Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Шахматы как модель жизни

ModernLib.Net / Биографии и мемуары / Каспаров Гарри / Шахматы как модель жизни - Чтение (стр. 4)
Автор: Каспаров Гарри
Жанр: Биографии и мемуары

 

 


      Или иной пример. Европа вступила в XX век почти без военных потрясений, и пацифистские настроения охватили общество, дойдя до парламентов многих европейских стран. А между тем кайзеровская Германия готовилась к войне. Рост ее военно-морской мощи сопровождался, а отчасти и стимулировался ускоренным развитием военно-морского флота Великобритании, в чем была заслуга по сути одного человека — адмирала Джона (Джекки) Фишера.
      Англия более ста лет являлась истинной владычицей морей, и в 1900 году английские политики и военачальники воспринимали такое превосходство как должное. Но адмирал Фишер настоял на модернизации Королевского ВМФ, строительстве первых огромных дредноутов и разработке боевых подлодок, презрительно называемых его коллегами по Адмиралтейству «трусливым» и, еще хуже того, «противным английскому духу» изобретением.
      Фишеру, чей боевой дух плохо сочетался с государственными делами, приходилось преодолевать огромные трудности, чтобы осуществить свою программу военной модернизации в мирное время. Он даже ушел в отставку, но в 1914 году был снова призван на службу, и в ходе Первой мировой войны его заблаговременная реформа военно-морского флота доказала свою состоятельность. Ныне Джекки Фишер признан историками одним из величайших британских адмиралов, хотя самые важные его победы не потребовали ни единого выстрела. Это был стратег, хорошо понимавший, что в момент кажущейся стабильности надо не стоять на месте, а двигаться вперед.
 
