Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Сыны Зари

ModernLib.Net / Зарубежная проза и поэзия / Кертис (I) Джек / Сыны Зари - Чтение (стр. 15)
Автор: Кертис (I) Джек
Жанр: Зарубежная проза и поэзия

 

 


      – Нельзя ли нам поговорить?
      – Вы канадец?
      – Британец.
      – В самом деле?
      Хозяева снова расставили по местам своих птиц. Санчес переглянулся с букмекером.
      – Вам бы надо поставить что-нибудь на этого. Шансы немного уменьшились, но людям этот летун не нравится.
      Шум возрастал, зрители выкликали по именам своих фаворитов, спорили, смеялись, заключали пари. Кэлли почти не слышал Санчеса.
      – А как мне это сделать? – спросил он.
      Не поворачиваясь, Санчес протянул руку. Кэлли дал ему десятидолларовую бумажку. Голова букмекера подпрыгнула. Серовато-коричневый петух отступил, делая выпады в стороны, как боксер. Синий взлетел на подрезанных крыльях, акробатически изогнувшись, чтобы нанести скользящий удар. Его шпора зацепила крыло противника, и птицы закружились, вытянув шеи друг к другу, потом одновременно бросились в атаку, отчаянно колотя шпорами. Глаза их остекленели от ярости. Синий на мгновение отодвинулся, и судья тут же окликнул другого хозяина. Раздались сердитые выкрики зрителей.
      Хозяин серовато-коричневого петуха выдернул у него перо из хвоста и приложил пушок на конце пера к ране на шее, чтобы остановить кровь.
      – Видели? – осклабился Санчес. – Ваши деньги целы.
      – Так мы можем поговорить?
      – Здесь сейчас пойдет борьба голыми шпорами. Я знаю самый верный путь к удаче. – Он взглянул на другую сторону арены, где стояла, чего-то ожидая, толстая женщина в блузке со шнуровкой. У ее груди приютился большой, грифельного цвета, петух.
      – Так делайте ставку.
      – Сейчас рано. С голыми шпорами бой будет долгим. Он медленно начинается. Я могу удвоить ставку после первого удара и получить более крупную разницу.
      – Рискните, – сказал Кэлли, – и я удвою вашу ставку за вас.
      – Пятьдесят, – сказал Санчес. – Это будет и вашим выигрышем тоже.
      Серовато-коричневый петух с торжествующе важным видом прогуливался по кругу, длинношеий, с мощной спиной. Глаз его горел безумием восторга. Он понесся на противника и, встав на одну ногу, толкнул его, а потом нанес удар. Синий петух увернулся от стальной шпоры, набрал высоту и, нырнув, как чибис, спикировал на противника, нанеся ему удар в голову. Серовато-коричневый упал, а синий, преследуя его, приземлился, полный упоения победой, и стал топтать соперника, вонзая шпоры в его сердце, словно нажимая на педали.
      Санчес забрал выигранное, затолкнул половину пачки денег в карман рубашки, а вторую половину вернул букмекеру. При этом он что-то сказал ему на ухо, а тот уставился в землю, словно это могло помочь ему сосредоточиться. Потом он быстро взглянул на толстую женщину, державшую петуха со шпорами без наконечников.
      Снаружи небо было уже сумеречно-черным, а воздух теплым и душным. В направлении короны городских огней упал метеор. Санчес отошел на некоторое расстояние и уселся, скрестив ноги, на голую землю. Поблизости стояли пустые, заброшенные здания, стены кое-где обрушились, крыши оползли...
      – Я здесь тоже рискую, – сказал Кэлли. – Чем более неравны шансы, тем крупнее выигрыш.
      – Я так прикидываю, что вы, может, и выиграете.
      – Вы работаете на человека по имени Гуго Кемп.
      Санчес залез в карман рубашки и вытащил оттуда промасленную самокрутку. Он прошелся по всей ее длине пальцами, разглаживая вмятины.
      – Это верно, – сказал он, – работаю.
      Он вставил эту самокрутку с наркотиком в рот и поднял обе ладони ко рту, раскуривая ее. Тусклый свет колебался на ветру, окаймляя тенями его губы, ноздри, глазные впадины.
