Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Такая как есть [Запах женщины]

ModernLib.Net / Кауи Вера / Такая как есть [Запах женщины] - Чтение (стр. 11)
Автор: Кауи Вера
Жанр:

 

 


      Самое лучшее время было то, когда они были предоставлены сами себе. Это случалось, когда Ева уезжала куда-нибудь по делам вместе с сыном. Тогда наступал настоящий праздник. Алекс могла шуметь, сколько хотела, бегать взад-вперед по деревянной лестнице на третий этаж, а затем снова на первый, где повсюду были расстелены ковры, совать нос на кухню – что ей очень нравилось, потихоньку утаскивать лакомые кусочки прямо из-под рук повара. Она, смеясь, носилась по саду вместе с Карро – огромной собакой, которая принадлежала Леону, главному садовнику. Когда приезжала мадам, Карро тоже исчезал из поля зрения. Очередное появление мадам слуги встретили с особенным воодушевлением, поскольку стало известно, что она снова зачала, а хозяин сам не свой от счастья. По этому поводу тотчас после приезда было устроено празднество. Весь дом сиял, объятый светом, играл оркестр, голоса гостей доносились до верхнего этажа дома. Чаще всего в этом гуле слышался громкий смех мадам и ее мужа. Про Алекс все словно забыли. Мадам не вспомнила о ней и тогда, когда отметили ее день рождения. У Алекс на столе в тот день стоял пирог со свечками, она получила и подарки – их было всего три. И как всегда – ничего от мадам.
      Но однажды наступил день, когда ставший привычным ход вещей нарушился. Ева занималась своими делами, а ее муж улетел в Америку для участия в больших соревнованиях по игре в поло на Палм-Бич. В этом не было ничего необычного: он летал через Атлантику чаще, чем Пэтси ездила в свой родной Тонон. Алекс у себя в комнате пила чай с кексом, когда услышала крики. Крики были страшными и протяжными, словно кого-то терзали на дыбе.
      – Что такое?! – няня Уилсон бросилась к двери, выбежала в коридор и перегнулась через перила.
      Крики стали еще громче, еще пронзительнее.
      – Что-то там очень скверное произошло… – решила Уилсон. – Допивай чай, а я спущусь вниз и погляжу, что стряслось.
      Алекс послушно допила чай. Но поскольку няня так и не появилась, Алекс вышла из комнаты, перегнувшись через перила, посмотрела, что творится внизу. Крики не умолкали. «Наверно, кто-то сильно ушибся», – решила про себя Алекс и, вернувшись в детскую, устроилась на своем любимом месте на подоконнике и открыла книгу, наверное, уже раз в третий перечитывая так полюбившуюся ей «Ласточки и амазонки».
      Неожиданно крики раздались прямо у входа, под окном, у которого она сидела. Алекс встала на коленки и выглянула наружу. Рыжеволосая женщина, одетая в тончайшее розовое платье, которое, развеваясь, летело за ней следом, сбежала с крыльца в сад. Лицо Евы уже не напоминало ледяную маску, совсем напротив. Продолжая кричать, мадам бежала, не обращая внимания на клумбы, прямо к озеру. Несколько человек – мужчины, женщины, среди них и няня Уилсон – выскочили следом за нею.
      – Она побежала к озеру, – крикнул кто-то из них. – Ради Бога, ее надо остановить…
      Один из лакеев – проворный молодой человек – бросился ей наперерез, а остальные гуськом бежали по дорожкам вслед за мадам, напоминавшей сейчас персонажа сказок – привидение, предвещающее смерть.
      А потом эта процессия проследовала назад. И Алекс снова могла сверху разглядеть все. Сильный молодой человек шел впереди. Он нес на руках рыжеволосую женщину, руки которой бессильно свисали вниз, а сквозь разметавшееся пламя волос проступало белое, как полотно, лицо. Идущие за ними говорили сразу на нескольких языках – от волнения каждый заговорил на своем родном. Потом дверь за ними захлопнулась.