       Стратегия должна направлять тактику
 
      В шахматах тактическое решение порождает целую серию ходов, вынужденных для обеих сторон. Вы анализируете позицию на доступную вам глубину, рассчитывая множество вариантов. Цена каждого хода очень высока: один промах — и наказание неизбежно.
      Это можно сравнить с работой трейдера на бирже, который должен десятки, а то и сотни раз в день решать — «купить или продать?». Он смотрит на цены и индексы, анализирует их в меру своих способностей и за ограниченное время принимает наилучшее, с его точки зрения, решение. Чем больше он тратит времени, тем качественнее это решение, но если он промедлит, благоприятная возможность может уйти безвозвратно.
      Тактические расчеты в шахматах поначалу очень трудны для человеческого мозга, но, когда вы приводите их в систе-
      му, они становятся естественной частью игры, почти тривиальной по сравнению со стратегией. Как правило, это четкий ряд суждений, построенных по принципу «если — то», идеально подходящих для компьютерного программирования. «Если он возьмет мою пешку, то я пойду конем на е5. Если затем он атакует моего коня, то я пожертвую слона. Если затем…» и т.д. Разумеется, на подходе к пятому или шестому «если» ваши расчеты невероятно усложняются из-за обилия возможных ходов. Чем дальше вперед вы пытаетесь заглянуть, тем больше вероятность допустить ошибку.
      Мы принимаем наши решения, опираясь на опыт и анализ, поэтому так важно разобраться в этом процессе и постоянно совершенствовать его. Более широкая перспектива позволяет нам оценивать более отдаленные последствия тактических решений. При этом нельзя допускать, чтобы случайные тактические операции уводили нас в сторону от стратегической цели.
      В 2004 году, вскоре после столетнего юбилея знаменитого полета братьев Райт, я выступал в Швейцарии с лекцией на тему «Как раскрыть свой потенциал». И в качестве примера, иллюстрирующего опасность отсутствия стратегического видения, привел именно братьев Райт с их прославленным изобретением — летательным аппаратом.
      Орвилл и Уилбур остались в истории на века, однако сами они считали, что аэроплану вряд ли суждено стать чем-то большим, чем простой забавой. А поскольку это мнение разделяли и американские ученые того времени, вскоре США явно отстали от Европы в области самолетостроения. Братья Райт не смогли оценить по достоинству огромный потенциал своего изобретения, поэтому не они, а другие раскрыли значение воздушных перелетов для коммерческих и военных целей. Вот почему сейчас мы летаем на самолетах не братьев Райт, а Уильяма Боинга! Америка остро нуждалась в человеке, сочетавшем инженерную мысль с предпринимательской дальновидностью, и таким человеком стал Боинг. Его пример поучителен вдвойне: Боинг был не только стратегом, но и тактиком с творческим мышлением.
      В 1910 году он прочел в журнале American Scientific Magazineстатью, где тезис о том, что самолеты могут революционизировать мир, был назван «нелепейшим преувеличением». Тогда молодой инженер Боинг еще не был знаком с идеей летательных аппаратов тяжелее воздуха и жил в Сиэтле — далеко от восточного побережья США, где проводились основные летные испытания. Он не обладал техническими познаниями братьев Райт, однако сумел осознать коммерческий потенциал перелетов и разработать стратегию, ведущую к цели.
      Боинг понимал, что необходимым фундаментом для создания успешной компании в этой новой области является технологическое совершенство. Чтобы осуществить свою идею, он преодолел несколько технических препятствий, поставив на карту все свои сбережения. И не сидел сложа руки в надежде, что технологический прорыв произойдет раньше, чем он станет банкротом. Его стратегией была разработка инновационной технологии самолетостроения, а тактикой — сооружение аэродинамической трубы при местном университете для обучения будущих инженеров.
      В 1917 году американские вооруженные силы готовились вступить в Первую мировую войну. Они нуждались в самолетах, и Боинг уже имел, что предложить. Проблема была в том, что американская армия испытывала новые самолеты за пять тысяч километров от Сиэтла — во Флориде, куда нельзя было долететь на маломощных машинах того времени. Но Боинг не мог упустить такой шанс: он распорядился разобрать самолеты, упаковать их, словно детали конструктора, в коробки и перевезти через всю страну. Блестящий тактический маневр!
      Этот скромный успех позволил Боингу продолжить дело.
      Хотя его авиационный завод боролся тогда за выживание, производя моторные лодки и даже мебель, он по-прежнему нанимал самых талантливых инженеров и вкладывал средства в исследовательские работы. И когда, наконец, воздушная доставка почты, пассажирские полеты и сенсационный перелет Чарльза Линдберга из Нью-Йорка в Париж в 1927 году привели к настоящему буму авиации, Боинг со своей передовой технологией оказался готов войти в нарождающуюся индустрию и занять в ней господствующее положение.
      В том же 2004 году, читая лекции на двух бизнес-выставках в Бразилии, я добавил к этой истории еще одну главу. У бразильцев есть свой «отец авиации» — изобретатель Альберто Сантос-Дюмон, совершивший публичный полет на аппарате тяжелее воздуха еще до братьев Райт. Отважные подвиги и яркий характер сделали его в 1900 году чуть ли не самым знаменитым человеком на Земле, хотя ныне о нем почти забыли. Это полный антипод Боинга. Сантос-Дюмон был одержим утопической мечтой о всеобщем мире, который должен наступить благодаря кругосветным путешествиям, и мало интересовался будущим своих изобретений. Применение авиации в военных целях его ужаснуло и, возможно, стало одной из причин его самоубийства в 1932 году.
      Если бы мне довелось читать эту лекцию в России, я бы в качестве примера отсутствия стратегического видения рассказал о трагической судьбе изобретателя Александра Можайского. Он провел успешные испытания своей модели самолета еще в 1882 году, за двадцать лет до полета братьев Райт. Так впервые была практически доказана возможность полета человека на аппарате тяжелее воздуха. Но вместо всеобщего признания и правительственной поддержки Можайского ждало горькое разочарование. Его изобретение было объявлено военной тайной, и писать что-либо о самолете строжайше запрещалось. Царское правительство недальновидно считало создание летательных аппаратов тяжелее воздуха преждевременным и нецелесообразным делом. Отсутствие финансирования привело к приостановке работ по усовершенствованию самолета, и Россия, возможно, упустила уникальный шанс стать первой авиационной державой в мире.
      Итак, если стратегия предназначена для достижения цели, то тактика… для реализации этой стратегии, Боинг поставил на службу своему долгосрочному плану бесчисленные тактические приемы и искусные маневры. Когда есть четкая цель и ряд промежуточных задач, для их решения можно смело применять тактические средства. Чем чаще мы это делаем, тем лучше получается: наши стратегические цели органично включаются в тактическое мышление, реакции ускоряются и в то же время становятся более точными. А для успеха скорость имеет порой решающее значение.
 
