- Если бы Джо заступился за меня, студия не посмела бы переснять конец «Амберсонов».
      Теперь я понял, почему потерпели неудачу мои предшественники. На каждый мой довод у Орсона находился контраргумент. Его требовалось убедить на некоем подсознательном уровне. Такой способ - правда, крайне жестокий - у меня существовал, и сейчас приходилось применять его.
      Я снял стакан с экрана.
      - Мы еще не покончили с фильмами. Кажется, у вас проблемы с весом? Позвольте показать вам кое-какие снимки.
      Первым шло изображение Уэллса в фильме «Чужой», где он достаточно тощ, чтобы на шее заметно выделялось адамово яблоко.
      - Здесь вы в сорок шестом, все еще достаточно похожи на себя сегодняшнего. А это «Печать зла», десять лет спустя.
      Распухшая глыба, небритая и потеющая. Одно фото за другим. Все более отвисшие, раздутые щеки, превращение ранее красивого лица в подушку жира, представительной фигуры в обрюзгший кошмар.
      Я демонстрировал клип за клипом. На всех был Уэллс, ковыляющий по комнате: щеки подрагивают и трясутся при каждом слове монолога из какого-то европейского эпоса середины шестидесятых. Бесчисленные клипы Уэллса, сидящего на нелепых ток-шоу: брюхо свисает ниже колен, сигара зажата в пальцах правой руки, клочковатая борода не скрывает разжиревшей шеи и бесчисленных подбородков.
      - К концу жизни ваш вес будет колебаться от трехсот до четырехсот фунтов. Точнее никто не знает. Вот фото актрисы Энджи Дикинсон, пытающейся сесть вам на колени. Но колен у вас нет. Смотрите. Ей приходится обнимать вас за шею, чтобы не соскользнуть. Вы не сможете ни дышать, ни двигаться, спина разламывается, почки отказывают. В восьмидесятых вы застрянете в автомобиле, и его придется распиливать, чтобы вас вызволить. Последние годы жизни вы займетесь съемкой роликов, рекламирующих дешевое вино, которое сами пить не сможете из-за полной потери здоровья.
      Уэллс молча смотрел на снимки.
      - Выключите это, - прошептал он, после чего надолго замолчал. Брови сведены, глаза - озера, полные презрения к себе. Но что-то подсказывало мне: он находит некое удовлетворение в этом унижении, словно увиденное им было всего лишь исполнением пророчества, произнесенного над колыбелью.
      - Вижу, вы немало потрудились, - спокойно заметил он. Я понял, что близок к успеху, и подался вперед.
      - Но все можно изменить. Наша медицина позаботится о том, чтобы вы никогда не стали жирной пародией на себя. Мы сохраним вам молодость и красоту на всю оставшуюся жизнь.
      Уэллс передернул плечами.
      - Я ослеплен вашим великодушием. Но что вам от этого?
      - Очень многое. Не стану отрицать: мы не благотворительная организация. Вы сами не понимаете, как высоко ценимы в будущем ваши картины. Через сто лет «Гражданина Кейна» сочтут лучшим фильмом всех времен и народов. Одно известие о вашем появлении будет стоить миллионы. Люди хотят видеть ваши работы.
      - Сейчас вы очень похожи на Джорджа Шефера, убеждающего меня приехать в Голливуд после «Войны миров». Я - гений, неограниченное финансирование, люди обожают мои фильмы!.. Но все кинжалы были наточены еще до того, как я спустился с самолета. Через три года Шефер выброшен на улицу, я - пария, а его преемник даже не желает посмотреть мой фильм. Утверждаете, что владельцы студий будущего превратились в святых?
      - Конечно, нет. Но будущее имеет временную перспективу. «РКО», искромсав «Амберсонов», не сделала ничего, чтобы защитить свои же вложения. Ваша интуиция явно превзошла их собственную, и не только в смысле искусства, но даже с точки зрения финансиста.
      - Скажите это Чарлзу Кернеру!
      - Совершенно необязательно. Это величайшая трагедия в истории кино. В 2048-м никто не видел вашей картины. Эта копия, - я коснулся яуфа, - единственная, оставшаяся в авторском варианте. Когда она пропала, а негативы существующего материала были уничтожены, осталась только изуродованная студийная версия.
      - И это единственная копия?
      - Единственная.
      Уэллс провел рукой по волосам, тяжело поднялся, подошел к поручню, схватился за линь, чтобы удержаться на ногах, и, запрокинув голову, взглянул в звездное небо. Жест был явно театральным, о чем он, без сомнения, знал.
      - А ваша машина времени? - спросил он, не оглядываясь. - Где вы ее храните?
      - У меня в сумке переносной прибор. На корабле им воспользоваться невозможно, но как только мы окажемся на земле…