      Алекс знала, что бесполезно расспрашивать о чем-либо няню, когда та поднялась наверх. Она долго не могла заснуть. Лежа в постели, она гадала, что бы такое могло заставить так испугаться рыжеволосую хозяйку дома.
      На следующее утро вернулась Пэтси. И няня о чем-то ей тихо принялась рассказывать. И хотя Алекс находилась довольно далеко от них, ей удалось разобрать несколько обрывков фраз:
      – …никогда прежде не видела такого истерического припадка. Она металась по дому, рвала на себе одежду, разбивала вещи, царапала грудь и все время твердила только одно слово —…нет…нет…нет! Ее пытались удержать, но только Фредерик сумел схватить ее. Но вы бы видели его лицо после этого – он был исцарапан, словно сражался с дикой кошкой.
      – Шок, – сказала Пэтси.
      – Так что мы оказались там вовремя и смогли увести ее назад в дом. Конечно, это такая трагедия. Совсем еще молодой человек, всего тридцать восемь лет. И ничто не предвещало несчастья. Хорошо хоть он умер мгновенно…
      Сквозь опущенные веки Алекс видела, как няня метнула в ее сторону быстрый взгляд.
      – …он уже однажды падал с лошади и сломал ключицу. Но в этот раз копыто ударило его в висок, – миссис Уилсон, поцокав языком, продолжала… – Боюсь, что у нее может случиться выкидыш… Все же в Англии женщина никогда бы не позволила себе такое. – Она неодобрительно покачала головой. – Ни при каких обстоятельствах. Всегда надо держать себя в руках.
      На следующий день они опять шептались с Пэтси:
      – …ночью…ребенок…говорят, тоже мальчик…бедняжка…и муж, и сын. Господи Боже мой, подряд две таких потери.
      «Потеря… ребенок…» Два этих слова заставили сердце Алекс забиться. А вдруг рыжеволосая женщина захочет и ее тоже потерять? Это означало, что из ее жизни исчезнет Пэтси, ощущение безопасности, покоя и мира.
      Пэтси тотчас заметила, что Алекс взволнована и не может проглотить подкативший к горлу комок.
      – Что такое? – спросила Пэтси.
      – Я не хочу, чтобы меня тоже потеряли, – прошептала Алекс. – Я не хочу, чтобы меня отправили отсюда…
      – Никто не собирается тебя никуда отправлять. То, что произошло, не имеет к тебе никакого отношения – повторяю еще раз – никакого отношения! Это несчастный случай – вот и все. Мистер Бингхэм погиб, и мадам страшно огорчена. Она ждала ребенка, но он тоже умер.
      – О! – вздохнула Алекс. – А мне показалось, что она потеряла его, и я боялась, что она рассердится на меня. Решит, что это все из-за меня.
      А Пэтси подумала о том, что хозяйка никогда не вспоминает о девочке. Она видит ее только в те дни, когда приходит мужчина в черном.
      – Нет, – ответила Пэтси, – мадам не на тебя рассердилась. Но мы должны вести себя потише, потому что она больна и ей нужен покой.
      – Я буду сидеть тихо, как мышка, – облегченно вздохнув, проговорила Алекс.
      «Да, это ты умеешь, – подумала Пэтси. – Но не исключено, что случившееся заставит твою мать вспомнить о том, что у нее есть и дочь. Хотя, зная ее, трудно поверить в хорошие перемены».
      Пэтси оказалась права. Ева Черни и ее сын отправились в Америку, где мистера Бингхэма должны были похоронить в семейном склепе. И она не скоро вернулась на свою виллу.