      – Я бы хотел, чтобы вы поработали на меня. Совсем недолго.
      Санчес рассмеялся, затягиваясь, и задержал смех вместе с дыханием на пару секунд.
      – Вы правы. Насчет шансов, – сказал Санчес, выдохнув эти слова на длинной ленте дыма.
      – Я что, понапрасну трачу время? – спросил Кэлли.
      – Может быть, может быть...
      – Он собирает картины. Иногда он собирает картины, которые нужны мне.
      Кэлли решил импровизировать, например, сказать Санчесу, что на рынке появилось нечто такое, чего, мол, страстно хотят и Кемп, и он сам. Ну а маленькое шпионство должно понемногу вызреть в большое – что-то в этом роде. Кэлли предполагал, что Санчес ничего не знает об этом процессе, поскольку просто занимается присмотром за своей охранной командой.
      – Вам нужен Дега, – сказал Санчес.
      В коротком молчании Кэлли не было ничего, разоблачавшего его: ведь он и в самом деле был захвачен врасплох, словно Санчес прямо подошел к сути дела, до которой Кэлли намеревался добираться медленно.
      – Да, – ответил Кэлли, – Дега.
      – Тогда вам нужен не я. Вы должны поговорить с Генри Глинвудом. Кроме того, Глинвуд не станет делать то, что вы просите сделать меня. Он человек Кемпа.
      – Да ну?
      – И душой, и телом.
      – А вы?
      Санчес собрал в ладонь пепел и глубоко затянулся. Дым повалил из его ноздрей. Его тут же подхватывал ветерок и разносил в разные стороны.
      – Вам это не поможет, – сказал он. – Мне не удастся услышать что-нибудь об этом хламе.
      – Но вы же знаете о Дега.
      – Ну, мы иногда катаемся на лошадях в пустыне. Он со мной болтает. Только, – Санчес коротко засмеялся, – болтает он сам с собой. А я просто поблизости, пока он это делает. Но я не знаю обо всех этих сделках, понимаете? Кто, откуда, когда, сколько.
      Кэлли подумал, что раз уж они зашли так далеко, то можно и предложить Санчесу немного поторговаться.
      – Нет, я прошу не об этом, – сказал он.
      Санчес тут же поднял голову, изображая полное внимание. Он снова затянулся самокруткой и задержал дыхание.
      – Я хочу поставить туда жучок и хочу, чтобы вы сделали это для меня.
      – А как же я это сделаю?
      – Мне надо вам рассказать?
      – Так вы же здесь именно для этого.
      Со стороны прямоугольника резкого белого света, футах в пятидесяти от них, долетел гул криков и свист. Сквозь распахнутый дверной проем Кэлли видел суету вокруг арены и тени, теснящиеся на стенах. Все сейчас стало сплошной авантюрой, сплошным риском.
      – Уточните типы телефонов в гостиной и в спальне Кемпа. Дайте мне знать об этом. А потом вы войдете туда с двумя абсолютно такими же телефонами, а те, которые стоят там сейчас, уберете.
      – И всего-то? Заменить пару телефонов?
      – Этого вполне достаточно.
      – Теперь давайте послушаем, что вы сделаете, – глубокомысленно кивнув, сказал Санчес.
      – Я дам вам треть закупочной стоимости Дега.
      – Что-что?
      – Сто тысяч долларов, возможно, немного больше, – сказал Кэлли, выхватив эту сумму из воздуха.
      – Треть этой трети вперед.
      – Это невозможно, – развел руками Кэлли.
      Санчес распрямил ноги и посмотрел в сторону арены.
      – Я бы мог там сделать свое недельное жалованье.
