Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Песня синей птицы

ModernLib.Net / Исторические любовные романы / Картленд Барбара / Песня синей птицы - Чтение (стр. 10)
Автор: Картленд Барбара
Жанр: Исторические любовные романы

 

 


Несколько мгновений Сильвина стояла, сосредоточенно вчитываясь в выцветшие строки. Потом, тихонько вздохнув, закрыла книгу, которую он показал ей последней, и вернула ему.

— Спасибо, — сказала девушка, — я счастлива, что видела ее.

— Она ваша, — ответил маркиз. — Позвольте мне подарить ее вам.

— Нет-нет, я не могу ее принять, — запротестовала та.

— Но почему же? — осведомился Алтон.

— Ну же, Силь, — увещевал ее брат, — не глупи. Я же знаю, что книги тебе дороже бриллиантового колье.

— Это правда, — ответила Сильвина. — Но, милорд, как я не могла бы принять от вас бриллиантового колье, так же не могу принять столь ценной книги. Вы должны понять, что это невозможно.

— Не вижу основания, почему эти подарки должны рассматриваться как одно и то же, — сказал маркиз и обратился за помощью к Клайду:

— Не можете ли вы переубедить свою сестру?

— Это дело нелегкое, — засмеялся тот, — она вечно устраивает шум из-за подарков. Только недавно она подняла настоящий бунт, когда узнала, что мистер…

— Клайд, помолчи! — прервала его Сильвина дрожащим голосом.

Брат взглянул ей в лицо и оборвал свой рассказ на полуслове.

— Прости, Силь. Я слишком разболтался, да? Сильвина чуть присела в реверансе перед маркизом.

— Если вы позволите, милорд, мне хотелось бы найти вашу бабушку.

— Ваша сестра — очень необычная девушка, — заметил маркиз Клайду, когда они остались вдвоем. — Сейчас большинство женщин бывают рады принять подарок от любого, кто его предлагает.

— Это уж точно, — ответил Клайд с мальчишеской ухмылкой. — Но Сильвина очень гордая.

— Мне показалось, речь шла о том, что она не хотела принять подарков от мистера Каддингтона, — подсказал маркиз.

— Вот именно. Она заявила, что это для нее унизительно, и тому подобный вздор. В конце концов, мы оказались совсем без средств после смерти отца, и денег Сильвине на наряды просто не было.

— Но я вижу, что вы сами неплохо вышли из этого затруднительного положения, — заметил маркиз.

Тон его был настолько приветливым, что Клайд попался на эту удочку.

— Ну, учитывая мою работу и то, что я — глава семьи, мне следует одеваться пристойно, — ответил он. — Но до вас мне далеко, милорд.

— Может быть, вы не задумывались о том, что вашей сестре не следовало бы принимать подарков от мужчины, пока она не стала его женой, — строго сказал маркиз, — даже если для этого вам и пришлось бы пойти на какие-то жертвы.

Клайд Блейн смутился — как школьник, которого обвинили в непростительной шалости.

Оставив эту тему, маркиз поставил книги обратно на полку.

— Не вернуться ли нам к дамам? — предложил он.

Больше ему не удалось остаться с Сильвиной наедине. Гости устроились играть в пикет, пока не настало время переодеваться к обеду, а потом Сильвина очень быстро ушла, сказав, что хотела бы отдохнуть.

Маркиз заметил, что она была очень бледна. Возможно, то огромное напряжение, которое он испытывал, передалось и ей.

Ему казалось, что его все туже и туже сжимают стальные обручи, и ничего нельзя было сделать, чтобы помешать им охватить все его существо, остановив само течение крови.

Он не знал прежде, каково это — чувствовать, что тобой манипулируют, а не ты манипулируешь людьми, что обстоятельства сильнее тебя, что нигде не видно выхода из тупика, в котором ты оказался.

Время шло. Уже завтра все вернутся в Лондон — и чего он достиг своим тщательно спланированным и организованным загородным приемом? Абсолютно ничего!

Ему казалось, что с каждой минутой он все больше отдаляется от Сильвины. Он уже почти начал по-настоящему верить в то, что она его ненавидит Спустившись в салон, маркиз увидел, что его бабушка уже там.

