Начало литературной деятельности

Литературную деятельность П. И. Мельников начал еще в 1839 г., публикуя статьи в журналах «Отечественные записки», «Москвитянин» и в «Литературной газете» («Дорожные записки на пути из Тамбовской губернии в Сибирь», «Нижний Новгород и Нижегородцы в Смутное время», «Солнечные затмения, виденные в России до XVП столетия» и др.). Сделал попытку Мельников приблизиться к беллетристике, опубликовав в «Литературной газете» две главы из повести «Елпидифор Перфильевич». Попытка эта оказалась неудачной, и позднее писатель признавался: «Никогда не прощу себе, что я напечатал такую гадость, если бы можно было, я бы собрал все листки «Литературной газеты», не только на Кубани, но и по всей Великой, Малой и Белой России и все бы их в печку».

В 1849 г. происходит знаменательное для Мельникова событие, которое заставило его вновь обратиться к художественной литературе – он знакомится с В. И. Далем, поселившемся в это время в Нижнем Новгороде. Даль посоветовал Мельникову взять псевдоним Андрей Печерский, так как писатель жил на Печерской улице в доме Андреева; под влиянием Даля Мельников отправил в «Москвитянин» свое новое произведение – повесть «Красильниковы». Первый успех вдохновил писателя, вскоре вышли новые повести и рассказы «Поярков», «Дедушка Поликарп», «Медвежий угол», «Бабушкины рассказы» и др. Эти произведения печатались в «Современнике», «Русском вестнике» в 1857–1858 годах и сделали имя Андрея Печерского одним из самых известных. Однако самую большую известность Мельникову-Печерскому принесла знаменитая дилогия «В лесах», «На горах», опубликованная в «Русском вестнике» в 1771–1875 годы (первая часть дилогии) и в 1875–1881 годы (вторая часть). Это произведение завершило литературную деятельность писателя.

Тема раскола в творчестве писателя

Особое место в жизни и творчестве Мельникова занимало изучение раскола, как «книжное», так и непосредственное наблюдение над жизнью раскольников, с которыми он сталкивался во время поездок по России. Долгое время (с 1847 г.) он был правительственным чиновником, занимавшимся проблемами раскола. Следует отметить, что чиновничья деятельность Мельникова протекала при двух императорах: Николае I, с его жестоким отношением к раскольникам, и при Александре II, который либерально относился к ним. Поэтому как чиновник, исполняющий государственные поручения, Мельников, вероятно, и не был последователен. Однако следует более внимательно отнестись к суждениям Н. С. Лескова, который также выполнял государственные поручения, связанные с изучением проблем раскольников. «…я по части раскола, – писал Н. С. Лесков, – представлял собою по преимуществу человека той самой школы, которою «политиканы» называли «мельниковскою», но которую, по справедливости, можно бы назвать историческою, научною»[10]. В революционно-демократических кругах раскольников пытались представить как оппозицию к существующей власти. Суть взглядов Мельникова (как и Лескова) состояла в том, что «раскол не на политике висит, а на вере и привычке». «Мельникову, – замечает Лесков, – а после и мне поставили в вину, что мы писали иначе, и на нас тогда было ожесточенное гонение, которое долго было в большой моде, и к этому ополчению охотно приставали многие собственно никогда раскола не изучавшие… Словом, я нес одинаковое с Мельниковым отвержение, но у меня было и свое разногласие с Павлом Ивановичем: мне не нравилось и не казалось справедливым его обыкновение относиться к чувствам староверов слишком по-чепурински, как говорится – «с кондачка». Приведите себе на память Патапа Максимовича Чепурина (в «Лесах» и «На горах»), который «как начнет про скитское житье рассказывать, то так разговорится, что женский пол вон да вон». В мельниковском превосходном знании раскола была неприятная чиновничья насмешливость, и когда эта черта резко выступила в рассказе «Гриша», я возразил моему учителю в статейке, которая была напечатана, и Павел Иванович за нее на меня рассердился»[11].

Проблемы раскола, характера русского человека древлего благочестия лежат в основе дилогии Печерского «В лесах» и «На горах». Дилогия Мельникова, разворачивающаяся в 1840–1850 годах, создана в 1870 г., и это во многом определяет основные темы и проблемы книги, ее художественное своеобразие. Проблема семьи (как дворянской, так и купеческой, крестьянской), вернее разрушения семейных отношений, становится центральной в русской литературе. Об этом свидетельствуют появления таких романов как «Анна Каренина» Л. Н. Толстого, «Подросток» и «Братья Карамазовы» Ф. М. Достоевского, «Господа Головлевы» М. Е. Щедрина, «Захудалый род» Н. С. Лескова, и многое другое. В основу сюжета дилогии Мельникова-Печерского положены события, происходящие в двух семействах – Патапа Максимыча Чапурина («В лесах») и Марко Данилыча Смолокурова («На горах»). Судьбы этих семейств тесным образом связаны с множеством иных: Лохматых, Залетовых, Колышкиных, Заплатиных и др. Это создает масштабную, обобщенную картину особого мира русского человека (старообрядца), доселе обойденную вниманием писателями XIX в.

