Интересно, что этот Лавр делает в их глуши?!
      А что, если он… Нет, не он. Во-первых, Лавр повыше, а во-вторых, несмотря на широкие плечи, в кости он поуже, чем давешний насильник…
      Она вспомнила о ночном происшествии и опять покраснела, словно мужчины были в курсе ее невольного грехопадения.
      — Вы знакомы? — между тем обрадовался директор. — Вот и хорошо, вместе легче будет работать.
      — Почему-то я считала, что ты экономист, — торопливо сказала Тоня, почувствовав, как он обласкал ее взглядом.
      — Нет, я инженер-механик.
      — Мне казалось, в банке…
      — Я занимался лифтами и прочим оборудованием, включая системы кондиционирования. То есть не то чтобы я их монтировал, но по крайней мере отвечал за их работу.
      — А теперь?
      — А теперь у меня свой бизнес. Хочу вложить деньги в туризм. В частности, в ваши пещеры. Говорят, это очень перспективное дело. Ко всему прочему Леонид Петрович заинтересовал меня своим садом камней. Между прочим, классная идея.
      — И ее автор — Антонина Сергеевна! — подхватил директор.
      Тоня решила не настаивать на том, что авторство не ее, а Надежды. В конце концов, какая разница? Вот только почему-то на Лавра ей было стыдно смотреть.
      Она подумала, а вдруг все же он знает, что случилось позапрошлой ночью у заброшенного участка? Сам не участвовал, а сопровождал того, другого?
      — Простите, Лавр, а вас, случайно, не было на вечеринке у Нади? — дерзко спросила она. В конце концов ей терять было нечего.
      — У Нади? — переспросил он, нахмурив лоб. — Вы имеете в виду, что у нас с вами здесь есть общие знакомые?
      — Да это я так, на всякий случай спросила.
      Тоня заставила себя улыбнуться ему. Паранойя! У нее точно уже клиника.
      — Понимаете, моя подруга пригласила на новоселье сто человек. Весь двор столами заставили. При том, что сама она приехала в Раздольный меньше недели назад.
      — Мы с женой тоже были, — ухмыльнувшись, вмешался директор.
      — Вот я и подумала, может, я вас не заметила?
      — А я, увы, не сподобился, — сказал Лавр, — видимо, не успел вписаться, только что приехав в ваш благословенный поселок. А что, считаете, много потерял?
      Значит, на новоселье Лавра не было. И тогда караулить ее он не мог. Иначе как бы он узнал, что Тоня решила пойти пешком?
      Как он, должно быть, удивился ее вопросу! Ни с того ни с сего его спрашивают о том, был ли он на какой-то неизвестной ему вечеринке.
      Но он некоторое время прождал с внимательным выражением лица ее очередного вопроса и, не дождавшись, опять заговорил с директором:
      — Так мы сегодня едем к вашему удивительному камню?
      — Конечно, едем! — оживился директор. — И с нами поедет Антонина Сергеевна, потому что в будущем именно она станет смотрителем нашего даже не сада, а музея камней, который вскоре прославится на весь край!
      — Леонид Петрович! — встревожилась от его энтузиазма Тоня. — Вы меня пугаете. Такой ответственности я не перенесу.
      — Ничего страшного, — отмахнулся тот. — Ходи и показывай. Этот камень у нас называется так, этот — этак. Для верности можно все на самом камне и написать, так что будешь ходить и читать. Тем, кто плохо видит.
      Сказал и расхохотался.
      — А вход будет платный. К бесплатному наши люди относятся с подозрением. Что там еще ты предлагала? Дегустационный зал? Его еще надо построить. Но я уже договорился с одной бригадой, они обещали здание под крышу за две недели вывести. Конечно, придется тебе, Антонина, вроде как прорабом быть. Надзирать за ними.
      В общем, Тоня и оглянуться не успела, как Леонид Петрович стал говорить с ней о Надиной идее как о деле решенном, и выяснилось, что у Тони появилась уйма обязанностей. Даже голова кругом пошла.
      Как говорил в детстве ее маленький брат: «Я так испугался, что с ума не мог сойти!»
      Лавр молча переводил взгляд с одного на другую, поблескивая темно-зелеными глазами, и, наверное, удивлялся про себя их странному разговору.
