Глава 44

Вторник, 06.30, Санкт-Петербург

– Товарищ генерал, – доложил по телефону дежурный радист Титов. – Зилаш предупредил меня, что вы хотели знать обо всех переговорах генерала Косыгина с министром Догиным. Как раз сейчас они начинают разговор. Связь закрытая, шифр "Млечный Путь".

Генерал Орлов выпрямился в кресле:

– Спасибо, Титов. Выведи разговор мне на компьютер.

Шифр "Млечный Путь" являлся самым сложным среди всех тех, которые используются в Российской армии. Он применялся для обмена сообщениями по открытым линиям связи и предусматривал не только алгоритмический процесс шифрования, но и использование различных радиочастот – всей полосы эфира, поэтому тот, кому вздумалось бы перехватить и подслушать такой разговор, должен был иметь в своем распоряжении не только дешифратор, но и несколько десятков приемников, настроенных на разные частоты. Соответствующая аппаратура имелась у министра Догина и на командном пункте Косыгина. Имелась она и у Титова.

Положив трубку, Орлов стал ждать, когда на экране компьютера появятся расшифрованные сообщения. Съев бутерброд с тунцом, приготовленный Машей, он мысленно прокрутил в голове последние три часа. В половине пятого утра Росский удалился к себе в кабинет. Орлову стало как-то легче от сознания того, что даже выкованным из стали сотрудникам спецназа необходим отдых. Генерал понимал, что ему потребуется какое-то время, чтобы настроиться в отношениях с Росским на нужную ноту, но он повторял себе, что полковник, несмотря на все свои недостатки, остается отличным солдатом. И постараться добиться этого нужно, сколько бы времени на это ни потребовалось.

Поздравляя ночную смену с началом работы центра, Орлов воспользовался случаем пригласить старшего дежурного офицера полковника Олега Баля к себе в кабинет. Шестидесятилетний ветеран авиации Баль, которому также пока никак не удавалось сработаться с Росским, в свое время был наставником Орлова. Затем он оказался в числе тех высокопоставленных советских офицеров, чья карьера завершилась в 1987 году, когда западногерманский подросток Матиас Руст на своем легком одномоторном самолете беспрепятственно преодолел систему ПВО и приземлился на Красной площади. Баль терпеть не мог Росского за то, что тот стремился ни за что на свете не выпускать из своих рук бразды правления, даже если речь шла о тех вопросах, в которых Росский, мягко говоря, разбирался слабо. Он тоже понимал, что в спецназе так принято. Однако легче от этого не становилось.

Генерал Орлов сообщил Балю о неизвестном "Ил-76Т", продвигающемся на восток. В настоящий момент самолет находился над Северным Ледовитым океаном, юго-западнее архипелага Земля Франца-Иосифа. Орлов также рассказал о попытках американской разведки установить связь с другими российскими самолетами. Баль согласился с тем, что этот "Ил" кажется очень подозрительным, не только потому что летит на восток, в противоположную сторону от места событий, но и потому что из Берлина и Хельсинки не поступило никаких данных относительно того, чтобы он брал на борт какой-либо груз. Подумав, он предложил в нарушение правил о радиомолчании связаться с пилотом "Ила" и попросить его объяснить свои действия. Согласившись, Орлов попросил своего бывшего наставника обсудить этот вопрос с генерал-полковником авиации Петровым, под чьим командованием находились четыре дивизии ПВО, прикрывающих Арктику.

Орлов решил ничего не говорить Балю о деньгах, которые находились в составе, следующем по Транссибирской магистрали. Перед тем как начать действовать, он хотел выяснить, что замыслили Догин и Косыгин, и надеялся, что перехваченный разговор окажется в этом плане более информативным.

Быстро доев бутерброды, Орлов устремил взгляд на экран, готовый читать расшифрованные сообщения. Достав из бумажного пакета салфетку, он вытер губы. Салфетка хранила едва различимый аромат духов, которыми пользовалась Маша. Орлов улыбнулся.

