Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Узы любви

ModernLib.Net / Исторические любовные романы / Кэмп Кэндис / Узы любви - Чтение (стр. 1)
Автор: Кэмп Кэндис
Жанр: Исторические любовные романы

 

 


Кэндис Кэмп

Узы любви

ЧАСТЬ I

БОСТОН

Глава 1

Миссис Миллер обратила суровый взгляд на сестру, рассчитывая, что он заставит ее растеряться и затрепетать, и сказала зловещим голосом:

— Амелия! Это твоя вина! Я в том совершенно уверена.

— О, нет, Аманда! Ты сама знаешь, она меня никогда не слушает! — робко попыталась возразить мисс Амелия Фритэм.

— Именно так! — сказала Аманда, так сильно закивав головой в подтверждение правоты своих слов, что пурпурные перья на ее шляпке стали раскачиваться чрезмерно. — Ты никогда и не старалась заставить этого ребенка слушаться! В этом и заключается твоя вина, — голос Аманды звучал нравоучительно и высокомерно.

— Ничего ж себе ребенок, двадцать четыре года! — едва слышно проговорила Амелия.

— Она совершенно подчинила тебя себе, с самого первого дня, как только ты переступила порог этого дома. И без того отец ее балует и тем самым ее портит, но он мужчина, в конце концов, и ничего не понимает в том, как следует воспитывать детей, а ты, женщина, пошла у нее на поводу!

— Но, Аманда, я же пыталась что-то сделать! С самой первой минуты, с того дня, когда я поселилась здесь, я делала все в точности, как ты мне говорила. Когда же она и на этот раз не послушалась меня, я пригрозила, что запру ее в своей комнате и посажу на хлеб и воду, а она сказала… она сказала… — Амелия сделала паузу, чтобы сглотнуть подкативший к горлу комок слез, — она сказала: «Тетушка, я управляю делами в этом доме с тех пор, как умерла моя мать. Именно я приказываю слугам и ношу с собой все ключи. Полагаю, это вам следует остерегаться, как бы не попасть на хлеб и воду». Затем она подмигнула мне и рассмеялась.

— Ты так глупа, сестра! — бесстрастным голосом проговорила Аманда. — Никакая соплячка не осмелилась бы сказать это мне!

Наклонившись, Аманда перешла к изложению главной цели своего визита:

— Ладно, хватит толочь воду в ступе. Я прибыла вовсе не затем, чтобы упрекать тебя. Дело вот в чем. Обычно здравый смысл Кетрин удерживал ее от дурных и неподобающих поступков. Но сейчас! Весь Бостон гудит от разговоров и пересудов о ней. Только подумать! Ходит на верфи и работает в конторе мистера Девера! Это просто неприлично! — миссис Миллер в возбуждении вскочила и стала расхаживать по комнате.

Согласно ее иерархии ценностей, приличия стояли на первом месте, опережая чистоплотность и даже набожность. Будучи вдовой уже довольно продолжительное время, она проносила черные платья положенное число лет, а затем облачилась в пурпурный полутраур, не из уважения к покойному мистеру Миллеру (наоборот, она могла бы первой рассказать о многих его пороках), но потому, что того требовали приличия.

В изумлении Амелия наблюдала за Амандой, продолжавшей кружить по комнате. Для ее уравновешенной и даже флегматичной сестры подобное волнение было необычно. Амелия комкала в руках свой носовой платок.

С тех пор, как она восемь лет назад переехала сюда из дома Аманды, сестра не переставала упрекать ее за то, как она ведет себя с Кетрин. «Она просто ничего не понимает», — в отчаянии думала про себя Амелия.

Их сестра Алисия умерла после тяжелой болезни, продолжавшейся около года. Ее шестнадцатилетняя дочь Кетрин взяла в свои руки управление домом. Она успешно справлялась с хозяйством, слуги почитали ее и любили. Ее характер отличался упрямостью, смелостью и независимостью. И хотя она гостеприимно встретила тетушку Амелию, ей и в голову никогда не приходила мысль, что гостья может стать новой хозяйкой дома и заменить ее покойную мать. Амелия быстро пришла к выводу, что для нее же будет лучше оставить все, как есть, и ни во что не вмешиваться. Ее мягкая натура предпочитала покой хлопотам и заботам экономки и ключницы. Она не умела приказывать.