При его приближении она подняла голову, и маркиз подумал (как это часто бывало и раньше), что, несмотря на возраст, она удивительно красива.

Свет свечей переливался в ее драгоценностях, белое платье было ей удивительно к лицу, и держалась она великолепно. Газовый шарф скрывал старческую худобу ее рук, а на запястьях были тяжелые браслеты.

— Ну, Юстин, — сказала она внуку, когда тот подошел, — твои ожидания осуществились?

Он почувствовал, что она предугадала его ответ еще прежде, чем он проговорил:

— Вы прекрасно знаете, что нет.

— У меня есть для тебя новость. Я только что получила весточку от Эмили Арлингтон.

Герцогиня замолчала, но, поскольку маркиз тоже хранил молчание, она добавила:

— Леона помолвлена с герцогом Фаррингдонским.

— С Фаррингдоном? — изумился маркиз. Не может быть! Да ему не меньше восьмидесяти!

— Если уж быть точными, то семьдесят шесть, — поправила вдовствующая герцогиня. — И он очень богат.

— Надо думать, именно это Леоне и было нужно, — отозвался ее внук, — но мне на редкость неприятно думать, что молодая женщина может продать себя этой древней черепахе.

— Одно время я полагала, — сказала герцогиня, — что вы с Леоной поженитесь, но, видно, она не затронула твоего сердца.

— В то время я считал, что у меня нет сердца, — ответил маркиз.

— А теперь? — тихо спросила та.

— Я нахожу его непредсказуемой, раздражающей и чрезвычайно болезненной частью тела, — с горечью проговорил сэр Юстин.

— Ты не мог сказать ничего, что больше порадовало бы меня, — улыбнулась герцогиня.

Маркиз был так изумлен, что не сдержался и сердито воскликнул:

— Черт побери, что вы такое говорите?.. Извините, бабушка. Уж от вас-то я не ждал подобных слов.

— Но я сказала именно то, что думала, — женщина продолжала улыбаться. — Если ты влюблен, Юстин, — а я это заподозрила в первую же минуту, когда это волшебное создание переступило наш порог, — то ты наконец станешь настоящим человеком.

— А я-то думал, что вы ко мне привязаны, — грустно улыбнулся маркиз.

— Я всегда тебя любила, — просто ответила герцогиня. — Ты — мой любимый внук, и, по-моему, я желала тебе счастья даже сильнее, чем я желала этого самого редкого из благословений для своих детей. — Улыбнувшись, она продолжила:

— И поскольку я так отчаянно желала этого, не могу сказать тебе, как тяжело мне было год за годом видеть, как ты становишься все циничнее и пресыщеннее, тратя время, ум и силы на этих безмозглых женщин, бросавшихся в твои объятия чуть ли не раньше, чем ты успевал поинтересоваться, как их зовут.

Закинув голову, маркиз расхохотался.

— Бабушка, вы неисправимы! — запротестовал он. — А я-то думал, что вы мною гордитесь!

— Гордилась, когда ты был в армии. И сейчас я счастлива, что мистер Питт решил доверить тебе такое ответственное дело. Но годы, лежащие между этими двумя событиями, — просто пустырь, заросший терниями и репейником, мне о них и говорить не хочется.

— И мне тоже, — признался сэр Юстин. — Но это все позади, по крайней мере, я от души надеюсь, что это так. Расскажите мне о матери Сильвины.

— Я знала, что рано или поздно ты меня о ней спросишь, — сказала герцогиня. — Джинни Кэмпбелл была очаровательна: хороша собой, весела и неизбалованна. Когда она появилась в лондонском свете, то завоевала сердца всех, кто видел ее. Джинни нравилась и мужчинам, и женщинам, — такой это был человек. Она была добрая и участливая, всегда готовая ответить на любовь и симпатию, которые принадлежали ей по праву, но которые она никогда не принимала как нечто должное.

— А как она вышла замуж за сэра Ренделла Елейна?

