- Я этого не люблю. Не люблю, когда про меня шуточки рассказывают.
      - Да ведь и она над тобой смеется. Роуз Джонас.
      - Только не Роузи.
      - Она тоже считает, что ты обожаешь палить из пушки почем зря. Она такие шутки откалывает про тебя, когда остается наедине с ребятами. Она даже легавым хохмы откалывает. Про тебя, лопух.
      - Только не Роузи. Она-то знает, что я не такой.
      - Заткнись! - бросила Роуз.
      Тихоня повернул к ней.
      - Не надо так со мной разговаривать, Роузи. Разговаривай тихо.
      - Заткнись! - повторила Роуз.
      Тихоня смотрел на неё так, точно собирался расплакаться.
      - Выведи её отсюда, - попросил я Паркера.
      Паркер кивнул полицейскому, и тот вывел Роуз из палаты.
      - Я же знаю, что ты вовсе не большой любитель стрельбы, - сказал я Тихоне. - Ты не такой. Ты надежный, ты вовсе не трус. И не любишь палить из пушки почем зря. Ведь так?
      - Это точно. И не люблю, когда зубоскалят про меня.
      - А они все зубоскалят. У тебя за спиной. Особенно Роуз - она больше всех изгиляется. Все хи-хи да хи-хи. Да она же пойдет в отсидку ненадолго, а отсидит, так и выйдет на волю. Вот потому-то она и смеется над лопухом-Тихоней. У нее-то что, на пушку, которую она носит в сумочке, лицензии нет. Вот это она и получит срок - и всего-то делов. По сути-то выйдет сухой из воды. Не то, что ты. Ты-то влип по-серьезному. Сядешь на стул как миленький. А Роузи будет только смеяться над лопухом-Тихоней. Как только остается наедине с ребятами, вечно откалывает про тебя всякие шуточки.
      - Не может быть. - глухо ответил Тихоня.
      - А ты спроси у лейтенанта.
      Паркер вступил в игру.
      - Вопроса нет. Роузи над тобой смеется больше всех. Только о тебе и зубоскалит.
      На глазах у Тихони выступили слезы. Из этих слабоумных можно веревки вить.
      - Мне это не нравится. Зачем надо мной сметься. Надо мной не надо...
      - Ты просто лопух.
      - Может быть.
      - Она же тебя в это дело втянула.
      - Может быть.
      - Ну и лопух!
      - Может быть.
      - Она тебя уговорила, но она тебя не включила в список.
      - Это ты о чем?
      - О бабках.
      - О каких бабках?
      - О страховом полисе Фрэнка Паланса. Он же пообещал ей, что перепишет завещание на нее. Она тебе об этом говорила?
      Тихоня не ответил.
      - Говорила она тебе, лопух?
      - Нет, не говорила.
      - Ну, теперь понимаешь?
      - Что?
      - Что ты лопух с большой буквы "л". Она тебе про бабки ничего не сказала, потом распускает про тебя байки, что тебя хлебом не корми - дай только замочить кого-нибудь. Ну, не лопух ли ты после этого?
      - Лопух, - согласился он.
      - И обожаешь из пушки палить?
      - Нет.
      - Это она попросила тебя. Она знала, что тебя послали туда взять деньги и привести Фрэнка к Джо. И вот она тебе сказала: прихлопни его для меня. Прихлопни его. Он за моей спиной крутил с другой. Я хочу, чтобы он сгинул... и тогда... я буду твоя. Вот что она тебе сказала. Что-то вроде этого, а ты оказался таким лопухом, что клюнул и соглсился. Так дело было, приятель? Так, Тихоня?
      - Да, так оно и было.
      - Ты от неё без ума, да?
      - Да. Я лопух. Ладно. Я лопух, но шутки шутить про меня не надо. Не люблю, когда по меня шутки распускают...
      - Теперь послушай меня, Тихоня.
      - Я слушаю.
      - Если ты скажешь мне правду, может быть, тебя признают виновным в убийстве второй степени. Если её признают виновной в соучастии, тогда тебе не подпалят задницу. Вторая степень - это значит, что тебе дадут пожизненное. А когда у тебя пожизненное, всегда есть шанс помилования. К тому же никто над тобой не будет смеяться. Люди скажут: ну что ж, парень лопухнулся из-за девчонки, с кем не бывает - да таких случаев миллион. И все будут знать, что ты не убийца поганый и не трус, и никто над тобой подшучивать не станет. Понял?