Ее жизнь здесь оказалась куда приятней, чем в доме старшей сестры. Сама Аманда безжалостно тиранила ее, и, кроме того, Амелии приходилось терпеть плоские и пошлые шуточки и насмешки дочерей Аманды, вечно ходивших с надутыми губами. Теперь же единственной занозой в сердце Амелии оставались визиты Аманды, во время которых она постоянно распекала ее за Кетрин.

Независимое поведение племянницы обижало Аманду. Ну, а самым большим грехом Кетрин было то, что она оставалась в девицах, несмотря на свой уже вполне зрелый для замужества возраст. Не то, чтобы Аманда не одобряла ледяное поведение Кетрин в отношении мужчин, скорее наоборот. В ее глазах строгие платья Кетрин и ее надменные манеры были вполне пристойны. Но нетерпимым обстоятельством было то, что Кетрин получила несколько выгодных предложений руки и сердца и отвергла их. И самым возмутительным, конечно, было, что собственный сын Аманды, Джеймс Истлэнд Миллер четвертый, оказался в числе отвергнутых.

— Вчера Матильда Крэншоу сказал мне, что находит поведение Кетрин непристойным. Я почувствовала себя униженной ее словами, — вскипала Аманда.

— Опять вы ругаете тетю Амелию, тетя Аманда? — прозвучал с порога спокойный голос.

— Кетрин! — Аманда резко повернулась, и ее глазам предстала стройная фигура ее племянницы, стоявшей в дверном проеме.

— Поскольку, очевидно, причина вашего гнева я, почему бы вам не поговорить со мной без околичностей? — произнесла она, быстро войдя в комнату и усевшись в кресло. — Тетушка, не позвоните ли вы в колокольчик, чтобы пришла Энни, мне ужасно хочется чаю. Вы, тетя Аманда, не желаете ли чаю или чего-нибудь прохладительного?

— Нет, не хочу. Юная леди, да будет вам известно, что вы подрываете репутацию вашей семьи!

— В самом деле? — брови Кетрин изогнулись вопросительной дугой.

— Не стоит напускать на себя такой вид! Не строй из себя оскорбленную невинность! — огонь ее праведного гнева разгорелся с новой силой при виде Кетрин, спокойно сидевшей в кресле в своем серо-голубом платье с воротничком и отворотами рукавов, блиставшими безупречной белизной, ни единый волосок не выбивался из ее аккуратной прически. — Ты прекрасно знаешь, что я говорю о твоей последней выходке!

Губы Кетрин слегка дернулись, но она лишь сказала:

— Выходке, тетя Аманда?

— Да, выходке! А как еще назвать твою работу на верфях отца? Кетрин, это просто неприлично!

— Может, и строительство кораблей, и отправление тюков с чаем в гавань тоже неприличны, тетушка? Я патриотка. Из-за этой войны с Югом почти все папины клерки ушли в армию. У него остался лишь Тедди Матиас, которому всего четырнадцать лет. А заказы увеличились, потому что военному флоту нужны корабли! Я уже доказала, управляя этим домом, что обладаю деловыми качествами. Было бы неприлично с моей стороны не помочь отцу вести бухгалтерию.

— Но для хорошо воспитанной молодой женщины…

— Да ну же, тетушка Аманда! Я больше не девочка, чтобы сидеть дома в неге и тепле, словно глупая гусыня, и ждать, когда кто-нибудь женится на мне. Мне двадцать четыре года, и я вполне смирилась, даже если вы не можете к этому спокойно отнестись, что мне уготована участь старой девы. Мне нужно хорошо изучить и досконально узнать дело моего отца, когда-нибудь мне придется управлять им.

— Кетрин, для этого есть стряпчие, поверенные в делах и маклеры, а еще лучше для этой цели подошел бы муж. У тебя еще не все потеряно, ведь мой Джейми все еще мечтает о тебе.

