонизм брата в отношении брака, он полюбит свою молодую жену.

Разум подсказывал ей, что это нереально. Но она была романтиком, и хотя Маргарет посмеивалась над ней, а муж обычно не мог понять, о чем она толкует, ей хотелось верить, что, как в волшебных сказках, после всех перипетий Очарованный принц найдет свое счастье.

Маркиза знала, что ее брат всегда предпочитал искушенных сногсшибательных красоток, которые прибегали к всевозможным хитростям, чтобы сиять, как хрустальные люстры, и искриться, как снопы фейерверков.

Она также видела, что очень юное, почти детское лицо Сэмелы окружал ореол золотистых волос, и это, как и ее голубые глаза, придавало ей необычайное очарование, но боялась, что брат не оценит этого.

Сначала Элизабет была так восхищена тем, что Сэмела приняла столь безумное предложение — выйти замуж через три недели, — что, по сути, почти не задумывалась о невесте. Мысли ее были заняты только женихом.

Теперь же, будучи по характеру очень добросердечной и хорошо зная, как тяжело придется девушке с Баком, она поставила перед собой цель: превратить невесту в настоящую красавицу, подчеркнув ее природные черты.

Внешностью, маркиза не сомневалась, Сэмела очень отличалась от женщины, с которой, как ей было известно, брат сейчас развлекался.

Элизабет не удивляло, что баронесса последовала за братом в Ньюмаркет и что он забрал ее с собой в Лестершир.

Маркизе доводилось видеть баронессу, и она знала, что ее темные волосы, огненные глаза и пышное сладострастное тело были вполне во вкусе Бака, в то время как Сэмела являла ее полную противоположность.

Поскольку Маргарет тоже хотелось повидать девушку, сестры в сопровождении маркиза через два дня после первоначального заключения соглашения поехали в Прайори. Они застали Сэмелу в кабинете за составлением цветочного букета.

Их визит абсолютно не потревожил девушку, она вела себя так же естественно и просто, как и в предыдущий раз, и приветствовала их с такой грацией, которая казалась необычной в столь юном создании. Казалось, ее совершенно не волнует то, что на ней старое хлопчатобумажное платье, утратившее свой цвет и тесное в груди.

Как и обычно, волосы ее были уложены в виде короны, так как она только что вернулась после прогулки верхом, и маркиза и леди Брендон высоко оценили, что она не стала извиняться за ветхость дома и свою неготовность к визиту знатных гостей, а лишь поспешила на кухню приготовить чай и принести его гостям.

— К сожалению, у нас нет пирожных или печенья, — сказала она, — но если вы хотите сэндвичи, то я нарву огурцов на огороде.

— Нет-нет, мы не голодны, — быстро сказала маркиза, — после поездки нам хочется лишь пить, а чай у вас чудесный.

Говоря это, она знала, что чай в доме — самый дешевый, и Сэмела чуть улыбнулась, оценив ее тактичность, и сделала вид, что не заметила, как леди Брендон, отпив глоток, поставила чашку и больше не притронулась к ней.

Они поговорили еще немного. Затем пришел граф.

Маркиз приветствовал его очень сердечно, и скоро мужчины заговорили о лошадях, о трудностях, испытываемых фермерами, явно не желая подключать женщин к этому разговору.

— Несколько ваших платьев привезут вам послезавтра, — сказала маркиза, — и я хотела узнать, дорогое дитя, хотите ли вы, чтобы я тоже подъехала и помогла вам выбрать что-нибудь из эскизов, которые также привезет мадам Бертен.

— Я была бы очень рада, если это не затруднит вас. Но, прошу вас, не будьте… столь… Словом, не балуйте меня… столькими чудесными платьями. — И, понизив голос, добавила: — Папа чувствует себя очень неловко из-за того, что не может дать мне приданого.

