Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Звезды в волосах

ModernLib.Net / Исторические любовные романы / Картленд Барбара / Звезды в волосах - Чтение (стр. 10)
Автор: Картленд Барбара
Жанр: Исторические любовные романы

 

 


— Наверное, можно, — сказала Гизела. — Но я все равно обязана ехать.

— Нет, не обязаны, — возразил он. — Ваш визит должен был продлиться до завтра. У нас есть еще один день. У нас есть еще один вечер. Я позволил вам убежать от меня прошлой ночью потому, что слишком люблю вас и не могу принудить вас к чему-то, не могу навязывать вам свое общество. Но когда вы покинули меня, я понял, как глупо поступил. Каждая секунда, каждое мгновение, что мы могли быть вместе, бесценны. Каждая минута нашей разлуки доставляет адские муки. Я говорю о себе, конечно. Отмените отъезд. Сегодняшний день принадлежит нам, а завтра, кто знает, может вообще не настанет.

Его мольбы дошли до самого сердца Гизелы. Она ощутила свою слабость и беспомощность. Ей хотелось поступить так, как он просит, ей хотелось отдаться его объятиям, сказать ему, что все неважно, ничто не имеет значения, кроме его просьбы остаться, кроме его желания быть рядом с ней. Но в то же время какая-то часть ее самой осталась верна обещанию, данному императрице. Чувство преданности не пересиливало ее любви, но была задета ее честь, и Гизела понимала, что не может не принести жертву, которая от нее требовалась.

— Я вынуждена уехать, — снова повторила она с несчастным видом.

— Но почему? Почему? — настаивал он. — Вы все еще боитесь меня? А если я обещаю, что не дотронусь до вас? Это будет трудно, почти невозможно, но я обещаю. Я не дотронусь до вас, буду только говорить с вами. Даже могу не говорить, если вы мне велите. Буду счастлив уже только тем, что смогу смотреть на вас. Я сделаю все, что угодно, только останьтесь.

— Не могу, не могу. Пожалуйста, не просите меня об этом, — взмолилась Гизела, закрыв глаза, чтобы не видеть его лица.

— А что если я вас не отпущу? — спросил он. Это был вызов, вопрос человека, который всегда поступает по-своему, который привык сам все решать в своей жизни.

Гизела вздохнула. Ей хотелось, сказать, что в таком случае ей ничего не остается делать, как молча согласиться. Но, прежде чем Гизела смогла произнести какой-то ответ, она оказалась в его объятиях. Его руки все крепче и крепче сжимали ее, губы настойчиво искали поцелуя, а она почувствовала, как слабеет и дрожит от его прикосновения. Но тут же, с невероятным усилием, она вытянула руки и отстранилась.

— Нет! — произнесла она. — Это бесполезно. Я должна сейчас уехать.

Она смотрела ему в лицо и видела, как меняется его выражение. Исчезли нежность и любовь, погас огонь в глазах, на лице появилась маска незнакомца. Неожиданно перед ней возникло лицо того человека, которого она впервые встретила в шорной лавке Тайлера — холодного, гордого, высокомерного. Человека, который был готов отстранить со своего пути любого, кто бы ему ни встретился.

— Итак, вы приняли окончательное решение, — сказал он, и голос его был холодным, натянутым, совершенно лишенным тех теплых нот, которые звучали в нем, когда он молил ее остаться.

— Пожалуйста, поймите меня.

Гизела не могла унять дрожь. Ей показалось, будто ворота в рай захлопнулись перед самым ее лицом, а снаружи было холодно и страшно.

— Я прекрасно вас понимаю, — сказал он, — Точно так вы увлекли Имре и, возможно, других бедняг, поддавшихся вашему влиянию. Для вас ничего не значит, что у ваших ног лежит чье-то разбитое, измученное сердце. Вы — не женщина, вы — императрица и королева. Разве имеет какое-то значение, что другие люди страдают?

— Это не правда! Не правда! — жалобно произнесла Гизела. — Мне не все равно, это имеет для меня значение, просто я не могу вам объяснить всего.