      - …тут же отбываем в 2048-й? - засмеялся Уэллс. - Похоже, я экранизировал не тот роман Г.Дж.Уэллса. - Он резко обернулся. - А может, и нет, мистер…
      - Грубер.
      - Мистер Грубер. Боюсь, вам придется вернуться в будущее без меня.
      Роузтраш потратила кучу денег, чтобы послать меня сюда. И если я провалю задание, другой попытки мне не дадут.
      - Но почему? Я сказал вам чистую правду.
      - Что дает мне огромное преимущество - как человеку, знающему, что произойдет в следующие сорок лет, не так ли?
      - Не будьте глупцом! Ваше здешнее положение завтра будет не лучше, чем вчера.
      Одно из основных правил - никогда не увлекаться, не влипать в дело всеми четырьмя, но я уже влип, и мне было не все равно, слушает он меня или нет. Наверное, из-за моего финансового состояния.
      Я показал на каюты, где спали Кернер и его семейство.
      - Но после сегодняшнего вечера все рухнуло. Вы выбросили на ветер единственный шанс изменить судьбу. Хотите отдать свой талант на откуп типам вроде Чарлза Кернера? Из милости ждать одобрения людей, которые никогда вас не поймут?
      Уэллс, кажется, развеселился.
      - Вас, похоже, это сильно волнует… Детлев, не так ли?.. Детлев, почему вас это так тревожит? - Он не столько спрашивал, сколько размышлял вслух. - Это всего лишь ваша работа, верно? Вы меня вовсе не знаете. Но, похоже, мое положение заботит вас куда больше, чем следовало бы. Значит, вы, скорее всего, действительно любите мои фильмы: я польщен, конечно… или вас особенно занимает проблема режиссера в мире бизнеса. И все же вы работаете в мире бизнеса каждый день. Поэтому позвольте мне сделать контрпредложение. Вы не берете меня в будущее, а остаетесь здесь, со мной. Сомневаюсь, чтобы художник мог добиться успеха вне своего времени. Как я сумею понять 2048 год, не говоря уже о том, чтобы создавать фильмы, которые тамошняя публика пожелает видеть?
      С другой стороны, вы вполне знакомы с этой реальностью. Утверждаете, что вам известны все западни и ловушки, в которые я должен попасть. И, бьюсь об заклад, вы достаточно хорошо знаете историю двадцатого века. Подумайте о преимуществах, которые вам это даст! Несколько мудрых вложений - и вы разбогатеете! Хотите снимать фильмы? Мы будем делать это вместе! Становитесь моим партнером! С вашим знанием будущего мы сумеем профинансировать нашу собственную студию!
      - Я не финансист, а охотник за талантами.
      - Охотник за талантами - мы сможем использовать и это! Вы должны знать всех великих актеров и актрис второй половины двадцатого века, мы успеем раньше других подписать с ними эксклюзивные контракты. Через десять лет мы станем главными в кинобизнесе!
      Он шагнул к столу, наполнил стакан и поставил его передо мной.
      - Знаете, не расскажи вы мне все в подробностях, я никогда бы не усомнился в том, что вы обычный слуга. Так что вы и сами неплохой актер. Лихо меняете личины! Яго, вливающий яд слов мне в уши. Прекрасно, мы определенно сможем использовать еще и это. Только не говорите, Детлев, что в будущем нет кое-каких аспектов, которых вы хотели бы избежать. Вот ваш шанс. Вдвоем мы сможем навсегда распрощаться с Кернерами этого мира, а еще лучше - преуспеть в их мире и натянуть им нос!
      Это что-то новенькое. Мне и раньше сопротивлялись. Несколько раз даже предлагали убираться. Я сталкивался с паникой и недоверием. Но еще никогда «жертва» не пыталась меня соблазнить.
      Любопытнее всего, что в словах Уэллса было немало смысла. Может, сумей я доставить его в наше время, и мое будущее было бы обеспечено, но, похоже, этому не суждено случиться. Все, что я наговорил Уэллсу о его судьбе - отсутствие настоящей семьи, распри с киномагнатами, печальные перспективы, - в той же степени относилось и ко мне. И поскольку я сжег этот период времени во Вселенной, добираясь сюда, никто из будущего не явится за мной, как бы я того ни желал. Я мог бы ставить фильмы вместе с Уэллсом, а когда-нибудь сумел бы снимать и без него.
      Но тут мой взгляд упал на яуф с фильмом, и я мигом взял себя в руки. Слишком хорошо я знал биографию Уэллса. Окружающие не предавали его. При случае он сам был не прочь совратить и обмануть даже самых верных друзей. Это всегда была любовь на его условиях.
      - Спасибо за предложение, - кивнул я. - Но мне нужно возвращаться. Идете со мной?
      Уэллс сел на соседний стул и улыбнулся.