11

       Швейцария, 1988
      Новые сведения о жизни матери поставили Алекс в тупик. И дело здесь было не в том, что именно узнала Александра. То, как вела себя юная Анна Фаркас, вполне соответствовало тем представлениям о Еве, которые давно сложились у ее дочери. Она ничуть не удивилась тому, что мать использовала мужчин в своих целях. Иначе нельзя было понять и объяснить, каким образом неопытная девушка могла заняться делом, которое требовало высокой квалификации и знаний. Зато Ева великолепно знала, как вести себя в постели. «И незачем всплескивать руками и повторять: «Как она могла!» – убеждала себя Алекс. Могла, потому что, в отличие от меня, у нее есть к этому способности. И окажись я на ее месте, мне бы пришлось изыскивать другие способы, поскольку ни мое лицо, ни фигура не были бы востребованы на этом рынке. Тогда что же так потрясло меня? То, что один из ее покровителей оказался русским? Один из оккупантов родной страны Евы, которых так ненавидели в Венгрии? Или то, что другой ее любовник числился в местной полиции? Ну а если снять с них форму? Чем они будут отличаться от других мужчин? Но Анну Фаркас как раз и привлекала их форма. Вернее то, что она символизировала. Власть. У нее не было ни семьи, ни денег, ни друзей. Только она сама и дар, полученный от Господа Бога, – красота, благодаря которой она только и могла добиться власти».
      «Неудивительно, что Ева не смотрела никогда в мою сторону, – думала Алекс. – Как может Венера Боттичелли смотреть на монстра».
      Зная свою мать, Алекс предположила, что Ева предпочла забыть о своем прошлом совсем не потому, что стыдилась его, а потому, что это могло шокировать тех ее клиентов, которым она поставляла свою продукцию. Вот почему официальная биография ее начинается с 1960 года. На все расспросы о том, чем Ева Черни занималась до того и как жила прежде, следовал легкий вздох и взмах рукой: «Я не так стара, чтобы иметь такую длинную историю». Неудивительно, что красота занимала такое место в ее жизни: с ней Ева пришла в мир, и красота всегда оставалась залогом ее успеха. Только одно существо никак не вписывалось в тот круг совершенства, который творила Ева. Это была ее собственная дочь. Поэтому она так и злилась всегда!
      «Тогда почему же она не отправила меня куда-нибудь в другое место? Если я постоянно напоминала ей о чем-то неприятном, о том, что она хотела бы забыть? А может быть, под ее нежеланием даже взглянуть в мою сторону скрывалось что-то другое?»
      И точно так же, как в детстве, несчастная, измученная мыслями Алекс снова пришла к неутешительному выводу, что мать не могла смотреть на дочь только из-за того, что не выносила ее жалкого вида. Где-то в глубине души Алекс запечатлелись слова Мэри Брент: «Тебя пометил сам Сатана». Но сколько она ни глядела в зеркало, она не могла найти этого знака, – после чего пришла к выводу, что все дело просто в том, как она выглядит. Ей помнилось, как бабушка говорила отцу: «Да, в мать она не пошла. Красота и уродство! Какое сочетание!» Джон пришел в такое негодование, в каком Алекс его никогда не видела прежде. Он закричал на свою мать, требуя замолчать и никогда не говорить при девочке подобных вещей. Мэри Брент перестала говорить об этом при сыне. Зато когда его не было, она не упускала случая уколоть Алекс. И к тому времени, когда Алекс оказалась у матери, она уже уверилась в том, что ее никто и никогда не сможет полюбить, потому что она уродлива. Урсулу, Элен и миссис Бюншли отослали из-за того, что они подружились с ней. И няня Уилсон тоже всякий раз начинала ворчать, когда замечала, что Алекс стоит перед зеркалом, и не раз повторяла ей, что в один прекрасный день, она увидит там сатану.
      «Да, видно, всю жизнь жить мне с этим, – подумала Алекс. – А может, дело вовсе не в этом? Может, она не выносила моего вида, потому что я напоминала о том, что она хотела забыть?» Она порывисто вскочила и принялась мерить шагами маленькую гостиную. «Сила бессознательного в человеке безмерна, неистребима, – думала Алекс. – Она может ослепить, парализовать, сделать человека глухим ко всему. Может быть, я ошибалась, и Ева не переносит меня не из-за того, что я своей некрасивостью нарушаю гармонию в ее мире красоты, и не потому, что я напоминаю о том, о чем она сама предпочла забыть. Ева, не отдавая себе отчета, не переносит меня такой, какая я есть».