— Нет причин что-то объяснять, ваше величество, — надменно сказал лорд Куэнби. — Вы должны вернуться на свой трон.

Он небрежно дотронулся губами до ее руки, отвесил поклон, как ей показалось, полный иронии и цинизма, и, так как она все еще стояла на месте в нерешительности, резко добавил:

— Идите же! Чего вы ждете?

— Я не могу уйти вот так, — сказала Гизела. — Я хочу поблагодарить вас, я хочу…

— Поблагодарить меня! За что? Вы развлеклись и, наверное, неплохо, ваше величество. Теперь вы можете вернуться в высшее общество, в котором позволено предложить монарху жизнь и меч, но сердце — никогда.

Его слова хлестнули, словно кнут, но Гизела все равно не могла повернуться и уйти. Он стоял и смотрел на нее сверху вниз темными, как агат, глазами, и его губы кривились в циничной усмешке. Ей показалось, он сумел заглянуть к ней в самую душу и увидеть, какой слабой и беспомощной она была на самом деле.

— Ступайте! — повелительно произнес он. — Вы не должны заставлять ждать ваших покорных слуг.

Говоря это, он повернулся и пошел прямо к двери, распахнул ее почти театральным жестом и стал ждать, чтобы она вышла. Ей хотелось закричать во все горло, умоляя его выслушать ее, попытаться что-то объяснить, убедить его, что она молчит вовсе не от растерянности. Но ей нечего было сказать. И поэтому, наклонив голову, не смея взглянуть ему в лицо, она прошла мимо него и вступила в холл. Там ее ждал дворецкий, чтобы еще раз проводить по лестнице к карете. Лакей открыл дверцу и помог сесть в экипаж. Гизела оглянулась. Лорд Куэнби вышел на верхнюю ступеньку. Он иронично поклонился, когда карета тронулась, и они уехали.

— Вы поступили вопреки всем принятым традициям, — выговаривала ей фрейлина Фестетич. — Императрица никогда бы так не сделала. Если вы хотели вернуться в дом, вам следовало попросить меня сопровождать вас.

Гизела промолчала. В ней словно что-то умерло. Все вокруг не имело больше никакого значения, перестало ее волновать. Она с отчаянием думала, что теперь всегда будет вспоминать его таким — с уродливым изломом губ, с потемневшими от гнева глазами, отвешивающего циничный поклон вслед отъезжающей карете. Она сжала пальцы, скрытые муфтой, с такой силой, что они почти впились в ладонь. Она не должна позволить графине заметить, что переживает, не должна дать волю слезам, уже подступившим к глазам. Гизела на секунду представила, что произойдет, если она попытается повернуть карету назад под предлогом забытой вещи, если снова подъедет к замку и скажет лорду Куэнби, что передумала и останется до завтрашнего дня.

Это даст им еще один день, проведенный вместе, еще один вечер, когда они будут обедать наедине, еще одно мгновение, когда он обнимет ее и она ощутит на своих губах его поцелуй. Но потом она поняла, что ничто уже не поможет, что наступит завтра и все повторится сначала. У этой истории никогда не может быть счастливого конца. Она закончилась так, как и должна была закончиться, — он возненавидел ее, а она уезжает в неизвестность.

За окном кареты мелькнула сторожка у ворот, и тогда она осознала, что сейчас потеряла самое дорогое в жизни. Она никогда уже не сможет полюбить, никогда не сможет выйти замуж за другого. Карета свернула на главную дорогу. Гизела обернулась, чтобы бросить последний взгляд на замок. Он возвышался удивительно красивым, ясным силуэтом на фоне неяркого неба. Гизела смотрела на него с минуту, и ее глаза заволокло слезами.

— Прощай, моя любовь, моя дорогая, дорогая любовь, — прошептало ее сердце.

Глава 10

В Истон Нестон они добрались только под вечер. Было холодно, графиня Фестетич горько жаловалась, особенно в конце путешествия. Она была не очень приятной спутницей: когда она не стонала, она чихала, а когда не чихала, то кашляла.