— Вы имеете в виду, мечтает о моих деньгах? — резко поправила тетушку Кетрин. — Ах, давайте не будем ссориться! Поверьте мне, шансов выйти замуж у меня не осталось, и я не намереваюсь поручать дело отца чужим людям, и папа меня поддерживает. В том, что я сейчас делаю, нет ничего дурного. На верфи я хожу с папой, и моя служанка приходит со мной и сопровождает меня домой после работы. Весь день я провожу в обществе подростка и наполовину слепого старика, и мой отец, вдобавок, все время тоже находится поблизости. Как это может быть непристойно или неприлично?

— Неприлично работать! Если уж тебе захотелось помочь армии, почему бы не сделать это через организацию «Помощь женщин армии»?

— Скатывать перевязочные бинты и вязать носки? Я помогаю строить корабли!

— Да, но посмотри на себя, все руки в чернилах! Вокруг глаз морщины, оттого что ты целый день, прищурившись, разглядываешь цифры. Кетрин, настоящей леди не пристало трудиться в конторе! Не говоря уже о том, что ты общаешься с людьми низкого общественного положения: с этим сорванцом и сумасшедшим старым моряком. Ты меня приводишь в отчаяние, Кетрин!

— Ну что ж, мне очень жаль, но если я не могу быть леди и в то же время делать в своей жизни что-либо полезное для общества, то, сдается мне, вам придется и дальше отчаиваться, тетушка! Я собираюсь продолжать свою работу на верфях моего отца.

— Отлично! — уязвленная до глубины души Аманда Миллер подхватила перчатки и зонтик и ринулась к двери, рядом с ней засуетилась Амелия, заламывая руки и умоляя ее не сердиться.

В дверях Аманда остановилась и произнесла напоследок:

— Не говори потом, что я тебя не предупреждала! Кетрин вздохнула и принялась пить чай. Однако ей не удалось получить удовольствие от чаепития, потому что тетя Амелия, призвав себе на помощь всю свою храбрость, вернулась в комнату, чтобы внести и свою лепту в увещевание племянницы.

— Как бы мне хотелось, чтобы ты и Аманда не ссорились! Ведь вы очень похожи друг на друга!

— Похожи? Пожалуйста, тетушка, не оскорбляйте меня!

— Кетрин, ты упряма и своевольна, как она, вот почему вы не можете без ссор общаться!

Девушка вздохнула и посмотрела на свою тетю. За последние восемь лет она ее полюбила. Одному Богу известно, какое это было глупое и робкое создание, но она была добра и отзывчива. Она так никогда и не вышла замуж, потому что ей не хватало красоты ее сестры Алисии и бульдожьей решительности Аманды. Семья Фритэмов была благородна по происхождению, но бедна, и потому тетушка Амелия вынуждена была жить за счет своих родственников. Кетрин понимала, что и с ней могло приключиться то же самое, не будь у нее отцовского состояния. Она жалела Амелию и старалась быть к ней снисходительна.

— Кетрин, я знаю, что, быть может, скажу сейчас то, что ты не хотела бы от меня услышать, но, надеюсь, это не слишком тебя раздражит. Я знаю, что должна согласиться с Амандой. Я знаю, что она очень досаждает тебе, но на этот раз, полагаю, она права. То, что ты делаешь, не… не… неприлично, — мужество ее покинуло, голос ослаб и затих.

— Тетя Амелия, я с уважением отношусь к вашему мнению, но поступать я буду так, как считаю нужным. Я уверена, что делаю именно то, что следует. Пожалуйста, не будем больше об этом!

Амелия вздохнула, зная, что, как всегда, ей не удалось выполнить свои обязанности:

— Конечно, раз ты так считаешь…

— Хорошо! Сейчас, думаю, мне следует проверить домашние счета. Сегодня у нас кто-нибудь будет к обеду?

— Мистер Стифенс и его дочь Лилиан.

— Как ужасно!

— Кетрин, пожалуйста, если бы ты хоть немного постаралась…

— Знаю, знаю, я могла бы подцепить почтенного мистера Стифенса! Вот только у меня нет никакого желания стать мачехой девочки, которая лишь на шесть лет младше меня, и еще меньше у меня желания стать женой этого алчного пустомели!