— Он тогда был не сэром Ренделлом, а никому не известным молодым человеком, только что поступившим в министерство иностранных дел, — почти как сейчас его сын. Джинни могла выбрать себе в мужья кого угодно. Половина пэров положили бы к ее ногам свои сердца, свои титулы и свои состояния, — но она полюбила. Ты это хотел узнать, правда?

— Она полюбила… — повторил маркиз.

— Она сразу и навсегда влюбилась в молодого Блейна при первой же встрече с ним, — сказала герцогиня. — Все, что было у него в активе, — это то, что он — джентльмен и происходит из хорошей семьи. Для герцога это было ударом, но он понимал, что когда женщина полюбит так, как его племянница полюбила Ренделла Блейна, ее никто и ничто не остановит. Джинни была из тех, кто любит лишь раз в жизни. Я убеждена, что ее дочь — такая же.

Сэр Юстин словно окаменел. Потом с трудом проговорил:

— Бабушка, что мне делать? Я потерял ее. Я все перепробовал, но, кажется, она действительно ненавидит меня.

Герцогиня взглянула на него с улыбкой.

— Если ты настолько малодушен, что сдашься, я умываю руки.

— Вы думаете, есть надежда? — быстро спросил маркиз.

— Я не знаю, что разделяет вас, — ответила та, — но, по-моему, я еще не видела, чтобы кто-то страдал так, как страдает сейчас Сильвина Блейн. Но, как бы то ни было, я готова поспорить на что угодно, что она к тебе неравнодушна. Уж не хочешь ли ты сказать, что при твоем знании женщин, — а судя по тому, что я слышала, оно весьма обширно, — ты, с такой внешностью и хваленым обаянием, не можешь заставить юную и неопытную девушку полюбить тебя? Юстин, мне стыдно за тебя!

За этой добродушной насмешкой нельзя было не почувствовать глубокой любви. Маркиз ответил с полной серьезностью:

— Вы вернули мне мужество, бабушка. Я уже почти совсем отчаялся. Но я уверен, что в конце концов добьюсь своего! Я должен, должен добиться ее взаимности!

Он стукнул кулаком по каминной полке. Старая герцогиня смотрела на него с одобрением.

— Если что мне и мешало в моей любви к тебе, — заметила она, — так это твое ленивое, легкомысленное, равнодушное отношение к жизни. Ты проснулся, мой мальчик, и, скажу тебе прямо, таким ты мне нравишься гораздо больше.

Маркиз не отозвался, и, подождав немного, герцогиня добавила уже мягче:

— Теперь, когда я вижу, что ты относишься ко всему этому серьезнее, чем я думала, я расскажу тебе о том, что произошло сегодня днем.

— Что такое? — быстро спросил Алтон.

— Мы с Сильвиной остались одни, — ответила герцогиня, — разговаривали о ее матери, и она немного поплакала, как может плакать только девочка, видя, какой одинокой и пустой кажется жизнь, когда рядом больше нет человека, с которым можно поделиться своими неприятностями и бедами. Потом Сильвина спросила меня:

«Мадам, вы такая мудрая — что, если бы вы увидели, что жизнь совершенно невыносима и нет никакой надежды на избавление, а вас ожидает ад — настолько ужасный, что об этом даже подумать невозможно, — вы считали бы возможным расстаться с жизнью?..»

Маркиз неотрывно смотрел в лицо своей собеседницы.

— И что же вы ответили? — спросил он.

— Я сказала, что нельзя оставлять надежды, что если не видно никакого выхода, необходимо молиться. А Сильвина возразила:

«Неужели вы думаете, что я не обращалась к Богу? Я молилась и молилась. Я думала, матушка мне поможет, но она не слышит меня».

На глаза герцогини навернулись слезы.

— Мне кажется, у каждого из нас, — сказала она внуку, — бывает такой момент, когда нам кажется, что мы в полном одиночестве. Мы ощущаем себя покинутыми и забытыми. Именно так чувствовало себя в тот момент это бедное дитя.

— Но вы утешили ее? — почти гневно спросил сэр Юстин.

