Глава третья

– Здрасте. Я Эшлинг Грэй, номер двадцать три. Для меня нет сообщений?

Ночной портье поднял взгляд от «Пари матч» и с мученическим видом вздохнул, затем неохотно отложил в сторону журнал и поднял свое громоздкое тело со стула.

– Я должен проверить, – недовольно произнес он.

Я слабо улыбнулась ему в качестве извинения. После ночи в полицейском участке, где меня снова и снова спрашивали, кто я такая и что делала в квартире мадам Довиль, с кинжалом в руке, американская улыбка получалась с трудом.

– Да, есть одно.

Клерк посмотрел на меня. Я посмотрела на него. Никто из нас не моргнул. Когда комната завертелась у меня перед глазами, я решила сдаться:

– Простите, я знаю, что сейчас шесть утра, но по моим биологическим часам сейчас два часа дня, и последние тридцать с чем-то часов я не спала, поэтому я выгляжу немного не так, как обычно. Вы не могли бы дать мне эту записку? Чтобы я прочла ее. Если вам не трудно, конечно.

Он вздохнул и, шаркая ногами, направился к старомодным ячейкам в стене, которые служили местом хранения ключей и писем, и вытащил из квадратика под номером «23» желтую бумажку. С еще более тяжелым вздохом он протянул ее мне, затем, не садясь, уставился на меня, словно я собиралась потребовать от него чего-то совершенно экстраординарного.

– Спасибо, – вежливо произнесла я и взглянула на бумажку.

Оказалось, звонил дядя Дэмиен – он требовал, чтобы я сообщила ему, как прошла доставка. Я смяла бумажку и повернулась к тесному лифту, которым был оснащен небольшой, но экстравагантный «Отель де ла Фам сан Тэт» (что, как я узнала в полицейском участке, означало «Отель безголовой женщины»).

– Лифт не работает, – с нескрываемым злорадством крикнул мне вслед портье.

На каждом этаже находилось по пять номеров, и мой был на пятом. Я слегка ссутулилась при мысли о том, что сейчас придется тащиться на пятый этаж, но делать было нечего.

Через десять минут я рухнула на кровать, потратив остатки сил на то, чтобы скинуть сандалии и снять платье, которое еще вчера утром было легким и воздушным, а сейчас превратилось в заляпанную кровью мятую тряпку. Я думала, что после двенадцатичасового допроса в полиции я усну как убитая, но я без конца ворочалась в постели, а события вчерашнего дня крутились в голове как навязчивая мелодия.

– Черт, ну это же смешно – я смертельно устала, у меня перед глазами все двоится, а мозг никак не отключается, – сказала я, садясь и включая лампу, стоявшую на столике у кровати.

Дверь ванной была открыта, и в зеркале я заметила свое отражение: синяки под глазами, обычно пушистые, волосы висели, как слипшиеся пучки соломы, лицо было похоже на брюхо рыбы. Больной рыбы.

– Так, ладно, сначала душ, потом кофе, много-много кофе, а потом какая-нибудь экзотическая французская еда, ну а после этого, если будут силы, я позвоню дяде Дэмиену.

При этих словах бледное лицо, глядевшее на меня из зеркала, перекосилось. Единственное, что могло испортить этот день окончательно, это разговор с дядей.

– Беру свои слова обратно, – громко произнесла я, разворачиваясь и оглядывая тесную комнатку в поисках темно-синей холщовой сумки. – Да, день определенно не задался – у меня в гостинице украли вещи. Черт-те что.

Сумка пропала. Горсть мелочи, которую я бросила на столик, прежде чем ехать к мадам Довиль, лежала на месте, так же как и журнал о достопримечательностях Парижа, прихваченный из самолета, так что я явно была в своем номере. Но где же моя сумка с одеждой и прочими вещами? Исчезла, пропала, испарилась. У меня остались только деньги, визитка Рене, маленькая расческа, билет на самолет и французский разговорник. Полиция конфисковала мой паспорт с визой и все документы на акваманил. Я не могла покинуть Париж, а тем более отправиться домой.