      - Да вроде бы.
      - Она тебя обвела вокруг пальца, приятель. Надо её наказать.
      - Надо наказать.
      Паркер увел его. Должно быть, в коридоре толклись полицейские, потому что Паркер сразу вернулся.
      - Отличная работа. Окружному прокурору ты бы очень понравился. Как же тебе это удалось?
      - Как считаешь, до суда он не передумает давать показания?
      - Уверен, что нет. Надо только их держать порознь. Как только мы получим его показания на бумаге, с подписью и печатью... она начнет его топить и очень скоро совсем запутается. Спасибо тебе, Пит. Но как же тебе удалось?
      Я поправил подушку. и ответил:
      - Я же постоянно находился в центре событий. И наблюдал за их развитием.
      Паркер усмехнулся.
      - Ты мне зубы не заговаривай.
      - Нет, правда. Я же все сам видел. Видел, что она не особенно опечалилась, когда я ей сообщил о смерти Фрэнка. Она знала об убийстве. Потом она повезла меня в дом, где отсиживался Тихоня. И нацелила на меня пушку, прежде чем я успел ей сказать хоть слово. Она спросила, откуда мне известно про смерть Фрэнка, и я ответил, что из газет. Она знала, что я вру, потому что ей было известно даже время убийства. А как бы ей это стало известно, если бы она сама не приложила руку к этому делу? Тихоня ничего ей не сказал после - он принес чемоданчик с деньгами своему боссу, и босс позаботился, чтобы он задег на дно. Он не поехал в клуб смотреть на Роуз и, значит, не общался с ней.
      - Но он мог позвонить.
      - Мог, но не звонил. За весь вечер Роуз никто не звонил. Это я знаю из первых рук. Я видел, какими глазами смотрит Тихоня на ту девчонку, и знал, что Эйприл - он мне сам сказал - приказал Тихоне доставить ему Фрэнка. Доставить но не убивать. И не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сложить все эти разрозненные фактики воедино...
      - Котелок у тебя варит, Пит. Мягко говоря.
      - Мисс Сазерн там?
      - Да. Чересчур сладкая булочка даже для Питера Чемберса.
      - Пригласи её ко мне, лейтенант. Да, и ... я бы обошелся без свидетелей.
      - Вас понял, сэр. Доброй ночи и желаю удачи.
      - Доброй ночи, лейтенант.
      Несколько минут я провел в одиночестве. Потом вошла Лола - в черном костюме, черной кружевной блузке и черном беретике. Она вошла в палату на цыпочках, немного бледная, немного встревоженная.
      - Ты в порядке? - спросила она. - Скажи мне правду. В порядке?
      - В полном. Через три дня меня выпишут.
      - Я рада. Поцеловать тебя можно?
      - Нежно.
      Она поцеловала меня в губы. Нежно. Мое выздоровление началось.
      - Так ты Фанни Ребекка Форцинрассел? - спросил я в лоб.
      Она вспыхнула до корней своих чудных золотистых волос.
      - Обалдеть можно, правда?
      - Это точно. - Мы оба рассмеялись, а я спросил: - Ты можешь это доказать?
      - А это необходимо?
      - Да.
      - Почему?
      - Потому что это может стоить сто тысяч долларов.
      Она решила, что я шучу, и подыграла мне
      - Знаете, сэр, если речь идет о ста "кусках", то от этих "кусков" у меня голова кругом идет, но уж если надо что-то доказывать, то будьте уверены, что я собираюсь получить все сполна и ни центом меньше. А что это за шутка?
      - Никакая это не шутка. Фрэнк знал про это твое имя?
      - Знал. Между прочим, это настоящее. Роскошно звучит, да? Но где ты откопал эту строго секретную информацию?
      - Это имя фигурирует в страховом полисе Фрэнка Паланса. Имя его бенефициария.
      - Фигурировало, ты хочешь сказать. Завещательное распоряжение было изменено. В пользу Роуз Джонас.