Титов пропустил расшифрованную информацию через устройство распознавания речи, отделившее голос Косыгина от голоса Догина. Текст выводился на экран сплошным абзацем, который обрывался только тогда, когда говоривший умолкал. Знаки препинания расставлялись в соответствии с интонациями, звучащими в голосе. Читая, Орлов чувствовал, как у него в груди нарастает беспокойство. Его не только тревожили судьбы мира; он пытался разобраться, кто же перед кем отчитывается.

Догин: Генерал, похоже, мы застигли Кремль, да и весь мир, врасплох.

Косыгин: Именно к этому я и стремился.

Догин: Жанин по-прежнему никак не может разобраться в случившемся.

Косыгин: Как я уже говорил, если лишить его возможности действовать самостоятельно, заставив лишь отвечать на наши удары, он окажется совершенно беспомощным.

Догин: Вот почему я позволил тебе выдвинуть войска так далеко, еще не получив деньги.

Косыгин: Позволил?

Догин: Согласился, позволил – какая разница? Ты был прав в своем стремлении вынудить Жанина с самого начала перейти к обороне.

Косыгин: Ни в коем случае нельзя терять поступательный импульс.

Догин: Не потеряем. Где ты сейчас находишься?

Косыгин: В тридцати двух милях к западу от Львова. Это уже Польша. Все передовые части заняли свои места, и мне из своей палатки видна польская территория. Мы ждем не дождемся варварских террористических актов, которые должны будут купить мне деньги Шовича. Где они? Я начинаю терять терпение.

Догин: Тебе придется подождать чуть дольше, чем было условлено.

Косыгин: Подождать? Что ты имеешь в виду?

Догин: Снегопад. Генерал Орлов был вынужден перегрузить ящики в железнодорожный состав.

Косыгин: Перевозить шесть миллиардов долларов наличными в обычном поезде! Как ты думаешь, он ни о чем не подозревает?

Догин: Нет-нет, не беспокойся. Орлов поступил так, только чтобы переправить груз, несмотря на снегопад.

Косыгин: Но поездом, Николай? Это же так опасно...

Догин: Состав сопровождает взвод спецназа под командованием сына генерала Орлова. Росский заверил меня, что Орлов-младший – настоящий солдат, а не ученая обезьяна, летавшая в космос.

Косыгин: А что, если он в сговоре со своим отцом?

Догин: Уверяю, генерал, это не так. Ну а потом о деньгах никто больше не услышит. Когда все будет кончено, мы отправим Орлова-старшего в отставку, а Орлова-младшего вернем в его забытую богом дыру на Дальнем Востоке, и никто ничего не узнает. Не беспокойся. Я договорюсь о том, чтобы груз встретили западнее Биробиджана, там, где уже не бушует снежный буран, и оттуда переправили его вам по воздуху.

Косыгин: Потеряны пятнадцать или шестнадцать часов! К настоящему времени уже должны были начаться серьезные беспорядки! Мы рискуем тем, что Жанин оправится от неожиданности и возьмет в свои руки контроль над ситуацией.

Догин: Не возьмет. Я переговорил с нашими союзниками в правительстве. Они понимают, что задержка произошла по не зависящим от нас причинам.

Косыгин: Союзниками? Никакие это не союзники, а продажные твари, которые думают только о собственной выгоде. Если Жанин догадается, что за всеми этими событиями стоим мы, и прижмет твоих так называемых союзников к стенке до того, как эти уроды успеют набить себе карманы нашими деньгами...

Догин: Ничего этого не произойдет. Пока что президент бездействует. А польские наемники перейдут к действиям, как только им заплатят.

Косыгин: Правительство! Поляки! Да они нам на хрен не нужны! Разреши мне отправить в Польшу отряд бойцов спецназа, переодетых докерами или железнодорожными рабочими, чтобы они совершили нападение на полицейский участок и телевизионную станцию...

Догин: Я запрещаю тебе это!

Косыгин: Запрещаешь?

Догин: Твои люди – профессионалы. А нам нужны дилетанты. Все это должно выглядеть со стороны стихийным народным восстанием, а не спланированным вторжением извне.

