Подкрути это колесико, и вспыхнут глаза резким ультрафиолетовым светом. У этого на груди выколот собор о трех куполах – все три с крестами, но два зачем-то затемнены. Еще полуголая женщина с факелом на фоне тюремной стены и зарешеченного окна, со змеем и черепом в ногах. Рядом с ним – человек помоложе и покрепче. Парень лет двадцати пяти, славянской внешности, мощный, крепко накачанный, и у этого на плечах наколки, но из тех, что делают в профессиональных тату-салонах – какая-то абракадабра в китайском орнаменте. На тугих и хорошо выпирающих грудных мышцах два более свежих рисунка, плохого качества, но хорошо выражающих скрытую внутри него агрессию – две тигриные головы, обращенные друг к другу. В отличие от их обладателя, глаза у хищников горят хоть и злобным, но живым огнем.

Все трое, казалось, пребывают в соматическом трансе, как будто какой-то гипнотизер погрузил их в это состояние. А может, обкурились или даже обкололись... Станислав никогда не употреблял наркотики и даже выпивал редко. Но сейчас ему вдруг захотелось принять в кровь что-нибудь этакое, отчего жуть окружающей его реальности трансформировалась бы в розовую муть галлюциногенного блаженства...

У Станислава не было никакого желания говорить и тем более отчитываться перед блатной, а оттого элитной частью камерного сообщества. Но при этом он понимал, что без их участия он не сможет получить законное право хотя бы на часть какого-нибудь койко-места. Без «высочайшего» одобрения ему даже не позволят присесть на краешек нар и за стол не пустят. Знающие люди в КПЗ просветили на этот счет. Поэтому он терпеливо ждал, когда на него обратят внимание.

Ждать пришлось недолго. Какой-то паренек, словно обезьяна с лианы, откуда-то с третьего яруса спустился к блатному амбалу, что-то шепнул ему на ухо. Тот очнулся, взгляд его прояснился, как лесная поляна на утреннем солнце, но предрассветный туман в глазах так и остался. Похоже, он плохо соображал, что происходит. Вслед за ним пришли в чувство и остальные тюремные «короли».

– Кто там к нам заехал? – без надрыва, но громовым голосом спросил амбал.

И камера мгновенно пришла в движение. Арестанты разошлись по своим местам, освободив пространство до самого угла, где находились блатные. Но не все умостились на шконки, человек десять, в основном молодежь, плотной живой окантовкой встали по обе стороны от койки, на которой восседала блатная троица. Уголовные рожи, наглые ухмылки, угрожающий блеск в глазах. Как выяснилось чуть позже, мужчина с лысиной и морщинистым лбом был смотрящим, амбал – его силовой поддержкой, но и помимо него было кому взять в оборот любого, кто посмел бы пойти против воровской воли. Скажи смотрящий только слово, и молодняк без раздумий набросился бы на новичков и в два счета разделал бы под орех. Станиславу стало не по себе, но все же он сумел сохранить выражение уверенности в себе, когда подошел к блатным. Зато у его спутника зуб на зуб не попадал от страха. Разумеется, смотрящий заметил, что его трясет, как в лихорадке. К нему первому и обратился:

– Первоход?

Он картавил, и его «р» звучало как украинское «гэ». Но никто и не думал смеяться над этим дефектом.

– То есть? – дрожащим голосом спросил паренек и лихорадочно поправил сползшие на кончик носа очки.

– Первый раз к нам заехал? – глумливо усмехнулся амбал.

– Заехал?! Я не заехал, я зашел...

Хохот, улюлюканье – так уголовный молодняк отреагировал на дремучесть новичка. Даже Станислав презрительно усмехнулся. Он-то уже знал, что в камеру не заходят, а заезжают, и сидят здесь «пассажиры». Но в принципе он еще очень мало знал, поэтому не стоило расслабляться.

– А зачем зашел? Кто тебя звал? – спросил развеселившийся амбал. – Не видишь, тесно у нас... Иди постучись в дверь, скажи вертуху, что мест свободных больше нет, пусть обратно домой отправляет...