— Ужасный климат, — всю дорогу повторяла она без устали, как будто Гизела была виновата в том, что ветер, казалось, проникал сквозь закрытые окна кареты и что капли дождя то и дело ударяли о стекло.

Если бы Гизела не опасалась и не нервничала по поводу того, что ждет их в Истон Нестоне, она бы обрадовалась, когда путешествие подошло к концу. Но когда они повернули на главную аллею и она увидела впереди дом приглушенных тонов, прекрасный в своей простоте, ее внезапно обуял ужас. Только теперь она решилась задать вопрос, целый день готовый сорваться с дрожащих губ.

— Как вы думаете, почему ее величество приказала нам вернуться? — спросила она графиню Фестетич.

Графиня пожала плечами и вновь зашлась кашлем. Когда она смогла заговорить, ответила:

— Скоро мы обо всем узнаем. Поступки ее величества всегда имеют под собой хорошее основание.

Это было слабым утешением, и Гизела потемневшим взором следила, как они все ближе и ближе подъезжают к дому, пока, наконец, лошади не замерли возле парадного входа. Навстречу поспешили лакеи и помогли им выйти из кареты. Через минуту обе женщины стояли в освещенном холле.

В первый раз с того времени, как они уехали из Истон Нестона, Гизела не решилась взять лидерство на себя, идти впереди графини, шествуя с важностью и достоинством, какие диктовала ей сама роль императрицы. Теперь она держалась позади, неуверенная, испуганная, надеясь найти поддержку у графини.

— Ее величество в своем будуаре, — тихо сообщил мажордом.

— Передайте ее величеству, что мы прибыли, — велела графиня.

— Ее величество приказали проводить наверх обеих дам, как только я передам им это распоряжение.

Графиня бросила на Гизелу взгляд, словно молча велела следовать за собой, и начала подниматься наверх, чихая и кашляя на каждой ступеньке. На лестничной площадке их встретила экономка в шуршащем черном шелке. Графиня заговорила с ней еле слышно. Экономка подвела их к закрытой двери и осторожно постучала. Дверь тут же открыла горничная. Они подождали еще не много, пока доложили об их приезде, потом дверь вновь распахнулась и в коридор вышла горничная, чтобы проводить их внутрь — сначала графиню Фестетич, потом Гизелу.

Императрица лежала на кушетке, подвинутой к камину. На ней был халат из белоснежного бархата, отделанный шиншилловым мехом, волосы, зачесанные со лба, рассыпались в сияющем, блестящем беспорядке по атласным подушечкам, на которых покоилась ее маленькая головка, на ногах у нее лежала меховая накидка. Когда они вошли, императрица отложила книгу, которую читала, и протянула руку графине, присевшей в глубоком реверансе. Гизела последовала ее примеру. Когда она поднялась, то увидела, что императрица смотрит на нее сурово, слегка нахмурив брови.

— Вы задержались, — сказала она. — Я давно жду вас. Специально пораньше вернулась с охоты, так как думала, вы прибудете к двум часам.

— Прошу прощения, мадам, но мы получили ваше письмо с опозданием. Потом нужно было собрать вещи, да и погода была такой плохой, что, по-моему, повлияла даже на лошадей — они ехали медленно.

— Я велела груму отдать письмо, как только в доме кто-нибудь проснется, — сказала императрица.

— Да, мадам. Он так и сделал, но слуги в замке не поняли, что это срочное послание, и ждали, пока Мария не спустилась вниз за завтраком, только тогда они сообщили ей, что приехал посыльный.

— Понятно. Ну, теперь все равно. Вы уже здесь, — сказала императрица. — Как прошел визит?

Графиня не смогла сразу ответить из-за приступа кашля. Когда она вновь обрела способность говорить, то пробормотала:

— Прошу прощения, мадам. У меня, наверное, инфлюэнца.