— Я ожидала этого, — сказала маркиза. — Если бы вы были богаты, я бы купила большую бриллиантовую брошь или, возможно, ожерелье для своей будущей свояченицы. Но мне показалось, что в данной ситуации вы сочтете более практичным получить хорошенькие платья со всеми аксессуарами.

Сэмела рассмеялась.

— Да, безусловно, это гораздо более практично. Не могу себе представить, чтобы я произвела на кого-нибудь впечатление, если бы на мне была бриллиантовая брошь или ожерелье и это платье!

Она вела себя настолько безыскусно и ее смех звучал так звонко, что и маркиза, и ее сестра были очарованы девушкой.

По пути домой леди Брендон сказала:

— Она просто прелестна, думаю, нам повезло, что мы нашли Баку жену, которая, вне всякого сомнения, будет достойной герцогиней Бакхерст.

— Хочется лишь надеяться, что и Бак поймет это! — заметила маркиза.

После этого наступило молчание. Все трое думали о том, что у Бака слишком мало общего с провинциальной девушкой, не имевшей до сей поры приличного платья и ничего не знавшей о мире, в котором герцог блистал как своими хорошими качествами, так и пороками.

— Та женщина все еще с ним? — тихо спросила Маргарет.

Маркиз кивнул.

— Утром один приятель сообщил мне, что два дня назад он ужинал с Баком. И она была там душой компании.

Родственники кисло взглянули друг на друга и, поскольку больше не о чем было говорить, поехали дальше молча.


Глава 3

Возвращаясь с верховой прогулки с отцом, Сэмела размышляла, как счастливы они были всегда, когда что-то делали вместе.

Прогулка была долгой. Они много говорили о поместье, о том, как плохо живут старики, чьи дома требуют ремонта, о деревенской школе, где дела шли очень скверно.

— Если бы я имел возможность взять хорошего учителя, хотя бы для детей моих работников, — огорченно сказал он, — у меня на душе стало бы спокойно.

«Как характерно для него, — думала Сэмела, — что он всегда больше заботится о других, нежели о себе». Ее мать была такой же.

— Если бы у папы было хоть немного свободных денег! — шептала она, когда они отвели своих лошадей в стойла, попросили задать им сена и напоить.

Уолтерс был так стар, что мог справляться лишь с уборкой в стойлах и, когда его не донимал ревматизм, обихаживал лошадей. Иначе говоря, все остальное граф и Сэмела были вынуждены делать сами, и хотя это им не было в тягость, девушка порой задумывалась о том, что отцу с его умом пристало бы гораздо больше заниматься вовсе другими делами.

Она знала о широте его кругозора, и когда они беседовали во время еды, забывая о насущных проблемах, темы их разговоров касались всей Вселенной.

Сэмела знала, что, какой бы бедной и плохо одетой она ни была, никто не мог сказать, что она не получила хорошего образования. Когда ее родители могли себе это позволить, у нее всегда были прекрасные учителя, а когда это стало невозможно, они учили ее сами. Отец получил образование в Оксфорде и, что было еще важнее, обожал чтение, как и ее мать.

Сэмела помнила еще с детских лет, что у них за столом всегда шли оживленные споры по любым вопросам, начиная от восточных религий и кончая политэкономией, и ей никогда не запрещали принимать участие в этих спорах, несмотря на ее юный возраст.

В ту минуту, когда девушка снимала костюм для верховой езды и надевала старое сатиновое платье, она задала себе вопрос: с кем будет беседовать отец, когда ее здесь не будет?

Все изменилось так быстро с того дня, когда маркиза нежданно-негаданно приехала к ним со своим фантастическим предложением, и Сэмела не успела подумать, что, несмотря на резкие перемены, судьба отца останется неизменной.

Если, конечно, не считать того, что он останется один. И она представила себе, как он в одиночестве скитается по огромному дому, который уже и сейчас напоминал дом с привидениями.

«Как быть с папой? Что мне предпринять?» — мучительно задавала она себе один и тот же вопрос.

