Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Кладбище домашних любимцев

ModernLib.Net / Кинг Стивен / Кладбище домашних любимцев - Чтение (Ознакомительный отрывок) (Весь текст)
Автор: Кинг Стивен
Жанр:

 

 


Кинг Стивен
Кладбище домашних любимцев

      Стивен КИНГ
      КЛАДБИЩЕ ДОМАШНИХ ЛЮБИМЦЕВ
      ЧАСТЬ I
      ХЛАДБИЩЕ ДОМАШНИХ ЛЮБИМЦЕВ
      После этих слов Иисус говорит им:
      Лазарь, друг наш, уснул. Но я пойду и разбужу его.
      Ученики сказали Ему: если уснул, значит, выздоровеет.
      Иисус же говорил о смерти его, а они решили, что Он говорит об обычном сне.
      Тогда Иисус прямо сказал им: Лазарь умер...
      ...однако, пойдем к нему.
      - Евангелие Иоанна (пересказ).
      Глава 1
      Луис Крид, потерявший отца в три года и никогда не знавший своего деда, не ожидал найти "отца", став взрослым, хотя произошло именно так.., он называл этого человека другом, как должен делать любой взрослый, когда, сравнительно поздно в жизни, встречает того, кто становится ему "отцом". Этого человека Луис встретил вечером, когда с женой и двумя детьми переезжал в большой белый дом в Ладлоу. С ними переехал и Уинстон Черчилль. Черч был котом Елены дочери Луиса.
      Администрация университета не пошевелилась и утомительные поиски своего дома на приемлемом расстоянии от университета пришлось вести самостоятельно. Наконец. Криды приблизились к месту, где, как считал Луис, должен был находиться их дом. "Все ориентиры правильные.., словно астрологические знаки перед убийством Цезаря", - с тяжелым сердцем подумал Луис. Криды устали и были раздражены до предела. У Гаджа резались зубы и он капризничал не переставая, никак не засыпал, несмотря на то, что Речел вес время баюкала его. Она хотела накормить Гаджа грудью, хотя время кормления еще не наступило. Гадж знал свое обеденное расписание так же хорошо, как Речел (а может, и лучше) и проворно укусил маму новыми зубками. Речел, до сих пор не совсем уверенная в необходимости переезда в Мэйн из Чикаго, где она прожила всю жизнь, залилась слезами. Елена быстро присоединилась к маме. В задней части легкового автомобиля продолжал беспокойно метаться Черч. Кот вел себя так последние три дня, с тех пор как они уехали из Чикаго. Когда он сидел в клетке для кошек, его завывания были невыносимы, но не меньше раздражали беспрерывные метания Черча по салону автомобиля, после того как Криды, наконец, сдались и выпустили его.
      Луис чувствовал, что сам почти срывается на крик. Дикая, но привлекательная идея, неожиданно родилась у него: он представил, как они возвращаются в Бангор что-нибудь перекусить и подождать грузовик с вещами; а когда три подарка судьбы выйдут из машины, он надавит акселератор и умчится, не оглядываясь, ноги в руки; огромный четырехцилиндровый двигатель легкового автомобиля начнет жадно глотать дорогой бензин. Он мог бы поехать на юг, до Орландо во Флориде, где под новым именем стал бы работать врачом в Диснейленде. Но перед тем, как он доберется до пункта оплаты проезда на старой, широкой 95-й дороге у южной границы штата, он остановится на обочине и вышвырнет этого е.....о кота.
      И вот, когда последний поворот остался позади, они увидели дом, который раньше видел только Луис. Прилетев заранее, он осмотрел каждый из семи домов, которые они выбрали по фотографиям, когда за Луисом закрепили место в Университете Мэйна. Этот дом нравился ему самому: большой, старый особняк в стиле Новой Англии (но заново переоблицованный и утепленный; цены за обогрев, до сих пор выглядевшие просто ужасно, оказались приемлемыми, учитывая размеры дома); три большие комнаты внизу, четыре наверху; рядом длинный сарай, который позже можно будет перестроить в жилое помещение - дом, окруженный ярко-зеленеющими лужайками, несмотря на августовскую жару.
      За домом была большая площадка для детских игр, а за площадкой - лес, конца которому видно не было. "Ваш участок граничит с землями штата, и поэтому в ближайшем будущем тут не предвидится никакого строительства, - так объяснил агент по продаже недвижимости. - Остатки индейского племени Микмака потребовали признания их прав на восемь тысяч акров земель по соседству с Ладлоу и в городках восточное, поэтому возникла запутанная тяжба, в которой федеральное правительство увязло так сильно, что судебное разбирательство продлится до следующего столетия".
      Речел перестала плакать, привстала.
      - Этот...
      - Это он, - ответил Луис, встревожившись...нет, неожиданно испугавшись. На самом деле он почувствовал ужас. В обмен на дом он заложил двенадцать лет их жизни: за дом будет выплачено, когда Елене исполнится семнадцать.
      Он сглотнул.
      - Что ты думаешь? - Думаю, он прекрасен, - проговорила Речел, и огромный камень свалился с души Луиса. Он видел, жена говорит искренне. Пока они ехали по асфальтированному проезду, ведущему вокруг сарая на задний двор, она смотрела на дом; ее взгляд скользил по пустым окнам; она уже отметила отсутствие таких вещей как занавески, клеенки на полках, устроенных на наружной стороне сарая и бог еще знает что.
      - Папочка! - позвала Элли с заднего сиденья. Она тоже перестала плакать. Даже Гадж перестал капризничать. Луис наслаждался тишиной.
      - Что, дорогая?
      Ее глаза, карие, под челкой светлых волос, в отражении зеркальца заднего вида, тоже внимательно изучали дом, лужайку, крышу другого дома, слева в отдалении, пустырь, вытянувшийся к лесу.
      - Этот дом?
      - Он наш, милая, - сказал Луис.
      - Уураа! - взвыла Елена, так что у Луиса заложило уши. И Луис, который мог иногда становиться очень раздражительным при общении с Элли, решил, что и без Диснейленда - его жизнь прекрасна.
      Луис припарковал машину перед сараем и включил холостой ход.
      Двигатель тихо урчал на холостом ходу. В послеполуденной тишине, которая казалась мертвой после Чикаго, суматохи Улицы Штата и Кольцевой, сладко пели птицы.
      - Дома, - мягко сказала Речел, все еще глядя на коттедж.
      - Дома, - самодовольно произнес Гадж у нее на коленях. Луис и Речел переглянулись. В зеркале заднего вида у отражения Елены округлились глаза.
      - Ты...
      - Он...
      - Что это...
      Они заговорили одновременно, потом все вместе рассмеялись. Гадж не обращал на них внимания, продолжая сосать палец. Он уже месяц говорил "Ма" и произносил то, что иногда можно было принять за "Пааа", а может, так лишь хотелось Луису.
      Но в этот раз, даже если получилась случайная имитация, прозвучала она как настоящее слово. "Дома".
      Луис подхватил Гаджа с коленей жены и обнял его.
      Вот так они приехали в Ладлоу.
      Глава 2
      В памяти Луиса Крида этот эпизод навсегда сохранил оттенок волшебства, может, потому, что он и в самом деле был волшебным, а может, потому, что остаток вечера оказался безумным. Следующие три часа никакого отдыха никакого волшебства...
      Луис вес время держал ключи от дома под рукой (он был аккуратным и методичным человеком), в коробке из-под манильских сигар, на которую наклеил ярлык: "Дом в Ладлоу. Ключи получены 29 июня". Он убрал коробочку с ключами в отделение для перчаток "Файрлайна". В этом Луис был абсолютно уверен. Сейчас их там не оказалось.
      Пока он охотился за ключами, становясь все раздражительнее, Речел, взяв Гаджа на руки, пошла за Еленой к дереву, возвышавшемуся посреди пустыря за домом. Луис третий раз проверял под сиденьем, когда его дочь отчаянно закричала.
      - Луис! - позвала Речел. - Она разбила колено! Елена упала с качелей, сделанных из автомобильной шины, и ударилась коленкой о камень. "Ссадина пустяковая, но вопит, словно ногу потеряла", - подумал Луис (капелька бездушия). Он посмотрел на дом на противоположной стороне дороги; там в гостиной горел свет.
      - Все в порядке, Элли, - сказал он. - Хватит рыдать. Соседи могут подумать, что тут кого-то убили.
      - Боооолит!
      Луис приложил максимум усилий, чтобы сдержаться, и молча вернулся к автомобилю. Ключей в отделении для перчаток не было, но аптечка оказалась на месте. Взяв ее, он отправился назад. Когда аптечку увидела Элли, она стала кричать еще громче.
      - Нет! Только не йод! Я не хочу йода, папочка! Нет...
      - Елена, это - зеленка, а не йод.
      - Будь большой девочкой, - сказала Речел. - Только...
      - Нет.., пет - пет.., нет.., пет...
      - Ты сейчас же прекратишь или у тебя еще и попа заболит, - сказал Луис.
      - Она устала, Луис, - спокойно объяснила Речел.
      - Конечно. Я знаю. Подержи ее ногу.
      Положив Гаджа, Речел подержала ногу Елены, которую, злясь на усилившиеся истерические завывания, Луис красил зеленкой.
      - Кто-то вышел на веранду дома на противоположной стороне улицы, заметила Речел. Она подняла Гаджа, который пытался уползти по траве.
      - Замечательно, - прошептал Луис.
      - Луи, она...
      - Устала, знаю, - он закрыл зеленку и сумрачно посмотрел на дочь. - Вот так. И на самом деле ни капли не болит. Потерпи, Елена.
      - Болит! На самом деле болит! Боооол...
      У Луиса руки чесались отшлепать ее, но он сдержался.
      - Ты нашел ключи? - спросила Речел.
      - Конечно, нет, - ответил Луис, щелчком закрыв аптечку, и встал. - Я...
      Завопил Гадж. Он не капризничал, не кричал, а по-настоящему вопил, корчась на руках у Речел.
      - Что с ним? - воскликнула Речел, протянув ребенка Луису.
      "Одно из преимуществ, когда выходишь замуж за врача: вы можете пихнуть ребенка своему мужу всякий раз, когда кажется, что ребенок умирает", - в этом Луис был уверен. - Луис! Что?..
      Малыш тер ручками шею и дико кричал. Луис поднял его повыше и увидел раздувающуюся белую опухоль сбоку на шее Гаджа. И еще что-то было на завязке детского комбинезончика, что-то лохматое, слабо подергивающееся.
      Елена, которая стала уже успокаиваться, снова завопила.
      - Пчела! Пчела! Пчееела! - она отскочила, споткнувшись о камень, с которым ей один раз уже не повезло, сильно шлепнулась на попу и снова начала реветь от боли, удивления и страха.
      "Я сойду с ума, - подумал Луис. - Ух-ххххх!"
      - Луис, сделай что-нибудь! Ты можешь что-нибудь сделать?
      - Сперва надо вырвать жало, - донесся сзади голос, растягивавший слова. Точно. Сперва вырвать жало и приложить немного гашеной извести. Шишка спадет. - Говоривший обладал таким сильным восточным акцентом, что некоторое время смущенный Луис не мог понять о чем речь. "Перва надрвать жал иприложить немногопогшеной звести. Шка падет".
      Луис повернулся и увидел старика лет семидесяти - крепкого и здорового семидесятилетнего старика. Он носил синюю рубашку-поло, открывавшую морщинистую шею с толстыми складками. Обожженное солнцем лицо; и еще он курил сигареты без фильтра. Когда Луис посмотрел на него, старик закончил разминать сигарету между большим и указательным пальцами и ловко положил ее в карман. Протянув руку, он слегка улыбнулся.., улыбка понравилась Луису; старик был не из тех, кто "располагает" к себе.
      - Вам виднее в ваших делах, док, - сказал он. Вот так Луис встретил Джадеона Крандолла, человека, который стал ему как отец.
      Глава 3
      С противоположной стороны улицы старик видел, как они приехали, и пришел посмотреть, не может ли он чем-то помочь, когда у них возникли "мелкие трудности", как он называл их.
      Пока Луис держал мальчика на руках, Крандолл подошел ближе, осмотрел опухоль на шее Гаджа и вытянул грубую, кривую руку. Речел открыла рот, чтобы запротестовать - рука старика выглядела ужасно неловкой и почти такой же большой, как голова Гаджа - но прежде чем Речел успела что-то сказать, пальцы старика сделали простое, уверенное движение, такое же стремительное и ловкое, как движение шулера, тасующего колоду карт, или наперсточника, играющего шариками. И жало оказалось на ладони у старика.
      - Большое, - заметил старик. - Приза не возьмет, но медаль вручить можно, так я считаю. - Луис взорвался от смеха.
      Крандолл взглянул на него с плутоватой улыбкой и сказал:
      - Храбрец, не так ли?
      - Что он сказал, мамочка? - спросила Елена, и тогда Речел тоже взорвалась от смеха. Конечно, это было ужасно невежливо, но каким-то образом дальше все пошло хорошо. Крандолл вытащил пачку "Королей Честерфильда", сунул одного из них в морщинистый уголок своего рта, вежливо кивая, пока Криды смеялись.., даже Гадж сдавленно захихикал, несмотря на опухоль от пчелиного укуса. Старик зажег деревянную спичку, чиркнув ее о ноготь большого пальца. "У каждого старика есть свои трюк, - подумал Луис. - Порой безыскусный, но некоторые из них красиво смотрятся".
      Луис перестал смеяться и протянул руку, не ту, которой только что поддерживал Гаджа за попку - определенно мокрую попку.
      - Рад встрече с вами, мистер...
      - Джад Крандолл, - сказал старик и потряс руку Луиса. - Я догадался, что вы - доктор.
      - Да. Луис Крид. Это моя жена Речел, моя дочь - Элли, а малыш, которого ужалила пчела, - Гадж.
      - Приятно с вами познакомиться.
      - Я не хотел смеяться.., то есть, мы не хотели смеяться.., дело в том, что мы.., немного устали.
      Эти слова - явное преуменьшение, заставили Луиса снова захихикать. Он почувствовал себя полностью истощенным от смеха.
      Крандолл кивнул.
      - Все в порядке, - сказал он, и это прозвучало: "Все в рядке". А потом старик посмотрел на Речел, - Почему бы вам не прогуляться с малышами к нам, миссис Крид? Мы дадим гашеной извести на примочку. Моя жена будет рад а с вами познакомиться. Она почти не выходит из дому. Последние два-три года ее артрит обострился.
      Речел взглянула на Луиса, который кивнул.
      - Это очень любезно с вашей стороны, мистер Крандолл.
      - Зовите меня просто Джад, - сказал старик. Неожиданно раздался протяжный автомобильный гудок, взревел мотор и из-за поворота появился большой грузовик: неуклюже двигаясь, он свернул к их новому дому.
      - Боже, а я не знаю, где ключи, - вспомнил Луис.
      - Все в порядке, - сказал Крандолл. - Я принесу ключи. Мистер и миссис Кливленд (они жили тут до вас) оставили нам комплект ключей, ох, может, четырнадцать или пятнадцать лет назад. Они долго тут жили. Джоан Кливленд была лучшей подругой моей жены. Она умерла года два назад. Бил переехал в дом престарелых в Оррингтоне. Я верну вам ключи. Во всяком случае, теперь они ваши.
      - Вы очень любезны, мистер Крандолл, - заметила Речел.
      - Вовсе нет, - сказал он. - Просто надеюсь, у нас в округе снова появится молодежь. - Его речь звучала гораздо экзотичнее для их слуха - слуха жителей среднего запада; что-то вроде "млдеш". - Вы только приглядывайте за дорогой, миссис Крид. По этой дороге ездит много больших грузовиков.
      Хлопнула дверь, водитель выпрыгнул из кабины и направился к ним.
      В это время Элли, отошедшая чуть подальше, воскликнула:
      - Папочка, что это?
      Луис, направившийся навстречу шоферу, оглянулся. На краю пустыря, где кончалась лужайка и поднималась высокая летняя трава, начиналась выкошенная тропинка фута четыре шириной. Она вела на холм, изгибаясь среди низких зарослей кустов и пары берез, а дальше исчезала из поля зрения.
      - Выглядит как тропинка, - сказал Луис.
      - О, кнешно, - улыбаясь проговорил Крандолл. - Когда-нибудь я тебе об этом расскажу, мисси. Хочешь, пойдем и приведем в порядок твоего крошку-брата?
      - Ага! - согласилась Элли, а потом с надеждой прибавила. - А гашеная известь жжется?
      Глава 4
      Крандолл принес ключи, но Луис уже нашел свой комплект. Ключи оказались в углу отделения для перчаток; маленькая коробочка забилась под электропроводку. Выудив ее, Луис пустил грузчиков в дом. Крандолл вручил Луису еще один комплект ключей. Ключи были на старом, тусклом кольце. Луис поблагодарил старика и рассеянно опустил ключи в карман, глядя, как грузчики вносят в дом коробки, кухонную утварь, комоды и другие вещи, которые Криды собрали за десять лет совместной жизни. Сорванные со своих родных мест, они казались жалкими. "Точно дерьмо, рассыпанное по коробкам", - подумал Луис и неожиданно почувствовал печаль, уныние - наверное, это была тоска по родине.
      - Сорвались с насиженных мест, - неожиданно рядом с ним произнес Крандолл, Луис аж подпрыгнул.
      - Вы говорите так, словно испытали нечто подобное, - проговорил он.
      - Пожалуй, нет, - Крандолл зажег сигарету. Пшш! Отшвырнул спичку, ярко вспыхнувшую в ранних сумерках. - Дом на той стороне дороги построил мой отец. Он привез сюда свою жену, и она родила там ребенка. Этот ребенок, родившийся в 1900 году, был я.
      - Значит вам...
      - Восемьдесят три, - проговорил Крандолл, и Луис вздохнул с облегчением, когда старик не прибавил "года, юноша" - фраза, которую Луис искренне ненавидел.
      - Вы выглядите значительно моложе. Крандолл пожал плечами.
      - Я всегда жил здесь. Меня призвали, когда началась Первая Мировая, но конечный пункт, которого я достиг, направляясь в Европу, оказался городок Бауонн в Нью-Джерси. Скверное место. Даже в 1917 году это было скверное место. Я был так рад вернуться сюда, жениться на моей Норме, работать на железной дороге. Мы прожили здесь всю жизнь. Но я многое повидал тут в Ладлоу. Ей-богу!
      Грузчики остановились напротив входа в сарай, держа пружинный матрац от большой двуспальной кровати.
      - Куда это, мистер Крид?
      - Наверх.., одну минуточку, я покажу вам, - он направился к грузчикам, потом на мгновение остановился, посмотрел назад на Кранзолла.
      - Идите. - улыбаясь, сказал Крандолл. - Я прослежу за вашей семьей. Отведу их к себе домой, чтоб они не мешались под ногами. Переезд в новый дом тяжелое занятие, и после него неплохо примочить горло. Я обычно около девяти сажусь на веранде и выпиваю парочку банок пива. В теплую погоду люблю смотреть, как приходит ночь. Иногда Норма составляет мне компанию. Если хотите, приходите.
      - Ладно, может быть, приду, - сказал Луис. Он не собирался делать ничего подобного. Следующим шагом будет неофициальное (и бесплатное) обследование артрита Нормы на веранде. Луису понравился Крандолл, понравилась его плутоватая улыбка, бесцеремонные манеры разговора, акцент янки, который сметал части слов, но был мягким, почти тягучим. "Хороший человек. - подумал Луис. Но врачи быстро начинают зло смотреть на людей. Неприятно, но рано или поздно даже самый лучший друг захочет, чтоб его осмотрели. А у стариков это сплошь и рядом", - Не высматривайте меня, и если меня не будет, ложитесь спать.., у нас выдался адский день.
      - Главное, чтоб вы поняли - к нам можно заходить и без письменного приглашения. - сказал Крандолл, и что-то в его плутоватой усмешке заставило Луиса подумать, что старик читает все его мысли.
      Мгновение, прежде чем присоединиться к грузчикам, Луис смотрел на старика. Крандолл держался прямо и легко, словно ему было лет шестьдесят, а не восемьдесят. Луис почувствовал первый, слабый порыв сыновней любви.
      Глава 5
      В девять часов грузчики ушли. Элли и Гадж, оба совершенно измученные, спали, каждый в своей комнате; Гадж в детской кроватке, Элли на матрасе на полу, окруженная горами коробок - биллионы карандашей, большей частью поломанные или тупые; плакаты с улицы Тысячи и Одной Ночи; книги с картинками: одежда; одни небеса знают, что еще. И Черч, конечно, был с ней, тоже спал и хриплое ворчание вырывалось из его пасти. Хриплое ворчание - так мурлыкает большой кот.
      Речел беспокойно бродила по дому, освободившись от Гаджа; она смотрела, где какие вещи оставили грузчики, работавшие под предводительством Луиса, начинала приводить вещи в порядок, перекладывать их и перетасовывать. Луис не потерял чек; он до сих пор лежал в нагрудном кармане, среди пяти десятидолларовых купюр, которые он отложил на чаевые. Когда грузовик наконец опустел, Луис передал чек и вручил наличные, кивнув в ответ на благодарности грузчиков, расписался на накладной и остался стоять на веранде, глядя, как большой грузовик задом выезжает с их участка. Наверное, грузчики остановятся в Бангоре и промочат горло, выпив несколько банок пива.