Вдовствующая герцогиня подняла глаза и ответила просто:

— Я сказала ей: «Я уверена, что ваша мать очень близко. Вы не одна, как ни темно кругом. Или вы, или кто-то другой за вас найдет выход»

— О Боже, но вдруг?.. — начал маркиз, но его бабушка остановила его.

— Она не убьет себя, — сказала она. — По крайней мере, сейчас.

— Прежде я убью его! — яростно прорычал Алтон, и оба знали, кого он имеет в виду.


И теперь, во мраке своей спальни, маркиз думал о том, как легко говорить, но как трудно действовать.

Он мог представить себе, какой разразится скандал, если он вызовет мистера Каддингтона на дуэль и убьет его. Что еще оставалось? Отравить его? Но так низко пасть он не мог.

И все же похоже было, что дело сводится к выбору между жизнями Сильвины и Каддингтона.

Его так и подмывало пойти, разбудить Сильвину и заставить, — если понадобится, то угрозами, — признаться, кто сумел так запугать ее. Она спала всего через одну дверь от его комнаты: маркиз специально поместил ее неподалеку от своей спальни, в старой части дома, полагая, что здесь девушка находится под его защитой. Мистеру Каддингтону была отведена одна из больших, высоких, внушительных комнат второго этажа, с видом на озеро.

Но, обдумывая этот план, Алтон понял, что никакие его угрозы не смогут испугать ее сильнее, чем она уже напугана.

Возможно, единственный способ узнать правду — это расспросить Клайда. Юноша молод и простодушен, и, несмотря на его эгоизм, видно было, что сестру он любит.

Именно это он завтра и сделает, решил маркиз, — и в то же время почувствовал стыд из-за того, что принужден действовать за спиной Сильвины, плести интриги, обсуждать ее с кем-то…

«О, дорогая моя, почему вы так со мной поступаете?»— твердил он в душе.

Мысленно он снова увидел ее запрокинутое личико, залитое лунным светом, опять испытал эти странные, необъяснимые чары, связавшие их друг с другом, когда он склонился к ее губам.

Он был первым, первым мужчиной, поцеловавшим ее! По крайней мере этим Каддингтон похвастать не может.

И опять мысль об этих толстых развратных губах, целующих Сильвину, заставила маркиза сжать кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони.

«Сильвина, Сильвина, доверьтесь мне!»

Ему казалось — все его существо устремилось к ней, как будто его любовь трепетала между ними, как пламя.

— Сильвина, Сильвина…

Шепча ее имя, он беспокойно метался на подушках, зная, что всю ночь его будет преследовать и терзать ее образ, воспоминание о боли в глазах девушки и нежности ее губ.

Он жаждал ее с силой, которую, думал он, не знал еще ни один мужчина. Больше всего Алтон хотел защищать и охранять ее, так, чтобы Сильвина поверила, что ей не надо больше бояться, потому что он встанет между нею и любой опасностью.

Сэр Юстин думал раньше: любовь — это развлечение, удовольствие, страсть. А это была смертная мука, всепоглощающее пламя, нечто лишившее его гордости и сделавшее смиренным, заставившее увидеть, что он совсем не тот человек, каким себя считал.

Теперь он понимал, что его положение в обществе, его богатство, его титул, его владения — все это ничто по сравнению со счастьем одной маленькой, хрупкой девушки: больше всего на этом свете он желал счастья Сильвине.

Внезапно посторонний звук заставил его насторожиться.

Маркиз застыл в полной неподвижности Кто-то поспешно и неловко поворачивал ручку двери его комнаты.

Глава 11

Дверь быстро открылась и снова закрылась.

Приподнявшись на подушках, Алтон услышал, что человек, стоящий у самой двери, прерывисто дышит, как будто быстро бежал и очень напуган.

Он хотел было заговорить, но тут тоненькая фигурка метнулась через комнату, видимо, разглядев дорогу в последних отблесках угасающего камина, и упала на его кровать.

Потом послышался голос, почти невнятный из-за слез:

— Клайд! Ох, Клайд! Он в моей комнате… он дотронулся до меня… Он слишком много выпил… и я не могу этого вынести… не могу!