      – Я сам не покупатель, – сказал Кэлли. – Я работаю на этого покупателя. Он не знает, как я это делаю. Не думаю, чтобы он сильно возражал, но я бы предпочел не выяснять у него этого. А кроме того, это мое дело, а не его. Я получаю комиссионные при продаже, понимаете? Если я уведу эту вещь из-под носа Кемпа и представлю моему покупателю, он возьмет именно меня, когда ему снова понадобится агент. Кемп часто бывает на рынке картин. Эти жучки, которые вы там воткнете, не изнашиваются, так что я смогу подслушивать его в любое время. Это для меня очень много значит. А вам я не смогу заплатить до тех пор, пока не куплю эту вещь и не продам ее. Я отдам вам свои комиссионные – это очень хорошие деньги. Я вам сказал, что наша затея дает мне огромное преимущество на любом аукционе, где Кемп будет покупателем. Мы можем потолковать о том, какую долю будете получать вы. Всякий раз, когда я смогу помешать Кемпу в том или ином деле, вы будете в выигрыше. Но я не смогу заплатить вам до тех пор, пока мне не заплатят. А если это сработает, если я услышу что-то такое, что смогу использовать, и это выгорит, тогда мы оба хорошо подзаработаем, вы – прямо сейчас, а я – попозже. – Кэлли не мог понять, оказывали ли его слова какое-либо воздействие на Санчеса: тот повернул лицо к свету арены, а щека его была в плотной тени. – Вы же игрок. Риск тут невелик, а вознаграждение отличное.
      – Риск невелик для вас, – сказал Санчес, не поворачивая головы.
      – Так вы не сможете сделать это? Пару телефонов внести, пару вынести.
      – Это можно.
      – Но вы не должны оставаться там. Только жучки. – Кэлли засмеялся. – Найдите другую работу, а то и вовсе уезжайте отсюда. Деньги все равно будут продолжать поступать. Подумайте об этом, я полагаюсь на ваше молчание. Если я обману вас, пожадничаю, вы в любое время можете позвонить Кемпу и, не называя себя, рассказать, что ему следует поискать в своем доме. И все мои преимущества исчезнут. Господи, да вы в любое время можете это сделать. Я полностью в ваших руках.
      На минуту наступило молчание. Санчес встал, и они потихоньку двинулись обратно, к арене. Карбидные лампы шипели в темноте. Санчес сказал:
      – Я спросил: «И всего-то?» Вы ответили: «Этого вполне достаточно».
      – Еще я хочу увидеть его дочь, Нину. Ведь когда Кемп уезжает, вы присматриваете за ней, так?
      Санчес приблизился к Кэлли на шаг, словно им надо было приглушить голоса. Его дыхание стало от наркотика сладковатым, а голос впервые прозвучал встревоженно:
      – Для чего она вам понадобилась? Она сумасшедшая.
      – Просто потолковать. Она должна знать, что происходит в доме. Может дать мне лучшее представление о том, что он делает, много ли денег тратит и на что именно.
      – Слишком близко. Вы хотите подобраться слишком близко.
      – Это всего несколько дней. А потом я уеду. – И поскольку Санчес не ответил, Кэлли добавил: – Мы забыли о компенсации. Это ведь заработок на целую жизнь.
      – Где я могу найти вас?
      Санчес вообще ни разу не спросил имени собеседника. Кэлли дал ему служебный адрес Карла Мэзерса. В белоснежном свете со стороны арены на фоне черного как смоль проема разрушившейся двери индейские черты Санчеса проступали почти рельефно: высокие скулы и тяжелая челюсть, крупный нос, широкая верхняя губа.
      Со стороны арены донеслись нестройные возгласы, а за ними крики и бессвязное бормотание. Санчес полуобернулся, потом внимательно взглянул на Кэлли и сказал:
      – Хорошо.
      Он протянул руку, и когда Кэлли пожал ее, у него было ощущение, что он держит холодного таракана.
      – Трубка мира, – сказал Санчес.
      Шла уже седьмая схватка, и петух толстой женщины все еще был полон боевого задора. Когда она наклонилась к арене, поддерживая своего петуха и слегка задыхаясь, ее большие груди вывалились из-под блузки. Головы обоих петухов звучно стукнулись друг о друга, а лапы молотили по воздуху. Айра Санчес предложил пари, и букмекер кивком принял его.
      В это время года Кемп любил совершать верховую прогулку около восьми часов утра, до того как солнце поднимется высоко. Три раза в неделю Айра должен был оседлывать пару пони, и они с Кемпом медленно ездили среди пышных, склонившихся роз, слушая, как вода – жик-жик – обрызгивает цветы из пятидесяти специальных разбрызгивателей. Им предстояло протрусить до плоской горы в двух милях от розового сада и вернуться назад.