      Пара банок пива и ему не помешала бы. Он снова вспомнил о Джаде Крандолле.
      Луис и Речел присели у кухонного стола, он увидел синяки у жены под глазами.
      - Ты иди, укладывайся, - проговорил он.
      - Рекомендация врача? - спросила она, чуть улыбнувшись.
      - Конечно.
      - Хорошо, - сказала она, поднимаясь. - Меня словно избили. Да и Гадж может ночью проснуться. Ты идешь? Луис заколебался.
      - Пока не собираюсь. Этот старикан с противоположной стороны улицы...
      - Дороги. В этой деревне можешь называть ее дорогой. А если бы ты был Джадеоном Крандоллом, думаю, ты назвал бы ее дорогой.
      - Хорошо, на противоположной стороне дроги. Он приглашал меня на пиво. Думаю, пойду, хлебну. Я устал, но слишком возбужден, чтобы уснуть.
      Речел улыбнулась.
      - Закончишь тем, что Норма Крандолл расскажет тебе, что у нее болит и на каком тюфяке она спит.
      Луис засмеялся, думая, как потешно.., потешно и пугающе-то, что жены со временем могут читать мысли своих мужей.
      - Он был тут, когда мы нуждались в нем, - проговорил Луис. - Думаю, я тоже смогу сделать ему одолжение.
      - Ты - мне, я - тебе?
      Луис пожал плечами. Он не знал, как сказать жене, что ему вот так, сразу, понравилось общество Крандолла.
      - Как его жена?
      - Очень милая, - сказала Речел. - Гадж сидел у нес на коленях. Я удивлена, у него был трудный день, а ведь ты знаешь, он быстро не принимает новых людей даже в нормальной обстановке. У нее была куколка, и она дала Елене поиграть с ней.
      - Насколько, по-твоему, плох ее артрит?
      - Совсем плох.
      - Кресло-каталка?
      - Нет.., но она ходит очень медленно, а ее пальцы... - Речел подняла свои изящные руки и, для примера, изогнула их, превратив кисть в лапу с когтями. Луис кивнул. - В любом случае, Лу, не задерживайся. У меня мурашки идут по коже, когда я ночую одна в незнакомом доме.
      - Не долго он останется для тебя незнакомым, - проговорил Луис и поцеловал ее.
      Глава 6
      Луис вернулся из гостей, чувствуя себя пристыженным. Никто не просил его осматривать Норму Крандолл, когда он пересек улицу ("дрогу" - напомнил он себе, улыбаясь). Хозяйка уже ушла спать. Джад смутным силуэтом маячил на веранде за сеткой от насекомых. Слышался скрип кресла-качалки по старому линолеуму. Луис постучал по сетке от насекомых, которая загремела в раме. Сигарета Крандолла пылала в темной летней ночи, словно большая огненная муха. Из динамика радиоприемника доносился тихий голос, комментирующий игру Красной футбольной Лиги, и от всего этого на Луиса Крида нахлынуло странное чувство: как будто после долгих странствий он вернулся домой.
      - Я так и думал, что вы придете, - сказал Крандолл.
      - Надеюсь, вы говорили всерьез насчет пива, - входя, сказал Луис.
      - Насчет пива я никогда не обманываю, - проговорил Крандолл. - Люди, которые врут насчет пива, наживают себе врагов. Садитесь, Док. Я положил пару банок на лед на всякий случай.
      Веранда была длинной и узкой, обставленной ротанговыми стульями и софами. Луис скользнул на одну из них и удивился, как удобно. Под левой рукой оказалась бадья с кубиками льда и несколькими банками "Черной Этикетки". Он взял одну из банок пива.
      - Спасибо, - сказал Луис и открыл пиво. Первые два глотка - словно благословение.
      - Не за что, - проговорил Крандолл. - Надеюсь, вы тут будете счастливы, Док.
      - Аминь, - сказал Луис.
      - Послушайте! Если хотите крекеров или еще чего, я могу принести. У меня есть "крысиная вырезка".
      - Какая вырезка?
      - Кусок рокфора - крысиного сыра, - с улыбкой пояснил Крандолл.
      - Благодарю, но я, только пиво.
      - Тогда пусть себе там и лежит, - довольно отрыгнул Крандолл.
      - Ваша жена легла? - поинтересовался Луис, удивляясь; что его тянет за язык?
      - Кнешно. Иногда она остается посидеть. Иногда нет.
      - Ее артрит сильно беспокоит, так?
      - Вы когда-нибудь видели, чтоб артрит сильно не беспокоил? поинтересовался Крандолл.
      Луис покачал головой.
      - Я считаю, дела обстоят сносно, - объяснил Крандолл. - Она почти не жалуется. Хорошая старушка, моя Норма. - В его голосе чувствовалась любовь. С 15 шоссе вынырнул грузовик с цистерной - такой большой и длинной, что на мгновение закрыл от Луиса дом на другой стороне дороги. На боку его в последних лучах солнца можно было едва разобрать: "Оринго".
      - Черт возьми, большой грузовик, - заметил Луис.
      - Оринго поблизости от Оррингтона, - сказал Крандолл. - Завод по производству химических удобрений. Все время ездят туда-сюда. Нефтяные цистерны, самосвалы, люди, которые утром едут на работу, в Бангор или Бревер, а вечером возвращаются. - Он потряс головой. - Только одна вещь в Ладлоумнене нравится - это задроченная дорога. Нет покоя из-за нее. Едут весь день и всю ночь. Иногда они будят Норму. Да, черт возьми, меня иногда будят, а я-то сплю, словно мертвый.
      Луис, который думал о странном ландшафте Мэйна, как о сверхъестественно спокойном, после постоянного рева Чикаго, только покачал головой.
      - Скоро арабы перекроют нефть и тогда на белой полосе шоссе будут выращивать африканские фиалки. - проговорил Крандолл.
      - Может, вы и правы, - Луис приложился к банке и удивился, обнаружив, что она уже пуста. Крандолл засмеялся.
      - Вы, док, берите еще бутылочку. Луис поколебался, а потом сказал:
      - Договорились, но только одну. Мне уже пора возвращаться.
      - Разумеется. Ведь переезд - чертовски утомительное занятие?
      - Да, - согласился Луис, и потом некоторое время они молчали. Приятная тишина, так, словно они знали друг друга долгое время. Чувство, о котором Луис читал в книгах, но которого раньше никогда не испытывал. Он чувствовал себя пристыженно от того, что раньше думал о бесплатном медицинском осмотре Нормы.
      По дороге проревела полуторка, ее фары мерцали, как звезды.
      - Главная дорога, все правильно, - повторил Крандолл, непонятно к чему, но потом повернулся к Луису. Морщинистый рот растянулся в едва заметной улыбке. Старик воткнул Честерфильд в уголок улыбающегося рта и чиркнул спичкой о ноготь. - Помните тропинку, которую заметила ваша дочь?
      Мгновение Луис пытался припомнить; Элли болтала о множестве вещей, перед тем как в изнеможении рухнуть спать. Потом он вспомнил. Широкая, выкошенная тропинка, исчезающая среди деревьев.
      - Да. Вы ей пообещали когда-нибудь рассказать об этой тропинке.
      - Обещал и расскажу когда-нибудь, - сказал Крандолл - Тропинка длиной мили полторы ведет в лес. Местные ребятишки, что живут вдоль 15 дороги и Центрального шоссе, следят за ней, потому что часто ею пользуются. Дети приходят и уходят.., теперь переезжают намного чаще, чем в те годы, когда я был мальчиком; тогда выбирали место для дома на всю оставшуюся жизнь. Кажется, они даже договорились между собой, и каждую весну кто-то из них выкашивает тропинку. Все лето они следят за ней. Не все взрослые о ней знают большинство, конечно, но не все, далеко не все,.., но все дети знают о ней. Могу поспорить.
      - Вы знаете, куда она ведет?
      - На кладбище домашних любимцев, - ответил Крандолл.
      - Кладбище домашних любимцев? - удивленно повторил Луис.
      - Не так странно, как может показаться вначале, - заметил Крандолл, покуривая и раскачиваясь. - А все дорога. На кладбище домашних любимцев хоронят большую часть домашних животных, и во всем виновата дорога. Собаки и кошки, в основном, но они не одни. Один из грузовиков "Оринго" задавил домашнего енота, который жил у детей Ридера. Это случилось.., боже, должно быть в 73, а может, раньше. Еще до того, как власти запретили держать дома енотов и даже прирученных скунсов.
      - Запретили?
      - Бешенство, - пояснил Крандолл. - В Мэйне участились случаи бешенства. Неподалеку жил сенбернар, который пару лет назад заразился бешенством, и погибло четыре человека. Вот такая жуткая история. Собаке не сделали прививки. Если бы эти глупые люди следили за тем, чтоб прививки были сделаны, ничего бы не случилось. Но еноту или скунсу можете делать прививку дважды в год, и это не всегда срабатывает. А такого енота, как был у детей Ридера, в старые времена называли "сладким енотом". Он бы, переваливаясь, подошел к вам (господи, ну и жирным он был!) и лизнул бы вас в лицо, словно пес. Они даже заплатили ветеринару, чтобы тот отрезал еноту яйца и сточил когти. Должно быть, это обошлось им в целое состояние! Ридер.., он работал на фирму IBM в Бангоре. Теперь прошло уже лет пять.., а может, и шесть, как они уехали в Колорадо. Странно думать о них, как о взрослых, которые могут водить машину. Горевали они из-за этого енота? Думаю, да. Мэтти Ридер плакал так долго, что его мать испугалась и хотела было вызвать доктора. Со временем он примирился с потерей любимца, но никогда не забудет о нем. Когда любимый зверек выбегает на дорогу и гибнет, ребенок никогда не забывает.
      Луис подумал об Элли, представил ее, как видел, перед тем как она отправилась спать. Черч мурлыкал у ног своей хозяйки.
      - У моей дочери есть кот, - сказал Луис. - Уинстон Черчилль. Мы зовем его попросту: Черч.
      - Они тянут его гулять?
      - Извините? - Луис не понял, что имеет в виду старик.
      - У него яйца отрезаны или нет? - Нет, - сказал Луис. - Нет, его не кастрировали. Да, это вызывало определенные хлопоты в Чикаго. Речел хотела кастрировать Черча, даже ходила к ветеринару. Луис отговорил ее. Даже сейчас он не мог с уверенностью сказать, почему. Дело было не в том, что он подсознательно сравнивал свое мужское начало с мужским началом кота дочери. Луис возмутился из-за причины кастрации, оказывается, толстую домохозяйку за соседней дверью не должны беспокоить падающие мусорные бачки.., хотя это была только часть проблемы; гораздо важнее оказалось сильное, но смутное ощущение, что придется лишить Черча того, чем сам Луис так дорожил.., и полный страданий взгляд зеленых глаз кота. Наконец, Луис сказал Речел, что так как теперь они переезжают в сельскую местность, с этим проблем не будет. А теперь Джадеон Крандолл сообщил ему, что жизнь Ладлоу связана с 15 шоссе и спросил, кастрирован ли кот. Попытайтесь хоть немного развеселиться, доктор Крид.., это пойдет вам на пользу.
      - Я бы его кастрировал, - сказал Крандолл. - Кастрированный кот бродит не так уж много. Если он вес время станет бегать туда-сюда через дорогу, удача рано или поздно изменит ему, и он кончит как енот Ридеров, как коккер-спаниель маленького Тимми Десслера или длиннохвостый попугай миссис Брэдли. Но длиннохвостый попугай не перебегал через дорогу, вы же понимаете. Он просто однажды сдох.
      - Приму к сведению, - сказал Луис.
      - Да уж, примите, - отозвался Крандолл и встал. - Так как насчет еще по пивку? И, верно, придется отрезать кусочек "старого крыса"?
      - Да хватит, - ответил Луис, тоже вставая. - Я должен идти. Завтра тяжелый день.
      - Поедете в университет? Луис кивнул.
      - Студентов не будет еще недели две, но к тому времени я должен буду полностью разобраться с делами, не так ли?
      - Конечно, если вы не знаете, где что лежит, у вас могут появиться проблемы, - Крандолл протянул руку, и Луис пожал ее, не забывая, что старые кости легко начинают болеть. - Приходите в любой день, - сказал старик. - Вам, наверное, захочется познакомиться с Нормой. Думаю, она вам понравится.
      - Я тоже так считаю, - сказал Луис. - Приятно было повстречаться с вами, Джад.
      - Взаимно. А пока обстраиваетесь. Может, даже поживете тут некоторое время.
      - Надеюсь.
      Луис вышел на дорожку, вымощенную камнями различной формы, ведущей к дороге, и остановился, пропустить грузовик. В направлении Бакспорта, одна за другой, проехали пять машин. Потом, махнув на прощание, он пересек улицу ("дрогу") и направился прямо к своему новому дому.
      Сонная тишина. Элли не шелохнулась, и Гадж застыл в колыбели, почивая в типичной гаджевской манере, распластавшись на спине, но так, что бутылочка с молоком находилась в пределах досягаемости. Луис постоял, глядя на сына, и его сердце наполнилось любовью, такой сильной, что она показалась почти опасной. Луис решил, что отчасти это просто тоска по Чикаго, к которому привык, людям Чикаго, оставшимся где-то там; людей стертых милями, которые он никогда не сможет преодолеть. "Теперь переезжают намного чаще, чем раньше.., раньше место для дома выбирали на всю жизнь". В этом была определенная правда.
      Луис подошел к сыну и, пока никто не видел, даже Речел, поцеловал пальчики малыша, а потом легонько сжал их, на мгновение прикоснувшись к щеке Гаджа сквозь прутья колыбели.
      Гадж захихикал во сне и повернулся на другой бок.
      - Спи спокойно, малыш, - сказал Луис.
      ***
      Луис тихо разделся и скользнул на свою половину постели-, устроенной из двух простых матрасов, разложенных прямо на полу. Он почувствовал, как напряжение, накопившееся в течение дня, начинает проходить. Речел не шелохнулась. Призрачно возвышались нераспакованные коробки.
      Перед тем как уснуть, Луис приподнялся на локте и выглянул в окно. Их комната находилась в передней части здания, и Луис видел гнездышко Крандоллов на другой стороне дороги. Оно казалось темной тенью (в эту ночь не светила луна), но Луис разглядел янтарный огонек сигареты. "Не ушел спать, - подумал Луис. - Старик еще долго может не ложиться. Старость бедна снами. Может, все старики несут бессрочную вахту... Зачем?"
      Луис задумался над этим и незаметно уснул. Во сне он оказался в Диснейленде, ехал на сверкающем белом грузовике с красной полосой на борту. Рядом был Гадж, и во сне ему было лет десять. Черч лежал на белом щитке грузовика, глядел на Луиса ярко-зелеными глазами, а на главной улице возле почтовой станции 1890-х годов Микки Маус жал руки детям, собравшимся вокруг него, его большие мультипликационные перчатки сжимали маленькие, доверчивые ручонки.
      Глава 7
      Следующие две недели выдались очень хлопотными. Мало-помалу новая работа начала затягивать Луиса (то ли еще будет, когда десять тысяч студентов, многие злоупотребляющие наркотиками и спиртными напитками, некоторые, пораженные венерическими болезнями, слишком рвущиеся к высоким оценкам или окутанные тоской по оставленному в первый раз дому; дюжина из них, в основном девушки, полностью потерявшие аппетит.., то ли еще будет, когда эти студенты заполнят университет) Пока Луис начал вникать в работу, как глава Медицинской Службы университета, Речел начала обстраиваться в доме.
      Гадж падал и получал шишки, знакомясь с новым окружением; первое время его никак нельзя было уложить спать вовремя, но к середине второй недели в Ладлоу, он снова стал спать спокойно. Только Элли, которой предстояло пойти в школу в новом месте, всегда казалась чересчур возбужденной и вспыльчивой. То она подолгу хихикала в кулак, то впадала в климактерическую <Связанную с половым созреванием у девочек (прим, переводчика).> депрессию; иногда начинала капризничать из-за случайно брошенного слова. Речел сказала: у Элли это пройдет, когда она увидит, что школа, ожидающая ее в сентябре, совсем не ужасный, огромный красный дьявол, и усвоит это; а Луис подумал, что Речел права. Но большую часть времени Элли оставалась прежним милым ребенком дорогушей.
      Вечерняя банка-другая пива с Джадом Крандоллом стала чем-то обыденным. Когда Гадж снова стал нормально засыпать, Луис начал задерживаться у старика подольше, прихватив с собой банок шесть пива - раз в два-три дня. Он познакомился с Нормой Крандолл, приятной милой женщиной, страдающей от артрита - гнусного, старого, ревматического артрита, портившего жизнь пожилым людям, которые в остальном здоровы... Но в общем отношение Нормы к своей болезни оказалось совершенно правильным. Она не сдалась боли и не выбросила белый флаг. Пусть болезнь возьмет свое, если сможет. Луис прикинул, что у Нормы есть еще пять или семь лет жизни, хотя она проведет их не так уж комфортабельно.
      Вопреки своим привычкам, Луис обследовал Норму по собственной инициативе, проверил все лекарства, которые выписал ей доктор, и обнаружил, что все в полном порядке. Он почувствовал разочарование из-за того, что больше ничего не может сделать или предложить ей. Доктор Вейбридж держал болезнь Нормы под контролем, насколько это было возможно. Конечно, всегда оставалась возможность выздоровления, хотя надежды на это было мало. Нужно отвлеченно относиться к проблемам других, иначе самому можно оказаться в психушке.
      Речел понравилась Норме, и они скрепили дружбу, обменявшись рецептами, как малыши меняются бейсбольными программками, начиная от яблочного пирога Нормы Крандолл, пирога, который подают в глубокой тарелке, и до бефстроганов Речел. Норме очень понравились дети Кридов - в основном Элли, которая, по словам старой женщины, скоро станет "настоящей старосветской красавицей". Слава богу, сказал этой ночью Луис, уже лежа в постели, что Норма не назвала Элли "настоящим, милым енотом". Речел расхохоталась, да так сильно, что непроизвольно пукнула. После этого они вместе смеялись так долго и громко, что даже разбудили Гаджа, спавшего в соседней комнате.
      Начались занятия в школе. Луис, который к этому времени уже полностью разобрался в работе университетского лазарета и медпунктов университета, устроил себе выходной (по правде сказать, в лазарете было совсем пусто; последняя пациентка - студентка, сломавшая ногу летом во время Объединенного Студенческого Марша, выписалась неделю назад). Луис стоял на лужайке перед домом рядом с Речел, державшей на руках Гаджа, когда с шоссе свернул большой желтый автобус и неуклюже остановился перед их домом. Двери автобуса открылись, бормотания и пронзительные крики детей поплыли в мягком сентябрьском воздухе.
      Элли бросила странный, полный отчаяния взгляд через плечо, словно спрашивая родителей: может быть, еще остановить этот неизбежный процесс, и, наверное то, что она прочитала на их лицах, убедило ее: уже поздно, все, что последует дальше - неизбежно, как развитие артрита Нормы Крандолл. Элли отвернулась и залезла в автобус. Двери закрылись, довольно чмокнув. Автобус покатил дальше. Речел разрыдалась.
      - Ради всего святого, не надо, - проговорил Луис. Он не плакал, но и у него на душе кошки скребли. - Елены не будет всего полдня.
      - Даже полдня слишком долго, - ответила Речел срывающимся голосом и зарыдала еще пуще. Луис обнял ее, а Гадж обвил ручонками шеи родителей. Когда Речел зарыдала, Гадж обычно вторил ей. Но не в этот раз. "Теперь наше внимание будет отдано только ему, и он прекрасно это понимает", - подумал Луис.
      ***
      Они с трепетом ждали возвращения дочери. Выпили так много кофе, переволновались о том, как ей в школе. Луис вышел в заднюю комнату, которую оборудовал под кабинет, и пытался убить время, передвигая бумаги с места на место - единственное, чем он сейчас мог заниматься. Речел приготовила ленч до смешного рано.
      Когда в четверть одиннадцатого позвонил телефон, Речел подняла трубку и не дыша ответила:
      - Алло? - она сделала это прежде, чем телефон прозвонил во второй раз. Луис застыл в дверях между кабинетом и кухней, уверенный: это звонит учительница, сказать им, что у Элли ничего не получится: желудку общественного образования не удалось переварить Елену и он исторг ее обратно. Но звонила Норма Крандолл, сказать, что Джад собрал остатки кукурузы, и Криды могут забрать дюжину початков, если хотят. Луис, прихватив сумку для покупок, пошел к Крандоллам и сердито высказал Джаду за то, что старик не позвал его помочь собрать урожай.
      - Да, ладно, урожай все равно дерьмовый, - ответил на это Джад.
      - Не употребляй таких выражений в моем присутствии, - вмешалась Норма. Она принесла на веранду охлажденный чай на старом подносе "кока-кола".