— Я вижу, — ответила императрица. — И у меня нет ни малейшего желания подхватить ее от вас. Ступайте к себе в комнату, графиня. Ложитесь в постель, а мы пошлем за доктором. Вы явно нездоровы.

— Да, я действительно неважно себя чувствую, мадам, — подтвердила графиня и принялась снова кашлять.

— Ступайте! Ступайте! — властно приказала императрица, — Гизела может ответить на все мои вопросы.

Графиня сделала реверанс и вышла из комнаты. Когда за ней закрылась дверь, императрица обратилась к Гизеле. Голос ее звучал сурово:

— Итак, Гизела, я жду.

— Вы… хотите услышать о визите, мадам?

— Я уже сказала это.

Гизела замялась на мгновение, а затем, заикаясь от волнения, заговорила:

— Все было… не так… как вы… предполагали, мадам. Лорд… Лорд Куэнби… вовсе не старик.

— Я уже знаю об этом, — сказала императрица. — Но раз так вышло, почему вы тут же не вернулись обратно?

— Я не знала, что делать, — сказала Гизела.

— Разве графиня не подумала, что это для вас самый лучший выход?

— Графине нездоровилось, мадам. Она удалилась к себе в комнату, как только мы приехали. И не только из-за простуды, которая, как вы сами убедились, очень сильно донимает ее, у нее была, кроме того, лихорадка.

— Так значит, ты и лорд Куэнби остались вдвоем, — заключила императрица.

Ее слова прозвучали как обвинение, и Гизела только и смогла, что пробормотать с несчастным видом:

— Да.

— Какая нелепая путаница! — воскликнула императрица. — Конечно, я никакого понятия не имела и даже не подозревала ни в малейшей степени, что может случиться такое. Было бы несправедливо укорять тебя. Твоей вины, дитя, здесь нет. Это я поступила опрометчиво. Мне ни за что не следовало соглашаться на такой сумасшедший план. Но он показался мне довольно простым и безобидным. Так что же случилось?

— Когда мы прибыли, — принялась рассказывать Гизела, — мы обнаружили, что лорд Куэнби, как я уже говорила, молод. Его отец скончался перед самым Рождеством. Когда он узнал, что предстоит визит вашего величества, он решил ничего не менять и все оставить точно так, как было задумано.

— Неслыханная дерзость с его стороны! — воскликнула императрица. — Как он смел не поставить меня в известность, что унаследовал титул и что именно он, а не его отец, будет меня принимать? Он объяснил, почему так поступил?

— Да, мадам.

— И какова причина?

Гизела запнулась, но потом, решив, что ей ничего не остается, как сказать правду, пролепетала:

— У лорда Куэнби… был большой друг… Его звали… граф Имре Ханяди.

Внезапно наступила тишина — такая многозначительная, что Гизела, не смея поднять глаз на императрицу, уставилась в пол. Наконец, спустя какое-то время, императрица проговорила совершенно изменившимся голосом:

— Имре! Он знал Имре?

— Да, мадам.

— Так что он сказал об Имре?

— Он хотел знать, где сейчас граф, что с ним произошло.

Снова нависла долгая тишина.

— Имре умер, — в конце концов шепотом произнесла императрица.

Гизела промолчала. Через минуту императрица, как будто позабыв, что рядом кто-то есть, сказала:

— Умер! По крайней мере, я молюсь об этом.

Она взглянула на Гизелу потемневшими от боли глазами.

— Он не может быть жив после стольких лет, и все же иногда ко мне приходит надежда, что бог услышит мои молитвы…

— Нет никакой надежды, мадам? — спросила Гизела, тронутая до глубины души страданием на прекрасном лице.

Императрица глубоко вздохнула и чуть не расплакалась.

— Нет, глупо с моей стороны даже думать об этом.

Он мертв… должен быть мертв… если бы мне только удостовериться…

— А вы не можете разузнать? — спросила Гизела.

— У кого? — Императрица откинула голову. — Кто станет говорить со мной о человеке, который любил меня и которого увезли, заточили в тюрьму и, возможно, пытали из-за этой любви?