Наступило молчание; маркиз слышал, как Сильвина ловит ртом воздух. Потом она снова заговорила:

— Я… не гасила свечу… я думала… может, ты зайдешь пожелать мне доброй ночи… и я, наверное, заснула… А когда проснулась, он был рядом!.. Ох, Клайд!.. Это было ужасно! Он… склонился надо мной… Его лицо было совсем, совсем рядом… Я хотела закричать… А он… протянул руку… и зажал мне рот!.. Он держал меня… держал так, что я не могла… двинуться… А когда я попыталась вырваться, он сказал: «Видишь… ты совсем бессильна… и целиком в моей власти!..

Это научит тебя… не смотреть на меня, презрительно… и надменно, мисс Недотрога… Тебе от меня, не уйти!..»

Рассказ Сильвины прервали рыдания, но вскоре она снова заговорила:

— Я вырывалась и… выворачивалась, чтобы… высвободиться из его рук, но он слишком сильный.. Потом он сказал… и в его голосе было… что-то зверское: «Если будешь сопротивляться мне, когда мы… поженимся… я тебя буду бить. Я все равно буду тебя бить, потому что я намерен… сломить тебя и сделать, смиренной и послушной, какой должна быть всякая женщина со своим… господином… И всякий раз, как ты… откажешься меня… целовать… каждый раз, как ты… оттолкнешь меня, ты за это заплатишь»

Голос Сильвины был полон неописуемого ужаса. Стараясь справиться с рыданиями, она продолжала:

— Он засмеялся… Какой это был… ужасный звук… страшнее, чем проклятия… А потом, Клайд, потом… он сказал: «Я изобью тебя после, а сейчас… сейчас я тебя поцелую»

Она с рыданием перевела дыхание и заговорила шепотом:

— Он отнял руку… от моего рта и, наклонился ко мне… Я смогла двигаться, Клайд, и я., ударила его!.. Я ударила его изо всех сил… прямо между глаз… Я, наверное, застала его… врасплох, и из-за того, что он был пьян… он потерял равновесие, пошатнулся, ударившись о кровать, и я как-то высвободилась… И хоть он протягивал руки, пытаясь меня поймать, я выбежала из комнаты. , и к тебе!

Она опять остановилась, чтобы перевести дыхание.

— Клайд, он там… ждет меня, и я не могу… даже ради того, чтобы спасти тебя… не могу выйти за него!.. Он мерзкий, жестокий, и я скорее умру, чем позволю ему… еще раз прикоснуться ко мне… Спаси меня, Клайд! Ради Бога, спаси меня! Пойди к маркизу… скажи ему правду! Я знаю, что он… справедлив… Я уверена, что он не поступит необдуманно жестоко… Но даже ради того, чтобы спасти тебя… от Тауэра, я не могу выйти за этого… зверя!..

Тут голос Сильвины окончательно изменил ей, и она упала лицом в постель, горько рыдая.

Она была во власти такой бури страха и ужаса, что утратила способность связно думать.

Чуть позже она заметила, что брат ходит по комнате и, хотя глаза ее плохо видели от слез, девушка поняла, что тот зажег свечу.

— Он не должен… не должен… коснуться меня… опять, — простонала она, потом вдруг спохватилась:

— Но не ссорься с ним! Он опасен… Только не давай… пожалуйста, не давай ему… прикасаться ко мне.

— Он больше никогда вас не коснется! произнес низкий звучный голос.

Мгновение Сильвина не могла пошевельнуться.

Медленно, как после сна, подняла она голову. По лицу ее текли слезы, глаза расширились от ужаса.

У постели, ясно видимый в свете свечи, стоял не Клайд, а маркиз!

Она негромко вскрикнула, как попавший в ловушку зверек, и ее поглотила милосердная тьма…


Сознание девушки вернулось к ней, — как ей показалось, откуда-то очень-очень издалека, — и она обнаружила, что ее куда-то несут надежные и сильные руки маркиза.

Сильвина почувствовала, что она в безопасности, что если только он всегда будет ее так держать, то она сможет никогда больше не бояться.

Потом девушка вспомнила, что наговорила, и задрожала.