– Он не отпустит. – Очкарик улыбнулся робко и жалко, но в голосе звучала уверенность.

– Не отпустит, – подтвердил амбал. – Правильно говоришь. Зовут тебя как?

– Вячеслав Семенович... Э-э, можно просто Славик...

Приблатненная молодежь снова схватилась за животики. Посмеялись и блатные.

– А кем ты на воле был, Вячеслав Семенович? – сквозь смех спросил смотрящий.

– Музыкант я, на аккордеоне играл.

– А на флейте сможешь? – спросил лопоухий паренек с хитрыми и подлыми глазками.

– Нет, я на духовых не играю, – не уловив подвоха, лихорадочно мотнул головой Славик. – У меня грудь слабая...

Станислав заметил, как с плеча высокого и худого паренька с раскосыми, как у татарина, глазами вроде само по себе соскользнуло полотенце и упало под ноги очкарику. И тот его заметил. Сейчас он возьмет его в руки, чтобы вернуть владельцу. Станислав понял, что именно для этого татарчонок его и уронил. Но Славик не стал поднимать с пола свой приговор. Его затрясло еще больше, дробный стук зубов усилился, но он сделал то, что и должен был сделать. Наступил на полотенце и потоптал его своими негнущимися от страха ногами – сделал вид, что вытер их. И даже поблагодарил татарина.

– Спасибо!

– Ну ты в натуре! – раздосадованно сморщился он и пнул полотенце ногой. – Сейчас на грелке играть будешь! – Пригрозил он и показал на ржавую чугунную батарею парового отопления под самым окном.

– Вместо гармошки! – пояснил он.

– Сыграю, – кивнул Славик.

И снова проявил характер. Не побоялся выдвинуть условие:

– Если ты ее настроишь, я сыграю...

Снова смех, но на этот раз он был обращен к татарину. На Славика же смотрели как на клоуна, своими ужимками снискавшего не славу, но отпущение грехов.

– Правильно Вячеслав Семенович говорит, пусть Равшан настроит грелку, а он сыграет... – смахнув с глаз смешливую слезу, сказал смотрящий.

И его слово оказалось решающим. Славику показали на шконку, которую он должен был делить с двумя такими же доходягами-бедолагами, как и он сам. Но назвали его при этом Вячеславом Семеновичем, и это значило, так обязаны называть его все обитатели камеры. Путь в его имя-отчество вкладывался уменьшительно-насмешливый смысл, но факт оставался фактом – трусливый и чахлый Славик сумел завоевать хоть какое-то, но признание со стороны тюремного сообщества. Станислав был уверен, что его примут не хуже. Не самые злые волки правят здесь бал, а значит, с ними можно договариваться.

– Ты кто такой? – в упор глядя на него, спросил смотрящий.

«Началось».

Станислав ответил не сразу. Для начала с важным видом и чувством собственного достоинства обдумал вопрос.

– Станислав я. Фамилия Казимиров.

Он сказал это таким тоном, как будто ждал, что вся камера вздрогнет от его имени. Но ничего не произошло. Никто даже ухом не повел.

– Лет сколько? – внимательно всматриваясь в него, спросил амбал.

– Много.

– А конкретно?

– Сорок шесть.

– И что?

– Ничего, – немного смутился Станислав. – Сам же спросил...

– А ты что, думаешь, если сорок шесть, значит, самый крутой? – прибавил пару амбал.

Взгляд его принял угрожающий окрас. И тигры на его груди, казалось, вздыбились.

– Я не крутой, – стараясь сохранять самообладание, пожал плечами Казимиров.

– Совсем не крутой? Совсем всмятку?

– Нет, не всмятку... – еще больше смутился он.

– А чего тогда понты колотишь?

– Какие понты?

– Да такие... Воротила! – крикнул амбал.

– Что? – донеслось откуда с третьего яруса.

– Сколько тебе лет?

– Двадцать три.

– Видал? – обращаясь к Станиславу, жестко усмехнулся блатной здоровяк. – Ему двадцать три, а мы его полудурком здесь зовем. А двадцать три на два умножить, сколько будет, а?

