— Я слышала кое-что, — пролепетала она, избегая смотреть на него. — Но я не верю сплетням. Вот почему я хочу, чтобы ты знал…

— Но они, знаешь ли, могут быть довольно полезными, — заявил он. — Сплетни, я имею в виду. Особенно в моем случае.

Она рискнула взглянуть ему в лицо. Он смотрел на нее, и на его лице переплетались горечь и страдание. Она, смутившись, снова стала смотреть в сторону.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — быстро проговорила она. — Берк, я…

— Да все ты понимаешь! Уверен, что твой приятель Фредди рассказал обо мне все. Бездушный маркиз Уингейт, выбросив любовника своей жены из окна, затем сделал все, чтобы не дать матери вновь увидеть ее дитя. Так ведь?

Кейт тихо сказала:

— Ну, кажется, я слышала что-то вроде этого…

— Конечно, слышала. Знаешь, мне хотелось, чтобы ты услышала это. Потому что порой, Кейт, сплетни… добрее правды. — Он, должно быть, заметил, что она сбита с толку, и, вздохнув, продолжил: — Я никогда не запрещал матери Изабель видеть ее, Кейт. Да, я выбросил ее любовника из окна. Это я могу признать. Но что касается всего остального… Если бы Элизабет хоть когда-нибудь выразила желание увидеть свою дочь, я бы сделал все, чтобы это устроить, даже если бы мне пришлось везти Изабель хоть в Италию. Но она этого ни разу не захотела. Элизабет была равнодушна к Изабель. Во время судебного процесса — по разводу — единственная вещь, которая ее волновала, были деньги. Сколько денег я собираюсь ей оставить. И все. Ни слова, ни полслова об Изабель! Вот почему некоторое время спустя я начал даже поощрять эти сплетни. Я хотел, чтобы Изабель услышала их, поверила им. Вот почему я никогда не оспаривал их. Сплетни были лучше правды. Я считал, что пусть уж люди считают меня негодяем, укравшим у матери ее дитя, но зато не станут говорить правду, которая заключалась в том, что мать Изабель недостаточно любит свою дочь, чтобы сделать хоть малейшую попытку вновь увидеть ее.

— Ох! — У Кейт снова перехватило дыхание. Но на этот раз не оттого, что кто-то пытался задушить ее. — Я… я теперь понимаю.

Берк посмотрел на нее, в его взгляде сквозила странная отрешенность. Ей показалось, что он сейчас не видит ее.

— Теперь ты все знаешь, — закончил он, — всю мою маленькую печальную историю. Во всяком случае, то, что тебе хотелось услышать. Правда интересно? Я имею в виду разницу между нами. Ты питаешь отвращение к лондонскому обществу за лицемерие и сплетни, а я эгоистично купаюсь в них в своих целях. Что ж, теперь это не имеет значения. — Берк внезапно поднялся. Кровать, освободившись от его веса, облегченно скрипнула. — Ты сделала свой выбор. И все-таки жаль, что мы не смогли прийти хоть к какому-то взаимопониманию, ты и я. Так как думаю, что вместе мы смогли бы поставить на место всех этих погрязших в самообмане глупцов. Но ты говоришь, что так будет лучше. А теперь, полагаю, нам на сегодня хватит волнений. Тебе следовало бы поспать. — И Берк направился к двери.

Кейт сбросила с себя одеяло и сползла с кровати.

— Постой! — вскрикнула она.

Он уже почти дошел до двери, но остановился и, обернувшись, посмотрел на нее.

— Кейт, — улыбнулся он, — тебе нужно отдохнуть. Возвращайся в кровать.

Но Кейт не сдвинулась с места, в волнении сжимая и разжимая пальцы.

— Нет! — выпалила она. — Я должна поговорить с тобой. — Она кивнула на кровать. — Ты не присядешь еще на минутку?

Он взглянул на нее, словно хотел что-то сказать — возможно, снова возразить, — но промолчал и, обойдя Кейт, опустился на кровать.

— Итак? — спросил он. Когда он сидел, его лицо находилось лишь немногим ниже лица стоящей рядом с ним Кейт. — Что ты хотела сказать?

