На месте той сгоревшей церкви неизвестный зодчий создал Казанский собор. Кажется, над белокаменными волнами высится маяк под золотым куполом. Если Василий Блаженный - памятник победе над Казанским ханством, то Казанский собор - памятник победе над Польским королевством. К Казанской Богоматери в день освобождения Москвы, 22 октября, направлялся из Кремля крестный ход, ведомый царем и патриархом.
      Есть еще одно имя, связанное с Казанским собором. Протопоп Аввакум служил в нем в возрасте Христа, пока не восстал против патриарха и царя Алексея Михайловича. С ними этот деревенский священник сблизился, когда попал в Москву, сбежав после схватки с местным "начальником" из села, где его били, "до смерти задавили", даже стреляли за неистовство. Что случалось не однажды. Во время экспедиции в Даурию, за озеро Байкал, куда его отправили священником, Аввакума избил воевода Афанасий Пашков до потери сознания.
      Сельский священник, в академии не обучавшийся, мог так вдохновенно и ярко говорить, что, попав в столицу, быстро сблизился с элитой, боярами, самим царем. Это позволило ему занять место в Казанском соборе. О встречах с Алексеем Михайловичем Аввакум вспоминал: "В походы мимо двора моего ходя, кланялся часто со мною низенько-таки, а сам говорит: благослови-де меня и помолися о мне! И шапку в ину пору мураманку, снимаючи с головы, уронил, едучи верхом! А из кареты высунется бывало ко мне".
      Но ничто не остановило его в борьбе с патриархом Никоном, земляком и недавним единомышленником. Аввакум стал знаменем старообрядцев, главой раскольников. Его сажали в тюрьмы, ссылали на край земли в самые холодные уголки Сибири. Полтора месяца он просидел в башне Братского острога, в той самой, что перевезена в ХХ веке в Коломенское, где служит экспонатом музея.
      Не раз Аввакума возвращали в Москву, его селили в Кремле, с ним вели диспуты отцы церкви, увещевали. Но никто не мог его переубедить, смирить. Преданного анафеме, лишенного сана, фанатика сослали в Пустозерск. И там спустя пятнадцать лет после заточения сожгли живым в земляной тюрьме "за великие на царский дом хулы". Сожгли после смерти Алексея Михайловича, который не раз спасал его от лютой казни.
      В Пустозерске Аввакум, не имея, как в Москве, многочисленных слушателей, взялся за перо и стал писателем, которого единственного называют гениальным в русской литературе ХVII века. "Житие протопопа Аввакума", написанное им о самом себе, считается шедевром, первым классическим сочинением в жанре автобиографии. Оно начинается словами "Рождение же мое в нижегородских пределах за Кудмою рекою, в селе Григорове..." Никто до него не писал так просто и понятно на русском языке для "природных русаков". Аввакум Петров вошел в историю государства и историю литературы. Однако имени его на Красной площади нет ни на мемориальной доске, ни на пьедестале памятника.
      Десять лет назад на месте Казанского собора зиял пустырь, известный общественным туалетом. Понадобилась революция 1991 года, чтобы возродили храм, измеренный и сфотографированный перед сносом, когда Красную площадь лишили собора, ворот Китай-города и часовни, где хранилась самая почитаемая икона Москвы - Иверская Богоматерь.
      Ее доставили с Афона при патриархе Никоне. Там сделали копию, "новую аки старую" икону Богоматери. Точно такую, что хранилась в Иверском монастыре у ворот, выбранных Девой Марией, матерью Христа. Отчего икона называется "Вратарницей". Первый ее "список" отправили в Валдайский монастырь. Второй список установили на Воскресенских воротах Китай-города. Было это в царствование Алексея Михайловича.