      - Извини, моя любовь.
      - И выдумаете, что ему стыдно? - спросила Норма Луиса и, морщась от боли, присела.
      - Мы видели, как Элли укатила на автобусе, - сказал Джад, зажигая Честерфильд.
      - С ней все будет в порядке, - добавила Норма. - С ними почти всегда так.
      "Почти", - содрогнувшись, подумал Луис.
      ***
      Но с Элли действительно оказалось все в порядке. После полудня она приехала домой, улыбаясь, радостная; ее синее платье "первого школьного дня" милым колокольчиком покачивалось над счесанными коленками. В руках у девочки была картина, на которой было нарисовано не то два ребенка, не то два самоходных крана; шнурки на одной туфле развязались, и одна ленточка расплелась. Элли кричала:
      - Мы пели "Старого МакДональда"! Мамочка! Папочка! Мы пели "Старого МакДональда"! Того самого, что по телику поют в кортосейской школе!
      Речел посмотрела на Луиса, который сидел на подоконнике, посадив Гаджа на колени. Малыш почти уснул. Что-то печальное было во взгляде Речел, и хотя она быстро отвернулась, Луис на мгновение почувствовал ужасное смятение. "Мы в самом деле начинаем стареть, - подумал он. - Это на самом деле правда. Никто не сделает для нас исключение. Теперь Элли пойдет своей дорогой.., а мы своей".
      Элли подбежала к нему, пытаясь показать ему картину, новую ссадину на колене и рассказать о "Старом МакДональде" и миссис Берримен - все одновременно. Черч терся у ее ног, громко мурлыкая, и просто чудо, что ни разу Элли не споткнулась о него.
      - Ш-ш-ш, - сказал Луис и поцеловал дочь. Гадж уснул, не поддавшись всеобщему оживлению. - Только дай мне положить крошку на кровать, а потом я все выслушаю.
      Он отнес Гаджа вверх по лестнице, прошел под горячими косыми лучами, а когда достиг лестничной площадки, страшное предчувствие - предчувствие надвигающегося ужаса и темноты накатилось на него. Луис остановился.., застыл на месте.., и удивленно огляделся, пытаясь понять, что происходит. Он крепче сжал крошку, почти стиснул его, и Гадж, почувствовав себя неуютно, зашевелился. Руки и спина Луиса покрылись гусиной кожей.
      "Что случилось?" - удивился Луис; он смутился и испугался. Его сердце учащенно забилось, голове стало холодно и неожиданно у Луиса зашевелились волосы. Он почувствовал, как под действием адреналина увеличивается давление глазного дна. Действительно, глаза могут вылезти из орбит, когда человек испытывает смертельный ужас - Луис знал об этом; в таких случаях не только расширяются зрачки, а сами глаза выпячиваются, когда поднимается кровяное давление, а из-за увеличения кровяного давления увеличивается гидростатическое давление внутричерепной жидкости. "Что это, черт побери? Духи? Боже, я чувствую себя так, словно в этом коридоре мимо меня что-то проскользнуло. Еще мгновение, и я сумел бы разглядеть, что это".
      Внизу сильно хлопнула дверь веранды.
      Луис Крид подскочил, вскрикнув, а потом засмеялся. Это был просто один из тех "холодных карманов" <Термин из психиатрии, обозначающий область, где человек по непонятным причинам начинает испытывать страх (прим, переводчика).>, которые появляются иногда.., ни больше, ни меньше. На минуту возникший карман. Так случалось и раньше, вот и все. Что сказал Скрудждуху Джекоба Марли? "Может быть, вы вовсе не вы, а непереваренный кусок говядины, или лишняя капля горчицы, или ломтик сыра, или непрожаренная картофелина. Может, вы явились не из царства духов, а из духовки, почем я знаю!" И хотя Диккенс вряд ли это понимал, на сам ом деле это было совершенно верно не только с точки зрения психологии, но и физиологии. Духов не существует. По крайней мере, Луис ничего подобного раньше не встречал. Луис несколько десятков раз сталкивался со случаями с летальным исходом и никогда не наблюдал такого явления как "исход души"
      Луис отнес Гаджа в его комнату и уложил малыша в колыбельку. Когда он укутал сына одеялом, мурашки снова побежали у него по спине, и неожиданно ин подумал о "выставочном зале" дяди Карла. Там не было ни машин, ни телевизоров, со всеми этими новомодными штучками, ни посудомоечных машин со стеклянной передней стенкой, устроенной так, чтоб вы видели, как действует волшебная пена. Только гробы с поднятыми крышками, и над каждым была заботливо установлена лампа для подсветки. Брат его отца был владельцем похоронного бюро.
      "Великий боже, почему ты насылаешь такие ужасы? Отгони их! Уничтожь их!"
      Луис поцеловал сына и пошел послушать рассказ Элли о ее первом учебном дне.
      Глава 8
      В субботу, после того как закончилась первая школьная неделя Элли, до того как университетские ребятки вернулись в университетский городок, Джад Крандолл, перейдя дорогу, направился к лужайке, на которой расположилась семья Кридов. Элли слезла с велосипеда и пила из стаканчика охлажденный чай. Гадж ползал по траве, изучал жуков, может, даже съел нескольких. Он был неразборчив в выборе протеинов.
      - Джад, - начал Луис, поднимаясь. - Присаживайтесь.
      - Не нужно, - Джад был в джинсах и рубашке с вырезом, открывающим горло, зеленых резиновых сапогах. Он посмотрел на Элли. - Ты вес еще хочешь взглянуть, куда ведет вон та дорожка, Элли?
      - Да! - воскликнула она, немедленно вскакивая. Ее глаза засверкали. Джордж Бак в школе говорил мне, что там кладбище домашних любимцев; я сказала об этом мамочке, но она велела подождать вас, потому что вы точно знаете, где оно.
      - Да, я знаю, - согласился Джад. - Если родители разрешат, мы прогуляемся туда. Только надень сапоги. Там, кое-где очень сыро.
      Элли помчалась в дом.
      Джад с удивлением посмотрел ей вслед.
      - Может, вы, Луис, тоже захотите прогуляться с нами?
      - Да, - ответил Луис и посмотрел на Речел. - Ты хочешь пойти, дорогая?
      - А как же Гадж? Я думаю, тут идти с милю.
      - Я посажу его в подвеску. Речел засмеялась.
      - Ладно.., но только понесете его вы, мистер.
      ***
      Они вышли через десять минут. Все, кроме Гаджа, были в резиновых сапогах. Гадж сидел в подвеске и смотрел вперед через плечо Луиса круглыми глазищами. Элли постоянно забегала вперед, пугала бабочек и рвала цветы.
      Трава на пустыре оказалась почти по пояс и, позолоченная осенью, шуршала последними летними новостями, которые каждый год превращались в осенние сплетни. Но сегодня осени еще не чувствовалось в воздухе; сегодня солнце светило как в августе, хотя по календарю август закончился почти две недели назад. Достигнув вершины первого холма, они пошли по выкошенной тропинке. На рубашке Луиса проступили большие пятна пота.
      Джад остановился. Сперва Луис подумал, что старик устал, но потом он увидел пейзаж, открывающийся у них за спиной.
      - Здесь красиво, - проговорил Джад, зажав в зубах соломинку. Луис решил, что услышал типичное преуменьшение янки.
      - Тут прекрасно, - выдохнула Речел, а потом повернулась к Луису и сказала почти обвиняюще:
      - Почему ты не говорил мне, что тут так красиво?
      - Потому что не знал, - ответил Луис немного пристыженно. Они все еще находились на своем участке, но раньше у Луиса никак не находилось свободного времени, чтобы забраться на холм позади дома.
      Элли ушла далеко вперед. Теперь она вернулась и тоже глядела с искренним удивлением. Черч терся о ее лодыжки.
      Холм был невысок, но его высоты оказалось достаточно. На востоке все закрывал густой лес, а на западе простирались золотистые земли, грезящие летними снами. Всюду тихо, все неподвижно. Даже бензовозы "Оринго" не нарушали тишины.
      Конечно, они увидели речную долину Пенобскота, где когда-то по реке сплавляли бревна на север в Бангор и Дерри. Холм находился к югу от Бангора и чуть севернее Дерри. Река тут была широкой и медленной, словно крепко уснувшей. Луис видел вдали Гамфден и Винтерпорт, видел протянувшуюся туда параллельно реке, до самого Бакпорта, черную змею 15 шоссе. Криды смотрели на реку, окруженную буйной зеленью деревьев, на дорогу и поля. Шпиль Северной Ладлоудской Баптистской церкви пронзил балдахин старых вязов, а справа Луис увидел массивное, квадратное кирпичное здание школы Элли.
      Над головой к горизонту медленно плыли белые, словно выцветшие облака. Где-то там протянулись поля, которые сейчас, в конце сезона стояли пустыми: дремлющие, а не мертвые, отдыхающие под паром поля, невероятного, рыжего цвета.
      - Великолепно - вот верное слово, - наконец сказал Луис.
      - В старые дни этот холм называли Холмом Панорамы, - заметил Джад. Он сунул сигарету в уголок рта, но не закурил. - Некоторые до сих пор продолжают его так называть, но теперь, когда молодежь переехала в город, об этом месте забыли. Не думаю, чтоб тут бывало много народу. Снизу кажется, что отсюда ничего не увидишь, ведь холм не так уж высок. Но вы видите... - он обвел рукой открывающуюся панораму и замолчал.
      - Можно увидеть все, - сказала Речел низким, почтительным голосом. Она повернулась к Луису. - Милый, неужели это принадлежит нам?
      Раньше, чем Луис ответил, Джад сказал:
      - Конечно. Это - часть вашей собственности. "А это совсем не одно и то же", - подумал Луис.
      ***
      В лесу оказалось холоднее, может, градуса на три или четыре. Тропинка стала шире и местами была отгорожена цветками в горшках или банках из-под кофе (большей частью цветки давно увяли), выстелена сухими хвойными иголками. Они прошли с четверть мили, двигаясь вниз по склону, когда Джад позвал Элли.
      - Хорошая тропинка для маленьких девочек, - дружелюбно проговорил он, - и я хочу, чтобы ты пообещала матери и отцу, что, если и придешь сюда без них, всегда будешь ходить только по тропинке.
      - Обещаю, - быстро сказала Элли. - А почему? Старик посмотрел на Луиса, который вместе с остальными остановился передохнуть. Нести малыша Гаджа оказалось тяжело, несмотря на то, что в тени старых канадских елей и сосен было прохладно.
      - Знаете, где вы? - спросил Джад Луиса.
      Луис подумал и отверг ответ типа: Ладлоу, северная часть Ладлоу, позади дома, между 15 шоссе и главной магистралью, и покачал головой.
      Джад ткнул пальцем назад, через плечо.
      - В той стороне цивилизация, - сказал он. - Там город. А там ничего нет только лес миль на пятьдесят или больше. Северные Леса Ладлоу - так они называются, но сюда же попадает маленький уголок Оррингтона, если ехать к Рокфорду. Они граничат с теми землями, о которых я вам рассказывал, теми, что хотят вернуть себе индейцы. Я знаю, смешно так говорить, когда ваш хорошенький, маленький дом стоит на главном шоссе, и у вас есть телефон, электричество, кабельное телевидение и все остальное, но он на границе диких мест.., это так, - старик снова посмотрел на Элли. - Я говорю к тому, что ведь ты же не хочешь заблудиться в этих лесах, Элли. Ты можешь потерять тропинку и, бог знает где ты можешь очутиться.
      - Я не хочу заблудиться, мистер Крандолл, - на Элли рассказ Джада произвел должное впечатление, припугнул, но не испугал, как заметил Луис. Речел, однако, с опаской посмотрела на Джада, и Луис почувствовал, что у него тоже остался неприятный осадок. "Почти инстинктивный страх рожденных в городе перед лесом", - предположил Луис. Он не держал в руках компаса с тех пор как был бойскаутом, лет двадцать назад, и его воспоминания о том, как определить направление по Полярной звезде, и с какой стороны у деревьев растет мох, были такими же смутными, как инструкции по завязыванию колышка <Узел для временного укорочения снастей (морск.)> и затяжной петли.
      Джад, посмотрев на них, чуть улыбнулся.
      - С тысяча девятьсот тридцать четвертого года никто не терялся в этих лесах, - проговорил он. - По крайней мере, никто из местных. Последним заблудившимся был Уилл Джеппсон - небольшая потеря. Я считаю, что если исключить Станни Бучарда, Уилл был самым большим пьяницей по эту сторону Бак спорта.
      - Вы сказали: "никто из местных", - заметила Речел, и голос се звучал не совсем обычно, а Луис почти точно смог угадать ход ее мыслей: "Мы-то не местные, во всяком случае пока еще".
      Джад помолчал, потом кивнул.
      - Каждые два-три года теряется кто-нибудь из туристов, потому что они думают: нельзя заблудиться рядом с шоссе. Но никто из них не потерялся по-настоящему, миссис. Не беспокойтесь.
      - А здесь водятся лоси? - боязливо спросила Речел, и Луис улыбнулся. Если Речел хочет беспокоиться, то найдет причину.
      - Да, мы можем увидеть лося, - сказал Джад, - но он не побеспокоит нас, Речел. Во время сезона спаривания они становятся раздражительными, но в другое время только наблюдают за людьми издалека. Обычно те, на кого они бросаются люди из Массачусетса. Не знаю почему, но факт. - Луис подумал, что старик шутит, но не был в этом уверен. Джад выглядел совершенно серьезным. - Я наблюдаю это время от времени. Какой-нибудь придурок из Саугуса, Милтона или Вестона лезет на дерево, вопя о стаде лосей, каждый из которых размером с моторный катер. Кажется, что лоси чуют приехавших из Массачусетса, будь то мужчина или женщина. А может, запах новой одежды от Л. Л. Беана.., не знаю. Мне хотелось бы, чтобы один из студентов колледжа, специализирующийся в животноводстве, изучил это явление, но, наверное с моей стороны это - пустые надежды.
      - Что такое "сезон спаривания"? - поинтересовалась Элли.
      - Не забивай голову, - обрезала Речел. - Я не хочу, чтобы ты ходила сюда без сопровождения взрослых, Элли. - Речел шагнула поближе к Луису.
      Джад выглядел огорченным.
      - Я не хотел пугать вас, Речел.., ни вас, ни вашу дочь. Не нужно бояться лесов. Тут есть хорошая тропа: она становится слегка болотистой весной, и всегда немного грязна.., кроме 55 года, когда выдалось самое сухое лето на моей памяти.., но, черт возьми, тут нет ни ядовитого плюша, ни одного ядовитого вяза из тех, что вызывают аллергию и растут на заднем дворе школы.., а ты, Элли, должна держаться подальше от тех деревьев, если не хочешь недели три провести, принимая разнообразные ванны.
      Элли, прикрыв рот, захихикала.
      - Это - безопасная тропа, - искренне сказал Джад, обращаясь к Речел, которая до сих пор не выглядела убежденной. - Я уверен, что даже Гадж смог бы пройти по ней. Да и ребята из города часто бывают тут, я уже говорил об этом. Они следят за тропинкой. Никто не говорит им, чтоб они следили, но они следят. А я не хотел бы напугать Элли. - Он наклонился к девочке и подмигнул. - Это, как и многое другое в жизни, Элли. Ты держишься тропинки, и все хорошо; ты сходишь с тропинки и должна знать, что потеряешься, удача оставит тебя. Тогда кому-то придется вызывать отряд спасателей.
      ***
      Они пошли дальше. У Луиса от ноши стала болеть спина. Время от времени Гадж хватал обеими руками Луиса за волосы и с энтузиазмом тянул за них или, подгоняя, начинал пинать Луиса по почкам. Москиты облепили лицо и шею Луиса, гудя в ушах.
      Дорожка повернула вниз, исчезла меж двух старых елей и снова появилась с другой стороны, а потом рассекла широкой просекой колючий, переплетенный подлесок. Идти тут было тяжело: сапоги Луиса хлюпали по грязи и застоявшейся воде. В одном месте они смогли пройти дальше, ступая по болотным кочкам как по путеводным камням. Это оказалось самое плохое место. Потом они начали снова карабкаться наверх, и вокруг снова появились деревья. Гадж, казалось, волшебным образом прибавил фунтов десять, а воздух при помощи какой-то зловредной магии стал теплее градусов на десять. Пот катил по лицу Луиса.
      - Как ты, дорогуша? - спросила Речел. - Хочешь я немного понесу малыша?
      - Нет, все в порядке, - ответил Луис, и это было правдой, хотя его сердце сильно колотилось в груди. Честно говоря, он с куда большей охотой советовал своим пациентам физические упражнения и отнюдь не горел желанием сам заниматься физкультурой.
      Джад шел рядом с Элли; ее лимонно-желтые девичьи брюки и красная блуза ярким пятном выделялись в коричнево-зеленом полумраке теней.
      - Луис, ты уверен, что старик знает куда идти? - спросила Речел тихим, слегка встревоженным голосом.
      - Конечно, - ответил Луис.
      - Уже недалеко осталось... - ободрительно бросил через плечо Джад. - Луис, как ты?
      "Мой бог, - подумал Луис, - человеку за восемьдесят, но не думаю, чтобы он хоть чуть-чуть вспотел".
      - Я в порядке, - ответил Луис сзади немного вызывающе. Возможно, гордость не позволила ему пожаловаться, даже если бы он почувствовал, что у него отнялись ноги. Он усмехнулся, подтянул пояс подвески и снова полез вверх.
      Они забрались на вершину второго холма, тропинка скользнула через высокие кусты и стала петлять в подлеске, сузилась и потом Луис увидел, как Элли и Джад, идущие впереди, прошли под арку, сделанную из старых выцветших досок. Там была надпись выцветшей черной краской, еще достаточно разборчивая:
      "хладбище домашних любимцев".
      Луис обменялся с Речел удивленными взглядами. Они вошли под арку, инстинктивно потянувшись друг к другу и взявшись за руки, словно во время венчания.
      Второй раз за это утро Луис оказался удивлен чем-то необыкновенным.
      Тут не было ковра хвойных иголок. Вместо иголок - почти правильный круг выкошенной травы, около сорока футов в диаметре, с трех сторон он граничил с густым подлеском, а с четвертой стороны дорогу закрывал бурелом из упавших деревьев, который выглядел зловещим и опасным. "Человек, который попытается продраться через этот бурелом, должен надеть стальные штаны", - подумал Луис. Поляна была переполнена надгробиями, сделанными из того, что смогли выпросить или позаимствовать дети - из досок от ящиков, просто деревянного лома, разрезанных банок - кусков белой жести. И, конечно, вид ограды из низких кустов и растущие в беспорядке деревья (которые боролись за жизненное пространство и солнечный свет), сам факт, что они специально посажены; то, что человек создал это, усиливало ощущение симметрии. Лес на заднем плане придавал кладбищу безумное очарование, но нехристианское, а языческое.
      - Тут мило, - сказала Речел, но ее слова прозвучали так, словно она имела в виду совсем другое.
      - Здорово! - закричала Элли.
      Луис снял с плечей Гаджа, вытащил его из подвески, так, чтоб ребенок мог поползать самостоятельно, и с облегчением распрямил спину.
      Элли перебегала от одной могилки к другой, охая над каждой. Луис последовал за ней, оставив малыша под присмотром Речел. Джад сел, скрестив ноги, прислонившись спиной к выступающему из земли камню, и закурил.
      Луису показалось, что это место обладает некой упорядоченностью, планировкой; могилы располагались грубыми концентрическими кругами.
      "Кот Смаки" - гласила одна из надписей. Видно, что писала рука ребенка, но написано было аккуратно. "Он был послушным", - а ниже: "1971 - 1974", пройдя вдоль внешнего круга, Луис подошел к обломку природного сланца с поблекшим, но хорошо разборчивым именем, написанным красной краской: "Кусун", а ниже такие строфы: "Кусун, Кусун - адский Фыркун. Пока он не умер, мы были счастливы".
      - Кусун был коккер-спаниелем Десслеров, - объяснил Джад. Он вырыл небольшую ямку в земле пяткой ботинка и осторожно стряхнул туда пепел сигареты. - В прошлом году его переехала какая-то колымага. Ну как вам стишок?
      - Ничего, - согласился Луис.
      Некоторые из могил были украшены цветами, кое-где свежими, но по большей части старыми, а на некоторых могилах полностью сгнившими. Больше половины нарисованных краской и написанных карандашами надписей, которые пытался прочитать Луис, стерлись частично или полностью. Иные вообще нельзя было разобрать, и Луис решил, что их писали мелом или пастелью.
      - Мам! - воскликнула Елена. - Здесь даже золотая рыбка похоронена! Подойди, посмотри!