      - Можете доложить директору вашей студии или тому, кто вас послал, что я оказался куда более крепким орешком, чем ему представлялось.
      - Вы горько об этом пожалеете.
      - Посмотрим.
      - Я уже все видел. И вам показал. Лицо Уэллса потемнело.
      - Да, это было неприятно, - сухо заметил он. - Но теперь, похоже, наши дела закончены.
      Значит, ничего не вышло, и по возвращении меня не ожидает ничего хорошего. Остается один шанс спасти свою репутацию.
      - В таком случае, если не возражаете, я возьму это.
      Я потянулся к яуфу с «Амберсонами». Уэллс с поразительной быстротой взметнулся со стула и успел схватить яуф чуть раньше меня. Выпрямился и прижал к себе яуф, стараясь устоять на покачивавшейся палубе.
      - Бросьте, Орсон. Почему вы не хотите, чтобы мы получили ваш фильм? Целое столетие после провала предварительной демонстрации в Помоне никто не видел вашего шедевра. Это Священный Грааль утраченных фильмов. Какой смысл скрывать его от остального мира?
      - Потому что он принадлежит мне.
      - И будет по-прежнему принадлежать вам, даже если вы отдадите его. Разве вы снимали его не для того, чтобы тронуть людские сердца? Чтобы зрители им восхищались? Подумайте о…
      - Я сам скажу вам, о чем подумать, - перебил он. - Подумайте об этом.
      Он схватил яуф за проволочные ручки, развернулся и раскачал тяжелую металлическую коробку, как метатель молота, прежде чем размахнуться и швырнуть ее через борт. Отпустив яуф, он споткнулся и судорожно схватился за поручень, чтобы не упасть. Яуф описал дугу в лунном свете, с тихим плеском упал в воду и мгновенно исчез.
      Я работал с видеомонтажером, когда в квартиру вошла Мойра. Она не потрудилась постучать, впрочем, как и всегда. Я допил остаток джина, остановил на экране изображение Энн Бакстер и развернулся в кресле.
      - Иисусе, Дет, ты когда-нибудь собираешься распаковывать вещи? - осведомилась она, обозревая горы коробок, все еще загромождавших гостиную.
      Я отправился на кухню, чтобы наполнить стакан.
      - Это зависит от того, собираешься ли ты снова выкинуть меня.
      - Сам знаешь, я и не хотела. Это все Виджей. Вечно заглядывает мне через плечо, - пробормотала она и последовала за мной на кухню. - Это джин двадцатого века? Дай попробовать.
      Покрутив в руках сморщенный лайм, валявшийся на раковине со времен моего путешествия в 1942-м, она положила его обратно.
      - Кроме того, у тебя заплачено по сегодняшний день.
      По сегодняшний день. Но Роузтраш отказалась и далее держать меня на зарплате. Она просто взбесилась, когда я вернулся без Уэллса, хотя, похоже, так наслаждалась, унижая меня, что это удовольствие стоило всех расходов на путешествие во времени. Она отчитывала меня за провал, в то же время давая понять, что от такого, как я, ничего иного и ожидать не приходилось. В пространных нотациях весьма оригинально сочетались снисходительность и презрение: в ее глазах я не только сам был неудачником, но и пособником такого же неудачника, как Уэллс.
      Согласно словам Роузтраш, отказ Уэллса продемонстрировал фатальное отсутствие смелости.
      - Он трус, - заявила она мне. - Если бы он пошел с тобой, может, и имел бы право претендовать на гениальность. Но его гений - просто ловкость рук.
      Я не упомянул о предложении Орсона. Нежелание спорить с ней - вот цена, которую я заплатил за то, что избежал очередного волчьего билета.
      Сейчас я трудился над восстановлением «Великолепных Амберсо-нов». Выбросив за борт единственную существующую копию, Уэллс сильно затруднил мою работу. Да, теперь мне придется сложнее… Но нет ничего невозможного. Негативы опального материала в архивах «РКО» существовали до декабря 1942-го, после чего подлежали уничтожению, так что у меня было достаточно времени, чтобы украсть их до своего возвращения. Разумеется, Роузтраш были нужны не «Амберсоны», а Уэллс. Голливуд всегда интересовала исключительно прибыль, и несмотря на все мои старания продать картину, очень немногие, помимо кучки критиков и одержимых, заинтересовались черно-белым фильмом столетней давности. Но сейчас я ставил на другое. Вполне вероятно, что восстановление ленты вызовет шумиху, достаточную для того, чтобы начать карьеру заново.