      Однако как все совпало: это его неожиданное появление в Раздольном и то происшествие невдалеке от ее дома…
      — Ну что, поехали? — спросил у них директор, усаживаясь рядом с водителем и кивая им на заднее сиденье.
      Тоня поспешно открыла дверцу, не давая возможности сделать это Лавру. Ведь он подойдет к ней так близко, что она опять почувствует запах туалетной воды «Босс».
      Можно подумать, что, сидя рядом с ним на заднем сиденье, она этого не учует!
      Однако у Лавра был совсем другой одеколон. И вообще он просто не мог такого сделать! Она невольно покосилась на сидящего рядом мужчину, и он ободряюще ей улыбнулся.
      Директор почти не обращал на молодых людей внимания, а говорил словно для себя и своего водителя:
      — Короче, о музее. Я хочу начать его устройство с доставки именно этой природной скульптуры… Правда, наши раздольновские говорят, что в отрыве от того места, где Плачущая девушка стоит, она не будет производить нужного впечатления, но я думаю, что с таким художником, как Тоня, и с таким инженером, как Лавр, мы сделаем все не только не хуже, а лучше!
      — Минуточку, Леня, — заговорил наконец Лавр, — что ты такое придумал? Можно подумать, я сюда жить приехал. Мне нужно было лишь взглянуть на пещеры да просчитать, сколько будет стоить приведение в порядок центрального входа. Ну там… построить избушку на курьих ножках для тех, кто захочет возле пещер пожить, поставить будочку для кассира… В общем, мне здесь задерживаться будет незачем.
      — Значит, тебе деньги не нужны? — обернулся к нему директор.
      — Деньги всем нужны.
      — У тебя дети маленькие по лавкам плачут?
      — Нет у меня детей.
      — Вот и поработай у меня месячишко. Хочешь, я тебя на квартиру к хорошей женщине устрою? Совхоз будет платить.
      — Квартиру себе я уже нашел.
      — Ну и вот, значит, никаких проблем?
      — Ты застал меня врасплох со своим предложением.
      Лавр посмотрел на Тоню, будто прося у нее совета. Она в ответ только пожала плечами: как она может знать, принимать ему предложение директора или нет?
      Тот, кстати, достаточно напорист, чтобы уговорить сомневающегося.
      — Так думай. У тебя есть еще десять минут… Десять, Назарыч?
      — Пятнадцать, — отозвался водитель.
      — Ну, значит, пятнадцать. Бездна времени!
      Тоня тихонько рассмеялась.
      — Вы думаете, Леонид Петрович со мной предварительно говорил? Нет, я только сейчас узнала как о своем предполагаемом директорстве, так и о строительстве дегустационного зала.
      — Не дрейфь, Титова, прорвемся! Ты молодая женщина, у тебя масса энергии, и я нашел ей применение.
      — Но ведь я художница, — опять попыталась возразить она. — Я привыкла работать в одиночестве и людьми руководить совершенно не умею.
      — Так привыкай, — ничуть не смутился от ее откровенности директор. — Сначала потренируешься на камнях, а потом и к людям перейдешь.
      Он снова рассмеялся. Чувствовалось, веселье из него сегодня так и прет. С чего бы?
      — А в процессе дегустации ты с народом так сдружишься — водой не разольешь! Еще мне спасибо скажешь.
      — Спасибо!
      — Рано, Тонечка, рано… Но затея твоя мне нравится.
      — Да это, откровенно говоря, вовсе не моя затея! — сказала Тоня.
      — Еще лучше! У тебя отличная подруга. Она не только нашла для тебя хорошее дело, но и не стала упоминать свое авторство. Помяни мое слово: прославишься ты на весь край не своим мастерством художника, а именно музеем и дегустационным залом!
      На комплимент его высказывание совсем не походило, потому Тоня не отозвалась, а продолжала посматривать по сторонам, в очередной раз отмечая, как красива местная природа. От одного любования ею человек должен стать долгожителем, потому что цивилизация здесь почти не оказывает на него своего разрушающего действия…
      Водитель у директора совхоза был опытный. Да и стал бы разве Леонид Петрович ездить с другим? Тоня видела со своего места его волосатые жилистые руки, которые не вцеплялись в баранку и даже не держали ее, а касались. И машина слушалась этих касаний, и лезла, и ползла, как пес-вожак в упряжке, повинуясь окрику каюра.