И неожиданно, как будто кто-то шепнул ей подсказку, она нашла решение.

Когда они закончили обед, состоявший, как обычно, из мяса голубя, так как в это время года в парке ничего другого нельзя было подстрелить, Сэмела бросила пробный шар:

— Чем ты собираешься сегодня заняться, папа?

Граф вздохнул:

— Собираюсь просмотреть счета по хозяйству на ферме и по ренте вместе с мистером Оуэном из банка. Поскольку это будет очень нудная и, несомненно, грустная работа, не советую тебе присоединяться к нам.

— Да, мне не хотелось бы, тем более что я уверена: вы с мистером Оуэном прекрасно справитесь сами.

— Единственное, чем бы он мог мне действительно помочь, так это предоставив крупный заем. Но как я могу просить об этом, если нет никаких шансов на его погашение?

Он говорил с такой горечью, что Сэмела не выдержала. Она встала, обняла отца за шею и поцеловала в щеку.

— А вдруг, когда мы потеряем всякую надежду, в конце радуги мы найдем кувшинчик с золотыми монетами? Тогда все изменится.

Граф обнял ее и привлек к себе.

— Вера в это помогает мне жить, — сказал он, — но мои надежды тают как снег весной, и утешает лишь то, что по крайней мере ты будешь иметь все, чтобы радоваться жизни.

Сэмеле очень хотелось сказать, что, выйдя замуж, она не бросит отца в беде, но она понимала, что старый граф не собирается ни от кого принимать милости, и менее всего от своего зятя.

«Я обязана как-то помочь ему, — говорила она себе, — хотя это будет непросто».

Когда отец ушел в кабинет дожидаться прибытия управляющего местным банком, который из уважения к графу помогал ему разбираться со счетами, не взимая за это ни пенни, девушка поднялась к себе.

Она снова надела костюм для верховой езды и пошла в конюшню оседлать их третьего коня, которого утром не прогуливали, поэтому он был свеж и игрив.

Этот конь был не чистокровным, и Сэмела не любила его так, как Меркурия, но он лучше ходил в упряжке и, кроме того, был всегда под рукой на случай чрезвычайных обстоятельств.

Девушка знала, что если поедет напрямик по ухабам и бездорожью, то доберется до места назначения гораздо быстрее, чем путешествуя по извилистым кружным дорогам.

Через каких-нибудь три четверти часа она добралась до маленькой церквушки и подъехала к внушительным воротам дома, который был известен в этих местах как Большой дом.

Это было действительно большое квадратное и в отличие от их дома в Прайори уродливое здание.

Сэмела спешилась у подъезда, и грум, выбежавший из конюшни, взял у нее повод. Когда она поднялась по ступенькам, открылась парадная дверь, и средних лет дворецкий, улыбаясь, сказал:

— Добрый день, леди Сэмела, вы у нас очень редкая гостья.

— Добрый день, Уайт. А миссис Хенли дома?

— Она не принимает, миледи, но я уверен, что вас-то она непременно захочет повидать.

Он провел ее через холодный неприветливый холл и открыл дверь в квадратную гостиную с высоким потолком.

— Леди Сэмела Уинн, мадам! — объявил Уайт.

Из дальнего конца гостиной послышалось радостное восклицание. Там у окна сидела женщина, занимавшаяся вышиванием.

Леди отложила работу и, протянув руки, поспешила навстречу девушке.

— Сэмела, какой сюрприз! А я-то думала, что ты совсем забыла обо мне.

— Что вы, конечно нет! Но за это время случилось столько, что я не сумела не только навестить вас, но даже написать.

— А что же такое случилось? Садись и расскажи все по порядку. Ты, конечно, хочешь подкрепиться?

— Не отказалась бы от вашего чудесного кофе со льдом. Вы знаете, я всю дорогу вспоминала о нем.