      А может, у меня имелись и другие причины. Я не монтировал фильмы двенадцать лет, с тех пор как положил конец своим режиссерским амбициям, и эта работа заставила осознать, как мне недостает простого удовольствия собственными руками создавать шедевр. Восстановленная картина была блестящей, гениальной, душераздирающей и печальной. История медленного упадка великой торговой семьи, раздавленной прогрессом, неудачами, тупым узколобием… и появлением автомобилей. Первый потрясающий фильм, прямо сказавший о разрушительном влиянии технического прогресса на отношения между людьми; но тут еще присутствовали и человеческая трагедия, и погубленная любовь. В центре сюжета - история жизни Джорджа Минафе-ра, избалованного сына состоятельных родителей, который погубил себя и принес несчастье тем, кто его окружал.
      Мойра сдалась и взяла лайм.
      - Где нож? У тебя есть какой-нибудь тоник?
      Мне нравилась Мойра: самый факт, что ей было плевать на кино, делал ее освежающе привлекательной. Но нужно было работать. Я вернулся к монтажеру, пока она слонялась по кухне. Нажал кнопку «play». На экране Энн Бакстер в роли Люси Морган рассказывала отцу, которого играл Джозеф Коттен, легенду о молодом индейском вожде Вен-доне. Вендона - Топчущий Всех.
      - Вендона совершенно неописуем, - говорила Люси, шествуя вместе с отцом по садовой дорожке. - Он был так горд и высокомерен, что носил железные мокасины и давил ими людей. Поэтому племя наконец решило, что молодость и неопытность не могут служить оправданием его деяниям, и изгнало Вендону. Его отвели к реке, посадили в каноэ и оттолкнули лодку от берега. Течение вынесло его в океан. Вендона так и не вернулся.
      Я видел сцену и раньше, но эти слова впервые вызвали озноб. Я нажал паузу. И вспомнил состояние Уэллса, когда он просматривал ролики о своем будущем. Теперь я вдруг осознал, что он снял фильм о себе… нет, не один фильм, а два. И Кейн, и Джордж Минафер были двумя ипостасями Уэллса. Избалованные, испорченные, высокомерные, презирающие окружающих красивые мальчики, слепо бредущие к возмездию. Каковое они и получили, все трое, словно сами его искали, подталкивая мир и близких людей к достижению этого эстетического результата. Неудивительно, что Уэллс оскорблял собеседников, пока не слышал «нет», потому что на каком-то подсознательном уровне чувствовал, что заслуживает подобного. Может, он отказался от моего «да», потому что нуждался в этом «нет». Бедный ублюдок!
      Я уставился на экран. Далеко не все здесь было ловкостью рук… а если и было, то казалось гениальной ловкостью рук. Уэллс выхватил шедевр из воздуха точно так же, как выхватил ключ из уха Барбары Кернер. И все же, чтобы сохранить собственное достоинство, швырнул последнюю копию шедевра в океан.
      Но через неделю фильм восстанет из пучины, полная версия, которую я подарю миру как доказательство невероятного таланта Уэллса и как предательство его последней воли. Всего через шестьдесят три года после его смерти. А я снова буду в игре.
      Если позволю кому-нибудь увидеть этот фильм. А если нет? Что тогда? Чем я заполню свои дни?
      За спиной послышались шаги Мойры и звяканье льда в стакане. Она явно собиралась сказать что-то абсолютно неуместное, и мне придется попросить ее уйти.
      Но она молчала!
      Наконец я повернулся к ней - как раз в тот момент, когда она заговорила.
      - Что это? - спросила она, лениво роясь в открытой коробке со всякой чепухой. На ее ладони лежал приз: иззубренный наконечник копья на черном прозрачном основании.
      - Это? Премия за лучший оригинальный сценарий, с кинофестиваля в Триесте в 2037 году.
      Мойра повертела приз, положила в коробку и улыбнулась.
      - Собственно говоря, Дет, я пришла сюда, чтобы спросить, не хочешь ли поплавать. Всю эту неделю содержание ультрафиолета было рекордно низким.
      - Поплавать?
      - Ну, знаешь, вода. Пляж. Голые женщины. Пойдем со мной, и обещаю, ты не обгоришь.
      - Ожог меня не волнует, - отмахнулся я. - Но эти воды нашпигованы акулами.
      - В самом деле? Где ты это слышал? Я выключил монтажер и поднялся.
      - Неважно. Дай мне минуту - поищу костюм.
       Перевела с английского Татьяна ПЕРЦЕВА
      © John Kessel. It's All True. 2003. Печатается с разрешения автора.
 
      

Пафос «Доброго соседа» - курс внешней политики, провозглашенный Т.Рузвельтом в начале XX века по отношению к странам Латинской Америки, которые испытывали страх перед растущим вмешательством США в их внутренние дела. (Здесь и далее прим. перев.)
 
      

Удар слева (в теннисе).
 

This file was created

with BookDesigner program

bookdesigner@the-ebook.org

31.07.2008