      Прожил этот государь, отец Петра, сравнительно недолго - всего 47 лет, но царствовал долго, свыше тридцати лет. За это время успел украсить башни Кремля шатрами, возвел чудо света - деревянный дворец в Коломенском. (Его намерен воссоздать по примеру Казанского собора Юрий Лужков.) Царь Алексей устраивал спектакли при дворе, завел в Измайлове образцовое сельское хозяйство с мануфактурами, туда же на пруды завез бот, попавший на глаза его сыну, загоревшемуся мечтой о море и флоте.
      Петр поднимал Россию на дыбы с Красной площади. 1 января 1700 года загромыхали двести пушек, что стояли безмолвно без малого век у стен Кремля. Пальба длилась неделю! Так артиллерийским салютом царь дал знать всем подданным московитам, что наступил новый 1700 год от Рождества Христова. А не 7208 год "от сотворения мира", как до того вели летоисчисление в Москве с 1 сентября. Салют сопровождался "потешными огнями", фейерверком. У Спасских ворот выставили манекены в "образцовых одеждах" французского, немецкого и венгерского кроя. А тому, кто не хотел избавляться от длиннополого платья и бороды, приходилось раскошеливаться, иначе стража не пускала в Кремль.
      Задолго до парада Победы Красная площадь стала ареной торжества русского оружия. В "Трумфальной светлице" праздновали первую победу над шведами господа офицеры. По случаю Полтавской виктории воздвигли Триумфальную арку у Казанского собора. Через ворота, украшенные картинами и статуями, возвращалась на щите петровская гвардия. Царь шествовал впереди войска в форме моряка по случаю окончательного мира со шведами. Время его царствования отмеряли привезенные из Голландии новые куранты с музыкой. Циферблат на часах с римскими цифрами делился на 12, а не 17 частей, как прежде.
      Эпоха Петра видна на возрожденных воротах Китай-города. Их сломали при Сталине, чтобы дать дорогу на Красную площадь танкам, громыхавших гусеницами на военных парадах по брусчатке. Эти восстановленные ворота дают представление, что значит "русский" стиль, о котором писал Васнецов. Все отмеченные им признаки - на фасаде палат, шатрах, квадратных оконцах. За ними над арками размещалась "Пробирная палатка" Монетного двора. Его красного кирпича стены с изразцами скрывают преградившие с недавних пор путь ворота с "глазками", напоминающими воинскую часть или тюрьму. Что там сейчас при "федеральной власти" - не скажу, чтобы не выдать служебную тайну. А изначально на этом месте чеканили и хранили деньги. Потом заседало Губернское собрание.
      Монетный двор - с одной стороны ворот. С другой стороны при Петре возвели Земский приказ с башней. Этот приказ с давних пор, в отличие от других, расположенных в Кремле, ведал делами города, сбором местных налогов, охраной порядка на улицах. Тут судили и рядили жителей Москвы. Петр все эти рутинные обязанности передал другому приказу, а в новом здании учредил более близкие его сердцу "Медицинскую контору" и "Главную аптеку". Доктора и аптекари, жившие и служившие здесь, ведали здравоохранением города, армии и флота. В каменных стенах помещалась кладовая лекарственных трав, лаборатория, медицинская библиотека. Сюда из Китая привезли заказанную там фарфоровую аптекарскую посуду с гербом и вензелем царя. Повидавший аптеку датский посол, восхищенный виденным, оставил нам такую запись: "Она поистине может считаться одной из лучших аптек в мире, как в смысле обширности комнат, так и в отношении снадобий и царствующего в ней порядка и изящества кувшинов для лекарств".
      К аптеке пристроил Петр невиданное прежде в Московии заведение "Казанскую австерию", получившую название из-за близости Казанского собора. Австерия служила рестораном, гостиницей и клубом, куда захаживал пообщаться с публикой молодой Петр. В ресторан доставляли с Печатного двора свежие номера "Ведомостей", затеянной царем газеты. Чтобы приохотить народ к ее чтению, издатель распорядился кормить каждого, кто прочтет "Ведомости", бесплатно.