— Кетрин! — ахнула в ужасе тетушка.

Кетрин быстро вышла из комнаты и, размашисто шагая, прошла через холл в кухню. Про себя она подумала, что, пожалуй, если еще раз услышит это «Кетрин!», то завизжит изо всех сил. Временами ей казалось, что она никогда не слышала, как ее имя произносится с любовью.

Никогда? Эта мысль заставила ее внезапно остановиться. Она принялась вспоминать. Ее мать, возможно, произносила «Кетрин» с любовью, но не отец — он всегда был слишком занят. Старый Чарли Кези, одноглазый моряк, который подметал контору ее отца, да, он выказывал к ней любовь, вырезал ножом из дерева игрушки для нее, рассказывал ей разные морские байки, выслушивал ее жалобы, но она никогда еще не слышала своего имени, произнесенного юношей, который прошептал бы его нежным голосом, полным желания.

Пара джентльменов, правда, признавались ей, что желают на ней жениться. Но никто еще не любил ее. Те джентльмены думали, «это будет удачный брак», «из нее получится достойная жена, с которой не стыдно будет показаться в обществе»… Она заставила себя стряхнуть все эти размышления и внутренне собраться. Хватит этих глупостей! Стоит столб столбом в этом холле и мечтает! Пора приниматься за работу!

Но когда Кетрин стала проверять счета, цифры в которых были выведены экономкой изящным, похожим на паутину почерком, у нее разболелась голова. Счета находились, как всегда, в порядке. Ребекка Вудс была добросовестной, никогда не ошибавшейся экономкой, что легко угадывалось даже по ее внешности, начиная с аккуратно уложенных седеющих волос и кончая подошвами ее не очень модных, но практичных туфель. Она была честна и верна хозяевам, зорким, орлиным глазом присматривая за служанками и зная все до последней крошки, где что лежит. Кроме того, она прекрасно готовила. Кетрин отлично понимала, что большего нечего было и требовать, но, все же, случалось, иногда она страшно скучала по Бетси Картер, домохозяйке ее детства, которая три года назад оставила работу.

Была бы сейчас здесь Бетси, она бы суетилась вокруг Кетрин, как заботливая наседка, принесла бы ей большой стакан молока и поднос с горой свежего и сладкого домашнего печенья. Кетрин вздохнула, припомнив время, проведенное ею в детстве в этой теплой кухне, где она слушала Бетси и училась у нее готовить, шить, латать порванные и прокаленные дырки. Насколько приятнее все это было часов, потраченных ею на уроки рисования, игры на фортепиано, светского разговора, каллиграфии, вышивки и чтения, на которых каждая ошибка сопровождалась резким ударом по кисти руки.

Обладая острым, проницательным умом и схватывая все налету, она преуспевала в школе для юных леди, которую держала мисс Харрингтон. Будь она юношей, стремящимся попасть в Гарвардский университет, ей пришлось бы изучать и греческий, но ей и без того преподавали латинский и французский, знакомили с началами геометрии, погружали в глубины античной классики и поэзии Шекспира, купированной, разумеется, чтобы не смущать вольностями скромность несведущих девушек. Этого образования было более чем достаточно, чтобы отпугнуть не одного робкого ухажера.

Однако подлинная причина, хотя Кетрин этого и не осознавала, была в том, что она сама внушала страх и неуверенность в себе большинству мужчин, знакомившихся с нею. Ее внешность была привлекательна, она была высока и обладала красивой фигурой с развитыми, зрелыми формами, скрывавшимися блузами с высокими воротниками и пышными кринолиновыми юбками. Ее лицо как будто вышло из-под резца античного скульптора — высокие широкие скулы, прямой нос, сильный и решительный подбородок, четкие линии рта. В чертах ее лица легко прочитывались настойчивость и непреклонность. Глаза ее были большими, странного, почти золотого цвета, какой бывает у темного меда. Ее густые вьющиеся волосы, которые она стягивала в пучок на затылке, были рыжевато-коричневыми и совпадали по цвету с глазами. Ее внешность была слишком непривычна для жителей Бостона, славившихся своими викторианскими вкусами и нравами. Кетрин не считали красивой, а ее поведение никак уж нельзя было назвать притягательным для любого молодого человека с романтическими представлениями о любви. Она казалась ледяной, безразличной и подавляла своими знаниями и образованностью.