Миссис Хенли рассмеялась, и дворецкий, ожидавший у входа, поспешил за кофе.

Сэмела села на диванчик у окна и сняла шляпу. Солнечный луч тотчас позолотил ее чудесные светлые волосы.

— Ты так хороша, дитя мое, — заметила миссис Хенли, — я очень скучала по тебе.

— Я тоже. Я все время надеялась, что вы заедете к нам.

Миссис Хенли отвела глаза и после некоторой паузы промолвила:

— Ты и твой папа всегда… так заняты… что я не хотела… мешать вам.

Сэмела, не сводя глаз с ее лица, сказала:

— И папа скучает по вас. Он даже как-то сказал, что вы, наверное, уехали развлечься в Лондон.

Она увидела, как щеки миссис Хенли заалели, и это ободрило ее еще больше.

— Честно говоря, я и приехала поговорить о папе.

— О папе?

В голосе миссис Хенли послышалось удивление, а щеки стали такими розовыми, что ей уже можно было дать гораздо меньше ее тридцати пяти лет.

Морин Хенли не была красавицей, но у нее было такое славное, доброе, симпатичное лицо и такой приветливый нрав, что она притягивала к себе людей как магнит.

Сэмела полюбила ее с первого знакомства, которое состоялось, когда она поселилась по соседству в качестве молодой жены генерала Эликзандера Хенли.

Всю жизнь закоренелый холостяк, или, точнее, как он сам говорил, вынужденный оставаться холостяком, так как всегда служил где-нибудь на краю света, он женился, только выйдя в отставку, и его избранница была гораздо моложе его.

Она была дочерью его коллеги-офицера, умершего от ран, полученных в боях.

В отчаянии от смерти отца, чувствуя себя совсем одинокой и заброшенной в этом мире, Морин решила, что найдет покой и уют в объятиях человека, который был в таком возрасте, что годился ей в дедушки.

Она стала очень хорошей женой для генерала и, поскольку он был бездетным, после его смерти оказалась владелицей крупного поместья и достаточного количества денег, чтобы ездить куда угодно и делать все, что угодно.

Однако она так привыкла к спокойной жизни — сначала со своим отцом, а затем — с престарелым мужем, что совершенно не знала, как ей жить дальше и что делать с богатством. Поэтому она посвятила себя благотворительным делам графства и к большому облегчению графа взяла на себя опеку над сиротским приютом, находившимся на границе поместья Кенуин и земель, принадлежащих Морин.

Поначалу миссис Хенли приезжала в Прайори, чтобы проконсультироваться по некоторым вопросам, которые не могла решить сама. Но затем, к удивлению Сэмелы, отец начал избегать встреч с ней; и раза два, приметив издали нарядный экипаж Морин, приближающийся к их дому, он ускользал через садовую калитку и не возвращался до ее отъезда.

— Разве ты не хочешь повидать миссис Хенли, папа? — спрашивала Сэмела. — Мне казалось, она нравится тебе.

— Она чудесный человек, но ей не следовало бы тратить столько времени на сирот и убогих, лучше бы она снова обзавелась семьей и наслаждалась жизнью.

Сэмела удивленно посмотрела на него, затем сказала:

— А может быть, ей кажется, что она слишком стара?

— Слишком стара? Какая чепуха! Да она молода и красива, и ей совершенно ни к чему хоронить себя заживо.

Он говорил так резко и, выходя из комнаты, так хлопнул дверью, что Сэмела была поражена. Предположив, что они поссорились, девушка не стала настаивать, чтобы отец объяснил причину своего гнева. И не стала обсуждать с отцом, почему миссис Хенли перестала приезжать к ним.

Теперь же, став старше и умнее, она решила, что поняла, в чем тут дело, и пожелала расставить все по местам.

— Прежде всего, — сказала она, — я должна рассказать вам о своих новостях. Я собираюсь замуж!

— Замуж?! — воскликнула Морин Хенли. — Дорогая, как чудесно! Но за кого?