       Адовы круги цейтнота
 
      Злейший враг стратега — стрелки часов. Острая нехватка времени — в шахматах это называется цейтнотом — отбрасывает нас к тактической игре, построенной лишь на чистых рефлексах. Когда не хватает времени для точного расчета и надлежащей оценки позиции, наше стратегическое видение затуманивается эмоциями и инстинктами. Тут может подвести даже самая развитая интуиция! Внезапно шахматы становятся похожими на игру в рулетку.
      Четвертого марта 2004 года мои часы неумолимо отсчитывали время в важнейшей партии супертурнира в испанском Линаресе. Я играл белыми с болгарским гроссмейстером Веселином Топаловым, будущим чемпионом мира по версии ФИДЕ. Самый значимый турнир года завершался, и я шел на втором месте, но в случае победы мог реально претендовать на первое. У меня оставалось всего десять минут, а на доске была обоюдоострая позиция и назревала буря: я сконцентрировал против черного короля большие силы и вел атаку, бросив на произвол судьбы свой ферзевый фланг.
      Я видел многообещающее продолжение, но в расчетах никак не мог найти ничего конкретного: у обеих сторон возникало слишком много возможностей. Продолжение выглядело перспективно, да и интуиция подсказывала мне, что оно должно быть хорошим. Когда на моих часах осталось лишь восемь минут, я сделал ход. Настал черед попотеть Топалову — и он нашел неожиданную для меня защиту, поставив передо мной проблемы, на решение которых у меня оставались считаные минуты…
      Осталось четыре минуты. Стоп, а не был ли его последний ход ошибкой? Верный своему боевому стилю, Топалов вместо оборонительного хода ответил контрвыпадом. Для продолжения атаки я должен пожертвовать фигуру… Мои угрозы серьезны, но если атака вдруг захлебнется, я проиграю! Так что обратного пути уже нет… Сердце прыгало у меня в груди, разгоняя адреналин по всему телу. Я чувствовал, что решающий удар где-то рядом. Мой следующий ход конем открывал ладье атаку на его короля. Но куда пойти конем — на е6 или на е4, вперед или назад?!
      Осталось две минуты. Мозг «сканировал» оба альтернативных направления на предельной скорости, пытаясь найти верный путь в головокружительном лабиринте вариантов. Я представлял, как буду отвечать на ходы соперника: если сюда, то туда, если так, то этак. На четыре хода вперед, на пять, на шесть… Но у меня уже не было времени на анализ, достаточно глубокий для того, чтобы быть в нем уверенным.
      Одна минута! Тут мне померещилось, что ход конем назад проигрывает. Взвинченный до предела, я пошел конем вперед и… сразу же ощутил, что упустил лучший шанс. Топалов отреагировал быстро, отступив королем к центру, и выяснилось, что решающего удара у белых нет. За оставшиеся секунды я мог только шаховать неприятельского короля, вынуждая его ходить взад-вперед. Ничья повторением ходов лишила меня шансов на победу в турнире… Я испытывал внутреннюю опустошенность. Как же он от меня ускользнул? Где я упустил выигрыш? Почему в критический момент дала сбой моя интуиция?
      Как показал анализ, ход конем вперед был и впрямь ошибкой. Пойди я конем назад, на поле е4, то есть «неверным путем», удаляясь от черного короля, — это дало бы белым решающую атаку. За доской мне привиделось, что в конце этого варианта ферзь Топалова успевает, дав шах моему королю, вернуться в оборону — и выигрывают уже черные! Когда после партии Топалов сказал мне, что ход «конь е4» выигрывал, я возразил: «А как насчет шаха ферзем на c1?» Но по озадаченному выражению его лица я вдруг понял, что этот ход был невозможен, ибо ферзь вообще не мог попасть на поле с1. Полное затмение! По иронии судьбы, выигрывающий ход устранял ключевую фигуру обороны — как раз такую стратегическую цель я и должен был преследовать, если бы мне хватило времени подкрепить ее расчетом.
      В связи с этим промахом меня больше всего встревожило то обстоятельство, что допущен он был в тактике, а ведь быстрый и глубокий расчет — одна из сильнейших сторон моей игры. Я всегда был уверен, что смогу проанализировать осложнения лучше любого соперника. И когда наступал момент для нанесения решающего удара, мало кому удавалось спастись.
      После Линареса-2004 моя уверенность в себе пошатнулась. Разумеется, никто не застрахован от ошибок, но прозвеневший звонок вызывал опасения. В свои сорок лет я был заметно старше большинства соперников, чей возраст не превышал тридцати, а то и двадцати лет. Если на мои результаты начинает влиять возраст и моя тактика дает сбои, то как долго я смогу оставаться на вершине? Перед очередным возвращением на сцену мне надо было тщательно проанализировать все аспекты своей игры, в особенности — тактическое зрение.
      Как показали мои дальнейшие победы, я всё еще находился в неплохой форме, и в действительности проблема была не в самой цейтнотной ошибке, а в том, что я загнал себя в цейтнот. В последние годы я играл в турнирах нечасто, и недостаток практики порою сказывался в критические моменты. Это выражалось в нерешительности и недоверии к точности своего расчета: драгоценные минуты тратились на перепроверку вариантов, которые следовало разыгрывать очень быстро. Так было и в партии с Топаловым… Самые лучшие планы и хитроумные тактические замыслы могут погибнуть из-за цейтнота — прямого следствия нашей неуверенности.
 