      - Ошибка.
      - Но ты же сам звонил при мне страховому агенту. Кейту-как-там-его...
      - Он получил распоряжение изменить условия страхового договора в пункте о бенефициарии. Все бумаги были готовы, но Фрэнк не успел ничего подписать. Он собирался это сделать после своего возвращения из рейса. И если бы он подписал - тебе бы ничего не досталось. Однако Фрэнка поторопились убить. Поэтому страховой полис сохраняет свою прежнюю силу и бенефициарием покойного выступает некая Фанни Ребекка Форцинрассел, которой предстоит получить двойную страховую сумму.
      - Не может быть! - Она учащенно задышала. - Вот это да!
      - И за меня тоже можешь порадоваться. Сумма страховки составляет пятьдесят тысяч, но Фрэнка застрелили, а это смерть от несчастного случая, и в этом случае выплачивается двойная страховка - сто тысяч долларов. И все они твои...
      - Ух ты...
      - Ну что, тебе не жалко выплатить мне причитающиеся двадцать процентов? Если да, то пора начинать бухгалтерию...
      - Только не тебе, милый. Для тебя мне ничего не жалко. Я же тебя люблю. - Лола склонилась ко мне и пощекотала губами мое ухо. - Я хочу, чтобы ты поскорее выбрался отсюда. Я не могу дождаться...
      - Я тоже - уж можешь мне поверить.
      В палату неслышно вплыла крахмально-белоснежная сестра.
      - Больной в очень тяжелом состоянии, - проскрипела сестра крахмальным голосом. - Вы нарушаете все правила внутреннего распорядка - с этими полицейскими и прочими посетителями... Больной утомился, мисс.
      - Разве? - изумился я.
      Лола послала мне воздушный поцелуй
      - Приду завтра.
      - Ты прелесть!
      - В часы, отведенные для посещения.
      - Я буду с нетерпением ждать этого момента.
      На её губах заиграла лукавая сияющая улыбка.
      - Я тоже!
      Крахмальная сестра увела её.
      Я лег и стал размышлять. Через три дня меня выпишут. Как приятно выписаться из больницы через три дня и попасть в горячие объятья сблазнительной блондинки. Я стал вспоминать, как впервые её увидел, вспомнил ту игру в кости на банкете, вспомнил нашу поездку в Оук-Бич и вид её роскошной изящной фигуры, когда он замерла на коничке трамплина, и резкое движение руки, развязывающей пояс белого махрового халата, и коричневое тело с двумя белыми полосками...
      Она была похожа на меня - давно уже не ребенок, много чего в жизни испытавшая... Возможно, она сказала мне правду о своем возрасте, возможно, нет: а так очень на меня похожа - решительная, увлекающаяся, двужильная: бежит, падает, встает, падает, снова встает... Интересно, надолго ли этот союз - Лола Сазерн и Питер Чемберс. Но сколько бы он ни продолжался, все в нем будет так же, как и в нашей жизни - будем спотыкаться, падать, снова подниматься и упрямо бежать вперед. Я выдвинул ящик тумбочки и достал подписанный ею в бане на Оук-Бич контракт. Перечитав короткий текст, сложил листок и положил обратно в ящик.
      Контракт обещал мне ровно двадцать тысяч родных и незаменимых долларов.
      Любовь любовью, но кушать-то человеку тоже надо.
      ДЕНЬ ВТОРОЙ
      ВОСКРЕСНАЯ БОЙНЯ
      Пожалейте бедного частного сыщика!
      Разрешите представиться - перед вами парень, кого угораздило выбрать себе профессию, ставшую мишенью для клеветы в респектабельных газетах и насмешек в бульварных листках, охаивания в кино, пародирования в радио - и телевизионных постановках - и тем не менее, невзирая на некончаемые потоки облыжного злословия, он еще, видите ли, должен зарабатывать себе на пропитание законным, с позволения сказать, бизнесом.
      Но он давным-давно уже привык сносить все это.