Кейт было ужасно трудно смотреть ему в глаза. Во-первых, ее волновала его близость. Хотя они и не прикасались друг к другу, у Кейт тем не менее было такое чувство, что он как бы обволакивает всю ее. Ее чувства подвергались атаке со всех сторон. Она ощущала жар, шедший от его бедер и от V-образного выреза его халата, в котором была видна обнаженная грудь. К тому же от него исходил аромат чистоты. И конечно, его фигура, такая мучительно мужественная, такая сильная… и в то же время — беззащитная.

— Я… — Кейт искоса взглянула на него. В его глазах было столько надежды, что она больше не могла смотреть в них, и вместо этого начала внимательно изучать пол. Однако ее совершенно сбило с мысли то обстоятельство, что его халат снова приоткрылся в одном месте, а именно прямо над узлом пояса. — Я… я хочу извиниться, — наконец удалось выговорить ей.

— Разве ты уже не сделала этого?

Она взглянула ему в глаза и на этот раз не пожалела об этом. В них было понимание. Но было там и еще что-то. Нечто, не поддающееся описанию. Однажды, давным-давно, отец подарил Кейт на день рождения кольцо с изумрудом, и он был такого же цвета, как глаза Берка. В центре изумруда, как она заметила после нескольких часов изучения камня, имелась точка. Крошечная трещинка. Вот что, показалось ей, она увидела в его глазах. Едва заметную трещинку, через которую, Кейт была в этом уверена, если хорошенько приглядеться, можно увидеть его душу.

— Не по поводу Дэниела, — сказала Кейт. Она положила руку на широкое плечо Берка. — Я хочу сказать, что несказанно сожалею по поводу того, что Дэниел сделал с Изабель. Но я также сожалею о том… о том, что сказала сегодня утром. — Господи, неужели еще только сегодня утром она говорила ему все эти ужасные слова?

— Что ж, я тоже об этом сожалею, — вполне резонно заметил Берк. — Но ведь это ничего не меняет, не так ли?

— Думаю, нет, — пробормотала Кейт.

Раздавлена. Он раздавил ее, раздавил легко, словно муравья.

И все же она продолжала:

— Но быть может, я немного… поспешила…

— Поспешила, — повторил Берк. Его глаза не отрываясь смотрели на нее.

— Да. По поводу моего отказа…

Одна из его черных бровей взлетела вверх.

— От чего?

Да, с ним будет непросто. Ведь он прекрасно знает, о чем она говорит, но, похоже, собирается помучить ее, прежде чем в этом признается.

Что ж, она заслужила, чтобы ее немного помучили.

— Берк, — Кейт легко пробежалась пальцами по гладкой ткани его халата, — я хочу поехать завтра в Лондон с тобой и Изабель.

Вверх взлетела вторая бровь.

— Да? Интересный поворот событий. Хотя, думаю, это с твоей стороны вполне естественно — захотеть насладиться извинениями всех тех, кто когда-то был так отвратительно жесток с тобой.

— Не поэтому. Ты ведь не думаешь, что меня теперь заботит их мнение?

— А разве нет? Раньше у меня было другое впечатление. Тебя, похоже, очень даже заботило, что они скажут… И все же если ты намерена вернуться в Лондон, то, полагаю, мы сможем это устроить. Но если в твои планы входит вновь стать компаньонкой Изабель, то, боюсь, тебе придется их переменить.

Кейт вскинула голову. Что за игру он ведет?

— Почему?

— Ну, ее, я думаю, больше никогда и никуда не будут приглашать после этого скандального бегства с мистером Крэйве-ном. Она окончательно подорвала свою репутацию. Поэтому, мне кажется, ей вообще не понадобится компаньонка.

— Не понадобится, — согласилась Кейт, потупив взгляд. — Но ей понадобится мать.

— Да? — сухо проговорил Берк. — И у тебя есть подходящая кандидатура?

Кейт посмотрела ему в глаза.

— Берк, — она наконец решилась, — прости меня за то, что я не сказала тебе о моем… о нашем ребенке. Прости, что я говорила, что не выйду за тебя замуж. Прости, что я вела себя как ужасная… лицемерка.

Один уголок его рта — только один — пополз вверх.

— Мне особенно понравилась та часть, где про лицемерку, — признал он.