      Сохранился чертеж библиотеки с аллегорическими статуями "Науки" и "Просвещения". Она появилась на площади у Спасских ворот, где издавна торговали книгами. Внизу помещалась лавка, вверху - библиотека и читальный зал. Основал все это Василий Киприанов, удостоенным Петром званием "Библиотекариуса". Он издавал карты, чертежи, книги, составил "Календарь неисходимый", известный в народе как "Брюсов календарь". Название прижилось по имени наблюдавшего за выпуском календаря Якова Брюса, "птенца гнезда Петрова", помянутого в пушкинской "Полтаве".
      Самая большая новостройка Петра на Красной площади тянулась между Спасской и Никольской башен. Вровень с зубцами поднялись стены "Комедийной храмины", первого публичного русского театра. Как он выглядел, никто не знает, известны его размеры - длина 39 метров, ширина 21,5 метра. Как считают, вмещал зал театра пятьсот зрителей в партере, на балконах и в "чюланах", ложах. Спектакли давала немецкая труппа из Данцига. Ее дополняли русские артисты, рекрутированные из Посольского приказа. Пьесы на сюжеты мировой истории шли несколько вечеров кряду с продолжениями. Император оказывал всяческое содействие труппе и зрителям, повелел играть в антрактах музыку, ставить комедии. Он же приказал не запирать до окончания спектаклей ворота города, не брать за проезд через них пошлину. "Комедийная храмина" поначалу заполнялась, но зрителей становилось все меньше, театр захирел и прогорел. Пустовавшее здание сломали после смерти Петра. "Триум- фальная светлица" и Триумфальные ворота также канули в Лету.
      Что осталось от времен Петра кроме ворот? На первом этаже некогда Монетного двора и губернской управы с недавних пор светятся огни аптеки и ювелирного магазина. Что на втором этаже и в глубине двора - загадка. Стоявшая напротив "Главная аптека" сломана при царской власти, когда, казалось бы, к старине относились не так, как при советской власти. Почему это произошло - рассказ впереди.
      ТРИУМФЫ И БУНТЫ
      Москва не сразу стала "порфироносной вдовой". Первым ее покинул император с правительством. Потом Екатерина с детьми поехала погостить в "град Петров". Спустя два года перебралась навсегда. И посольства переехали одно за другим на новые квартиры, к морю. В конечном итоге Петр Первый повелел во всех церквах возглашать здравицу "о царствующем граде Санкт-Петербурге". Однако одну столичную функцию оставил первопрестольной. Жену короновал в Успенском соборе. С тех пор все наследники престола приезжали непременно в Москву, чтобы свершить древний обряд венчания на царство: воздеть шапку Мономаха, взять скипетр и державу.
      С тех пор у России две столицы. Одна - с Зимним и Дворцовой площадью. Другая - с Кремлем и Красной площадью. Она не захирела с отъездом царя. Он запретил всем городам строить в камне и всех каменщиков согнал на берега Невы. Что оказалось на руку москвичам, жившим среди лесов. Купцы застроили быстро и задешево расчищенное было пространство Красной площади лавками, дворами и церквами из дерева. Запрет действовал недолго. У Казанского собора после Петра каменщики выложили здание Губернского правления, которое можно увидеть напротив Исторического музея. Так строили в Европе, где в зодчестве господствовал стиль барокко. У двухэтажного дома высокие окна, непохожие на оконца соседних палат над воротами Китай-города.
      За фасадом правления заседала администрация, ведавшая самой большой Московской губернией. Она одна приносила казне дохода почти столько, сколько все остальные губернии империи. Управляли тогда Москвой и 50 городами губернии, где проживало 2 миллиона жителей, генерал-губернатор, два его товарища - заместителя и 31 чиновник. А всех московских чиновников в середине ХVIII века насчитывалось около 60. (Сколько сегодня "товарищей" и прочих столоначальников у мэра Москвы?)