      И Алекс сделала то, что делала только в крайних случаях. Подошла к зеркалу и посмотрела на себя. Длинное, лошадиное лицо, выступающий подбородок, высокие скулы, большой нос. И неопределенного цвета глаза: то зеленые, то карие, в крапинку, как у форели. Правда, брови четко очерчены – ей никогда не приходилось выщипывать их. «Рот большой, но хорошей формы, – попыталась она приободрить себя, но итог все равно получился малоутешительный. – Может быть, я выгляжу так непривлекательно еще и потому, что я мало улыбаюсь?» – подумала она и попыталась растянуть губы. В этой улыбке было так же мало жизни, как и в бумажных цветах. Нет, дело было не в улыбке…
      Подавленная Алекс вернулась на свое «сиденье мыслителя» – на подоконник, на котором провела столько времени в детстве. До чего же это все несправедливо! Ни для кого не имело значения, что скрывалось за ее неинтересной внешностью. Ее ум, ее чувство юмора, талант – все это меркло. А мать никогда ни в чем не испытывала нужды только по той причине, что судьба одарила ее красотой. Если бы она хоть чуточку походила на меня, насколько по-иному сложилась бы ее жизнь. Насколько упорнее ей пришлось бы работать, насколько вообще тяжелее пришлось бы ей в жизни. И всего бы надо было бы добиваться самой, потому что мужчины уже не проявляли бы к ней никакого интереса. Осталась ли бы она в таком случае такой же самонадеянной? Или же стала бы такой же неуверенной, как сама Алекс?
      «Вся твоя беда в том, – заметил как-то Алекс ее коллега, гомосексуалист, – что ты воспринимаешь себя только как личность. А если ты сама себя не ценишь как женщину, как же в таком случае другие смогут ценить ее в тебе? Я понял, что ты необычная женщина. Но ведь и я необычный мужчина. Разница между нами в том, что я осознал, кем являюсь, и в согласии с этим живу. А ты убедила себя в другом и поэтому не способна сама ничего предпринять. Ты абсолютно не права! Если ты несчастлива – значит, тебе надо что-то изменить в своей жизни».
      «Легко сказать, но трудно сделать, – подумала Алекс. – Давнюю привычку трудно искоренить. Мой ум – мой дом. А тело – просто то, что надо подкармливать, одевать и содержать в чистоте.
      И тем не менее я жива. А Крис, который получал всю ту любовь от матери, о которой я не смела и мечтать, умер. А ведь, видит Бог, он был красив. Люди на улицах оборачивались, когда видели их вместе. И это ей страшно нравилось. Зато как ловко она избегала появляться на улицах со мной. Ладно, может быть, и вправду не мне осуждать ее, но до чего же это было обидно!»
      «Ну хватит! – оборвала себя Алекс. – Довольно! Чем больше я узнаю, тем больше шансов разобраться во всем до конца».
      Следующий человек на пути следования Евы к вершине славы и успеха – Генри Бейл, которого она неизменно называла «мой дорогой друг и наставник». Не он ли сотворил духи «Суть Евы»? А если да, то чем расплатилась Ева? Натурой? В конце концов он тогда числился в списке ведущих парфюмеров мира.
      В поисках ответа Алекс перерыла все книги о парфюмерии в шкафу у матери, ее внимание привлекла та, где говорилось о значении запахов в мире красоты. Сама не заметив, она погрузилась в завораживающий безбрежный мир, о существовании которого даже и не подозревала. Например, Алекс понятия не имела о том, что Клеопатра, судя по всему, написала первое руководство о том, как стать красивой. Узнала о том, какими косметическими средствами пользовались греческие куртизанки – гетеры. Впервые услышала о том, что римские красавицы раскрашивали зубы. Но настоящее потрясение Алекс пережила, наткнувшись на книгу Овидия «Искусство любви». Не просто потому, что в библиотеке у Евы оказались эротические стихи, которые она, несомненно, перечитывала не раз, что было видно по заметкам на полях – привычка, вызывавшая отвращение у Алекс. Для нее книги всегда являлись чем-то живым. Но краткие замечания Евы сами по себе поразили ее. Например, высказывание, подчеркнутое карандашом. «Разве я не твердил тебе: «Перестань красить волосы. И вот теперь тебе уже больше нечего красить». Ева на полях сделала коротенькую приписочку: «Она могла бы красить волосы и не облысеть, если бы пользовалась моими красителями».