Изображая вторую половину 40-х – начало 50-х годов, Мельников-Печерский видит в этом времени зарождение явлений и закономерностей, которые особенно болезненно обозначились в 70-е годы: уязвимость семьи, человеческих взаимоотношений в эпоху господства «тельца златого». Недаром Алексею Лохматому везде слышатся одни и те же речи: «деньги, барыши, выгодные сделки. Всяк хвалится прибылью, пуще смертного греха боится убыли, а неправедной наживы ни един человек в грех не ставит». Мать Манефа в беседе с рогожским послом определяет свое время еще строже: «Ныне, друг мой Василий Борисыч, ревностных-то по Бозе людей мало – шатость по народу пошла … на Богу, мамоне всяк больше служит, не о душе, о кармане больше радеют… Воистину, как древле Израиль в Синайской пустыне – «Сотвориша тельца из злата литого и рекоша: сей есть бог»». Вторит ей и Василь Борисыч: «Ваше же слово молвлю: мамоне служат, златому тельцу поклоняются … про них в Писании сказано: «Бог их – чрево»».

Служение мамоне рушит и мир семьи: в скитах оказывается Матрена Максимовна Чапурина (мать Манефа), выросла рядом с матерью, не ведая об этом, а затем пострижена против воли дочь Манефы Фленушка, мучает из-за денег свою жену Алексей Лохматый, а еще раньше губит Настю Чапурину, чем практически разрушает и надежды на счастливую будущность чапуринской семьи. Очень важен один нюанс в изображении Чапуриных: не от изначальной безнравственности ломается судьба Манефы, а от экономической, в сущности, причины (нежелания отца выдать дочь за бедного Стуколова), так же как не расчет сводит Настю с Алексеем. Трусость Алексея, изменяющая отношение к нему Насти, вызвана не только качествами его характера, но и полной уверенностью в невозможности счастья с Настей из-за экономического неравенства в положении его семьи и Чапуриных. В конце концов нравственная гибель всей семьи Лохматых и физическая гибель самого Алексея определяется также пришедшими им в руки «бешеными», «легкими» деньгами. Боязнь лишиться половины капитала заставляет Смолокурова долго бороться с собой, с самыми темными своими мыслями при известии о возможности спасти из татарского плена брата. Капитал чуть не превращает в жертву сектантов и Дуню Смолокурову.

Кончается эпопея отнюдь не идеализацией хороших и честных купцов и их счастливых семей. Кроме описанного в финале разорения скитов, в романе звучит и другая тревожная нота, созвучная духу пореформенного времени: закончен торг, разъезжаются от Макария купцы, кто-то служит благодарственные молебны, а кто-то «прощается» с Главным домом ярмарки.

Можно предполагать, что падение нравов, описанное в конце эпопеи, имеет своим началом, с точки зрения автора и его главных героев, причины, появившиеся не вдруг. В начале первой части выведены автором отец и сын Снежковы, «образованные старообрядцы», «что давно появились в столицах, а лет двадцать тому назад стали показываться и в губерниях. Строгие рогожские уставы не смущали их. Не верили они, чтобы в иноземной одежде, в клубах, театрах, маскарадах много было греха». А Данила Тихоныч Снежков, красуясь перед Чапуриным, рассказывает о семье Стужина, опоре рогожских старообрядцев, у которого сыновья «во фраках … щеголяют … в этакой куртке с хвостиками», а дочери на бал едут в декольте, «по-французски так и режут, как есть самые настоящие барышни». Для Чапурина же расшатывание устоев жизни, обычаев, нравственности и веры – явления одного порядка. В одной из бесед с Колышкиным он говорит: «Ум, Сергей Андреич, в том, чтобы жить по добру да по совести и к тому же для людей с пользой». В этих словах Чапурина заключена суть народного понимания основ жизни. Еще в словаре В. И. Даля в определении слова «нрав» сказано, что «ум и нрав слитно образуют дух», т. е. то, без чего (наряду с плотью и душой) нет человека. В чапуринском же понимании ум как раз и выражается в жизни, соответствующей нравственному закону добра и совести. И хотя писатель не скрывает «темных» сторон характера Чапурина (он крут на расправу, своеволен в семье, часто груб, а иной раз разудало весел), сокровенные его мысли перекликаются с услышанными Константином Левиным словами о старике Фоканыче, который «для души живет. Бога помнит». Как ни сложно сопоставлять образы дворянина Левина, размышляющего о жизни Фоканыча, и «темного» купца Чапурина, строй их мыслей определяется именно эпохой 70-х: не растеряться перед нашествием чуждой силы, не потерять в себе человека, найти нравственную опору жизни.

1

Могилянский А. П. Писемский: Жизнь и творчество. Л., 1991. С. 7.

2

См., например, резко полемический отклик А. П. Могилянского на очерк о Писемском в исследовании Л. А. Аннинского «Три еретика» (Там же. С. 152–156).

3

Венгеров С. А. Писемский: Критико-биографический очерк // Венгеров С. А. Собр. соч. Т. 5. СПб., 1911. С. 120.

4

Венгеров С. А. Писемский: Критико-биографический очерк // Венгеров С. А. Собр. соч. Т. 5. СПб., 1911. С. 106.

5

Там же. С. 108.

6

Жан-Поль. Приготовительная школа эстетики: Пер. с нем. / Вступ. статья, сост., пер. и коммент. Ал. В. Михайлова. М., 1981. С. 265.

7

Гин М. А. Ф. Писемский и его роман «Тысяча душ» // Гин М. Литература и время: Исследования и статьи. Петрозаводск, 1969. С. 150.

8

Никитенко А. В. Дневник. В 3-х томах. Т. 2. М., 1955. С. 60.

9

Там же. С. 550–551, 512–513.

10

Лесков Н. С. Собр. соч. в 11 т. T. 11. М., 1958. С. 37.

11

Там же. С. 36–37.