От мучительных раздумий меня отвлек шум голосов внизу и осторожное звяканье алебард. Время для посещения трактира стражей было неурочное, поэтому Овид проворно подошел к двери.
      Одного взгляда вниз с лестницы оказалось достаточно, чтобы понять, что происходит.
      Дозор из пяти стражников уже вступил на первые ступеньки, а в арьергарде двигались хозяин гостиницы, вооруженный тяпкой для рубки капусты, и "лысый ежик".
      - Вот он! - обличающе заорал продавец, едва я успел выглянуть из-за плеча Овида. - Черный Колдун! Хватайте его!
      Стражники, оставив осторожность, толкаясь и мешая друг другу, бросились наверх с таким напором, что затрещали перила.
      Мы с Овидом, в свою очередь, навалились на дверь и вогнали щеколду в пазы с силой, способной пробить стену башни. Почти сразу доски стали гнуться от ударов снаружи, как фанера, и мы подтащили к двери комод, а затем и кровати.
      Впопыхах я дважды хватал верещавшего от ужаса Хому и пытался всунуть его в баррикаду, и дважды Хома возмущенно выворачивался из моих рук.
      - В окно! - закричал Овид, как Бонапарт на Аркольском мосту, указывая шпагой направление атаки. - Быстрее!
      Первым, почти не задумываясь, куда упаду, со второго этажа выпрыгнул я и не успел отскочить в сторону, как сверху, словно ковбой на коня, на меня свалился Овид.
      Мы упали на булыжники мостовой и клубком покатились по улице, сшибая с ног любопытных, столпившихся под окнами гостиницы.
      - А Хома! - вспомнил я о табурете, когда мы уже отмахали два квартала и вбежали в проходной двор.
      - Не потеряется, - довольно беспечно отозвался Овид, хватая воздух раскрытым ртом. - Надо быстрее выбираться к Коллектору. Здесь сейчас такое начнется!
      И действительно, пока мы пробирались закоулками к окраине, где находился затерянный в непроходимом бурьяне пустыря домик, служивший переходом, нам не единожды приходилось менять направление, избегая встречи с многочисленными патрулями. Хотя раций в Миксте не было, каким-то образом необходимая информация все же быстро передавалась.
      Часа через три, почти в сумерках, мы добрались до нужного места, и первым, кого обнаружили у заветной двери, оказался Хома.
      Выглядел он довольно экзотично - в сиденье, вонзившись почти до половины лезвия, торчала тяпка, а одна из ножек едва держалась, от чего Хома хромал, как побитая собака, но вид у него был довольный и бодрый.
      - А этому, лысому, я так навернул, - победоносно сообщил он вместо приветствия, - долго меня помнить будет.
      У Коллектора стояла все та же прекрасная солнечная погода.
      Пока новый караульный, похожий на нашего спутника настолько, что их легко можно было спутать, если бы не разница в цвете костюмов - он носил темно-красный камзол и коричневые ботфорты - о чем-то советовался с Овидом, отведя его в сторону, я проверил целость завернутых в замшу осколков зеркала.
      Прыжок со второго этажа не пошел на пользу моим сокровищам. Вместо двух мы стали обладателями пяти осколков, но гораздо меньших размеров.
      Услышав мой полный отчаянья стон, Овид прервал разговор и подошел ко мне.
      - В чем дело, Мастер?
      - А что не видно? - я протянул ему умножившиеся осколки. - Что же теперь будет?
      - А ничего, - Овид сдвинул широкую шляпу на затылок. - Ровным счетом ничего.
      - Как ничего! - ужаснулся я. - Так все кончено?
      - Еще толком и не начиналось, - Овида, казалось, забавляла моя растерянность. - Да если вы даже истолчете эти осколки в порошок, ничего не случится. Дело не в количестве. Просто мы должны найти _в_с_е_ осколки, а сколько их будет, десять или две тысячи, значения не имеет.
      Не успел я толком переварить полученную информацию, как Овид, легонько подталкивая, повел меня к двери Коллектора.