      Он давным-давно привык к тому, что всякий лопоухий олух уверен, будто ему не составляет труда мгновенно разрешить головоломный и в высшей степени идиотский ребус, что каждый злодей считает его злейшим личным врагом, а каждый гангстер только и мечтает плюнуть ему в лицо и посмотреть, как ему это понравится, и всякий лоботряс норовит покрасоваться перед ним, поигрывая невесть откуда взявшимися бицепсами, и любая фифа только и ждет, что он полезет к ней под юбку.
      Он давно уже и к этому привык.
      Не привык же он вот к чему - к беспечной публике, которая привыкла думать, будто он не сидит на месте и что ему надлежит работать без передыха круглые сутки семь дней в неделю, триста шестьдесят пять дней в году; и один из представителей этого клана скучающих бездельников - вот в этот самый момент - тычет пальцем в кнопку моего дверного звонка, и звонок оглашает мою квартиру оглушительным воем, точно взбесившаяся сирена воздушной тревоги, которая будит среди ночи добропорядочных граждан, почивающих мирным сном праведников.
      Дело было в воскресенье. Накануне я отправился в постель довольно поздно после трудной недели. Воскресенье был моим законным выходным, и я имел намерение проспать добрую половину дня. А может и аж до понедельника. Бывает такое. Бывает даже с лучшими из нас и с худшими - и я вовсе не претендую на первое. Но и лучшие, и худшие, и те что посередке, - они-то почему должны становиться жертвами причуд всяких там чудил, насмотревшихся кинобоевиков или начитавшихся бульварных газетенок, или запомнивших слишком много детективных постановок, которыми без разбору засоряют эфир литературно-драматические редакции наших радиостанций.
      Звонок разрушил мой мирный сон.
      Я откинул одеяло и в свирепой ярости зашагал из спальни в прихожую и прошествовал мимо гостиной к входной двери - с единственной мыслью. Открою дверь, посмотрю в глаза наглому осквернителю моих снов и, с размаху захлопнув дверь перед его носом, вернусь в постель, нахлобучу подушку на голову - и пусть его трезвонит, пока у него палец не отсохнет.
      Я распахнул дверь - и все мои сладострастные намерения вмиг улетучились.
      Первое что бросилось мне в глаза - револьвер.
      Большой револьвер, чей ствол ткнулся мне прямо в пояс пижамных штанов. Я успел распознать в нем пушку 45-го калибра, а потом узнал и ухмыляющуюся рожу его владельца.
      - Пэтси Гурелли, - выдохнул я.
      - Ну! - отозвался Пэтси Гурелли.
      - Нечего тебе стоять на сквозняке, - заметил я. - Входи. Как приятно видеть такого неожиданного гостя в такое чудесное воскресное утро.
      - Уже далеко не утро, - буркнул Пэтси Гурелли.
      - Как не утро?
      - К тому же у тебя везде горит свет. Ты, верно, завалился спать поздно?
      - Сегодня же воскресенье, насколько мне известно. Ты же не будешь этого отрицать?
      - Воскресенье, точно. Но не утро.
      - А сколько времени?
      - Восемь. Вечера.
      - Ну ладно, заходи...
      Пэтси ввалился в квартиру, и я закрыл за ним дверь. Но Пэтси не сдвинулся с места. Он хотел, чтобы я шел впереди. Его рот разъехался в широкой ухмылке, когда я двинулся в гостиную и, обернувшись в дверях к нему, сказал:
      - Пэтси, малыш, будь как дома.
      - Кажется, я тебя сдернул с койки, а?
      - Можно и так сказать.
      - Ладно. Шутки в сторону. Присесть можно?
      - Отчего же, садись. Смею ли я быть настолько негостеприимным, приниммая у себя такого долгожданного гостя, который зажал в своем пудовом кулачище столь красноречивый знак его дружелюбия.
      - Господи! На тебя сегодня что, напал словесный понос, а, сыскарь? Пэтси вздохнул и плюхнулся в кресло, не выпуская из руки свою грозное оружие. Это был здоровенный парень с кривыми ногами, широченными плечищами, сплюснутым носом, скрипучим голосом и длинными ручищами, оканчивающимися ладонями, похожими на банановые гроздья.
      - Ну, давай, выкладывай, в чем суть.
      - Какая суть?
      - Твоего вторжения. Что тебе от меня нужно?
