Поэтический форум. Антология современной петербургской поэзии. Том 2
ModernLib.Net / Поэзия / Коллектив авторов / Поэтический форум. Антология современной петербургской поэзии. Том 2 - Чтение
(Ознакомительный отрывок)
(стр. 1)
Антология современной петербургской поэзии
Поэтический форум
Том 2
Ни шороха полночных далей,
Ни песен, что певала мать,
Мы никогда не понимали
Того, что стоило понять.
И символ горнего величья,
Как некий благостный завет, —
Высокое косноязычье
Тебе даруется, поэт.
Николай ГумилевЛилия Абдрахманова
Сила жизни
Корпускулы — из красных маков, Из вечных льдов и жарких злаков, Из горной солнечной воды И незатейливой еды — Свела таинственная сила, Плюс с минусом соединила, Со светом – тьму, С прохладой – зной, Всё это как-то оживила, Что в результате стало мной. * * *
В предгорьях Ала-Тау тает снег, Под жарким солнцем загорают склоны, Вершат цветы весенний свой набег — Взрываются подснежников бутоны. Снег станет пищей горных рек – водой, Стремительно сбегающей со склонов, Не ведая в свободе молодой Ни тишины, ни глубины затонов… * * *
Тень моя множится в свете ночных фонарей, Около ног, как распахнутый веер кружится. Может, подобно, рождаясь от сути моей, Жизнь моя здесь многократно ещё повторится… Спираль
Я вылью шумно воду из корыта, Скручу в спираль тяжёлый ком белья, Пытаясь выжать каплю Бытия Из мелкого застиранного быта. * * *
Быть может, по зову невольному плоти Прародину ищем в природной среде: Мечтаем, взирая на птиц, о полёте, А глядя на рыб, мы грустим о воде… Анестезия
Однажды почти поднялась до небес, Прозрачно вошла в ослепительный лес, Где множится вместо деревьев, растёт Рисунок, похожий на соты, на мёд… И стала я сотой-ячейкой безвестной В какой-то абстрактной стране бестелесной. В безмолвии полном мне слышится звон, И всё это вроде бы вовсе не сон. Я тела не чую, лишь мысль моя есть, И плоти, как видно, не нужно ей здесь. А как без неё совершу я дела, Которые сделать пока не смогла?.. «Где я? – вопрошаю, ответа моля, — Где ты с притяженьем привычным, Земля?» И мысленно в мир незнакомый кричу: «Я в тело, я в тело вернуться хочу!» И словно бы кто-то услышал меня: Глаза распахнула в сияние дня! Забилась душа моя, отяжелела, Как сетью, ячейками поймана тела… Кундалини
Сущность моя – змея, Мудрая и красивая. Жилище моё – Земля, В ней черпаю силу я. Меня называют красивой, Не понимая вполне, Что это и есть та сила, Которая дремлет во мне. Порой она просыпается Под музыкальный звук, И вдруг во мне проявляется Змеиной пластикой рук, Танцем цветным, узорным, Излечивая от печали… И снова прячется в форму Трёхвитковой спирали. * * *
Я слышу ритмы для стихов, Они меня сопровождают, Вплетаясь в ритм моих шагов, И я душою осязаю, Как музыку, звучанье слов, Понять пытаюсь их значенья, И смутен чувств моих поток… В таком ритмическом движенье Пульсирует, наверно, сок В деревьях – перед их цветеньем… * * *
Рождается опять в моём сознанье Живой калейдоскоп воспоминаний, — Не то в них больно, что уже случилось, А то, что так и не осуществилось… Ольга Авдеева-Мокрак (г. Кишинёв)
* * *
«Мне Вас не хватает. Мне Вас не хватает…» А снег на ладонях прохладных не тает, А снег замерзает на тёмных ресницах. Во сне Вам былое, быть может, приснится. Быть может, знакомые звуки ноктюрна Напомнят далёкое зимнее утро, Когда согревались в ладонях ладони, И мчались по Невскому быстрые кони. И снег на прохладных ладонях не таял. Мне Вас не хватает, мне Вас не хватает… * * *