      Кемп будет болтать об этой земле, будто бы он знает, как надо жить на ней. Он будет путать названия растений, известных каждому индейцу с детства, он расскажет, как каждую осень журавли мигрируют с дюн в долину Серных Источников, а может, и прочтет небольшую лекцию об огромных круглых площадках для ритуальных танцев и рингах для борьбы на Земле мертвых. Как-то раз он терпеливо рассказывал Айре о специальном коде индейцев племени навахо.
      А Айра будет степенно кивать, натягивая поводья своей лошади в сторону, чтобы незаметно улыбнуться. Это не было дружеской улыбкой и означало «пошел ты ко всем чертям!».
      Айра подумал, что работа есть работа. Пора в путь.
      А еще он подумал об этом англосе. Они хотят владеть всем. Они хотят владеть друг другом.
      На стороне черного петуха было преимущество в весе и бойцовской сноровке. Он располосовал своему сопернику голову и поверг его на землю.

* * *

      Установка для кондиционирования воздуха в этом служебном помещении пыхтела, словно двухпоршневой паровоз. В холодном луче солнечного света вилась полоска дыма. Карл Мэзерс сидел за своим письменным столом с телефоном на коленях и небольшой отверткой в руке.
      – Он звонил сюда впервые. Назвал мне модель телефона, серию и цвет. Именно так! Будет здесь через час, чтобы забрать их. Что же такое, черт возьми, вы ему предложили?
      Кэлли взгромоздился на боковой валик потрепанного дивана и наблюдал за тем, как работает Мэзерс.
      – Новую жизнь, – ответил он.
      – А получит ли он ее?
      – А удается ли это кому-нибудь вообще? – развел руками Кэлли.
      – Вы философ, – заметил Мэзерс. В его руке уже лежал разобранный телефон, и он щипчиками извлекал из верхнего ящика стола круглое устройство диаметром в дюйм.
      – Вот таким манером, – проговорил он.
      – И как же это действует?
      – Ну, Кемп пользуется этим телефоном, как и любым другим. А он и есть такой же, как и все. Никто не сможет заметить в них никакой разницы. Не считая вот этой штуки, предназначенной только для вас. Кодирующее устройство. Ну знаете, как вы вставляете специальный сигнал в ваши телеграфные донесения откуда-то? Вот примерно так же. Вы набираете номер, потом подаете этот сигнал – тот же принцип. Телефон не зазвонит, потому что будет примерно двухсекундная задержка, чтобы подключить вас к устройству. Вы можете пользоваться любым телефоном, приспособленным для прямой линии, в вашей гостинице, разумеется, есть такой. Набираете девятку, а потом нужный номер, каким бы он ни был. Если же Кемп кому-то звонит, вы будете слышать обоих участников разговора. Вы также услышите все, что говорится в этой комнате, в любое время, независимо от того, снята ли трубка или нет. Просто набираете номер и слушаете, годится? Надеюсь, что этот индеец поверил всему, что вы там ему наговорили.
      – Он сообщил нам описание телефонов?
      – Да, сообщил.
      – Он собирается забрать их?
      – Да, собирается.
      – Вам ничего это все не напоминает? – пожал плечами Кэлли.
      Мэзерс улыбнулся. Он вставил в рот сигарету, но не зажигал ее, пока не кончил заново собирать телефон.
      – Один игрок в покер по имени Слим Престон несколько раз выиграл игру в трактире «Бешеная лошадь», – сказал Мэзерс. – А потом и говорит: «Не только же охотникам ходить в меховых шляпах».
      – А есть возможность записать то, что я услышу?
      – Конечно. Самое простое для вас – это миниатюрный магнитофончик, умещающийся в руке, со штепселем-присоской, который вы прилепляете к верхней части трубки. Это еще тридцать долларов, которые вы будете должны мне.
      – У вас всегда так холодно в комнате?