      Первым должность губернатора занял Тихон Никитич Стрешнев. Этот боярин из древнего и знатного рода был человеком сугубо гражданским, ведавшим большим дворцовым хозяйством. В молодости назначили его "дядькой" четырехлетнего осиротевшего Петра. "Дядька" заменил царевичу отца. Петр поручил преданному до гроба боярину править Москвой, чем тот и занимался без особых достижений.
      В петровское время московские генерал-губернаторы не засиживались на своем месте. Вторым губернатором через три года стал боярин Михаил Ромодановский. Он проявил себя и "хозяйственником", главой приказов, и воеводой. С тех пор цари доверяли Москву, как правило, генералам и фельдмаршалам, отличившимся в сражениях, носителям знатных фамилий Салтыковым, Чернышевым, Долгоруковым, Голицыным...
      При четырнадцатом московском генерал-губернаторе князе Сергее Голицыне на Красной площади против Губернского правления в доме, где прежде находился Земский приказ и аптека, основали Московский университет. Из его подвалов вывезли 100 000 тонн медных денег, отчеканенных на соседнем Монетном дворе. В перестроенном под аудитории здании собрались знатные персоны во главе с генерал-губернатором, гимназисты и учителя. "Музыка инструментальна, трубы и литавры слышны были через весь день, как звук радостного и весьма любимого торжества", - сообщали "Санкт-Петербургские ведомости". В небо по случаю открытия первого в России университета взлетели ракеты грандиозного фейерверка.
      Указ об его учреждении Елизавета Петровна подписала 12 января 1755 года, в день святой Татьяны. Поэтому празднуется студентами и профессорами развеселый Татьянин день в Московском университете, с недавних пор возобновившем давнюю традицию, прерванную революцией 1917 года.
      Поднес императрице указ на подпись в день именин матери Татьяны ее сын Иван Шувалов, которого ошибочно называют графом. Этот титул он не принял. И без него, как пишут биографы, "все государственные дела проходили через его руки".
      С цветущей младости до сребряных волос
      Шувалов бедным был полезен,
      Таланту каждого покров,
      Почтен, доступен и любезен!
      Так воспевал доблести Шувалова поэт Иван Дмитриев. "Покровом" послужил фаворит и Державину, и Ломоносову, увековечившему мецената в звонких стихотворных посланиях. Любвеобильная Елизавета Петровна увлекалась, подобно отцу, многими. Но всю жизнь до последнего вздоха хранила привязанность к одному. Ему, умирая, отдала на смертном одре шкатулку с драгоценностями, которую убитый горем фаворит сразу вернул в казну. Привязанность императрицы Шувалов употребил во благо Отечеству - основал университет в Москве, а спустя два года учредил Академию художеств в Петербурге, став первым ее президентом. Академии отдал свой дом.
      Императрица назначила Шувалова куратором университета. По случаю его основания отчеканили медаль с образом Елизаветы Петровны. Спустя век в честь столетия университета отчеканили другую медаль, где по сторонам Елизаветы Петровны предстают Шувалов и Ломоносов. На мемориальной доске, появившейся еще через сто лет на Красной площади, - образ одного Ломоносова. Ему установили в Москве два памятника в бронзе. Один - перед "новым зданием" на Моховой, другой - перед высотным зданием на Воробьевых горах. Почему только ему? Не хотели советские историки чтить память фаворита, не желали признавать основателем МГУ имени М. В. Ломоносова обер-камергера, с которым Елизавета Петровна была счастлива в постели, а Екатерина II коротала время за игрой в карты. Быть может, эту несправедливость исправят в наши дни. Два образа Шувалова для Москвы и Питера изваял недавно Церетели, нынешний президент Российской Академии художеств. В его галерее можно увидеть модели в гипсе. Но установят ли памятники в бронзе? Надо бы!