Неудивительно, что молодые люди по большей части избегали ее. По мере того, как уходили годы, она становилась все более независимой, сдержанной и даже принялась носить одежду блеклых расцветок, типичных для старых дев: все темно-голубые, серые и коричневые тона. Мужчины, которые пытались ухаживать за ней, были скучны и лишены жизнерадостности, они полагали, что Кетрин, подобно им, рассматривает брак как обычную деловую сделку без всякой романтической чепухи.

К несчастью для них, в душе Кетрин сохранилось достаточно теплоты, о чем мало кто и подозревал, и брак по расчету ее не прельщал. Она уже почти заключила, что не в состоянии кого-либо полюбить, но и в этом случае не собиралась выходить замуж по расчету. Это и было причиной, по которой визит мистера Генри Стифенса вызвал в ее душе протест, и она с раздражением подумала про себя: «И за Стифенса я не выйду тоже!»

— Мисс Девер, в порядке ли счета?

— Что? — Кетрин оторвала глаза от бумаг и отсутствующим взглядом уставилась на экономку. — Ах, да! Все в порядке, как обычно. Я должна сделать вам комплимент, миссис Вудс.

— Благодарю вас, мисс.

Кетрин поднялась в свою комнату по лестнице, ведущей в нее прямо из кухни, и колокольчиком вызвала горничную, бойкую рыжеволосую ирландскую иммигрантку по имени Педжин Шонесси.

— Мне нужно одеться к обеду, Педжин. У нас в гостях будет мистер Стифенс.

— Фу, этот мистер! — сказала Педжин, с отвращением сморщив нос.

— Именно так! С ним придет и его дочь. У меня что-то разболелась голова, и думаю, неплохо было бы сделать другую прическу, с распущенными волосами.

— Конечно, мы все сделаем, как надо, — произнесла девушка, умело распуская из узла всю тяжелую массу роскошных волос Кетрин и расчесывая их по всей по длине, глубоко вонзая в них костяной гребень.

Попав в ее искусные руки, Кетрин расслабилась, и боль, пульсировавшая в ее висках, утихла.

— Ну а теперь, — сказала Педжин, — мы протрем ваши виски розовой туалетной водой и распустим слегка корсет. Вы приляжете и немного отдохнете, пока я буду гладить ваше платье к сегодняшнему вечеру.

Кетрин устало улыбнулась:

— Пегги, ты просто ангел!

— Какое платье вы намереваетесь надеть? Темно-голубое?

— Нет, что-нибудь более… более…

— Что-нибудь побезобразней? Вы правы! Темно-голубой цвет слишком прекрасен для таких гостей!

На губах Кетрин, уткнувшейся носом в подушку, появилась сонная улыбка.

* * *

Вечер оказался именно таким, каким она с содроганием его себе и представляла. Одетая в серое, отливавшее перламутром, вечернее платье со скромным воротником из белых кружев — оно было выбрано Пегги как самое безобразное — Кетрин сухо и чопорно приветствовала гостей. Мистер Стифенс, осанистый и дородный седеющий джентльмен, галантно склонив голову, поцеловал ей руку, прошептав при этом, что ее красота его покоряет.

Она быстро выдернула руку из его пальцев и повернулась к его дочери, чей веселый взгляд подтвердил сказанное незадолго Пегги: «Ну вот, теперь, мисс Кетрин, вы выглядите так невыразительно, что хуже некуда».

Сама Лилиан Стифенс была образчиком викторианской красоты, в рамки которой никак не вписывалась Кетрин. Волосы Лилиан представляли собой массу мягких золотистых локонов, глаза были огромными и голубыми, маленькие пухлые губы выглядели очень соблазнительно, а кожа по цвету походила на розовато-белый китайский фарфор. Ей едва исполнилось восемнадцать, и она недавно впервые выехала в свет, и потому на ней было белое платье.