* * *

      В горле у Кэлли пересохло и неприятно зудело к тому времени, когда появился Айра Санчес. Индеец стоял в дверях, перекинув через плечо рюкзак, и смотрел на два телефона на столе. Потом он двинулся вперед и засунул их в мешок. Он вел себя так, словно Мэзерса здесь не было.
      – Гостиная и спальня, – напомнил ему Кэлли.
      – Мне не обязательно сразу возвращаться назад, – сказал Санчес. – Они будут там к вечеру. Часам так к восьми. – Он помолчал. – Мне надо знать, как найти вас.
      – А завтра вечером не будет петушиных боев? – спросил Кэлли. – Там я вас и увижу.
      – Нет, – сказал Санчес. – Где я сам могу найти вас?
      – Здесь, – ответил Кэлли.
      В ответ Санчес закинул рюкзак обратно на плечо. Он ждал. Кэлли назвал ему и себя, и название своей гостиницы.
      – Отлично, – кивнул Санчес. – Мы можем встретиться во время боя ,меня это устраивает.
      Когда он уходил, Мэзерс помахал ему рукой:
      – Пока, Айра, – а Кэлли он сказал: – Что ж, видимо, предполагается, что я тоже знаю все это.
      – Но он не говорил с вами.
      – Так он же имеет дело не со мной.
      У Кэлли слегка ныли зубы по всей линии десен. Ему показалось, ч тоон чувствует, как холодный воздух просачивается через его легкие, словно тающий снег в дельте реки. Ему хотелось бы оказаться на улице, но гораздо больше, больше всего на свете хотелось воспользоваться преимуществом охотника, еще разок взглянуть...
      – Мы можем прокатиться туда еще раз?
      – К дому Кемпа?
      – Просто издалека взглянуть на него.
      – А на что еще там глядеть? – приподнял плечо Мэзерс. – Вы все уже видели. Господи, да вы же и так будете прямо внутри этого проклятого места, ну, фактически будете, это ведь то же самое!
      – Да, я знаю. Я просто хочу взглянуть.
      Мэзерс встал и проверил, лежат ли в карманах ключи от машины и сигареты. Потом он включил автоответчик и сказал:
      – А почему бы и нет? Я ведь беру с вас плату за день.

* * *

      Полуденные тени испещрили пустыню желто-коричневыми пятнами. То тут, то там из складок земли вдруг появлялись бледно-зеленые столбики. Солнце, подобно какой-то адской машине, вбивало и вбивало свой жар в скалу.
      Кэлли вскарабкался на небольшой утес и присел на корточки, чтобы слиться с камнем. Розы буквально роились в этой жаркой дымке, казалось, что они надвигаются и отступают, взлетают вверх и скользят вниз, подобно волнам. Дом выглядел безлюдным и безжизненным. Кэлли быстро наклонил голову к плечу и, потеревшись о рубашку, стер пот. Когда он снова поднял взгляд, ничего нового он не увидел.
      Дом. Большие красные волны. Кресло-качалка на веранде.

Глава 34

      Какая-то девушка загорала, лениво развалясь на топчане прямо во внутреннем дворе, напротив окна Кэлли. Гибкая, темноволосая, с резко очерченной талией, придававшей ее торсу сходство с виолончелью. Она была в бирюзовых трусиках от бикини, представлявших собой завязки с лоскутком материи. У нее был некий метод: когда она переворачивалась на спину, она прикладывала чашечки расстегнутого бюстгальтера к грудям и зажимала его концы согнутыми в локтях руками, прикрывая свою наготу. День заканчивался, и девушка ловила последние лучи солнца. Она передвигалась по мощеному дворику, плитка за плиткой, стараясь опередить тень. Теперь девушка оказалась как бы загнанной в последний уголок света. Журчание фонтана напоминало тихий перезвон китайских колокольчиков.
      Мэзерс привез кассетник, умещавшийся на ладони, и присоску для телефона в виде крохотной чашечки.
      – Вот это вставляется в кассетник, – сказал он, – а это надо пришлепнуть к верхней части трубки телефона. – Он сверился с карточкой на столике у кровати Кэлли. – Да, набирайте девятку, а потом номер.