Он ответил. Но мысленно. Самому себе. Двадцать три, помноженное на два, равно сорока шести – то есть его возраст. И если какой-то там Воротила полудурок, значит, Станислав – полный придурок. Иначе как оскорблением этот скрытый вывод не назовешь. Но что делать? Станислав остро осознавал свою беспомощность. С амбалом он еще может сладить – в молодости мастером спорта по борьбе был, сейчас усилено штангой занимается, чтобы в форме себя держать. Но спина-то у него не бронированная, а сзади во время атаки его запросто могут пырнуть ножом. Тот же приблатненный Равшан это сделает, чтобы отыграться за досадный промах со Славиком.

– Так кто ты после этого? – спросил амбал.

Станислав понял, что ничего не сможет с ним поделать. Но все же ярость пересилила страх, и он угрожающе дернулся в его сторону. И так это у него эффектно вышло, что амбал невольно вздрогнул. Оттого еще больше разозлился.

– Можешь не отвечать, если не хочешь, – настороженно и с вопросом глянув на Станислава, сказал смотрящий. – Твое право... А нервничать не надо. Нервы беречь надо. Здесь не санаторий, нервы не подлечишь... Ты нам скажи, мужик, как ты к братве относишься?

Уже одно то, что Станислава обезличенно назвали мужиком, определяло его статус. Не быть ему блатным, не примет его братва в свой круг. И если он может к ней относиться, то лишь материально – дать денег на общак камеры, о существовании которого узнал еще на «сборке», где провел целые сутки.

– Я не жлоб, и если надо...

Немного поколебавшись, Станислав вытащил из тайника в джинсах свернутую в трубочку тысячерублевую купюру. Протянул ее смотрящему, но тот почему-то не спешил ее брать.

– Гляди-ка, а ты мастак! Пронес лавэ! – Зато похвалил, но непонятно как – то ли всерьез, то ли с подвохом.

– Да умные люди подсказали, как сделать, – стараясь не размазать по лицу оставшийся на нем налет уверенности в себе, сказал Станислав.

– Хорошо, деньги нам нужны, – вроде бы с благодушным видом кивнул смотрящий, но протянутая ему купюра так и осталась висеть в воздухе.

– Так возьми!

– Да ты не торопись, это мы всегда успеем. Ты мне скажи, мужик, лекарства у тебя есть?

– Были, – кивнул Станислав. – На таможне все отобрали.

Перед тем как отправить его этапом в следственный изолятор, следователь разрешил ему свидание с родными. Сыновья были, Витта, два ее сына и дочка, принесли ему сумку, битком набитую продуктами и нужными в тюрьме вещами. Но при обыске в изоляторе почти все забрали. Батон колбасы и брусок сала покромсали тесаком, из хлеба и пирожков сделали крошево, сигареты поломали... Лекарства отобрали целиком.

– А что за лекарства у тебя были? – нехорошо сощурился смотрящий. – Ты что, больной?

– Нет, нормально все со здоровьем, – забеспокоился Станислав. – И лекарства обычные, так от простуды, ну, на всякий случай...

– От простуды?! От простуды – хорошо... Эфедрин от простуды хорошо помогает.

– Не знаю...

Зато он хорошо знал, что эфедрин – наркотик, и наконец-то понял, зачем смотрящий интересуется лекарствами. Наверняка, подзарядиться хочет.

– Зато я знаю. Про «Колдрекс» от простуды слышал?

– Ну, слышал.

– Так вот, там эфедрин есть, какая-то синтетическая форма... Еще аспирин есть. Аспирин «УПСА». Пробовал «УПСА»?

– Да, пробовал, – не разглядев подвоха, кивнул Станислав.

О том, какую промашку он допустил, стало понятно по вытянувшимся лицам арестантов. Равшан, тот схватился за живот в ожидании всеобщего хохота.

– Братва, он у пса пробовал! – с торжествующим видом во всеуслышанье объявил смотрящий.