Косыгин: Но зачем? Кого мы должны ублажать? Организацию Объединенных Наций? Половина Сухопутных войск и авиации и две трети Военно-морского флота Советского Союза остались в России. У нас пятьсот двадцать тысяч человек в Сухопутных войсках, тридцать тысяч человек в Ракетных войсках стратегического назначения, сто десять тысяч человек в авиации, двести тысяч человек в Военно-морском флоте...

Догин: Мы не можем нарушить доверие целого мира!

Косыгин: Но почему? Я в два счета захвачу Польшу, а потом мы возьмем Кремль. И когда у нас в руках окажется вся власть, какое нам будет дело до того, что думает Вашингтон или кто бы то ни было еще?

Догин: А как ты намереваешься контролировать ситуацию в Польше, когда настанет пора действовать? Ввести военное положение? Но даже всех твоих войск для этого не хватит.

Косыгин: Гитлер преподавал наглядные уроки на примере целых деревень, и это работало.

Догин: Да, полвека назад. Но не сегодня. Спутниковые тарелки, сотовые телефоны и факсы не дадут полностью изолировать страну и сломить дух ее народа. Я уже говорил тебе, что это должно быть народное восстание, руководимое своими вождями. Теми, кого мы купили, но кому поляки доверяют. Нельзя допустить хаос.

Косыгин: А как насчет обещания расширить полномочия тех, кто победит на новых выборах через два месяца? Неужели одного этого недостаточно, для того чтобы склонить на нашу сторону глав местных органов власти?

Догин: Это существенный аргумент в нашу пользу, однако наши ставленники настаивают на том, чтобы на их имя были открыты банковские счета – на тот случай, если они потерпят поражение.

Косыгин: Ублюдки!

Догин: Михаил, не обманывай себя. Все мы ублюдки. Сохраняй спокойствие. Я уже сообщил Шовичу, что груз прибудет с опозданием, и он предупредил своих людей.

Косыгин: И как он к этому отнесся?

Догин: Шович ответил, что ему приходилось отмечать месяцы и годы, царапая черточки на стене тюремной камеры. Так что несколько лишних черточек его не беспокоят.

Косыгин: Надеюсь – ради твоего же блага.

Догин: Успокойся – все идет по плану, лишь возникла небольшая заминка. И мы выпьем за победу нашей революции не через двадцать четыре часа, а через сорок.

Косыгин: Хочется верить, Николай, что ты прав. Но я тебе обещаю, что так или иначе войду в Польшу. Всего хорошего.

Догин: До свидания, генерал. И будь спокоен, я тебя не подведу.

Когда разговор закончился, Орлов ощутил то же самое, что испытал, когда впервые вышел из центрифуги в центре подготовки космонавтов: головокружение и тошноту.

Заговорщики задумали захватить Восточную Европу, сместить Жанина и возродить советскую империю, и их замысел был дьявольски изобретателен. Взорвана редакция коммунистической газеты в небольшом польском приграничном городке. Коммунисты наносят мощный ответный удар, многократно превосходящий масштабами взрыв в редакции, на всем пространстве от Варшавы до украинской границы. Догин получает свое народное восстание в лице получивших поддержку старых коммунистов – оставалось еще много тех, кому было по душе, как в 1956 году Владислав Гомулка расправился со сталинистами и насадил в стране коммунизм по-польски, представляющий собой странную смесь социализма и капитализма. Польша оказывается расколота надвое: возрождается "Солидарность", организация независимых профсоюзов, которая при поддержке церкви выступает против коммунистов, как это было тогда, когда римский папа, поляк по национальности, призывал католиков поддержать избрание на пост президента Леха Валенсу. Коммунисты выходят из подполья, что приводит к забастовкам, беспорядкам и нехватке продовольствия, а это Польша уже переживала в 1980 году. Беженцы тысячами устремляются в богатые западные области Украины, с новой силой вспыхивает застарелое противостояние католической и украинской православной церквей, польская армия пытается преградить путь беженцам танками, и тут Косыгин вводит в Польшу российские войска, чтобы защитить беженцев и обеспечить им возвращение домой. Войска остаются в Польше, а затем следующей целью становятся Чехословакия и Румыния.