      - Мне? Мне-то ничего не нужно. А вот в тебе есть нужда.
      - У кого?
      - У босса.
      - Какого ещё босса? В этом городе с недавних пор последний забулдыга воображает себя боссом.
      - Фрэнк "Мясник". Фрэнк Слотер.
      У меня брови поползли вверх.
      - Пэтси, малыш, ты, видно, делаешь головокружительную карьеру!
      Улыбка Пэтси несколько увяла.
      - Получил новую работу.
      - Фрэнк "Мясник". Странно, как он это додумался послать ко мне только одного своего головореза. Этот босс обычно высылает бригаду в фургоне.
      - Да нет. Это уже не в моде. Фрэнк стал большим человеком, крутит крупные дела, - Пэтси встал. - Ну вот, ты теперь в курсе. Собирайся и пошли поскорее.
      - Ты на тачке?
      - Не-а. Поедем на такси. Так я смогу держать тебя на мушке всю дорогу.
      - У всех на виду что ли?
      - Не-а. Под пиджаком, но наготове. Так-то.
      - А ты делаешь успехи, Пэтси, малыш. Когда-нибудь тебя повысят до мальчика на побегушках.
      - Хорош языком чесать, сыскарь. Одевайся и пойдем.
      - Сначала я приму душ.
      - Лады, но я буду рядом.
      Под суровым присмотром Пэтси я принял душ. Потом перехватил кусок и оделся. После чего потушил в квартире свет - оставив только лампочку в прихожей у двери. Когда я потянулся рукой к выключателю, Пэтси был тут как тут, немного, правда, осовевший и убаюканный моим миролюбием. Тут я резко развернлся и с силой ткнул ему локтем в диафрагму. Он задохнулся, согнулся пополам, и его круглая рожа поцеловалас с моим выброшенным вперед кулаком. Его отбросило к стене, и он медленно сполз на пол с остекленевшими глазами.
      Вырвав у него из руки револьвер, я стал ждать.
      Он сел на пол и, точно пьяный, замотал головой. Из его отвислых губ вылетел свистящий клекот. Но скоро его глаза приняли осмысленное выражение.
      - Ты чего... - начал он.
      - Вставай!
      - Ты чего... - Он снова замотал головой, уже свирепо. - Какого черта?!
      - Вставай, приятель.
      Он, морщась, поднялся на ноги. И сказал мрачно:
      - Ну, и на кой черт ты это сделал?
      - Я не хотел
      - Тогда на кой?
      - А на что же это будет похоже?
      - Похоже? Что похоже? О чем ты, черт тебя возьми?
      - Пэтси, малыш, имей терпение. У меня репутация очень крутого малого. Это же неотъемлемая часть моего бизнеса. Именно поэтому, надо полагать, твой босс и хочет меня видеть. Вот я говорю... на что это будет похоже... если ты появишься с сияющей рожей, а я в грустях? Разве это будет достойно меня?
      - Не знаю, - сказал Пэтси горестно. - Все зависит от того, как посмотреть.
      - Ну, раз теперь револьвер у меня , посмотрим на дело с моей точки зрения. Будешь корчить из себя крутого как-нибудь в другой раз, понял, с кем-нибудь еще. А сейчас - пошли. Я отведу тебя на встречу с Мясником.
      - Ему это не понравится.
      - Может быть. А может быть, он получит море удовольствия.
      Ребята в мафии возносятся к вершинам власти и низвергаются вниз чаще, чем опереточные диктаторы в солнечных революционных республиках. Фрэнку "Мяснику" внезапно выпал билетик с первым номером. Он занимал огромную квартиру на последнем этаже семиэтажного белого здания в южной части Пятой авеню недалеко от Вашингтон-сквер. Такси подкатило к подъезду с живописным навесом, протянувшимся от парадного до бордюра тротуара.
      - Пэтси, сегодня ты банкомет. Расплатись с водилой.
      Пэтси сунул шоферу несколько бумажек и мы вышли. Сонный швейцар окинул нас ленивым взглядом, когда мы протопали мимо него в просторный вестибюль. Мы отправились к запасному лифту без лифтера в глубине вестибюля. Пэтси нажал на кнопку - двери разъехались, мы вошли в кабину и доплыли до седьмого этажа. Выйдя в холл, мы обнаружили одну дверь - на каждом этаже здесь была только одна квартира. Пэтси аккуратно позвонил в дверь. Открыл сам Фрэнк Мясник.