Он перенес ее в другую комнату, опустил на кушетку и положил под голову мягкие подушки.

Сильвина лежала очень тихо, боясь открыть глаза, и только почувствовала, что сэр Юстин накрыл ее какой-то мягкой тканью. Потом ей показалось, что он оставил ее.

Осторожно взглянув сквозь опущенные ресницы, она увидела, что маркиз отошел в другой конец комнаты и наливает что-то из графина в рюмку, которую затем подал ей, и девушка подняла к нему широко открытые, потемневшие от страха глаза.

— Выпейте это, — сказал он.

Сильвина хотела отказаться, но в его повелительном голосе было что-то заставившее ее послушаться.

Бренди огнем обожгло ей горло, и хотя Сильвине был отвратителен его вкус, она почувствовала, как тьма, таившаяся до той поры где-то совсем близко, отступила, и слабость оставила ее.

Маркиз принял у нее из рук рюмку и молча стоял рядом. Ему пришло в голову, что он никогда еще не видел отражения такого горя на лице человека и не встречал женщины, которая бы так нуждалась в защите.

Теперь Сильвина заметила, что он закутал ее в покрывало со своей постели. Оно было сделано из тяжелого белого шелка, на котором чьи-то любящие руки вышили такие же листья, что и те, которые украшали колонны у самой кровати. Девушка с облегчением подумала, что, благодаря покрывалу, не видно ее тела в тонкой полупрозрачной ночной сорочке.

После долгих, отчаянных рыданий слезы все еще блестели на ее щеках и на кончиках длинных ресниц. Маркиз достал из кармана своего длинного парчового халата платок, отставил в сторону рюмку, и, опустившись у кушетки на одно колено, осторожно вытер соленую влагу с ее прекрасного личика. Платок был очень мягким, от него пахло лавандой и ощущался еще какой-то сладкий аромат, напомнивший Сильвине о лесе, и почему-то ей снова захотелось плакать.

— Вы похожи на маленького котенка, которого оставили под дождем, — нежно сказал маркиз.

— Вы сказали мне, что Клайд… во второй спальне… по коридору, — по-детски недоуменно проговорила Сильвина.

— Именно там он и находится, — подтвердил маркиз, — во второй спальне. Я поместил вас рядом с собой, потому что хотел защитить. Мне бесконечно стыдно, что вас оскорбили, когда вы находились в моем доме.

— Но я… открыла… вторую дверь, — настаивала Сильвина, словно ей важно было оправдать свой поступок в собственных глазах.

— Ваша ошибка состояла в том, что вы повернули по коридору не в ту сторону, — объяснил маркиз. — Ближайшая же к вам дверь вела в мою гостиную, где мы сейчас и находимся.

Он встал с колен и присел на край кушетки лицом к девушке, сжавшейся в комочек.

— А сейчас, любимая моя дурочка, расскажите-ка мне всю правду.

— Но я… не могу, — запротестовала Сильвина. — Разве вы не понимаете, что я… не могу сказать… вам?

— После всего, что я уже слышал? — спросил маркиз. — Вы хотите, чтобы я начал задавать вопросы Клайду?

— Нет-нет! — Поспешный протест буквально сорвался с ее губ.

Сильвина пристально вгляделась в лицо Алтона и наконец сдалась:

— Я… скажу вам… но, пожалуйста, пожалуйста… отойдите подальше… Я не могу говорить с вами, когда вы… так близко от меня…

На лице маркиза была написана такая нежность, какой не видела на нем еще ни одна женщина. Он послушно встал с кушетки и, отойдя, прислонился к каминной полке.

Огонь угасал, и он подбросил в него полено. Взметнулись языки пламени, позолотившие пепельные волосы Сильвины, ореолом обрамлявшие ее несчастное личико.

Высвободив руки из-под окутавшего ее шелкового покрывала и крепко сжав их, девушка произнесла:

— Если я расскажу вам… расскажу всю правду вы обещаете… поверить мне?

Вам не нужно умолять меня. Сильвина, — ответил маркиз. — Вы же знаете, что если расскажете мне что-то и подтвердите, что это правда, то я не усомнюсь, что все так и есть.