       Хорошая стратегия может стать жертвой плохой тактики
 
      Книги Уинстона Черчилля одни из моих любимых. Упорство — некоторые называли это качество упрямством — пронизывало все грани его характера. Предложенная Черчиллем военная кампания в Дарданеллах во время Первой мировой войны завершилась тяжелейшей катастрофой, но четверть века спустя ему хватило мудрости осознать, что основной замысел был верным, и достало мужества повторить попытку.
      В 1915 году Черчилль, будучи главой Адмиралтейства, убедил Кабинет министров и союзников Великобритании в необходимости нападения на турецкий полуостров Галлиполи, чтобы создать линию сообщения с Россией и вынудить Германию открыть новый фронт. Английские войска и корабли отвлекались со средиземноморского театра военных действий и направлялись в пролив Дарданеллы, стратегический пункт, разделяющий европейскую и азиатскую часть Турции.
      Начало военной операции было за англичанами, но на этом их успехи закончились. По прибытии на место войска были поставлены под командование Иена Гамильтона, плохо знакомого с оперативной обстановкой. Он разделял ответственность с двумя другими военачальниками, но никто из них не осуществлял общего командования операцией. Один тактический промах следовал за другим, и английские войска несли тяжелые потери. Стойкая оборона турок привела их к победе и возвышению полковника Мустафы Кемаля, впоследствии основавшего Турецкую республику и известного как Ататюрк.
      Англичане в конце концов отступили, потеряв около двухсот тысяч человек и три корабля. Это унизительное поражение стоило Черчиллю высшего поста в Адмиралтействе. Но в мае 1940-го, в суровый час испытаний, его вновь позвали в правительство, и он возглавил Кабинет министров Великобритании. В 1941 году, когда Германия напала на Советский Союз, Черчилль первым осознал, что союзные государства столкнулись с проблемой, схожей с военными затруднениями 1915 года: как и Россия в начале Первой мировой войны, СССР испытывал острую нехватку ресурсов.
      Поэтому одной из первых акций англичан, уже в июле 1941-го, стала согласованная с СССР оккупация Ирана — с целью налаживания сухопутных коммуникаций и линий снабжения для Советского Союза (снабжение по Северному морскому пути было небезопасным и недостаточным для затяжной войны). И уже в октябре союзные страны начали поставки продовольствия и военного снаряжения в СССР, воплощая в жизнь несбывшийся план 1915 года. Эти поставки оказались очень важны для нашей страны, особенно в 1943 году, когда через Иран в Советский Союз ежемесячно прибывало свыше 300 000 тонн продовольствия, боеприпасов и всевозможной техники.
      Черчилль понимал, что неудача его галлипольской военной кампании не свидетельствовала об ошибочности его стратегического плана. Вывод: независимо от полученного результата, наш анализ как ситуации, так и действий всегда должен быть объективным и тщательным.
      Сейчас, анализируя ситуацию, сложившуюся в нашей стране перед президентскими выборами 1996 года, я понимаю, что самой принципиальной ошибкой, в том числе и моей, была поддержка Ельцина по принципу меньшего зла. Это был отказ от главного принципа демократии, состоящего в том, что процедура важнее персоналий. То, что тогда многие думающие люди в России согласились играть в эту игру, и привело нас к сегодняшней ситуации. Поэтому, вырабатывая тактику действий сегодня, я исхожу из того, что допускать такую ошибку мы больше не имеем права. Принципиальным для оппозиции является выработка тех процедур, которые позволят единому кандидату быть представителем российского народа, а не очередным номенклатурным выдвиженцем.
      В шахматах мы видим много примеров, когда хорошая стратегия терпит неудачу из-за плохой тактики. Одна-единственная оплошность может погубить самый блестящий замысел. Еще более опасны в долгосрочной перспективе успехи плохой стратегии, достигнутые благодаря хорошей тактике или чистой удаче. Такое может сойти с рук один раз, но очень редко случается дважды. Именно поэтому важно анализировать свои успехи так же внимательно, как и неудачи.
      По меткому выражению Пабло Пикассо, «компьютеры бесполезны, поскольку они могут только давать ответы». Решающее значение имеют вопросы! Поиск и формулирование правильных вопросов — залог успеха в осуществлении вашей стратегии. Можете ли вы сказать, что ваши тактические методы и повседневные решения согласованы с долгосрочными целями? Поток информации угрожает размыть ваше видение стратегии, утопить его в цифрах и деталях, расчетах и анализах. Чтобы стать по-настоящему сильным тактиком, надо иметь в своем арсенале, с одной стороны, стратегическое видение, а с другой — аналитическое мышление. И то, и другое развивает умение заглядывать в будущее.
 