С моих губ сорвался полуистерический смешок. Я уже подумала было расслабиться и разрешить себе хороший старомодный нервный срыв, но поняла, что, начав истерику, вряд ли смогу остановиться. А поскольку я не была уверена в том, что психушки во Франции уютные, то решила отложить нервный срыв на потом и взять себя в руки.

– Душ! – приказала я себе. – Собраться с мыслями, пойти в душ, потом завтракать. А затем шопинг. Скромный шопинг. А после я позвоню дяде Дэмиену.

Когда через час я спустилась в холл отеля, платье по-прежнему висело на мне мешком, но я, по крайней мере, была чистой, причесала волосы и застирала самые большие кровавые пятна. По запаху я нашла небольшую комнату на первом этаже, где подавали еду, и по дороге остановилась у стойки администратора, чтобы сообщить, что у меня из номера украли сумку.

Женщина за стойкой не слишком обрадовалась этому известию, и я еще двадцать минут потратила на то, чтобы проковылять с ней на пятый этаж и подождать, пока она осмотрит комнату в поисках следов взлома.

– Должно быть, вы оставили дверь открытой, когда уходили, – наконец решила она. – Наверное, сюда вошел посторонний и украл вашу сумку. В подобных случаях администрация отеля не несет ответственности за пропажу.

Я запротестовала, настаивая на том, что заперла дверь, но женщина была настроена решительно, а у меня не было сил спорить. Откровенно говоря, я даже заподозрила, что сумку забрала полиция. У них было время проникнуть в отель и взять ее, пока меня допрашивали.

– Вы не могли бы сообщить мне, если кто-нибудь ее обнаружит? Там не было ничего ценного, только моя одежда и косметика, но в данный момент это все, что у меня есть.

Усевшись за полированный письменный стол, который здесь служил стойкой, женщина фыркнула и окинула меня пренебрежительным взглядом:

– На рю де Миль Десе много магазинов. Вы, наверное, захотите посетить их, прежде чем вернуться в отель, да?

Я пригладила влажное платье и оскалилась, отчаянно надеясь, что это сойдет за улыбку.

– Боитесь, что я распугаю постояльцев? Да, я пройдусь по магазинам, не волнуйтесь. Но потом, после того, как позавтракаю.

Администратор поджала губы, как будто не хотела пускать меня в ресторан, но завтрак был включен в стоимость проживания, и я, не обращая внимания на эту мегеру, спустилась вниз, в веселую комнату с белеными стенами, окна которой выходили в маленький садик. Я уселась за столик в укромном уголке и сосредоточилась на том, как поглотить побольше кофеина и калорий за оставшиеся полчаса.

К концу завтрака я приняла несколько решений. Для начала я передумала звонить дяде Дэмиену. Не сейчас. В полицейском участке мне совершенно ясно дали понять, что, несмотря на отсутствие конкретных улик, они считают меня подозреваемой. И скорее всего, единственной подозреваемой, поскольку Дрейк ускользнул очень вовремя.

Я принялась водить ложкой по скатерти, пока мой насыщенный кофеином мозг снова воскрешал события вчерашнего вечера. Большая часть последних двенадцати часов сливалась в моей памяти в неопределенное туманное пятно. Все это время я провела, сидя в тесной, душной комнатке в ожидании переводчика. Затем появился Жан Батист Пруст, глава отдела расследования убийств, низенький, лысеющий человечек, и дело завертелось. Позвонили в американское посольство. У меня взяли отпечатки пальцев, с моего платья – образцы крови. Люди задавали мне вопросы, некоторые – на английском, некоторые – на французском. Я объяснила, кто я такая, показала паспорт, визу и счет-фактуру на акваманил.

– И где же этот ценный предмет? – спросил инспектор Пруст с небольшим акцентом.

Он был само спокойствие – от безмятежных карих глаз до нейтрально-коричневого костюма. Однако я понимала, что стать начальником отдела в полиции мог только человек с острым как бритва умом.

– Его украли. Как раз перед тем, как появилась полиция.

Инспектор Пруст заглянул в блокнот, который дал ему другой полицейский, и сказал:

– Ах да, этот человек, который, как вы утверждаете, был агентом Интерпола.