— Я не могу понять, — прошептала Гизела.

— И не пытайся, моя маленькая Гизела, — сказала императрица. — Ты слишком молода, слишком наивна, чтобы понять такое. Только когда ты полюбишь сама, ты поймешь, что не дает мне спать по ночам и разрывает мне сердце надвое.

Голос ее дрогнул, но, взяв себя в руки с огромным усилием, она заговорила спокойно:

— Лорд Куэнби заговорил об этом в первый же вечер?

— Да, мадам.

— Почему ты тогда не вернулась на следующий день? Почему ты не приказала немедленно собирать вещи? Он наверняка что-то заподозрил; он должен был догадаться, потому что ты ничего не знала ни об Имре, ни о ком-либо другом. Одно дело попытаться обмануть старика, ослепшего и глухого, который только и хочет, что говорить о прошлом, и совсем другое стараться провести его сына. О, Господи! Что мне теперь делать?

Гизела набрала в легкие воздуха.

— Я могу уверить вас, ваше величество, что лорд Куэнби ни на секунду не подверг сомнению мой титул.

— Он не догадался?

Императрица смотрела на Гизелу широко распахнутыми глазами. Гизела покачала головой.

— Нет, мадам. Он был совершенно убежден, что я — это вы. Я уверена.

— В таком случае, возможно, не так все страшно для меня, — сказала императрица. — Я была в полном смятении со вчерашнего вечера, когда за обеденным столом кто-то из гостей упомянул лорда Куэнби и заметил при этом, что он очень молод и красив. Еще говорили о том положении, которое ему скорее всего предложат занять при дворе. Можешь себе представить, что я чувствовала.

— Мне очень жаль, мадам, — сказала Гизела, — но я заверяю вас, лорд Куэнби ни о чем не догадался.

— Если все-таки ты ошибаешься, — произнесла императрица, — то даже трудно вообразить, какой вред он может причинить мне. Английская королева никогда не питала ко мне особого расположения. Она может посчитать, что я оскорбила одного из ее приближенных. И зачем только я позволила принцу Рудольфу и капитану Миддлтону уговорить себя и согласилась на этот невообразимо глупый маскарад! Мне, конечно, не хотелось терять три дня охоты. Но в то же время, такая выходка недостойна меня.

— Уверяю вас, мадам, никто не пострадает, — заверила ее Гизела.

Ей хотелось добавить: кроме нее самой и ее сердца.

Нo она знала, что именно это следует держать в секрете от императрицы. В то же самое время она не могла допустить, чтобы страдала и понапрасну беспокоилась эта прелестная женщина. Как было трудно уговорить, ее поверить, что не стоит беспокоиться ни о каких последствиях и при этом многое утаить. Как могла она признаться, что они с лордом Куэнби расстались врагами и что, она была убеждена, он никогда не захочет увидеть ее снова?

— Раз так, то ты меня успокоила, — тем временем говорила императрица. — А вдруг все-таки он захочет продолжить знакомство? Он не собирался приехать сюда?

— Нет, мадам.

Императрица пристально посмотрела на нее.

— Жаль, мне не узнать, что именно там произошло, — сказала она с легкой улыбкой. — Мне почему-то кажется, что если бы мне выпало провести день и два вечера наедине с приятным молодым человеком, то разговор мог получиться весьма интересным. О чем же вы говорили, маленькая Гизела?

— О лошадях, о многом другом, — ответила Гизела. — У лорда Куэнби великолепные конюшни, мадам.

Императрица вздохнула.

— Ты не слишком словоохотлива. Что он тебе говорил? Он заметил, что ты красива? Попытался ухаживать за тобой?

Гизела почувствовала, как кровь хлынула к ее щекам.

— Я ведь выступала от вашего имени, мадам, поэтому, естественно, он решил, что я красива, — пролепетала она.

— И он сказал тебе об этом? — продолжала допытываться императрица.

— Да.

Из Гизелы приходилось вытягивать каждое слово.