— Я так рада видеть вас, мисс Девер, — проговорила она тихим девичьим голоском, но для Кетрин не составило труда разглядеть в глазах Лилиан затаенную злобу.

Кетрин повела гостей в столовую, размышляя про себя о причинах ее ненависти. «Должно быть, она думает, что я стану ее мачехой, — решила она и чуть не рассмеялась вслух. — Если бы только она знала, какое отвращение вызывает у меня ее отец!»

Беседа за обеденным столом по обыкновению тех дней была посвящена войне. Мистер Стифенс муссировал тему о неспособности военно-морского флота противостоять рейдам южан:

— Этот прощелыга Рид все прошлое лето совершал налеты на побережье, вплоть до Портлэнда, сея повсюду хаос и разрушение. Он даже сжег федеральное таможенное судно! И это с помощью небольшого краденного кораблишки, на котором всего-то была одна шестифунтовая пушка и несколько квакеровских орудий.

— А что такое, эти квакеровские орудия? Я так запуталась в этих военных терминах! Вы не разъясните мне, мисс Девер, — попросила Лилиан.

Кетрин живо интересовалась военными событиями и знала, что такое квакеровские орудия.

— Это подделка, камуфляж, мисс Стифенс, круглые куски дерева, покрашенные и установленные так, что выглядят совсем как пушка, — ответила она.

— Но мог же флот изловить их? Так нет! — продолжал мистер Стифенс. Упустили из-под носа! Кто его и поймал, в конце концов, так это граждане города Портлэнда! И думаете, повесили его? Нет, черт побери!.. О, простите меня, мисс Девер! Они просто-напросто посадили его в форт Уоррен. А возьмите этого контрабандиста по имени Хэмптон! Пират, вот кто он! Его следует повесить, и все тут!

Кетрин, раздраженная речами и поведением, видом, самим присутствием Стифенса, сказала:

— Но ведь это война, не так ли, мистер Стифенс?

— Мятеж, мисс Девер! — на его лице появилась льстивая улыбка. — Конечно, я не жду от такой красивой женщины, как вы, чтобы вы понимали разницу между войной и мятежом.

— Я очень хорошо понимаю разницу, мистер Стифенс! Но то, что нам кажется изменой, для них — война за независимость, и я не могу не думать, что англичане в свое время относились к Джону Полю Джонсу как к пирату.

— Кетрин Девер! — громко произнес ее отец, его голос звучал грозно, но в глазах мерцали веселые огоньки. — Это первое высказывание в пользу мятежников, которое я от тебя слышу!

— Вовсе не в пользу мятежников, папа, ты же меня знаешь! Но я полагаю, что политический спор о том, может ли какой-то штат отделиться от Союза или нет, на самом деле служит обеим конфликтующим сторонам маскировкой их подлинных целей в этой войне.

— А каковы же истинные цели, по вашему мнению? — спросил Стифенс, его голос прозвучал на удивление терпимо.

Мистер Девер, хорошо знавший свою дочь, спрятал улыбку, понимая подлинное намерение слов Стифенса, рассердивших Кетрин. Он всего лишь навсего хотел сделать комплимент, но реакция Кетрин на его слова отнимала и ту небольшую надежду, что у него, рассчитывавшего завоевать ее расположение, еще оставалась.

— Главные вопросы, решаемые военными действиями, — это, во-первых, сохранение или отмена рабства и, во-вторых, выяснение, какая часть страны, Север или Юг, будет доминировать в Союзе.

— Циничное замечание, Кетрин!