      Пока Кэлли изучал его оборудование, Мэзерс подвинул свой стул к окну. Девушке осталось еще примерно футов шесть солнечного света. Она перевернулась на грудь, отбросила бюстгальтер в сторону и оперлась щекой о сложенные ладони. Мэзерс закурил сигарету.
      – Вам дали комнату с исключительным видом, – сказал он.
      – Специально для туристов и любителей красивых мест, – согласился Кэлли.
      – Очень сексуально, – задумчиво сказал Мэзерс. – Вся задница на виду, если не считать этого лоскутка. Голая спина, так что вы знаете, что и спереди все голое. Но все, что вы можете получить, – это лишь многообещающий намек на то, чего вы никогда не увидите. Они знают, как это получше проделать. – Глаза Мэзерса между тем были прикованы к тому самому намеку на округлость пониже подмышек девушки.
      – Дайте ей возможность попытаться, – сказал Кэлли. – Может быть, она дожидается кого-нибудь, чтобы он показал ей город.
      – Время для этого уже прошло, – вздохнул Мэзерс. – Эта девушка ждет какого-нибудь парня, который должен вернуться после заключения крупной сделки. Ему будет лет тридцать пять, дряблая мускулатура, пачка кредитных карточек, длинный лимузин, персональный самолет... Я ненавижу этого ублюдка.
      – Он, возможно, отвратителен в постели, – предположил Кэлли.
      – Думаете, ее это волнует? – засмеялся Мэзерс. – Когда вы собираетесь попробовать насчет Кемпа?
      – Через пару часов. Санчес сказал, что они вернутся к восьми. Я набавлю ему еще немного времени.
      – Я вам сейчас нужен для чего-то еще? Вы получили жучок, вы получили Санчеса. Думаю, я могу раскланяться.
      – Я не уверен, насколько надежно я буду себя чувствовать без вас, – сказал Кэлли. – Мне бы все же хотелось иметь возможность позвонить вам.
      – Я могу перевести вас на льготный тариф. Половина ежедневного гонорара. Я, возможно, не всегда буду на месте точно в тот момент, когда вам понадоблюсь, но время от времени буду заходить. Если возникнет какая-нибудь проблема, оставьте мне сообщение. Завтра я должен провести некоторое время с моим малышом, но я буду заглядывать к себе.
      – Так вы женаты, – протянул Кэлли.
      Он не мог себе представить Мэзерса в этой роли: пасующего футбольный мяч какому-то ребенку со скрепами на зубах, одетого в смешной фартук и жарящего мясо на семейном пикнике, мирно спящего под бочком у одной и той же женщины каждую ночь...
      – Был женат. В общей сложности семь лет.
      – И что же случилось?
      – Я был полицейским, когда мы поженились. Ей такая жизнь пришлась не по нраву. Ну, вы знаете, как это бывает.
      Кэлли с трудом подавил желание расхохотаться.
      – Ненормированный рабочий день, работа по ночам... – сказал он, но не упомянул ни о чем из собственной ситуации, потому что ему хотелось услышать побольше о том, как это было у Карла.
      – Ну да, это... Люди, с которыми ты общаешься: и друзья, и враги... Дело в том, что часто бывает трудно отличить их друг от друга. Но главным образом, я думаю, дело в одиночестве.
      – А сколько лет ребенку?