Императрица улыбнулась.

— А что произошло потом? Графиня Фестетич не покидала свою комнату, болела. В доме никого больше не было?

— Никого, — еле выговорила Гизела.

Императрица нахмурилась.

— Странно, очень странно. Наверное, он решил, что, раз он в глубоком трауре по отцу, множество гостей будет неуместно. В то же время у него должны были быть причины пригласить меня одну. Не понимаю. Он дал какие-нибудь объяснения?

— Только то, что хотел поговорить с вами, — сказала Гизела.

Императрица вздохнула.

— Как неразумно я поступила, что послала тебя вместо себя. Мне казалось, что это все равно… Впрочем, не стоит говорить! Дело сделано! Бесполезно теперь жалеть о чем-то. Хотя в своей жизни я довольно часто жалею о , многом. Остается надеяться, что эта история не дойдет до ушей императора. В противном случае он будет шокирован и уязвлен.

— Не думаю, что лорд Куэнби станет вести переписку с императором, — сказала Гизела.

— Надеюсь, ты права, — ответила императрица. — Давай вместе уповать на то, что он позабудет обо мне и не станет рассказывать о моем посещении своим знакомым. А теперь мне только остается попросить тебя, дитя мое, тоже позабыть об этом. Ты обещаешь мне стереть из памяти любые мысли о том, что произошло с тобой за последние два дня?

— Постараюсь, — сказала Гизела. Она взяла протянутую руку императрицы и опустилась на колени рядом с кушеткой. — Я была счастлива служить вам, мадам, — произнесла она. — Для меня это была большая честь. Случилось то, о чем я не смела и мечтать.

— Уверена, что ты справилась со своей ролью превосходно, — мягко проговорила императрица. — И поэтому у меня есть для тебя небольшой подарок.

Она взяла со столика, стоявшего неподалеку, маленькую коробочку, обтянутую кожей. Гизела приняла ее из рук в руки, так и не поднявшись с колен. Внутри футляра, в бархатном гнездышке, лежала восьмиугольная звезда, точно такой формы, как те, что императрица одолжила Гизеле на время поездки, но только выполненная в виде броши.

— О, благодарю вас, мадам! — воскликнула Гизела. — Очень красивая вещь!

— Надеюсь, она будет иногда тебе напоминать обо мне, — сказала императрица.

— Я никогда не смогу забыть вас, мадам, — ответила Гизела.

Императрица наклонилась вперед и коснулась ее щеки.

— Ты просто прелесть, — сказала она. — Когда я вернусь в Австрию, я обязательно навещу твоего дедушку и расскажу ему все о тебе, а потом я попрошу его пригласить тебя в гости, чтобы ты могла познакомиться со своими дядями и тетями, и многочисленными кузенами. Уверена, мне он не откажет и с радостью примет тебя в своем доме.

— Это было бы чудесно, мадам. А вы уверены, что они захотят меня видеть?

— Ну, конечно, захотят, — ответила императрица. — А еще я хочу, чтобы ты встретилась с герцогом Максимилианом — моим отцом и твоим тоже, маленькая Гизела. Он стареет, но все такой же красивый, все такой же веселый и беззаботный, как и раньше. Где бы он ни был, его везде с радостью принимают; но особенно счастлив он, когда бывает в своих любимых баварских горах — повсюду разъезжает на маленьком пони или поет песни под цитру. Я расскажу ему о тебе и уверена, он захочет повидаться с тобой.

— Прошу вас, мадам, только не забудьте, — взмолилась Гизела.

— Не забуду, — сказала императрица. — Обещаю тебе. Но я останусь здесь еще несколько недель, а потом поеду в Вену. Пройдет какое-то время, прежде чем я смогу попасть в свой дом в Поссенхофене, так что не жди приглашения слишком быстро.

Она улыбнулась и вновь дотронулась до щеки Гизелы.