      - Ну вот, я его привел. - скорбно буркнул Пэтси.
      - Здорово, Чемберс, - сказал Фрэнк.
      - Привет.
      Фрэнк перевел взгляд с меня на Пэтси и обратно. Потом спросил:
      - Так кто кого привел?
      - Он на меня напал, - стал оправдываться Пэтси.
      - Ну, входи!
      Фрэнк провел нас в шикарно обставленную гостиную. Это было что-то среднее между гостиной и кабинетом - типично холостяцкая комната со всеми характерными примочками, включая исполинского размера резной письменный стол в дальнем углу. Я огляделся вокруг, одобрительно кивнул и заметил:
      - Очень мило, очень. Тут поработал классный дизайнер.
      - Хрен тебе дизайнер. - отрезал Фрэнк. - Это все я сам.
      - Ну что ж, мои поздравления. - Я достал из кармана пушку 45-го калибра. - Можно мне отдать игрушку твоему юнге?
      В глазах Слотера заиграли веселые искорки.
      - Нет, отдай мне. - Я протянул ему револьвер, и он передал его Пэтси со слоами. - Только не говори мне, что ты угрожал револьвером мистеру Чемберсу!
      Пэтси тяжко вздохнул
      Мясник повернулся ко мне и с горькой усмешкой заметил:
      - Он же не знал, бедняга.
      - А теперь будет знать?
      - C этой секунды я гарантирую, что он будет отличаться образцовым поведением.
      - Премного благодарен. Так в чем проблема? Что тебе от меня надо?
      - Помощи. - Улыбка исчезла с его губ. Он сложил руки за спиной и, склонив голову, зашагал по комнате.
      Фрэнк Слотер-"Мясник" был крупный мужчина шести футов трех дюймов роста и достаточно молод для своего головокружительного, если не сказать рискованного взлета к самой вершине пирамиды мафии. Фрэнку было под сорок. Свои блестящие черные волосы он расчесывал на косой пробор. Пошитый на заказ щеголеватый костюм отлично сидел на его мускулистой фигуре. У него было квадратное решительное лицо и узкие бледно-голубые глазки, сверкавшие точно водная поверхность, отраженная в стекле.
      - Какого же рода помощь может оказать Питер Чемберс Фрэнку Слотеру?
      - Учитывая твой опыт, парень, немалую.
      - А о чем идет речь, друг мой?
      - Об убийстве.
      Убийство. Ну ясное дело. Он остановился, и на его губах вновь расцвела улыбка - но не такая, как раньше: обнажившая два ряда ровных зубов, это была скорее печальная гримаса.
      - Иди-ка сюда! - Он тронул меня за локоть и жестом пригласил пройти с ним к письменному столу. - Взгляни-ка, друг мой, да гляди хорошенько.
      Я взглянул и - если шумный спазматический всхлип можно назвать вздохом - вздохнул.
      Позади письменного стола, скрючившись и раскинув руки, на полу лежал Стюарт Кларк со слегка посиневшии губами и неестественно раскрытым ртом. Его невидящие широко раскрытые глаза смотрели прямо на меня. Стюарт Кларк, молодой заместитель окружного прокурора Нью-Йорка, прославившийся своей бескомпромиссной борьбой с мафией, удачливый красавчик, чья блестящая стремительная карьера обещала ему в скором будущем ни мало ни много место губернатора штата. Труп Стюарта Кларка лежал под письменным столом в росокошных апартаментах крупного мафиозо по имени Фрэнк Мясник. Над правым глазом Кларка зияло пулевое отверстие, а на правой щеке бурым пятном запеклась кровь.
      - Впечатляющая картинка ? - раздался у меня за спиной голос Фрэнка.
      Развернувшсиь к нему, я заметил:
      - Все вы, ребята, одинаковые. Рано или поздно вы слетаете с катушек. Ну, теперь-то ты, парень, здорово влип.
      - Послушай...