      Алекс поймала себя на том, что невольно усмехнулась: она никак не ожидала, что Ева способна на проявление какого-либо чувства юмора. Оторвав глаза от книги, она невидящими глазами уставилась в окно. «А ведь по сути, – думала Алекс, – я ее совершенно не знаю. Это моя мать. Но она для меня как загадочная марсианка».
      Алекс встряхнулась, отгоняя посторонние мысли, и снова погрузилась в странный завораживающий мир – рассказ шел о раннем периоде христианства, когда мужчины пользовались косметикой и когда шли споры о том, как выглядит Господь Бог. Чтение так увлекло ее, что она прослушала удар гонга, призывавший к ланчу. Макс зашел за ней и удивленно покачал головой:
      – Что, принимала очередную порцию печатного слова? Ну что ж, это, несомненно, лучше, чем наркотики.
      Алекс подняла на него глаза:
      – А ты знал о том, что для Чосера идеал красоты могла олицетворять только безбровая женщина?
      – Нет, но теперь знаю.
      – А я и представления не имела, что у матери такое дивное собрание книг. Но ведь мне было запрещено переступать порог этой комнаты, так что ничего удивительного в этом нет. А вот еще, взгляни – книга Хью Платта «Услада дам», опубликованная в 1602 году. «Чтобы отбелить лицо и стать красивее, умывайтесь розмарином, кипяченным в белом вине. Вы будете неотразимы». Разве это не прелестно?
      – В зависимости от того, собираешься ли ты последовать этим советам или нет.
      Он чувствовал, что привычный холодок сдержанности все равно сохранялся в глубине души Алекс, несмотря на внешнюю оживленность. Тем не менее она усмехнулась и коротко ответила:
      – А почему бы и нет, если это возымеет действие?
      Макс не часто отпускал замечания по поводу внешности Алекс. Она знала, что она для него всего лишь Алекс, которую он знал как облупленную, изучил ее как самого себя, так, что, можно сказать, едва замечал ее. Правда, не настолько, чтобы перестать бранить из-за ее упорного нежелания сбросить с плеч гранитную глыбу, которую она сама на себя взвалила. Ему, тонкому ценителю женской красоты, никогда не приходило в голову, как может ранить Алекс то, что он не воспринимает ее как женщину.
      И вот теперь – под влиянием того, что она узнала о матери, словно при вспышке молнии, Алекс поняла, что вовсе она не уродина, какой привыкла себя считать, и потому заслуживает внимания мужчин.
      Того же Макса, к примеру. Свет нового знания позволил ей взглянуть на него совершенно другими глазами. И он предстал перед ней не таким, каким она видела его раньше – дорогим ее сердцу, добрым Максом – дядей Максом, как она называла его до тех пор, пока он не объяснил, что между ними не такая уж большая разница в возрасте, – а просто Максом Фабианом – привлекательным во всех отношениях мужчиной.
      – Что такое? У меня вырос второй нос? – спросил он, заметив, как Алекс смотрит на него.
      Она никак не могла прийти в себя:
      – Нет… просто так… я подумала… – ее вдруг обдало жаром.
      Макс обошел вокруг стола, наклонился и накрыл ее руку ладонью. Она невольно посмотрела на его плечи. Рукава рубашки были закатаны наверх, выше локтей, так что она могла разглядеть на коже светло-золотистые волосы. Его рука с длинными пальцами была сильной и крепкой – Алекс не раз видела, как он выжимает сок из целого апельсина. Она ощущала тепло его тела, от которого исходил острый запах одного их лучших Евиных лосьонов.
      – Хмм… – очень интересно, – проговорил он, – но я зашел к тебе затем, чтобы узнать, не составишь ли ты мне компанию на ланч. Мора уехала в Женеву, Памела снова удалилась в часовню. А я, как ты знаешь, терпеть не могу есть один. С детства привык, что за столом должно сидеть не менее десяти человек. – Его голос, как всегда глубокий, звучал словно смех с Олимпа, но Бог-Макс тут же пережил, как Зевс, очередное превращение – больше в этом свете он ей не увидится.