      Вначале они поднимались вверх по какой-то узкой грунтовой дороге, потом долго ехали вниз и, наконец, остановились у небольшой горной речушки, которая вытекала как будто из дыры в скале.
      — Где же ваша Плачущая девушка? — поинтересовался Лавр, украдкой разминаясь.
      В машине он ехал, стараясь не касаться Тони и оттого неудобно скособочившись, потому что чувствовал ее напряжение и не мог понять, что с ней происходит. Неужели он ей так неприятен? Или она чего-то боится?
      — Да вот же она! — Директор подвел Лавра с Тоней к какому-то камню, не сразу увиденному ими — его скрывал торчащий из скалы куст.
      Собственно, девушкой этот камень можно было назвать с большой натяжкой, но главное, что удивляло, — там, где предположительно было лицо, по камню бежали тонкие струйки воды. Один из ручейков, которые во множестве стекали со скалы, падал прямо на старый корень, торчащий из скалы, и далее скатывался на голову «девушки».
      — Да, здесь можно немного поработать резцом, и тогда черты лица проступят более отчетливо, — сказала Тоня мужчинам.
      — И ты сможешь это сделать? — заинтересовался директор.
      — Смогу, конечно, отчего не смочь, — кивнула Тоня, — потом надо места сколов немного состарить, и фигура будет что надо!
      — Чувствую, Титова, что вместе с тобой прославлюсь и я, — потер руки Леонид Петрович.
      — Можно подумать, вас с вашим виноматериалом кто-нибудь не знает, — хмыкнула Тоня.
      — Минуточку, господа, — не слишком вежливо прервал их Лавр, — но тогда фигура эта уже не будет Плачущей девушкой, не так ли?
      — Не так! — Директор подхватил его под руку и подвел ближе к фигуре. — Я уже все продумал. Мы проведем к этой природной скульптуре небольшую водяную трубку, из которой вода так же будет капать на голову и струиться по лицу. Более того, с помощью Антонины Сергеевны мы еще больше увеличим ее сходство с девушкой… Как ты думаешь, двести рублей за вход в сад камней будет не слишком дорого?
      — Включая дегустацию? — уточнила Тоня.
      — Да ладно, уж и пошутить нельзя!.. Я думаю, рублей пятьдесят. Чтобы хоть частично оправдать затраты…
      — Какие затраты? — поинтересовалась Тоня. — Оплату моего скромного труда?
      — А доставку, — разгорячился директор, — а кран, а площадку, на которую мы вывезли уже пять машин гравия?! Представляю, каких трудов будет стоить доставка остальных камней. Вряд ли они лежат возле дороги и их можно вывезти без помощи автокрана…
      — Если совхозу это невыгодно, тогда зачем и затеваться?.. — фыркнула Тоня.
      — Не то чтобы совсем невыгодно. Этот, как его, пиар еще никому не повредил.
      — Все равно не понимаю, зачем вам пиар? — продолжала допытываться Тоня.
      — Не государственные мозги у вас, сударыня. Представь, сегодня губернатор края небось и не знает, где находится наш поселок, правильно? И если обращаться к нему с какими-то своими проблемами, может и отказать. А так… Кто прославляет край, куда едут толпы туристов, где культурная жизнь бьет ключом, тем и помогать надо…
      — Ну уж и ключом!
      — До чего же ты вредная женщина, Титова! Недаром наши мужички-холостячки тебя боятся. Ходят вокруг, облизываются, а ближе подойти боятся…
      Тоня могла бы сказать, что некоторые таки осмелились, подошли, но тут же подумала, что говорить о таком, конечно же, постесняется. Так и будет жить и в каждом мужчине видеть потенциального насильника.
      Лавр с новым интересом взглянул на нее.
      — Так что, сможем мы ее погрузить? — ворвался в мысли Тони голос Леонида Петровича.