Орлов чувствовал себя, как во сне, и дело было не только в тех событиях, которые должны были вот-вот изменить ход мировой истории. Только сейчас до него дошло, в каком положении оказался его сын. Для того чтобы остановить Догина, нужно будет приказать Никите ни в коем случае не доставить по назначению вверенный ему груз и при необходимости применить оружие против тех, кто попытается завладеть ящиками. Если Догин одержит победу, Никиту расстреляют. Ну а если Догин потерпит поражение – Орлов хорошо знал своего сына: Никита будет считать, что предал армию. Кроме того, существовала вероятность, что Никита откажется выполнить приказ отца. И в этом случае Орлов будет вынужден арестовать сына после того, как поезд прибудет по назначению и груз будет передан дальше. Неподчинение приказу начальника влечет за собой тюремное заключение на срок от года до пяти лет; и это не только явится окончательным разрывом отношений между отцом и сыном. Для Маши удар окажется гораздо более сильным, чем тот, который обрушился на нее, когда у Ники были неприятности в академии.

Поскольку расшифрованный текст перехваченного разговора и даже сам разговор могли быть запросто подделаны в центре – слеплены на цифровой аппаратуре из фрагментов других записей, – Орлов не мог представить президенту Жанину никаких доказательств заговора. Однако ящики с деньгами ни в коем случае не должны дойти по назначению, и об этом можно поставить в известность Кремль. А пока что Орлов надеялся, что ему удастся убедить своего сына в том, что Догин, человек, который в прошлом беззаветно служил Родине и помог помешать исключению мальчишки из академии, стал предателем и врагом.

Полковник Росский не спал.

Прапорщик Валентина Беляева ушла домой, и Росский остался в кабинете один. Он занимался прослушиванием переговоров между различными подразделениями центра, используя оборудование, установленное покойным Павлом Одинцовым. Об этом оборудовании не должен был знать никто; вот почему специалисту в области связи пришлось погибнуть на Кировском мосту. Павел не был военным, но это не имело значения. Иногда даже преданная служба гражданских специалистов должна завершаться смертью. Так было еще в Древнем Египте: безопасность гробниц обеспечивалась расправой над их строителями. Когда речь заходит о вопросах государственной безопасности, не остается места для чувств. От офицеров спецназа требуется убивать любого из своих подчиненных, если тот получил ранение или проявил нерешительность. А заместитель командира должен убить командира, который не добил раненого или труса. Полковник Росский был готов в случае необходимости защитить государственную тайну ценой собственной жизни.

К компьютеру Росского были подключены все внешние телефонные линии, а также внутренняя сеть связи Операционного центра. Кроме того, были еще и электронные "жучки", не толще человеческого волоска, вплетенные в электрические кабели, спрятанные в вентиляционных трубах, укрытые под коврами. Каждому микрофону на компьютере соответствовал определенный код. Таким образом, Росский имел возможность прослушивать разговоры с помощью наушников, а также записывать их в оцифрованном виде для передачи по закрытой линии связи непосредственно министру Догину.

Стиснув губы, Росский прокрутил разговор генерала Орлова с сыном. Затем он прослушал, как Орлов попросил Титова следить за всеми переговорами министра с генералом Косыгиным.

"Да как он только посмел!" – подумал Росский.

Орлов, человек известный, был выбран в качестве номинального главы центра, так как его слава и харизма требовались, чтобы выбивать из Министерства финансов деньги. Кто он такой, чтобы ставить под сомнение действия министра Догина и генерала Косыгина?

И вот сейчас Росский слушал, как генерал Орлов, увешенный наградами герой, говорит своему сыну, чтобы тот, прибыв в пункт назначения, ни в коем случае не передавал ящики представителям министра Догина. Орлов-старший пообещал прислать за грузом группу курсантов военно-морского училища.