      Она вымученно улыбнулась, опустив глаза к странице. Макс неожиданно настолько взволновал ее, что Алекс впервые почувствовала себя неловко в его присутствии – сердце у нее забилось, дыхание перехватило. Пытаясь взять себя в руки, она подумала о том, что всегда была уверена, что всякое сексуальное начало в ней подавлено. Но оказалось, это была своего рода затянувшаяся спячка.
      – Если хочешь, мы можем перекусить здесь, – предложил Макс. – Как в добрые старые времена, помнишь? Когда тебе приходилось готовиться к экзаменам. Мы уже давно не сидели так вместе.
      – Вообще-то я не голодна, – сказала Алекс. (Это было что-то новенькое. Прежде она всегда ела с удовольствием.)
      – Зато я голоден. А ты можешь сидеть и смотреть.
      Алекс неохотно повиновалась. Лучше бы он удалился в столовую и оставил ее здесь в разобранном виде. Смотри-ка, всего лишь одна вольная мыслишка, и что получается?! Но Макс был очень наблюдателен: стоит ему увидеть свободный конец нити, так и потянет, пока до конца не распустит чертов свитер. Нельзя давать ему заметить, что что-то не так.
      Уж лучше не давать ему повода для беспокойства – иначе он примется допытываться, что это с ней происходит.
      – А как идут твои разыскания? Оправдал ли Питер Брюстер свое прозвище Всевидящее око?
      Алекс даже рот открыла от удивления:
      – Ты что, следил за мной?
      – А как же, черт возьми! Один из пунктов моего контракта с компанией Евы Черни – следить за тем, чтобы ничто не повредило ее репутации. А твои поиски и приемы превращают тебя прямо-таки в слона в посудной лавке. Разумеется, мне приходилось следить за тобой. Ведь кому-то надо выгребать навоз!
      Алекс во все глаза смотрела на него.
      Макс вдруг удивленно заметил:
      – Ты знаешь, у тебя глаза зеленые, как трава.
      – Может быть. Но я-то сама не такая уж зелень, как ты думаешь. Какие бы там контракты ты ни подписывал с компанией Евы Черни, они никакого отношения не имеют ко мне. Я не желаю иметь с ними ничего общего. Куда я иду, что делаю – мое личное дело. И, надеюсь, ты больше не будешь совать свой нос в мои дела.
      Последнюю фразу она почти выкрикнула и ударила ладонью по столу так, что книги подпрыгнули.
      – Но Ева моя клиентка, я ее адвокат. И обязан защищать ее интересы. Когда ты вернулась из Лондона, у тебя был вид, как у фокусника, который жонглирует не шариками, а горячими картофелинами. – Тон его несколько смягчился. Он вытянул вперед ладони. – Если тебе слишком горячо, дай их мне. У меня больше опыта. – Он улыбнулся. И Алекс невольно отвела взгляд от его теплых, цвета растаявшего шоколада глаз. – Головка у тебя, конечно, набита всевозможными сведениями. Но в графе «жизненный опыт» тебе стоит написать – «отсутствует». Ты согласна?
      – Ты на чьей стороне? – требовательно спросила Алекс.
      – На стороне тех, кто обеспечивает меня хлебом насущным, естественно, – усмехнулся Макс.
      Но Алекс не поддавалась. Было невыносимо думать, что он настолько не доверяет ей, что ходит за ней по пятам.
      Читая каждый оттенок мысли на ее лице, которое теперь выражало нечто большее, чем привычную меланхолию – она порозовела от негодования, – Макс проговорил мягко:
      – То, чем ты занята, – касается меня самым непосредственным образом. Ты и сама понимаешь это. И всегда было, с тех самых пор, как я обнаружил, что ты потихоньку таскаешь книги из библиотеки. – Он засмеялся. – Никогда в жизни не видел такой перепуганной физиономии.
      – Я подумала, что пришла мадам.
      – И мы с тобой заключили договор, помнишь? Я пообещал, что не скажу ничего, если ты сама не проболтаешься. И сам стал выносить тебе книги без высочайшего на то разрешения.