       Уинстон Черчилль(30.11.1874 – 24.01.1965), Великобритания
       Рыцарь без страха и упрека
       Великий государственный деятель, оратор и писатель, дважды премьер-министр (1940—1945; 1951—1955) и военный лидер Великобритании в представлении не нуждается. Но я включил сэра Уинстона Черчилля в свою портретную галерею, чтобы подчеркнуть его особую роль в моем развитии и показать, в чем мне видится величие его личности. Иметь собственных героев полезно не только детям.
       В Советском Союзе на Черчилля смотрели с некоторым подозрением. Фильмы о войне рисовали довольно однобокий образ английского руководителя: его жестко критиковали за оголтелый антикоммунизм и скупо, лишь в меру необходимости, наделяли отдельными положительными чертами. Советские люди куда меньше знали о роли Черчилля во Второй мировой войне, чем о его Фултонской речи. В 1946 году, гостя у президента США Трумэна в его родном штате Миссури, он предупредил мир о грядущей эпохе «холодной войны» и «железного занавеса».
       Разумеется, в СССР история Второй мировой войны преподносилась тенденциозно. Согласно советским учебникам, наши союзники США и Великобритания, сражаясь на так называемом втором фронте, оказывали нам лишь незначительную поддержку, поскольку хотели, чтобы… нацисты убили как можно больше коммунистов, а коммунисты — нацистов! Однако благодаря рассказам моего дяди и дедушки я рано узнал об огромной пропасти между официальной пропагандой и действительностью.
       В начале 90-х годов я начал больше читать по-английски и обнаружил множество замечательных высказываний Черчилля. Они-то и привели меня к открытию его трудов по истории, с которых началось мое подлинное восхищение личностью этого человека, кавалера рыцарского ордена и лауреата Нобелевской премии по литературе.
       Самой важной для меня чертой Черчилля была его способность противостоять общественному мнению и смело высказывать свои взгляды на общечеловеческие проблемы. Как минимум трижды история доказала его правоту в важнейших политических вопросах XX века. Во-первых, он предупреждал об угрозе большевизма и призывал «убить этого младенца в колыбели, прежде чем он выберется наружу» (эта фраза цитировалась в советских книгах как доказательство его враждебности по отношению к СССР). Во-вторых, он твердо выступал против Гитлера и нацистов, в чем смог найти общий язык даже со Сталиным. В-третьих, в своей Фултонской речи он публично объявил об угрозе для Европы со стороны СССР после Второй мировой войны: «Я чувствовал себя обязанным указать на тень, которая, как на Западе, так и на Востоке, падает на мир».
       В первом случае его слова были оставлены без внимания, и мы расплачиваемся за это до сих пор. Во втором случае его услышали, но слишком поздно, не успев уберечь мир от потрясений Второй мировой войны. В третий раз его услышали вовремя: знаменитая речь подтолкнула Трумэна к более решительным действиям для сдерживания советской экспансии и спасения Западной Европы, а также Южной Кореи и Тайваня.
       Знакомство с творчеством Черчилля произошло в ключевой момент моей жизни. Крушение СССР отправило старые битвы на свалку истории, и я искал новые идеи. Он вдохновил меня на поиск активной роли в современном мире, где политики, увы, редко решаются противостоять давлению опросов общественного мнения.
       Малоизвестный фрагмент великой Фултонской речи Черчилля, произнесенной 5 марта 1946 года (хотя «железного занавеса» уже нет, миссия, о которой он говорил, по-прежнему имеет первостепенное значение):
       «Американские военные, сталкиваясь с серьезными ситуациями, обычно озаглавливают свои директивы словами «генеральная стратегическая концепция», и в этих словах заключена великая мудрость, ибо они помогают сформулировать стоящие перед ними задачи с предельной ясностью. В чем же заключается наша генеральная стратегическая концепция, которую нам с вами нужно принять сегодня? Не в чем ином, как в обеспечении безопасности и благоденствия, свободы и процветания всех мужчин и всех женщин во всех домах и во всех семьях на всей земле».