Хотя Никита подтвердил получение приказа, Росский почувствовал, что сердцем своим он против него. Что ж, это хорошо. Мальчишку не обвинят в измене и не расстреляют вместе с отцом.

Росский с огромным удовольствием лично расправился бы с предателем. Однако министр Догин приказал своим подчиненным действовать только законными путями. Еще до того как Операционный центр заработал в полную силу, он распорядился, чтобы Росский в случае чего докладывал ему, а уже он при необходимости свяжется с главкомом артиллерии генерал-полковником Мавиком, чтобы тот отменил приказы Орлова.

Когда генерал Орлов связался по радио с майором Невским, командиром группы специального назначения "Молот", численностью двенадцать человек, и приказал ему готовиться к вылету в Биробиджан, Росский решил, что услышал уже достаточно. Введя в компьютер код, он установил прямую линию защищенной связи с министром Догиным и доложил ему о развитии ситуации. Догин пообещал связаться с генералом Мавиком, чтобы добиться отстранения Орлова от должности, и приказал Росскому быть готовым к тому, что ему придется возглавить Операционный центр.

Глава 45

Вторник, 08.35, к югу от Северного полярного круга

Подполковник Скуайрс рассеянно наблюдал за тем, как Иси Хонда проверяет связное оборудование и укладывает его обратно в рюкзак. Находясь на борту "Ил-76Т", они использовали для связи с Опцентром системы самолета. Однако, оказавшись на земле, им придется пользоваться миниатюрной черной антенной, уложенной в боковой карман рюкзака, рядом с рацией.

Опустившись на колени, Хонда раскрыл ножки и рукоятки тарелки диаметром семнадцать дюймов, убеждаясь в том, что все механические детали работают исправно. Подсоединив черный коаксиальный кабель к рации, он надел наушники, прослушивая, как система осуществляет процедуру самотестирования и настройки. Затем Хонда проверил микрофон, просчитав в него в обратном порядке от десяти, и знаком показал Скуайрсу, что все в порядке.

После этого Хонда проверил приемник системы глобального определения координат, небольшое устройство размером с пульт дистанционного управления телевизора с подсвеченным цифровым дисплеем, уложенное в боковой карман рюкзака. Он отправил сигнал длительностью четверть секунды, позволивший убедиться в том, что приемник работает исправно. Однако сигнал был слишком коротким, чтобы русские могли успеть его запеленговать. Рядовой Де-Вонн были доверены компас и альтиметр; она отвечала за то, чтобы донести их целыми и невредимыми до той точки, откуда будет осуществляться эвакуация группы после завершения задания. Сержант Чик Грей, вздремнувший во время долгого перелета, проснувшись, проверял подсумки. В них вместо обычных противогаза и запасных магазинов к 9-мм пистолету-пулемету лежали заряды взрывчатки "Си-4". Перед тем как прыгнуть с парашютом в небе над Россией, все бойцы "Бомбардира" наденут теплые, прочные перчатки, защитные капюшоны, комбинезоны, очки с небьющимися стеклами, кевларовые бронежилеты и высокие ботинки на шнуровке. Затем они еще раз проверят снаряжение в своих подсумках и карманах, пистолеты-пулеметы "Хеклер и Кох МП-5А2" калибра 9-мм и пистолеты "беретта" с обоймами увеличенной вместимости.

Скуайрс жалел только о том, что им будет недоставать одной-единственной веши. Он с готовностью променял бы все это навороченное снаряжение, сделанное по последнему слову техники, на несколько быстроходных штурмовых машин. Когда группа окажется на российской территории, ждать помощи от Опцентра будет нечего. И тут очень пригодилась бы парочка вездеходов, способных нестись по обледенелым камням со скоростью восемьдесят миль в час, да еще оснащенных ручным пулеметом "М-60ЕЗ" спереди и крупнокалиберным пулеметом на турели сзади. Конечно, сбрасывать таких монстров на парашюте и потом собирать на земле чертовски трудно, но они очень пригодились бы.