      Алекс улыбнулась:
      – Ну да.
      – Тогда я должен был стоять «на стреме». Почему же сейчас я не могу делать того же самого?
      – Потому что теперь я стала на двадцать лет старше, – пояснила Алекс.
      – Но и я тоже.
      Алекс не выдержала и рассмеялась. Макс всегда умел обвести ее вокруг пальца. И прежние – доверительные отношения – снова восстановились. Но только до того момента, когда Макс опять подошел к ней и снова накрыл руку ладонью:
      – Дружба?
      Горячая волна прошла по телу Алекс, и огненный шар взорвался где-то в груди, хотя она постаралась не подать виду. Она давно привыкла не выказывать того, что испытывает на самом деле.
      – Дружба, – сказала она. Воспользовавшись тем, что вошел Жак, она незаметно высвободила руку.
      – Будь добр, Жак, накрой нам ланч здесь. Можешь оставить его на столике, мы сами все разложим.
      – Хорошо, сэр.
      – Ну а теперь, – сказал Макс, снова возвращаясь к прежней теме, когда Жак ушел, – объясни: почему ты так глубоко роешь?
      – Потому что это глубоко закопано.
      – Точно так же Джордж Хиллари ответил на вопрос, почему он взбирается на Эверест: «Потому что он существует».
      – У меня такое ощущение, что я не смогу простить ее до тех пор, пока не буду совершенно досконально знать, для чего ей нужно мое прощение.
      Макс изучающе оглядел Алекс. Она усилием воли заставила себя спокойно выдержать его проницательный взгляд из-под густых ресниц – многие женщины полжизни отдали бы за такие.
      – Ну что ж, – кивнул он наконец, – мне все равно придется примириться с этим. Ведь ты не свернешь с намеченного пути. Но ты хоть отдаешь себе отчет в том, насколько горькую пилюлю тебе, быть может, придется проглотить в конце?
      – Да.
      – Итак, где ты уже успела побывать? Нет, лучше скажи, куда собираешься двинуться. В том, что касается периода до 1967 года, я мало чем смогу тебе помочь. Но зато у меня есть своя собственная информация о том, что происходило потом. Когда ты доберешься до этой точки, приходи ко мне, хорошо? Мне известно все, что узнала и ты, может быть, даже чуть больше. И я пришел к выводу, что если она возвела такую прочную стену, то у нее были на то веские причины. Ну а теперь, будь паинькой и постарайся удовлетворить мое любопытство. А потом я расскажу тебе, что мне удалось раздобыть. – Он улыбнулся ей так, как улыбаются люди, достигшие полного взаимопонимания.
      И пока они ели копченую форель, поливая ее соусом, Алекс рассказала Максу все, что узнала от Питера. Макс слушал, не перебивая, очень внимательно. Когда она закончила, он еще некоторое время хранил молчание.
      – Что ж, – проговорил он наконец. – Все, что ты рассказала, вполне в духе Евы. Многое я знал, исключая то, что она была агентом. Я чувствовал, что там что-то такое было. Не потому что Ева так уж любит политику. Она не проклинает сейчас Венгрию и не проклинала тогда. Единственное, что занимает ее, – это она сама. Такое впечатление, что она настоящий интернационалист. Она всегда была, как и сейчас, реалисткой. И добивалась, чего хотела. Она не единственный человек, который, позаимствовав чужие идеи, выдал их за свои. – Их взгляды скрестились. – Но ведь тебя беспокоит не это, правда? И даже не то, что она была любовницей сначала коммуниста, потом офицера венгерской безопасности. Тебе просто хотелось бы узнать, который из них твой отец?
      – Если только он из них.
      – На этот вопрос в состоянии ответить только она одна.
      – Я и собираюсь задать его, но сначала должна собрать все факты.
      После этого наступила новая пауза, которую нарушил Макс:
      – Что ж, решай сама, малыш. Что же касается меня, то могу тебе твердо сказать, что мне совершенно наплевать, кто твой отец. Ты – сама по себе, они – сами по себе. Вот и все.