На какой-то миг вокруг Станислава установилось оглушительное в своей тишине молчание. Дальше должен был последовать такой же оглушающий смех. Но Равшан так и не дождался, когда его дружки покатятся со смеху. Смотрящий и сидевший рядом с ним амбал всем своим видом требовали от них иной реакции. И они угрожающе загудели, испепеляя жертву презрительными взглядами. Уже не скрывая своего испуга, Станислав подался назад – в ожидании, что эта злобная масса, подобно грязевому селю, погребет его под собой. Но смотрящий не стал давить на него физически, предпочел добить морально.

– Как же так, такой здоровый мужик, и у пса пробуешь. У бабы пробовать надо. У бабы пробовал?

Наученный горьким опытом, Станислав промолчал. Но амбал ответил за него.

– И у бабы пробовал. А в бабе мужик был...

Он готов был и дальше продолжать в том же духе, но смотрящий его осадил.

– Баба у тебя есть? – спросил он.

Глянув на него, Станислав понял, что молчать не стоит, только хуже себе сделает.

– Есть.

– Жена?

– Была жена.

– Была. А куда сплыла?

– В морг.

И еще он понял, чем и как можно проложить выход из сложившейся ситуации. Уголовников нужно было напугать, тогда они отстанут.

– В морг?

– Да! В морг! – озлобленно, если не сказать, озверело повторил он. – Я ее туда отправил!

– За что?

– За третье предупреждение... Первое предупреждение – ничего, второе – тоже ничего, третье – убил!.. Политика у меня такая!

Станислав внимательно наблюдал за блатными и видел, что его угрожающие слова никого из них не напугали.

– И много ты людей-то порешил? – с плохо скрытой насмешкой спросил смотрящий.

– Много! – в бессильной ярости взвыл Станислав.

– А у пса сколько раз? – измывательски ухмыльнулся амбал.

Чем переполнил отнюдь не бездонную чашу терпения. Уже не контролируя себя, Станислав набросился на него и со всей силы обеими руками обхватил его голову, рванул на себя. Амбал попытался оказать сопротивление, но сил у него для этого не хватило. А Казимиров уже был близок к тому, чтобы свернуть ему шею.

Остановить его могли только приблатненные арестанты, которые должны были вступиться за своего лидера. Но вопреки ожиданиям, никто не попытался ударить Станислава ножом. Один только смотрящий накинулся на него со спины, но этим лишь отстрочил смерть своего подпевалы. Хватило одного точного и сильного удара локтем, чтобы он слетел с него, как шелудивая шавка со спины могучего слона.

– Кто у пса брал? – изнывая от ненависти, спросил Казимиров у амбала.

– Сдохнешь! – прохрипел тот.

– Сейчас посмотрим, кто сдохнет!

Он бы и в самом деле свернул шею своему врагу, если бы в камеру вдруг не ворвался тюремный спецназ, вызванный бдительным коридорным.

Несколько плотных ударов по спине резиновыми дубинками, и руки разжались сами по себе. Не разбираясь, кто прав, а кто виноват, спецназовцы швырнули Станислава на пол, заломили руки за спину, сковали их наручниками, вытащили его в коридор и еще раз, чтобы успокоить наверняка, обработали дубинками.

Дальше был стакан-отстойник, крохотная камера, в котором можно было только стоять, совершенно без окон и воздуховодов. Казимиров провел там не меньше получаса, прежде чем появился офицер с погонами капитана. Наглаженный, напаренный, начищенный, ни единой погрешности в одежде. Моложавый, симпатичный, подтянутый, энергичный. Роста чуть выше среднего, плечи широкие, но без особого размаха. В нем угадывалась плотно заряженная внутренняя мощь, а крепкие руки наводили на мысль о недюжинной физической силе. Станислав уже успокоился, а потому с опаской и настороженно посматривал на капитана – ударит или нет?.. Но чем больше он смотрел на него, тем больше понимал, что ударить он не сможет. Не потому что боится, а потому что был из той породы людей, которые не бьют лежачих. А прибыл он по его душу по тому случаю, что был дежурным помощником начальника изолятора, о чем красноречиво свидетельствовал нагрудный значок с соответствующей надписью.

– Бузим, значит? – спросил он, с одной стороны, миролюбиво, с другой – хлестко.