— А теперь, дитя, ты должна простить меня, если я попрошу тебя отправиться домой. Сегодня к обеду соберется несколько новых гостей, и будет неразумно, если они увидят тебя. А вдруг кто-нибудь из них потом случайно проговорится при лорде Куэнби, что в Истон Нестоне была девушка, чрезвычайно похожая на хозяйку?

— Вы хотите, чтобы я уехала прямо сейчас? — упавшим голосом спросила Гизела.

— Это было бы разумно, — подтвердила императрица, — Моя горничная поможет тебе переодеться, а о карете я уже распорядилась, она будет ждать тебя, Императрица позвонила в золотой колокольчик, стоявший рядом с ней. Тут же раскрылась дверь, и в комнату вошла горничная.

— Помогите мисс Мазгрейв переодеться, — велела императрица. — И проследите, чтобы она обязательно поела перед дорогой. А теперь, Гизела, до свидания!

Она протянула руку, которую Гизела поцеловала, прежде чем встать с колен. А потом, совсем как ребенок, который не может справиться со своими страхами, Гизела воскликнула:

— Неужели я вас больше не увижу, мадам?

— Разумеется, увидишь, — успокоила ее императрица. — У меня есть свои планы относительно тебя, которым ты наверняка обрадуешься. Ну а пока мы с тобой предприняли очень рискованный шаг, и нам сейчас следует быть осторожными. Ты понимаешь меня?

— Да, конечно, — согласилась Гизела.

— Тогда, ауфвидерзеен, дитя. — Императрица наклонилась и поцеловала Гизелу в щеку. — Доверься мне, — прошептала она.

Гизела присела в глубоком реверансе и последовала из комнаты за горничной. Пройдя немного по коридору, они вошли в комнату, в которой явно никто не жил. Кровать закрывали серые от пыли простыни, и хотя в камине развели огонь, в комнате веяло холодом запущенности и пустоты. На стуле была аккуратно сложена одежда, в которой она приехала в , Истон Нестон в пятницу. Гизела с отвращением взглянула на нее. Неужели это ветхое тряпье в самом деле ее одежда? Как она могла носить такое бесформенное и убогое платье?

Она в последний раз взглянула на себя в зеркало туалетного столика; мягкий бархат подчеркивал белизну кожи; шляпка с перьями кокетливо сидела на блестящих благодаря заботам Фанни волосах, уложенных в сложную прическу; плотно облегающий жакет на пуговицах подчеркивал все линии и изгибы фигуры; талия казалась совсем миниатюрной над широкой юбкой с мягкими складками. Она на секунду закрыла глаза, а потом снова открыла, чтобы бросить на свое отражение последний взгляд.

Начала раздеваться она почти машинально, сняла дорогое платье сложного фасона, шелковые нижние юбки и белье из тончайшего батиста, отделанное натуральными кружевами и с вышитой императорской короной. Горничная помогла ей одеться, забрала бархатный наряд и унесла его из комнаты, а Гизела тем временем присела возле туалетного столика, чтобы надеть свою шляпку.

«Если бы мне разрешили оставить себе одно платье», — подумала она вдруг, но тут же призналась, что это было бы бесполезно. Когда бы она смогла надеть такой прекрасный наряд? Совершенно ясно, что мачеха не позволила бы ей показаться в нем.

Гизела заметила, что забыла снять серьги из аметистов и бриллиантов. Она положила их на туалетный сто — , лик, и они засверкали при свете свечей, как бы подмигивая ей, вызывая в памяти звезды в волосах, которые сияли и переливались всеми цветами, пока лорд Куэнби не вынул их из прически.

Она поспешно отбросила эти воспоминания. Было просто безумием думать о случившемся, вспоминать те минуты в Серебряном Будуаре. Все ушло в прошлое, позабыто, стерто из памяти его гневными словами, которые он произнес, когда она настаивала На своем отъезде. Она чуть не расплакалась, вспомнив, как жестоко он говорил с ней, презрительно усмехаясь, и сколько ненависти было в его глазах. И тут же подумала, что внизу ее ждет карета, чтобы отвезти домой. В комнату вернулась горничная.