      - Я лучше постою здесь, - ответила Речел, и Луис взглянул на нее. Его жена стояла в одиночку за пределами внешнего круга и, казалось, ей неприятно было тут находиться. Луис подумал:
      "Даже здесь ей не по себе". Ей всегда было особенно тяжело, когда она оказывалась лицом к лицу с атрибутами Смерти (да и кто в таком случае чувствует себя совершенно свободно), и все из-за се сестры. Сестра Речел умерла молодой: ее смерть оставила шрам в душе Речел, о котором Луис узнал сразу после свадьбы и который старался не задевать. Сестру Речел звали Зельдой, и умерла она от менингита спинного мозга. Она, видимо, долго и тяжело болела, а Речел была впечатлительным ребенком. Если Речел хотела забыть это, то Луис считал, что лучше не бередить рану.
      Луис подмигнул ей, и Речел благодарно улыбнулась в ответ. Он посмотрел вверх. Они находились на естественной прогалине. Луис решил, что именно этим объясняется то, что тут так хорошо растет трава: она без помех впитывала тепло солнца. Тем не менее, траву нужно было поливать и тщательно о ней заботиться. Это значит бидоны воды, которые нужно тащить наверх, или индейские помпы, более тяжелые, чем Гадж, которого он с таким трудом дотащил сюда. Луис удивился: как странно, что дети так долго сохраняют это место. Собственные воспоминания о детском энтузиазме, подтвержденные общением с Элли, говорили, что такой энтузиазм сгорает словно газета - быстро.., страстно - слишком быстро для такого понятия, как Смерть.
      Чем дальше, тем старше становились могилы домашних любимцев, все меньше и меньше надписей можно было разобрать, но те, что не уступили грубому натиску времени, уводили в прошлое. "Трикси, убитый на шоссе 15 сентября 1968 года". В одном из рядов стояла широкая доска, вогнанная глубоко в землю. От морозов и оттепелей ее покоробило и скривило на один бок, но Луис смог прочесть: "В память о Марте, нашей любимице-крольчихе, умершей 1 марта 1965 года". В следующем ряду было:
      "Генерал Паттион. Наш! Хороший! Пес! Умер в 1958 году". "Полинезия" (попугаиха, если Луис правильно запомнил рассказ своего Дулитла <Аналог доктора Айболита>), которая пронзительно прокричала свое последнее: "Поли хочет печенья" летом 1953 года. На могилах в следующих двух рядах ничего нельзя было прочитать, а потом все еще на большом расстоянии от центра, Луис прочитал грубо высеченную надпись на куске песчаника: "Ганнан - лучшая собака из всех, что когда-либо жили 1929 - 1939". Хотя песчаник был относительно мягким камнем (в результате, ныне надпись превратилась не более чем в тень). Луис обнаружил, что ему трудно представить себе те долгие часы, которые должен был провести здесь какой-то ребенок, пытаясь воспроизвести на камне эти слова. Такие глубокие чувства потрясли Луиса: дети для своих домашних любимцев сделали то, что не всякие сделают для родственника, и даже для своего ребенка, если тот умер рано.
      - Господи, это все, должно быть, началось очень давно, - сказал Луис Джаду, подошедшему к нему. Джад кивнул.
      - Идите сюда, Луис. Хочу кое-что вам показать. Они подошли к третьему ряду от центра. Здесь концентрическое расположение могил, которое во внешних рядах казалось почти случайным, было совершенно очевидным. Джад остановился перед маленькой, упавшей надгробной доской. Осторожно, опустившись на колени, старик поправил надгробие.
      - Тут когда-то были слова, - проговорил Джад. - Я нацарапал их сам, но они стерлись давным-давно. Я похоронил тут моего пса, Спота. Он умер от старости в 1914 году, в тот год, когда США ввязались в Первую Мировую.
      Ошеломленный мыслью о том, что он находится на кладбище для животных, которое имеет более долгую историю, чем большинство кладбищ для людей, Луис пошел вперед, к центру, разглядывая надписи. Но ни одну из них нельзя было прочесть, многие надгробия попадали на землю. Одно из надгробий почти полностью скрылось в траве, и, когда Луис приподнял его от земли, донесся протестующий звук, похожий на тихий стон. Слепые жуки копошились на земле, которую Луис открыл солнечному Свету. Ощутив легкий холодок, Луис подумал: "Вот те, кто живет у Подножия Холма <У Подножия Холма на Диком Западе хоронили "стрелков", если их имена были неизвестны>... Не уверен, что мне это нравится".
      - Как давно тут начали хоронить?
      - Даже не представляю, - ответил Джад, засунув руки глубоко в карманы. Конечно, это место уже существовало, когда умер Спот. В те дни у меня была целая компания приятелей. Они помогли мне вырыть могилу Слоту. Копать здесь нелегко - земля словно каменная.., знаете ли; трудно копается. А иногда я помогал им, - старик показал на несколько могил мозолистым пальцем. - Там зарыта собака Лита Лавассеура, если я правильно помню, а там три котенка из помета кошки Албиона Гроатли. Они похоронены в ряд. Старик Фритчи держал почтовых голубей. Я, Ал Гроатли и Карл Ганнах похоронили одного из них, когда до него добралась собака. Вон там, - старик задумавшись, сделал паузу. - Я последний из этой компании. Все остальные умерли. Все из моей компании. Все.
      Луис ничего не говорил, просто стоял и смотрел на могилы домашних любимцев, засунув руки в карманы.
      - Земля каменистая, - повторил Джад. - Тут нельзя ничего высаживать, только разве что мертвецов.
      На другой стороне кладбища тоненьким голоском заплакал Гадж; Речел подняла его, взяла на руки.
      - Он голоден, - сказала она. - Думаю, мы должны вернуться, Луис. "Пожалуйста, согласись!" - говорили ее глаза.
      - Ладно, - проговорил Луис. Он снова забросил за спину подвеску и повернулся так, чтобы Речел смогла пристегнуть малыша. - Элли! Элли, где ты?
      - Она там, - проговорила Речел и показала на бурелом. Элли ползала по бурелому как по школьной шведской стенке.
      - Дорогая, ты хочешь упасть оттуда! - проговорил Джад, встревожившись. Ты провалишься в какую-нибудь дыру. Эти старые деревья сдвинутся, и ты сломаешь лодыжку.
      Элли спрыгнула.
      - Ox! - воскликнула она и побежала прямо к ним, потирая бедро. Кожа содрана не была, но сухая ветвь порвала ее штаны.
      - Видишь, что я имел в виду, - проговорил Джад, взъерошив ей волосы. Даже люди, хорошо знающие лес, никогда не лезут через старый бурелом, если его можно обойти стороной. Деревья, сваленные в кучу, становятся злыми. Они бы укусили тебя, если б смогли.
      - В самом деле? - спросила Элли.
      - В самом деле. Они навалены тут, словно солома. И если ты попытаешься полезть дальше, они могут обрушиться на тебя. Элли посмотрела на Луиса.
      - Это правда, папочка?
      - Думаю так, дорогуша.
      - Ух! - Елена посмотрела назад, на бурелом и воскликнула. - Вы порвали мои штаны! Вы - дерьмовые деревья!
      Все трое прыснули со смеха. Бурелом не ответил. Он стоял, белея на солнце, как стоял десятилетия. Луису он напоминал скелет - останки какого-то давным-давно умершего чудовища, нечто убитое славным, добрым языческим рыцарем. Кости дракона, лежащие тут огромным надгробным памятником.
      Луису уже тогда показалось, что есть что-то в этом буреломе. Он стоял между кладбищем домашних любимцев и лесными дебрями, лесами, которые Джад Крандолл позже иногда называл "Индейскими лесами". Бурелом казался чем-то слишком хитроумным, слишком совершенным для природного образования. Он...
      Тут Гадж схватил Луиса за ухо и закрутил, счастливо гукая, и Луис забыл о буреломе в лесу за кладбищем домашних любимцев. Пришло время идти домой.
      Глава 9
      Элли подошла к отцу на следующий день рано утром. Выглядела она обеспокоенной. Луис работал над моделью в своем кабинете. Роллс-Ройс "Серебряный призрак" 1917 года - 680 деталей, 50 движущихся частей. Модель была почти готова, и Луис уже представлял себе шофера в ливрее, выходца из английских кучеров восемнадцатого-девятнадцатого столетия, величественно восседающего за рулем.
      Луис помешался на моделях в десять лет. Начав со "Спэда" Первой Мировой, который подарил ему дядя Карл, Луис собрал большинство аэропланов "Ревела", и с десяти до двадцати лет делал вещи большие по размеру и намного более сложные. Он прошел период кораблей в бутылках и период военных машин, период, когда делал копии ручного оружия, такие реалистичные, что верилось: оно не может не выстрелить, если надавить на курок-, кольты, винчестеры, люгеры и даже "бантлин спешал". Но последние пять лет или около того было отдано большим кораблям для круизов. Модель "Луизианы" и одна из моделей "Титаника" стояли на полках в его кабинете в лазарете университета, а "Андреа Дория", законченная только-только перед тем как они покинули Чикаго, ныне совершала круизы на камине в их гостиной. Теперь Луис перешел к классическим автомобилям, а если все сохранится как есть, пройдет четыре-пять лет, так он предполагал, прежде чем желание делать что-то новенькое захлестнет его. Речел смотрела на это, его единственное настоящее хобби, с поистине женским снисхождением, которое, по мнению Луиса, несло в себе элемент легкого презрения. Даже после десяти лет совместной жизни, она, кажется, думала, что когда-нибудь Луис повзрослеет. Возможно, отчасти такое отношение передалось ей от отца, который до сих пор так же сильно, как и в то время, когда Речел и Луис поженились, верил, что Луис для зятя слишком большая жопа.
      "Может, Речел права, - думал Луис. - Может, проснувшись как-нибудь утром, когда мне исполнится тридцать семь, я сложу все эти модели на чердаке и займусь дельтапланеризмом". Между тем Элли выглядела серьезно настроенной. Луис услышал разносящийся далеко в чистом воздухе воскресный колокольный звон, созывающий паству.
      - Пап, - начала Элли.
      - Привет, ягодка. Что, случилось?
      - Да ничего, - ответила девочка, но выражение ее лица говорило об обратном; по ее лицу было видно, что проблем куча, да еще каких, благодарю покорно! Ее волосы были только что расчесаны и свободно спадали ей на плечи. В таком освещении они казались намного светлее, чем каштановые, хотя со временем они безусловно потемнеют. Елена надела нарядное платьице, и это навело Луиса на мысль, что его дочь почти всегда по воскресеньям надевает платье, хотя Криды не ходили в церковь.
      - Что ты строишь, пап?
      Осторожно приклеивая крыло, Луис повернулся к дочери.
      - Посмотри, - сказал он и осторожно дал ей колпаки на колеса. - Видишь, сюда пойдут колпаки со сдвоенным R? Крошечная деталь, правда? Если бы мы полетели в Шутаун на День благодарения <Официальный праздник в память первых колонистов Массачусетса (последний четверг ноября)> на реактивном L-1011, ты бы увидела на двигателях те же сдвоенные R.
      - большое дело - крышки на колеса! - девочка положила деталь назад.
      - Ради бога, - взмолился Луис. - Имея собственный Роллс-Ройс, можно называть их крышками на колесах. Имея достаточно денег, чтобы купить Роллс, можно немного важничать. Когда я заработаю второй миллион, непременно куплю себе "Роллс-Ройс Корнич". Потом, когда Гаджу станет плохо в машине, он сможет рыгнуть на чехлы настоящей кожи. - "И, кстати, Элли, что же у тебя на уме?" С Элли такие фокусы не срабатывали. Ее нельзя было спрашивать прямо. Елена всегда вела себя осторожно и могла решить, что не стоит высказывать свои мысли вслух. Этой чертой ее характера Луис иногда просто восхищался.
      - А мы богаты, папочка?
      - Нет, - ответил он, - но и голодать не будем.
      - Майкл Барнс в школе сказал, что все врачи богатые.
      - Ладно. Можешь сказать Майклу Барнсу, что многие врачи становятся богатыми, но для этого нужно проработать лет двадцать.., и невозможно стать богатым, работая в университетском лазарете. Становятся богатыми специалисты: гинекологи, ортопеды или неврологи. Они быстро богатеют. А у терапевтов, вроде меня, это занимает много времени.
      - Тогда почему, папочка, ты не стал специалистом? Луис снова подумал о своих моделях и о том, почему больше не захотел строить военных самолетов; о том, как забросил танки типа "Тигр" и ручное огнестрельное оружие; о том, как решил (среди ночи, так казалось в ретроспективе), что строить корабли в бутылках просто глупо; и еще Луис подумал: на что будет похоже, если он потратит всю жизнь, оберегая детские ножки от плоскостопия или, надев тонкие латексные перчатки, станет всю жизнь прощупывать указательным пальцем канал вагины, изучая опухоли или повреждения.
      - Мне это определенно не нравится, - сказал он. В кабинет вошел Черч, остановился, изучая обстановку ярко-зелеными глазами. Потом он тихо запрыгнул на подоконник и, удобно устроившись, решил вздремнуть.
      Элли посмотрела на кота и нахмурилась. Луис был поражен; такое поведение дочери выглядело чересчур странным. Обычно Элли смотрела на Черча с любовью, такой сильной, что это слегка шокировало. Элли прошлась по кабинету, разглядывая разные модели, и почти небрежно сказала:
      - Мальчишки многих похоронили на кладбище домашних любимцев, ведь так?
      "Ах, вот в чем дело", - подумал Луис, но не стал озираться, а, изучив инструкции, начал приделывать на Ролле габаритные фары.
      - Пожалуй, - наконец ответил он. - Мне кажется, больше сотни домашних зверьков.
      - Папочка, почему животные не живут так же долго как люди?
      - Некоторые живут так же долго, а иные много дольше, - ответил Луис. Слоны живут очень долго.., а есть морские черепахи, такие древние, что люди не знают, сколько им лет.., или знают, но не могут в это поверить.
      Элли пропустила слова отца мимо ушей.
      - Слоны и морские черепахи не домашние животные. Вес домашние животные долго не живут. Майкл Барнс сказал, что один год в жизни собак - девять лет нашей жизни.
      - Семь, - автоматически поправил Луис. - Я вижу, куда ты клонишь, дорогуша. В этом есть определенная правда. Собака, которая прожила двенадцать лет - старая собака. Видишь ли, эта вещь называется метаболизмом, и именно метаболизм отмеряет время жизни. Конечно, он, кроме того, делает и другие вещи: некоторые люди, как твоя мама, много едят и остаются тонкими. Другие, например я, не могут много есть, не поправляясь. Наш метаболизм другой, вот и все. Метаболизм делает большую часть работы по обслуживанию живого существа. Он как часы тела. Собаки обладают очень быстрым метаболизмом. Метаболизм людей много медленнее. Мы живем до семидесяти двух.., большинство из нас. И поверь мне: семьдесят два года - очень долго.
      Поскольку Элли выглядела на самом деле встревоженной, Луис надеялся, что его рассказ звучит научно и убедительно. Ему было тридцать пять, и, казалось, эти годы пролетели так быстро и незаметно, словно мгновенно канули в небытие.
      - Морские черепахи имеют достаточно медленный метаболизм...
      - А коты? - спросила Элли и снова покосилась на Черча.
      - Коты живут столько же, сколько собаки, - ответил Луис, - в основном. Это была ложь, и Луис знал это. У котов стремительная жизнь, и они часто принимают кровавую смерть, обычно так, что люди не видят этого. Вот Черч, нежащийся под солнцем (или делающий вид); Черч, который мирно спит на кровати его дочери каждую ночь; Черч, который был таким милым, когда был котенком, и все время запутывал нитки в клубки. Но Луис видел, как Черч подкрадывался к птице со сломанным крылом; зеленые глаза кота тогда блестели от любопытства и.., да, Луис мог поклясться.., холодного восторга, Черч редко убивал того, за кем охотился, но было одно выдающееся исключение - большая крыса, видимо, пойманная между домом, где находилась их квартира, когда они жили в Чикаго, и соседним. Эту крошку Черч просто растерзал. Было пролито так много крови, что Речел, тогда шестой месяц вынашивавшая Гаджа, убежала в ванную, где ее вырвало. Стремительная жизнь, стремительная смерть. Собаки ловят кошек и терзают их, вместо того, чтоб просто гоняться за ними, как это делают глупые, доверчивые псы в мультфильмах по телевизору, да и сами коты грызутся между собой; отравленные приманки и проезжающие автомобили. Коты - гангстеры животного мира, живут вне закона и часто так и гибнут. Огромное их число так никогда и не доживает до старости.
      Но об этом нельзя рассказывать пятилетней дочери, которая впервые в жизни столкнулась со Смертью.
      - Я имею в виду, - продолжал Луис, - что Черчу сейчас всего три года, а тебе пять. Он еще будет жив, когда тебе исполнится пятнадцать, и ты станешь студенткой второго курса высшей школы. А это случится еще не скоро.
      - Не так уж долго ждать, - заявила Элли. Теперь ее голос дрожал. - Не так уж долго!
      Луис прервал работу над моделью и жестом подозвал дочь. Она села ему на колено, и он снова был поражен ее красотой; от волнения она стала удивительно хороша. У Элли была темная, почти левантийская кожа. Тони Бентон - один из докторов, что работал с Луисом в Чикаго, однажды назвал Елену Принцессой Индейцев.
      - Дорогая, что до меня, так я отпустил бы Черчу сто лет жизни, - сказал Луис. - Но не я определяю правила игры.
      - А кто? - спросила Элли, а потом с бесконечным презрением добавила:
      - Я так думаю: Бог!
      Луис не мог сдержать улыбки. Слова девочки прозвучали так серьезно.
      - Бог или кто-нибудь еще, - сказал он. - Часы жизни бегут.., это я знаю точно. И нельзя их остановить, крошка.
      - Я не хочу, чтобы Черч был похож на тех мертвых домашних любимцев! неожиданно с яростью взорвалась она. - Я не хочу, чтобы Черчумер! Он - мойкот! Он не кот Бога! Пусть у Бога будет свой кот! Пусть у Бога будут все проклятые, старые коты, если он хочет, пусть убивает их! Черч - мой!
      Осторожно пройдя через кухню, в кабинет заглянула испуганная Речел. Элли плакала на груди Луиса. Теперь страх получил Имя, маска упала с его лика и можно было посмотреть ему в глаза. Теперь, даже если от страха нельзя будет полностью избавиться, его, по крайней мере, можно выплакать.
      - Элли, - проговорил Луис, крепко обнимая ее. - Элли, Элли, Черч не мертв. Он тут, спит.
      - Но он может умереть, - всхлипнула девочка. - Он может умереть в любой момент.
      Луис держал, обнимал ее, понимая правда это или нет, что дочь плачет из-за несговорчивости Смерти, ее безразличия к протестам и слезам маленькой девочки; что Элли плачет из-за жестокой непредсказуемости Смерти; она плачет из-за удивительной и одновременно ужасной способности человека на основании ассоциаций делать выводы, которые или красивы и благородны, или ужасающе мрачны. Все те домашние зверьки умерли, значит умрет и Черч...
      (в любой момент) ...и будет похоронен, а если это случится с Черчем, то может случиться с мамой, с папой, с ее братом-малышом, с ней самой. Смерть неопределенное понятие, а вот Хладбише Домашних Любимцев - определенное. В этих вещах есть правда, которую могут почувствовать даже дети.
      Легко соврать в такой момент, так как он соврал, говоря о продолжительности жизни кота. Но ложь вспомнят позже, и, возможно, она, в конце концов, окажется отмеченной в табеле успеваемости, которые все дети составляют на своих родителей. Его собственная мать тоже однажды сказала ему такую ложь.., безвредную ложь о том, что женщины, когда по-настоящему хотят этого, находят малышей в мокрой от росы траве. И хотя ложь эта была совершенно безвредной, Луис никогда не простил мать за то, что она обманула его.., да и себя самого за то, что поверил в эти россказни.
      - Милая, это случается, - сказал он. - Это - часть жизни.
      - Плохая часть, - закричала девочка. - Очень плохая! На это было нечего ответить. Елена заплакала. Возможно, ее можно было успокоить, но ее слезы необходимый первый шаг к нелегкому примирению с действительностью, которая никуда не денется.
      Луис обнимал дочь и прислушивался к воскресному, колокольному звону, плывущему над сентябрьскими полями. Выплакавшись, Элли заснула, а Луис не сразу заметил, что девочка спит.
      ***
      Луис уложил дочь в кровать, а потом спустился на кухню, где Речел демонстративно громко взбивала тесто для кекса.
      - Не понимаю, почему Элли снова улеглась спать, хотя сейчас утро. Это так не похоже на нее, - удивился Луис.
      - Ничего удивительного, - сказала Речел, решительно стукнув миской. - Это на нее не похоже, но я думаю, она не спала почти всю ночь. Я слышала, как она беспокойно металась, а Черч часа в три начал проситься на улицу. Он делает так только тогда, когда Элли спит беспокойно.
      - Почему она?..
      - А ты не знаешь, почему? - резко сказала Речел. - Из-за проклятого кладбища домашних животных - вот почему! Прогулка туда очень расстроила ее, Луис. Это первое кладбище, на котором побывала Элли, и поэтому оно так.., взволновало девочку. Не думаю, что скажу твоему другу Джаду Крандоллу спасибо за вчерашнюю прогулку.