— Вы так думаете? Вы и правда так думаете… сэр Юстин?

Его имя вырвалось из уст девушки неожиданно для нее самой, и маркиз, быстро отойдя от камина, накрыл ее дрожащие руки своими.

— Посмотрите на меня, Сильвина. Вам надо рассказать мне что-то. Постарайтесь сделать это, не пугаясь, человеку, которого вы встретили в лесу и про которого сказали когда-то, что доверитесь ему, куда бы он вас ни повел! Забудьте о маркизе Алтоне, его здесь больше нет.

— Но он важен, — прервала она его.

— Нет, Сильвина, не для нас с вами. Девушке показалось, что его руки, коснувшись ее, передали ей силу и уверенность, которые она не надеялась уже никогда почувствовать.

— Я все… расскажу вам, — прошептала она.

Он отпустил ее руки и сел в глубокое кресло, стоявшее напротив кушетки по другую сторону камина.

Свет падал на ее лицо, и маркиз подумал, что ни у одной женщины не видел столь выразительных глаз. Они то были исполнены радостного света, то трагичны до отчаяния.

— С чего же мне… начать? — неуверенно спросила Сильвина.

— С начала, — ответил маркиз.

— Это… началось, когда папа был… убит, — начала свой рассказ девушка, чуть запинаясь, — и мы с Бесси одни вернулись в Лондон. Мы приехали в дом на Керзон-стрит, где всегда жили, когда бывали в Лондоне. Там ко мне присоединился Клайд, и мы узнали, что мы… нищие.

Сильвина замолчала, вспоминая, каким ужасным ударом для них это было.

— Папа был очень непредусмотрительным в том, что касалось денег, — заговорила она снова, — а после смерти мамы, по-моему, ему все стало безразлично. Он только старался все забыть… Он не хотел сидеть дома в одиночестве и вспоминать, вспоминать…

Она опять помолчала минуту и с болью в голосе продолжила:

— Я часто думаю, не могла ли я тогда помочь ему… не могла ли сделать что-то, чтобы он был менее… несчастен.

— Вы были очень молоды, — отозвался маркиз.

— Мне было семнадцать, когда он погиб, — ответила Сильвина, — но мне никогда не хотелось вести светскую жизнь, которая так нравилась отцу… Вам это не очень… интересно… просто я стараюсь все объяснить…

— Я и хочу, чтобы вы мне все объяснили, — успокоил ее Алтон, — до мельчайших деталей. Ничего не пропускайте.

— Клайд продал дом, — продолжала девушка, — все папино серебро, мебель и мамины драгоценности. Мы с Бесси нашли домик в Челси. Мы его выбрали из-за дешевизны, но мне он нравился — ведь при нем был сад… Иногда я забывала, что я в Лондоне, — вздохнула Сильвина. — Я оставила только самые любимые мамины вещи: секретер, за которым она всегда писала письма, коробку для рукоделия с мозаикой из цветного дерева, столик, на котором она расставляла свои любимые безделушки — она называла их своими «сокровищами», — которые собирала, когда мы жили за границей. Я старалась обустроить дом для Клайда, ведь мама его так любила!

В голосе Сильвины слышались такие печаль и тоска, что маркизу страстно захотелось обнять ее, но он понимал, что не должен прерывать рассказ, — ведь этого момента откровения он давно дожидался.

— Клайду пришлось продать офицерский патент, — продолжала свой рассказ Сильвина. — Он страшно не хотел этого делать: он так гордился тем, что он — солдат. Но было совершенно очевидно, что на его жалованье нам не прожить. Ему надо было зарабатывать деньги, иначе мы умерли бы с голода. Клайд обратился в министерство иностранных дел, и, как вы знаете, его приняли, потому что, как там сказали, наш отец так хорошо и преданно служил стране.

— Ваш брат поступил правильно, — одобрительно сказал маркиз.