      Лавр вернулся к машине, вытащил из нее небольшую дорожную сумку, а уже из сумки — саперную лопатку, подошел к Плачущей девушке и осторожно стал копать у ее основания. Потрогал фигуру, пробуя, не шатается ли, и наконец кивнул каким-то своим мыслям.
      — В крайнем случае придется использовать отбойный молоток, — сказал он директору.
      — А она не треснет?
      — Будем надеяться, — пожал Лавр плечами.
      — Постойте, а где же водопады? — воскликнула Тоня, увидев, что мужчины опять идут к машине.
      — Да вон они, — махнул директор, — надо через эту речушку перебраться, там другая есть, пошире. Приток Челбы…
      Тоня с сожалением взглянула на свои ноги, обутые в короткие кроссовки, больше напоминающие кеды. В такую холодную воду войди — воспаление легких обеспечено.
      Но долго горевать ей не пришлось. Не успела она охнуть, как Лавр подхватил ее на руки, чтобы перенести через речку.
      — Вы там недолго, — крикнул им вслед директор, — а то мне еще в район ехать!
      Один раз Лавр поскользнулся и, удерживая равновесие, крепко прижал ее к себе, но Тоня должна была с сожалением признать, что даже следа того самого одеколона на его коже нет.
      Почему с сожалением? Потому что поняла, что ей бы хотелось знать, что тогда ночью это был он…
      Нет, не то чтобы ей нравились насильники, но вообще-то впервые в жизни она чувствовала себя спокойно в мужских крепких руках. То есть Тонин муж Михаил тоже не был задохликом, но она могла представить его себе в виде мурлыкающего тигра, о котором никак нельзя сказать наверняка, что он приручен и не нанесет человеку никакого вреда…
      Надо же, однако, как вывихнуты у нее мозги! Она хотела бы знать, что этот мужчина, который сейчас нес Тоню на руках, совсем недавно ее изнасиловал!
      Между тем Лавр поставил ее на землю, и она увидела, как за узким перешейком со скалы высотой метров пять низвергается вода, с ревом, брызгами во все стороны, и как этот ревущий поток шутя ворочает многопудовые камни и тащит их за собой словно играючи. Впрочем, эта игра потоку как бы надоедает, он бросает очередную каменную глыбу, тащит за собой следующую, и так на всем пути…
      — Отчего-то наблюдая за водой, льющейся из крана, я никогда не думал о том, что она может быть такой сильной. Вроде и река неширокая, а камни ворочает — будь здоров, — сказал поверх ее плеча Лавр.
      Завороженная зрелищем Тоня не помнила, сколько так стояла, пока ее не коснулась рука Лавра.
      — Ну что, побрели обратно?
      Она скосила взгляд на его ноги, кстати, тоже обутые в кроссовки, и спохватилась:
      — Конечно же, надо идти! Тем более что у тебя промокли ноги… Знаешь, — вспомнила она, — а у меня в сумочке есть коньяк.
      — В самом деле? — не поверил он.
      — В такой плоской фляжке, подруга мне ее подарила. Дала и говорит: сувенир из Америки. А фляжка серебряная… Она, кстати, все время мне пытается что-то дарить.
      Лавр опять подхватил ее на руки и хохотнул:
      — Ну, за такой приз я согласен нести тебя на руках даже не поперек, а вдоль!
      Что это он вдруг словно назад попятился? Нарочно хочет обесценить ту мимолетную искру, которая промелькнула между ними?
      — Скажи, Лавр, а как ты здесь оказался, я имею в виду в Раздольном?
      — Наверное, как и ты.
      — Ты тоже от кого-то убежал?
      Лавр удивленно взглянул на нее и буркнул:
      — Не очень удобное время для серьезного разговора. Помолчи, а?
      — Молчу-молчу, — пробормотала она, прижимаясь щекой к его груди.
      Он опять поскользнулся.
      — Ты хочешь нас утопить, — шепнул он ей в самое ухо.
      — Да здесь воробью по колено! — фыркнула она.
      — То есть ты пытаешься умалить мои заслуги и, как следствие, уменьшить дозу согревающего?
      Опять про коньяк! Как ребенок — протянет руку к интересующему предмету и тотчас отдернет, потому что взрослые говорят ему: нельзя!