Затем, не в силах сдержать себя, он крепко схватил ее за запястье. Словно рыболов, подтягивающий к берегу рыбу, он притянул ее к себе так, что она оказалась у него между ног, прикрытых полами халата. Он смотрел на нее снизу вверх, его пальцы немного ослабили хватку, но продолжали по-хозяйски сжимать ее руку.

Она опустила глаза. Она ничего не могла с собой поделать. Не то чтобы она не хотела смотреть на него. Просто ее рука, двигаясь по его груди, добралась до узла на поясе халата и порхала над материей, прикрывавшей ту часть его тела, которая больше всего интересовала Кейт.

— Мне тоже, — проговорила она, даже не представляя, с чем соглашается. Кейт была занята размышлениями о том, что подумает Берк, если она потянет за этот узел. Видимо, он решит, что она еще большая лицемерка, чем казалась ему раньше.

Наверное, она задела пальцами что-то чувствительное — хотя ее прикосновение было очень нежным, — так как Берк неожиданно напрягся, а руки его дрогнули. Но когда посмотрела ему в глаза, она заметила, что то нечто, которое там было — словно некая пелена, затуманившая его взгляд, — по-прежнему оставалось в их глубине.

— Кейт… — начал он.

Но она не позволила ему закончить фразу. Она развязала пояс, и полы халата медленно разошлись в стороны. Оказалось, что под халатом у маркиза ничего не было, и он предстал в том виде, в каком Кейт увидела его в тот день, когда он вышел из ванной. Но самое главное, та часть его тела, к которой Кейт испытывала весьма недвусмысленный интерес, отреагировала на ее недавнее легкое, как перышко, прикосновение и выросла до таких размеров, что удивила даже Кейт, которая много раз видела ее в различных ситуациях.

— Кейт! — уже другим голосом проговорил Берк.

Но она его не слушала. Словно в трансе, она взяла в руку огромный предмет, пульсирующий перед ее глазами.

И тут уже Берк с шумом втянул в себя воздух. Он отпустил ее руку, положил обе ладони ей на бедра и, издав какой-то нечленораздельный звук, привлек Кейт к себе.

А потом они упали на кровать, словно целая гора атласа и кружев, и длинные золотистые волосы Кейт как покрывало укутали их тела. Берк попытался перевернуться, чтобы оказаться на ней, но рука, которая упиралась ему в грудь, остановила его, хотя Кейт не прилагала для этого ни малейших усилий.

— Пока нет, — прошептала она, когда он, приподнявшись, вопросительно посмотрел на нее.

Но вопрос в его взгляде исчез в тот момент, когда на смену руке Кейт, которая лежала на его напряженной плоти, пришли ее губы. Она целовала его грудь, хихикая, когда волосы щекотали ей нос. Потом ее голова опустилась ниже, и она осыпала поцелуями каждую выпуклость, образованную твердыми как камень мышцами его живота. Затем ее голова оказалась еще ниже.

Вот тогда Берк почувствовал себя обязанным остановить ее.

Он не хотел, чтобы она останавливалась. Больше всего на свете он хотел, чтобы она продолжала, хотел позволить ей делать то, о чем он втайне мечтал все эти недели. Больше всего на свете он хотел ощущать на себе эти нежные губы.

Но не теперь, когда он дрожал от такого желания обладать ею — после того, как едва не потерял ее, — что был почти не в состоянии себя контролировать.

Но Кейт не собиралась останавливаться. Она взглянула на тело Берка и со вкусом произнесла:

— Как представляется, что хорошо гусыне, то хорошо и гусаку.

На это Берк не мог ничего ответить, потому что ее губы — губы, которые одновременно злили и очаровывали его в течение многих месяцев — уже были там, где он так страстно хотел их почувствовать.

Но это длилось не долго. Потому что он не мог выдержать этого долго. Всего несколько секунд, и он, потянувшись, взял ее лицо в ладони, погрузив пальцы в шелковистые волосы. Он приблизил ее лицо к своему и впился губами и языком в этот невозможно маленький, невозможно мягкий рот и одновременно ласково уложил ее на кровать. Прошел день — всего один день, — когда они в последний раз были вместе, а ему казалось, что прошли годы. Он должен погрузиться в нее или может взорваться подобно бомбе.