— Это кажется невероятным, но это так! Герцог Бакхерст попросил моей руки.

Когда Сэмела произносила это, она так смутилась, что глядела себе под ноги и не видела выражения недоверия, а затем озабоченности, появившихся в глазах миссис Хенли.

— Герцог Бакхерст? — тихо переспросила она. — Вы уверены?

— Я сама задаю себе этот вопрос, — улыбнулась девушка. — Да, уверена. Наше венчание назначено на второе июня.

— То есть через неделю!

— Да.

— Но почему мне ничего не сказали? Зачем такая таинственность?

— С завтрашнего дня это уже не будет тайной, так как об этом сообщит «Газетт», и надеюсь, что завтра или послезавтра вы получите приглашение на свадьбу. Сестра герцога, маркиза Холл, начнет рассылать приглашения сразу же после того, как будет сделано объявление в газете.

Говоря это, она не имела понятия о том, что маркиз и маркиза задержали публикацию в надежде, что герцог наконец возвратится в Лондон из Лестершира, и желательно без баронессы.

Поскольку он не появлялся, они были вынуждены воздержаться от публикации, пока жених развлекается в Лестершире со своей новой пассией.

Пока же Сэмела всерьез занялась платьями, которые все прибывали и прибывали из Лондона, и дважды в Прайори заезжала маркиза, чтобы помочь невесте в выборе фасонов у мадам Бертен.

Она, сияя, заверила Сэмелу, что герцог пришел в восторг от того, что она приняла его предложение, и с нетерпением ждет наступления второго июня.

Морин долго молчала и, наконец, сказала:

— Это действительно сюрприз, и, конечно, моя милая, я желаю тебе большого счастья.

— Есть лишь одна вещь, которая тревожит и мучает меня, — ответила девушка.

— Что именно?

Сэмела почувствовала, что миссис Хенли смутилась.

— Речь идет о папе. Представляете, как одиноко ему будет, и, честно говоря, я уверена, что без меня он не управится с хозяйством.

Миссис Хенли промолчала, и Сэмела продолжила:

— Конечно, ему придется привыкать, и, поскольку он уже сейчас чувствует себя подавленно, я хотела попросить вас: не могли бы вы приехать и побыть у нас хотя бы несколько дней и помочь мне приучить его к мысли о том, что, когда я уеду, ему придется справляться с хозяйством самому.

Морин Хенли тяжело вздохнула.

— Ты знаешь, что я готова все сделать для тебя, Сэмела, — сказала она, — но, возможно, твой отец будет… против.

— Наоборот! — воскликнула девушка. — И потом, если у вас найдется время, вы так мне поможете!

— Я еду с тобой, — подумав, сказала миссис Хенли. — Горничные быстро сложат мои вещи, грум отведет в Прайори твоего коня, мы же поедем в моем экипаже, и по дороге ты расскажешь мне обо всем подробно.

— О, как любезно с вашей стороны! А как это обрадует папу! — После паузы Сэмела добавила: — Только меня беспокоит, что вам у нас покажется неуютно, и, если вы не любите голубятину, то вам почти нечего будет есть.

Морин Хенли рассмеялась, отчего еще больше похорошела и помолодела.

— Я действительно не ем голубятину! А твой папа не очень обидится, если я прихвачу с собой пару кур?

— Если вы сразу же по приезде отдадите их на кухню, то он ничего не узнает и подумает, что мы едим одну из наших кур, которых пока что берегли из-за яиц.

Миссис Хенли снова рассмеялась, и они, как две школьные подружки, начали шутить и хохотать.

Когда через час экипаж выехал из усадьбы, он был доверху наполнен едой, которую венчал ящик с кларетом.

Блестя глазами, Морин пояснила:

— Должна тебе сказать, Сэмела, что у меня недавно было такое подавленное состояние, что доктор прописал мне специальный кларет в качестве тонизирующего средства. Я взяла его с собой, и мне будет ужасно неловко, если вы с папой не продегустируете его вместе со мной.