— Скорее реалистичное, папа! Люди не затевают войну из-за юридических тонкостей. И хотя я принадлежу к аболиционистам, не думаю, что все упирается в сохранение рабства. Мне кажется, что еще со времен основания страны Север и Юг пошли разными дорогами, с каждым годом все более и более отдаляясь друг от друга в экономике, образе жизни, философии и политике. Они стали настолько различны, даже противоположны, что примирение теперь уже невозможно, кто-то один должен победить и диктовать свои условия другому. Юг понял, что власть ускользает у него из рук, когда мистера Линкольна избрали президентом, вот почему южане отделились, чтобы попытаться сохранить свою власть. А мы должны разбить их, чтобы установить свою власть. И я считаю, что глупо притворяться, будто это не война, а восстание мятежников. Конечно, мы можем называть моряков предателями и пиратами и вешать их за это, но то, что они совершают, всегда делают солдаты на войне.

— Браво! — Лилиан восхищенно засмеялась и захлопала изящно своими белыми руками. — Мисс Девер, вы рассуждаете не хуже мужчины! — воскликнула она и бросила в ее сторону взгляд, полный торжества: теперь ее отец должен будет крепко подумать, прежде чем жениться на этом образованном синем чулке.

Мистер Девер вздохнул. Он был деловым человеком до мозга костей, он в свое время хотел сына и никогда не обращал особого внимания на дочь. Но когда его жена умерла, а Кетрин с успехом заменила ее по дому, он начал ею восхищаться, и его восхищение возрастало по мере того, как шли годы: она была, к тому же, хорошим другом, способным поддержать и вести умную беседу, она интересовалась самой сутью вещей и впитывала в себя, как губка, те сведения и знания, которыми с ней делился отец, а он, неожиданно для себя, стал прислушиваться к ее мнению.

Последние несколько месяцев он был очень доволен тем, как Кетрин вела дела в его конторе, и понял, что она заменила ему сына, которого ему так и не довелось иметь. Но в то же время его тревожило, что эти же деловые качества мешают ей обрести счастье в любви и семье. Мистер Девер очень хотел увидеть свою дочь в счастливом браке, обзаведшуюся своим собственным домом и детьми. Но она отпугивала неуверенных в себе мужчин, а таких надутых и самоуверенных, как Стифенс, прокалывала, словно пузырь.

Не то, чтобы ему так уж хотелось видеть Стифенса своим зятем, он знал, что у Кетрин вкус более изысканный, но она должна была выйти замуж. Он симпатизировал одному флотскому лейтенанту, который до войны служил в торговом флоте. Если он уцелеет на войне и вернется, то, возможно, продвинется по службе и когда-нибудь станет капитаном судна. Конечно, по общественному положению он был ниже Кетрин, но Джошуа Девер не придерживался суровых взглядов в этом отношении, в конце концов, он сам тоже не был ровней своей покойной жене. Этот лейтенант казался Джошуа хорошим, надежным парнем, который смог бы заботиться о Кетрин и взять в свои руки управление верфями после его смерти.

Ему также казалось, что этот человек был неравнодушен к Кетрин. Он частенько заглядывал в контору под тем или иным предлогом. Но вне всякого сомнения, разница в общественном положении, по мнению лейтенанта, была непреодолимой, и к тому же, если бы Кетрин дала бы однажды волю своей образованности в его присутствии, больше он не осмелился бы показаться ей на глаза.

Иногда мистер Девер очень желал отвести лейтенанта в сторонку и растолковать ему, что его дочь не принадлежит к тем, кто выбирает себе мужа из списка и что те ее особенности, которые могут отпугнуть любовника, приобретут ценность, когда она станет замужней женщиной. Но поскольку мистер Девер был довольно сдержанным человеком, такого разговора так и не состоялось. Вместо этого он со вздохом пожелал Кетрин научиться придерживать язычок, когда нужно.

После резкого ответа Кетрин беседа за столом не клеилась, поскольку мистер Стифенс разобиделся. Сам Девер не особенно был разговорчив, а Кетрин в душе кипела, возмущенная снисходительным тоном Стифенса, и потому вся тяжесть необходимости поддерживать за столом беседу легла на Лилиан, но она, обычно хранившая за обедом скромное молчание и ничего не имевшая за душой, кроме уверенности в своей привлекательности, с трудом справлялась с этой задачей.