Встав, Скуайрс прошел в пилотскую кабину, чтобы размять ноги и уточнить последнюю информацию с летчиками. Весь экипаж был доволен тем, что пока что русские не предпринимали никаких попыток связаться с самолетом, но первый пилот Мэтт Мейзер напомнил, что благодарить за это нужно не собственное мастерство, а резко возросший объем воздушных перелетов.

Сверившись с картой и проверив, как долго еще лететь над Северным Ледовитым океаном, а затем на юго-запад над Беринговым морем до Японии, Скуайрс вернулся на свое место – и как раз в этот момент его вызвал на связь Майк Роджерс. Теперь, когда "Ил-76Т" находился в зоне действия российских приемников, связь осуществлялась по радио через ретранслятор в Хельсинки, который специально выделил министр обороны Нисканен, чтобы разговор нельзя было проследить до Вашингтона.

– Подполковник Скуайрс слушает, сэр, – ответил Скуайрс, когда Хонда протянул ему трубку.

– Подполковник, – начал Роджерс, – в ситуации с составом произошли существенные изменения. Русские остановили поезд и взяли пассажиров – гражданских лиц. Теперь в каждом вагоне их от пяти до десяти человек, в том числе женщины и дети.

Скуайрс помолчал мгновение, переваривая информацию. "Бомбардиру" приходилось отрабатывать на учениях освобождение заложников из поезда, захваченного террористами. Однако во всех тех случаях численность террористов была меньше, а заложники всеми силами стремились покинуть поезд. Сейчас же все будет обстоять по-другому.

– Вас понял, сэр, – наконец ответил Скуайрс.

– Кроме того, в каждом вагоне находятся солдаты, – продолжал Роджерс. Он говорил усталым голосом, словно признавая свое поражение. – Я изучил фотографии состава. Вам придется бросить шоковые гранаты в окна, затем разоружить солдат и вывести всех из вагонов. Как только это произойдет, мы свяжемся с Владивостоком и объясним, где искать пассажиров. Вы оставите им все теплые вещи и продовольствие, какие только сможете.

– Я все понял.

– Эвакуировать вас будут с того моста, о котором я уже говорил, – сказал Роджерс. – Время отхода – ровно полночь. Вертолет будет ждать вас восемь минут, так что позаботьтесь о том, чтобы прибыть на место заранее. Больше времени нам не дает комиссия Конгресса.

– Будем на месте, сэр.

– Чарли, у меня есть очень серьезные опасения за вас, – помолчав, продолжал Роджерс. – Но альтернативы, похоже, нет. Будь моя воля, я бы просто разбомбил состав ко всем чертям с воздуха, однако Конгресс по какой-то причине очень неодобрительно относится к убийству вражеских солдат. Гораздо лучше рисковать своими.

– Сэр, это та самая работа, ради которой мы нанимались, – ответил Скуайрс. – И вы меня знаете, генерал. Мне она нравится.

– Знаю, – согласился Роджерс. – Но офицер, отвечающий за груз, младший лейтенант Никита Орлов – не из тех, кто пошел в армию ради куска хлеба. Согласно тому немногому, что у нас на него имеется, это настоящий боец. Сын героя-космонавта, которому есть что доказывать в жизни.

– Вот и отлично, – сказал Скуайрс. – Я бы очень расстроился, сэр, если бы после такой долгой дороги вся операция оказалась бы безмятежной прогулкой по парку.

– Подполковник, не забывай, с кем ты разговариваешь, – строго одернул его Роджерс. – Побереги браваду для своих людей. В первую очередь я хочу не столько перехвата состава, сколько возвращения всех вас домой, живыми и невредимыми. Это понятно?

– Понятно, сэр, – ответил Скуайрс.

Пожелав ему удачи, Роджерс закончил связь, и Скуайрс протянул трубку Иси Хонде. Радист вернулся на свое место, а подполковник взглянул на часы, которые он так и не потрудился перевести во время этого стремительного путешествия по часовым поясам.