      "Вот так он и стал моим "другом", - подумал Луис, смущенный и расстроенный.
      - Речел...
      - И я не хочу, чтобы она ходила туда снова.
      - Речел, Джад просто рассказал правду о тропинке.
      - Дело не в тропинке, и ты знаешь об этом, - заявила Речел. Она снова взяла миску и продолжала демонстративно взбивать тесто. - Это дурацкое место. Надо же было выдумать такое! Дети ходят туда и следят за могилами, следят за тропинкой... Это - е...я патология. Дети в городе чем-то больны, и я не хочу, чтобы Элли подхватила эту заразу.
      Луис в замешательстве посмотрел на жену. Он был почти уверен, что одна из причин, хранивших их брак, когда, как казалось, каждый год приносил новости о том, что двое или трое из их знакомых пар разводятся, заключалась в их понимании таинства - мысленно ощутимой, но никогда не обсуждавшейся вслух идеи, что если обратиться к началу начал, то не существует такого понятия как брак или единение душ; что каждый человек является совершенно независимой личностью, которую в принципе невозможно познать полностью. Вот в этом и заключается таинство! И не зависимо от того, как хорошо, по-вашему, вы знаете своего партнера, всегда можно натолкнуться на неожиданную преграду. А иногда (редко, слава Богу! можно ворваться в тщательно оберегаемый от всех внутренний мир партнера, заполненный идеями и предрассудками, о которых вы раньше не имели ни малейшего представления, такими страстными (по крайней мере, с вашей точки зрения), что они кажутся прямо-таки психическими отклонениями. И вот тогда-то, если вы желаете сохранить брак и свой покой, следует двигаться дальше крайне осторожно; необходимо помнить, что гнев в такие мгновения - удел глупцов, которые верят, что одна личность может полностью познать другую.
      - Дорогая, там всего лишь кладбище домашних животных, - проговорил Луис.
      - Поэтому Элли так плакала, - сказала Речел, махнув рукой в сторону кабинета Луиса. - Ты думаешь для нее это всего лишь кладбище домашних животных? Эта прогулка оставила у нее в душе шрам, Луис. Нет, больше она туда не пойдет. Дело не в тропинке, дело в том месте, куда она ведет. Теперь Элли все время будет думать, что Черч должен умереть.
      На какое-то мгновение у Луиса возникло безумное ощущение, что он все еще разговаривает с Элли; что его дочь просто-напросто надела ходули, переоделась в платье матери и напялила маску, сделанную в виде лица Речел. Даже выражение лица было очень похожим - упрямым и немного угрюмым, но на самом деле очень решительным.
      Луис помедлил, потому что неожиданно вопрос, который они обсуждали, показался ему весьма значительным, слишком значительным, чтобы его можно было просто обойти вниманием из уважения к этому таинству.., невозможно познать душу другого человека... Он медлил, потому что ему казалось, что Речел упускает из видимости весьма очевидный факт; факт, настолько явный, что его невозможно не заметить, если только не делать этого специально.
      - Речел, - проговорил он. - Черч все равно когда-нибудь умрет.
      Она с яростью посмотрела на мужа.
      - Не в этом дело, - сказала она, медленно и четко произнося каждое слово, как разговаривают с умственно отсталым ребенком. - Черч не умрет ни сегодня, ни завтра...
      - Я пытался сказать ей об этом.
      - Ни послезавтра, и даже ни через год.., или два...
      - Дорогая, мы не можем быть уверены...
      - Конечно, можем! - взорвалась она. - Мы хорошо заботимся о нем, он не умрет. Вообще, никто здесь не умрет. Так почему ты хочешь пойти и испортить настроение маленькой девочке, рассказав ей что-то такое, чего ей все равно не понять, пока она не повзрослела.
      - Послушай, Речел.
      Но Речел не хотела слушать. Она кипела.
      - Так трудно перенести Смерть.., все равно, смерть домашнего зверька, друга или родственника.., а когда она приходит, нельзя превращать это в.., в черт побери, в аттракцион.., л-лесную лужайку для з-зверушек!.. - слезы побежали у нее по щекам.
      - Речел, - сказал Луис, попытавшись положить руки ей на плечи. Она сбросила их быстрым, резким жестом.
      - Отстань, - заявила она. - Ты даже не понимаешь, и чем я говорю.
      Луис вздохнул.
      - Я чувствую себя так, словно неожиданно провалялся в замаскированный люк и попал в гигантскую мясорубку, - сказал он, надеясь вызвать улыбку, но ничего не добился; только взгляд ее, остановившись на нем, стал более сумрачным, злым. "Речел в ярости. - понял Луис, - не просто в ярости, а в страшной ярости". - Речел, - продолжал он, уверенный в том, что должен говорить, пока она не остынет, - как ты спала этой ночью?
      - Мальчишка, - презрительно вздохнула она и отвернулась.., но он успел заметить обиду, появившуюся в глазах жены. - Это - умный ход. Очень умный. С возрастом ты не меняешься. Луис. Когда что-то идет неправильно, значит во всем виновата Речел, так? Просто у Речел очередной эмоциональный взрыв.
      - Ты не нрава!
      - Да? - Она взяла миску с тестом и перенесла ее на дальний край стола и со стуком шлепнула его перед собой. Она начала смазывать форму жиром. Ее губы были крепко сжаты.
      Луис начал терпеливо объяснять:
      - Нет ничего страшного в том, что ребенок узнает что-то о Смерти, Речел. Точнее, я назвал бы это даже необходимым. Реакция Элли.., ее плач.., все кажется мне вполне естественным. Это...
      - Ах, естественным! - возмутилась Речел, снова наступая на мужа. - Очень естественно.., слушать, как она убивается над котом, с которым пока еще все в порядке...
      - Прекрати, - сказал Луис. - Ты говоришь ерунду.
      - Не хочу больше спорить об этом.
      - Да. Но придется, - сказал Луне, теперь уже рассердившись. - Ты высказалась.., а как насчет того, чтобы послушать меня?
      - Элли никогда больше не пойдет туда. Я считаю, тема закрыта.
      - Элли уже год знает, откуда берутся дети, - упрямо продолжал Луис. - Мы дали ей книгу Майера и поговорили с ней об этом, помнишь? Мы оба решили, что ребенок должен знать такие веши.
      - Это не имеет ничего общего с...
      - Имеет! - грубо сказал Луис. - Когда в кабинете я говорил с ней о Черче, я думал о своей матери, как она обманула меня старой историей о капустных листьях в ответ на мой вопрос: откуда берутся дети? Я так и не забыл этого. Не думаю, чтобы дети забывали, когда родители обманывают их.
      - Вопрос: "откуда берутся дети", не имеет ничего общего с этим богомерзким кладбищем домашних животных. - закричала Речел, а ее глаза сказали Луису: "Если хочешь, Луис, можешь болтать о параллелях весь день не переставая, тверди до посинения! Но я никогда не соглашусь с этим!"
      Однако, Луис попытался еще раз вразумить супругу:
      - Елена уже знает о деторождении; кладбище в лесу заставило ее подумать о противоположном конце жизни. Это совершенно естественно...более того, думаю, что это совершенно очевидно...
      - Прекрати повторять это! - неожиданно закричала Ре-чел.., закричала, сорвавшись.., и Луис испуганно отпрянул. Под локоть ему попала открытая банка муки. Соскользнув с края стола, она упала на пол и раскололась. Пол накрыло сухое белое облако.
      - О, с.., твою мать! - в сердцах выругался он. В комнате наверху заплакал Гадж.
      - Мило, - заявила Речел, теперь почти плача. - Ты и ребенка разбудил! Благодарю за спокойное воскресное утро! Речел хотела пройти мимо мужа, но он остановил ее.
      - Позволь мне кое-что спросить у тебя, - сказал он. - Я уверен.., у тебя может случиться психологический срыв. Я говорю это как врач. Я вообще могу молчать. Ты хочешь сама объяснять Елене, что случится, если ее кот заболеет чумкой или лейкемией.., коты часто болеют лейкемией, ты знаешь? А если он станет все время бегать через дорогу... Тогда ты будешь объясняться с Еленой. Речел?
      - Дай мне пройти, - прошипела она. В ее голосе еще звучал гнев, но слова мужа заставили ее призадуматься... "Не хочу говорить об этом, Луис, и ты не сможешь заставить меня", - это говорил ее взгляд. - Дай мне пройти, я хочу успокоить Гаджа, иначе он может вывалиться из своей колыбели.
      - А может, ты просто должна побыть одна? - поинтересовался Луис. - Ты можешь сказать Елене, что об этом не принято говорить, ведь хорошие люди не говорят об этом, они только хоронят.., ап! Но нельзя говорить "хоронят". Ты выработаешь у девочки комплекс.
      - Ненавижу тебя! - зарыдала Речел и метнулась прочь от мужа.
      Потом Луис пожалел, но было поздно.
      - Речел...
      Она грубо оттолкнула его, резко закричав.
      - Оставь меня одну! - она остановилась в дверях кухни, отвернувшись от него, слезы катились у нес по щекам. - Я не хочу, чтобы с Элли велись подобные разговоры, Луис. Я это имела в виду. В смерти нет ничего естественного. Ничего. Ты, как доктор, должен это знать.
      Она ушла, оставив Луиса в пустой кухне, где вес еще дрожало от их криков. Наконец, он полез в кладовку в поисках метлы. Подметая пол, Луис все время мысленно возвращался к последним словам жены и к их диаметрально противоположным мнениям. Как доктор, Луис знал, что смерть - самое естественное в этом мире, разве за исключением рождения. И как тогда объяснять девочке о налогах? Ведь Смерть гораздо естественнее, чем конфликты между людьми, взлеты и падения общества... И не надо никакой рекламы и фейерверков! Только время неумолимо отсчитывает часы жизни; с течением времени даже надгробия размываются и становятся безымянными... Морские черепахи и секвойи тоже когда-то умирают...
      - Зельда, - протяжно сказал Луис. - Боже, именно ее смерть, должно быть, так повлияла на Речел.
      Единственное, в чем вопрос: нужно ли ему что-то теперь менять?
      Он наклонил совок над помойным ведром, и мука с мягким ф-у-у-у высыпалась в ведро, похоронив выброшенные картонки и пустые банки.
      Глава 10
      - Надеюсь, Элли не станет долго задумываться над этим, - сказал Джад Крандолл. Не в первый раз Луис подумал, что этот человек любит сыпать соль на раны.
      Он, Джад и Норма Крандоллы сидели на веранде и, несмотря на вечернюю прохладу, пили чай со льдом вместо пива. По 15 шоссе горожане возвращались домой после выходных. "Многие понимали, как хорошо провести выходные в одиночестве на лоне природы, раз лето задержалось", - подумал Луис. Завтра он в полной мере ощутит груз ответственности на новой работе. Весь день вчера, да и сегодня, в городок съезжались студенты, наполняя квартиры и коттеджи общежития университета, устанавливая кровати, возобновляя знакомства и, без сомнения, постанывали по поводу еще одного года, когда занятия будут начинаться в восемь, а питаться придется в общественной столовой... Весь день Речел была холодна с Луисом - нет, даже больше подходит слово "заморожена".., и когда Луис ночью перейдет дорогу, вернется домой, он знал: Речел будет уже в кровати, а Гадж будет спать с ней, очень сладко спать, на самом краешке, так что может запросто упасть с кровати. Половина кровати Луиса увеличится на три четверти и будет выглядеть как большая, стерильная пустыня.
      - Я сказал, что надеюсь...
      - Извините, - перебил Луис. - Я витал в облаках. Конечно, Речел расстроилась. Как вы догадались об этом?
      - Вроде бы я говорил о том, что машины идут и идут, - глядя на дорогу, Джад нежно взял за руку свою жену и ухмыльнулся.
      - Разве не так, дорогая?
      - Машины - стая за стаей, - проговорила Норма. - ..А детей мы любим.
      - Иногда кладбище домашних животных - их первая встреча со смертью, снова заговорил Джад, сменив тему. - Они видят смерть людей по телевизору, но они знают, что это - притворство.., словно старые вестерны, которые смотрят по воскресеньям после обеда. По телевизору и в вестернах все хватаются за желудки или за грудь и падают. Кладбище на холме выглядит реальнее для большинства из них, чем все фильмы по телевизору - все вместе взятые. Подумав, Луис кивнул: "Скажите это моей жене! А почему бы и нет!"
      - Кладбище на всех действует одинаково: не все подают вид, хотя, мне кажется, большинство.., как бы сказать.., берут Смерть домой, положив в карман, чтобы снова рассмотреть на досуге, как и многие другие вещи, которые они собирают за долгую жизнь. Но некоторые... Норма, ты помнишь того мальчика из Голливуда?
      Она кивнула. Льдинки мягко зазвенели в ее стакане. Цепочка, на которой висели очки, блеснула в свете фар проходящей машины.
      - Он видел во сне такие кошмары, - сказала она, - Грезил трупами, встающими из земли и еще невесть чем. Потом умерла его собака... Все в городе решили, что она съела какую-то отравленную приманку, помнишь, Джад?
      - Отравленную приманку, - кивнув, согласился Джад. - Так думало большинство людей, да-с. Это был 3925 год. Билли Холловэю тогда было около десяти. Потом он получил кресло сенатора штата, а после баллотировался в Палату Представителей Конгресса США, но пролетел. Еще до Кореи.
      - Он вместе с друзьями похоронил собаку, - продолжала вспоминать Норма. Обычная дворняжка, но он крепко се любил. Я помню, его родители были против похорон, из-за плохих снов и все такое, но все оказалось здорово обставлено. Двое мальчиков постарше сделали гроб, ведь так, Джад?
      Джад кивнул и отхлебнул чай.
      - Дин и Дэн Холлы, - сказал он. - Они и еще один мальчик - их закадычный приятель.., не помню его фамилии, но уверен, он один из детей Бови. Ты помнишь семейство Бови, которое жило на Главной Дороге в старом доме Брочеттов. Норма?
      - Да! - воскликнула Норма так возбужденно, словно это происходило вчера.., а может, для нес так и было. - Ах, Бови! Мальчика звали Алан или Барт...
      - Или Кендолл, - согласился Джад. - Я помню, у братьев нашлись веские причины нести гроб. Но собака оказалась не очень большой, и вдвоем нести ее было неудобно. Сделав гроб, мальчики Холла заявили: гроб нести должны они, потому что они - близнецы, сделанные точно под копирку. А Билли возразил, что они не знали Бовера (так звали собаку) и не могут нести гроб. "Мой отец говорил, что только близкие друзья могут нести гроб, а не какие-то плотники" вот его аргумент.
      Джад и Норма рассмеялись, а Луис лишь усмехнулся.
      - Они уже готовы были подраться, когда Манди Холлидей, сестра Билли, принесла четвертый том Энциклопедии Британики, - продолжал Джад. - Ее отец Стефан Холлидей был всего лишь доктором в той стороне Бангора и этом месте Бакспорта, но в те дни, Луис, только у их семьи - у единственно"! семьи в Ладлоу, была Энциклопедия Британики: только они могли себе это позволить.
      - У них у первых появилось электрическое освещение, - перебила мужа Норма.
      - Во всяком случае, Манди прибежала очень возбужденная, этакая восьмилетняя соплячка с большой книгой в руках. Билли и отпрыск Бови, думаю он-таки был Кендоллом, тем, который разбился и сгорел в Пенсаколе, где все они служили в авиации в начале 1942 года, были готовы сцепиться с двойняшками Холла за право тащить бедную, старую, отравленную дворняжку на кладбище.
      Луис захихикал. Скоро он громко смеялся. Он живо представил, как все это происходило, почувствовал привкус старины, и напряжение от разговора с Речел спало.
      - Девочка сказала: "Подожди! Подождите! Посмотрите сюда!" Все остановились и посмотрели. И, черт возьми, если она не...
      - Джад! - встревоженно сказала Норма:
      - Ты опять чертыхаешься!
      - Извини, дорогая, я увлекся рассказом. Ты знаешь, как это бывает.
      - Догадываюсь, - сказала она.
      - И будь я проклят, если девчонка не открыла книгу на главе: "Похороны". Там есть картинка, где Королева Виктория отправляется в последний "бон вояж" <Счастливый путь (фр.)>. Куча людей шествует с каждой стороны гроба, некоторые потеют, с усилием поднимая всю эту хреновину, остальные стоят вокруг в траурных одеждах и гофрированных манжетах, словно ждут, когда скомандуют: "старт!" А потом Манди объявила: "Если церемония похорон официальна, народу может быть сколько угодно! Так гласит книга!"
      - Это все решило? - спросил Луис.
      - Именно так. Закончилось тем, что собралось ребят двадцать, и, будь я проклят, если они не напоминали картинку, которую нашла Манди, разве что не было гофрированных манжет и высоких шляп. Манди взяла всю организацию похорон на себя. Построив всех, она дала каждому по лесному цветку: одуванчик, венерин башмачок или маргаритку, и они отправились в путь. Господи, я всегда думал, что потеряла наша страна от того, что Манди Холлидей никогда не баллотировалась в конгресс, - старик засмеялся и потряс головой. - Во всяком случае, после этого Билли перестали терзать сны о кладбище домашних любимцев. Он похоронил свою собаку, перестал оплакивать ее и после этого все прошло. Да и мы все именно так относились к смерти.
      Луис вспомнил Речел, почти впавшую в истерику.
      - Ваша Элли сильнее многих, - заметила Норма, переменив позу. - Вы, Луис, не думаете, что все, вокруг чего мы тут разговариваем, - Смерть - скоро придет за Джадом или за мной, и нам совсем не нравится обсуждать вопросы, касающиеся ее...
      - Ну, извините, - проговорил Луис.
      - ..но в общем, не такая уж плохая мысль: свести со Смертью шапочное знакомство. В те дни.., не знаю.., кажется, никто не говорил о Смерти и не думал о ней. Смерть изъяли из телепpoграмм, потому что решили: разговоры о Смерти могут повредить детям.., повредить их развитию.., и люди захотели закрывать гробы так, чтоб те не выглядели как останки кого-то, и сказать "пока, Смерь!".., похоже, люди просто хотят забыть о Смерти.
      - А теперь они показывают все это по кабельному телевидению - Джад посмотрел на Норму и прочистил горло. - Они показывают даже то, чем люди обычно занимаются за опущенными шторами, - закончил он. - Странно, как изменилось отношение к таким вещам с приходом нового поколения, ведь так?
      - Да, - согласился Луис. - Я тоже так считаю.
      - Ладно, мы пришли из другого времени, - продолжал Джад, и его слова звучали словно извинение. - Мы ближе к Смерти. Мы видели эпидемии после Первой Мировой, когда матери умирали вместе с детьми, умирали от инфекций и лихорадки; в те дни казалось, что врачи только и могут размахивать руками. В те дни, когда мы с Нормой были молодыми, если бы у вас был рак, вы бы точно померли, и быстро. В 1920 году не существовало лечения от рака, этого курса облучений! Две войны, убийства, самоубийства...
      Он почувствовал, что пора перевести дух.
      - Мы знали Смерть, - наконец продолжил он. - Ее знали и наши друзья и наши враги. Мой брат Пит умер от перитонита аппендикса в 1912 году, когда Тафт был Президентом. Питу только исполнилось четырнадцать, и в бейсбол он игр ал лучше любого парня в городе. В те дни не надо было учиться в колледже, чтобы изучать Смерть... Острую Приправу, или как там ее еще называют. В те дни Смерть заходила в дом, грубо говорила с вами, порой ужинала, а иногда вы чувствовали, как она покусывает вас за задницу, черт возьми!
      В этот раз Норма не поправила мужа. Она просто молча кивнула.
      Луис встал, потянулся.
      - Пойду я, - сказал он. - Завтра у меня трудный день.
      - Да, завтра закрутится карусель, - сказал Джад, тоже поднимаясь. Он увидел, что Норма тоже собирается встать, и протянул ей руку. Она поднялась, но, несмотря на помощь мужа, лицо ее перекосило от боли.
      - Плохая ночь? - поинтересовался Луис.
      - Не так, чтобы очень, - ответила она.
      - Согрейте кровать, прежде чем ложиться.
      - Хорошо, - сказала Норма. - Я всегда так делаю. И. Луис.., не беспокойтесь насчет Элли. Она отвлечется, займется чем-нибудь со своими новыми друзьями и не станет беспокоиться, вспоминая кладбище. Может, даже однажды дети соберутся и отремонтируют несколько старых надгробий, покосят траву или сорвут цветы на могилы. Когда-нибудь, если у них возникнет такое желание, они займутся этим. И Елене от этого будет только лучше. Тогда она, может быть, начнет иначе воспринимать Смерть."Если только моя жена не воспротивится".
      - Приходите завтра вечером и расскажете, как оно повернулось в университете, если хватит сил, - пригласил Джад. - Заодно перекинемся в картишки.
      - Может быть, может быть, только если вы сначала напьетесь до бесчувствия, - сказал Луис. - Тогда-то я и разделаю вас под орех.