— Клайд по-настоящему умен и серьезно относится к своей карьере, — откликнулась Сильвина. — Это только кажется, что он легкомысленный, потому что он молод и любит веселье, развлечения, ему нравится знакомиться с новыми людьми. В этом он похож на папу. Ему приходится тяжело из-за нашего безденежья, он лишен возможности принимать у нас гостей. Ему это очень, очень неприятно.

— Итак, вы с Бесси вели хозяйство ради Клайда, — подбодрил маркиз Сильвину, когда та замолчала.

На ее губах промелькнула тень улыбки.

— Бесси — просто чудо! Она очень долго была маминой камеристкой, любит Клайда и так гордится им! Она и меня тоже любит, и когда папина сестра, которая прожила с нами с месяц, должна была уехать в Хэрроугейт, я без нее не скучала, потому что со мной была Бесси. Потом заболела ее сестра, и я осталась одна… и… испугалась.

— Как вы встретились с ним? — спросил маркиз.

Оба знали, кого он имеет в виду. Сильвина прижала руку ко лбу.

— Я… плохо соображаю и пропускаю… то, что важно. После того, как Клайд некоторое время проработал в министерстве иностранных дел, его повысили в должности. Он пришел домой, чтобы рассказать мне об этом, — очень довольный, потому что его работу похвалили и ему предоставили отдельную комнату. Я так хотела взглянуть на его кабинет, но Клайд не хотел брать меня туда… По-моему, он считал, что я недостаточно хорошо одета.

Увидев выражение лица маркиза, она поспешно добавила:

— Клайд не виноват в том, что у меня не было модных нарядов: мы все еще выплачивали папины долги…

— Да, конечно, — успокаивающе сказал ей маркиз.

— Поэтому Клайд обещал, что покажет мне, где работает, вечером, когда служащие разойдутся. Мы встретились с ним в парке. Это тогда я видела… уток. Потом мы вошли в министерство иностранных дел и по длинным коридорам добрались до комнаты Клайда.

Сильвина тихонько вздохнула.

— Наверное, и правда нам не следовало туда ходить. Но если это и так, то мы были за это наказаны. Пока Клайд решал, которая из папиных картин будет лучше смотреться на стене позади его письменного стола, дверь открылась, и… вошел мистер Каддингтон.

Маркиз заметил, что Сильвина непроизвольно сжала пальцы.

— Как только я увидела его… я поняла…

Она замолчала.

— ..Что он мерзавец и негодяй, — договорил за нее сэр Юстин.

— Именно это… я и почувствовала, когда его увидела, — заговорила она снова своим неуверенным испуганным голоском. — Что-то было в нем, в том, как он… смотрел на меня, и я почувствовала, что он… опасен. Однако он был достаточно вежлив… и даже, по мнению Клайда, очень любезен… А на следующий день он пришел с визитом.

— Вы были одна? — спросил маркиз. — Нет, он пришел с Клайдом, — объяснила Сильвина. — Когда я увидела его в гостиной… увидела, как он смотрит… презрительно… на мамины вещи… я поняла, что ненавижу его.

— А он пришел снова? — подсказал маркиз, когда голос рассказчицы умолк.

— На следующий же день… и потом опять на следующий. И тогда я поняла, что больше не выдержу, и велела Бесси говорить ему, что я больна, или вышла, или уехала, — что угодно, лишь бы мне не надо было… общаться с ним.

— И часто он приходил? — спросил маркиз.

— Не знаю толком. Я не видела его, потому что Бесси не впускала его в дом. Потом… потом… произошло ужасное.

При этих словах Сильвина закрыла лицо ладонями, и маркиз понял, что она старается совладать с собой.

— Скажите мне, дорогая, — негромко попросил он. — Я должен знать.

Девушка отняла руки от лица, и он увидел страшную бледность ее щек и потемневшие от страха глаза.

— Мистер Каддингтон, — произнесла она так тихо, что он едва мог разобрать ее слова, — вызвал Клайда к себе… Он спросил, кого… он еще приводил… в министерство иностранных дел, когда оно… закрыто! Он спросил, кто его друзья, кому он рассказывал о своей работе… Клайд не понимал, что произошло, почему его так допрашивают… А мистер Каддингтон достал из своего стола… книжку… и открыл ее.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12