      Странно, от того, что он так, может, и не слишком изящно шутил, у Тони внутри стал размерзаться некий комочек, который до сего времени не давал ей свободно вздохнуть. Все-таки она никогда не могла наплевать на отношения между мужчиной и женщиной. Мол, подумаешь, ночь вместе провели. Не считайте секс поводом для знакомства!
      Рассказы подруг о мужчинах-разовиках, то есть тех, с кем у них был мимолетный секс, ее не вдохновляли. Никому не приятно, что его используют, и не обращать внимания на интим она все равно не могла. Вон даже Наде так и не рассказала о мужчине одной ночи.
      — Посмотрели? — встретил их дежурным вопросом Леонид Петрович.
      — Красиво, — сказала Тоня.
      — То-то же, а ты уезжать собралась…
      — Когда? — изумилась Тоня.
      — Не собиралась? Ну значит, мне наврали. И правильно, в поселке будущего должны жить не только земледельцы и виноделы, но и свой заслуженный художник.
      Тоня, не выдержав, прыснула:
      — Это кто ж мне такое звание даст?
      — Мы дадим представление в край, — не моргнув глазом заявил директор. — Вот торжественно откроем наш музей под открытым небом, начнут к нам разные знаменитости ездить. И станут спрашивать: кто же такую красоту придумал? А мы им: наша художница, Титова Антонина Сергеевна!
      Но Тоня слушала его вполуха. Так, как, наверное, слушали многие посельчане, когда директор в очередной раз рисовал им картину светлого будущего. Они даже не замечали, что шажок за шажком, метр за метром их директор подвигался к своей цели. И вот уже стали жить лучше. И завели свой кинотеатр, маленький, на сто двадцать посадочных мест, но ведь он есть. И картины в нем показывают самые современные. Не какие-нибудь сто вторые копии, а самые первые, без обрыва и хрипов.
      И уже кто-то роет котлован под будущее кафе…
      — Титова? А почему — Титова? — шепотом спросил ее Лавр. — Насколько я помню, ты брала фамилию мужа — Страхова.
      — А я взяла саморазвод! — пошутила она.
      Отвинтила колпачок у фляжки — по салону поплыл запах хорошего коньяка.
      — Вы что это, тайком употребляете? — обернулся к ним директор, протягивая руку к фляжке. — Надо по старшинству!
      — Лавр ноги промочил, — сообщила ему Тоня.
      — Видишь, промочил, а у меня внутри сухо, как в пустыне, — сказал Леонид Петрович, отпивая коньяк прямо из фляжки. — Хорошо! — мечтательно проговорил он. — Вот и я подумываю, не открыть ли нам цех по производству коньяка? Съезжу к Шовгенову, посмотрю на его виски, да и сам займусь чем-нибудь этаким…
      Он вздохнул и вернул фляжку Тоне.
      — А если и вправду промочил, так ты, Титова, займись мужиком. Простудится — будешь виновата. Ноги там ему попарь или еще что, а то и к бабке Суворовой за травой сбегай. Ты же знаешь, болезнь лучше предупредить.
      — Ничего со мной не случится! — отозвался Лавр.
      — Береженого Бог бережет, — строго сказал ему директор и наказал водителю: — Молодых людей отвези к Титовой домой, потом за мной заедешь.
      Он вышел у дирекции совхоза, а водитель и вправду доставил Тоню с Лавром к ее дому.
      Тоня мысленно вздохнула: опять ей придется что-то выяснять, какие-то отношения налаживать. «А ты как раз вывесила мозги на просушку! — отчего-то развеселился внутренний голос. — И теперь ленишься приводить их в рабочее состояние».
      «Ленюсь, — согласилась она, — когда привыкла плыть по течению, трудно заставить себя взяться за весла».
      — Так ты что, рядом с моей квартирной хозяйкой живешь? — вполне натурально удивился Лавр, после чего всякие подозрения в его адрес моментально отпали.
      — Так совпало, — пожала плечами Тоня, открывая калитку.
      Он медленно вошел, оглядываясь по сторонам. Тоня опустила глаза и возле куста сирени увидела свои вещи, в которых вчера обливалась. Она нарочно пошла справа от Лавра, закрывая собой неприглядное зрелище. Это же надо, не убрала следы своей психологической оргии!