      - Док, - очень торжественно сказал Джад. - В тот день, когда кто-нибудь разделает меня под орех за карточным столом.., я позволю такому шарлатану, как вы, лечить меня.
      Луис ушел, а Крандоллы еще долго смеялись над шуткой Джада, после того как Луис пересек дорогу.
      ***
      Свернувшись на своей половине кровати, словно эмбрион, спала Речел. Она крепко обнимала Гаджа. Все, как предполагал Луис, - в другие времена были другие причины для наступления сезона холодных отношений между ними, но в этот раз получилось хуже, чем обычно. Луис опечалился, разозлился и некоторое время чувствовал себя несчастным, хотел все исправить, но не знал как и не был уверен в том, что первый шаг должен сделать он. Все казалось ему бессмысленным - единственный легкий порыв ветра превратился в ураган. Спор и аргументы.., да.., точно, но все это так же проходяще, как вопросы и слезы Элли. Луис был уверен, что не выдержит такого количества ударов судьбы, похоже, еще немного и его семейная жизнь треснет.., и однажды случится непоправимое. Он прочитал о подобной ситуации в письме одного из друзей: "Ладно, уверен, я могу сказать тебе, до того как ты услышишь это от кого-нибудь другого, Луис: Мэгги и я расходимся..." Или он прочитал это в газете?
      Быстро раздевшись до трусов, Луис поставил будильник на шесть утра. Потом он оглядел себя, вымыл голову, побрился и похрустел "ролайдом" перед тем как чистить зубы - ледяной чай Нормы вызвал у него боль в желудке. А может, всему виной Речел, свернувшаяся на своей половине кровати. Кровать - территория, которая определяет все остальное, - не об этом ли он читал в каком-то университетском учебнике?
      Пока он закончил все дела, наступила ночь. Луис лег в постель.., но не смог заснуть. Было еще что-то, что-то изводившее его. Последние два дня это крутилось и крутилось у него в голове, так же как сейчас, когда он вслушивался в почти синхронное дыхание Речел и Гаджа. Генерал Паттион... Ганнан - лучшая собака из тех, что когда-либо жили... В память о Марте, нашей любимице-крольчихе... Неистовая Элли: "Я не хочу, чтобы Черч умер! Он - мой кот! Он не кот Бога! Пусть у Бога будет свой кот!" Совсем обезумевшая Речел: "Ты, как доктор, должен знать это!" Норма Крандолл: "...никто не говорил о Смерти и не думал о ней".
      И твердый голос Джада, очень твердый - голос другого века: "В те дни Смерть заходила в дом, грубо говорила с вами, порой ужинала, а иногда вы чувствовали, как она покусывает вас за задницу, черт возьми!"
      И этот голос сливался с голосом его матери, которая наврала ему, Луису Криду, когда разговор зашел о вопросах секса. Тогда Луису было четыре года. Но его мать сказала ему правду о Смерти, когда ему исполнилось двенадцать, когда его двоюродная сестра Руги погибла в автомобильной катастрофе. Она разбилась в машине отца, которой управлял парнишка, обманом раздобывший ключи. Он решил покататься на машине, но потом обнаружил, что не знает, как тормозить. Ребенок сносил только незначительные шишки и контузии; дядя Луиса - Карл Фарлайн оказался полностью деморализован, узнав о смерти дочери. "Она не мертва, заявил он в ответ на слова-мамы Луиса. Луис слышал тот разговор, но не мог понять его до конца. - Что ты имеешь в виду, говоря, что моя дочь мертва? Что ты знаешь об этом?" Хотя отец Руги, дядя Луиса, владел похоронным бюро, Луис не мог представить, как дядя Карл сам хоронил свою дочь. В мучительном, приводящем в замешательство страхе, Луис рассматривал Смерть как один из наиболее важных аспектов бытия. Настоящая загадка типа: кто стрижет городского парикмахера?
      "Ведешь себя словно Донни Донахью, - заявила тогда дяде мать Луиса. Под глазами у нее были синяки от усталости. Тогда мать казалась Луису больной и слабой. - Твой дядя хорошо разбирается в делах... Ах, Луис.., бедная маленькая Руги.., не могу думать о том, как она страдала, умирая.., ты станешь молиться со мной, Луис? Помолимся за Руги. Ты должен помолиться со мной!"
      И они опустились на колени прямо на кухне, и молились. Во время молитвы Смерть нашла тропинку в сердце Луиса: если мама молится за душу Руги Крид, значит ее тело мертво. Воображение Луиса тогда нарисовало ужасный образ Руги, оказавшейся в тринадцать лет со сгнившими глазницами и синей плесенью, подернувшей рыжие волосы; но этот образ не столько пугал, сколько вызывал благоговейный трепет.
      Луис кричал, объятый Великим Желанием Жизни:
      "Она не может умереть. Мамочка, она не может умереть.., я люблю ее!"
      И ответ матери, невнятный, но вызывающий яркие ассоциации: мертвые поля под ноябрьским небом, разбросанные розы - лепестки бурые и вялые по краям, лужи, пенящиеся водорослями, гнилью, разложением, грязью.
      - Так получилось, мой дорогой. Сожалею, но она ушла. Руги ушла.
      Луис вздрогнул, подумав:
      - Мертвое - мертво. Это все, в чем вы нуждаетесь? Неожиданно Луис понял, что он забыл сделать, почему он до сих пор не спит в ночь перед первым днем начала настоящей работы, а путается в старых, неприятных воспоминаниях.
      Он встал, направился к лестнице и неожиданно сделал крюк, завернув в комнату Элли. Девочка мирно спала: рот открыт. Она была одета в синюю кукольную пижаму, из которой уже выросла. "Боже, Элли, - подумал он, - ты растешь, словно кукуруза". Черч лежал между ее неуклюжих лодыжек, словно мертвый, извините, за сравнение.
      Внизу на лестнице висел поминальник с номерами телефонов, различными записками, напоминаниями самим себе, с приколотыми к ним деньгами. Один листок был перечеркнут: "откладывать как можно дольше". Луис взял телефонную книгу, посмотрел номер и записал на бумажке телефон. Под номером он подписал: "Квентин Л. Джоландер. Доктор-ветеринар, позвонить о Черче. Если Джоландер не кастрирует животных сам, он к кому-нибудь направит".
      Луис посмотрел на номер, раздумывая, пришло ли время это сделать, хотя внутренний голос подсказывал, что пришло. Что-то конкретное порой рождается из всех этих плохих предчувствий, и Луис решил кое-что для себя в ту ночь, до того, как наступило утро, не сознавая даже, что именно решил... Луис не хотел, чтоб Черч перебегал дорогу, и хотел сделать для этого все, что было в его силах.
      У Луиса вновь появилось ощущение, что кастрация унизит кота, превратит его раньше времени в толстого и старого; в зверюгу, довольно дремлющую на радиаторе, пока в него чем-нибудь не запустят. Луис не хотел видеть Черча таким. Ему нравился нынешний Черч - тощий и подвижный.
      На улице, в темноте, по 15 шоссе прогромыхала полуторка, и это подтолкнуло Луиса. Он прикрепил листок на видное место и отправился в постель.
      Глава 11
      На следующее утро за завтраком Элли увидела новый листок на поминальнике и спросила, что это значит.
      - Это значит, что Черчу надо сделать одну маленькую операцию, - ответил Луис. - На одну ночь кот отправится к ветеринару, а когда вернется домой, у него исчезнет желание шастать по округе.
      - И бегать через дорогу? - спросила Элли. "Может, ей только пять, подумал Луис, - но она здорово соображает".
      - Или перебегать через дорогу, - согласился он.
      - Класс! - воскликнула Элли, и тема была закрыта. Луис, приготовивший резкие и, быть может, немного эмоциональные аргументы о том, что Черчу нужно оставить дом на одну ночь, оказался слегка контужен легкостью, с которой Елена согласилась. Луис понимал, как девочка должна тревожиться. Может, Речел не ошиблась и посещение кладбища домашних любимцев и впрямь повлияло на нее.
      Речел накормила Гаджа; обычно она давала ему яйцо на завтрак, осторожно бросая на Луиса одобрительные взгляды, и Луис почувствовал, как у него камень упал с души. Взгляд сказал ему: холод ушел, топор войны зарыт. Зарыт навсегда, надеялся Луис.
      Позже, после того как большой желтый школьный автобус проглотил Элли, Речел подошла к мужу, обвила руками его шею и нежно поцеловала в губы.
      - Ты большой молодец, раз так решил, - сказала она. - Извини, что я такая сука.
      Луис вернул ей поцелуй, почувствовав себя немного неудобно. Он помнил, что заявление: "Извини, что я такая сука" (выражение, не очень часто употребляемое Речел) он слышал и раньше не один и не два раза. Обычно Речел делала такое заявление после того, как со скандалом получала то, чего добивалась.
      Гадж тем временем безуспешно пытался открыть входную дверь, глядя через нижнюю часть стекла на пустынную дорогу.
      - Авто, - проговорил он, трогательно подтягивая свои сползающие ползунки. - Элли-авто.
      - Он растет так быстро, - заметил Луис. Речел кивнула.
      - Вот и замечательно.
      - Он скоро вырастет из ползунков, - сказал Луис. - Тогда его развитие несколько замедлится.
      Речел рассмеялась. Между ними снова восстановился мир. Задержавшись, Речел поправила Луису галстук, а потом с ног до головы критически осмотрела его.
      - Я прошел осмотр, сержант? - спросил Луис.
      - Выглядишь очень мило.
      - Конечно, я знаю. Я выгляжу словно хирург, проводящий операции на сердце? Или как человек, который зарабатывает две сотни тысяч долларов в год?
      - Нет, всего лишь как старый Луис Крид - дитя рок-н-ролла, - сказала Речел и захихикала. Луис посмотрел на часы.
      - Дитю рок-н-ролла пора одевать грязные ботинки и смываться, - проговорил он.
      - Нервничаешь?
      - Конечно, немного.
      - Не стоит, - сказала Речел. - Шестьдесят тысяч долларов в год за то, чтоб прописать лекарство от кашля, гриппа и похмелья, пилюли против беременности...
      - И жидкость для выведения блох, - закончил Луис, снова улыбнувшись. Одна из вещей, которая удивляла его в первом путешествии по лазарету, - запасы жидкости для выведения блох, которые показались Луису ненормальными, более уместными на какой-нибудь военной базе, а не в университете одного из североамериканских штатов.
      Миссис Чарлтон - Главная Медсестра цинично улыбнулась в ответ на его вопрос:
      - Некоторые квартиры в районе, те, что подальше от университета, довольно злачные местечки. Сами увидите. Луис догадывался об этом.
      - Хорошенький денек, - сказала Речел и снова поцеловала его. Поцелуй вышел вульгарным. Когда она отодвинулась, в ее взгляде сквозила насмешка. - И, ради Бога, помни, что ты - администратор, а не студент-медик или второгодник какой-то.
      - Да, доктор, - смиренно произнес Луис, и они оба рассмеялись. На мгновение Луис захотел спросить: "А как же Зельда? Та, что занозой засела у тебя под кожей? Об этом теперь можно говорить? О Зельде, о том, как она умерла?" Нет, не хотел он говорить на эту тему сейчас. Как доктор, он знал многое, в том числе и то, что Смерть столь же естественна, как Рождение, а может, даже величественнее, но раненая обезьяна, в конце концов, начинает выздоравливать, если не станет ковыряться в своей ране.
      Итак, вместо ответа, он лишь поцеловал Речел и вывел машину на улицу.
      Хорошее начало, хороший день. Мэйн давал представление позднего лета: небо синее и безоблачное, температура около +25°. Доехав до конца дорожки, Луис остановил машину, чтобы без аварии влиться в поток уличного движения. Он стал размышлять о том, что до сих пор не видел ни следа листопада, который должен красиво выглядеть в этих местах. Нужно подождать.
      Он повернул "Хонду Цивик" - свою вторую машину - к университету. Сегодня утром Речел должна позвонить ветеринару и договориться, когда отдать Черча на кастрацию. Надо положить конец всем этим страданиям вокруг кладбища домашних любимцев (просто удивительно, как эти грамматические ошибки западают в голову и начинают казаться вовсе не ошибками, а единственно правильным написанием) и страх уйдет вместе с ними. Не было нужды думать о смерти в такое прекрасное утро.
      Луис повернул выключатель приемника и стал крутить ручку настройки, пока не обнаружил Раморн урезающих "Рокэвэй Бич". Он сделал звук громче и запел.., не очень чисто, но со страстным наслаждением.
      Глава 12
      Первой вещью, известившей, что он уже на территории университета, было неожиданно нахлынувшее, особое движение - зыбь. Легковые машины, велосипеды, даже два десятка джо-гингов <Люди, занимающиеся спортивным бегом (амер.)>. Луис быстро остановился, избегая столкновения с двумя опоздавшими, бегущими в направлении Данн Хилла. Луис резко затормозил, повиснув на ремне безопасности, и вдавил кнопку гудка. Его всегда раздражали джогинги (велосипедисты, кстати, тоже имеют такие же гнусные привычки), которые, казалось, автоматически, одним своим видом заявляли, что не отвечают за дорожные происшествия, ведь они, в конце концов, занимаются спортом. А ведь именно они были источником дорожно-транспортных происшествий. Сейчас один из них показал Луису безымянный палец, даже не оглядываясь. Луис только вздохнул и поехал дальше.
      И еще: карета "скорой помощи" отсутствовала на своем месте - маленькой автостоянке перед лазаретом. Это удивило и напугало Луиса. Лазарет был оснащен для лечения любой болезни иди, при несчастном случае, для оказания первой помощи в полевых условиях: там имелось три хорошо оборудованных диагностических бокса, выходящих в большое фойе, и еще две палаты, каждая на пятнадцать коек. Хотя все это несколько напоминало театральную бутафорию. Если возникали серьезные проблемы, в Медицинском Центре Восточного Мэйна существовала амбулатория, готовая принять больных в случае эпидемии или кого-нибудь серьезно больного. Стив Мастертон - ассистент-психолог, который в первый раз провел Луиса по университету, показал Луису журнал за предыдущие два учебных года, показал с уместной гордостью: за все время у них было тридцать восемь пациентов, которым требовалось амбулаторное лечение.., не так уж плохо, если принять во внимание., что студентов десять тысяч, а все население университета - почти семнадцать.
      Сегодня у Луиса был первый настоящий рабочий день, с вызовом "скорой помощи".
      Луис припарковал свой автомобиль на стоянке у недавно обновленного знака, где теперь красовалась надпись: "Стоянка доктора Крида", и поспешил в лазарет.
      Луис нашел миссис Чарлтон - седую, но гибкую женщину, которой было около пятидесяти, в первом диагностическом боксе. Она измеряла температуру девушке в джинсах и "топе". "Пациентка не так давно обгорела на солнце, - заметил Луис. - Кожа шелушится вовсю".
      - Доброе утро, Джоан, - поздоровался он с медсестрой. - Где "скорая помощь"?
      - Ох, у нас настоящая трагедия, но в общем.., все в порядке, загадочно ответила Чарлтон, вынимая термометр изо рта студентки и рассматривая его показания. - Стив Мастертон приехал в семь утра и увидел огромную лужу под двигателем и передними колесами. Полетела какая-то трубка. И они увезли машину.
      - Боже, - сказал Луис и почувствовал облегчение. Хорошо, что машину не угнали, как он решил сначала, услышав первые слова Главной Медсестры.
      Джоан Чарлтон рассмеялась.
      - Знаменитая Лужа Автомобилей Университета, - продолжала она. - Эта лужа появляется обычно в пятнадцатых числах декабря, обвязанная рождественскими ленточками. - Медсестра пристально посмотрела на студентку. - До лихорадки вам не хватает целых полградуса, - продолжала медсестра. - Возьмите пару таблеток аспирина, посидите в кафе или на аллее в тени.
      Девушка встала, наградив Луиса быстрым, оценивающим взглядом, и вышла.
      - Наш первый клиент в новом семестре, - кисло проговорила Чарлтон. Она стала встряхивать термометр с резким пощелкиванием.
      - Вы не выглядите радостной.
      - Знаю, я такой тип, - ответила она. - Но мы скоро столкнемся и с другим типом - спортсмены, которые играют так, что трещат кости, сухожилия и все остальное; они не хотят сидеть на скамье запасных, они - люди-машины, не хотят покидать поле, даже если подвергают опасности свою жизнь. Тогда вы захотите визита мисс, у которой полградуса не хватает до повышенной температуры... Она кивнула головой на окно, где Луис увидел девушку с кожей, шелушащейся от солнечного ожога, идущую в направлении учебных корпусов. В боксе девушка производила впечатление, согласно которому ей было очень нехорошо, но она пытается не показать вида. Теперь она шагала бодро, ее бедра призывно покачивались, как у женщин, которые знают, перед кем вихлять задницей.., да и на самом деле ее задница была достойна того, чтоб на нее обратили внимание. Вот ваш основной тип - ипохондрики, коллега. - Чарлтон опустила термометр в стерилизатор. - Мы видим ее несколько десятков раз за год. Ее визиты учащаются перед началом зачетной недели. За неделю, или около того до экзаменов, она убеждает себя, что у нее воспаление одного или обоих легких. Бронхит наполовину сданные позиции. Потом она пролетает на пяти или шести экзаменах, где преподаватели пользуются словами, какими они обычно пользуются в курилке.., чтоб дать от ворот поворот. Таких дамочек всегда тошнит, когда им сообщают о начале зачетной недели или о том, что необходимо отработать пропуски перед тем как сесть писать экзаменационное сочинение.
      - По-моему, сегодня утром мы чересчур циничны, - заметил Луис. Он был, если точнее сказать, в несколько затруднительном положении.
      Сестра подмигнула ему, и Луису пришлось улыбнуться в ответ.
      - Я никогда не принимаю их проблем близко к сердцу. И вам не советую.
      - Где сейчас Стивен?
      - В своем кабинете отвечает на почту и пытается прикинуть, какая из рубашек лучше всего подходит под эмблему темно-синего креста на голубом фоне <Американская эмблема медслужбы, аналогичная нашему красному кресту на белом фоне (прим, переводчика).>, - ответила она.
      Луис вышел. Цинизм миссис Чарлтон был ему непонятен, Луис приятно чувствовал себя в новой должности.
      ***
      "Оглянись назад, - подумал Луис, - когда только я мог мечтать обо всем этом? И тут-то и начался тот кошмар. Он начался около десяти, когда в лазарет принесли умирающего Виктора Ласкова".
      До тех пор все было спокойно. В девять, через полчаса после появления Луиса, заявились две практиканточки, работавшие с девяти до трех утра. Луис дал каждой по пончику и по чашечке кофе, поговорил с ними минут пятнадцать о чем-то отвлеченном. Потом постучалась миссис Чарлтон. Когда практикантки проскочили мимо Старшей Медсестры, выходя из кабинета Луиса, он услышал ее вопрос:
      - У вас нет аллергии на бл...й и тошнотворных баб? Ничего, вы еще в избытке увидите и тех и других.
      - Боже, - прошептал Луис и прикрыл глаза. Но он улыбался. Упрямство старого ребенка, такого как миссис Чарлтон, не всегда помеха.
      Луис начал, дорисовывая, удлинять крест на бланке для заказа комплекта наркотических лекарств и медицинского оборудования ("Каждый год, - агрессивно выступал Стив Мастертон по поводу медицинского оборудования. - Каждый долбаный год одно и то же. Полностью укомплектованный операционный комплект для пересадки сердца за какие-нибудь восемь миллионов долларов!
      Это же мелочи!"), а потом полностью окунулся в работу, думая о том, как хорошо было бы опрокинуть чашечку кофе, когда из фойе донеслись крики Мастертона:
      - Луис! Выходите! Случилась беда!
      Почти панический голос Мастертона заставил Луиса поторопиться. Он перевернул свой стул, словно собирался исследовать его. Крик, пронзительный и резкий, как звон разбитого стекла, донесся вслед за воплями Мастертона. Последовала звонкая пощечина, после чего раздался голос Чарлтон:
      - Прекратите орать или убирайтесь к черту! Немедленно прекратите!
      Луис ворвался в приемный покой, и первое, что он увидел, - кровь. Там было много крови. Одна из практиканток всхлипывала. Другая, бледная, как полотно, прижимала руки к уголкам рта, искривив губы в большой, вызывающей отвращение усмешке. Мастертон стоял на коленях, поддерживая голову юноши, лежавшего на полу.
      Стив посмотрел на Луиса, глаза мрачные, расширенные и испуганные. Он пытался говорить, но слова не могли сорваться с его языка.
      Люди собрались у Студенческого Медицинского Центра за большими стеклянными дверьми, всматриваясь через них, прижимая руки к лицам, чтобы заглянуть внутрь. Воображение Луиса вызвало безумно подходящее воспоминание. Ребенком, не более шести лет, он сидел в гостиной с мамой (скоро она должна была отправиться на работу), смотрел телевизор. Показывали старое, "вчерашнее" шоу с Дэвидом Гарровэйем. Снаружи стояли люди, изумленно глядели на Дэвида, Фрэнка Блайра и доброго, старого Дж. Фреда Миггса. Луис оглянулся и увидел людей, стоящих у окон и смотревших телешоу по их телевизору. Ему нужно было что-то сделать со стеклянными дверьми лазарета...