      - И как это тебя угораздило - тебя, которого все считают большим умником. Как же ты мог свалять такого дурака?
      - Ты можешь послушать?
      - Я весь внимание.
      - Хочешь верь, хочешь нет, но это не я. Я к этому не имею никакого отношения.
      - Ах, ну конечно! Он покончил с собой. Стюарт Кларк заявился к тебе в дом и пустил себе пулю в лоб - только чтобы сделать тебе подлянку Наверно, ты будешь гнуть эту линию на суде. - Я щелкнул пальцами. - Где пистолет?
      - Не знаю.
      - А теперь ты меня послушай, Мясник...
      - Сам послушай. Этот труп под столом - чистой воды подставка. Кто-то пытается меня подставить. Навесить убийство.
      - Боже мой, Мясник, ну что ты пытаешься мне доказать... Всем известно, что у тебя с этим парнем была давняя война. Это же известно каждой собаке в Нью-Йорке.
      - Что верно, то верно.
      - Этот Кларк тебе не одну палку в колеса сунул... Сколько он устраивал на тебя налетов, сколько он арестовал твоих ребят, скольких отправил париться на нары...
      - Фигня это все. Он все бил по "шестеркам".
      - Да, но он сжимал кольцо вокруг тебя и, судя по слухам, ты очень серьезно подумывал избавиться от его назойливого присутствия в твоей жизни.
      - Но не таким же способом...
      - А как же, босс?
      - Только без крови. Не такой же я дурак. Он же заместитель окружного прокурора. Неужели ты думаешь, я хотел спустить на себя всех легавых Нью-Йорка?
      - Ну и как же тогда?
      - Политическими средствами - вот как. В этом городе у меня есть кое-какие связи. Я работал над этим. Да, я собирался его прищучить, но политическими методами, а не... так же. Послушай, детектив, я же Фрэнк Слотер.. Я не дурак. Неужели ты и впрямь думаешь, что я мог бы подложить самому себе такую свинью?
      Я заходил по комнате и мельком взглянул на Пэтси: тот, усевшись в кресло, глядел на нас и, судя по его взгляду, мало что понимал. Я ходил и размышлял. Аргументы Фрэнка, надо признать, были резонными. А я обожаю резонные аргументы.
      Фрэнк снова заговорил:
      - Да ты сам подумай, парень. Я же никогда не имел отношения к мокрухе.
      - Да, по бытовым убийствам ты не проходил. Но тут есть разница. Мафиозные разборки, заказные убийства - таких дел вокруг тебя творилось немало. Того, чего потом никогда не распутаешь - расправа со всякой мразью, чему и сами полицейские до смерти рады. Но такого ещё не было, тут я с тобой согласен. Это то, что я называю бытовым убийством. То есть по личным мотивам, сугубо по причине внутреннего конфликта между двумя парнями, которые что-то не поделили, если ты меня понимаешь. В таких убийствах ты замечен не был, признаю.
      - Тогда зачем мне вдруг за такое браться? Да ещё вот так по-глупому. Сам подумай.
      Я подумал. Я ходил кругами и думал. А повернувшись к нему лицом, увидел, что он тянет ко мне руку, и в ладони у него две бумажки по тысяче долларов каждая.
      - Это что? - поинтересовался я.
      - Твой гонорар.
      - За что?
      - За то, чтобы ты меня вытащил из этого дерьма.
      Деньги я положил в карман и сказал:
      - Ладно, я берусь. И играть буду по-честному. Но если выяснится, что это ты его пришил, деньги я тебе все равно не верну.
      - По рукам.
      - Ладно. У тебя есть пушка?
      - Есть.
      - Где?
      - У меня. - Он отдернул полу пиджака и вытащил из-за пояса револьвер. - Лицензия на ношение имеется.
      - Покажи.
      Я изучил револьвер. Барабан был полный. Я его понюхал. Им давно не пользовались. Я вернул ему револьвер со словами:
      - Пуля в теле покойного мистера Кларка, конечно же, не от твоего ствола?
      - Ясно, нет.
      - Хорошо, мистер Слотер. Теперь когда вы стали моим клиентом, я бы хотел выслушать ваши показания.