Осталось еще восемь часов. Скрестив руки на ремне, Скуайрс вытянул ноги и закрыл глаза. Перед тем как всего семь месяцев назад принять на себя командование "Бомбардиром", он некоторое время проработал в военном научно-исследовательском центре Натик под Бостоном. Там ему приходилось принимать участие в экспериментах по созданию одежды, которая внешне мгновенно подражала бы окружающей среде, подобно окраске хамелеона. Одежда была оснащена световыми датчиками и специальными красителями, менявшими цветовой состав ткани. Скуайрс сидел и смотрел, как химики мудрят с различными синтетическими волокнами, пытаясь создать такие, которые автоматически изменяли бы свой колер. Он двигался в неуклюжем ЭФК – электрофосфоресцирующем костюме, сшитом из многослойной ткани с прослойкой из жидкого красителя. В зависимости от силы тока частицы красителя меняли цвет и интенсивность окраски. Скуайрс вспоминал, как тогда ему казалось, что еще до начала нового тысячелетия камуфляжные костюмы, танки-невидимки и автоматические роботы дадут Соединенным Штатам возможность вести практически бескровные войны, героями которых будут не солдаты, а ученые.

И он с удивлением ловил себя на том, что эта мысль его огорчает, ибо хотя ни одному солдату на свете не хочется умереть, любым настоящим воином в значительной степени движет стремление испытать себя, рисковать собственной жизнью ради своей Родины и боевых товарищей. И если бы не эта опасность, не эта цена, которую приходится платить за победу, еще неизвестно, ценилась бы свобода так высоко.

С этими мыслями, слыша в ушах голос Роджерса, Скуайрс задремал, думая о том, что в недалеком будущем солдатам придется довольствоваться напряженными занятиями на учебной базе...

Глава 46

Вторник, 14.06, Санкт-Петербург

За несколько часов до высадки на российское побережье Пегги Джеймс и Дэвид Джордж получили двадцать семь минут, чтобы насладиться чистым утренним воздухом Финского залива. Затем они снова спустились в чрево карликовой подводной лодки, чтобы проделать второй отрезок пути. Пегги хотелось бы большего, однако и эта небольшая передышка придала ей силы.

Когда до подхода к берегу остался один час, капитан Ридман спустился со своего высокого насеста в рубке и, втиснувшись в узкое свободное пространство отсека, присел на корточки перед пассажирами. К этому времени Пегги и Джордж уже проверили снаряжение, уложенное в водонепроницаемые вещмешки, и облачались в форму Российского военно-морского флота. Пегги стала натягивать синюю юбку, и Джордж отвернулся. Ридман – нет.

Когда она полностью оделась, Ридман открыл черную металлическую коробку размером двенадцать на четырнадцать на шесть дюймов, закрепленную на переборке слева от ее головы, и прошептал:

– После того как мы всплывем, у вас будет шестьдесят секунд, чтобы спустить плот на воду. Делается это выдергиванием вот этой затычки. – Демонстрируя свои слова, капитан просунул палец в кольцо, закрепленное на конце нейлонового шнурка, затем указал на маленькие весла в верхней и нижней частях спущенного надувного плота. – Плот раскроется наружу. На нем нанесена российская маркировка, которая соответствует имеющимся у вас документам, – продолжал он. – Согласно им, вы приписаны к бригаде подводных лодок класса "Аргус", размещенной на базе в Копорской губе. Насколько я понимаю, вас уже обо всем проинструктировали.

– Вкратце, – подтвердил Джордж.

– А как ты скажешь это по-русски? – спросила Пегги.

Джордж задумался, сосредоточенно наморщив лоб.

– Myedlyenna, – наконец торжествующе заявил он.

– Это значит "медленно", – поправила его Пегги, – но все равно достаточно близко. Капитан, – повернулась она к Ридману, – а почему всего шестьдесят секунд? Разве вам не нужно будет проветрить отсек и зарядить аккумуляторные батареи?

– На них лодка сможет двигаться еще около часа... достаточно, чтобы покинуть российские территориальные воды. А теперь я предлагаю вам еще раз взглянуть на карты. Запомните местность в районе точки высадки.