      – Десять. – Казалось, что Мэзерс закрыл эту тему. Потом он добавил: – Я даже ушел из полиции, пытаясь сохранить наш брак. Первые два дела, которые я расследовал, – розыск пропавших. Ну в этом нет ничего необычного: у ребятишек из северных городов вместе с зубами прорезается и расовое сознание, и вот они изобретают нечто под названием «Истинная Америка», слоняются по резервациям, выискивая там духов чьих-то предков, черт бы их подрал! А третий случай – это вообще черт знает что. Один парень спит с женой своего приятеля, и вот как-то раз, ничего не зная, он где-то еще на стороне подхватывает триппер. Жена его приятеля, не зная об этом, тоже получает его и передает мужу. Ну и очень скоро все узнают об этом. – Мэзерс захихикал и вскоре уже хохотал во весь голос. – Господи, да мы ведь никогда не знаем, с чем утром проснемся. Так или иначе, у этой жены возникла воистину остроумная идея. Она обвинила своего мужа в том, что он трахается где-то на стороне, и наняла меня, чтобы я доказал это. Может, он где-то и трахался – этого я не знаю. Но прежде, чем мне удалось зарыться в это дело поглубже, этот самый парень явился ко мне домой. Меня там не было, а вот жена и сынишка были дома. Парень был пьян и рассержен. С учетом этого, я не могу его в чем-то обвинять. Ну, он разбил у меня в доме несколько стекол и перепугал жену и сынишку до смерти, пока не явился Тайлер Век и не охладил его пыл. Но в результате моему браку он нанес ущерба больше, чем моему дому: через пару дней жена ушла вместе с сынишкой. – Со времени своего появления Мэзерс выкурил уже пять сигарет. Он закурил шестую и, выдыхая колеблющийся поток дыма, сказал: – Глупо это как-то все получилось, теперь вот она живет с Тайлером. Попробуй разберись в этом!
      Девушка во внутреннем дворике лежала на спине, когда солнце рассталось с ней окончательно. Она села и вслепую потянулась к застежке бюстгальтера. При этом всего на мгновение ее груди оказались на виду. Девушка продела палец под каждую из сторон трусиков, разглаживая их на крестце, а потом не спеша направилась к двойным стеклянным дверям, пересекая весь дворик. Кожа ее была бледно-кофейного цвета, узкая талия покачивалась, и бедра вихлялись при движении.
      – Я лучше пойду, – помотал головой Мэзерс. – А то я что-то начинаю ненавидеть свою жизнь.

* * *

      Кэлли набрал номер и подключился к разговору почти немедленно. Мысленно он поблагодарил Айру Санчеса. Кто-то еще пустится в поиски новой жизни. У Кэлли ушло не более нескольких секунд на то, чтобы решить, какой из голосов принадлежит Кемпу. Он беседовал с мужчиной, говорившим резким, гнусавым голосом. Кэлли представил одежду, подобающую такому голосу: отлично сшитая, дорогая, ненавязчивая... Этот голос произнес:
      – ...Буду иметь в виду, конечно. Я должен предупредить вас, что есть и другие, которые интересуются этой вещью.
      – А если через три дня? – спросил Кемп. Голос его был медленнее и глубже.
      – Это было бы отлично. – И затем мужчина назвал адрес в Манхэттене, название своей галереи, сделав это дважды, чтобы убедиться, что Кемп его верно понял.
      – В три часа, – предложил Кемп.
      Последовало молчание, и Кэлли услышал резкий шелест перелистываемых страниц. Затем собеседник Кемпа сказал:
      – Меня это устраивает, – и сделал паузу, вероятна записывая. Потом он сказал: – Она должна была пойти на аукционную продажу, вы ведь понимаете это?
      – У вас есть стартовая цена?
      – Разумеется.
      – Мы потолкуем об этом, мистер Брайант. А больше всего мне хотелось бы увидеть этот эскиз.
      – Я понимаю. Значит, до трех часов в пятницу.
      Затем трубку повесили, и послышался другой разговор. Голос Кемпа был слышен не менее ясно, чем во время телефонного разговора. Он сказал:
      – Я поеду в Нью-Йорк в среду. Есть кое-что еще, о чем надо позаботиться.
      – Вернешься вечером в пятницу? – спросил, как полагал Кэлли, Генри Глинвуд. Его легкий голос ритмично понижался в конце слогов.
      – Да.
      – Он не назвал цену?
      – Нет. Но он пока и не должен был. У меня уже были сделки с Брайантом раньше. Он сделал ошибку, подпустив меня к начальной стадии, когда предлагал Писсаро. Я гарантировал стартовую цену до тех пор, пока не получу последнего отказа, а он выставлял на аукцион эту картину. Другие покупатели разузнали, что я мог бы перекрыть предлагаемые ими цены, и никто не пришел на торги. И я купил картину по цене своего первого предложения.
      – Это ты сам дал знать другим, – сказал Глинвуд.