Сэмела пришла в восторг, наклонилась и поцеловала женщину в щеку.

— Конечно. Но будьте очень, очень осторожны, чтобы не ущемить папину гордость. Вы же знаете его!

Улыбка Морин Хенли увяла.

— Знаю, — странным тоном сказала она, чуть отвернувшись.

Так они ехали по длинной, узкой извилистой дороге, болтая друг с другом, как две подружки.

И лишь когда они добрались до Прайори и увидели дом, выглядевший поистине великолепно в последних лучах заходящего солнца, Сэмела ощутила волнение, опасаясь, не сорвется ли ее хитроумный план.

— Боюсь, что ваш багаж придется занести в дом вашему слуге. Наш старый Бригсток, бедняга, согнулся в три погибели от ревматизма и не в состоянии ничего поднять.

— Джеймс отнесет мои вещи, а заодно и то, что мы привезли для кухни, — шепнула Морин.

Сэмела улыбнулась и, первой выбравшись из экипажа, побежала в кабинет к отцу.

Как она и предполагала, мистер Оуэн уже уехал и граф был один.

— Хорошие новости, папа! — сказала она. — У меня столько всяких дел в связи с приближающейся свадьбой, что я попросила Морин Хенли приехать к нам и помочь, и она любезно согласилась.

— А я-то все думал, куда ты исчезла. Но разве миссис Хенли может у нас гостить?

— А почему нет? У нас масса свободных комнат.

Лицо отца приобрело озабоченное выражение, и Сэмела быстро добавила:

— Она не против.

— Я — против, — резко сказал он, — но…

Неизвестно, что он собирался сказать, так как в эту минуту в дверях появилась Морин.

Она выглядела очаровательно. И все же, что странно, у нее в глазах сквозило беспокойство, а голос, когда она заговорила, чуть-чуть дрожал.

— Если вам неприятно мое пребывание здесь… я, конечно, сейчас же соберусь и уеду.

— Мне очень приятно, — ответил граф и поспешно добавил: — Во всяком случае, Сэмела очень рада, и я премного благодарен за то, что вы согласились помочь, раз у нее нет матери.

Говоря это, он подошел к Морин и взял ее за руку.

— Единственное, что меня тревожит и о чем мне просто невыносимо думать, это то, как неуютно вам будет у нас.

— У вас мне всегда уютно, — ответила дама, — так как я буду с Сэмелой и… с вами. Вы даже не представляете себе, как я скучала без вас… обоих.

Говоря это, она, по-видимому, забыла, что граф так и не выпустил ее руку.

Затем граф так резко, что это могло бы показаться грубым, вернулся к своему столу, словно хотел укрыться за ним, и сказал совсем иным тоном:

— Вам не придется долго задерживаться здесь: Сэмела, как она, видимо, уже сообщила вам, второго июня выходит замуж.

Впоследствии Сэмела вспоминала, как непросто было в доме в последующие два дня.

Они вместе шутили и смеялись, но затем настроение графа внезапно менялось, он замолкал, и все чувствовали неловкость; или же, пробормотав извинения, он вскакивал из-за стола и уходил и уже не возвращался.

Но если за столом они еще собирались вместе, то в остальное время графа не было ни видно, ни слышно, и Сэмела не понимала, какое занятие он нашел себе, бродя в зарослях заброшенного сада или скача верхом по непаханому полю.

Она инстинктивно чувствовала, что Морин Хенли любит отца, и была почти уверена, что и отец любит ее.

— Что мне делать с ними? — спрашивала она себя, и ночью все время думала о них, хотя ей очень хотелось подумать и о себе самой, о том, что ее ждет.

Сэмеле была невыносима мысль, что отец несчастлив, так как до сей поры он заполнял всю ее жизнь и она любила его больше, чем это можно было высказать словами.