– Это не я утверждаю, а он. Он даже показал мне удостоверение, хотя я не успела его как следует разглядеть. Я немного… э-э-э… отвлеклась. – Меня отвлекла чепуха насчет демонов, но я не собиралась посвящать инспектора Пруста в такие подробности.

Он взглянул на меня печальными глазами:

– А вам известно, мадемуазель Грэй, что в Интерполе нет детективов?

Я уставилась на него, и ладони у меня внезапно взмокли.

– Правда?

– Правда. Интерпол – организация, созданная исключительно с целью обмена информацией между странами; у них нет собственной сыскной полиции.

Он терпеливо ждал, не скажу ли я на это что-нибудь. Я ограничилась восклицанием «О!».

Разумеется, мысли мои были не столь примитивны. Мой мозг лихорадочно работал; я злилась на Дрейка за то, что он обманул меня и украл моего дракона, на себя – за то, что забыла совет дяди Дэмиена всегда быть начеку. Я увидела труп, и что же я сделала? Напрочь забыла об акваманиле. Чертов Дрейк. Это все он виноват. Ну… почти.

Но говорить все это инспектору Прусту я не стала. Я ответила на его вопросы, затем такие же вопросы задали мне его коллеги из следственной бригады. Я отвечала на вопросы снова и снова, пока не выучила их наизусть, после чего начала отвечать раньше, чем слышала вопрос следователя.

Но я ни разу не сказала им, что в моем биде сидит лягушка. Странно, но я гордилась этим – верный признак легкого помешательства, которое может случиться, если вы не спите целую ночь и проводите ее в полиции, среди людей, несправедливо подозревающих вас в убийстве. На самом деле я была уверена, что скоро меня бросят в какую-нибудь темную, сырую, кишащую крысами камеру, где я буду гнить до тех пор, пока о моей ужасной судьбе не сообщат в американское посольство. Но, к моему изумлению, через двенадцать часов, после того как меня привезли в участок, месье Пруст вошел в комнату для допросов и заявил, что я свободна.

– Свободна? – переспросила я, моргая; после целой ночи разговоров голос мой охрип и сел. У меня кружилась голова от голода и недосыпания, но я подумала, что для галлюцинаций еще рановато. Пока. – Свободна и могу идти? Совсем уйти? Вы не обвиняете меня в убийстве?

Инспектор Пруст едва заметно пожал плечами – я несколько раз за ночь видела этот жест. Несмотря на бессонную ночь, выглядел инспектор вполне бодро.

– Вы сказали, что не имеете отношения к смерти мадам Довиль, поэтому у меня нет никаких оснований обвинять вас. Но может быть, вы хотите сообщить мне что-то еще?

Я улыбнулась, увидев вопрос в его спокойных карих глазах.

– Я не убивала ее, честно. И не знаю, кто убил, если это не Дрейк, а он говорит, что тоже этого не делал, но ведь, с другой стороны, он мне солгал насчет Интерпола и стащил моего дракона, так что, думаю, верить ему нельзя. А кроме того, он слишком симпатичный. Я не доверяю красавчикам. Они считают, что, взглянув на женщину, уже осчастливили ее, они лезут обниматься и целоваться, от них приятно пахнет, они заставляют вас таять в своих могучих объятиях… Не говоря уже о том, что они забивают вам голову всякими дурными мыслями о том, что вы хотели бы сделать с ними, используя язык и вазочку с мороженым. Ну, то есть не ваш язык, а мой язык. И раз уж мы об этом заговорили, ну откуда он узнал, что акваманил был золотым?

Инспектор Пруст некоторое время молча смотрел на меня, постукивая карандашом по подбородку.

– Франсуа, мой водитель, отвезет вас обратно в отель. Думаю, вам нужно поспать, мадемуазель Грэй. Если вы вспомните что-нибудь такое, что может нам помочь, позвоните мне, пожалуйста, вот по этому номеру.

Я взглянула на белую визитную карточку, которая каким-то образом оказалась у меня в руке. Именно в этот момент до меня наконец дошло, что я не только бормочу несусветную чушь, но что меня действительно отпустили. Никаких сырых камер с крысами, ура!