— Я положила серьги на столик, — сказала Гизела изменившимся голосом и поднялась, чтобы уйти.

— Спасибо, мисс, — машинально ответила девушка. Она взяла их со столика, когда Гизела направилась к двери. — Простите, мисс, вы, случайно, не забыли вот это? — спросила горничная, указывая на маленький кожаный футляр, который Гизела отложила на комод.

— Да, да, конечно, — поспешно произнесла Гизела. Она взяла в руки коробочку и открыла ее, чтобы удостовериться, что звезда на месте. «Ты зажгла звезды в моем сердце», — услышала она вновь его низкий голос со страстными интонациями, увидела разгоревшийся огонь в его глазах. Гизела захлопнула футляр со щелчком. Никогда она не сможет надеть эту звезду, которая вызывает слишком много горестных воспоминаний. Надеть ее было бы мучением, все равно что колоть себя всеми крошечными остриями броши.

Она поблагодарила горничную и, подойдя к двери, услышала:

— Мне велели проводить вас по черной лестнице, мисс. В холле могут быть гости. Карета ждет у садовой калитки.

Гизела не удержалась от улыбки, как бы насмехаясь над собой. Еще совсем недавно она была императрицей: первой проходила во все двери, перед ней расстилали красные ковры, на каждом шагу ей прислуживали лакеи, кто бы с ней ни заговаривал, в голосе у каждого слышалось почтение, почти обожание, если не считать единственного исключения. А теперь она снова просто Гизела Мазгрейв — бедная, плохо одетая, ничего из себя не представляющая, никому не интересная, и поэтому ее можно поспешно выпроводить через черный ход, потихоньку избавиться от нее, чтобы никто не видел.

Гизела последовала за горничной по коридору и вниз по боковой лестнице. У калитки ее ждал, чтобы выпустить, только один лакей. Гизеле показалось, что он презрительно окинул ее взглядом, как бы негодуя по поводу того, что ему велено прислуживать такой ничтожной особе. Карета, ожидавшая ее, оказалась простой двухместной повозкой, запряженной парой лошадей, без серебряных украшений и элегантных побрякушек, которые были на лошадях императорской кареты. Гизела забралась в повозку, на колени ей набросили накидку. Почти совсем стемнело; свет в окнах Истон Нестона мерцал тепло и дружелюбно, словно приглашая войти. Но она уезжала прочь, уезжала от приключения, которое никогда с ней не повторится.

Гизела постаралась отбросить печальные мысли. Как часто она повторяла себе, что должна быть благодарна за любое событие, нарушившее монотонность ее жизни, за все, что как-то может изменить ее удел, пусть хоть на несколько часов, чтобы она забыла свои несчастья, жестокую мачеху и утомительную работу, которая доставалась только ей одной, потому что никто в доме за нее не брался.

Ее желание исполнилось: теперь, уговаривала она себя, не стоит жаловаться на то, что чудо осталось в прошлом. Но она никак не предполагала, что подобное событие может отозваться такой болью в сердце, сделать ее такой несчастной.

А если представить себе, что она поддалась бы его уговорам и осталась в замке? Если представить, что она на миг ослушалась императрицу? Нет! Нет! Она даже думать об этом не должна!

Поездка в Грейндж не заняла много времени. Дом был погружен в темноту, и хотя кучер спустился с козел, чтобы позвонить в колокольчик, никто не вышел открыть дверь. Гизела постучала в окошко коляски, и кучер помог ей спуститься на землю.

— Они не ждут меня сегодня, — как бы извиняясь, объяснила она. — Я сама войду в дом.

— Очень хорошо, мисс. Отнести ваш сундук в прихожую?

— Да, пожалуйста.

Он спустил сундук с коляски и отнес в первую холодную прихожую. Лампа не горела. Гизела поблагодарила его. Она знала, что он ожидает чаевые, но ей нечего было дать ему, ее кошелек был пуст, если не считать нескольких медяков, и она не решилась предложить их ему из боязни оскорбить человека.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13