Она понимала, что ей будет мучительно думать о том, что он один в большом опустевшем доме, где с ним останутся лишь миссис Бригсток, которая уже почти ослепла, и старый Бригсток, у которого нет сил ухаживать за отцом.

Если Морин Хенли, привыкшей к большому штату прислуги, и не хватало этого у них, то она не показывала виду.

Иногда она могла попросить Сэмелу застегнуть ей платье, но в основном прекрасно обходилась без горничных.

Кроме того, ей было весьма приятно спать в красивейшей комнате, где, по слухам, доводилось спать самой королеве Елизавете и где теперь все потихоньку разваливалось, и даже занавеси балдахина были ветхими и порванными.

— Это невыносимо! — воскликнула Морин, когда как-то вечером, отправившись спать, они с Сэмелой обнаружили, что в ее спальне у чудесного старого елизаветинского стула сломалась ножка.

— Нужно отдать его в ремонт, — сказала она.

— Мы не можем это себе позволить, — пояснила девушка. — На чердаке есть еще несколько таких поломанных стульев, и хотя папа пытался их починить, садиться на них все же опасно.

Морин опустилась на край кровати и всплеснула руками.

— Это невыносимо! — повторила она. — Ваш дом — самое прекрасное здание, какое я когда-либо видела, и является национальным достоянием. Мы не можем допустить, чтобы он на наших глазах превратился в прах, его необходимо сберечь для потомков!

— Я знаю, — ответила Сэмела. — Я тоже так считаю, но что может сделать папа? У него нет денег, и он слишком горд, чтобы искать себе жену с богатым приданым.

Они помолчали. Затем Сэмела, словно решив, что и так сказала лишнее, вскочила и, поцеловав Морин, сказала:

— Как говаривала моя няня, «бесполезно плакать над пролитым молоком» и «чего не вылечить — надо с тем и жить».

— Может быть, это и верно, но только не для нашего случая. Здесь следует найти иное решение.

— Будем надеяться, что вы найдете его. Мы с папой пытались, но безуспешно.

Сэмела пожелала гостье доброй ночи и удалилась к себе, утвердившись во мнении, что Морин любит ее отца и единственное препятствие — в нем самом.

Когда она услышала, что он идет наверх, то прошла в своем ночном халатике в хозяйскую спальню, где граф занимал кровать своих предков и их семейный герб украшал выцветшее полотно подушек.

— Я зашла сказать спокойной ночи, папа.

— И хорошо сделала. Я только что думал о том, как мне будет не хватать тебя, когда я останусь один и тишину будет нарушать лишь писк мышей в обшивке стен.

У него был печальный вид, и Сэмеле захотелось его утешить:

— По крайней мере снаружи дом великолепен, и, глядя на него, ты будешь забывать, в каком состоянии он находится.

— К сожалению, я не могу забыть об этом. У меня от этого зрелища так же болит душа, как когда я гляжу на увечного человека, за которым нужен уход.

— Но все-таки приятнее жить здесь, чем в доме миссис Хенли, — упорствовала она. — Ее дом уродливый, помпезный, холодный, и я уверена, что Морин не чувствует себя там по-настоящему дома, как чувствуем мы.

— Он принадлежит ей, — возразил отец, — и она может позволить себе жить как хочет.

— Я уверена, что мама сказала бы, что современный комфорт очень неуютен. Дом должен быть пропитан любовью, и Прайори ценен для нас именно этим. Я уверена, что ты, как и я, чувствуешь любовь Уиннов, живших здесь веками.

Отец обнял дочку и привлек к себе.

— Я ценю твое воображение и твою умную головку, дорогая. Надеюсь, что душам наших предков, которые толпятся, по-твоему, вокруг нас, понравится то, о чем я буду разговаривать с ними, ибо больше мне не с кем будет беседовать.