      — Разувайся! — войдя в дом, скомандовала она Лавру и побежала на кухню греть воду. У нее в специальной пристройке стоял газовый баллон, так что Тоня пользовалась газовой плитой.
      По пути она забежала в свою комнату, переоделась в лосины и футболку. Возвращаясь, привычно взглянула на себя в зеркало: на щеках ее цвел румянец, глаза этак живенько блестели.
      — Сейчас чайник закипит, будем греть тебя с двух сторон: парить ноги и поить чаем с малиной. Пропотеешь, согреешься, а завтра будешь как огурчик…
      — Ты изменилась, — сказал Лавр дежурную фразу. — Я имею в виду здесь, в этих горах, ты стала другой. Впрочем, ты и раньше была красива, а теперь просто расцвела. Мне тогда ты все же казалась такой бледной и… анемичной, что ли…
      — Что, анемичной? — расхохоталась Тоня. — Понятно, отчего теперь я кажусь тебе здоровой. Немного румянца благодаря свежему воздуху, никакого контроля за режимом питания, бутерброды на ночь… Ты не пробовал вырезать из дерева скульптуры?
      — Зачем? — не понял он.
      — Просто это требует определенных усилий и крепких рук. У меня прежде мечта была: резьба по дереву. Здесь вот и осуществилась. Женщины этим редко занимаются. Считается неженским делом… Между прочим, на речке я задавала тебе вопрос, а ты не захотел на него ответить…
      Лавр не стал спрашивать, какой именно, значит, тоже думал об этом.
      — Сейчас я взглянул на происходящее твоими глазами и увидел все странности моего приезда. Объяснения шиты белыми нитками, а то, что я снял квартиру по соседству с твоим домом, и вовсе. Наверное, ты мне не поверишь…
      — Поверю! — с нажимом сказала Тоня.

      — Я просто не знал, что сказать, потому что и сам ничего толком не понял. Как раз временно я оказался не у дел, и тут у меня дома появился твой муж…
      — Бывший муж, — поправила Тоня.
      — Тогда я не знал, что бывший. Вот он и сказал мне: «Не хочешь съездить в предгорье, в поселок Раздольный? У меня там интересы. Посмотри, за что можно зацепиться. В смысле есть ли ниша для какого-нибудь бизнеса? Если есть, я готов спонсировать твою фирму».
      — Причем обо мне ни словом не обмолвился?
      — Ни словом, — согласился Лавр. — Наверное, от того, что знал… что я…
      Он умолк, запутавшись.
      — Что он знал? — спросила Тоня, не сразу поняв причину его волнения. Хочет сказать, что был влюблен в Тоню без всякой надежды на взаимность?
      Она взглянула на сидящего Лавра сверху вниз — как раз стояла перед ним с тазиком, а на кухонном столе закипал электрический чайник. И ведь красавец, можно сказать, писаный, но отчего у нее внутри ничего на эту красоту не реагирует? Иная женщина небось полжизни отдала бы, чтобы вот так остаться с ним наедине. Может, ему как раз и нравятся женщины, которым он не нравится, иначе почему в тридцать три — тридцать четыре года он до сих пор один?
      — …Я еще спросил: а не далековато ли, двести с лишним километров? А он: твое дело все продумать и организовать, а уж остальное предоставь мне… Это показалось странным, да и не было вроде причины соваться сюда очертя голову. Спонсорские деньги тоже ведь надо отдавать. Теперь-то я понимаю… А тогда просто решил поехать. Проветриться заодно. Весна, все кругом цветет. Даже странно, в апреле уже плюс тридцать было. Давно такого тепла не помню.
      Тоня сходила на кухню, где вскипевший чайник уже выключился, и принесла все необходимое для того, чтобы Лавр мог попарить ноги. Директор прав, простудиться ему ничего не стоит…
      И подумала мимоходом, до чего у мужика имя неудобное: Лавр! Будто жуешь что-то большое, едва помещающееся во рту.
      Отчего-то он прочел именно эти ее последние мысли и сказал:
      — Можешь звать меня Гришкой.
      — Ну и ну! Ласкательное имя для Лавра — Гришка?