      "Советская историческая энциклопедия" признавала за Шуваловым приоритет в "основании университетской типографии, в которой начали печатать "Московские ведомости". Типография помещалась в палатах над арками ворот Китай-города, тех самых, что восстановили, пристроив вплотную к Историческому музею. А на его месте стояло здание университета и двух гимназий при нем - для дворян и разночинцев.
      Факультеты с кафедрами и профессурой, гимназии, типография, газета давали основание и в России считать ХVIII век "просвещенным". Но все эти учреждения не удержали московскую чернь от злодейства, "Чумного бунта". Он начался вблизи стен Московского университета спустя век после "Соляного бунта" и "Медного бунта". Красная площадь не раз в ХVII веке заполнялась буйной толпой, жаждавшей грабить и убивать. Казалось, бунты ушли в прошлое. И вдруг все повторилось в ХVIII веке.
      "Чумной бунт" потряс Москву спустя десять лет после восшествия Екатерины 11 на престол. "Народ, приведенный в отчаяние этим ужасным бедствием, возмущенный бегством богатых и знатных, полным отсутствием мер борьбы с "моровой язвой" поднялся против властей", - так трактовали причину бунта в недавнем прошлом. Действительно, старый генерал-губернатор укрылся от чумы в подмосковной усадьбе. Им был фельдмаршал Петр Семенович Салтыков. В Семилетней войне в сражении под Кунерсдорфом русско-австрийская армия под его командованием победила Фридриха II, признаваемого великим полководцем. Посаженный на Москву, фельдмаршал одержал верх над разбойниками и грабителями, размножившимися до него в городе, как крысы. Но когда начался мор, он сказал: "Чума не пруссак, а бич Божий. Супротив прусака, хотя бы был и сам король прусский, управу сыскать было можно, а против наказания Господнего, что сыщешь?" И сдал Москву другому генералу.
      Однако бунт спровоцировало не бегство генерал-губернатора, а как раз принятые "меры борьбы" - карантины, закрытие бань, мануфактур, сожжение имущества заболевших чумой. Мор усилился оттого, что толпы повалили к иконе Боголюбской Богоматери у Варварских ворот. (Камни сломанных при Сталине ворот археологи откопали на выходе станции метро "Китай-город".)
      Чем был вызван религиозный ажиотаж? По всей Москве разнеслась молва о видении Богородицы. Из уст в уста передавалась весть, что именно она поведала о напасти, насланной Христом за то, что тридцать лет никто не пел ей молебны и не ставил свечи у Варварских ворот... Началось столпотворение у Боголюбской Богоматери с пением молебнов, лобызанием икон, зажжением свечей. А когда архиепископ Московский Амвросий попытался остановить безумие, толпа хлынула с Красной площади в Кремль и разгромила Чудов монастырь, где жил архиепископ. В тот день он укрылся от громил, в погребах обители накинувшихся на винные бочки. (Монахи сдавали погреба в аренду.)
      Архиепископ Амвросий слыл одним из самых просвещенных людей своего времени. Он писал собственные религиозные сочинения, переводил с греческого, латинского и еврейского. Амвросия чтят за искусный перевод с подлинника "Псалтири". Так называются "Псалмы Давида", 150 песнопений Ветхого Завета, восходящих к царю Давиду, победителю Голиафа. Чтение и пение псалмов сопровождало жизнь русских от рождения до смерти. Жаждавшая крови толпа выследила и растерзала Амвросия на следующий день. Первым нанес удар колом пьяный "дворовый человек господина Раевского, Василий Андреев". Второй раз ворваться в Кремль убийцам Амвросия не удалось. Из Спасских ворот по ним ударили пушки. Картечью удалось подавить бунт, "бессмысленный и беспощадный".