Глава 5
РАСЧЕТ И ИНТУИЦИЯ

      Я вижу лишь на один ход вперед, но это всегда правильный ход.
Хосе Рауль Капабланка

      Нам нужна способность, которая позволяла бы видеть цель издали, а эта способность есть интуиция.
Анри Пуанкаре

 
      Чаще всего меня спрашивали: «На сколько ходов вперед вы видите?» Этот вопрос — одновременно и наивный, и глубокий — не имеет ответа, хотя и направлен в самую суть шахмат. С тем же успехом можно спросить художника, сколько мазков он кладет на полотно, когда пишет картину, будто это имеет какое-то отношение к качеству произведения.
      Хотя шахматисты не устают придумывать ироничные ответы вроде «на сколько нужно, на столько и вижу» или «на один ход больше, чем соперник», самый честный ответ — «в зависимости от ситуации». Здесь нет точных цифр, нет максимального или минимального значения. Расчет в шахматах — не простая арифметика.
      Шахматную игру невозможно свести к полному перебору вариантов, в первую очередь из-за огромного количества возможностей, с которыми приходится иметь дело. Она в силу своей дискретной природы носит комбинаторный характер. Дерево вариантов ветвится в геометрической прогрессии. Уже через пять ходов после начала игры могут возникнуть миллионы различных позиций. Общее же количество возможных позиции в шахматах и вовсе фантастически огромно. Правда, большинство из них не встречается в действительности, но и оставшихся хватает, чтобы занять человеческое воображение еще на несколько столетий.
      Как и при прогнозировании погоды, чем дальше вперед вы заглядываете, тем менее точными оказываются ваши прогнозы. По мере роста числа возможностей требуется всё больше времени и сил для расчетов, в процесс вмешиваются факторы случайности и неопределенности, а результат получается всё менее надежным.
      Часто приходится слышать, как практически любые ошибки называют просчетами. Но их я бы отнес к особой категории ошибок. Это ошибки, допущенные в расчетах. В политике, как в искусстве возможного, просчеты имеют ту же природу, что и в шахматах.
      Отто фон Бисмарк, создавая во второй половине XIX века Германскую империю, пользовался как военными, так и дипломатическими методами. После объединения Германии он смог изолировать Францию, порвать с Россией и взять в союзники Австрию и Италию. Он был уверен, что Франция и Россия не найдут «общий язык», поскольку русский царь, будучи самодержавным монархом, «никогда не снимет головной убор при звуках «Марсельезы»» — гимна, который привел на гильотину не одну особу королевской крови.
      Но через четыре года после ухода Бисмарка с поста канцлера Франция все-таки подписала договор о военном союзе с Россией (1894). Когда французский флот прибыл с визитом в Россию, царь не только прослушал «Марсельезу», но и снял головной убор!
      Ошибка Бисмарка состояла в том, что он, располагая всеми необходимыми сведениями, недооценил потребность растущей российской экономики во французских займах. И сделал неправильный вывод, рассчитывая, что царская гордость перевесит соображения финансовой необходимости. Его просчет имел далеко идущие последствия, приведшие к созданию новой конфигурации противодействующих сил на европейском континенте, а в конечном счете и к началу Первой мировой войны. Бисмарк был великим тактиком и стратегом, но в данном случае просчитался, понадеявшись на то, что его оппоненты совершат ошибку, которой он сам бы никогда не совершил.
 