Отболела душа ностальгией по отчему краю, Где озёр зеркала отражают зелёный простор, Где белеют берёзы и ветви ко мне простирают И где ждёт моего возвращенья наш старенький двор. Рыжим пламенем осень сожгла все мосты-переправы, Словно вновь испытала она мою верность судьбе. Только знаю, вернусь, окунусь в твои росные травы! Возвращаясь в Россию, я вновь возвращаюсь к себе. * * *
Вопреки закону – вот дела! — В декабре малина вдруг созрела. Это мать-природа захотела Подарить зимою нам тепла. Заалели радостно плоды На живых и незамёрзших ветках, Птицам Бог послал их, словно деткам, И с небес благословил сады. Нина Агафонова
* * *
Явилась ночь и свергла день, Он канул в пропасть наших вздохов. Нам пела каждая ступень, Что дома плохо, плохо, плохо... Но мы, преодолев подъём Всех этажей и всех печалей, Вошли в свой дом, забылись в нём, Залив тревоги жарким чаем. И он покой принёс душе, И было сердце не в обиде, И что там есть, – в той темноте, — Уж лучше нам не знать, не видеть. * * *
Окажи мне услугу: дай руку! Уведи меня в песню ночи По мелеющим улиц излукам, Где распахнуты крылья-плащи. Где слетелась горластая стая На проспекты рекламных огней, Где о воле мечта золотая Манит скованных силой коней. И мое заведённое сердце Тянет к свету от чёрной тоски. Не опомниться, не оглядеться, Только б мчаться над гладью реки, Дивный, чудный, мой город – мой пламень, Не стихающий в пенной крови, К той звезде, что сияет над нами Недоступной вершиной любви! Странники
Ходили странники чудные По сирым пашням деревень, Копили капли дождевые В ладонях, пили, славя день. И был так тих, почти беззвучен Их говор о житье своём, Их грозовые ждали тучи, Ложась к закату в чернозём. К рассвету каждый поднимался И шёл в свой странный мир удач, Но только путь их мне казался — Единый, непрерывный плач. Монолог осени
Сначала я думала, парки пусты оттого, Что холод и мгла разогнали уставшие души, Я дважды просила вернуться, но всё никого, Но всё никого, да и разве услышат, уснувши. Затем я решила, что, может быть, в сладостных снах Мне легче какой-нибудь светлой молитвой явиться, И слёзы польют, и страданье проснётся в глазах, И все вдруг увидят, как страшно однажды забыться. Но вновь никого. Ни молитва, ни плач, ни призыв — Ничто не проникло сквозь тяжесть забвения к спящим. Густой снегопад, на немеющий сад повалив, Печально внимает шагам, по листве уходящим. Лариса Александрова
В Крыму
Простор черноморский венчая, Прилив поднимался волной, И чайки кричали, кричали… И снова мой Крым предо мной… «Как звать вас? – спросила я чаек, — Мы так по рождению близки…» Спросила, ответа не чая, И чайки, взлетая, вскричали: «Лариски…Лариски…Лариски…» Совет
«В плохом всегда ищи хорошее,» — Советовала мне сестра… То я влюблялась в дождь с порошею, То у случайного костра Отогревалась…То красивою Мечтой спасалась, сладким сном… И научилась быть счастливою, Живя в обыденном, простом. Победитель
Который раз в бараний рог Судьба скрутить его хотела… Он все невзгоды превозмог, Не отделил души от тела… Дорога…Нет! Спираль дорог Крутым витком ему верстала Путь испытаний и тревог — До бронзового пьедестала. Андрей Victoria Андреев
Дай умереть…
«Не просыпайся, – я шепчу ей, – рано, Трамваи по проспекту не гремят». Лицо во сне так ласково-румяно, И губы поцелуй ещё хранят. «Не просыпайся, солнечный посыльный Тебя погладит кисточкой луча»… Задёрну шторы… Господи всесильный! Дай умереть, слова любви шепча. Нос к носу