      - Задерните занавески! - фыркнул он на практикантку, которая всхлипывала.
      Когда она немедленно не подчинилась, Чарлтон дала ей пощечину.
      - Быстро, девочка!
      Практикантка начала двигаться. Через мгновение зеленые занавеси закрыли окна. Чарлтон и Стив Мастертон жались к дверям, косясь на умирающего.
      - Жесткие носилки, доктор? - спросила Чарлтон.
      - Если они нужны, давайте, - согласился Луис, присев рядом с Мастсртоном. - Я еще даже не посмотрел, что с ним.
      - Сюда, - приказала Чарлтон девушке, которая закрывала занавески. Та снова прижала кулачки ко рту, изображая невеселую, перекошенную от ужаса усмешку. Посмотрев на миссис Чарлтон, практикантка вздохнула:
      - Ох, бедный...
      - Конечно, он бедный, но ты-то в порядке. Живей! - она резко дернула девушку, побуждая ту двигаться; наконец практикантка зашуршала красной юбкой с белыми кнопками.
      Луис склонился над своим первым пациентом в Университете Мэйна.
      Пациент - юноша, приблизительно лет двадцати. Луису понадобилось меньше трех секунд для того, чтобы поставить диагноз: молодой человек умирал. У него была разбита голова и, по-видимому, был перелом основания черепа. Одна ключица, выбитая из сустава, выпирала, отчего правое плечо оказалось вывернуто. Из головы умирающего по окровавленной и пожелтевшей коже медленно стекала мозговая жидкость; она впитывалась в ковер. Луис видел мозг умирающего: беловато-серый и пульсирующий; он видел мозг через дыру в голове, словно смотрел через разбитое окно. "Вторжение" возможно глубиной сантиметров на пять. Если бы у умирающего в голове вынашивался бы ребенок, он смог бы родить, словно Зевс, разразившийся от беременности через лоб. Юноша еще оставался жив, что было вовсе невероятно. В голове Луиса неожиданно прозвучали слова Джада: "...а иногда вы чувствовали, как она покусывает вас за задницу". И слова матери:
      "Мертвый - есть мертвый". Луиса охватило безудержное желание засмеяться. Мертвый есть мертвый, все в порядке. Точно так, дружочек.
      - Готовьте машину, - фыркнул Луис на Мастертона. - Мы...
      - Луис, машина...
      - О, боже! - протянул Луис, хлопнув себя полбу. Он перенес взгляд на Чарлтон. - Джоан, что бы вы сделали в подобном случае? Позвонить Секретарю Университета или в МЦВМ?
      Джоан выглядела взволнованной, выведенной из душевного равновесия - она редко попадала в экстремальные ситуации - так, по крайней мере, решил Луис. Но когда она заговорила, ее голос звучал совсем спокойно:
      - Доктор, я не знаю. Мы никогда не попадали в такую ситуацию за все время, что я работаю в Медицинском Центре этого университета.
      Луис старался думать как можно быстрее:
      - Звоните в полицию. Мы не можем ждать, пока из МЦВМ пришлют "скорую помощь". Если у полицейских есть микроавтобус, они смогут подкинуть парня в Бангор на скоростной машине. Наконец, у них есть огни, сирена... Звоните, Джоан.
      Чарлтон пошла звонить, но не раньше, чем Луис поймал ее восхищенный взгляд и интерпретировал его для себя. Молодой человек был загорелым, с хорошо развитыми мускулами - возможно, он подрабатывал летом где-то на железной дороге или на покраске домов, а может, давал уроки тенниса.., и одет он был только в красные, спортивные шорты с белыми лампасами. Он умирал и умрет, независимо от их действий. Он был бы точно также мертв, если бы их "скорая помощь" в этот момент оказалась бы на месте с исправным мотором.
      Невероятно, но умирающий зашевелился. Его веки затрепетали, и глаза открылись. Синие глаза с белками, полностью залитыми кровью. Они стали рассеянно смотреть по сторонам, ничего не видя. Юноша попытался пошевелить головой, но Луис силой заставил его не двигаться, помня о сломанной шее. Травма головы не блокировала болевые центры.
      "Дыра в голове. О, боже! Дыра в голове!"
      - Что с ним случилось? - спросил Луис Стива, в данных обстоятельствах глупый и бессмысленный вопрос. Вопрос зрителя. Но дыра в голове подтверждала статус Луиса: он был всего лишь одним из зрителей. - Его принесли полицейские?
      - Несколько студентов принесли его на одеяле. Я не знаю, что случилось.
      А вот о том, что произойдет дальше, стоило и в самом деле подумать. Ответственность лежала и на Луисе.
      - Идите и найдите их, - распорядился Луис. - Проведите через другую дверь. Я хочу, чтоб они оказались под рукой, но не хочу, чтоб они видели больше остальных.
      Мастертон с облегчением ушел от кошмара, подошел к двери, открыл ее и залепетал от возбуждения, собирая любопытных и приводя в замешательство толпу уже собравшихся. И еще Луис услышал пенис полицейской сирены. Службы университетского городка шли на помощь. Он почувствовал слабое облегчение.
      Умирающий забулькал горлом. Он пытался заговорить. Луис слышал отдельные слова.., отдельные звуки, наконец.., но слива умирающего звучали неясно, нечетко.
      Луис наклонился над ним и сказал:
      - Все будет в порядке, приятель. - Он подумал о Речел и Элли, как он расскажет им об этом, и его желудок сильно, неприятно сжался. Прижав руку ко рту, Луис задохнулся.
      - Клааа... - проговорил юноша. - Клааа... Луис оглянулся и увидел, что один остался рядом с умирающим. Он едва слышал Джоан Чарлтон, кричащую на практиканток, вытянувшихся по стойке смирно в кладовке Второго Бокса. Луис сомневался, могли ли они отличить Второй Бокс от яиц лягушки. Бедные девочки, они тоже первый день как вышли на работу и столкнулись с адом в преддверии мира медицины. На зеленом ковре, покрывающем весь пол, образовался хлюпающий грязно-пурпурный круг; из разбитой головы молодого человека вытекала внутричерепная жидкость.
      - На хладбише домашних любимцев, - прохрипел молодой человек.., и ухмыльнулся. Его усмешка напоминала невеселые, истерические смешки практиканток, когда те закрывали занавески.
      Луис пристально посмотрел на умирающего, сперва отказавшись верить тому, что услышал. Потом Луис решил, что у него, должно быть, слуховые галлюцинации. "Он произнес несколько звуков, а мое подсознание превратило их в нечто осмысленное, связав их с моей собственной жизнью". Как бы то ни было, через мгновение Луис уже понял это. Замерев, скованный безумным ужасом, покрывшись мурашками, он чувствовал, как что-то двигается волнами вверх-вниз у него в животе.., но даже тогда он просто отказался поверить в то, что слышал. Да, едва различимые для уха Луиса слова срывались с окровавленных губ человека, лежавшего на ковре. Но это означало только то, что галлюцинация была не только слуховой, но и визуальной.
      - Что ты сказал? - прошептал Луис.
      И в этот раз, четко, как говорящий попугай или ворона, щелкающим голосом, юноша заговорил снова, и ошибиться в значении слов было невозможно.
      - Это не настоящее кладбище.
      Глаза смотрели отсутствующе, ничего не видя, окруженные кровавыми кругами; рот искривился в большой усмешке мертвой рыбы.
      Волна ужаса прокатилась через Луиса; страх взял его сердце в холодные руки и сжал. Страх сделал его маленьким и продолжал сжимать дальше и дальше... Луис почувствовал, что хочет повернуться и помчаться со всех ног прочь от этой окровавленной, склоненной набок головы. Луису не привили большой религиозности, но у него была склонность к оккультизму. Определенным образом он оказался готов к случившемуся.., чем бы оно ни было на самом деле.
      Борясь с желанием убежать со всех ног, Луис заставил себя наклониться еще ниже.
      - Что ты сказал? - спросил Луис во второй раз. Усмешка. Парень был плох.
      - Грязь человеческого сердца сильнее, Луис, - прошептал умирающий. - Но мужчина тоже выращивает, что может.., и пожинает плоды.
      "Луис, - подумал доктор Крид, не слыша ничего после того, как разобрал свое имя. - О, мой бог, он назвал меня по имени".
      - Кто ты? - спросил Луис дрожащим, тонким голосом. - Кто ты?
      - Я из индейцев.
      - Откуда ты знаешь мое имя...
      - Сохрани нас чистыми. Знай...
      - Ты...
      - А-а-а, - закричал юноша, и теперь Луису показалось, он почуял запах смерти в его дыхании: внутренние повреждения, сердечная недостаточность, переломы...
      - Что? - безумие подстегивало Луиса.
      - Ха-хлааааааад...
      Молодой человек в красных спортивных трусах дрожал все сильнее. Неожиданно, после того как все его мускулы напряглись, он, казалось, превратился в камень. Отсутствующее выражение на мгновение исчезло с лица умирающего, и он встретился взглядом с Луисом. Тотчас наступила смерть. Жуткая вонь. Луис подумал, что юноша должен заговорить снова. Но глаза умирающего стали безразличными.., начали стекленеть. Он был мертв.
      Луис откинулся назад, смутно сознавая, что одежда прилипла к его телу: он насквозь промок от пота. В глазах потемнело, словно он оказался в центре смерча, и мир перед глазами отвратительно поплыл. Поняв, что случилось, Луис отвернулся от мертвеца; опустил голову между колен и до крови прикусил кончики большого и указательного пальцев.
      Через мгновение все стало на свои места.
      Глава 13
      Потом приемный покой наполнился людьми, которые, словно актеры раньше, ожидали своего выхода. Это прибавило Луису ощущение нереальности, дезориентировало - такие чувства раньше он никогда не испытывал, только изучал на курсе психологии, Луис был уверен: такой путь проходит каждый сразу после того, как кто-нибудь подмешает в питье большую дозу ЛСД.
      "Похоже, пьесу поставили специально для моего бенефиса, - подумал он. Комната.., начало удобное, никого нет, так что умирающая Сивилла может произнести несколько туманных пророчеств для меня одного. А как только парень умер, все вернулись".
      Практикантки неумело держали жесткие носилки, те, что использовались для переноски людей с повреждениями спины или позвоночника. Вместе с ними появилась Джоан Чарлтон, сказавшая, что машина полиции университета уже выехала. Оказалось, молодой человек - джогинг - был сбит машиной.
      Луис подумал о джогингах, которые проскочили перед его машиной рано утром, и у него свело низ живота.
      Позади Чарлтон появился Стив Мастертон с двумя полицейскими университетского городка.
      - Луис, люди, которые принесли Паскова в... - он прервался и быстро спросил:
      - С вами все в порядке, Луис?
      - Со мной все в порядке, - ответил доктор и встал. Слабость нахлынула на него снова и отступила. - Его фамилия Пасков?
      - Виктор Пасков, - сказал один из полицейских университетского городка. Так говорит девушка, с которой он вместе бегал.
      Луис взглянул на свои часы и отнял минуты две. Из комнаты, где Мастертон собрал людей, которые принесли Паскова, доносились дикие рыдания. "Добро пожаловать в университет, крошка, - подумал он. - Хорошенький семестрик".
      - Мистер Пасков умер в 10.09 утра, - объявил Луис. Один из полицейских прижал тыльную часть кисти ко рту. Снова заговорил Мастертон:
      - Луис, с тобой в самом деле все в порядке? Выглядишь ты ужасно.
      Луис открыл было рот ответить, но одна из практиканток неожиданно уронила свой конец носилок и выбежала, извергая рвоту себе на передник. Зазвонил телефон. Рыдающая девушка за стеной теперь стала кричать, она звала мертвеца:
      - Вик! Вик! Вик! - снова и снова.
      Бедлам. Смятение. Один из полицейских спросил у миссис Чарлтон, могут ли они взять одеяло, накрыть мертвеца, а Чарлтон ответила, что не знает, имеет ли она необходимую власть, чтобы выдать одеяло. Тут Луис обнаружил, что думает о происходящем в духе Мориса Синдака: "Пусть начнется суета сует!"
      Гаденькое хихиканье снова попыталось вырваться у него из горла, но Луису как-то удалось с ним справиться. Этот Пасков на самом деле сказал: "Хладбище Домашних Любимцев"? Этот Пасков на самом деле назвал его по имени? Слова умирающего нарушили привычный для Луиса порядок вещей, выбили его из колеи. Но теперь казалось, Луис мысленно прокручивал те несколько мгновений, что провел наедине с умирающим, словно монтируя фильм-спасение: склеивая, изменяя и разрезая. Точно, умирающий говорил что-то еще (если он на самом деле что-то говорил) и потрясенный Луис неправильно истолковал его слова. Скорее всего, Пасков только двигал губами, не издавая звуков, как в самом начале.
      Луис стал изучать себя, ту свою часть, что заставила администрацию дать эту работу именно ему, выбрав именно его из пятидесяти трех претендентов. Не прозвучало ни одного распоряжения, ничего не изменилось: комната была полна народу.
      - Стив, дай девушке успокоительное, - приказал Луис и, сказав это, почувствовал себя лучше. Казалось, что он в огромной ракете с перегрузками тащится прочь от крохотного метеорита. И этим метеоритом был иррациональный момент бытия, когда заговорил Пасков. Луиса взяли на работу, чтобы он нес ответственность: он должен был выполнять свои обязанности.
      - Джоан. Дайте полицейскому одеяло прикрыть труп.
      - Доктор, мы не можем. Инвентарь...
      - Дайте ему одеяло. Потом проверьте, что с той практиканткой.
      Он посмотрел на вторую девушку, которая все еще держала свой конец носилок. Она глазела на труп Паскова с гипнотической зачарованностью.
      - Эй! - позвал Луис, и глаза девушки метнулись от тела.
      - К-к-к...
      - Как зовут твою подругу?
      - К-кого?
      - Ту, которая блеванула, - намеренно грубо сказал Луис.
      - Джу-джу-джуди. Джуди Де Лессио.
      - Твое имя?
      - Клара, - теперь девушка заговорила немного спокойнее.
      - Клара, сходи проверь, как там Джуди. И помогите Джоан с одеялом. Возьмите одно из стопки в маленькой кладовой в Боксе номер один. Идите. Давайте соберемся с силами, надо работать.
      Все занялись делом. Очень скоро крики в соседней комнате поутихли. Телефон, который перестал было звонить, зазвонил снова. Луис надавил клавишу, не поднимая телефонной трубки.
      - Кого мы должны уведомить? Вы можете набросать мне список?
      Полицейский кивнул.
      - Ничего подобного не случалось последние шесть лет. - сказал он. - Плохое начало семестра.
      - Точно, - согласился Луис. Подойдя к телефонному аппарату, он снова рывком сорвал трубку.
      - Алло? Кто... - начал было возбужденный голос, но Луис отключил линию. Ему нужно было позвонить самому.
      Глава 14
      Все стихло только около четырех часов, после того как Луис и Ричард Ирвинг - глава безопасности университетского городка, подготовили заявление для прессы. Молодой человек - Виктор Пасков бежал вдоль дороги со своей невестой и приятелем. Машина, которую вел Тремонт Витерс - молодой человек двадцати трех лет, уроженец Хавена (Мэйн), ехала по шоссе, ведущему из Ленгуллской женской гимназии к центру университетского городка. Он ехал, превышая скорость. Машина Витерса ударила Паскова, и тот полетел прямо головой в дерево. Паскова принесли в лазарет на одеяле его друзья и двое пробегавших мимо студентов. Умер Виктор через несколько секунд после того, как его доставили в лазарет. Витерса и раньше задерживали за превышение скорости, вождение машины в нетрезвом состоянии; вроде бы он даже кого-то сбил.
      Редактор газеты университетского городка спросил, может ли он написать, что Пасков умер от травмы головы. Луис вспомнил дыру в голове молодого человека; дыру, через которую можно было видеть мозг, и сказал, что он должен сперва вручить заключение о смерти следователю Пенобскота. Потом редактор спросил: не могли ли четверо молодых людей, перенося Паскова в лазарет, неумышленно стать причиной его смерти?
      - Нет, - ответил Луис. - Такого не может быть. Несчастный мистер Пасков, по-моему, при ударе получил смертельную травму.
      Там были и другие вопросы, несколько, но предыдущий вопрос подытожил пресс-конференцию. Сейчас Луис сидел в своем кабинете (Стив Мастертон отправился домой час назад, сразу после "пресс-конференции" посмотреть на себя в вечерних новостях, так подозревал Луис) и пытался собрать осколки прошедшего дня.., или, быть может, просто охватить случившееся одним взглядом. Он и Чарлтон долго сидели над карточками из первоочередных, над карточками тех студентов, кто упрямо продолжал заниматься в колледже вопреки своим физическим недостаткам. В колледже было двадцать три диабетика, пятнадцать эпилептиков, четырнадцать паралитиков и еще несколько всяких разных: студенты с лейкемией, студенты с церебральным параличом и мускульной дистрофией; слепые студенты, двое немых и один перенесший полную амнезию, с которой Луис никогда раньше не сталкивался.
      Уже к вечеру, после того как ушел Стив, в кабинет заглянула миссис Чарлтон и положила на стол Луиса розовый листок. "Бангорский ковер привезут завтра в 9.30", - было написано на листке.
      - Ковер? - удивился Луис.
      - Его же надо заменить, - словно извиняясь, сказала сестра. - Пятно вывести не удастся.
      - Да, вы правы.
      Наконец, заглянув в аптечку, Луис взял туинал, который первый мединститутский квартирант Луиса называл Тунервиллом. "Попробуй Тунервиллских колес, Луис," - говорил он, поставив пластинку Криденса. Обычно Луис отказывался от путешествия в сказочную Тунервиллмандию, так что, может, вышло к лучшему, когда его сосед провалился в середине третьего семестра, и на Тунервиллских колесах укатил во Вьетнам, армейским санитаром. Луису иногда он рисовался в видениях; глаза Луиса стекленели, когда он слышал "Бегство через джунгли" Криденса.
      Но сейчас лекарство казалось необходимым. Если он должен просмотреть записку о ковре на том розовом листочке, ему необходим транквилизатор.
      Луис поплыл довольно сильно к тому времени, когда миссис Байллинс - ночная сестра, просунула голову в дверь его кабинета и сказала:
      - Ваша жена, доктор Крид. Она на "линии один". Луис посмотрел на часы и увидел, что уже почти пять тридцать. Он хотел уехать отсюда часа полтора назад.
      - Хорошо, Нэнси. Спасибо.
      Подняв трубку, он подключился к "линии один".
      - Ах, дорогая. Только на моей...
      - Луис, с тобой все в порядке?
      - Конечно.
      - Я слышала о случившемся в новостях. Луис, мне так жаль, - мгновение она молчала. - Это передавали по радио в новостях... Они были у тебя, задавали вопросы. Ты держался молодцом.
      - Я? Ладно.
      - Ты уверен, что с тобой все в порядке?
      - Да, Речел. Со мной все в порядке.
      - Приезжай домой, - попросила она.
      - Да, - сказал он. "Домой" - звучало заманчиво.
      Глава 15
      Речел встретила Луиса у дверей, и у него отвисла челюсть. Речел надела тонкий, как паутина, бюстгальтер, который он так любил, полупрозрачные трусики, а больше на ней ничего не было.
      - Выглядишь великолепно, - сказал он. - Где дети?
      - Их взяла Мисси Дандридж. Мы свободны до полдевятого.., то есть два с половиной часа. Не будем терять время.
      Она прижалась к нему. Луис почувствовал слабый, приятный запах., эфирные масла или розы? Его руки сплелись вокруг нес, сперва вокруг талии, а потом они нашли ее соски, когда ее язык, уже легко протанцевав по губам Луиса, нырнул ему в рот; там он вылизывал, метался...
      Наконец поцелуй прервался, и Луис грубовато спросил Речел:
      - На обед - ты?
      - Я на десерт, - ответила она, а потом начала возбуждающе вращать бедрами. - Но я обещаю, что не буду предлагать тебе ничего из того, что ты не любишь.
      Луис потянулся к ней. Но Речел выскользнула из объятий и взяла его за руку.
      - Входи в дом первым, - сказала она.
      ***
      Вначале она затащила Луиса в теплую ванну, медленно раздела его и загнала в воду. Энергично растирая перчаткой-губкой, которую обычно не использовали (эта вещь всегда просто висела на крючке), Речел медленно намылила тело Луиса, потом омыла его. Он чувствовал, как все события этого дня - ужасного дня уходят в небытие. Речел тоже вымокла и ее трусики прилипли к телу, словно вторая кожа.
      Луис вылез из ванны, и Речел бережно вытерла его.
      - Что...
      Теперь перчатка-губка касалась его тела нежно, чересчур заводя поглаживанием, медленно двигаясь вверх-вниз.
      - Речел... - пар окутывал их, но он исходил не только от горячей воды в ванне.
      - Ш-ш-ш!