      Спустя четыре года после другого кровавого бунта, давшему историку Александру Пушкину основание именно так сказать, потянулись люди на Красную площадь к Монетному двору. Там сидел закованный в кандалы Емельян Пугачев. Доставил сюда самозванца не кто иной, как Александр Васильевич Суворов, успевший в долгом пути к Москве переговорить с пленным, прежде чем состоялись над ним суд и казнь. Этот эпизод из жизни будущего генералиссимуса долго вменялся ему в вину красной профессурой. Так продолжалось, пока другой будущий генералиссимус, товарищ Сталин, не призвал бойцов и командиров Красной Армии вдохновляться образом Суворова.
      На Красную площадь в университет спешили сотни гимназистов. Из них история ХVIII века сохранила три блистательных имени - Дениса Фонвизина, Григория Потемкина и Николая Новикова. Первый создал вечный образ "Недоросля". Двух последних наставники юношества сочли ему подобными и исключили из гимназии с формулировкой за "ленность и нехождение в классы". Что не помешало обоим прославиться.
      Потемкин заслужил титул светлейшего князя Таврического за присоединение Крыма к России. (Какой титул присвоить тем, кто отсоединил Крым от России?) Князя историки считают самым "могущественным человеком в стране" после императрицы. На Красной площади недоучившийся гимназист появился в мундире генерал-аншефа. Тогда Москва ликовала по случаю Кючук-Кайнарджийского мира. Победе над турками князь много поспособствовал. Тогда еще страсть к фавориту не угасла, Екатерина II мечтала жить с ним под Москвой в Царицыне, где поныне видны руины остывшей любви - недостроенный Большой дворец и другие шедевры.
      А до того празднования в день коронации Екатерина на Красной площади задала пир на весь мир. Тогда выставили "для простого народа" зажаренных быков, выкатили бочки с вином и пивом, выложили горы хлеба. Мимо Московского университета проследовало 200 колесниц колоссального маскарада, поставленного Федором Волковым в честь Минервы, карающей Зло и вознаграждающей Добро. Богиня олицетворяла молодую счастливую царицу. Она возвысила непобедимого фельдмаршала Потемкина и покарала великого издателя Новикова
      Уйдя в отставку поручиком Преображенского полка, состоятельный помещик Николай Новиков выпускал сатирические журналы. Полемизировал храбро с императрицей, выступавшей под маской издательницы "Всякой всячины". Его друг, куратор Московского университета, предложил взять в аренду университетскую типографию. Вернувшись в Москву, Новиков поселился на Красной площади под сводами палат, где стояли печатные машины. И развернул небывалую по масштабу и прибыльности кипучую деятельность. Объединил вокруг себя литераторов, переводчиков, продавцов. За три года до краха своего дела успел выпустить около 900! названий книг, в том числе "французских просветителей". То была часть его усилий. В Москве он основал библиотеку, аптеку, две школы, типографии. И масонскую ложу.
      Все бы было хорошо в судьбе вольного каменщика, друга влиятельных персон, издателя "Московских ведомостей". Газета выходила при нем небывалым тиражом в 4000 экземпляров, ее читателей не требовалось прельщать бесплатными обедами. Но грянула Французская кровавая революция. Террор и казнь короля отрезвили корреспондентку "французских просветителей", идейных вдохновителей революции. Ее вожди входили в масонские ложи. Вот эти обстоятельства вынудили не склонную к расправам царицу уничтожить масонские издания Новикова, а его арестовать и допросить, выведать масонские тайны. Вместо книг пришлось заняться разведением кур в крепости. Там сидел несколько лет Николай Новиков вместе с приставленным к нему другом-доктором и верным слугою до смерти Екатерины II.
      Сурово покарала императрица и другого дворянина, Александра Радищева, директора питерской таможни. Его посчитала "бунтовщиком хуже Пугачева", "наполненным и зараженным французскими заблуждениями". Она понимала, что если взбунтовавшуюся толпу поведет не дворовый Василий, а просвещенный дворянин и помещик, то и ее постигнет судьба короля французов. Что произошло с Николаем II.