Очевидно, именно поэтому он сделал то, что сделал в следующий момент. Берк развел ей ноги как можно шире, согнув их в коленях, а потом поднял голову и посмотрел ей в глаза.

Вот тогда Кейт наконец смогла увидеть через трещинку в изумрудах его глаз, что таится в их глубине.

Она увидела ничем не прикрытую страсть, требовательное желание, отчаянное страдание, но больше всего там было яростной, готовой сражаться за нее любви, — и тогда она содрогнулась от ужаса, представив себе, что могла потерять этого мужчину, и удивляясь тому, как могла ей прийти в голову мысль, что можно прожить без него.

И снова его губы целовали ее, и не просто целовали, а вбирали в себя, поглощали ее, даже когда он убрал руки с ее лодыжек и взял в ладони ее ягодицы, приподнимая их, приближая ее, увлажнившуюся, излучающую гипнотическое, зовущее тепло, к своей напрягшейся плоти…

Он со стоном ринулся в это тепло, погрузившись в тесное и влажное гнездышко Кейт. Как всегда, она застонала, когда он вошел в нее, напрягшись, словно в испуге, что его огромный предмет разорвет ее. А потом, обнаружив, что все в порядке, все у нее цело, она без остатка открылась ему, обволакивая его своим теплом, но при этом позволяя ему погружаться в нее постепенно, будто в горячую ванну.

Только этого было недостаточно. Этого ему было недостаточно. Он хотел все и сразу. Он хотел целиком погрузиться в нее, раствориться в ней. Подняв голову и оторвавшись от ее губ, Берк еще сильнее сжал ее бедра. Он посмотрел ей в лицо, поднимая ее навстречу себе, а потом бросил вперед себя — всего и сразу — в нее.

Она изогнулась под ним, ее голова откинулась назад, показав во всей красе ее длинную белую шею. Ее грудь — твердые бутоны сосков — обжигала его, будто была сделана из огня, а не из плоти, вдруг вдавилась в него. Кейт сгорала от такого же безумного желания. И он точно так же хотел ее. Потому что она внушила ему это чувство. Безумное. Ни одна другая женщина не была способна привести его в состояние безумной страсти. Ни одна другая женщина не отдавалась ему так — физически и эмоционально, — как Кейт. Ни одна другая женщина не позволяла себе так легкомысленно отдаваться любовному пылу, как та, которая сейчас извивалась под ним.

Именно это легкомыслие — то, что Кейт также была охвачена страстью к нему, как и он к ней — привело к тому, что Берк совершенно потерял голову. Он погружался все глубже в Кейт — зная, что она хочет, чтобы все было по-другому, нежно и аккуратно, а не грубо и поспешно, но с Кейт он не способен был контролировать себя, совершенно не способен, — а в следующую секунду уже балансировал на грани безумия. И все из-за того, что мышцы Кейт, те, которые удерживали его у нее между ног, внезапно напряглись. И вот она подошла к завершению — и все взорвалось в ней, как молния взрывает летнее небо. А затем и Берк растворился в ослепительном облегчении, его тело содрогалось, когда он наконец начал изливаться в нее, затопляя всю ее жидким огнем.

Даже когда он опустошил себя, его плоть оставалась глубоко в ней. Она не противилась. Он не был уверен, что она смогла бы противиться, даже если бы и захотела. Она казалась изможденной, ее ноги запутались в тяжелых складках его халата, который он даже не потрудился снять. Он чувствовал, как ее сердце бьется под ним — как доказательство, что она по-прежнему жива, — сначала неровно, потом все медленнее и ровнее.

Наконец он поднял голову и посмотрел на Кейт.

Ее лицо горело, губы припухли от его поцелуев. Ее глаза, в которых плескалось просветленное знание, были неестественно яркими.

— Берк, — прошептала она. Он ощущал, как ее приятно хрипловатый голос вибрирует в их телах, — я хочу тебя кое о чем спросить.

— Правда? — Он слегка коснулся губами ее ярко-красных губ. — И о чем же?

— Ты женишься на мне?

— Гм-м, — проговорил он, — думаю, если мы не поженимся, люди начнут болтать о нас невесть что. Ты согласна?

Она вполне недвусмысленно дала ему это понять.