— Надеюсь, — сказала Сэмела. — Когда я подумаю, что ты останешься один, мне хочется плакать, но я ничем не могу помочь. И Морин Хенли будет ужасно одиноко, и я тоже не могу ничем помочь. Дорогой папа, если я буду счастлива, то мне захочется, чтобы все, кого я люблю, тоже были счастливы!

Она обняла отца за шею и горячо поцеловала, затем выскользнула из спальни, рассчитывая, что дала ему пищу для размышлений и потому вряд ли он быстро заснет.


На следующий день, вместо сближения, Морин Хенли и отец, казалось, прилагают все силы к тому, чтобы не встречаться. За целый день они обменялись разве что несколькими ничего не значащими фразами.

К обеду граф не явился, и лишь за ужином они сошлись вместе, чтобы отведать изумительных блюд, которые по заказу Морин прислали из ее дома.

К удивлению хозяина, к столу было подано шампанское вместо кларета, который они пили теперь каждый вечер.

— К чему это? — спросил он, увидев бутылку в ведерке со льдом, принесенную Сэмелой.

— Когда я консультировалась с доктором, — ответила Морин, — он сказал, что кларет очень помог моему здоровью и теперь я снова могу перейти к легким напиткам. А поскольку я не люблю белое вино — кислятина какая-то! — то по его рецепту я решила перейти на шампанское, и вы должны сказать, удачен ли мой выбор.

Она говорила с таким невинным видом, что у графа исчезло всякое подозрение и он без лишних слов откупорил бутылку и наполнил бокалы.

— Поскольку мы впервые с вами пьем шампанское, думаю, нужно выпить за здоровье Сэмелы. Я молюсь о том, как, конечно, и вы, милорд, чтобы она была очень, очень счастлива.

— Конечно, — несколько замявшись, согласился граф.

И они выпили за Сэмелу, а затем девушка сказала:

— Бесполезно… Я не в силах пойти на это… Я не оставлю папу одного!

Кенуин и Морин пристально смотрели на нее, а она продолжала:

— Я думала, что смогу уехать и без меня все будет идти своим чередом… Но я понимаю, что супруги Бригсток слишком стары и больны, чтобы справиться даже с одной десятой той работы, которую выполняю я… и было бы чересчур жестоко и эгоистично, если бы я стала думать только о своем счастье… и оставила папу здесь без… нормальной еды, в пыли и запустении.

Затем Сэмела обратилась к отцу.

— Прошу тебя, папа, пошли грума передать маркизе, что я… передумала. Я остаюсь с тобой, а герцогу придется подыскать себе другую невесту.

Она выскочила из-за стола и выбежала из столовой.

Морин Хенли поставила на место бокал, а граф молча продолжал глядеть на стул, на котором сидела дочь, словно не веря тому, что она сказала. Потом он проговорил:

— Она так нервничает потому, что свадьба готовится в страшной спешке. Утром она придет в себя.

— Нервы у Сэмелы в порядке, я вполне понимаю вашу дочь.

— Это ясно, ясно! Но я ничего не могу поделать.

Наступило молчание, и поскольку Морин ничего больше не говорила, граф сам нарушил его:

— Что я могу сделать? Вы же видите, в каком я положении.

— Сэмела это понимает, поэтому-то она и не может бросить вас одного.

— Ей придется это сделать, — резко сказал он. — Я был удивлен, когда она согласилась на этот брак, хотя Бакхерст, как вы, вероятно, знаете, не только сказочно богат, но и великий спортсмен. Нельзя не восторгаться человеком, который дважды выигрывал «Дерби»[5] и, по всей видимости, в этом году выиграет Золотой кубок.

Морин молчала, и он продолжил:

— Мальчишкой я несколько раз бывал в Бакхерст-парке. Это потрясающее место, а поместье содержится в образцовом порядке. У Сэмелы там будет все — буквально все!

— Но ведь она будет волноваться за вас.

— Вам следует переговорить с ней.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8