Станислав промолчал. Он так и оставался стоять в «стакане», а офицер находился за открытой настежь дверью – так и разговаривали.

– Фамилия, имя отчество, статья – представиться по всей форме! – беззлобно и без кичливого апломба, но жестко потребовал он.

– Казимиров, Станислав Севастьянович, статья сто пятая...

– Убийство?!. – оборвал его капитан. – Казимиров, говорите, фамилия... Это вы жену свою застрелили?

– Я.

У него хватило ума не заводить разговор о третьем предупреждении. Уголовников он этим не напугал, и офицер его на смех поднять может.

– Был у нас разговор о вас, – как бы невзначай сказал он. – Выходит, не зря... Здесь вы кого убить хотели?

– Хотел, – кивнул стоявший рядом надзиратель. – Ломагу чуть не удавил...

– Ломагу?! – офицер без осуждения и с интересом осмотрел мощную фигуру Станислава. – Чем он вам не угодил?

– Я ему не мальчик, пусть дурака из меня не делает...

– Да, в дураках быть плохо, особенно в тюрьме... А Ломага еще тот фрукт. Даже не знаю, что делать, – насмешливо повел бровью дежурный помощник. – Или наказывать, или поощрять. Наверное, и то и другое...

Он отправил проштрафившегося арестанта в карцер. Это была небольшая, мрачная и сырая камера, аура смертной тоски и запах гнили – у Станислава возникло ощущение, будто он попал в могильный склеп, погребен заживо. Сидеть здесь можно было на бетонном постаменте, куда на ночь опускалось прикованное к стене дощатое ложе. С одной стороны – наказание. Но, с другой стороны, здесь не было соседей и, что главное, блатных «корольков». Некому было донимать Станислава, не с кем было делить свое место. С другой стороны – поощрение. Как хочешь, так и понимай...

Глава 3

Андрей отправлялся на обед к себе домой, он совсем не планировал ехать на перекресток с Московским шоссе. Прежде всего далеко. Зато там Римма, и он мог хотя бы издали увидеть ее. Поэтому он и заехал в «Беллиссимо».

Он хотел побывать здесь еще вчера и позавчера, но не смог – заступил в дежурную смену. Зато сегодня у него свободный день – в том смысле, что вечером он ничем не занят. И если бы договориться с Риммой о встрече...

Заведение пользовалось спросом, посетителей хватало – официантки без дела не сидели. К Андрею подошла Вероника, поздоровалась с ним так, как будто видела впервые, с дежурной улыбкой спросила заказ. Он показал на мясную лазанью и стакан томатного сока.

Пока ждал заказ, высматривал Римму, но ее нигде не было. Пришлось снова, как в прошлый раз, потревожить Веронику.

– А могу я увидеть старшего официанта? – спросил он.

– Я что-то не так сделала? – обеспокоилась девушка.

– Нет, но все же...

– Хорошо, сейчас...

Вернулась она минут через пять, с подносом, поставила на стол блюдо с лазаньей и тарелочку с сыром.

– А старший официант где?

– Подождите немного...

Она подошла к Андрею, когда он закончил трапезу. Сначала рассчитала его и только затем поманила за собой. Завела его в подсобное помещение за дверью возле стойки бара, по узкому коридору вывела на улицу, в заставленный пустой тарой дворик. И сразу же исчезла, едва только зазвучал трубный и грубый мужской голос.

– Кому тут старший официант нужен?

На Андрея надвигался знакомый парень – скуластый, с ежиком светлых волос. Он был не один, его спутник был очень похож на него, как будто был родным братом. Такой же склад лица и фигуры, только возрастом помоложе.

Андрей осмотрелся по сторонам. Место, в общем-то, безлюдное, и, если эти двое вознамерятся дать волю своим кулакам, помешать им будет некому. А судя по всему, настроены они были весьма агрессивно.

– Мне нужен.

Вера в свои силы позволила ему сохранить внешнее и внутреннее спокойствие.

– Я за старшего официанта!

Парень вплотную подошел к нему, дыхнул на него тяжелым запахом сала и чеснока. Похоже, он не был поклонником итальянской кухни.

– Мне Римма нужна, а не ты, – покачал головой Андрей.

– Да я-то уже понял, кто тебе нужен... Я же тебя предупреждал. А ты слов не понимаешь... И что мне с тобой сделать, а?

– Скажи, где Римма.

– Нет, ну ты посмотри на него! – Не переставляя ног, парень обернулся к своему спутнику – якобы для того, чтобы показать на смешного и глупого человека.

Но это была часть маневра, который Андрей легко предугадал. И так же легко перехватил летящую в него руку. Прием из арсенала боевого самбо, и первый противник носом вспахал землю. Добивать его Андрей не стал, поскольку всерьез воспринимал угрозу нападения со стороны второго. Поэтому вовремя поймал летящую в него ногу – блок, подсечка, добивающий удар в солнечное сплетение. Все как по нотам.

– Не, ну ты попал! – поднимаясь с земли, но не рискуя атаковать вновь, угрожающе сквозь зубы процедил задира.

– Римма где?

– Ты идиот, да? Пулю ты в башку получишь, а не Римму!

– Как страшно! – презрительно усмехнулся Андрей.

На этой ноте с видом победителя он и покинул негостеприимное заведение.

* * *

Напрасно он ездил в «Беллиссимо». Во-первых, не нашел ту, которую искал. Во-вторых, опоздал. В-третьих, в глупой драке пострадал погон на рубашке – наполовину оторвался и сейчас жалко висел на одной нитке.

Он спешил, поэтому, подъезжая к воротам изолятора, мимолетно глянул на площадку перед входными дверями контрольно-пропускного пункта. Взгляд скользнул по яркой темноволосой девушке, но тут же уперся в зеленую шероховатость тяжелых раздвижных ворот. С надрывным скрежетом дернулась основная створка, чтобы отойти в сторону, и только тогда подсознание сформировало зрительный импульс в понятную картинку. Яркая девушка у пропускного пункта и старшая официантка Римма – одно и то же лицо.

Андрей хлопнул себя по лбу, махнул рукой дежурному прапорщику, чтобы он вернул ворота на место, подъехал туда, где среди прочих людей находилась Римма. Вышел из машины. Волнуясь, подошел к ней.

Все та же короткая до пупка футболка, джинсы низко на бедрах, но прежде распущенные по плечам волосы собраны в конский хвост на затылке. На подходящего к ней Андрея она смотрела с недоумением. И напряжение во взгляде угадывалось – похоже, она пыталась вспомнить, где могла видеть его прежде, но тщетно.

– Здравствуйте, – с искренним ликованием в душе, но скованно улыбнулся он. – Я вас на днях видел, в «Беллиссимо». Мы с моим начальником заезжали к вам. Вас Римма зовут...

– Да, да, что-то припоминаю... Да, вы тот военный...

Сначала взгляд ее прояснился, затем подернулся пеленой не очень приятных воспоминаний. Возможно, у нее был разговор с ревнивцем, кто знает, может, он наговорил ей таких гадостей, что ее до сих пор от них мутит.

– Я хотел найти вас. Но кое-кто был против.

– Да, Гера... Он говорил мне, что вы... Хотя это неважно...

– Что неважно?

– Я что, правда, вам нравлюсь? – на фоне глубоких раздумий с поверхностным кокетством спросила она.

– Да. А разве это удивительно?

– Ну нет, в общем... А что это у вас такое?

Она протянула к нему руку, словно собираясь положить ее на плечо. Андрей невольно замер в ожидании приятного прикосновения, но Римма всего лишь вернула его свисающий погон на место.

– Черт, совсем забыл... Ваш Гера постарался.

– Гера?! Когда?

– Да только что. Я в «Беллиссимо» ездил обедать. Про вас спрашивал. А он меня за это хотел спросить. Ну и...

– Он вас бил?

– Скорее, наоборот... А вы что здесь делаете?

– А вы? – вопросом на вопрос ответила она.

– Я здесь работаю. Служу то есть.

– Служите? Здесь, в тюрьме? – скорее обрадовалась, чем огорчилась Римма.

– В следственном изоляторе, – поправил ее Андрей.

– А что, есть разница?

– Тюрьма – для осужденных, а у нас осужденных сразу на этап отправляют...

– А осуждают всех?

– Кого всех?

– Ну, кто сидит...

– Нет, конечно. Кого-то оправдывают... А у вас кто здесь?

Андрею уже не надо было объяснять, какая нужда привела Римму к тюремным стенам. Он и сам все понял.

– Дядя... Дядя мой родной...

Она с надеждой посмотрела на него – как будто он мог прямо сейчас взять да выпустить ее родственника.

– Печально... Печальное место... И наверняка печальная история, – натянуто и совсем не весело улыбнулся он.

Понятное дело, помочь освободить ее дядю он не мог. Но в то же время мог оказать кое-какую помощь – перевести на щадящий режим содержания, организовать свидание, передать посылку... Римма так увлекла его, что ради нее он готов был на многое.

– Печальная... – кивнула она, соглашаясь, – Но скорее, глупая...

– Отойдем в сторонку.

Он взял ее под руку, чтобы отвести подальше от любопытных глаз и ушей. Ему приятно было ощутить бархатисто-нежную и теплую гладь ее кожи, почувствовать хмельной запах ее волос, сдобренный легким ароматом хороших духов.

– Фамилия, имя и отчество? – спросил он.

– Казимиров Станислав Севастьянович, – ошарашила его Римма.

– М-да, – многозначительно протянул он.

– Вы его знаете?

– В какой-то степени... Ваш дядя самых честных правил, когда не в шутку...

– Занемог?

– Нет, со здоровьем у него все в порядке. Но уважать он себя заставил...

– Кого?

– Меня... С матерыми уголовниками сцепился. Другой бы на его месте испугался, а он в драку полез... Это, конечно, плохо, но лучше так, чем смириться. Так бы зашпыняли вашего дядю...

– Зашпынять? Моего дядю?! – с гордостью за своего родственника возмутилась Римма. – Он сам кого хочешь зашпыняет!..

– Верю, верю. – У Андрея не было никакого желания спорить с ней, равно как и соглашаться.

– Где он сейчас?

– В карцере.

Андрей самолично водворил Казимирова в карцер, он же и рапорт начальнику СИЗО подал, чтобы тот назначил ему десять суток штрафного заключения. Сегодня уже вторые сутки пошли...

– Карцер – это что-то нехорошее.

– Ну, скажем так, приятного мало.

– А посылку ему передадут?

– Нет, посылку отправят на склад и передадут ему по истечении срока заключения. Через десять суток, вернее, уже через девять... Так что посылку лучше попридержите.

– Но я уже отдала...

– Надеюсь, скоропортящиеся продукты вы ему не передавали.

– Нет... То есть не знаю... – замялась она. – Я с женщиной договорилась, ну, которая на приемке, она все взяла...

Андрей знал женщину, о которой шла речь. Договориться с ней было нетрудно, но только за деньги. Чем больше заплатишь, тем больше вероятности, что посылка дойдет до адресата в целости и сохранности. Если же приемщице нечем будет поделиться с контролерами на досмотре, то те посылку существенно облегчат...

– Что вы ему передали, пиццу с итальянскими колбасками? – чтобы сгладить возникшее напряжение, в мажорном духе спросил Андрей.

– Итальянские колбаски, да, – с самым серьезным видом кивнула Римма. – Сыр тоже передала... Он любит итальянскую кухню...

– Он – итальянец?

– Нет. Но у него кафе с итальянской кухней... Ну вы должны знать, вы же были у нас.

– В «Беллиссимо»?

– Да. Кафе, гостиница, автосервис – этим всем дядя владеет...

– Не знал.

Андрей ознакомился с личным делом заключенного Казимирова, но не нашел там места работы, просто частный предприниматель. Прежде не судим, не привлекался, приводов не имел. Женат, трое детей, все сыновья... Андрей напряг память. Кажется, одного звали Германом...

– Скажите, а Герман – его сын? – спросил он.

– Да. Средний сын. Есть еще Герберт, он самый старший...

– Так я не понял, а кто из них Гера?

– Тот, кто вам погон оторвал, – без капли ехидства во взгляде усмехнулась она. – Герберт на такое не способен. Он хоть и старший, но совсем безобидный. Мухи не обидит. Да и слабенький он, от рождения... Это у Германа и Себастьяна здоровья хоть отбавляй... А то, что Герман вас невзлюбил, так он сейчас такой со всеми. Вы его должны понять, у него мать погибла...

– От руки отца.

– Это в порыве гнева... Но Герман не понимает. Поэтому и ходит злой как черт, на всех бросается... Ничего, рано или поздно успокоится...

– Лучше рано... Насколько я знаю, ваш дядя – русский.

– Русский, – подтвердила Римма.

– А у детей какие-то немецкие имена.

– Он по паспорту русский. А в душе... Корни у него немецкие. Его отца Себастьяном назвали, а в паспорт Севастьян вписали...

– Корни немецкие, а кухня итальянская.

– Сначала ему все немецкое нравилось, потом итальянское. Но у него и сейчас немецкий порядок во всем...

– У вас тоже немецкие корни?

– И немецкие. Но больше – итальянские. Моя мама – итальянка по отцу. Мать у нее русская, а отец итальянец...

– Мне кажется, я видел вашу маму.

– Возможно. Она гостиницей заведует. Вы ее за стойкой администратора могли видеть...

– Вы на нее похожи.

– Все так говорят...

Римма взяла паузу. По напряженному взгляду можно было догадаться, что она собирается о чем-то просить Андрея. Собирается, но не решается начать.

Наконец решилась.

– А вы не могли бы помочь моему дяде? – не без смущения спросила она.

– Если вам это интересно, меня Андрей зовут.

– Да, интересно, – спохватившись, кивнула она. – Извините, что сразу не спросила... Вы-то знаете, как меня зовут, вот я и подумала...

– В чем я могу вам помочь?

– Вы говорите, что мой дядя в карцере. Это же плохо, да?

– Ничего хорошего.

– Его же можно оттуда вытащить?

– Нет ничего невозможного...

– Вы можете это сделать?

– Все, что в моих силах... Прямо сейчас и займусь этим... А где мы с вами встретимся?

– Встретимся?

– Ну да, я же должен рассказать вам, как продвигается дело...

– Ах, ну да... Да, конечно, нам нужно встретиться. Можно сегодня, конечно же, не здесь... Правда, я сегодня работаю...

– Где?

– В «Беллиссимо», конечно... Но в общем-то я могу и подмениться... Наверное, так и сделаю. Да, давайте встретимся. Только не в «Беллиссимо»...

– Да я и сам бы там не хотел, – усмехнулся Андрей. – Ваш брат обещал меня застрелить...

– Мой брат? – встрепенулась Римма. – Герман?!.. Кто вам сказал, что он мой брат?

– Сам догадался. Если Станислав Казимиров – ваш дядя, значит, его сыновья – ваши двоюродные братья.

– Двоюродные?!.. Да, двоюродные... Да, братья... Вы извините меня, я волнуюсь. За дядю переживаю. Говорю одно, думаю о другом...

– Я это заметил.

– Мне надо расслабиться. В «Ночном Раю» отдохнуть можно. Вы как, не против?

– Только «за».

– Тогда до встречи... Погон у вас с плеча спал...

Римма снова поправила сползший погон, но на этот раз мягко и даже, как показалось ему, ласково провела пальчиками немного вниз по руке. Сказать, что Андрею было приятно, значило ничего не сказать. Он испытал самое настоящее блаженство – но почему-то не возбуждающее, а какое-то пьяняще-убаюкивающее. Остро захотелось оказаться с Риммой где-нибудь в укромном и уютном местечке, где бы она снова прикоснулась к нему и гладила бы, гладила, и каждая клеточка его тела трепетала бы от наслаждения...

Она помахала ему ручкой, повернулась к нему спиной и направилась к дороге, у обочины которой стояли машины. В одну из них она и села – на переднее пассажирское сиденье. Это был «Форд», кажется, «Фокус» ... Но Андрея волновала не сама машина, а человек, который находился за рулем. Это был мужчина...