      Смех Кемпа был полон неподдельного наслаждения. Отсмеявшись, он сказал:
      – Он это подозревал, но, конечно, не смог бы доказать.
      – Стало быть, он тебя недолюбливает.
      – Так он и не обязан меня любить. Он любит мои деньги, и этого вполне достаточно.
      После паузы донесся звон бокала о бокал.
      – Не клади туда льда, – сказал Кемп и чуть позже добавил: – Отлично, Генри.
      – Пятница, – сказал Глинвуд. Он высказал предположение насчет времени полета, и Кемп согласился с ним. – У меня есть для тебя кое-какие документы на подпись. Долевые передачи.
      – Завтра.
      Последовал стук бокала, поставленного на стол, а потом захлопнулась дверь. Оставшись в одиночестве, Кемп издал тихий вздох, за которым последовал заглушаемый одышкой смех. Эти звуки как бы говорили: Глинвуд мне нужен, но он мне надоел. Послышались шаги по деревянному полу, потом ноги вступили на ковер, и шаги стихли. И в этой тишине раздались первые звуки концерта для флейты, переливчатые и удивительно ясные.
      Кэлли повесил трубку, а потом набрал номер Майка Доусона. Доусон ответил только на четырнадцатый звонок. Голос его звучал так, словно он был под водой.
      – Только, пожалуйста, не спрашивай меня, – сказал Кэлли, – знаю ли я, который час.
      – Я уверен, что ты совершенно точно знаешь, который час, ублюдок.
      – Ты один?
      Последовало молчание, означавшее, что Доусон либо рассержен, либо позабавлен, возможно, и то и другое вместе.
      – Я ведь красивый парень, – сказал он. – У меня еще сохранились все волосы и большинство зубов. Но из этого не следует, что моя жизнь – это марафонский забег, состоящий из отчаянного траханья.
      – По слухам, дело обстоит несколько иначе.
      – Ну, что стряслось? – засмеялся Доусон.
      – А я как раз именно это и собирался у тебя спросить.
      – Все спокойно. Ничего. Подожди-ка минутку.
      Шорох постельного белья, а потом молчание. Кэлли выглянул из окна. Окруженная аркадами дорожка с трех сторон обрамляла внутренний дворик, арки подпирали белые колонны, на каждой из которых был светильник. С вершины фонтана струилась вода безукоризненным круглым водопадом, она с тихим плеском спускалась с уступа на уступ и в свете фонарей была полупрозрачной. Доусон вернулся к телефону минуты через две-три.
      – Что это такое было? – спросил Кэлли.
      – Ну, ты же меня разбудил, вот мне и пришлось сбегать в сортир. Ничего... – Доусон как бы подцепил конец оборванного разговора. – Больше никаких убийств и никаких зацепок тоже. Но это не означает, что прекратилась эта кутерьма. Всеобщее мнение, кажется, состоит в том, что поскольку этот ублюдок решил прекратить убивать людей, он может так и остаться неизвестным, жить себе на свободе, наслаждаться жизнью и посмеиваться в рукав над полицейскими оболтусами, пока... Ну, пока он не решит, что настало время еще немного поразвлечься со скорострельной винтовкой.
      – Чье же это всеобщее мнение?
      – Газет, телевидения и остальных.
      – А Протеро?
      – Так откуда, ты думаешь, они взяли эту идею? Когда у него берут интервью, он переходит от оправданий к сожалению и обратно, что-то в этом роде. Звучит чертовски патетично. А мы тем временем работаем по пятнадцать часов в день, и результата никакого. Некуда двигаться, понимаешь? Они сократили оперативную группу более чем наполовину.
      – Идея в том, что он остановился навсегда?
      – Нет, на время.
      – Ну я это и имел в виду. Остановился.
      – А что у тебя?
      – Я еще не уверен, – сказал Кэлли. – Слишком рано говорить.
      – И вот это ты и собираешься сообщить в докладе, который Протеро все еще не получил?
      – А он что, намекал на это?
      – О да! Еще как намекал! Он пытался дозвониться в гостиницу, но не застал тебя.
      – Слишком дорого, – сказал Кэлли. – Большие расходы для налогоплательщиков.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28