В отличие от своих ровесниц с Юга, она не была обучена искусству привлекать к себе внимание, и в ней не было огонька и задора тех, у кого умение развлекать общество является божьим даром. Так что разговор сидевших за столом сосредоточился на смене блюд, и как только обед закончился, гости не стали задерживаться.

Когда Стифенсы ушли, Кетрин с отцом удалились в его кабинет, чтобы перед сном поговорить наедине за стаканчиком шерри. Джошуа (Кетрин часто удивлялась, как это ее дед с бабкой, бывшие родом из Новой Англии, додумались присоединить такое имя, как Джошуа, к фамилии Девер явно французского происхождения) прикурил и, задумчиво попыхивая сигарой, некоторое время посидел молча, прежде чем начать беседу.

— Стифенс упомянул о форте Уоррен, а это, в свою очередь, напомнило мне о том, что произошло после того, как ты ушла сегодня с верфей.

— А что произошло?

— Один джентльмен из форта Уоррен обратился ко мне с предложением, касающимся некоторых пленных конфедератов. Они хотят, чтобы мы использовали их на работах по строительству судов.

— Пленных?

— Да. Ты же знаешь, как нам не хватает рабочих, а военно-морское министерство требует, чтобы этой зимой мы спустили на воду как можно больше кораблей. Мы неплохо бьем южан на западном фронте, установили морскую блокаду, а теперь еще осадили и Геттисберг, так что весной возможно будет сделать еще одно усилие и покончить с рейдами южан. Наш флот сильнее, и блокада доказывает это, но рейды мятежников просто головная боль.

— Но разумно ли использовать пленных конфедератов? Не будут ли они работать спустя рукава и не займутся ли саботажем?

— У меня возникли такие же сомнения, но майор Ахерн представил мне следующий аргумент: они намереваются использовать пленных только при сооружении торговых судов, нам ведь нужно выпускать и такие корабли, и вряд ли пленные будут плохо работать, это же не то, что строить боевой корабль, который будет стрелять по их товарищам. Зато мы сможем часть наших рабочих перевести на строительство военных судов. Ну и, конечно же, нам придется строго следить за работой пленных, и если они займутся вредительством, мы перестанем их использовать.

— Разумеется, дела пойдут быстрее, когда они придут на верфи, и это дешевая рабочая сила, — размышляла Кетрин.

— Ахерн говорит, они надеются, пленные будут рады провести некоторое время вне тюремных стен, и потому, должно быть, будут хорошо работать, чтобы не лишиться этой возможности.

— Но опасность побега пленных их не беспокоит?

— Они будут в кандалах и под усиленной охраной, и, кроме того, беглецам необходимо пройти слишком большой путь по вражеской для них территории, чтобы добраться до своих. Побег маловероятен.

— Ну что ж! Тогда я не вижу вреда в том, чтобы попробовать!

— И я согласен. Я зайду завтра к Ахерну и скажу ему об этом. Он обрадуется, ведь они мечтают получить денежки, которые я буду платить им за пленных. Единственная проблема для нас с тобой… Возможно, будет лучше, если ты перестанешь ходить на верфи.

— Чепуха! — заупорствовала Кетрин. — Вне всякого сомнения, некоторые старые курицы заквохчут при одной мысли о том, что я буду находиться всего в нескольких стах футах от пленных, но мне до этого решительно нет никакого дела. Не думаю, что моя репутация будет от этого навечно запятнана. Едва ли я буду вступать с ними II контакт. И теперь ведь на верфях будет еще больше работы!

— Да, но сама мысль о том, что молодая женщина находится рядом с пленными… Это не годится, Кетрин!

— О, папа! Я же не стану подстрекать их к бунту! Пожалуйста! Я уверена, все будет хорошо, — она подошла к отцу и наклонилась, чтобы поцеловать его в щеку. — Спокойной ночи, папа!

— Спокойной ночи, дорогая! — сказал со вздохом мистер Девер.

Он понимал, что для Кетрин было неприлично продолжать теперь работу в его конторе на верфях, но он также понимал и то, что позволит ей остаться, потому что лейтенант Перкинс будет заходить туда, чтобы увидеть Кетрин, мужества зайти к ним домой ему, конечно, не хватит.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24