      - Что, уже пора? - слабо сопротивлялся я. - Разве нельзя здесь хотя бы немного передохнуть. - Знаю я эти ваши миры. Сейчас опять начнется.
      - Времени нет, - извиняюще улыбнулся Овид. - Вы не смотрите, что сейчас у Коллектора солнце. Вчера, например, весь день шел дождь. Это говорит о том, что происходят, возможно, необратимые изменения. Надо торопиться. Видите, даже Хома все понимает, а ему досталось больше вашего.
      Табурет мы, как могли, привели в порядок. Выдернули хозяйскую тяпку и подколотили пазы, но Хома все равно хромал.
      - И думать нечего, чтобы отдыхать, - сварливо отозвался Хома. Вперед, и с песнями.
      - С маршами, - ворчал я, подходя к ненавистной двери. - С танцами и плясками. Что тут у вас, Второй Реальный?
      Но об этом я мог бы уже и не спрашивать - этот мир выбрал я сам.
      Во Второй Реальный мы вошли через абсолютно пустую комнатку без окон, освещенную плафоном искусственного света.
      Особенно оглядываться Овид здесь не дал, а сразу же подошел к двери и, толкнув, отворил ее в длинный, похоже учрежденский, коридор.
      То, что это учреждение, подтвердилось почти сразу.
      Навстречу и обгоняя нас, по коридору сновали вполне цивильно одетые сотрудники с папками и бумагами, некоторые, впрочем, без папок и документов, зато с чайными чашками в руках, как будто здесь шло нескончаемое чаепитие. Все это очень напоминало обычную российскую контору, и я приободрился. Но, как оказалось, зря.
      Через минуту на нас стали обращать внимание. И это еще слабо сказано. На нас просто уставились десятки глаз.
      Некоторые из бежавших по срочным делам, позабыв, что дела срочные, остановились посреди коридора, некоторые из дверей кабинетов отворились, из них выглядывали покинувшие свои рабочие места люди. Только в этот момент до меня дошло, что выглядим мы для этого мира довольно странно.
      Овид, как Чайльд Гарольд, плотнее запахнул плащ и, скрестив руки на груди, прислонился к стене. Рядом, боясь шелохнуться, застыл Хома. Я затравленно оглядывался по сторонам.
      Наконец, поняв, что умение держать паузу не всегда приносит актеру успех, я решился на робкий вопрос.
      - Что произошло, господа?
      - Ой, уморил, - тут же отозвалась из рядов зрителей миниатюрная блондинка с кофейником в руке. - _Г_о_с_п_о_д_а_! Вы слышали, товарищи?
      - У нас, наверное, репетиция драмкружка, - предположил бойкий и очень полный молодой человек. Его галстук был завязан на узел в кулак величиной, а коротковатый синий пиджак не сходился на животе и, как пелерина, болтался где-то сзади. - Ведь вы актеры, товарищи?
      - А что же тогда Миркин объявление о репетиции не повесил, - снова заговорила блондинка. - Я сама в драмкружке занимаюсь, а этих товарищей не знаю. Почему Миркин объявление не повесил? - обратилась она ко мне.
      - Он не успел, - посочувствовал я блондинке. - Вот и послал нас всех предупредить.
      - А когда начинается репетиция, в три или в четыре?
      - Кажется, в четыре.
      - Кажется. Нашел кого послать, чтобы предупредить. Хорош гусь этот Миркин, у меня на четыре междугородний разговор заказан.
      Публика начала терять к нам интерес. Скоро броуновское движение по коридору возобновилось с прежней интенсивностью и можно было бы подобру-поздорову убираться из проклятой конторы, но полный молодой человек проникся к нам неожиданной любовью и не пожелал покинуть свой наблюдательный пост.
      Минут пять мы меряли друг друга взглядами, надеясь, что кто-нибудь не выдержит и стронется с места, но мне-то деваться было некуда - я помнил, что оживший табурет может произвести слишком сильное впечатление на неподготовленного зрителя, и мужественно стоял на месте.
      - Вы у нас новенький? - наконец решился на дружелюбный вопрос наш постовой.
      - Новенький, - мрачно ответил я. - Второй день работаю.
      - То-то я вижу лицо незнакомое. А в каком отделе?
      - В первом, - необдуманно брякнул я.
      Молодой человек переменился в лице.
      - Я просто так спросил, - облизнув губы, сказал он. - В порядке бдительности. Но вы ведь все понимаете, правда? У ССГ столько врагов.
      - Неужели гэ? - искренне удивился я. - Всегда было эр.
      - Проверяете? - понимающе хохотнул мой собеседник. - Какое эр? Союз Свободных Государств. Меня не запутать.
      Он быстро, не оглядываясь, покатился по коридору и, как шар в лузе, исчез в одной из дверей.
      Я мрачно уставился на Овида.
      - Можно было бы и подумать, прежде чем выводить нас во Второй Реальный. Похоже, они тут все еще продолжают строить коммунизм. Врагов ищут. Вот бы влипли сейчас, если потребовали документы. Сдали бы в милицию, потом в КГБ, или, как у них тут это называется.
      - Ладно, пошли. - Овид выглядел виноватым. - Торопился очень. Но в любом случае плащи надо снять.
      - Ага, и еще ботфорты, - тихо подал голос Хома. - И спрятать шпагу. А меня вам придется нести. Не бывает здесь ходячих табуретов.
      - О господи, еще и тебя таскать, - вздохнул я.
      Но деваться было некуда.
      Несмотря на снятый плащ, выглядел Овид не менее экзотично, чем раньше. Каблуки его ботфорт гулко стучали по казенному линолеуму, и на нас продолжали оглядываться. Хому я задрапировал в собственный плащ, и нес его, как фокусник черный ящик.
      Мы прошли длинный коридор и оказались в просторном холле.
      Прямо на стене, почти полностью закрывая ее, висел плакат, на котором был изображен полный суровой решимости абсолютно лысый и бритый мужчина без возраста. Отсутствие растительности на лице и голове вполне компенсировали громадные брови с не меньшим размахом, чем крылья у американского кондора. Мужчина стоял на фоне кремлевских звезд и указывал костлявой рукой куда-то вдаль, где фата-морганой золотились хлеба и дымились мартены. Скреплял эту композицию до боли знакомый лозунг: "Решения ХХХII форума большевистов - в жизнь!".
      Все это живо напомнило мне доперестроечные годы. Пионеры, комсомольцы, коммунисты. Тьфу, то есть большевисты. Полный кошмар! Рапорты, трудовые победы на невидимом фронте. Жрать в результате нечего. Плюс ко всему всеобщая подозрительность и ненависть к загнивающему империализму.
      - Я же вас предупреждал, - негромко сказал Овид, уловив мою растерянность, - что вам здесь может тоже не понравиться.
      - Да уж, - неопределенно промычал я. - Но что поделаешь, поживем разберемся. А пока надо выбираться на свободу.
      Путь на свободу лежал через вахтера.
      Вахтер царапнул меня взглядом так, что захотелось почесаться. Он грузно приподнялся из-за стола и, положив одну руку на телефон, как будто уже заранее решил, что нас следует сдать, куда следует, мрачно спросил:
      - Пропуск на вынос вещей имеете?
      - Каких вещей? - наивно удивился я.
      Хома давно перестал быть для меня вещью, и мне даже в голову не пришло, что вопрос касается именно его.
      - А что же вы тогда несете, завернутое в тряпку?
      Только в этот момент до меня дошел весь ужас нашего положения. Сама мысль бросить Хому в этой конторе на произвол судьбы показалась мне кощунственной, и я от отчаянья перешел в наступление.
      - Это мой личный табурет! - заорал я так, словно меня пытались ограбить на ночной улице. - Я его сам сюда принес. А он сломался. Видите, - я сдернул с Хомы плащ и поставил табурет на пол. - Ножка сломана. Я его в починку несу! А вы препятствуете!
      - У нас столярка в подвале! - в свою очередь заорал вахтер. - Зачем же вы тогда прете сломанную вещь на улицу? Сейчас в милицию позвоню. Расхититель!
      Вахтер дрожащей от возмущения рукой рванул трубку телефона, и почти одновременно я почувствовал, как меня за рукав дернул Овид. Мы выкатились на улицу, словно воришки, преследуемые разгневанной толпой, и помчались по тротуару.
      Вдали послышался тревожный милицейский свисток.
      Жизнь во Втором Реальном начиналась неудачно.
      - Что же теперь будет с Хомой? - в который раз горестно вопрошал я, пока мы пытались разобраться в планировке города. - Как же он теперь без нас?
      - Да не пропадет наш Хома, - также в который раз утешал меня Овид. Как нибудь выкрутится. Вы лучше, Мастер, подумайте, что здесь будем делать мы.
      На наше счастье погода стояла летняя. Куда хуже, если бы в этом мире сейчас была зима. На нас продолжали оглядываться, но взгляды были скорее любопытными, чем осуждающими, и это успокаивало.
      Постепенно я начал понимать, что этот город мне в общем-то знаком. Не то чтобы полная копия того, из которого я сюда попал, но все же знаком.
      Вот, например, универмаг - точная копия нашего. И улица почти такая же, дома те же. А дальше тоже знакомая улица, но, вроде бы, из другого района.
      Мимо прошел автобус 36-го маршрута. "Баня - Ипподром" успел прочитать я на трафарете.
      - Овид, - поспешил поделиться я, - здесь есть баня и ипподром.
      - А жить в бане будем? - спросил практичный Овид.
      Я приуныл. Жить было негде.
      Какая во Втором Реальном ходит валюта, я не знал и поэтому подошел к газетному киоску понаблюдать за покупателями. Через минуту я убедился, что деньги здесь похожи на давно забытые рубли и мелочь. По крайней мере, на первый взгляд. Но даже похожих денег у нас все же не было. Можно, конечно, попытаться подзаработать, только вот где и как.
      В студенческие годы я ходил на товарный двор загружать вагоны битым стеклом.
      Мелкие банки, до литра, предпочитали везти на завод, как стеклянный лом, и мы с упоением колотили прямо в металлическом вагоне эту тару вдребезги. Но, припомнив о годах юности, я приуныл. Возраст не тот, упоения не возникало.
      Что еще? Грузчики нужны всегда и везде, почти в любом магазине. Но платят мало, и на гостиницу так не заработаешь. Потом, для того, чтобы жить в гостинице, необходимы документы, в этом я не сомневался, слишком знакомая система вырисовывалась с первых минут.
      Мои размышления прервал раздраженный голос продавца газет:
      - Нету у меня сдачи с рубля! Где я вам наберу столько мелочи. "Известия" тоже кончились. Берите "Истину".
      Я с интересом посмотрел на заголовки газет.
      Знакомый шрифт "Истины" помог понять, что это местный аналог "Правды". "Известия", стало быть, и здесь оставались "Известиями", а вот другие газеты... Что такое "Пионерская" и "Комсомольская истина" догадаться нетрудно, но загадочное название "Путем Кузьмича" заставило задуматься. Еще я успел рассмотреть журнал "Большевист", брошюру "Параллели и меридианы" и стопку пыльных книг "Юность Кузьмича".
      - Ты не знаешь, кто такой Кузьмич? - спросил я у Овида, но ответ пришел совсем с другой стороны.
      - Ты что, земеля, с луны свалился, - произнес из-за моего плеча басовитый, не очень трезвый голос. - Или с похмелья мозги отшибло?
      Обернувшись, я обнаружил приземистого субъекта в кепке. Алюминиевого отлива щетина не оставляла сомнений, что ухаживать за своей физиономией субъект не любил. Едкий дым от дешевой сигаретки заставлял его левый глаз щуриться, зато правый сверкал, как антрацит, и прошивал меня насквозь, словно пуля бумажную мишень.
      - Я спрашивал не у вас, - предчувствуя скандал, попытался я смягчить обстановку.
      - Во, чучело! - добродушно восхитился субъект, переведя взгляд на Овида. - Из цирка сбежали, что ли? Или, как я, в свободном полете? Только я вас что-то в бомжатнике не видел.
      - Не мешайте нам, гражданин, - строго и внушительно сказал я. - Идите своей дорогой.
      - А ты меня сажал! - неожиданно возмутился субъект. - Сажал, да? Какой я тебе гражданин! Тоже мне, прокурор, а про Кузьмича спрашивает. Товарищи, вы слышали - он ничего не знает про нашего Кузьмича, и это тогда, когда вся страна идет его верным путем!
      Мужчина разошелся настолько, что я испугался, что нас арестуют прямо на улице.
      - Товарищ, - проникновенно произнес я, вспомнив свое пионерское детство. - Что же вы так кричите, товарищ.
      - То-то же, - сразу сбавил тон мужчина и даже выплюнул сигаретку в урну, но все-таки мимо. - Человек человеку друг, товарищ и этот, ну вы сами понимаете, спонсор.
      - Ничего не понимаю.
      - Ну, ты, - перешел на более доверительный тон субъект. - Добавь на красненькую.
      - Послушайте, мы вас не трогаем, так что оставьте нас в покое. И потом, нет у меня денег.
      - А у него? - тут же спросил мужчина, кивнув на Овида.
      - У него тоже нет.
      - Эх, земели, - неожиданно расчувствовался наш собеседник. - Совсем нет денег и вы стоите, как высоковольтные столбы, и гудите про себя? А шланги горят? Попросите у Гриши, - субъект хлопнул себя ладонью по груди, - и Гриша поможет.
      - Мы не нуждаемся в вашей...
      - Тут, через дорогу, итальянский вермут завезли. Очень с утра помогает.
      Я хотел сказать, что пить с утра нехорошо, и вообще никуда мы с Гришей не пойдем, но мудрый Овид не дал мне на сей раз перехватить инициативу.
      - А по стаканчику, - неожиданно развязным тоном произнес он. - За знакомство.
      Гриша снисходительно усмехнулся и повел нас через дорогу на красный свет, игнорируя сигналы машин.
      В подсобке грузчиков пахло прокисшим молоком и спиртом.
      Когда я попытался сунуться в магазин через центральный вход, Гриша только вздохнул и, твердо взяв за локоть, направил меня куда-то в темный проход между штабелями коробок и ящиков.
      - Чудак-человек, - укоризненно просвещал он, уверенно пробираясь узкими коридорами. - Разве в магазине итальянский вермут купишь? Там и нашего портвейна нет, весь по талонам еще вчера разобрали.
      Гришу в магазине знали. Добравшись до подсобки, он даже не снизошел до того, чтобы просить, а просто сунул деньги первому подвернувшемуся под руку грузчику, и тот мгновенно растворился в воздухе. Через минуту гонец материализовался, держа в растопыренных руках четыре литровые бутылки.
      - Молодец, - одобрил Гриша и, словно цыпленку шею, свернул с горлышка колпачок, после чего плеснул вермута в граненый стакан. - Прими и исчезни.
      Избавившись от гонца, Гриша по-хозяйски смахнул с табурета какие-то тряпки и основательно устроился за письменным столом, служившим заодно и столовым.
      - Вы присаживайтесь, ребята, - предложил он и четко разлил вино по разнокалиберной посуде, - в ногах правды нет.
      Только в этот момент я почувствовал как устал.
      Овид наоборот выглядел подтянутым и отдохнувшим. Пока мы шли в магазин, я несколько раз пытался заговорить с ним и выяснить - зачем нам, собственно, этот Гриша и его вермут нужны, но Овид только коротко сказал: "Так надо", - и больше не добавил ничего. На более подробные объяснения времени уже не хватило.
      - Будем, землячки! - Гриша, показывая пример, ловко опрокинул свой стакан и вытянул из мятой пачки очередную сигарету. - Тебя как зовут? ткнул он в мою сторону корявым пальцем.
      - Мастер... - начал было я, но осекся под холодным взглядом, - то есть, просто Саша.
      - Мастер чего? Спорта?
      - Нет, это я просто оговорился. Голова гудит.
      - Так выпей. А тебя? - спросил Гриша у Овида.
      Услышав ответ, он удивленно вскинул брови.
      - Братцы, вы случаем не из психушки? То-то я смотрю на местных не похожи. Да и костюмчики у вас подходящие.
      Овид деликатно поднял щербатую чашку без ручки, как драгоценную пиалу, и проникновенно сказал:
      - Товарищ Гриша, мы благодарны вам за проявленное участие в нашей судьбе. Все дело в том, что мы - пришельцы.
      Это теперь, в бомжатнике, забавно вспоминать, как поперхнулся дымом Гриша, и мы его долго колотили по спине, пока не прошел кашель. А тогда, в подсобке, было не до смеха. В какой-то момент я даже подумал, что придется вызывать скорую, но обошлось.
      Гриша в конце концов пришел в себя и тут же допил початую бутылку. Рассказ о долгом космическом путешествии с целью установления первого галактического контакта упал на подготовленную почву. Здесь, надо отметить, Овид проявил себя настоящим психологом. С каждым днем я убеждался, что этот молодой человек мудр не по годам и за его внешней невозмутимостью скрывается тонкое чувство обстановки и великолепное чутье.
      - Я как увидел вас, так сразу понял, что вы не отсюда, - нежно обнимая нас, лепетал Гриша после четвертого стакана. - Надо же, как повезло. Братцы по разуму. С ума сойти! То-то я гляжу стоит странная парочка. Нам здесь о вас почти ничего не говорят. А тарелки-то, поверите, как мухи кругом вьются. Иногда кое-что об этом в газетах печатают, так потом тут же разоблачают. Но народ не обманешь. Он, народ, всегда свою правду найдет.
      Здесь же, в подсобке, выяснилось, что волею судьбы мы оказались в крупном промышленном центре ССГ Новокержацке, что политбюро на днях приняло постановление об удовлетворении потребностей населения продовольственными товарами в ближайшие двадцать лет, что Тетрагон не дремлет, но наш бронепоезд стоит там, где надо, и еще массу полезных вещей. Кроме того, разрешилась загадка и с Кузьмичем. Кузьмич - вечно живой - лежит в Мавзолее, но вся многонациональная страна, объятая братской любовью, продолжает начатое им дело.
      Рассказывая о достигнутых за время правления большевистов успехах, Гриша очень воодушевился и говорил, как диктор, хорошо поставленным голосом, но кончил свою речь неожиданно:
      - Вот такая, братцы, хреновина, вышла. Лучше бы вы у империалистов приземлились, а то, боюсь, будет вам здесь хана.
      Насчет того, что придется нам во Втором Реальном не сладко, я понял уже в первые минуты, но после слов Гриши стало совсем тошно.
      "Это тебе не Микст, - думал я, отхлебывая действительно неплохой вермут из своей чашки. - Это тебе не городок с окрестностями. Если осколки оказались здесь, то дело - труба. Здесь страны и континенты, границы и государства, разные политические системы. О путешествиях за границу даже думать нечего. Семь лет назад меня по турпутевке в Испанию не пустили, потому что до этого даже в соцстраны не выезжал. А надо, оказывается, сначала куда-нибудь в Польшу или в Болгарию съездить, а уж потом, может, и к буржуям пустят. Ох, как нам с этим Вторым Реальным не повезло. И потом, здесь же миллиарды людей, гигантские расстояния, где же тут осколки-то искать."
      Тем временем Овид уже договорился с Гришей, что жить мы будем у него, что рассказывать о нашем внеземном происхождении пока никому не надо и что посланы мы на Землю для выполнения тайной миссии галактического сообщества - найти осколки с виду как бы обычные, а на самом деле с хитрым фокусом.
      Сначала Гриша этим стеклом очень заинтересовался, но, когда я продемонстрировал ему наши сокровища, пренебрежительно фыркнул:
      - Только-то и всего. Да знаю я, где такого хлама навалом.
      Но на все наши просьбы отвести нас туда, где хранится этот хлам, немедленно только отрицательно мотал головой.
      - Нет, братцы, эдак вы сразу обратно на свою Альфу Медведицы улетите, а мне интересно узнать, как у вас там люди живут. Побудьте пока здесь, осмотритесь, а об остальном я позабочусь.
      Так, в тот же день, мы оказались в бомжатнике.
      Гриша жил на окраине Новокержацка.
      Поселок бесприютных, или бомжатник, находился аж за самой последней улицей местной Нахаловки. Но Гриша и здесь пользовался уважением.
      По сравнению с фанерными лачугами коренных обитателей его металлический фургон "Диетические продукты", снятый с автомобиля, выглядел вполне респектабельно.
      С утра наш хозяин ушел, как он сам выразился, на промысел, а нас оставил отдохнуть и оглядеться.
      В одежонке с Гришиного плеча Овид смотрелся потомственным бомжем. Я, очевидно, выглядел не лучше.
      Утро во Втором Реальном ознаменовалось скандалом.
      Сразу после Гришиного ухода к нам в фургон заглянули двое парней самого скверного вида. Просили опохмелиться, так как "у Гриши всегда есть". Я вежливо попытался выставить их, но душа у приятелей, видимо, даже не горела, а пылала, и они решили взять свое силой. Мне двинули в ухо, и я очнулся на полу только тогда, когда Овид, выхватив из-под нар свою знаменитую шпагу, занял оборону в углу фургона.
      Ребята были настроены серьезно. У одного в руке блестел нож приличных размеров, другой размахивал металлическим прутом.
      Впервые я увидел Овида в деле и только теперь понял, каким страшным противником может он быть.
      Прут, описав стремительную кривую, с лязгом столкнулся со стальным клинком. Резким поворотом кисти Овид выбил оружие у нападавшего, и прут врезался в металлическую крышу, наполовину пробив ее. Ударив опешившего парня левой рукой и освободив пространство, Овид развернулся к сопернику с ножом.
      По всему было видно, что тот не новичок в уличных поединках. Нож скользнул из правой руки в левую, потом обратно. Парень выглядел старше и сильнее. На его стороне было ограниченное пространство фургона, не позволявшее свободно двигаться и использовать длину шпаги. Овид понимал это не хуже меня, поэтому обернул одну кисть плащом и застыл на месте, ожидая, когда противник решится на атаку.
      Атака последовала почти мгновенно.
      Я не успел сосчитать, сколько раз Овид парировал удары, следовавшие с разных сторон, только потом послышался глухой стук, и тут же нападавший рухнул на пол ничком. Кровь из затылка, рассеченного эфесом шпаги, тонкой струйкой покатилась в щель между досками.
      На шум драки и крики "убивают" сбежались почти все аборигены бомжатника.
      Увидев не очень симпатичную толпу, я решил, что тут нам и конец - со всеми не справиться, но дело приняло другой оборот. Парней вытащили из фургона и, подталкивая в спины, отправили восвояси, после чего нас заверили, что так поступать и следует, иначе здесь не выжить.
      - А это, - говорил словоохотливый старичок с лицом цвета чернослива от неумеренного употребления одеколона, - хулиганы местные. Братья Затыкины. Что с них взять, с уголовничков.
      На том и успокоились.
      Вернувшийся к вечеру Гриша нашим подвигам не удивился.
      - Да ты тут, - обращаясь к Овиду, заметил он, - своим лазерным мечом весь город разнести можешь.
      - У меня обычная шпага, - пытался протестовать честный Овид, но по всему было видно, что Гриша не очень верит его словам.
      Часа три, во время ужина и после, он пытал нас расспросами о нашей галактике. Пришлось вспомнить все, что читал когда-то в фантастических романах, но Грише этого было мало.
      - А вот скажите, когда вы у себя построили коммунизм?
      - Э-э, - тянул я, - кажется, сразу после объединения разумных планет в конфедерацию.
      - Нет, ты год назови.
      - Не помню.
      - Артист. А еще образованный человек. Ты кто на корабле? Бортмеханик?
      - Ну.
      - Н-ну, - передразнил Гриша. - Я вот в бомжатнике живу и то разбуди ночью и спроси, когда победили большевисты, тут же отвечу - в одна тысяча девятьсот двадцать втором году, после разгрома монгольских полчищ на Халхин-Голе. А ты - не помню.
      Гриша измотал нас настолько, что мы сами не задали ему множество вопросов, заготовленных еще днем. Правда, во время обсуждения сложившейся ситуации мы с Овидом пришли к одному обнадеживающему для нас выводу осколки зеркала вряд ли рассеялись по всему Второму Реальному. Скорее всего они оказались именно в Новокержацке, так как переход из Коллектора и обратно находится здесь. Кстати, и Люська вряд ли могла оказаться за пределами этого города.
      Несмотря на кажущуюся безнадежность наших поисков, кое-какие шансы у нас все-таки были.
      Так и не добившись от хозяина обещания отвести нас завтра туда, где волшебных осколков навалом, мы в конце концов крепко заснули, а проснувшись, обнаружили, что Гриши дома опять нет.
      Надо было действовать самостоятельно.
      Первым делом я решил наведаться в учреждение, где остался Хома.
      Я представил, как беспризорный табурет скитается ночью по конторским коридорам, пугая вневедомственную охрану, и проникся к Хоме жалостью. Уж он бы нас в беде не бросил.
      Овид, в свою очередь, взял на себя общую разведку.
      Мы долго петляли по грязным улочкам Нахаловки, пока не выбрались к конечной остановке троллейбуса.
      Заботливый Гриша оставил нам деньги на текущие расходы, так что не пришлось топать до центра пешком. Немного смущала наша одежда, но вещи, в которые нарядил нас хозяин, были если и не новыми, то все же чистыми, и я решил не комплексовать по этому поводу, тем более, что мне пришлось только переобуться, а Овиду переодеться по полной форме.
      В центре мы разделились. Овид пошел бродить по улицам, а я направился к зданию с комнаткой перехода.
      Мои опасения нарваться на знакомого вахтера к счастью не оправдались. На сей раз дежурила симпатичная старушка, по виду отставная учительница. Она внимательно читала "Истину", на первой странице которой я заметил краем глаза крупный лозунг "Дадим отпор...", и никак не отреагировала на мое проникновение в контору.
      Я долго бродил по длинным запутанным коридорам, заглядывал в комнаты сотрудников и даже спустился в подвал, где действительно находилась столярка, но Хома как в воду канул.
      Мои поиски кончились тем, что я столкнулся в вестибюле с полным молодым человеком, спрашивающим меня накануне, где я работаю.
      На сей раз молодой человек только понимающе кивнул, взглянув на мои растоптанные штиблеты, и тихо доложил:
      - В сметном отделе Курдакову привезли порнографический журнал из Финляндии. Он его всем сотрудникам показывает. Учтите мой сигнал.
      Я с отвращением покинул бдительную контору. Скорее всего, Хома самостоятельно выбрался отсюда и теперь разыскивает нас, но дело это почти безнадежное. Оставалось довериться воле случая.
      Центральная улица имени Кузьмича плавно текла в сторону реки. В один момент мне даже показалось, что я нахожусь вовсе не во Втором, а в самом что ни на есть Первом Реальном, уж очень похожими были дома и до боли знакомы вывески, только вместо яркой рекламы здания в основном украшались кумачовыми транспарантами.
      Так, не спеша, я добрел до родимого театра.
      То, что это наш Экспериментальный Молодежный не вызывало никаких сомнений. На облупленной левой колонне хорошо читался десятки раз закрашиваемый завхозом и тем не менее каждый раз возобновляющийся лозунг "Спартак - чемпион!".
      - Ничего себе, - пробормотал я, застыв перед храмом искусства. Может, у меня в этом городе еще и квартира сохранилась?
      Репертуарная афиша гласила, что сегодня дают "Вишневый сад", а вчера шел "Мольер" по Булгакову.