      Казалось, ласки длились вечность... Луис был близок к оргазму, и рука в перчатке двигалась все медленнее, почти останавливаясь. И все же она не прекращала то давить, то отпускать, пока Луис не кончил так сильно, что ему показалось, у него чуть не лопнули барабанные перепонки.
      - Мои боже, - слабо проговорил он, когда снова смог говорить. - Где и когда ты научилась этому?
      - У девочек в лагере бойскаутов.
      ***
      Речел приготовила бефстроганов. Пока она ублажала мужа в ванной, блюдо грелось на плите, и Луис, который еще в четыре часа клялся, что следующий раз сможет поесть не раньше Хеллоуина, съел две порции.
      Потом Речел отвела его наверх.
      - Теперь, - сказала она, - посмотрим, что ты сможешь сделать для меня.
      "Принимая во внимание все случившееся, я отношусь к происходящему совершенно спокойно", - подумал Луис.
      ***
      Позже Речел надела старую синюю пижаму. Луис натянул фланелевую рубашку и почти бесформенные вельветовые штаны, которые Речел называла "позорными".., и поехал за детьми.
      Мисси Дандридж хотела узнать подробности случившегося, но Луис лишь вкратце описал ей происшествие, рассказав меньше, чем она могла бы узнать, прочитав завтрашний выпуск Бангорского "Дели Ньюс". Луису не хотелось рассказывать, это вызывало у него те же чувства, что и прогорклые сплетни, но Мисси согласилась бесплатно посидеть с детьми, и Луис был благодарен ей за вечер, который он и Речел провели вместе.
      Гадж уснул рядом с Луисом раньше, чем они проехали милю, отделявшую их дом от дома Мисси; даже Элли зевала, у нее слипались глаза. Луис переодел Гаджа в свежие ползунки, засунул его в комбинезон и положил в колыбель. Потом он прочитал Элли одну сказку. Обычно Элли требовала, чтоб ей почитали на ночь "Где обитают дикие звери", и при этом она чувствовала себя пионером диких мест. В этот вечер Луис уговорил ее остановиться на "Коте в сапогах". Через пять минут после того, как он отвел девочку наверх, она уснула, и Речел поднялась к ней, укрыть ее одеялом.
      Когда Луис спустился вниз, Речел сидела в гостиной со стаканом молока одна из множества привычек, позаимствованных у Дороти Сайерс.
      - Луис, с тобой в самом деле все в порядке?
      - Дорогая, все хорошо, - ответил он. - Спасибо.., за все.
      - Мы оба стремимся, чтоб все было хорошо, - сказала она с легкой, чуть ироничной улыбкой. - Ты пойдешь к Джаду на пиво? Луис покачал головой.
      - Не сегодня. Я полностью выжат.
      - Надеюсь, что смогу тебя растормошить.
      - Думаю, так.
      - Тогда выпейте свой стакан молока, доктор, и отправимся в кровать.
      ***
      Он думал, что лежит проснувшись; такое часто случалось, когда он был студентом-медиком; и такие часы и дни, которые были наиболее занимательными в его жизни, снова и снова прокручивались у него в голове. Но он плавно соскальзывал в сон, словно на изящных, лишенных трения санях. Луис читал: среднему человеку нужно только семь минут, чтобы стереть из памяти вес неприятности и проблемы прошедшего дня. Семь минут сознательного и подсознательного вращения, словно трюк с поворачивающейся стеной в доме с привидениями парка развлечений.
      Он уже почти уснул, когда услышал, как Речел, словно издалека, сказала:
      - ..послезавтра.
      - Гмммммм?
      - Джоландер. Ветеринар. Он заберет Черча послезавтра - А?
      "Черч. Сокровища - твои "коджонс" <Яички (испанск.)>, твои сокровища еще принадлежат тебе, но скоро ты лишишься их". Потом Луис отключился, провалившись в омут, уснул крепко, без снов.
      Глава 16
      Спустя некоторое время Луис проснулся. Грохот заставил его сесть в кровати. Он удивился: что бы это могло быть? То ли Элли свалилась на пол, то ли перевернулась колыбель Гаджа. Луна выплыла из-за облаков, осветив комнату, и Луис увидел Виктора Паскова, стоящего в дверях.
      Мертвец стоял в дверях. Его голова была разбита над левым виском. Кровь темно-красными струпьями засохла на лице, словно боевая раскраска индейцев. Вывороченная ключица белела в лунном свете. Пасков улыбался.
      - Вставайте, доктор, - сказал он. - Пойдем, прогуляемся.
      Луис огляделся. Его жена - неясный холм желтого ватного, стеганого одеяла, спала. Луис снова посмотрел на Паскова, который был мертв, но мертвым почему-то не был. Луис не чувствовал страха. Он понимал, почему все так.
      "Это сон, - думал он, и в этом все дело, но все равно что-то его беспокоило. - Мертвые не возвращаются. Это физиологически невозможно. Молодой человек микроавтобусом отправился в Бангор с отметкой патологоанатома V-образным разрезом на груди. Может, патологоанатом даже извлек его мозг, переложил тот в грудную клетку, после того как разрезал ткани и вывалил содержимое черепной полости на коричневую бумагу, не пропускающую воду. Класть мозг в кишечную полость проще, чем пытаться запихнуть его назад в череп, словно отдельные кусочки головоломки. Дядя Карл - отец несчастливой Руги, рассказал Луису, что патологоанатомы делают так.., и еще много полезного рассказал он тогда Луису о том, чем Луис, в свою очередь, пытался поделиться с Речел, которая из-за своих страхов перед смертью могла просто завопить от ужаса, если бы увидела Паскова. Так что Паскова тут не было.., не было, крошка. Пасков лежал, запертый в холодильнике, сномерочком на ноге."В морге с него содрали эти красные спортивные трусы".
      У Луиса появилось непреодолимое желание подняться. Глаза Паскова не отпускали.
      Отбросив назад покрывало, Луис опустил одну ногу на пол. Связанный крючком коврик - свадебный подарок бабушки Ре-чел, впился холодными кругляшками в его ступни. Сон оказался чересчур реальным. Сон был таким реальным, что Луис не последовал за Пасковым, пока Пасков не повернулся и не начал спускаться вниз по лестнице. Сила, заставлявшая Луиса идти следом за мертвецом, оказалась невероятной, но Луис не хотел хотя бы и во сне идти вслед за разгуливающим трупом.
      Но он пошел. Спортивные трусы Паскова сверкали впереди.
      Луис вслед за Пасковым пересек гостиную, кухню. Луис ждал, что Пасков повернет замок, а потом отодвинет щеколду на двери, которая вела в сарай, где Луис держал многоместный легковой автомобиль с откидными сиденьями и откидным задним бортом и "Цивик", но Пасков поступил по-другому. Вместо того, чтоб открыть дверь, он прошел сквозь нее. "Как это он сделал? Невозможно! Никто так не может!"
      Луис попробовал проделать это сам, но натолкнулся на неподатливое дерево. Очевидно, даже во сне он остался твердоголовым реалистом. Нажав кнопку американского замка, он отодвинул засов и вышел в гараж-сарай. Паскова там не было. Луис не долго удивлялся. Может, Пасков ушел? Фигуры в снах часто исчезали. То же происходило и с окружающим миром; представьте: вы стоите голым на краю открытого бассейна с поднятым членом, дискутируя о возможности поменяться женами, скажем, с Роджером и Мисси Дандридж, а потом закрываете глаза и, открыв их, лезете по склону вулкана на Гавайях. Может, Луис потерял Паскова из виду, потому что наступил Акт II.
      Но когда Луис вышел из гаража, он снова увидел юношу, стоящего в слабом лунном свете на лужайке позади дома.., у начала дорожки.
      Теперь пришел страх. Он вошел мягко, проплывая через пустоты тела Луиса, наполняя их едким дымом. Луис не хотел идти дальше. Он остановился.
      Пасков оглянулся через плечо: глаза его в лунном свете были серебряными. Луис беспомощно почувствовал, как ужас заползает к нему в живот. Эта выпирающая кость, эти сухие сгустки крови. Но невозможно, казалось, сопротивляться глазам мертвеца. По-видимому, сон - вещь гипнотическая, доминирующая.., и может изменить сам факт смерти. Можете учиться двадцать лет и не сможете ничего сделать, когда принесут парня, тараном врезавшегося в дерево и пробившего дыру в голове, такую огромную дыру, что можно заглянуть в нее и увидеть мозг. С тем же успехом можно звать к умирающему водопроводчика, шамана или сутенера.
      Несмотря на подобные мысли, роящиеся в голове Луиса, он потащился к тропинке. Луис поплелся за мертвецом, такой же темно-красный в ночном свете, как засохшая кровь на лице Паскова.
      Луису не нравился этот сон. Совсем не нравился. Сон был слишком реален. Холод вязаного коврика, то, что он не смог пройти через закрытую дверь, когда любой может проходить через двери и стены в любом мало-мальски приличном сне.., а теперь холодная роса омыла ему ноги, холодное дыхание ветра коснулось его тела, абсолютно голого, если не считать трусов-плавок. Под деревьями сосновые иголки стали впиваться в ступни.., еще одна маленькая деталь, чересчур реальная для сна.
      "Ни о чем не думать. Ни о чем не думать. Я дома, в своей кровати. Это только сон: происходящее выглядело так ярко, как это возможно только во сне, который утром может вызвать лишь недоумение. Проснувшись, я найду массу противоречий".
      Ветка мертвого дерева грубо царапнула Луиса по бицепсу, и он содрогнулся. Уйдя вперед, Пасков превратился в тень и теперь ужас Луиса, казалось, кристаллизовался.
      "Я иду за мертвым человеком полосу. Мертвец ведет меня на хладбище домашних любимцев - и это не сон! Боже, помоги мне. Это не сон. Это - на самом деле!"
      Они спустились по дальнему склону поросшего лесом холма. Тропинка сделала несколько плавных поворотов между деревьями и потом нырнула в подлесок. Этот раз у Луиса резиновых сапог с собой не было. Земля под ногами превратилась в холодное желе, засасывающее и неохотно отпускающее, разрешая идти дальше. Противные чавкающие звуки. Он чувствовал, как грязь засасывает его ноги, пытаясь не пустить вслед за Пасковым. Луис безнадежно убеждал себя, что все происходящее - сон. Они выбрались на поляну, и луна снова свободно поплыла по рифам облаков, омывая кладбище призрачным сиянием. Надгробия-доски и жестяные банки, которые были разрезаны отцовскими ножницами для жести, а потом загнуты в грубые квадраты; отслоенные пластины сланца и слюды - стояли в лунном свете, отбрасывая совершенно черные и четкие тени.
      Пасков остановился возле "Смаки. Он был послушным" и повернулся к Луису. Страх, ужас - Луис ощутил, как эти чувства разрастаются внутри его тела.
      Пасков усмехнулся. Его окровавленные губы обнажили зубы, и его темная, загорелая кожа в опалово-бледном свете луны стала покрываться мертвенной бледностью, теперь по цвету она напоминала саван.
      Мертвец поднял руку, указывая на что-то. Луис посмотрел в том направлении и вздохнул. Его глаза расширилась, и он в ужасе закусил кулак. Холодок на щеках - Луис понял, что заплакал, не выдержав такого ужаса.
      Бурелом, о котором Джад Крандолл предупреждал Элли, превратился в груду костей. Кости двигались, клацали друг о друга; челюсти и бедра, локтевые суставы, коренные зубы и резцы. Луис видел усмехающиеся черепа людей и животных. Кости пальцев клацали. Останки ног сгибались в сочленьях.
      Оно двигалось. Оно подрагивало...
      Пасков пошел прямо к Луису. Его окровавленное лицо, залитое лунным светом, расплылось в улыбке, и последнее, что не давало Луису сойти сума, была ноющая, бесконечно повторяющаяся мысль: "Ты должен закричать так, чтоб проснуться, даже если ты испугаешь Речел, Элли, Гаджа, разбудишь весь дом и всю округу..."
      Но тихий шепот донесся до него, словно маленький ребенок сидел на крыльце веранды и учился свистеть.
      Пасков подошел ближе, а потом заговорил:
      - Дверь не должна открыться, - проговорил Пасков. Он посмотрел на Луиса, и тот упал на колени. Луис принял лицо Паскова за маску сострадания. Но на самом деле там не было никакого сострадания, только ужасающее смирение. Мертвец все еще показывал на шевелящуюся груду костей. - Не ходи дальше. Ты решишь, что нуждаешься в этом, но на самом деле, в этом нет нужды, доктор. Барьер не должен быть разрушен. Помни: тут сокрыта сила большая, чем ты можешь понять. Она древняя и вечно бодрствующая. Помни...
      Луис попытался закричать и не смог.
      - Я пришел как друг, - сказал Пасков.., но было ли "друг" тем самым словом, которое он использовал? Луис решил, что нет. Пасков словно говорил на забытом языке, который Луис мог понимать с помощью некой магии сна.., а "друг", то значение, которое ближе всего подходило к слову, на самом деле использованному Пасковым, и этим значением в смятении воспользовался Луис, разбирая речь мертвеца. - Твоя смерть и смерть всего, что ты любишь, доктор, тут. - Пасков приблизился, и Луис почувствовал запах смерти, исходивший от мертвеца.
      Пасков уже был рядом.
      Мягкий, сводящий с ума шорох костей.
      Луис начал терять равновесие, пытаясь вырваться из этих рук. Рука Крида ударила в надгробие и опрокинула его на землю. Лицо Паскова надвигалось, закрывая небо.
      - Доктор.., помни.
      Луис попытался закричать, и мир завертелся у него перед глазами.., но еще слышалось клацанье шевелящихся костей в залитом светом луны склепе ночи.
      Глава 17
      В среднем человеку нужно семь минут, чтобы уснуть, но в соответствии с человеческой психологией человеку нужно от пятнадцати до двадцати минут, чтобы проснуться. Словно сон - омут, из которого вынырнуть труднее, чем в него плюхнуться. Когда спящий просыпается (он или она, не важно), он постепенно проходит разные градации сна, от глубокого до легкого сна, который иногда обозначается глаголом "дремать". В состоянии легкого сна спящий может слышать звуки и даже отвечать на вопросы, но не помнить о них позже.., разве только как о фрагментах сна.
      Луис слышал громыхание, клацанье костей, но постепенно звук становился более резким, более металлическим. Хлопнула дверь. Крик. Еще металлические звуки.., а может, раскаты грома? "Верно, - согласился его еще грезящий разум. - Покатаем кости!"
      Он услышал, как кричит его дочь:
      - Стой, Гадж! Стой!
      За этим последовало гуканье проснувшегося Гаджа - звук, после которого Луис открыл глаза и увидел потолок собственной спальни.
      Он держался совершенно спокойно, привыкая к действительности, хорошей действительности, благословенной реальности, возвращению домой.
      Все, что случилось с ним, - сон. Не важно, каким ужасным, каким реальным был он. Он остался сном, погребенным где-то в глубинах разума.
      Снова послышался металлический звук. Одна из игрушечных машин Гаджа.
      - Прекрати, Гадж!
      - Прекрати! - завопил Гадж. - Прекрати! Прекрати! Тумпа-тумпа-тумп. Маленькие, голые пятки Гаджа забарабанили в коридоре. Он и Элли захихикали.
      Луис посмотрел направо. Половина Речел была пуста, одеяло откинуто. Солнце уже встало. Он посмотрел на часы и увидел, что уже около восьми. Речел дала ему выспаться... Возможно, намеренно.
      Обычно это раздражало его, но не в это утро. Луис глубоко вздохнул, радуясь, что может понежиться в солнечных лучах, косо льющихся из окна; насладиться реальностью окружающего мира. Пылинки танцевали в потоках света.
      Снизу позвала Речел:
      - Элли, спускайся и не забудь бутерброды! Давай на автобус, Эл!
      - Ладно! Вот твоя машина, Гадж. А я уезжаю в школу. Гадж негодующие завопил. Хотя немного не так... Гадж мог произносить только отдельные слова: биб, кратт и элли-бин - но текст выглядел предельно понятным: Элли должна остаться. Увы, общественное образование ждало ее. Снова послышался голос Речел.
      - И встряхни своего папочку, прежде чем спуститься. Вошла Элли, ее волосы были собраны в хвост; сегодня она надела красное платье.
      - Ладно, папочка, - она подошла и легонько поцеловала его в щеку, а потом помчалась вниз по лестнице.
      Сон начал блекнуть, растворяться. И слава богу!
      - Гадж, - позвал Луис. - Пойди и поцелуй папочку. Гадж игнорировал слова отца. Он вслед за Элли отправился вниз по лестнице, так быстро, как только мог, завывая:
      - Прекрати! Пре-кра-ти-пре-кра-ти... Прекрати! - он вопил во всю силу своих детских легких. Луис заметил сынишку в подгузниках и ластиковых штанишках, проскочившего через лестничную площадку мимо двери спальни родителей.
      Речел позвала снова:
      - Луис, где ты? Ты проснулся?
      - Конечно, - ответил он, садясь в постели.
      - Говорю тебе, он проснулся. - сказала Элли. - Я ухожу. Пока.
      Входная дверь хлопнула и оскорбленно вздохнул Гадж.
      - Тебе одно яйцо или два? - спросила Речел, явно обращаясь к Луису.
      Луис рухнул назад на одеяла и поставил ногу на вязаный коврик, готовясь сказать жене, что не хочет яичницы; ему бы тарелочку овсянки.., но слова застряли у него в горле.
      У него оказалась грязная нога. К ней прилипли сосновые иголки. Сердце Луиса подскочило к горлу, словно безумный чертик выскочил из коробки. Глаза выпучились, зубы прикусили бесчувственный язык, и тогда Луис сбросил одеяло. Нога, лежавшая на кровати, оказалась точно такой же. Широкая грязная полоса на простынях.
      - Луис?
      Он увидел несколько сосновых иголок, прилипших к голеням, и неожиданно посмотрел на бицепс правой руки. Там была царапина, на коже выступила кровь, точно там, где его во сне поцарапала мертвая ветка.
      "Сейчас закричу. Чувствую, ох закричу!"
      Он мог закричать: крик поднимался у него в груди.., и ничего, лишь большой, холодный груз страха. Прихватило по-настоящему. "Все на самом деле, подумал он, - эти иголки, грязь на лодыжках, кровавая царапина на руке".
      "Сейчас я закричу, а потом сойду с ума. Больше мне не нужно смотреть туда..."
      - Луис? - Речел начала подниматься по лестнице, - Луис, ты что, снова уснул?
      Он боролся с собой две или три секунды; боролся точно так же, как тогда, когда услышал слова Паскова, умирающего на одеяле в Медицинском Центре. И он выиграл. Склонил чашу весов в свою сторону и решил: Речел не должна видеть, что его ноги грязные и в иголках; одеяла соскользнули на пол, открыв испачканную землей простыню.
      - Я проснулся, - весело сказал он. Его язык неожиданно стал кровоточить, ведь он прикусил его. У Луиса закружилась голова, и что-то глубоко внутри отступило. Он удивился: почему он снова оказывается в пределах досягаемости безумных иррациональностей; или так было всегда?
      - Одно яйцо или два? - поднявшись на две или три ступени, Речел остановилась. Слава богу!
      - Да, - ответил Луис, едва понимая, что говорит. - Сделай болтушку.
      - Ладно, только для тебя, - ответила жена и стала спускаться.
      Луис быстро, с облегчением, закрыл глаза, но тут же перед ним возникли серебряные глаза Паскова. Луис немедленно открыл глаза. Он стал двигаться быстро, пытаясь ни о чем не думать. Он сдернул белье с кровати. С одеялами оказалось все в порядке. Луис скомкал простыни и, выскочив в коридор, бросил их в специальное отверстие, откуда по отдельному мусоропроводу грязное белье спускалось на первый этаж в большую бельевую корзину.
      Потом, бегом, Луис заскочил в ванну, повернул вентиль крана и шагнул под душ, сделав воду такой горячей, что она почти обжигала. После ванны Луис досуха вытерся полотенцем.
      Теперь Луис чувствовал себя лучше. Ситуация хоть как-то начинала поддаваться контролю. Вытираясь, Луис неожиданно подумал: он чувствует себя как убийца, который верит, что нужно избавиться от всех улик. Он продолжал вытираться, но уже со смехом. Смеялся и смеялся, и не мог остановиться.
      - Эй, там! - позвала Речел. - Что тебя так развеселило?
      - Секрет, - ответил Луис, продолжая смеяться. Он был испуган, но страх не мог пересилить смех. Смех навалился, поднимаясь из живота, который так напрягся, что стал твердым, словно скрепленная известкой каменная стена. С Луисом случился приступ смеха, потому что он решил, что самое лучшее: бросить простыни в грязное. Раз в пять дней Мисси Дандридж приходила пылесосить, чистить их дом.., она и отнесет вещи в прачечную. Речел увидит эти простыни, только когда снова постелет их на кровать.., чистыми. Луис предполагал, что, возможно, Мисси прошепчет ночью своему мужу, что Криды занимаются странными сексуальными играми, купаются в грязи и катаются по сосновым иголкам.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6