       Точный расчет
 
      Можно предположить, что игра, ограниченная 64 клетками, легко просчитывается современными мощными компьютерами. Однако это не совсем так: машина пока не способна оценивать многие важные факторы, как постоянные, так и переменные. Ее козырь — скорость и глубина расчета. А вот у гроссмейстеров, наоборот, глубокий расчет не главное качество. Согласно исследованию голландского психолога и шахматиста Адриана де Грота, при оценке позиции лучшие игроки редко просчитывают вперед дальше, чем их более слабые соперники. Да и не это определяет их превосходство в мастерстве, а точность оценки! Даже компьютер, рассматривающий миллионы ходов в секунду, непременно должен иметь способ оценки, позволяющий определить, почему один ход лучше другого. В этом люди пока остаются непревзойденными, а компьютеры дают сбои. Если вы не понимаете то, на что смотрите, не имеет значения, как далеко вперед вы можете заглянуть.
      Думая над очередным ходом, я не пытаюсь сразу же пробежать по многочисленным ветвям дерева вариантов. Сначала я должен рассмотреть все факторы — элементы позиции, чтобы определить стратегию и установить промежуточные цели. Только когда мне становится ясно, какие изменения для меня наиболее благоприятны, я наконец приступаю к расчету вариантов. В целом этот процесс направляют опыт и интуиция, но в его основе всё равно лежат скрупулезные расчеты.
      Анализ имеет первостепенное значение независимо от вашего опыта и веры в свою интуицию. Как говорится, доверяй, но проверяй! Ибо случаются исключения из правил — и всегда могут найтись сценарии, противоречащие вашим интуитивным предположениям.
      Эффективный аналитический процесс должен быть упорядоченным. Каждый, кому приходилось составлять список повседневных дел, хорошо знает, что точная расстановка приоритетов и верная последовательность выполнения задач повышают эффективность работы. За шахматной доской опыт подсказывает мне выбрать для изучения два-три возможных хода, и обычно один из них довольно быстро отбрасывается как наименее ценный, хотя его место может занять другой. Затем я начинаю анализировать дерево вариантов для каждого хода по очереди, рассматривая вероятные реакции соперника и свои ответы.
      В сложных позициях дерево вариантов обычно прослеживается на глубину в четыре-пять ходов, то есть в восемь-десять полуходов (один ход за белых и один за черных составляют один полный ход). Такая глубина анализа вполне достаточна и надежна, за исключением чрезвычайных обстоятельств, таких, как особо опасная позиция или критический момент в партии.
      Чтобы ваши расчеты были более целенаправленными, ветви дерева вариантов нужно всё время подрезать. Для четкого перехода от одного варианта к другому, отбраковки наименее перспективных ходов и прослеживания наилучших необходима дисциплина мышления. Если вы будете метаться в разные стороны, то потратите драгоценное время и в конце концов запутаетесь в расчетах. Важно и понимать, когда следует остановиться. Этот момент наступает, когда вы приходите к оптимальному решению (явно лучший из рассмотренных вариантов) или когда продолжение расчета не окупает затрачиваемого времени.
 
       Расчет и воображение
 
      Полет воображения не противоречит необходимости соблюдать дисциплину. Творчество правит наравне с порядком, направляя наши расчеты. Интуиция подсказывает нам, когда можно нарушить установленный распорядок. Иногда лучший ход настолько очевиден, что на его детальную оценку не нужно тратить ни одной лишней секунды. Увы, такое случается редко. Куда чаще, быстро делая «очевидный» ход, мы совершаем ошибку. Интуитивные решения тоже требуют анализа! В момент, когда интуиция вдруг говорит нам о том, что за внешней определенностью скрывается нечто большее - или что достигнута важная развилка, надо копнуть поглубже, чтобы правильно оценить позицию.
      Как распознать этот критический момент? Для этого мы должны тонко чувствовать направления и закономерности своего анализа. Если одна ветвь расчетов начинает показывать неожиданные результаты (всё равно, плохие или хорошие), то стоит потратить время на дополнительную проверку. Иногда трудно объяснить, откуда берется загадочный «звонок», сообщающий нам, что настала пора заглянуть в самую суть событий. Но важно услышать его, когда он прозвучит.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20