      - Разумеется. Как тебе известно, я здесь не живу. Это мой городской дом...
      - А где ты живешь?
      - У меня особняк в Вестпорте.
      - Тогда что ты тут делаешь - в воскресенье-то?
      - Я конец недели провел в Нью-Йорке. Решил сегодня сюда заглянуть, просмотреть почту, проехаться по городу. Ну, приехал. Около трех. Почитал накопившиеся письма, кое-что поделал, а в четыре мне позвонили.
      - Кто?
      - Хаббел Уэйн.
      - Владелец клуба "Шестьдесят девять"?
      - Он самый. У нас с ним кое-какие общие дела. Он попросил меня принять его здесь. Я согласился. Он назначил встречу на пять. Меня это устраивало. Потом я вспомнил, что мне ещё надо было заехать в пару мест. Но я сказал Хаббелу, чтобы он приезжал, а на тот случай, если я не успею вернуться к его приходу, я оставлю дверь незапертой. На том мы и порешили.
      - И ты выезжал в город?
      - Да.
      - В котором часу?
      - Примерно в половине пятого. Но мне надо было перделать массу дел, и я понял, что на это уйдет много времени - часа два-три. Я перезвонил Хаббелу, но его уже не было. Тогда я оставл ему записку.
      - Где?
      - Вон там на столе.
      Я пошел к столу и обнаружил нацарапанную карандашом записку. "Буду не раньше 7:30. Если хочешь, дождись."
      - Именно в это время я и вернулся. В пол-восьмого, - сказал Слотер.
      - Хаббел Уэйн был здесь?
      - Никого не было. Только этот парень лежал на полу.
      Такие вот дела. Я спросил:
      - А что Пэтси?
      - Я сам заехал за ним и он все время был со мной. Мы обнаружили ... мм... Кларка вместе. И я тут же послал Пэтси за тобой. Я понял, что влип в неприятную историю, и решил посоветоваться со специалистом, а потом уж вызывать полицию. Вот и вся история, Чемберс, от первого до последнего слова.
      - Ты Уэйну не звонил?
      - Никому я не звонил. Я послал за тобой Пэтси, а сам остался здесь. И скажу тебе откровенно, брат, я очень рад, что он тебя привел.
      Наступила тишина. А на полу лежал мертвый окружной прокурор и известный гангстер сидел в кресле с озадаченным лицом.
      - Да, похоже на подставку, - произнес наконец я. - Не такой же ты осел, чтобы убить прокурора у себя в доме. Какие-нибудь соображения есть?
      - А то!
      - И кто же?
      - Уэйн - кто же еще!
      - Но почему он?
      - Две причины. Уэйн мне задолжал двадцать пять "кусков", которых у него нет. Об этом-то он и хотел со мной поговорить. Плюс у него есть личные счеты с Кларком, что-то там связанное с девчонкой. Словом, такой вот подставкой... он разом избавляется от Кларка и от меня. И спасает свои двадцать пять... Правда...
      - Что?
      - Буду с тобой откровенен. Ты же сам спросил, какие у меня на этот счет соображения. Вот это мое соображение. Но тут есть одна неувязочка.
      - Какая?
      - Я забыл оставить дверь незапертой для Хаббела Уэйна!
      - Повтори-ка, приятель!
      - Пойдем, я покажу. - Он повел меня к входной двери, открыл её и указал на дополнительную личинку замка. - Вот. Если её перед уходом утопить внутрь, дверь останется незапертой. Так вот я забыл её утопить. И дверь оставалсь все время закрытой снаружи.
      Тут я заметил, что дверные ручки на внешней и внутренней стороне двери разные: на внутренней стороне ручка была медной, внешняя - стеклянной.
      - А почему ручки разные? - спросил я.
      - А, - усмехнулся он. - Авария. Когда я вернулся, внешняя ручка сломалась. Пока тебя ждал, я вызвал менеджера и попросил его заменить ручку хотя бы времянкой. Стеклянная - это времянка и есть, пока не найдут медную. А вам, сыскарям, до всего есть дело - все замечаете!
      - Угу, - кивнул я, щелкая личинкой. - А ты уверен, что дверь была заперта?
      - Абсолютно. Я же ключом её отпирал.