      — Просто моя фамилия — Григорьев, в школе меня Гришкой звали, да и в институте. Можно было бы вообще имя в паспорте поменять, но я как представлю эту всю возню с документами…
      — А можно — Гриша?
      — Можно. Все, кроме Лавр.
      — Кто это тебя так назвал?
      — Отец. Он у меня историком был. Говорил, что так звали генерала Корнилова. Терпения ему хватило лишь на то, чтобы дать мне ненавистное имя, а потом навсегда исчезнуть.
      — Ты даже не знаешь, жив ли он?
      — Не знаю и знать не хочу! — Он дернулся на табурете, куда посадила его Тоня, и она чуть не ошпарила его кипятком.
      — Спокойнее, больной! — предупредила она. — Вы нарушаете правила техники безопасности.
      — Прости.
      Теперь он сидел спокойно, как благовоспитанный ребенок, пока Тоня открывала для него баночку малины. Она купила варенье у Маши за чисто символическую плату. «Прошлогоднее, — призналась та, — ведро сварила, а мои оглоеды его есть не хотят! С него, говорят, потеешь. Понятное дело, малина ведь…»
      Теперь вот и Тоне пригодилось. Но обо всем текущем она думала упорно, чтобы страх, загнанный ею вглубь, не вырвался наружу. Значит, зря она уезжала сюда с такими предосторожностями. Михаил все равно нашел ее и в скором времени наверняка нагрянет к ней, чтобы разобраться. И зачем он наплел товарищу про какие-то свои интересы? Теперь если он ее убьет, то Лавр может стать свидетелем… Или он и Лавра решил замочить?
      Не может быть, чтобы он так любил Тоню, что согласен был заплатить большие деньги, чтобы только иметь благовидный предлог здесь появиться! Значит, она для него так опасна, что — смотри выше…
      Однако у нее фантазия! Закрутила. Чего, в самом деле, Михаилу нарезать круги возле собственной жены? Приехал, кокнул и уехал. А себе бы алиби организовал.
      Сидя в кресле напротив Лавра — про себя она все равно называла его так, — Тоня думала, что имя Михаила не упоминалось десять месяцев, и вдруг в одночасье…
      Надя! — осенило ее. Мужчина, которого она встретила в аэропорту, конечно же, был Михаил. И упоминание о том, что она перед Тоней виновата, неспроста. Тот проводил ее к Тониной матери, Надежда взяла адрес и передала ему. Вот и вся загадка. Лучшая подруга, надо думать, из лучших побуждений продала ее с потрохами!
      — Тоня, что-нибудь случилось? — окликнул ее Лавр.
      Она подняла на нечаянного гостя замутненные переживаниями глаза. Может, рассказать обо всем Лавру? Он кажется таким надежным. Но тут она вспомнила, что и Михаил казался ей надежным. Теперь поздно куда-то уезжать, а здесь спрятаться негде. Разве что попросить проводника отвести ее в какую-нибудь далекую пещеру и там оставить…
      — Я пропала, — сказала она.
      — В каком смысле?
      — В прямом. Как пропадают. С концами.
      — Ты имеешь в виду, что тебе… кто-то угрожает?
      Угрожает? Ах да, это он прочел страх в ее глазах.
      — Я думала, меня здесь не найдет… мой муж.
      — Так это… ты его боишься?.. Погоди, дай мне какое-нибудь полотенце для ног.
      — Ты их не попарил совсем.
      — Хватит, я чувствую, что простуда прошла мимо…
      — Ну тогда надень вот эти носки. — Тоня протянула ему пару носков из собачьей шерсти, которые на районном рынке ей просто всучила какая-то старушка. Они были Тоне великоваты, но старушка уверила, что ничего страшного, потому что когда она носки постирает, те «усядут».
      Лавр надел носки и так резко выпрямился, что едва не опрокинул таз, а потом они одновременно за ним нагнулись и стукнулись лбами.
      — Это я во всем виновата. В последнее время я хожу сама не своя, все из рук валится, — призналась Тоня. — А ведь всего несколько дней назад я была совершенно свободна и счастлива.
      — Здесь, в этом поселке? — удивился он.
      — Именно здесь. Я будто заново родилась. Здесь такой удивительный воздух, да и люди… По крайней мере завистники если и есть, то очень мало…