Вот опять мы столкнулись нос к носу С хулиганкой девчонкой – Весной. Ручейками по ноженькам босым Побежала звенящей волной. Поманила в поля и дубравы, Где под солнцем расплакался снег, И уже просыпаются травы, Тянут ручки, как дети, Весне. По ручью поплывёт мой кораблик, Полный красок из детского сна… Я опять наступаю на грабли, Что оставила в поле она… Пробегусь по парапету
Раскинув руки, пробегу по парапету: Да, не мальчишка и смешон со стороны. Но за судьбой иду в согретые рассветы И чуда жду от разгулявшейся весны. По ручейку пущу кораблик я бумажный, И прочитают пожеланья небеса: Прошу зари как небоскрёб, многоэтажной, И бурю чувств, чтоб разрывала паруса На бригантине сонной жизни…Южный ветер, Несёт акации цветущей аромат. Раскинув руки, пробегусь по парапету И взмою в небо за мечтою…в звездопад… * * *
В последний вечер мая Резвился звездопад, И звёздочка шальная Упала в Летний сад. В кустах переоделась, Припрятала лучи. Украдкой огляделась И вышла…свет в ночи. У нового фонтана Ей встретился Поэт. Двухтомником романа Они оставят след… Наталья Андреева
Старые письма
Устала и забросила дела, Ушла от всех и окунулась в книжки. И вдруг в них письма старые нашла От первого любимого мальчишки. Одно уж пожелтело… в том письме Его слова смешной любовью дышат. В его пятнадцать лет. Да кто он мне, Что про любовь с ошибками мне пишет? Корявый почерк… Просто буква «Ц»… И сердце со стрелою. И ромашка. И красной ручкой приписал в конце Без запятой: «Люблю тебя Наташка»… Я в школе тридцать лет преподаю… И каждый раз, тетради проверяя, В мальчишке каждом я его люблю, Им с нежностью ошибки исправляя. * * *
Свинцовое небо упало В холодные воды Невы. О Боже, как холодно стало, Что даже оскалились львы. О Боже, как холодно стало, Как будто ушёл лучший друг. Природа всегда удивляла Причудами Санкт-Петербург. Но в холоде, в сумраке мглистом, Ты помни, что это пройдёт… И ангел, как лучик искристый, Нам снова с небес подмигнёт. Разлуки
Ты знаешь, а разлуки я люблю. Я в мыслях о тебе и день и вечер. Я капельки любви своей коплю, Чтоб полной чашей их отдать при встрече. Ты знаешь, а разлуки мне нужны. Тебе стихи и песни я слагаю. И средь вечерней звёздной тишины Твои глаза и руки вспоминаю. Ты знаешь, чем разлуки хороши? Вот нет тебя, а в мыслях я с тобою. И нежные движения души Я утром солнцу, как тебе, открою. Ты знаешь, ты мой самый близкий друг. Как здорово, когда мы вместе снова. Но не хочу любви я без разлук. Я подождать, чтоб встретиться, готова… * * *
Глаза насытиться не могут Рассвета нежной красотой. Шепчу молитву, славлю Бога... И верю я, что он со мной. Чёрная речка
А нашей Чёрной речки нет черней. Ведь здесь «погиб поэт, невольник чести». Сюда несу цветы, и всё сильней Я чувствую, что сердце не на месте — Как будто потеряла я отца, Что мне открыл в поэзию дорогу. Стучатся строчки прямо к нам в сердца И в них вселяют странную тревогу. Тоскуют без поэта острова — И Летний сад, и липы вековые. Скорбит и плачет Мойка, как вдова, Но… Наполняют нас стихи живые. Великий Пушкин, солнечный поэт, Живёт в сердцах и душах поколений. Чернее нашей Чёрной речки нет… Но Петербург хранит волшебный свет, Что миру подарил наш добрый гений. Иллюзия
Я видела: в лужу смотрелась луна, Подумалось ей, что она не одна. Что в мире подлунном, где ей не бывать, Двойняшку-сестру удалось повидать. Луна улыбнулась – ей лужа в ответ. И кто вам сказал, что взаимности нет?.. Луна укатилась – и в луже темно. Ну просто большое сырое пятно. Светлана Анненкова (г. Ижевск)
* * *
Солнце часто прячется, исчезает где-то, Снова за окошком умирает лето. Всё могло быть плохо, но сентябрь-проказник Маскирует похороны под великий праздник. Воздух сделал терпким и немного пряным, Все вокруг завесил жёлтым и багряным, Чтобы, опьянённые красотой-дурманом, Мы не заподозрили подлого обмана. Скоро всё закончится ноябрём холодным, Лето будет съедено осенью голодной. И тогда однажды, в первый день морозный, Все обман заметят, только будет поздно. А пока так славно и тепло на свете, Только дождик плачет о погибшем лете…. * * *
Придёшь ты, тоску прогонишь, Ноябрь обращая в бегство, Ты в жизнь мою снова входишь, Как светлый кусочек детства. Вдвоём тишину разбудим И сядем за чай с вареньем, Мы чайной ложечкой будем Мешать разноцветные тени. И праздник, и новые песни, Цветы, на столе – конфеты… Мы живы, мы снова вместе, И скоро вернётся лето. Екатерина Асмус
* * *
Прости меня, любимый город. В грязи, руинах и снегу Ты мне всегда предельно дорог. Твой светлый образ берегу И в дальних странах, и в болезни, Когда уныньем сломлен дух, Я вспоминаю ветра песни И тёплый тополиный пух, Парад дворцов, мосты литые, Каналов спутанную сеть, Соборов купола златые И шпилей острых в небе медь. Державный блеск былой столицы Твои дома ещё хранят. Но сила каменной десницы Ослабла. Нет пути назад. Зов Командора нам не слышен, А в бывшей роскоши палат Тихонько шебуршарят мыши И нет замков у царских врат. Мелькнёт лицо дворянской стати Среди заносчивой толпы Лишь на секунду. Дождь и слякоть Вмиг слижут чуждые следы. И всё. В изгнанье было слово Заступничества и любви. Остался лёд. Зимы оковы И отблеск подвигов твоих. Прости меня, любимый город! Я, память прошлого храня, Ничто – ни делом и ни словом Не в силах сделать для тебя! * * *
Мне хочется с тобой поговорить. Не на людях. А в тишине, спокойно. В уединенье от знакомых лиц, Приветствий, объяснений недостойных. Мне хочется с тобой поговорить, Чтоб ясным было слово диалога. «Как ты живёшь? Что думаешь?» – спросить. «Когда в последний раз ты слышал Бога?» «Как там погода? Пишешь ли стихи? Или украдкой по ночам играешь В компьютерные игры?» Ты прости... Такой вопрос, наверно, – против правил! Мне хочется с тобой поговорить. Неспешно. Не скрываясь и не ссорясь. Так узелком разорванную нить Связать швея старается на совесть. Мне хочется с тобой поговорить... Ольга Атаманова
* * *
А поутру – ещё белей, чем днём. Вот выпал снег и не успел растаять, никем ещё не тронут, и на нём лишь свежий след от первого трамвая. Он слишком бел, и так кристально чист, что в городе белей и первозданней… Черны стволы, и ни единый лист не полетит по ветру синью ранней. И кажется мне ясным и простым Всё, что сомненьем было и обманом на улице, не шумной и не пьяной, над городом, совсем ещё ночным… Однажды я пойму, что не люблю, с предельной ясностью, без всякой злобы, что не смогу быть верною до гроба и не возьму в подарок жизнь твою… За что ревнуешь? Нету никакой любви во мне, и звуки никакие не потревожат мёртвую стихию, а только звон ветвей над головой, пустые кроны и стволы нагие… И кажется, что вовсе не умру, пока зима такая молодая, пока снега однажды не растают под звон капели, рано поутру… Кризис сорока
Сонет
Конец иллюзий? Мудрости начало? Минут бессмысленное воровство? Я знаю жизнь – от шляпки до скандала, Предел – всему. Бездонность Ничего, Салатик из травы, когда, бывало, Недосыпала пряностей в него, И страсти – жар. И песни – колдовство. И тишину полночного квартала, И крики, и неистовство толпы, Послать за Геркулесовы Столпы[1] Готовой неугодных… Только срок Безумию – давно определён. Алхимик-Время, как ты ни учён — Что мне сейчас твой золотой песок? * * *
… И листьев нет, но далеко зима, В сиянье полдня растворились тени И кажется, что даже смерть сама Прозрачна и тиха, как день осенний. В безмолвье том – предчувствие зимы. Застыли отшуршавшие аллеи. И смерть всё меньше отрицаем мы, Всё легче примиряемся мы с нею. Михаил Балашов
* * *
Продрогшие чёрные ветки осин, Трава прошлогодняя стынет белёсо, И кажется, в целой Вселенной – один… Незваная, серая, дряхлая осень. Обманутых птиц не слышны голоса, И плещет на речке не рыба, а ветер. Я щепкой «Весна» на песке написал — И стало немного уютней на свете. * * *
Какая славная погода, Уютно дождик моросит. И сердце чувствует свободу, Как полюс чувствует магнит. Набухла сыростью одежда, Промокли ноги и душа. Наверно скептик ни гроша Не дал бы даже за надежду На то, что будет впереди Когда-нибудь тепло и сухо: По всей Вселенной льют дожди Суровым испытаньем духа. А я пожертвую грошом. Здесь нет ни капельки бравады: Мне это в самом деле надо… Да нет, мне, правда, – хорошо. Татьяна Баканова
По Миллионной
Арсению Дубину, петербургскому историку и светлому человеку
Пойдём гулять по Миллионной, Вниз, по течению Невы, Там ночью белой и бессонной Мы будем с городом на Вы. Как будто гостем из Помпеи Возникнет Мраморный дворец, И царский конь, скалой чернея, Проскачет из конца в конец. Пустая Главная аптека, Вписавшись в нынешний контраст, Из восемнадцатого века Нас мятным запахом обдаст. В чернила обмакнув рейсфедер, Нагнувшись к чистому листу, Неутомимый Штакеншнейдер Начертит новую мечту. Нырнёт под арку Эрмитажа Неторопливый катерок, Горбатый мост незримо свяжет Двух рек и улицы поток. И Зимний вдруг, такой огромный, Раздвинет утренний туман… Пойдём гулять по Миллионной, Поклонимся её домам. Давиду Самойлову
Ветреный город. Там тихие улочки К морю спускаются все до единой. Улица Калева – кофе и булочки, Улица Мере – дубы-исполины. Буйство черёмухи – улица Тооминга, Свечи каштанов, чернила сирени, Красные крыши, кирпичные домики, Старых деревьев прозрачные тени. Вот этот дом. И калитка распахнута, Словно душа или книги страница, И на окошке расставлены шахматы, Будто хозяин сейчас возвратится. Сад зацветает. Живое, зелёное Вечное царство – малина и слива, Но на губах тает горько-солёная Влага, что ветер приносит с залива. Аист в гнездо по весне возвращается, Я улыбаюсь ему или плачу? Жизнь продолжается, жизнь продолжается… Разве на свете бывает иначе? * * *
Памяти поэта-подводника Игоря Озимова
Спит в тумане канал Грибоедова, Над водой проплывают дома… Из простывшего города бледного Наконец-то уходит зима. Я иду по знакомому адресу, Над волнами – мосты-корабли, Шелест тонкого белого паруса Слышу я в океанской дали. Вижу Вас молодым, в белом кителе, Ваш лучистый улыбчивый взгляд… Окна старого дома и жители На канал, как на море, глядят. Вы ушли… Буду верить, что в плаванье, На неведомый остров ушли. Ваше судно стоит в тихой гавани В неизученной точке земли. * * *
Я мою окно после вьюги и стужи, Январских снегов и февральских метелей. Они отошли, отлегли, отшумели, И снова весна в тихом воздухе кружит. А город заполнен движеньем и шумом: Трамваи по рельсам, часы с колокольней… Как больно бывает мыть окна, как больно, Когда о тебе все тревоги и думы. Ты вышел во двор, я тебя увидала Сквозь стёкол прозрачность, натёртых до скрипа. А тряпка полощется в миске со всхлипом, А мне чистоты безупречной всё мало. Я мою окно после долгих морозов, Как будто с окна смыть твой образ пытаюсь. А он только чище, чем больше стараюсь. Текут по стеклу ручейки, словно слёзы. Алина Бартенева
Аннушка
Не вернулись с фронта два её сынка. Страшное известие пришло издалека. Где-то там за Бугом в облаке смертей Потерялись судьбы двух её детей. Все в селе гадалки ей твердят одно, Что ребята живы, постучат в окно. Ветры да метели мчались по селу. Жадно припадала Аннушка к стеклу. Только перед утром сон её ломал, А во сне навстречу младшенький бежал. Старший чуть смущённо улыбался ей: «Познакомься, мама, с жёнушкой моей». Как бы ей хотелось, чтобы этот сон Длился бесконечно, не кончался он. Годы пролетали – счастье не сбылось. Знать, гадалки врали, чтоб светлей жилось. * * *
Не гасите свечу, пусть горит до конца. Ведь расплавленный воск – как застывшие слёзы, Что скатились с небес по веленью Творца И упали на листья озябшей берёзы. Посмотрите на пламя зажжённой свечи — Как на жизнь нашу пламени пляска похожа: То неистово скачет, как всадник в ночи, То падёт и забьётся болезненной дрожью. Задержите дыханье чуть-чуть у огня, Не спугните пылающий трепет мгновенья. Пусть сопутствует вам до последнего дня Негасимый и вечный огонь вдохновенья! Ирина Басова
* * *
Я на исповедь в чащу лесную хожу, Как язычница, как святоборова жрица. Согрешу и покаюсь, и вновь согрешу, Чтобы скудным пайком у берёз причаститься. У лесин белоствольных свой грех отмолю. Солоны и горьки покаянные слёзы! И в ответ на святую молитву мою Благодатная замироточит берёза… * * *
Мне отрадно глядеть в эти дивные дали, Упиваясь мучительно светлой тоской О незримом, надмирном, святом Валааме, В облака вознесённом над скверной мирской! Стать бы птицею вольной да взмыть в поднебесье Над суровою, вздыбленной ветром волной. Отчего ты бескрыло, смущённое сердце, Отчего не обрящешь ты край неземной? Оттого ль, что взыскующий Божьего храма Не от мира сего и за правду гоним? В небеса вознеслись купола Валаама, Словно явленный горний Иерусалим. Наталья Бевза
Там, где лес просыпается...
Там, где лес просыпается, зыбкий, безлиственный, Начинают сезонный покос: Методично, привычно, как в поисках истины, Режут белую кожу берёз. Не насквозь, не навылет – наствольными срезами Извлекают живительный сок Из глубин бересты, письменами истерзанной — Вдосталь пьют, запасают и впрок. У России нет вечных обласканных символов — Всё лихие у ней времена: Иссекая крест-накрест развенчанных идолов, На крови строит храмы она. Обрекут, нарекут рощи новыми храмами, Разбредясь по домам, чернецы. Белоствольные души возносят над шрамами Изумрудного света венцы. Я прожила чужую жизнь...
Свет мой синий
Свет мой дальний,
Безымянная звезда...
А. ТопчийЯ прожила чужую жизнь, хоть знала: где-то Моя – заброшенно лежит среди макетов, В бюро невысказанных дум и нот неспетых, А я верхом, как мальчик-грум, скачу за светом. Чужая жизнь давно в плечах мне тесновата, И голос стиснутый зачах, пропал куда-то, Но даже если велики одна-две даты, Не написала ни строки для адресата. Вот жизнь моя – дрожит рука: хочу примерить, Да вижу, будет велика… В пустом вольере Теряюсь я, но синеву Прошу — проверить: Чужая жизнь, что я живу, кому – потеря? Отдам её, не пожалев, владельцу в руки — Полуобъёмный барельеф рутинной скуки. Я не хочу судьбы такой и жизни куцей, Где самый страшный непокой — гнев резолюций.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5
|
|