      Семилетнего Александра привезли в Москву на следующий год после открытия университета на Красной площади. Не его водили туда, а преподаватели оттуда ходили к нему на дом. К двенадцати годам отрок знал два древних и два европейских языка. После Пажеского корпуса, не став пажем императрицы, окончил Лейпцигский университет. В собственной типографии в своем доме издал в 1790 году тиражом 650 экземпляров "Путешествие из Петербурга в Москву". Написал тяжеловесным слогом о тех, кого встретил в дороге, где увидел бедность, нищету и страдания народа вообще и крепостных крестьян в частности. (Что без особого труда поныне видно за МКАД, исключая крепостное право. Радищева "проходили" в школе, но прочесть его школьник не мог.)
      Императрица сгоряча приговорила автора к смертной казни, остыв, отправила его в путешествие из Петербурга в Илимск с остановкой в Москве. Под конвоем доставили сочинителя в Губернское правление на Красной площади. На стене слева от ворот Китай-города видна черная каменная доска с портретом и словами: "В этом доме в сентябре-октябре 1790 года находился под стражей на пути в сибирскую ссылку писатель, революционный просветитель Александр Николаевич Радищев". По словам его сына, "в Москве Радищев пробыл несколько дней в семействе своего отца, где его снабдили на дорогу всем необходимым". Два суровых приговора Екатерины за инакомыслие дали основание советским историкам представлять императрицу чуть ли ни тираном. Но что значат ее кары по сравнению с казнями большевиков, считавших себя наследниками Радищева?
      ...По пути в Сибирь из Петербурга, век спустя, провел в Москве несколько дней в кругу семьи ссыльный Владимир Ильич Ульянов. Взяв власть, вождь велел установить памятник Радищеву. Вместо монумента на бывшей улице Верхней Болвановке, носящей имя Радищева, затерялся крошечный бюст, годный для вестибюля. Он явно несоразмерен пространству, образовавшемуся на участке сломанного дома. Как мало у нас памятников предкам, прославившим Россию в век Петра и Екатерины. А какие то были люди!
      КОЛОННАДЫ И ПАРАДЫ
      Так повелось, что с воцарением нового императора России - менялся стиль архитектуры в столицах. На смену елизаветинскому барокко при ЕкатеринеII пришел классицизм. При ней Москва впервые начала жить по Генеральному "прожектированному плану". Он гласил: "Красная площадь остается, как была". Но так не вышло. Появились напротив Кремля классические аркады. Одна с колоннадой образовала фасад Верхних торговых рядов. Другая аркада торговых рядов протянулась вдоль стены от Спасских до Никольских ворот. Сюда перебрались купцы из сломанных лавок, стоявших у Лобного места. Над теми рядами виднелся купол Сената. Тогда над ним не реял, как сейчас, флаг, а скакал Георгий Победоносец. Пушки с площади, целившие дулами на восток, перевезли в Кремль. (Они стоят с тех пор у Арсенала.) Одним словом, древняя Красная площадь приобрела характер новый, классический, напоминавший Санкт-Петербург. Аркады мирно сосуществовали с постройками средних веков - храмами и бывшим Аптекарским приказом, исправно послужившим Московскому университету.
      В "Описании императорского столичного города Москвы", первом путеводителе 1782 года, написанном Василием Рубаном, литератором и секретарем князя Григория Потемкина, Красная площадь удостоилась нескольких сухих строк. Они гласили, что пространство "от Воскресенских, или Курятных, ворот по левую сторону, где Денежный двор, а по правую Университетская типография и книжная лавка, что в старину Аптекарский приказ, или Австерия (то есть, ресторан. - Л. К.) была; между Кремлем, соборною Казанския Богородицы церквою, и между рядами купеческими до Лобного места, что против Спасских ворот, называется Красная площадь".