– Сообщите мне, пожалуйста, когда поймаете Дрейка, ладно? Потому что дядя убьет меня, если я не верну этот акваманил. Он скажет, что это я виновата в том, что Дрейк украл его, и что ему придется возмещать убытки семье мадам Довиль, если я не раздобуду дракона. А вы знаете, я правда никогда не смогу заработать столько денег, и еще Алан – это мой бывший муж, пляжный бездельник, – высасывает из меня все соки. Так вы мне скажете, если найдете Дрейка? Или моего дракона?

На лице инспектора Пруста мелькнула мрачная усмешка.

– Можете быть уверены, мадемуазель, если мы найдем человека, называющего себя Дрейком Вирео, я немедленно дам вам знать.

– Он не поверил мне, – негромко сказала я себе, сидя в солнечной столовой отеля перед тарелкой с остатками яичницы и круассанов.

Я заглянула в маленький кофейник, вылила в чашку последние капли кофе и заставила себя сконцентрироваться на насущных делах. Два из них были очевидны: мне нужно снять с себя подозрение в убийстве и получить обратно паспорт, а еще нужно найти Дрейка и вернуть дракона. Конечно, с первой проблемой мне помогут в американском посольстве.

– Шаг номер один – купить новую одежду. Потом пойти в американское посольство и сдаться на их милость.

Денег осталось только на то, чтобы провести в Париже еще одно утро, не больше. Но у меня был билет на самолет. Поскольку дядя Дэмиен покупал подобные вещи только за наличные, я могла сдать билет. Тогда я не умру с голоду. С отелем все было сложнее. Я знала, что Бет заплатила за первую ночь кредитной карточкой фирмы, но, может быть, я смогу уговорить их разрешить мне расплатиться за остальное время наличными. Попробовать стоило. Разобравшись с отелем, деньгами на еду и новой одеждой, я смогу сосредоточиться на неотложных проблемах – как доказать полиции, что я виновата только в том, что мне вчера крайне не повезло, и как вернуть дракона. А уж потом можно волноваться насчет билета домой.

– Все по порядку, – сказала я себе, шагая к телефону, висевшему в холле.

Я вытащила потертую карточку таксиста Рене и набрала номер его мобильного.

Через десять минут Рене затормозил перед отелем; улыбка исчезла с его лица, когда он увидел мое мятое, окровавленное платье.

– Выглядишь ты так, будто посещала комбинат по производству фуа-гра. Что с тобой случилось?

– Это долгая история, сейчас некогда рассказывать. Ты не согласишься сегодня утром повозить меня по городу за пятьдесят евро? Без ограничения количества остановок и всего такого?

Рене вылез из машины и открыл мне заднюю дверцу, прищурив голубые глаза, посмотрел, как я ощупываю кошелек.

– Ты остаешься в Париже, да? В Марсель и Канны не поедем?

Я изобразила кривую усмешку:

– Я никого не знаю ни в Марселе, ни в Каннах, а вот в Париже я знаю трех людей – тебя, очень плохого человека по имени Дрейк и еще инспектора Пруста из отдела расследования убийств. Надеюсь, что Дрейк еще не уехал из Парижа.

– Инспектора Пруста? – фыркнул Рене, но не стал выгонять меня из такси. – Ты угодила в полицию?

– Я же сказала, это долгая история. Если мы сошлись на пятидесяти евро за утро, то сначала отвези меня, пожалуйста, в какой-нибудь приличный, но недорогой магазин, чтобы я смогла избавиться от этого мерзкого платья. У меня украли все вещи, и надеть больше нечего. Обещаю, что по дороге все тебе расскажу.

Рене бросил на меня взгляд, в котором читалась по меньшей мере дюжина вопросов, но сел за руль и выключил счетчик.

– Я отвезу тебя в «La Pomme Putrefiee»[12]. Этот магазин держит жена моего кузена. Бертильда обслужит тебя по специальной цене.

– Специальная цена – звучит заманчиво, если она ниже обычной. Ой, кстати, прежде чем мы туда поедем, мне нужно завернуть в аэропорт и сдать билет. Это не по дороге?