      – Мне все еще кажется, что Джон Брент и есть мой отец, – сказала Алекс, когда почувствовала, что в состоянии продолжить разговор. – И я всегда буду считать своим отцом именно его, независимо ни от чего. Даже если и узнаю, что мать забеременела от другого.
      – И что же дальше? – спросил Макс живо.
      – Следующий важный период в ее жизни – время, когда создавались духи «Суть Евы». Он связан с Генри Бейлом.
      – За несколько лет до его смерти я начал работать в компании – это был шестьдесят первый год. Тогда в кабинете твоей матери висел его портрет. Спустя несколько лет он исчез.
      – Что ты знаешь о тех годах?
      – Только то, что позволила узнать Ева. Но есть те, у кого ты сможешь узнать, что тебе надо, – он улыбнулся, увидев, как вспыхнуло ее лицо. – Главный парфюмер Генри Бейла. Старик по имени Жан Вернье. Швейцарец. После почетной отставки поселился в родной деревушке где-то в Альпах, в каньоне Юра.
      – Откуда ты знаешь?
      – Твоя мать платит ему пенсию. – Увидев, как поразилась Алекс, он покачал головой. – Ты была уверена, что его уже похоронили, да? Так вот, она платит ему пенсию вот уже почти двадцать лет – и должен сказать, очень хорошую. Из своего собственного кармана, потому что Вернье числился служащим корпорации Бейла. Думаю, что именно Вернье и был тем человеком, который создал духи «Суть Евы». Пенсия, которую она ему выплачивает – знак благодарности. На этих духах твоя мать заработала миллионы, так что вполне могла бы платить ему и в два раза больше.
      – Когда можно повидаться с ним? – нетерпеливо спросила Алекс.
      – Как только мне удастся дозвониться до него. Сказать ему… кто ты? Сомневаюсь, что он знает о твоем существовании?
      – Марион Джилкрист я сказала, что собираю материал для биографии Евы Черни.
      – Неплохая мысль. И если я приеду, то это будет выглядеть еще более убедительно.
      – Ты собираешься в Юру?! – воскликнула Мора. – За каким чертом?
      – Дела, – коротко ответил ей Макс.
      – С каких пор у Алекс Брент появились какие-то дела в этом бренном мире?
      – А чем она хуже других? – бодро проговорил Макс и нежно поцеловал Мору в надутые губы. – Сиди у окошка и жди моего возвращения.
      – Почему-то у меня такое впечатление, будто они что-то затеяли, – задумчиво заметила Мора, обращаясь к Памеле, которая тоже смотрела вслед красному «мерседесу», выезжавшему на дорогу.
      – Макс и Алекс? До чего же они похожи на заговорщиков. До чего же они сроднились друг с другом за эти годы. Трудно представить, что платоническая дружба между мужчиной и женщиной может продолжаться так долго.
      – Господи, да разве с такой женщиной, как Алекс, может быть что-нибудь другое, кроме платонической дружбы? Жердь засушенная! – презрительно бросила Мора.
      – Она держится так, потому что Ева внушила ей эту мысль, – задумчиво проговорила Памела.
      – А уж Еве в этих вопросах можно доверять.
      – Но у Алекс удивительные глаза, – проговорила Памела, – и волшебная кожа!
      – Тусклая, абсолютно без всяких красок.
      – Смотря на чей взгляд. Впрочем, если бы она чуть-чуть подрумянилась – все бы сразу заиграло. У нее высокие красивые скулы.
      – И нос торчит на версту. На мой взгляд, внешностью женщина обязана прежде всего самой себе. И у нас с тобой, например, это недурно выходит.
      – Сомневаюсь, чтобы Алекс согласилась проделывать такого рода штучки со своим лицом.
      – Да, она ко всему относится так рассудочно. Честно говоря, не понимаю, с чего это она вдруг тут появилась! Я провела с Евой гораздо больше времени, чем она.
      – Но Крис ее брат…
      – …сводный.
      – Но мать-то у них одна. Я знаю, что Алекс обожала Криса и он ее тоже. Крис восхищался ею.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29