      Кто возвел аркады - забыто. Одни называют имя много строившего в Петербурге итальянца Джакомо Кваренги, другие имя русского Матвея Казакова, обессмертившего свое имя в Москве. Бесспорно, Сенат, чей купол зеленеет поныне над площадью, построил поэт классицизма Казаков. Он же сдвинул Лобное место и придал ему белокаменный образ, всем нам известный.
      Историки архитектуры на первое место ставят его современника Василия Баженова, которого считают гением. Он разработал замечательный проект Московского университета на Моховой. Но у гения оказался тяжелый характер. В результате, долго судившийся с ним меценат Демидов добился, что проект Баженова положили под сукно. А новое здание университета на Моховой построил на демидовские деньги все тот же Матвей Федорович Казаков.
      Когда студенты ушли с Красной площади, он же перестроил здание Аптекарского, ранее Земского приказа, для чиновников. Там помещалась Шестигласная дума, правительство города, в составе городского головы и шести гласных. И Магистрат, позднее называвшийся Ратушей. Его избирали "из гостей и из гостиной сотни, и из гостиных детей, и из граждан первостатейных" для судебно-полицейских и финансово-хозяйственных дел. Приложил руку все тот же преуспевавший Матвей Казаков и к зданию Губернского правления и палатам Монетного двора на Красной площади. Там заседали: Управа благочиния, Дворянская Опека, Гражданская, Казенная, судебные палаты. В этих стенах, в подвале, помещалась долговая тюрьма, получившая название "Яма", о которой пойдет речь дальше.
      Как видим, картина Красной площади менялась не раз. Бревна Кремля заменил белый камень, потом кирпич. Лики готики уступили образам барокко, затем в моду вошел классицизм. Вот только под ногами столетиями трамбовалась земля, после дождей превращавшаяся в грязь. Лишь в конце ХVIII века в центре площади уложили деревянный настил. А в начале царствования Александра I площадь замостили булыжником. Она превратилась в плац-парад, где можно было проводить смотр войскам, парады русской армии. В стиле готики над Никольской башней подняли шатер со стрельчатыми окнами. Его создал Карл Росси, еще один гениальный итальянец, завершивший дело, начатое его соплеменниками во времена Ивана III. Аристотель Фиораванти построил Кремль, а Пьетро Антонио Солари "от града Медиоланта", Милана - самую высокую и красивую Спасскую башню. Его имя и имя Ивана III со всеми титулами читается на белокаменных досках на латинском и русском языках с двух сторон над воротами башни.
      В классическом наряде, запечатленном на акварелях и гравюрах, Красная площадь просуществовала недолго. Началась Отечественная война 1812 года. Новости с мест сражений москвичи узнавали на ней. На ограде Казанского собора вывешивались "Дружеские послания главнокомандующего в Москве к ее жителям". В историю они вошли под названием "афиш". В псевдонародном духе сочинял их граф Ростопчин, призывавший москвичей "поднять Иверскую и идти драться". Содержание "дружеских посланий" Лев Толстой назвал "вздором" в "Войне и мире". Как сказано в романе, наши отступавшие солдаты "прошвыривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому-то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое".
      Гвардия Наполеона по Красной площади не прошла. Торговые ряды запылали, подожженные купцами. До небес поднялись языки огня грандиозного пожара.
      Гори, родная! - Бог с тобою,
      Я сам, перекрестясь, с мольбою,
      Своею грешною рукою
      Тебя зажег. Гори со мною!
      Эти строчки современника катастрофы опровергают упорные попытки сталинских историков доказать, что Москву сожгли французы. Много осталось описаний пожара 1812 года, не пощадившего Красную площадь. Наполеон, у которого тогда тлела одежда, волосы и брови были обожжены, на острове святой Елены, вспоминал: "О! Это было величественнейшее и самое устрашающее зрелище, когда-либо виденное человечеством". Лорд Байрон, обращаясь к Наполеону, в "Паломничестве Чайльд Гарольда" о причинах пожара высказался так: