Глава 1

Согласно установившейся практике и должностным инструкциям полицейского управления Лос-Анджелеса, вызов под кодом «26» требует незамедлительного ответа, одновременно нагоняя страху даже на тех, чья грудь защищена пуленепробиваемым жилетом. А все потому, что вызов способен коренным образом изменить карьеру того, кто его принял. Цифра «2» в коде означает срочность, тогда как шестерка указывает на шестой этаж Паркер-центра, откуда шеф полиции осуществляет управление.

Детектив Гарри Босх отслужил в полиции двадцать пять лет и никогда не получал прямого вызова к высшему начальству. Он вообще, если не считать церемонии вручения жетона в полицейской академии в 1972-м, ни разу не удостоился чести пожать шефу руку или поговорить с ним лично. Босх пережил семерых начальников и, разумеется, видел их на совещаниях и похоронах, но в повседневной жизни ни с одним так и не встретился. Утром того дня, на который пришлось возвращение на службу после трехгодичной отставки, звонок с кодом «26» застал Босха перед зеркалом в ванной, где он завязывал галстук. Звонил адъютант шефа. Босх не стал спрашивать, откуда у них номер его сотового, понимая, что возможности столь высокого начальства велики, почти неограниченны. Он лишь пообещал прибыть в течение часа, на что адъютант ответил, что его ждут раньше. Завязывать галстук Гарри закончил уже в машине, мчась по автостраде номер 101 со всей скоростью, какую только позволяло оживленное в этот час движение.

Ровно через двадцать четыре минуты после окончания разговора с адъютантом Босх прошел через двойные двери кабинета начальника на шестом этаже Паркер-центра. Он полагал, что установил своего рода рекорд, пусть даже и припарковался в неположенном месте на Лос-Анджелес-стрит непосредственно перед зданием полицейского управления. Если уж они знают номер его личного сотового телефона, то наверняка в курсе, каких трудов стоит добраться до центра от Голливудских холмов менее чем за полчаса.

Однако адъютант, лейтенант Хоман, вовсе не спешил поздравлять Босха с выдающимся достижением. Скользнув по нему равнодушным взглядом, он лишь указал на пластиковый диванчик, где уже сидели в ожидании вызова два человека.

– Вы опоздали, – сказал Хоман. – Садитесь.

Босх не стал протестовать, чтобы не усугублять ситуацию. Подойдя к дивану, он сел между двумя полицейскими в форме. Оба держались напряженно и были явно не расположены к общению. Босх решил, что они тоже получили срочный вызов.

Прошло десять минут. Соседей Гарри вызвали раньше, по одному, и на каждого шеф потратил примерно пять минут. Когда в кабинете был второй, Босх уловил доносящиеся из-за двери святая святых громкие голоса, а когда офицер наконец вышел, лицо его было пепельно-серым. Похоже, он как-то прокололся в глазах шефа, который, как поговаривали – кое-какие слухи доходили даже до пребывавшего в отставке Босха, – не терпел проколов со стороны подчиненных. В «Таймс» писали об одном высоком чине, пониженном в должности лишь за то, что он не уведомил начальника о происшествии с сыном некоего члена городского совета, выступавшего обычно на стороне критиков департамента. О случившемся шеф узнал только тогда, когда расстроенный папаша обратился с жалобой на незаконное задержание и грубое обращение с его отпрыском, как будто это полицейские заставили юнца выпить шесть мартини с водкой в баре «Мармаунт», а потом, по пути домой, врезаться в дерево на Малхолланд-драйв.

Наконец Хоман положил трубку и ткнул пальцем в Босха. Гарри поднялся, и его быстро провели в угловой кабинет с видом на Юнион-стейшн и прилегающее железнодорожное депо. Вид был неплохой, хотя и не самый лучший, что, впрочем, не имело значения, поскольку само здание уже попало в список намеченных к сносу. Департамент же предполагалось разместить в неких временных офисах, пока на старом месте будет построена новая штаб-квартира. Нынешнее здание рядовые копы нередко называли «стеклянным домом», имея в виду слабую защищенность хранящихся в нем тайн. Интересно, спрашивал себя Босх, как окрестят новое здание?

Начальник полиции сидел за большим письменным столом и подписывал бумаги. Не поднимая головы, он пригласил Босха садиться, а секунд через тридцать, подписав последний документ, взглянул на него. С улыбкой.

– Мне хотелось лично познакомиться с вами и поздравить с возвращением в департамент.

В голосе шефа отчетливо слышался восточный акцент. Впрочем, Босх ничего не имел против. В Лос-Анджелесе все приезжие. В этом заключалась одновременно сила и слабость города.

– Возвращаться всегда приятно, – сказал Босх.

– Вы понимаете, что оказались здесь благодаря мне.

Интонация была утвердительной.

– Да, сэр, понимаю.

– Вы также понимаете, что, прежде чем принять решение, я провел тщательную проверку. У меня были некоторые опасения по поводу… скажем так, стиля вашей работы, но в конце концов ваш талант перевесил недостатки. Можете также поблагодарить вашу напарницу, Кизмин Райдер, за предпринятые ею лоббистские усилия. Она хороший офицер, и я ей доверяю. А она верит в вас.

– Я уже поблагодарил ее, но сделаю это еще раз.

– Знаю, после вашей отставки прошло три года, и уверяю, детектив Босх, департамент, в который вы возвращаетесь, совсем не похож на тот, из которого вы ушли.

– Понимаю.

– Надеюсь. Вы знаете о согласительном декрете?

Непосредственно после выхода Босха в отставку предыдущий шеф полиции был вынужден дать согласие на ряд реформ, дабы избежать унизительного перехода полицейского управления Лос-Анджелеса под контроль федералов как следствия проведенного ФБР расследования тотальной коррупции, злоупотребления насилием и массового нарушения гражданских прав со стороны как рядовых полицейских, так и высоких чинов. Нынешнему шефу пришлось исполнять соглашение – в противном случае приказы ему отдавало бы ФБР, чего не желал никто, начиная с самого шефа и заканчивая последним копом.

– Да, я читал об этом, – сказал Босх.

– Хорошо. Рад, что вы в курсе событий. И я также рад сообщить, что – вопреки тому, что пишут о нас в «Таймс», – мы добились огромного прогресса и желаем продолжать движение в этом направлении. Мы также предпринимаем усилия по технической модернизации департамента. Мы делаем много хорошего и не допустим возвращения к прежним методам, что привело бы к падению доверия к нам со стороны общественности. Вы понимаете, о чем я?

– Наверное.

– Ваше возвращение сюда еще не гарантировано. Мы даем вам год испытательного срока. Так что считайте себя новобранцем. Старейшим из новичков. Я одобрил ваше возвращение, но я же могу и уволить вас в любой момент и без объяснения причин. Не давайте мне повода.

Босх промолчал, решив, что ответа от него и не ждут.

– В пятницу мы выпускаем новых кадетов. Я хочу, чтобы вы были в академии и присутствовали при этом.

– Сэр?

– Да, я хочу, чтобы вы были там. Хочу, чтобы вы увидели лица наших выпускников, преданность в их глазах. Хочу, чтобы вы заново осмыслили традиции департамента. Думаю, это пойдет вам на пользу, поможет многое переосмыслить и проникнуться духом истинных традиций.

– Раз вы хотите, чтобы я там был, я там буду.

– Хорошо. Увидимся в академии. Вам отведут место в VIP-ложе как моему гостю.

Он сделал пометку насчет приглашения на листке рядом с ежедневником, потом отложил ручку и, подняв руку, нацелил на Босха указательный палец. Взгляд шефа стал жестким.

– Слушайте меня, Босх. Не преступайте закон. Даже для того, чтобы утвердить закон, не преступайте его. Делайте свою работу так, как это определено положением, и с состраданием к людям. Другого я не потерплю и не приму. Этот город не примет другого. Договорились?

– Договорились.

– Тогда мы сработаемся.

Босх понял, что разговор закончен, и встал. К его удивлению, шеф тоже поднялся и протянул руку. Поняв жест как приглашение к рукопожатию, Босх протянул свою. Шеф положил что-то ему на ладонь. Гарри опустил глаза – золотой полицейский жетон. С его старым номером. Оказывается, его никому не отдали. Босх едва не улыбнулся.

– Носите с достоинством и гордостью, – сказал шеф.

– Да.

Вот теперь настал момент пожать друг другу руки. Только шеф при этом не улыбался.

– Хор забытых голосов, – сказал он.

– Извините, сэр?

– Так мне это представляется, когда я думаю о делах, хранящихся в отделе нераскрытых преступлений. Наш величайший позор. Каждое дело – голос. Каждое – камень, брошенный в воду. Круги идут и идут, через время, через людей. Через семьи, друзей, соседей. Можем ли мы называть себя городом, когда вокруг столько кругов, столько забытых нами голосов?

Босх отпустил его руку и ничего не сказал. Ответа на этот вопрос просто не было.

– Придя в департамент, я изменил название отдела. Его называли отделом забытых дел. Теперь он называется отделом заново открытых дел.

– Понимаю.

– Тогда идите и работайте. Займитесь ими и докопайтесь до истины. Такова ваша задача. Вы это умеете. Поэтому мы и нуждаемся в вас. Поэтому вы здесь. Поэтому я и даю вам шанс и беру на себя ответственность. Покажите всем, что мы ничего не забываем. Покажите всем, что в Лос-Анджелесе нет забытых дел.

– Да, сэр.

Он вышел, а начальник полиции так и остался стоять, будто вслушиваясь в те, несмолкающие, голоса. Босх и сам слышал их. Сейчас он подумал, что, пожалуй, впервые за все время по-настоящему понял человека, стоящего над ним, на самом верху. В армии говорят, что, идя в бой, ты должен быть готов не только драться, но и, если потребуется, умереть за тех, кто послал тебя туда. В сумрачных джунглях Вьетнама Босх никогда не чувствовал этого. Там он был одиночкой, дрался только за себя, только ради того, чтобы остаться в живых. Позднее, работая в полиции, Босх чувствовал то же самое, а иногда ему даже казалось, что он дерется вопреки тем, кто сидит наверху.

Может, теперь что-то изменится.

В коридоре Босх поймал себя на том, что нажимает на кнопку вызова лифта сильнее обычного, и понял, что это из-за волнения, из-за бурлящей в нем энергии. Хор забытых голосов. Похоже, начальник полиции знал, о чем поют эти голоса. Сам Босх знал это давно. Их песню он слышал едва ли не всю свою жизнь.

Глава 2

Босх спустился на лифте всего на один пролет, с шестого на пятый этаж. Здешняя территория тоже была ему в новинку. Когда-то пятый этаж находился целиком в ведении гражданских. Здесь размещались административные офисы нижнего и среднего звена, большую часть сотрудников которых составляли штатские: аналитики, бухгалтеры и прочие бумагомаратели. Те, кто не принимал присягу. Прежде у Гарри никогда не возникало необходимости появляться здесь. Он и не появлялся.

Какие-либо указатели, которые могли бы послужить ориентиром в лабиринте коридоров, отсутствовали. Бывают такие этажи, где каждый, выходя из лифта, уже точно знает, куда именно идти. Босх не принадлежал к числу этих счастливых людей. Своим расположением коридоры напоминали букву «Н», и он дважды ошибся, прежде чем отыскал дверь с номером 503. Больше на двери ничего не было. Прежде чем войти, Босх постоял, раздумывая над тем, чем предстоит заниматься и что его ждет. Он знал, что все делает правильно. На мгновение ему даже показалось, что из-за двери доносятся те самые голоса. Все восемь тысяч.

Киз Райдер сидела на столе со стаканчиком дымящегося кофе. Стол выглядел так, как выглядят обычно столы в приемных, но Босх, уже не раз звонивший сюда, знал – приемной на этаже нет. Департамент просто не мог позволить себе такую роскошь. Райдер подняла руку, посмотрела на часы и покачала головой.

– Мы вроде бы договаривались на восемь. Так-то собираешься работать, напарник? Приходить когда захочется, да?

Босх тоже посмотрел на часы. Они показывали пять минут девятого. Он перевел взгляд на Киз и улыбнулся. Она улыбнулась в ответ.

– Теперь наше место здесь.

Райдер была невысокого роста и носила на себе пару лишних фунтов. В коротких волосах уже мелькала седина. Кожа у нее была необыкновенно черная, отчего улыбка казалась еще ослепительнее. Кизмин слезла со стола и протянула Босху второй стаканчик, прятавшийся прежде за ее спиной.

– Посмотрим, так ли все сделала.

Босх сделал глоток и одобрительно кивнул:

– Все правильно, черный. Мне и напарники больше черные нравятся.

– Насмешил. Надо записать.

Она провела его в казавшийся пустым офис. Помещение было большое, даже принимая во внимание то, что в нем работали девять следователей – четыре группы и начальник отдела. Стены покрашены бледно-голубой краской того оттенка, который Босх часто видел на мониторах компьютеров. На полу – серое покрытие. Окна отсутствовали. В тех местах, где они могли бы быть, красовались взятые в аккуратные рамочки фотографии с мест преступлений прошлых лет и доска объявлений. Босх знал, что, делая черно-белые снимки, фотографы нередко отступают от клинической точности и простоты в пользу присущего им в разной степени профессионального артистизма. Упор часто делался на настроение и тени, в которых терялись немаловажные детали. Райдер как будто почувствовала, что он рассматривает фотографии.

– Говорят, снимки для офиса отбирал писатель, Джеймс Эллрой. Он же и рамочками занимался.

Обогнув перегородку, делившую помещение надвое, Кизмин показала ему закуток с двумя серыми металлическими столами, стоявшими впритык, так что детективы волей-неволей сидели лицом друг к другу.

Киз поставила стаканчик на свой стол, на котором уже высилась стопка папок. Там же стояла кофейная чашка, битком набитая карандашами и ручками, и рамка, повернутая таким образом, чтобы фотография в ней оставалась не видна. Рядом гудел включенный ноутбук. Райдер перешла на новое место неделей раньше, пока Босх проходил медицинское обследование и заполнял бумаги, необходимые для возвращения на работу.

Второй стол, чистый и пустой, ждал его. Гарри сел на стул и поставил стаканчик. Рот сам растягивался в улыбку, и ему с трудом удавалось сохранять серьезный вид.

– С возвращением, Рой, – сказала Киз.

Босх не выдержал и улыбнулся, подумав, как приятно, когда тебя снова называют Роем. Многие из детективов отдела убийств помнили и соблюдали эту традицию. Много лет назад в голливудском отделе департамента работал человек по имени Рассел Кастер. Профессионал до мозга костей, через руки которого прошли десятки начинающих. В 1990-м Кастера убили в банальной перестрелке, когда он возвращался после смены домой. Но традиция называть друг друга Рой – независимо от настоящего имени – так и осталась. Почему Рой – этого уже никто толком не помнил. Одни утверждали, что так звали напарника Кастера, которому очень нравился Рой Экафф.[2] Другие утверждали, что Кастеру нравилось, когда коп действует в манере Роя Роджерса,[3] парня в белой шляпе, всегда готового прийти на помощь и восстановить справедливость. Впрочем, это уже не имело значения. Босх просто считал честью для себя зваться Роем.

Он сел. Стул оказался старый, сиденье комковатое, так что боль в спине была гарантирована. Босх надеялся, что просиживать штаны не придется. Всю свою карьеру ему пришлось жить под девизом: «Не просиживай штаны – стучи в двери». Вряд ли за время его отсутствия это правило изменилось.

– Где все?

– Завтракают. Совсем забыла. На прошлой неделе мне сказали, что по понедельникам все обычно приходят пораньше и встречаются за завтраком. Ходят в «Пасифик». Вспомнила только сегодня, когда пришла и никого не застала. Ничего, скоро вернутся.

Вагон-ресторан «Пасифик» давно пользовался популярностью у высших чинов полицейского управления Лос-Анджелеса и детективов отдела убийств и ограблений. Босх знал не только это, но и кое-что еще.

– Двенадцать баксов за яичницу. Похоже, здесь внеурочные оплачиваются дополнительно.

Райдер улыбнулась и кивнула:

– Так и есть. Но ты все равно не успел бы управиться со своей яичницей. Полетел бы к шефу.

– Ты и об этом слышала?

– Держу ушки на макушке. Жетон получил?

– Да.

– Я сказала ему, какой номер ты хотел бы иметь. Тот?

– Да, Киз, спасибо. Спасибо за все.

– Ты меня уже поблагодарил. Не надо повторяться.

Босх кивнул и огляделся. На стене за спиной Райдер висела фотография, запечатлевшая двух детективов у тела, лежавшего на сухом бетонном дне реки Лос-Анджелес. Судя по шляпам, дело было в начале пятидесятых.

– С чего начнем?

– Все дела разделены на несколько блоков с временным периодом в три года. Начинаем с самого раннего и идем по порядку. Говорят, с эпохой лучше знакомишься. К тому же помогает идентифицировать серийных убийц. За два года нашли четверых, о которых никто ничего и не знал.

Босх понимающе кивнул.

– Какие годы у нас?

– У каждой группы четыре-пять блоков. Мы новенькие, так что нам досталось четыре. – Она выдвинула средний ящик стола, достала листок и протянула Босху.

Босх/Райдер

1966 1972 1987 1996

1967 1973 1988 1997

1968 1974 1989 1998

Он внимательно просмотрел список порученных дел. Те, что вошли в первый блок, приходились на тот период, когда его не было в городе, и на время службы во Вьетнаме.

– Лето любви. Я его пропустил. Может, поэтому у меня все не так.

Босх сказал это просто так, чтобы что-то сказать. Второй блок начинался с 1972-го – года, когда он пришел в полицию. На второй день, когда они были в патруле, позвонили из Вермонта. Женщина попросила полицию проверить ее мать, которая не отвечала на звонки. Босх обнаружил ее в ванне, утопленную, с руками, связанными собачьими поводками. Вместе с ней в ванной лежала и мертвая собачка. Интересно, может быть, сейчас ему достанется то, так и оставшееся нераскрытым, убийство.

– Почему мы получили именно эти годы?

– Они перешли к нам от других групп. Ребят немного разгрузили. А вообще-то начали издалека. Я слышала в пятницу, что нам подбросили один горячий «висяк» от восемьдесят восьмого. С него сегодня и начнем. Такой вот подарок по случаю возвращения.

– Что значит горячий «висяк»?

– Это когда обнаруживается совпадение по ДНК, или компьютер выдает что-то новенькое, или министерство юстиции просто тычет пальцем наугад.

– В нашем случае?

– Кажется, совпадение по ДНК. Скоро узнаем.

– А на прошлой неделе тебе ничего не сказали? Я бы мог просмотреть материалы за уик-энд.

– Знаю, что мог бы, Гарри. Но дело старое, так что спешить особенно некуда. В этом отделе работают немного по-другому.

– Да? И как же?

Райдер раздраженно посмотрела на него, но ответить не успела – дверь открылась, и офис стал заполняться людьми. Райдер вышла из закутка. Босх последовал за ней. Она представила его остальным сотрудникам отдела. Двух детективов, Тима Марсию и Рика Джексона, Гарри знал по прошлой работе. Две другие группы составляли Роберт Реннер с Виктором Роблето и Кевин Робинсон с Джин Норд. Их, как и Альберта Пратта, начальника отдела, Босх знал только понаслышке. Каждый считался следователем высокого класса.

Встретили его радушно, но не шумно, немного сдержанно. Босх понимал, что к нему, возможно, относятся настороженно и даже с подозрением. На место в отделе претендовали многие детективы, и тот факт, что оно досталось человеку, вернувшемуся на службу после трехлетней отставки, вызывал вопросы. Понимал Босх и то, что – как напомнил шеф – своим назначением обязан в первую очередь Киз. Последнее время она находилась в штате начальника полиция в должности аналитика. Все плюсы, которые давала приближенность к шефу, Киз променяла на возможность работать с «возвращенцем» в отделе заново открытых дел.

После всех рукопожатий Пратт пригласил Босха и Райдер в свой кабинет для отдельного разговора. Он сел за стол, а они устроились рядышком на стульях. Для какой-либо другой мебели в похожей на чулан комнате места не хватило.

Пратт был на несколько лет моложе Босха и еще только приближался к пятидесяти. Он держал себя в форме и вообще берег честь мундира высоко задиравшего нос отдела убийств и ограблений, составной частью которого и являлось его подразделение. Впрочем, иначе и быть не могло. ОГУ брал на себя расследование большинства тяжких преступлений. Босх знал, что если ты сам не считаешь себя хитрее, умнее и круче тех, за кем охотишься, то попал не на свое место.

– Вообще-то я бы разделил вас двоих, – начал Пратт. – Дал бы вам поработать с теми, кто здесь давно, у кого есть опыт, потому что работа в нашем отделе имеет определенную специфику и отличается от того, чем вы занимались прежде. Но мне позвонили с шестого этажа, и я не стал возражать. Кроме того, насколько я понимаю, вместе у вас очень даже неплохо получалось. Забудьте о том, что я хотел сделать, и позвольте рассказать, как мы работаем с нераскрытыми делами. Знаю, Киз, вы уже прослушали эту речь на прошлой неделе, но придется немного потерпеть, хорошо?

– Конечно.

– Во-первых, забудьте такой термин, как «забытое дело». Это чушь. Выдумка прессы. Измышление. Шутка. Гнусная ложь. Мы здесь занимаемся тем, что находим ответы. Все, точка. Не позволяйте себе заблуждаться относительно этого. Не вводите в заблуждение членов семей, с которыми вы работаете по делу, и не давайте им сбить вас с толку.

Он взял паузу, ожидая реакции, но ее не последовало. На стене висела фотография мужчины, лежавшего на полу в изрешеченной пулями телефонной будке. Босх подумал, что такие телефонные будки можно увидеть разве что в старых картинах, которые крутят в «Фармерс маркет» или «Филиппе».

– Другого отдела, который занимался бы столь благородным делом, в этом здании не найти, – продолжил Пратт. – Город, забывающий своих мертвецов, жертв убийств, – пропащий город. Здесь их не забывают. Мы те, кого выпускают на поле и конце игры, на последней подаче, чтобы выиграть или проиграть. Мы те, кто подводит черту, ставит точку. Если не сможем мы, не сможет никто. Если мы лепим мимо, игра заканчивается, потому что это последний шанс. Да, численный перевес не на нашей стороне. У нас восемь тысяч нераскрытых дел, начиная с шестидесятого. Но нас это не пугает. Даже если весь отдел доводит до конца лишь одно дело в месяц – двенадцать в год, – все равно это что-то. Мы – замыкающие. Мы – вершители. Если вы занимаетесь убийствами – ваше место здесь.

Речь произвела впечатление. В глазах Пратта Босх видел искренность и боль, в голосе слышал пыл неравнодушия. Он кивнул. Он сразу понял, что хочет работать с этим человеком. Такое в департаменте случалось нечасто.

– У вас обоих большой опыт работы. Здесь вы обнаружите одно отличие: ваше отношение к делу.

– Отношение?

– Да, отношение. Со свежими убийствами работают по-другому. Там у вас есть тело, есть результаты вскрытия, вы сообщаете новость родным. Здесь мы занимаемся теми, кто давно мертв. Ни вскрытия, ни следов на месте преступления, ни горячих еще улик. Только уголовное дело – если найдете – и архивные материалы. Вы идете к родным – поверьте, идти к ним лучше только тогда, когда вы уже готовы, – и видите людей, которые уже испытали шок и либо нашли средства преодолеть его, либо не нашли их. Вам будет тяжело. Надеюсь, вы понимаете, за что беретесь.

– Спасибо за предупреждение, – сказал Босх.

– Свежее убийство – клинический случай, потому что вас подгоняет время. Со старым – проблема в эмоциональной сфере. Вы увидите отпечаток насилия на тех, кто его пережил. Будьте готовы.

Пратт передвинул на середину стола толстую синюю папку в переплете и начал подталкивать к ним, но остановился.

– И еще к одному вам нужно быть готовыми. Не рассчитывайте на то, что найдете все материалы по делу. Не рассчитывайте на то, что обнаружите в архиве вещественные доказательства – их могли уничтожить, они могли пропасть. Рассчитывайте на то, что в некоторых случаях начинать придется с нуля. Наш отдел сформировали два года назад. Первые восемь месяцев ушли на проверку журналов регистрации и отбор незакрытых дел. Мы прошли все круги системы, но постоянно наталкивались на препятствия, главное из которых – неполнота материалов. Порой у нас опускались руки. Вы знаете, что на дела по убийствам нет ограничения по срокам хранения, однако каждый раз мы сталкиваемся с тем, что в период руководства по крайней мере одной администрации шло рутинное уничтожение вещественных улик и даже следственных материалов. Я хочу, чтобы вы поняли – в некоторых случаях самой большой помехой становится сам департамент.

– Я слышал, что в одном из наших дел открылись новые обстоятельства, – сказал Босх. Того, что они услышали, было вполне достаточно – ему не терпелось сдвинуться с мертвой точки.

– Да, есть такое, – подтвердил Пратт. – Сейчас мы к этому перейдем. Сначала позвольте закончить. В конце концов, мне не часто удается произносить речи. Короче говоря, мы пытаемся применить к старым делам новые технологии, новые методики. Есть три главных направления: ДНК, отпечатки и баллистика. На всех трех в последние десять лет достигнут феноменальный прогресс. Проблема департамента в том, что эти достижения не применялись к старым делам. Как следствие такого упущения мы имеем примерно две тысячи дел, в которых никогда не проводился анализ ДНК. С шестидесятых у нас скопилось четыре тысячи дел с отпечатками, которые никогда не прогонялись через компьютер. Независимо от того, чей это компьютер – наш, ФБР, министерства юстиции или какой-то другой службы. Можно было бы посмеяться, если бы все это не было так чертовски печально. То же самое и с баллистикой. По большинству дел мы имеем вещественные улики, но они просто игнорируются.

Босх покачал головой. Он уже ощущал разочарование родственников погибших, видящих, как преступления против их близких заметает пороша времени, безразличия и некомпетентности.

– Вы увидите, что технологии сейчас совсем другие. Сегодняшний полицейский оснащен гораздо лучше, чем его собрат в шестидесятые или семидесятые. И даже восьмидесятые. Поэтому, прежде чем переходить к вещественным уликам и браться за дело заново, вспомните, что кажущееся очевидным сегодня не было столь очевидным во время убийства.

Пратт кивнул. Речь состоялась.

– Теперь что касается нашего дела. – Он решительно толкнул полинявшую синюю папку через стол. – Займитесь им. Оно ваше. Закройте его и отправьте кого-нибудь за решетку.

Глава 3

Выйдя из кабинета Пратта, они решили, что Босху неплохо бы сходить за свежим кофе, пока Райдер начнет знакомиться с материалами. Оба знали по прошлому опыту, что она читает быстрее, а делить папку пополам не имело смысла. Чтобы представить ход дела в линейной последовательности, так, как все случилось и было задокументировано, требовалось изучить материалы от начала до конца.

Босх сказал, что дает Кизмин шанс оторваться на старте и выпьет кофе в кафетерии. За время отставки он успел по нему соскучиться. Не по кофе, по кафетерию.

– Ну, тогда у меня есть пара минут, чтобы прогуляться по коридору, – ответила Райдер.

Она отправилась в дамскую комнату, а Босх взял со стола листок с датами доставшихся им дел и положил в карман пиджака. Потом вышел из офиса и, спустившись на третий этаж, направился к кабинету капитана отдела убийств и ограблений.

Помещение состояло из двух комнат, одна из которых служила собственно кабинетом, а во второй детективы обсуждали ход расследования. Здесь стоял длинный стол, а на двух стенах висели полки с юридической литературой и каталогами зарегистрированных в городе убийств. Каждое из случившихся в Лос-Анджелесе более чем за сто лет убийств записывалось в специальный журнал с кожаным переплетом. Когда какое-то из них раскрывалось, в журнале делали соответствующую пометку, благодаря чему любой детектив мог легко узнать, закрыто ли дело или нет.

Босх провел пальцем по потертым корешкам. На каждом журнале имелись простая надпись – «Убийства» – и даты. В первых журналах хватало иногда места для убийств за несколько лет, но к восьмидесятым их совершалось уже так много, что в каждом журнале помещались записи только за один год. Босх заметил, что 1988-й даже поделен на два тома. Теперь он понял, почему именно им, новичкам в отделе, достался этот год – большое число убийств означало также и высокий процент незакрытых дел.

Палец дошел до журнала за 1972-й. Босх вынул его и сел за стол. Он перелистывал страницы, не читая, лишь бегло просматривая записи и слушая голоса. Нашел дело об утопленной в собственной ванне старушке. Преступление так и не было раскрыто. Босх просмотрел журналы за 1973-й и 1974-й, потом пролистал том, включавший в себя сразу три года, с 1966 по 1968-й. Он прочитал об убийстве Чарлза Мэнсона и Роберта Кеннеди. О людях, имен которых никогда не слышал и не знал. О тех, у кого отобрали все, что было, и все, что могло бы быть. О тех, у кого отняли даже имена.

Читая эти каталоги городских ужасов, Босх ощущал, как в нем просыпается и расходится по венам знакомая сила. Он приступил к работе всего лишь час назад, а уже преследовал убийцу. Для него не имело значения, как давно пролилась кровь. Ветер принес запах убийцы, и Босх уже шел к нему. Словно блудный сын, он понимал, чувствовал, что вернулся на свое место. Он снова принял крещение в водах единственно верной церкви – церкви синей религии. И знал, что обретет спасение в тех, кто давно покинул этот мир, в этих затертых, с морщинистыми корешками библиях, где умершие выстроены рядами и где на каждой странице призраки.

– Гарри Босх!

Босх захлопнул книгу и поднял голову. У открытой двери второй комнаты стоял хозяин кабинета, капитан Габи Норона.

– Здравствуйте, капитан.

– С возвращением и добро пожаловать! – Норона подошел к Босху и с жаром пожал протянутую руку.

– Возвращаться всегда приятно.

– Вижу, вы уже взялись за дело.

Босх кивнул:

– Вроде как знакомлюсь.

– Новая надежда для мертвых. Гарри Босх снова идет по следу.

Босх ничего не сказал, потому что не понял, иронизирует капитан или нет.

– Читал книжку с таким названием, – пояснил Норона.

– Да?

– Что ж, удачи вам. Ловите мерзавцев – и за решетку.

– Этим и займусь.

Капитан еще раз пожал ему руку и вернулся в кабинет.

Момент святого причастия был испорчен. Босх поднялся и начал ставить каталоги на место, а закончив, вышел из офиса и отправился в кафетерий.

Глава 4

Киз Райдер дошла уже до середины, когда Босх вернулся со свежим кофе. Она забрала у него стаканчик.

– Спасибо. Срочно надо подзарядиться, чтобы не уснуть.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что перебирать бумажки в офисе шефа было интереснее?

– Нет, не в том дело. Просто чтение утомляет, притупляет внимание. Сам понимаешь, нам надо знать все, все детали, ничего не упустить, а для этого нужен острый глаз.

Босх заметил, что рядом с папкой уже лежит раскрытый служебный блокнот, верхняя страница которого испещрена пометками. Что написано, прочитать было невозможно, но почти каждая строчка заканчивалась вопросительным знаком.

– К тому же, – добавила Райдер, – я сейчас задействую совсем другие мышцы. Те, что были не нужны на шестом этаже.

– Понял. Ничего, если я начну прямо за тобой?

– Пожалуйста.

Она развела кольца переплета, вытащила стопку документов толщиной в пару дюймов и передала их Босху.

Он уселся за свой стол.

– Послушай, у тебя не найдется запасного блокнота? А то у меня только записная книжка.

Райдер преувеличенно тяжело вздохнула. Босх знал, что на самом деле она счастлива снова работать вместе. Последние два года ей пришлось заниматься аналитикой для нового шефа, готовить отчеты и докладные записки. То не было настоящей полицейской работой, в которой лучше всего проявлялись способности и таланты Киз. Сейчас она вернулась к настоящей.

– Держи. – Она подтолкнула к нему блокнот. – Ручку тоже дать?

– Спасибо, у меня есть.

Босх пододвинул к себе документы и принялся за чтение. Кофе был ему не нужен – заряда вполне хватало.

На первой странице дела он обнаружил цветную фотографию в пластиковой обложке. Снимок был сделан для школьного ежегодника, и с него на Босха смотрела симпатичная девушка с миндалевидными глазами, казавшимися поразительно зелеными на фоне смуглой кожи. Мелко завитые каштановые волосы, поймавшие вспышку камеры, выглядели почти как у натуральной блондинки. Глаза у нее были лучистые, а улыбка открытая и естественная. Улыбка, которая намекала, что она знает то, чего не знают другие. Красивой Босх бы ее не назвал. Черты словно состязались друг с другом, и лицо еще не оформилось окончательно. Но он знал, что подростковая неуклюжесть часто проходит, разглаживается и превращается в красоту уже позднее.

Только вот у шестнадцатилетней Бекки Верлорен этого «позднее» не было. 1988-й стал ее последним годом. Годом, когда ее убили.

Бекки, как звали ее родители и друзья, была единственным ребенком Роберта и Мюриель Верлорен. Мюриель занималась домом. Роберт был шеф-поваром и владельцем популярного в Малибу ресторана «Айленд-хаус гриль». Они жили на Ред-Меса, чуть в стороне от Санта-Сусана-Пасс-роуд, в Чатсуорте, что в северо-западном углу буйно разросшегося образования под названием Лос-Анджелес. Задняя часть их двора примыкала к лесистому склону горы, поднимавшейся над Чатсуортом и служившей северо-западной границей города.

В то лето Бекки только что окончила второй класс подготовительной школы Хиллсайд. Это было частное учебное заведение, где она считалась одной из лучших учениц, а ее мать помогала в кафетерии и часто приносила на ленч разные вкусности из ресторана мужа.

Утром 6 июля 1988 года Верлорены обнаружили, что дочери нет дома. Задняя дверь была открыта, хотя они точно знали, что запирали ее накануне вечером. Предположив, что девушка могла отправиться на утреннюю прогулку, они прождали ее два часа, но она так и не вернулась. В тот день Бекки должна была поехать в ресторан с отцом, чтобы отработать несколько часов в качестве помощницы хостессы, но безнадежно опаздывала. Пока мать обзванивала подруг дочери, отец поднялся по склону. Поиски не дали результата, и тогда не на шутку встревожившиеся родители решили, что пора звонить в полицию.

По вызову прибыли патрульные из девонширского отделения. Никаких признаков взлома они не обнаружили. Учитывая это, а также тот факт, что Бекки принадлежала к возрастной группе, в которой побег из дому явление совсем не редкое, случившееся рассматривали именно под таким углом, ограничившись рутинной процедурой проверки. Полиция не приняла во внимание протесты родителей, не веривших в то, что их дочь сбежала или вообще покинула дом по собственной воле.

Правота родителей подтвердилась самым ужасным образом спустя два дня, когда разлагающееся тело девушки нашли у поваленного дерева примерно в десяти ярдах от пешеходной дорожки на склоне горы. Женщина, совершавшая конную прогулку, свернула с тропинки, чтобы выяснить причину неприятного запаха, и наткнулась па труп. Всадница, может быть, и не обратила бы внимания на зловоние, но еще раньше видела расклеенные на телефонных столбах объявления о розыске пропавшей без вести школьницы.

Бекки Верлорен умерла менее чем в четверти мили от своего дома. Вполне возможно, что ее отец, поднимаясь и спускаясь по склону, прошел в нескольких ярдах или даже футах от тела дочери. Но в то злосчастное утро никакого запаха еще не было.

Босх и сам был отцом маленькой девочки. И хотя жила она далеко от него вместе со своей матерью, он не забывал о ней никогда. Сейчас Босх думал о том, что чувствовал отец, взбираясь на гору, останавливаясь и окликая дочь, которая так и не вернулась.

Он постарался сосредоточиться.

Жертве выстрелили в грудь один раз. Орудие убийства, полуавтоматический «кольт» сорок пятого калибра, лежал под листьями у ее левой коленки. Рассматривая фотографии с места преступления, Босх увидел на светло-голубом ночном халате то, что походило на ожог от контактного выстрела. Входное отверстие находилось непосредственно над сердцем, и он знал, что смерть, учитывая калибр оружия и размер раны, была, по всей вероятности, мгновенной. Пуля просто разорвала сердце.

Босх долго рассматривал снимки, зафиксировавшие положение тела. Руки жертвы не были связаны. Во рту не было кляпа. Она лежала лицом к стволу упавшего дерева. Никаких признаков ран и повреждений, которые могли бы быть получены при попытке сопротивления. Никаких следов сексуального или какого-либо другого насилия.

Первый просчет полиции, когда исчезновение девушки было сочтено побегом, усугубился вторым, ошибочным выводом по результатам осмотра места смерти. В качестве основной следователи выдвинули версию о самоубийстве. Результатом стало то, что дело передали местным детективам, причем тем самым, которые приезжали в дом Верлоренов по вызову в день исчезновения Бекки, – Рональду Грину и Артуро Гарсии. В то время, впрочем, как и теперь, девонширское отделение считалось самым тихим и спокойным в полицейском управлении Лос-Анджелеса. Большой «спальный» район, с высокими ценами на недвижимость, населенный преимущественно представителями высшего среднего класса, Девоншир всегда отличался низким уровнем преступности. В полиции его называли «клубом отдыха». От желающих перевестись туда не было отбою. К тому же Девоншир примыкал к Сими-Вэлли, спокойному, практически свободному от преступности району округа Вентура, где жили сотни отставных офицеров. Получить место в «клубе отдыха» считалось большой удачей.

Читая отчеты, Босх держал это все в уме. Он знал, что, помимо прочего, ему предстоит оценить работу Грина и Гарсии, определить, сделали ли они все, что могли, и могли ли сделать больше. Он не сталкивался ни с одним, ни с другим и даже не слышал о них, а следовательно, не представлял, на что они способны. В самом начале полицейские допустили ошибку, приняв убийство за самоубийство. С другой стороны, если судить по отчетам, следователи быстро исправились. Отчеты были хорошо написаны, тщательно составлены и достаточно полны. Везде, где только можно, они, не ограничиваясь очевидным и обязательным, предпринимали дополнительные усилия.

Однако Босх знал и то, что любой документ можно составить таким образом, чтобы он давал правильное представление, и что правда обнаружит себя позже, когда он углубится в собственное расследование. Между тем, что написано, и тем, что не написано, большая разница.

Согласно материалам дела, Грин и Гарсия быстро изменили направление следствия после проведенного вскрытия и анализа найденного рядом с телом оружия. Версия самоубийства была отброшена, теперь речь шла об убийстве, замаскированном под самоубийство.

Босх перешел к изучению результатов вскрытия. За время службы он прочел тысячи протоколов и сам сотни раз наблюдал за процедурой аутопсии. Бегло просмотрев ту часть протокола, где содержались описания и перечислялись параметры жертвы и технические детали, он задержался на заключении и фотографиях. Как и следовало ожидать, причиной смерти называлось огнестрельное ранение в грудь. Приблизительное время смерти – между полуночью и двумя часами ночи 6 июля.

Сюрпризы начались потом. Ребекка Верлорен носила длинные волосы. При осмотре тела у основания шеи, с правой стороны, судмедэксперт обнаружил маленькое круглое пятно от ожога размером с пуговицу от рубашки. В двух дюймах от него находилось второе ожоговое пятно, но гораздо меньше. Высокое содержание лейкоцитов в крови возле этих ран свидетельствовало о том, что они были нанесены незадолго до смерти, но не непосредственно перед ней.

Вывод судмедэксперта звучал так: ожоги причинены в результате применения электрошокера, специального приспособления, выстреливающего мощный электрический разряд. Жертва теряет сознание или способность сопротивляться на несколько минут или дольше – в зависимости от мощности разряда. Обычно после электрошокера на теле остаются крохотные, почти неразличимые отметки, указывающие на точки приложения контактов. Однако если держать электрошокер неровно, образующаяся дуга часто оставляет на коже ожог, похожий на тот, что обнаружили на шее Бекки Верлорен.

В протоколе также говорилось, что при осмотре подошв ног жертвы не было найдено ни комочков земли, ни листьев, ни какого-либо другого мусора. Отсутствовали порезы и синяки, которые наверняка остались бы, если бы девушка прошла ночью босиком по склону горы.

Босх задумался. Теперь ему уже стало ясно, какую еще ошибку совершили Грин и Гарсия. Подошвы следовало осмотреть еще на месте обнаружения тела, тогда они сразу бы поняли, что имеют дело не с самоубийством. Просмотрев очевидное, они потеряли два дня уик-энда, дожидаясь результатов вскрытия. Это да еще два потерянных дня, когда полиция не занималась поисками пропавшей девушки, считая, что она сбежала, не лучшим образом сказались на ходе расследования. Сомнений не оставалось: полиция с самого начала действовала медленно и неумело, потеряв в результате четыре дня. Теперь Босх понимал, как сильно виноват департамент перед Ребеккой Верлорен.

В отчете о вскрытии приводились и результаты порохового теста. Следы пороха были найдены на правой руке жертвы, но их не оказалось на левой. И хотя Бекки была правшой, Босх мгновенно понял: результаты ясно указывают на то, что из «кольта» в нее стрелял кто-то другой. Опыт, даже самый небольшой, и здравый смысл должны были подсказать следователям, что девушка не могла удержать тяжелый пистолет, точно направить его в грудь и спустить курок одной рукой. Она обязательно взяла бы его двумя. И тогда тест показал бы наличие пороха на обеих руках.

Был в протоколе вскрытия и еще один примечательный пункт. Обследование показало, что жертва была сексуально активна, а рубцы на стенках матки указывали на гинекологическое вмешательство с целью прерывания беременности. По мнению проводившего вскрытие заместителя коронера, это случилось за четыре – шесть недель до смерти.

После аутопсии Грин и Гарсия составили первый отчетный доклад. Смерть в нем классифицировалась как убийство. Согласно их версии, кто-то проник в комнату девушки, когда она спала, применил электрошокер, а потом вынес из дому. Ее перенесли на склон горы, к поваленному дереву, где и произошло убийство, неумело замаскированное под самоубийство. Детективы не исключали, что последнее решение убийца принял в спешке, уже на месте преступления. Доклад был составлен в понедельник, 11 июля, то есть через пять дней после того, как тело Ребекки Верлорен нашли на горном склоне.

Босх перешел к отчету по баллистической экспертизе. Хотя вскрытие уже предъявило убедительные доказательства убийства, замаскированного под самоубийство, осмотр оружия и тесты дали дальнейшие подтверждения новой версии.

На оружии были найдены только отпечатки пальцев правой руки Бекки Верлорен. Факт отсутствия отпечатков левой руки и каких-либо смазанных отпечатков вообще указывал на то, что пистолет сначала тщательно вытерли, а уже потом вложили в руку Бекки, направили ей в грудь и выстрелили. Скорее всего во время всех этих манипуляций жертва была без сознания.

Выброшенную при выстреле гильзу нашли в шести футах от тела. На ней тоже не было никаких отпечатков – следовательно, оружие заряжали в перчатках. Самую интересную улику следствие получило при изучении пистолета. Точнее, ее нашли внутри его. Оружие представляло собой модель «Марк IV» восьмидесятой серии и было изготовлено «Кольтом» в 1986-м, за два года до убийства. Характерной деталью этого оружия, выпускаемого в различных модификациях на протяжении почти сотни лет, является длинный курок, который, особенно если пистолетом пользуется неопытный человек, может оставлять на руке небольшую ранку, так называемую татуировку. Происходит это обычно в том случае, когда стрелок берет «кольт» двумя руками и верхняя сдвигается слишком близко к спусковому крючку. При выстреле затвор автоматически идет назад, а возвращаясь в исходное положение, прижимает кожу на руке стрелка, чаще всего между большим и указательным пальцами. Сорванный кусочек кожи может даже попасть внутрь пистолета. Так как происходит все в долю секунды, новичок обычно и не понимает, что же это его «укусило».

Именно это случилось при выстреле в Бекки Верлорен. Разобрав оружие, эксперт обнаружил кусочек кожной ткани и засохшую кровь. Тот, кто осматривал пистолет снаружи и вытирал его, ничего не заметил.

Грин и Гарсия, разумеется, не оставили этот факт без внимания и дали ему свое объяснение. По их мнению, убийца в момент выстрела сжимал руку Бекки своей. Поэтому «татуировка» осталась на его руке, а не на руке девушки.

Босх отметил, что детективы в своем отчетном докладе не упомянули о другой возможности. Кровь и кусочек кожи могли попасть в пистолет раньше, еще до убийства, и затвор, следовательно, мог «татуировать» кого-то другого.

Так или иначе, кожу и кровь отправили на анализ. К тому времени следователи уже знали, что на руках Бекки никаких повреждений не найдено. Проведенное в лаборатории сравнение двух представленных образцов крови показало, что они принадлежат разным людям. Кровь из пистолета была группы О, тогда как у Бекки она была группы АБ. Следователи пришли к выводу, что убийца имеет кровь группы О.

Что касается анализа ДНК, то в 1988 году он еще не стал обязательной процедурой уголовного расследования и, что еще важнее, проведения его не требовали суды Калифорнии. Информационная база по образцам ДНК только создавалась. Так что в 1988-м следователи могли лишь сравнивать полученный результат с типом крови потенциальных подозреваемых, а в деле об убийстве Бекки таковых не нашлось. Следствие шло долго, детективы не жалели сил, но в конце концов никто не был арестован. Дело положили на полку, где оно и лежало…

– До поры, – пробормотал Босх.

– Что? – спросила Райдер.

– Ничего. Мысли вслух.

– Поговорим?

– Нет, я еще не готов. Хочу дочитать. Ты уже закончила?

– Почти.

– Знаешь, кого нам надо за все это благодарить? – спросил Босх.

Она недоуменно посмотрела на него:

– Сдаюсь. И кого же?

– Мела Гибсона.

– Мела Гибсона? Что-то не понимаю.

– Когда вышло «Смертельное оружие»? Примерно в то время, так?

– Ну да, наверное. Но при чем здесь «Смертельное оружие»? В этих фильмах все притянуто за уши. Они же далеки от реальной жизни, как…

– В том-то и дело. Именно с фильмов это и началось. Я имею в виду стрельбу двумя руками. Там герои постоянно держат пистолет обеими руками. Мы получили улику только потому, что стрелявший был любителем «Смертельного оружия».

Райдер покачала головой.

– Подожди, сама увидишь, – уверил ее Босх. – Я сам спрошу, когда мы его возьмем.

– Хорошо, Гарри, хорошо. Ты сам его спросишь.

– Мел Гибсон спас много жизней, – продолжал Босх. – Держа пистолет двумя руками, невозможно как следует прицелиться. Пожалуй, его надо бы как-то отметить. Присвоить звание почетного копа или что-то в этом роде.

– Очень хорошо, Гарри. Я полностью с тобой согласна. Ты не против, если я продолжу? Хочу побыстрее закончить.

– Конечно, дочитывай. Я тоже.

Глава 5

Вскоре после того как отдел приступил к работе, образец ДНК из дела Ребекки Верлорен был отправлен в Управление юстиции Калифорнии. Вместе с ним туда отослали образцы, взятые из десятков других дел. Именно Управление юстиции располагает самой обширной базой данных по ДНК. Ввиду недофинансирования и нехватки квалифицированных сотрудников отставание в работе лаборатории составляло в то время почти год. Результатом постоянно увеличивавшегося потока запросов из нового отдела ДПЛА на проведение срочных сравнительных анализов стало то, что образцом из дела Верлорен специалисты управления занялись только через восемнадцать месяцев. Сравнив его с тысячами имеющихся в базе данных профилей, они отыскали одно совпадение. Это и стало теми самыми новыми обстоятельствами, о которых упоминали Райдер и Пратт.

Перед Босхом лежала отпечатанная на одной страничке справка из Управления юстиции. В ней говорилось, что проведенный анализ образца ДНК, взятый из орудия убийства Ребекки Верлорен, показал совпадение по двенадцати из четырнадцати пунктов с образцом тридцатипятилетнего мужчины Роланда Маккея, уроженца Лос-Анджелеса. В последнее время проживал в Панорама-Сити. Читая справку, Босх ощутил знакомое волнение. Панорама-Сити находится в Сан-Фернандо-Вэлли, не более чем в четверти часа езды от Чатсуорта, даже если не спешить. Это уже было косвенным подтверждением того, что совпадение не случайно. Нельзя сказать, что Босх не доверял науке; он ей доверял, но знал, что одной науки слишком мало для того, чтобы убедить жюри присяжных. Необходимо еще подкрепить научный факт надежными, неопровержимыми косвенными доказательствами и здравым смыслом. Географическая близость могла стать одной из косвенных улик.

Босх посмотрел на указанную на конверте дату.

– Ты вроде бы сказала, что письмо только что пришло?

– Да. По-моему, в пятницу. А что?

– Судя по дате на конверте, оно отправлено тоже в пятницу. Только десять дней назад.

Райдер пожала плечами.

– Бюрократические проволочки. Наверное, именно столько оно шло из Сакраменто.

– Понимаю, дело старое, но все же могли бы быть и порасторопней.

Райдер промолчала. Босх не стал продолжать и вернулся к чтению. ДНК Маккея оказалась в компьютерной базе данных министерства юстиции по той причине, что, согласно законам штата Калифорния, все совершившие преступление или правонарушение на сексуальной почве были обязаны сдавать образец крови и слюны, анализы ДНК которых поступали в базу данных. ДНК Маккея попала туда в общем-то случайно. Двумя годами ранее ему предъявили обвинение в непристойном поведении. Подробности в справке не приводились, отмечалось лишь, что он получил шесть месяцев условно. Вероятно, ничего серьезного Маккей не совершил.

Босх уже собрался сделать запись в блокноте, когда заметил, что Райдер закрывает папку со своей половиной дела.

– Закончила?

– Закончила.

– И что теперь?

– Подумала, что, пока ты дочитываешь, я, пожалуй, успею сходить в ОХВД за коробкой.

Новичок ее, возможно, и не понял бы, но Босх без проблем вернулся в мир акронимов и полицейского сленга. ОХВД расшифровывалось как отдел хранения вещественных доказательств, а коробкой называли контейнер, в котором эти улики хранились. Именно их и собиралась принести Райдер. Такие вещи, как орудие убийства, одежда жертвы и все прочее, собранное в ходе следствия, складывали в ящик и клали на полку. Исключение составляли скоропортящиеся и биологические улики – как кровь и кусочек кожи из пистолета по делу об убийстве Верлорен, – которые отправляли в сейфы лаборатории научно-технического отдела.

– Неплохая идея, – согласился Босх. – Но может, прежде пропустишь парня через НКУП и УАТ? Было бы неплохо узнать, где он сейчас обитает.

– Уже сделала.

Она развернула ноутбук так, чтобы Босх видел экран. Он сразу узнал логотип Национального каталога уголовных преступлений и, протянув руку, включил прокрутку. По экрану поползли строчки.

Введя в систему поиска НКУП данные Роланда Маккея, Райдер получила весь его «послужной список». Условный срок за непристойное поведение был лишь последним эпизодом в длинной цепи правонарушений и наказаний. А началось все в 1988-м. В том самом году, когда погибла Ребекка Верлорен. Возможно, что-то числилось за ним и раньше, но по закону о защите несовершеннолетних доступ к таким сведениям требовал специального разрешения. Большая часть противоправных деяний Маккея была так или иначе связана с хищением собственности и наркотиками. В восемнадцать лет угон автомобиля и кража со взломом. Далее два задержания за владение наркотиками. Два ареста за вождение в нетрезвом состоянии. Еще одна кража со взломом и скупка краденого. Несколько особняком стоял арест за подстрекательство к занятию проституцией. В общем, картина представлялась достаточно ясной – мелкий уголовник и наркоман. Однако при этом Маккей так ни разу и не побывал в тюрьме штата. Ему часто давали второй шанс, а потом по соглашению о признании вины либо наказывали условно, либо отправляли ненадолго в исправительное учреждение округа. Самый долгий срок, проведенный Маккеем за решеткой, составлял шесть месяцев – получил он его в двадцать восемь лет, признав себя виновным в скупке краденого. Эти полгода Маккей провел на ранчо в Уэйсайд-Онор.

Закончив читать, Босх опустился на стул. То, что он узнал, не совпадало с привычной моделью. Мелкие преступления, такие, как в случае с Маккеем, обычно ведут к крупному. Например, к убийству. Здесь же сначала шло убийство – Маккею было тогда восемнадцать лет, – а мелочь посыпалась потом. Что-то не складывалось.

– Ну? – чувствуя его настроение, спросила Райдер. – Что?

– Не знаю. Наверное, ожидал большего. Парень совершает убийство, а потом опускается до краж? В такое трудно поверить.

– Да, но в компьютере есть только то, за что он попался. Это вовсе не означает, что за ним нет чего-то другого.

Босх кивнул.

– Значит, что-то могло быть раньше?

– Не исключено. Весьма вероятно. Но до тех документов нам не добраться. Возможно, ничего уже и не сохранилось.

Кизмин была права. Государство делало все, чтобы защитить несовершеннолетних правонарушителей. Переходя во взрослую жизнь, преступники редко несли на себе груз «ошибок молодости». И все же Босх с трудом верил, что восемнадцатилетний парень мог начать с хладнокровного убийства шестнадцатилетней девушки, которую похитил из дома, применив электрошокер. Надежда на «новое обстоятельство» таяла. В Гарри крепло ощущение, что Маккей не тот, кто им нужен. Не цель. Средство достижения цели.

– Ты поискала его адрес в Управлении автомобильного транспорта?

– Гарри, ты отстал от жизни. Сейчас водительское удостоверение продляют раз в четыре года. Чтобы найти кого-то, пользуются «Автотреком». – Она открыла папку, взяла какой-то листок и протянула Босху. Это была компьютерная распечатка с логотипом «Автотрек».

Райдер объяснила, что «Автотрек» – частная компания, работает по контракту с полицией, ведет поиск и предоставляет самую разнообразную информацию из общественных и частных баз данных, включая, например, сведения о предоставлении кредитов конкретному лицу, его прошлые и нынешний адреса и тому подобное. Босх сразу увидел, что в списке указаны все адреса Роланда Маккея начиная с того времени, когда ему исполнилось восемнадцать. В самом низу страницы, после номера водительских прав и машины, шел адрес в Панорама-Сити. Внимание Босха, однако, привлекло другое: обведенный кружком адрес, по которому Маккей проживал в возрасте восемнадцати – двадцати лет, то есть с 1988 по 1990 год, – Топанга-Каньон-бульвар в Чатсуорте. Это означало, что во время убийства он жил совсем близко от Верлоренов. Босху сразу стало легче. Близость к месту преступления – один из ключевых элементов в мозаике, которую складывает детектив. Тот факт, что в 1988-м Маккей проживал неподалеку, а следовательно, мог видеть или даже знать Ребекку Верлорен, был еще одной косвенной уликой против него.

– Что, Гарри, полегчало?

– Немного.

– Хорошо. Тогда я пойду.

– Я буду здесь.

Райдер ушла, а он снова взялся за чтение дела. В третьем отчете речь шла главным образом о том, как убийца мог попасть в дом Верлоренов. Ни на двери, ни на окне комнаты девушки следов взлома полиция не обнаружила. Все ключи оказались на месте, включая и те, которыми пользовалась приходящая служанка. Согласно версии следователей, преступник прошел сначала через оставленную открытой гаражную дверь, а затем воспользовался второй дверью, которую запер вернувшийся поздно вечером с работы Роберт Верлорен.

Он показал, что приехал из ресторана в половине одиннадцатого вечера 5 июля. Дверь, ведущая из гаража в дом, была не заперта. Отец закрыл гараж, потом запер вторую дверь. Следователи предположили, что к этому времени убийца уже прятался где-то в доме.

Верлорены также объяснили, почему осталась открытой гаражная дверь. Их дочь недавно получила водительские права, и время от времени ей разрешали пользоваться машиной матери. К сожалению, она так и не привыкла всегда закрывать за собой гаражную дверь, на что ей неоднократно указывали родители. В день похищения Ребекке поручили съездить в прачечную. Она взяла машину матери. Следствие установило, что девушка действительно забрала выстиранное белье в пять пятнадцать пополудни, а потом вернулась домой. Детективы полагали, что она опять забыла запереть обе двери. Мать призналась, что, положившись на дочь, так и не проверила, закрыты ли они.

То, что дверь гаража осталась открытой, подтвердили и двое соседей. Таким образом, проникнуть в дом до возвращения Роберта Верлорена не представляло большого труда.

За годы работы Босх не раз сталкивался с тем, как, казалось бы, незначительные ошибки или отступления от правил приводят к самым трагическим последствиям. Рутинное поручение съездить за бельем в прачечную могло дать убийце возможность попасть в дом. Бекки Верлорен, сама о том не подозревая, предопределила собственную судьбу.

Босх отодвинул стул и поднялся. С первой половиной дела было покончено. Прежде чем переходить ко второй, он решил подзарядиться еще одним стаканчиком кофе. Спросив, кому что принести из кафетерия, он получил лишь один заказ – от Джины Норд. Босх спустился в кафетерий по лестнице, налил два стакана, расплатился и подошел к прилавку, чтобы положить Джине сахар и сливки. Он уже взял ложечку, когда почувствовал чье-то присутствие за спиной. Никто, однако, ничего не брал, и тогда Босх обернулся… и оказался лицом к лицу с улыбающимся заместителем начальника полиции Ирвином С. Ирвингом.

Они никогда не питали друг к другу теплых чувств. Ирвинг часто выступал противником Босха, но иногда становился и его невольным спасителем. Уже после возвращения Босх узнал от Райдер, что в последнее время Ирвинг потерял былое влияние. Новый начальник полиции довольно бесцеремонно отодвинул его от власти, переведя на незначительную должность. Мало того, Ирвинг даже лишился кабинета в Паркер-центре.

– Так и подумал, что это вы, детектив Босх. Я бы угостил вас кофе, да вижу, вы уже взяли с запасом. Давайте присядем на минутку.

Босх взглядом показал на стаканы:

– Извините, шеф, но у меня дела. К тому же кое-кто ждет свой кофе.

– Я отниму у вас не больше минуты, детектив, – твердым, не допускающим возражений тоном произнес Ирвинг и, не дожидаясь ответа, направился к ближайшему столику. – Обещаю, ваш кофе не успеет остыть.

Босх последовал за ним. Ирвинг по-прежнему брил голову, и самой заметной чертой его лица была выдвинутая вперед челюсть. Опустившись на стул, он по привычке выпрямил спину. Похоже, его что-то беспокоило. Подождав, пока Босх сядет, Ирвинг мягко начал:

– Я всего лишь хотел поздравить вас с возвращением в управление. – Он хищно, по-акульи улыбнулся.

Босх ответил не сразу, а после паузы, как человек, опасающийся попасть в ловушку.

– Возвращаться всегда хорошо, шеф.

– Значит, занимаетесь нераскрытыми делами. Думаю, подходящее для вас место. То, что надо… при ваших способностях.

Босх сделал глоток обжигающего кофе. Он так и не понял, что сделал Ирвинг: отпустил по его адресу комплимент или попытался оскорбить. Ситуация выходила неловкая, и больше всего ему хотелось встать и уйти.

– Ну, посмотрим. Надеюсь. Мне, пожалуй, пора…

Ирвинг развел руки, как бы демонстрируя, что ничего не скрывает и высказался от души.

– Конечно. Можете идти. Я лишь хотел поздравить вас с возвращением. И поблагодарить.

Босх так и не встал.

– Поблагодарить? За что, шеф?

– За то, что укрепляете мои позиции в управлении.

Босх покачал головой и улыбнулся, как будто не понял.

– Укрепляю ваши позиции? Как же я могу их укрепить? Вы ведь теперь даже не работаете в этом здании, верно? У вас кабинет в городском совете. Если не ошибаюсь, отдел стратегического планирования или что-то в этом роде? Мне говорили, что вы даже оружие оставляете дома.

Ирвинг положил руки на стол и наклонился вперед. От недавнего притворства не осталось и следа. Улыбку словно смело с его липа. Он заговорил тихо, но с напором:

– Да, я работаю именно там. Но даю гарантию, надолго не задержусь. Когда таких, как ты, возвращают на службу, это только добавляет мне уверенности. – Он подался назад и, откинувшись на спинку стула, продолжил легко и непринужденно, как будто ведя разговор о погоде: – Знаешь, кто ты есть, Босх? Ты – заплата на колесе. Новому шефу нравится ставить заплаты. Но знаешь, что случается с заплатами? Их рвет. Трение, тепло, напряжение – они не выдерживают и расползаются. А что остается? Дырка. Колесо лопается, и машина слетает с дороги. – Он кивнул, как бы давая Босху время подумать. – Видишь ли, ты – мой билет. Ты облажаешься… извини за грубость. С тобой это происходит постоянно. Такова твоя природа. Так что сомневаться не приходится. А когда ты облажаешься, когда проколешься, то облажается и новый шеф, любитель ставить старые заплаты.

Ирвинг улыбнулся. Босх подумал, что для полноты картины ему не хватает золотой серьги – был бы стопроцентный Мистер Чистюля из рекламы моющего средства.

– И когда его акции пойдут вниз, мои подпрыгнут вверх. Я человек терпеливый. Я ждал сорок лет. Подожду и еще немного.

Босх не вставал, но продолжения не последовало. Ирвинг кивнул еще раз, поднялся, быстро повернулся и направился к выходу. Внутри у Босха все кипело от злости. Он посмотрел на два стаканчика в руках и почувствовал себя полным идиотом. Как можно сидеть и покорно слушать, принимая на себя словесные удары Ирвинга? Он встал и швырнул оба стакана в мусорную корзину. К черту! Сейчас он вернется в кабинет 503 и посоветует Джине Норд самой сходить за своим чертовым кофе.

Глава 6

С неприятным осадком, оставшимся после стычки с Ирвингом, Босх взял вторую половину дела, перенес на свой стол и принялся за чтение, решив, что самый лучший способ поскорее забыть об угрозе со стороны старого недруга – с головой погрузиться в работу. Обнаруженное во второй части папки представляло собой по большей части дополнительные отчеты, материалы, результаты тестов и прочее – короче, те материалы, которые следователи складируют в конце и которые сам Босх называл тумблерами, потому что при всей своей кажущейся незначительности они нередко – если посмотреть под нужным углом – давали ключик ко всему делу.

Первым в этой груде бумаг был лабораторный отчет, в котором констатировалась невозможность точно определить, как долго могли находиться в пистолете образцы крови и кожной ткани. Далее говорилось, что анализ взятых от представленного образца клеток крови указал на то, что их распад зашел еще не слишком далеко. Составлявший отчет криминалист не мог сказать, что кровь попала в пистолет в момент убийства – этого не мог сказать никто, – но он был готов заявить под присягой, что она «оказалась в нем в близкое к убийству время или непосредственно при его совершении».

Босх понимал, что данные этого отчета могут иметь ключевое значение в обвинении Роланда Маккея. И одновременно эти же самые данные могли стать инструментом в руках защиты, если она будет утверждать, что обвиняемый владел «кольтом», но не во время убийства. Конечно, признаваться во владении «кольтом», из которого убили человека – шаг очень рискованный, но и отрицать это после экспертизы ДНК было бы глупо. Иначе говоря, в отсутствие твердо установленного факта, что кровь попала в пистолет именно в момент убийства, во всей доказательной базе зияла бы приличная дыра, через которую адвокаты без труда протащили бы подзащитного. Наука дает, и наука отбирает. Нужно нечто большее.

Следующим документом в папке был отчет по баллистической экспертизе, перед которой стояла ясная задача: определить владельца огнестрельного оружия. Серийный номер на «кольте» спилили, но его удалось прочесть с помощью кислотного теста, акцентирующего следы давления на металл, остающиеся после заводской штамповки номера. Установив номер, детективы быстро выяснили, что данный пистолет был закуплен в 1987 году у производителя магазином стрелкового оружия в Нортридже и в том же году продан человеку, проживавшему в Чатсуорте на Виннетка-авеню. Впоследствии владелец заявил, что пистолет украли из его дома 2 июня 1988 года, то есть примерно за месяц до убийства Ребекки Верлорен.

Таким образом, время, в течение которого Маккей мог владеть оружием, сокращалось до этого периода, если, конечно, между первоначальным владельцем и Маккеем не существовало какой-либо связи. Вероятность того, что пистолет мог быть у последнего в ночь убийства, возрастала.

Нашелся в папке и отчет по краже. Жертвой ее оказался некто Сэм Вейсс. Он жил один и работал звукотехником на студии «Уорнер бразерс» в Бербанке. Прочитав документ, Босх обнаружил лишь одну заинтересовавшую его деталь. В примечании к отчету следователь указал, что, по словам Вейсса, оружие он приобрел после того, как получил несколько звонков по телефону с угрозами расправиться с «грязным евреем». Вейсс также заявил, что не знает, как звонивший узнал его незарегистрированный номер, как не знает и чем были вызваны угрозы.

Второй отчет экспертов Босх лишь пробежал глазами. В нем речь шла об электрошокере, использовавшемся при похищении Ребекки Верлорен. Расстояние в два с четвертью дюйма между контактными точками – его определили по следам ожогов на теле жертвы – было характерно для модели «Профешнл-100», производимой компанией «Сейфти чардж» в Дауни. Данная модель продавалась как за наличные, так и по заказу. Ко времени убийства компания успела продать более двенадцати тысяч единиц указанной модели. Босх понимал, что, не имея на руках самого оружия, связать отметки на теле Ребекки Верлорен с владельцем электрошокера невозможно. Эта линия вела в тупик.

Пролистывая документы, он наткнулся на серии фотографий размером восемь на десять, сделанных в доме Верлоренов уже после того, как тело девушки было обнаружено на склоне горы. Босх знал – снимки сделаны на всякий случай, с опозданием и главным образом для того, чтобы, как говорится, «прикрыть задницу». Полиция с самого начала пошла по неверному пути, квалифицировав исчезновение Бекки как побег; полномасштабные следственные действия начались лишь после того, как вскрытие установило, что причиной смерти является убийство. И вот через пять дней после подачи заявления об исчезновении девушки детективы снова явились в дом Верлоренов, но уже как на место преступления. Вопрос в том, что было упущено и потеряно за эти пять дней.

Среди фотографий Босх нашел снимки всех трех дверей – передней, задней и гаража – и несколько крупных планов оконного замка. Его внимание привлекли те, что показывали спальню Бекки. Прежде всего он обратил внимание на застеленную кровать. Кто это сделал? Похититель, уже знавший, что девушка не вернется? Или мать Бекки в один из тех дней, когда еще надеялась на возвращение дочери?

Кровать была самая обычная, на четырех ножках, застеленная белым с розовым покрывалом с кошечками и розовыми оборками. Босх вспомнил, что когда-то такое же лежало на кровати его собственной дочери. Ему также показалось, что такая кровать больше подошла бы девочке, чем шестнадцатилетней девушке. Может быть, Бекки Верлорен сохранила старое покрывало по каким-то ностальгическим причинам, а может, оно давало ей ощущение уверенности и безопасности. Покрывало было, по-видимому, на пару дюймов шире нужного размера, а потому внизу розовые оборки подоткнули под кровать.

Фотограф также снял отдельно прикроватный столик и сервант. Босх обратил внимание на то, как много в комнате чучел животных. На стенах висели постеры музыкальных групп, как современных, так и давно сошедших со сцены. Была и одна киноафиша с Джоном Траволтой. В целом комната выглядела чистенькой и аккуратной, и Босх не в первый уже раз задался вопросом: выглядела ли она так утром после исчезновения девушки или это мать Ребекки привела спальню в порядок, ожидая возвращения дочери?

Босх знал, что фотографировать место преступления – обязательный первый шаг в уголовном расследовании. Однако он так и не заметил ни следов от порошка для снятия отпечатков пальцев, ни других признаков недавнего вторжения бригады экспертов-криминалистов.

Просмотрев снимки, он перешел к отчетам по показаниям учащихся подготовительной школы, с которыми разговаривали детективы. Судя по приведенному списку, они опросили всех одноклассников Бекки Верлорен, всех юношей старших классов, а также побеседовали с преподавателями и школьной администрацией.

В этом же разделе Босх нашел запись телефонного разговора с бывшим бойфрендом Бекки Верлорен, семья которого за год до убийства переехала на Гавайи. К ней был приложен документ, подтверждающий алиби подростка. Согласно письменным показаниям инспектора школы, в указанные дни, в том числе и в день убийства, юноша работал на автомойке и в ремонтной мастерской агентства по аренде автомобилей в Мауи и, следовательно, практически не имел возможности побывать в Лос-Анджелесе и убить бывшую подружку.

Разумеется, детективы опросили и служащих ресторана «Айленд-хаус гриль», принадлежащего отцу убитой, Роберту Верлорену. В то лето Бекки впервые начала работать в ресторане по несколько часов во время ленча. В ее обязанности помощницы хостессы входило встречать посетителей у входа, провожать к столику и подавать меню. Босх знал, что владельцы ресторанов часто привлекают для тяжелой работы в кухне самого разного рода бродяг, но Роберт Верлорен, как утверждали все работники заведения, избегал нанимать людей с уголовным прошлым, отдавая предпочтение серфингистам и прочим свободолюбивым обитателям пляжей Малибу. С Бекки, работавшей в обеденном зале, они почти не контактировали, но допрошены все же были, хотя и без каких-либо последствий.

На основании бесед с родителями и друзьями детективы получили довольно ясную картину того, чем занималась Ребекка Верлорен в предшествовавшие убийству дни. В 1988-м Четвертое июля пришлось на понедельник. Почти весь предпраздничный уик-энд Бекки оставалась дома за исключением ночи на воскресенье, которую с еще тремя подругами провела у одной из них. Беседы с тремя девушками, несмотря на их продолжительность, не содержали, однако, никакой ценной для следствия информации.

В понедельник Ребекка была с родителями. Вечером семья отправилась полюбоваться фейерверком в парк Бальбоа. Свободные вечера выпадали у Роберта Верлорена не часто, а потому он настоял, чтобы семья была в полном составе, чем вызвал немалое раздражение дочери, не попавшей по этой причине на вечеринку к приятелю в районе Портер-Ранч.

Во вторник началась рабочая неделя, и Ребекка, следуя уже установившемуся распорядку, отправилась с отцом в ресторан. В три часа, когда смена закончилась, он привез ее домой и сам оставался там примерно до того времени, когда Бекки, взяв машину матери, отправилась за бельем в прачечную.

Ничего такого, что требовало бы дополнительного расследования, Босх в составленном детективами графике передвижений Ребекки Верлорен не обнаружил, как не обнаружил и каких-либо упущений с их стороны.

Он перешел к протоколу беседы с родителями. Она состоялась в полицейском участке 14 июля, более чем через неделю после исчезновения девушки. К тому времени следствие располагало значительным объемом информации, а потому сосредоточило внимание на ключевых вопросах. Босх тщательно прочел запись. Его интересовали не только ответы родителей, но и вопросы, позволявшие представить, как в тот момент смотрела на дело полиция.

«Дело № 88-641. Верлорен Ребекка (дата смерти 5.11.88). Ведущий следователь А. Гарсия, № 993.

14.7.88. 14:15. Отдел убийств управления Девоншир.

ГАРСИЯ. Спасибо, что смогли прийти. Надеюсь, вы не возражаете против записи нашего разговора на пленку? Запись будет сохранена. Как вы?

РОБЕРТ ВЕРЛОРЕН. Как и любая семья в нашем положении. Мы совершенно разбиты горем. Не знаем, что нам делать.

МЮРИЕЛЬ ВЕРЛОРЕН. Мы все время думаем, что сделали не так и как можно было предотвратить беду.

ГРИН. Мы сожалеем, мэм. Но вы не должны винить себя. Из того, что нам известно, вы ни при чем. Просто так случилось. Не вините себя. Вините того, кто это сделал.

ГАРСИЯ. Мы возьмем его. На этот счет можете не беспокоиться. А сейчас нам нужно задать вам несколько вопросов. Возможно, какие-то будут вам неприятны, но если мы хотим поймать его, нам необходимо получить ответы.

РОБЕРТ ВЕРЛОРЕН. Вы все время говорите „он“. У вас есть подозреваемый? Вы знаете, кто это сделал?

ГАРСИЯ. Мы пока ничего не знаем наверняка, сэр. Просто убийства чаще совершают мужчины. К тому же склон горы довольно-таки крутой. Бекки, несомненно, перенесли туда. Она не была крупной девушкой, но мы определенно считаем, что сделать это мог только мужчина.

МЮРИЕЛЬ ВЕРЛОРЕН. Но вы же говорили, что… что сексуального насилия не было.

ГРИН. Да, мэм, не было. Но это вовсе не исключает возможности того, что преступление было сексуально мотивированным.

РОБЕРТ ВЕРЛОРЕН. Что вы имеете в виду?

ГАРСИЯ. Мы еще дойдем до этого, сэр. Если не возражаете, позвольте нам задать наши вопросы, а потом, если пожелаете, вы зададите свои.

РОБЕРТ ВЕРЛОРЕН. Да, конечно. Пожалуйста, продолжайте. Извините. Просто мы не можем представить, как такое могло случиться. Все это время мы словно под водой.

ГАРСИЯ. Мы прекрасно вас понимаем, сэр. И от души сочувствуем. Весь департамент выражает свое глубочайшее сочувствие. Начальство держит дело под особым контролем.

ГРИН. Давайте вернемся ко времени до ее исчезновения. Примерно за месяц до случившегося. Ваша дочь постоянно находилась дома?

РОБЕРТ ВЕРЛОРЕН. Что значит „постоянно“? Разумеется, она не сидела все время дома.

ГАРСИЯ. Уезжала ли она куда-нибудь?

РОБЕРТ ВЕРЛОРЕН. Нет. Ей ведь только шестнадцать. Она ходила в школу. Из города никогда не уезжала.

ГРИН. Может, ночевала у подруг?

МЮРИЕЛЬ ВЕРЛОРЕН. Нет, не думаю.

РОБЕРТ ВЕРЛОРЕН. Почему вы об этом спрашиваете?

ГРИН. Она не болела в последние пару месяцев?

МЮРИЕЛЬ ВЕРЛОРЕН. Да, в начале лета, сразу после окончания занятий, Бекки простудилась и даже не ходила с Бобом на работу.

ГРИН. Ей прописали постельный режим?

МЮРИЕЛЬ ВЕРЛОРЕН. Да, она почти все время лежала. Только я не понимаю…

ГАРСИЯ. Миссис Верлорен, ваша дочь была в это время на приеме у врача?

МЮРИЕЛЬ ВЕРЛОРЕН. Нет, Бекки сказала, что ей просто надо отдохнуть, полежать. Откровенно говоря, мы подумали, что она не хочет ходить на работу в ресторан. Температуры не было, насморка или кашля тоже. Вот мы и решили, что девочка ленится.

ГРИН. Она не говорила, что беременна?

МЮРИЕЛЬ ВЕРЛОРЕН. Что? Нет!

РОБЕРТ ВЕРЛОРЕН. Послушайте, детектив, что такое вы хотите сказать?

ГРИН. Вскрытие показало, что за месяц до смерти Бекки перенесла процедуру чистки. Короче, аборт. Мы предполагаем, что ее простуда была предлогом, что ей требовался отдых после аборта.

ГАРСИЯ. Не хотите ли сделать перерыв? Мы выйдем, а вам дадут воды.

Перерыв.

ГАРСИЯ. Итак, продолжим. Надеюсь, вы поймете и простите нас. Мы вовсе не ставили целью шокировать вас. Существует установленная процедура, цель которой собрать информацию, свободную от пристрастного восприятия.

РОБЕРТ ВЕРЛОРЕН. Мы все понимаем. Теперь от этого уже не уйти. Что есть, то есть.

МЮРИЕЛЬ ВЕРЛОРЕН. Значит, наша дочь забеременела и предпочла сделать аборт?

ГАРСИЯ. Вы все правильно поняли. И мы полагаем, что есть связь между этим и тем, что случилось с ней спустя месяц. Как, по-вашему, к кому она могла обратиться?

МЮРИЕЛЬ ВЕРЛОРЕН. Даже представить не могу.

ГРИН. И на ночь она никогда никуда не уходила?

МЮРИЕЛЬ ВЕРЛОРЕН. Нет, Бекки всегда ночевала дома.

ГАРСИЯ. С кем у нее могли быть такого рода отношения? Вы говорили, что постоянного бойфренда у вашей дочери не было.

МЮРИЕЛЬ ВЕРЛОРЕН. По-видимому, мы ошибались. И… нет, мы не знаем, с кем она встречалась, и кто мог… мог сделать такое.

ГРИН. Кто-либо из вас читал дневник, который вела ваша дочь?

РОБЕРТ ВЕРЛОРЕН. Нет. Мы даже не знали о том, что она вела дневник, пока вы не нашли его в комнате Бекки.

МЮРИЕЛЬ ВЕРЛОРЕН. Я бы хотела получить его обратно. Это возможно?

ГРИН. Он останется у нас до конца следствия, но потом мы, конечно, вернем его.

ГАРСИЯ. В дневнике несколько раз упомянут некто под инициалами МНЛ. Мы хотели бы установить личность этого человека и поговорить с ним.

МЮРИЕЛЬ ВЕРЛОРЕН. Я никого не знаю с такими инициалами. По крайней мере сейчас припомнить не могу.

ГРИН. Мы заглянули в школьный журнал. Есть один парень, Майкл Льюис. Но его второе имя Чарлз. Инициалы могут быть неким шифром или аббревиатурой. Например, Моя Настоящая Любовь.

МЮРИЕЛЬ ВЕРЛОРЕН. По-видимому, это кто-то, о ком мы не знали. О ком она нам не рассказывала.

РОБЕРТ ВЕРЛОРЕН. Невероятно! Не могу поверить! Выходит, мы многого не знали о нашей девочке.

ГАРСИЯ. Мне очень жаль, Боб. Иногда при расследовании вскрываются неприятные, болезненные факты. Но такая уж у нас работа. Нужно проверить все ниточки. Это одна из них.

ГРИН. Необходимо довести эту линию до конца и установить личность МНЛ. А значит, нам придется задавать вопросы ее подругам и знакомым. Сами понимаете, могут поползти разные слухи…

РОБЕРТ ВЕРЛОРЕН. Мы все понимаем, детектив. Делайте свое дело. Главное – найти того, кто это совершил.

ГАРСИЯ. Спасибо, сэр. Найдем.

Конец записи. 14:40».

Босх перечитал стенограмму, сделал несколько пометок в блокноте и перешел к протоколу беседы с тремя ближайшими подругами Ребекки Верлорен: Тарой Вуд, Бейли Костер и Грейс Танака. Но ни одна из девушек понятия не имела ни о беременности, ни о том, что могли означать буквы МНЛ, ни о тех отношениях, которые Ребекка скрывала от родителей. Все трое показали, что не видели Бекки примерно в течение недели после окончания занятий, что она не отвечала на звонки, а миссис Верлорен говорила, что ее дочь больна. Тара Вуд, работавшая вместе с Бекки в ресторане ее отца, сообщила, что в предшествующие убийству дни подруга пребывала в плохом настроении, почти не разговаривала, а все попытки выяснить, в чем дело, наталкивались на стену молчания.

Последний в папке конверт содержал посвященные делу газетные вырезки, которые Грин и Гарсия собирали на ранних стадиях расследования. Преступление гораздо шире и подробнее освещалось в «Дейли ньюс», чем в «Таймс». Объяснялось это тем, что «Ньюс» распространялась главным образом в Сан-Фернандо-Вэлли, а «Таймс» относилась к этому району как к нежеланному пасынку и помещала приходящие оттуда новости куда-нибудь в середину.

Поначалу ни та ни другая газета не сообщили об исчезновении Ребекки Верлорен, очевидно, разделив точку зрения полиции. Положение резко изменилось с обнаружением тела девушки: и «Ньюс», и «Таймс» поместили ряд заметок, в которых рассказывалось и о ходе следствия, и о похоронах, и о том впечатлении, которое убийство произвело на ее одноклассников. Появилась даже написанная в мрачных тонах заметка об «Айленд-хаус гриль». Опубликовала ее «Таймс», вероятно, ставившая целью побольнее уколоть соседей.

Оба издания указали на связь орудия убийства с ограблением, случившимся месяцем раньше, но ни в одном не упоминалось об угрозах антисемитского характера в адрес Сэма Вейсса. Ничего не говорилось и об обнаруженных в пистолете кусочке кожи и крови, на основании чего Босх сделал вывод, что полиция оставила эту улику при себе в качестве запасного козыря, который можно было бы предъявить подозреваемому, ежели таковой появится.

Он также обратил внимание на отсутствие в обеих газетах интервью с родителями убитой. Судя по их молчанию, Верлорены предпочли не выставлять свое горе напоказ. Это ему понравилось. В последнее время средства массовой информации со все большей настойчивостью вынуждали жертв трагедии поделиться утратой с широкой общественностью, поплакать перед телекамерой или выплеснуть чувства на страницы газеты. Родители погибших детей становились «говорящими головами» и появлялись на экране в качестве экспертов каждый раз после очередного убийства. Босха это коробило. Ему всегда казалось, что лучший способ чтить мертвых – это не кричать о них на весь мир, а хранить в душе, помнить и не забывать.

К газетным вырезкам прилагался пухлый конверт с логотипом «Таймс» и адресом в углу. В нем Босх нашел несколько цветных фотографий размером восемь на десять, сделанных на похоронах Ребекки Верлорен, состоявшихся через неделю после убийства. Очевидно, полиция заключила с фотографом газеты сделку: снимки в обмен на информацию. В прошлом он и сам заключал такого рода сделки, когда – в силу нехватки средств или других обстоятельств – не мог отправить на похороны полицейского фотографа. Детектив обещал предоставить репортеру эксклюзивную информацию, если тот окажет ему услугу, поделившись снимками собравшихся на панихиду. Делалось это на тот случай, если убийца, движимый желанием получить удовольствие от созерцания причиненного им горя, сам появится на похоронах. Обычно репортеры соглашались легко. Конкуренция на медийном рынке Лос-Анджелеса всегда отличалась особым напряжением, и успех репортера напрямую зависел от его доступа к информации и связей.

Босх стал рассматривать фотографии и тут вспомнил, что не знает, как выглядел Роланд Маккей в 1988-м. Снимки, полученные Киз Райдер, относились к гораздо более поздним временам его последних арестов. С них смотрел лысеющий мужчина с козлиной бородкой и темными глазами. Обнаружить нечто похожее среди десятков лиц подростков, пришедших попрощаться с Бекки, было невозможно.

Взгляд его задержался на фотографии родителей погибшей. Они стояли у могилы, прислонившись друг к другу, как будто боялись, что поодиночке могут упасть. На лицах блестели слезы. Роберт Верлорен был черный, а Мюриель Верлорен белая. Только теперь Босх понял, в чем причина экзотической красоты их дочери. Смешение рас часто дает результат, превосходящий все трудности и проблемы социального характера, с которыми сталкиваются такого рода пары в повседневной жизни.

Босх убрал фотографии и задумался. Изучая уголовное дело, он ни разу не наткнулся на упоминание возможности того, что одним из мотивов убийства мог быть расовый вопрос. Но теперь, с учетом того, что пистолет ранее принадлежал человеку, получавшему угрозы из-за своего вероисповедания, такая возможность если и не выходила на первый план, то по крайней мере заслуживала внимания.

Отсутствие же в уголовном деле указания на версию о расово мотивированном убийстве еще ничего не означало. В ДПЛА к проблемам межрасовых противоречий всегда относились с большой осторожностью. Стоило только заикнуться о чем-то подобном перед репортерами, и дело сразу перешло бы в разряд «горячих». Оно могло бы даже приобрести политическую окраску. Так что в данном случае Босх хорошо понимал сдержанность проводивших расследование детективов. По крайней мере пока.

Он положил фотографии в папку и закрыл ее. В ней было примерно триста страниц документов и фотографий, но имя Роланда Маккея не всплыло ни разу. Неужели он так и не попал в поле зрения полиции? И если так, то возможно ли, что Роланд Маккей и есть настоящий убийца?

Вопросы не давали Босху покоя. Он всегда старался доверять собранным в ходе следствия материалам, а это означало, что все ответы находятся где-то здесь, в пластиковых файлах. На сей раз изучение дела породило сомнения. Не в науке. Босх был убежден, что найденные в пистолете кусочек ткани и кровь принадлежат Маккею. Но вместе с тем что-то было не так. Чего-то не хватало.

Босх придвинул к себе блокнот, сделал несколько пометок. Точнее, составил список людей, с которыми хотел поговорить:

«Грин и Гарсия.

Мать и отец.

Школа, подруги, преподаватели.

Офицер по надзору.

Маккей – школа?»

В этом списке не было ничего нового. Но лишь сейчас Босх понял, как мало у них данных. Практически ничего, кроме анализа ДНК. Можно ли построить дело на столь слабом фундаменте, не имея ничего больше?

Он все еще смотрел на свои записи, когда вернулась Киз Райдер. Без улыбки на лице и с пустыми руками.

– Ну? – спросил Босх.

– Плохие новости. Орудие убийства исчезло. Не знаю, прочел ли ты все, но там упоминался ее дневник. Девочка вела дневник. Так вот, его тоже нет. Ничего нет. Все пропало.

Глава 7

Они решили, что справиться с плохими новостями поможет ленч. Заодно можно было бы и поговорить. К тому же ничто так не стимулировало у Босха аппетит, как просиживание в офисе и чтение дела. Из всех возможных вариантов выбрали «Китайских друзей», небольшой ресторанчик на Бродвее, в конце Чайнатауна, где в неурочный час не столь уж трудно получить место. К тому же даже полная загрузка желудка обошлась бы не больше чем в пять баксов. Единственная проблема заключалась в том, чтобы прийти туда пораньше, пока зал не заполнили служащие расположенного неподалеку Управления пожарной службы, чины из Паркер-центра и бюрократы из городского совета. Те, кто заявлялся после полудня, довольствовались заказом навынос и ели на улице, сидя на автобусных скамейках под палящим солнцем.

Папку оставили в машине, дабы не волновать понапрасну постоянных клиентов ресторана, где столики стояли тесно, как парты в муниципальной школе. Гарри и Киз взяли с собой только блокноты, чтобы общаться с помощью коротких, понятных им одним знаков, не посвящая посторонних в суть обсуждаемых проблем. Райдер объяснила, что имела в виду, когда упомянула о пропаже орудия убийства. Вполне возможно, сказала она, что «кольт» в конце концов найдется в какой-нибудь задвинутой в угол коробке. Пока же поиски, на которые два клерка потратили около часа, успехом не увенчались. Босх не удивился. Как предупреждал Пратт, департамент на протяжении десятилетий относился к сохранности вещественных улик без должного внимания. Ящики просто ставили на стеллажи в хронологическом порядке, не разделяя их по типу преступления. В результате вещественные доказательства по делу об убийстве могли оказаться рядом с уликами, собранными по делу об ограблении. А когда служащие принимались за «уборку», избавляясь от всего с истекшим сроком хранения, они нередко выбрасывали не ту коробку. Вопрос сохранности в ОХВД никогда не был приоритетом в работе департамента. Любой, кто имел при себе жетон ДПЛА, мог без проблем получить доступ к тому, что его интересовало. Как следствие, коробки с уликами иногда просто воровали. Исчезало порой даже оружие или другие вещественные доказательства, имевшие отношение к знаменитым делам, таким как дело Черной Орхидеи, Чарлза Мэнсона и Кукольника.

Подозревать кражу в данном случае не было оснований. Скорее виной обычная небрежность – попробуйте-ка отыскать коробку, которую семнадцать лет назад засунули на полку в помещении площадью один акр, забитом до отказа точно такими же.

– Найдут, – заметил Босх. – Может, стоит шепнуть пару слов своему дружку на шестом этаже, чтобы он нагнал на них страху. Уж тогда-то точно найдут.

– Пожалуй. Без пистолета результаты теста теряют всю свою ценность.

– Не уверен.

– Гарри, это же ключевая улика. Без нее все рассыпается, вся цепь доказательств. Нельзя идти в суд с результатами анализа, не имея возможности предъявить жюри присяжных оружие, из которого взяли образцы. Без него нам даже к окружному прокурору обратиться не с чем. Нас выпроводят оттуда пинком под зад.

– Послушай, я всего лишь хочу сказать, что в данный момент о пропаже пистолета никто, кроме нас двоих, не знает. Можно провернуть фокус.

– О чем это ты?

– Разве ты не думаешь, что в конце концов все сведется к нам троим? К тому, что мы выбьем из него в маленькой комнате? Ведь даже если бы у нас был пистолет, мы все равно не могли бы со стопроцентной гарантией доказать, что Маккей оставил в нем кровь, когда стрелял в Бекки Верлорен. Мы лишь можем доказать, что кровь его. Так что, на мой взгляд, все сведется к тому, получим мы его признание или нет. Посадим парня на стул, выложим перед ним результаты теста на ДНК и посмотрим, как он отреагирует и что скажет. Вот и все. Конечно, к такому спектаклю надо как следует подготовиться. Сходим в оружейную, позаимствуем «кольт» сорок пятого калибра и в решающий момент выхватим его из коробки. Убедим, что располагаем всеми уликами, а там уж будет видно – либо он сознается, либо нет.

– Не нравятся мне такие фокусы.

– Но они часть профессии. И в них нет ничего противозаконного. Это даже суды признают.

– Думаю, нам понадобится кое-что еще, помимо теста, чтобы заставить его признаться.

– Согласен. И я как собирался…

Босх замолчал, ожидая, пока официантка поставит перед ними две дымящиеся тарелки. Он заказал креветки с рисом. Райдер выбрала свиные отбивные. Не говоря ни слова, Босх взял свою тарелку и перегрузил половину содержимого на ее тарелку. Потом перенес на свою три из шести котлет. По лицу его блуждала улыбка. Он не проработал с Киз и одного дня после возвращения, а они уже вошли в привычный ритм прежних партнерских отношений. Босх был счастлив.

– Кстати, а чем сейчас занимается Джерри Эдгар?

– Не знаю. Давненько с ним не виделась. После того… ну, сам знаешь.

Босх кивнул. Когда-то, когда они с Райдер работали в голливудском бюро, Джерри Эдгар был третьим в их группе. Три года назад Босх вышел в отставку, и вскоре после этого Райдер перевели в Паркер-центр. Джерри остался в Голливуде, чувствуя себя незаслуженно обойденным и никому не нужным. И вот теперь, когда Райдер и Босх снова стали партнерами, Джерри молчал.

– Гарри, ты собирался что-то сказать? – напомнила Киз.

– Только то, что ты права. Одного теста мало. Нам нужно что-то еще. Я слышал, что после одиннадцатого сентября стало легче получить разрешение на прослушку телефона.

Прежде чем ответить, Райдер тщательно прожевала.

– Верно. Я занималась этим, когда работала у шефа. Количество запросов возросло на три тысячи процентов. По большинству полиция получила разрешение. Сверху поступило как бы негласное указание, что теперь это один из наших главных инструментов. Ты что-то задумал?

– Я подумал, что мы могли бы подключиться к его телефону, а потом подкинуть через газету кое-какую информацию. Сообщить, что дело снова открыто, упомянуть про пистолет, про ДНК… в общем, дать понять, что у нас есть новые улики. Конечно, мы не станем говорить, что результаты теста уже получены, а только намекнем, что у полиции может появиться подозреваемый. После этого нам останется лишь сидеть, слушать и ждать. Можно даже нанести Маккею визит, подтолкнуть его к действиям.

Райдер молча кивнула, однако ничего не сказала, сосредоточившись на еде. Похоже, ее что-то беспокоило, и это не были ни отбивные, ни креветки.

– Что? – спросил Босх.

– Кому, по-твоему, он позвонит?

– Не знаю. Тому, ради кого все это сделал. Или с кем.

Продолжая жевать, Райдер задумчиво кивнула.

– Не знаю, Гарри. Ты первый день на работе. Три года грелся на солнышке и валял дурака. Только-только вернулся, а уже видишь в деле то, чего не вижу я. Похоже, так и остался учителем, а я ученицей.

– Ты просто малость заржавела, пока протирала юбку за большим столом на шестом этаже.

– Я серьезно, Гарри.

– И я тоже. Вроде как. Наверное, слишком долго ждал возвращения, так что встретил его в полной боевой готовности.

– Хорошо. Так расскажи мне, Гарри, что ты видишь в этом деле. И не извиняйся за то, что видишь больше, чем я.

– В том-то и проблема, что я пока ничего не вижу. В деле ни разу не упоминается имя Роланда Маккея. Вот в чем проблема. Мы знаем, что он жил где-то неподалеку от дома жертвы, но нам нечем связать его с ней.

– О чем ты говоришь! У нас есть пистолет с его ДНК!

– Кровь связывает Маккея с оружием, но не с девушкой. Ты читала материалы. Мы не можем доказать, что кровь и кожа попали туда в момент убийства. Эксперт даст соответствующее заключение, и у нас не останется ничего. Других доказательств нет. Любой адвокат укажет на это присяжным. Маккею и делать особенно ничего не надо. Он всего лишь встанет и скажет: «Да, я украл пистолет из дома на Виннетке. Потом пошел на гору и пару раз выстрелил, подражая Мелу Гибсону. Не знаю, как получилось, но эта чертова штука отхватила с руки здоровущий кусок. С Мелом в кино ничего такого не случалось. В общем, я разозлился, зашвырнул хренов пистолет в кусты и пошел домой бинтовать руку». И нам нечего будет возразить. – Райдер выслушала его молча и даже ни разу не улыбнулась. Теперь она тоже все поняла. – Больше ему и говорить ничего не надо. Конечно, сомнения остаются, но, как тебе известно, сомнения трактуются в пользу обвиняемого. И что же мы имеем? А ничего. У нас нет ни отпечатков на месте преступления, ни волос, ни тканей – ничего. Зато есть его «послужной список». И если бы ты заглянула в него до того, как узнала про результат теста на ДНК, то никогда бы не поверила, что Роланд Маккей убийца. Всякое, конечно, случается, и в горячке он бы мог, но здесь-то ситуация совершенно иная. Здесь речь идет о спланированном убийстве, которое не по силам восемнадцатилетнему юнцу.

Райдер с унылым видом покачала головой:

– Еще пару часов назад я думала, что нам преподнесли подарок по случаю твоего возвращения. Казалось, всего-то и дел – раз плюнуть…

– Да, всех сбил с толку тест на ДНК. По-моему, это мировая проблема. Люди думают, что теперь наука и техника могут все. Я бы на их месте поменьше смотрел телевизор.

– Другими словами, ты не веришь, что это его рук дело?

– Я пока ничего не знаю.

– Значит, мы устанавливаем за ним слежку, подключаемся к его телефону, нагоняем на него страху и ждем, с кем он свяжется и что станет делать.

Босх кивнул:

– Такой у меня план.

– Сначала надо все обговорить с Альбертом.

– Будем действовать строго по инструкции. Об этом меня сегодня и шеф предупреждал.

– Святые угодники – новый Гарри Босх!

– Точно, он перед тобой.

– Но прежде чем идти к начальству, нужно как следует все проверить. Убедиться, что никто из заинтересованных лиц не слышал о Роланде Маккее. Если все так и есть, то потом пойдем к Пратту насчет прослушки.

– Согласен. А теперь скажи, что ты нашла в деле?

Прежде чем делиться своими впечатлениями, Босху хотелось узнать ее мнение.

– Только то, что там было, – ответила Райдер. – А что? Что-то пропустила?

– Не знаю… ничего такого… ничего очевидного…

– Гарри, не тяни. В чем дело?

– Я вот о чем подумал. Отец у девочки – черный, мать – белая. Даже в восемьдесят восьмом наверняка находились люди, которым не нравилось смешение рас. Прибавь сюда кражу, при которой исчез пистолет. Жертвой был еврей. Парень объяснил, что купил оружие, потому что ему угрожали.

Райдер задумчиво кивнула – сказать она ничего не могла, потому что отправила в рот изрядную порцию риса.

– Как, по-твоему, складывается?

– Проверить стоит, но зацепиться пока не за что.

– В деле об этом ничего сказано не было.

Несколько минут они молча ели. Босх думал о том, что только в «Китайских друзьях» с жареным рисом подают такие нежные креветки. Впрочем, свиные отбивные, которые были не толще пластиковой тарелки, ни в чем им не уступали. И пожалуй, Киз правильно делала, что ела их руками.

– Что Грин и Гарсия? – спросила наконец Райдер.

– А что тебя интересует?

– Какую оценку ты бы им поставил?

– Трудно сказать. Может, троечку, если бы был в хорошем настроении. Допустили несколько ошибок, медлили. Правда, потом, похоже, подсуетились и собрали все нужные бумажки. А ты?

– Согласна с тобой. Дело оформили по всем правилам, но у меня сложилось впечатление, что они с самого начала не верили в успех, а лишь делали вид, что работают по всем направлениям.

Босх кивнул и посмотрел в раскрытый блокнот, который лежал на соседнем, свободном, стуле.

– Надо поговорить с родителями и с Гарсией и Грином, найти фото Маккея. Старое, когда ему было восемнадцать.

– Давай передвинем родителей в конец списка, а пока поговорим с остальными. Они, конечно, важнее, но их лучше оставить на потом. Хочу сначала побольше узнать. Представляешь, каково им будет снова встретиться с копами через семнадцать лет?

– Хорошо. Тогда давай начнем с офицера по надзору. Условный срок у Маккея истек только семь месяцев назад.

– Согласна. Съездим в Ван-Нуйс, а потом поговорим с Артом Гарсией.

– Ты уже нашла его? Он где-то здесь?

– Его и искать не надо. Арт Гарсия сейчас коммандер в бюро Долины.

Босх кивнул, нисколько не удивившись. Карьера у Гарсии сложилась успешно. Звание коммандера ставило его лишь на одну ступеньку ниже заместителя начальника полиции. В Долине он был вторым человеком и руководил пятью отделениями, в том числе и девонширским, тем самым, где служил много лет назад, когда расследовал убийство Ребекки Верлорен.

– Помимо прочей работы, – продолжала Райдер, – каждый из нас имел особое поручение, выполняя как бы роль офицера по связи с тем или иным бюро. Меня приписали к Валли. Так что приходилось разговаривать и с коммандером, хотя в основном я поддерживала контакт с его заместителем, Вартаном.

– Намек понял – мне достался напарник со связями. Не удивлюсь, если ты указывала Вартану и Гарсии, как руководить подчиненными.

Она притворно нахмурилась:

– Перестань нести чушь, Гарри. Просто работа на шестом позволила понять, как функционирует управление в целом.

– Функционирует или не функционирует. Кстати, забыл сказать…

– Что?

– Наткнулся на Ирвинга, когда спускался за кофе. Сразу после того, как ты ушла.

Райдер помрачнела.

– И что случилось? Что он тебе сказал?

– Ничего особенного. Назвал меня заплатой на колесе и сказал, что когда я облажаюсь и получу под зад, то потяну за собой и шефа, который взял меня обратно. А уже потом, когда пыль осядет, Мистер Чистюля займет его место.

– Господи, Гарри. Первый день на работе, а Ирвинг уже точит на тебя зуб.

Босх развел руками, едва не задев плечо сидевшего за соседним столиком мужчины.

– Я всего лишь спустился за кофе. Он уже был там. И сам ко мне подошел. Клянусь, Киз, я его не цеплял.

Она опустила голову и некоторое время ела молча. Потом, отложив половину последней отбивной, посмотрела на него:

– Больше не могу. Пойдем, Гарри.

– Я уже готов.

Босх оставил на столике больше денег, чем требовалось, и Райдер сказала, что в следующий раз платить будет она. Выйдя из ресторана, они сели в черный «мерседес» Босха и проехали по Чайнатауну до выезда на шоссе 101. Прошло несколько минут, прежде чем Райдер снова заговорила:

– Гарри, не шути с Ирвингом. Будь осторожен.

– Я всегда осторожен, Киз. И Ирвинга всегда воспринимал всерьез.

– Пойми, его обходили уже дважды. Сейчас он готов на все, лишь бы пробиться на самый верх.

– Знаешь, чего я не понимаю? Почему твой приятель не вышвырнул Ирвинга, когда занял кресло? В доме стало бы чище. Он перевел его на другую сторону улицы, но не устранил опасность. Это же всем ясно.

– Шеф не мог просто взять и выставить Ирвинга. У того сорок лет службы за спиной. И связи. Причем не только в департаменте, но и в городском совете. Ирвинг знает много такого, о чем кое-кто хотел бы забыть. Шеф и пальцем его не тронет, пока не будет уверен, что защищен от ответного удара.

Они снова замолчали. Машин на шоссе было мало, и радио сообщало об отсутствии пробок впереди. Босх проверил бензин – полбака, вполне достаточно.

Еще раньше они договорились, что будут по очереди пользоваться личными машинами. Конечно, им полагалась служебная, но они знали, что получить разрешение на служебный автомобиль легко, а вот чтобы получить сам автомобиль, придется ждать пару месяцев, если не больше. На новые машины в управлении не было денег. Тем не менее разрешение они все же получили, потому что в этом случае управление оплачивало счета за горючее. Босх знал, что за время расследования намотает столько миль, что компенсация расходов превысит, возможно, стоимость новой машины.

Он первым нарушил молчание:

– Послушай, я знаю, о чем ты думаешь, даже если и не говоришь. Ты беспокоишься не только из-за меня. Ради меня ты высунулась сама да еще убедила шефа. Поверь, Киз, я понимаю, что дело не только во мне. Не беспокойся и передай шефу, чтобы не беспокоился. Я не подведу. Из-за меня колесо не лопнет.

– Хорошо, Гарри. Я рада это слышать.

Он попытался придумать, что бы сказать еще, хотя и понимал, что слова – это только слова.

– Не помню, говорил ли я тебе, но первое время после отставки я чувствовал себя неплохо. Мне это почти нравилось. Никуда не надо ходить, можно заниматься всем, чем только душа желает. Но потом мне стало не хватать работы. Я даже начал расследовать дела. Сам по себе. И кстати, знаешь, что еще со мной случилось? Я стал хромать.

– Хромать?

– Да, немного. Как будто один каблук ниже другого. Или одна нога короче другой.

– Ты проверил обувь?

– До этого не дошло. Дело было не в обуви, а в оружии.

Босх взглянул на нее. Райдер, привычно хмуря брови, смотрела перед собой.

– Понимаешь, я так долго носил оружие, что, когда снял его, у меня нарушилось равновесие. Я как бы разбалансировался.

– Гарри, ничего чудней я еще не слышала.

Они проезжали через перевал Кахуэнга. Босх повернулся к окну – где-то там, в складках гор, затерялся его дом. В какой-то момент он вроде бы даже увидел мелькнувшую за бурым кустарником заднюю веранду.

– Заглянем к офицеру по досрочникам, а потом ты позвонишь Гарсии и попробуешь договориться о встрече, хорошо?

– Хорошо. Ты только объясни, в чем смысл твоей истории.

Босх ответил не сразу.

– Смысл в том, что мне нужно оружие. Мне нужен жетон. Без них я теряю равновесие. Без них мне… некомфортно. Понимаешь? – Он посмотрел на Кизмин. Она молчала. – Я знаю, что значит для меня этот шанс. Так что пошел он ко всем чертям, этот Ирвинг. И пусть называет меня как хочет – я не облажаюсь и не проколюсь.

Глава 8

Через двадцать минут они оказались в одном из самых нелюбимых Босхом мест, Управлении отправления наказаний в Ван-Нуйс. Это было одноэтажное кирпичное строение, битком набитое людьми. Одни ждали здесь своего офицера по надзору, другие пришли сдать анализ мочи, третьи явились отметиться по приговору суда, четвертые готовились к расставанию со свободой, а пятые еще надеялись ее сохранить. Отчаяние, унижение, гнев и злость ощущались в самой атмосфере заведения. Это было место, где Босх предпочитал избегать визуального контакта с кем-либо.

Воспользовавшись тем, что было у них и чего не было у остальных – полицейскими жетонами, – напарники пробились через толпу и получили разрешение пройти к агенту, под надзором которого Роланд Маккей состоял после своего последнего ареста за непристойное поведение два года назад. Тельма Киббл сидела в крохотной стандартной кабинке в комнате, состоящей из примерно полудюжины таких же закутков. На столе и в шкафчике, шедших, по-видимому, в одном наборе с кабинкой, лежали папки с материалами на условно осужденных и освобожденных условно-досрочно, отданных на ее попечение. Тельма Киббл была среднего роста и с живыми, ясными глазами и темно-коричневой кожей. Босх и Райдер представились детективами из «убойного» отдела. Свободный стул в кабинке нашелся только один, так что они остались стоять.

– Что у вас, ограбление или убийство? – спросила Киббл.

– Убийство, – ответила Райдер.

– Тогда возьмите стул из соседней кабинки. Коллега ушла на ленч.

Босх принес стул. Они сели и рассказали, что хотели бы посмотреть материалы на Роланда Маккея. Босх заметил, что Киббл вспомнила имя, но, наверное, не более того.

– Два года назад ему дали условный за непристойное поведение, – пояснил он. – Состоял под надзором восемнадцать месяцев.

– Тогда его дело не здесь, а в архиве. Я сейчас принесу. – Она поднялась. – Не помню… ах да, Маккей! Вспомнила. Роланд Маккей. Как же, как же. Повеселил.

– А что такое? – поинтересовалась Райдер.

Киббл улыбнулась:

– Скажем так, у него были проблемы в общении с женщиной другого цвета кожи. Посидите здесь – я мигом.

Она записала имя на бумажку и вышла.

– Может, оно и к лучшему, – сказал Босх.

– Ты о чем?

– Если у него были проблемы с ней, то, возможно, возникнут и с тобой. Мы могли бы этим воспользоваться.

Райдер кивнула. Босх увидел, что она смотрит на газетную вырезку, пришпиленную к филенчатой перегородке. Бумага уже пожелтела от времени. Босх наклонился, но все равно смог прочитать только заголовок:

РАНЕНОГО ОФИЦЕРА ПО НАДЗОРУ ВСТРЕЧАЮТ КАК ГЕРОЯ

– Что там? – спросил он.

– Я знаю, кто она такая, – ответила Райдер. – Ее ранили несколько лет назад. Пришла в дом к бывшему зэку, а кто-то ее подстрелил. Тот, к кому она пришла, вызвал помощь, а потом скрылся. Что-то в этом роде. Ее наградили. Боже, как она похудела.

Что-то в этой истории показалось Босху знакомым. Заметку иллюстрировали две фотографии. На одной Тельма Киббл стояла перед зданием Управления по надзору, с крыши которого свешивался плакат с приветственными словами. Райдер была права. За прошедшее с тех пор время Тельма потеряла никак не меньше восьмидесяти фунтов. Босх сразу вспомнил, что видел этот самый плакат несколько лет назад, когда приезжал по какому-то делу в расположенный через дорогу от управления суд. Он кивнул и перевел взгляд на второй снимок.

Что-то всколыхнулось в памяти. На снимке, которому явно не хватало четкости, была запечатлена белая женщина, бывшая заключенная, которая проживала как раз в том доме, где ранили Киббл.

– Стреляла же не она, а? – спросил он.

– Нет. Она как раз и вызвала помощь. А потом исчезла.

Босх вдруг поднялся и, опершись на лежащие на столе папки, вгляделся в снимок внимательнее. Черно-белая фотография потемнела, но он все равно узнал лицо. Волосы и глаза были другие, как и имя под снимком. И все-таки Босх нисколько не сомневался, что видел эту самую женщину в прошлом году в Лас-Вегасе.

– Только не помните мне бумаги, – сказала, входя в комнатку, Киббл.

Он моментально вернулся на место.

– Извините. Просто хотел прочитать вырезку.

– О, старая история. С тех пор много воды утекло… и лишних фунтов тоже немало.

– Я присутствовала на том собрании, когда вас награждали, – сказала Райдер.

– Неужели? – Киббл расплылась в улыбке. – Да, приятный был вечер.

– А что сталось с той женщиной? – спросил Босх.

– С Кэсси Блэк? О, ударилась в бега. Только ее и видели.

– Ее в чем-то обвиняли?

– Самое странное, что нет. То есть если она в чем и виновата, то лишь в том, что сбежала с места преступления и нарушила правила условно-досрочного освобождения. Больше нам не в чем ее обвинить. В конце концов, стреляла же в меня не она. Кэсси спасла мне жизнь, и я только благодарна ей за это. Не исключаю, что парень, который меня ранил, мог потом найти ее, убить и закопать где-нибудь в пустыне. От всей души надеюсь, что этого не случилось. Кэсси оказала мне большую услугу.

Теперь Босх уже засомневался: а с этой ли женщиной он прожил несколько дней в мотеле около аэропорта, когда год назад навещал свою дочь в Лас-Вегасе. Звали-то ее точно не Кэсси Блэк. Он молча опустился на стул.

– Ну что, нашли? – спросила Райдер.

– Да, все здесь. Можете взять дело с собой. Если хотите расспросить о парне, то задавайте ваши вопросы прямо сейчас, потому что через пять минут мне надо взяться за свои дела. Если начну позже, то сломаю график на весь оставшийся день и выберусь отсюда только поздно вечером. А сегодня мне опаздывать никак нельзя – свидание.

Перспектива приятного времяпрепровождения добавила блеска в ее глаза.

– Хорошо. Тогда такой вопрос: что вы о нем помните? Вы заглянули вдело?

– Да, пробежала глазами, пока шла назад. Мелкий, но мерзкий поганец. Наркоман, но не активный. Повернутый на расовой религии. Ничего особенного. Мне даже доставляло удовольствие время от времени прижимать его к ногтю. Вот, пожалуй, и все.

Райдер открыла папку, и Босх наклонился взглянуть на фотографию.

– Непристойное поведение… В чем оно проявилось? – спросил он.

– Там все сказано. Наш герой хватил лишнего и сел за руль. Потом решил, что ему надо облегчиться. Остановился. Зашел в первый попавшийся двор, а во дворе тринадцатилетняя девочка бросала мяч в корзину. Мистер Маккей, наверное, подумал, что раз он выпустил петушка на волю, то было бы неплохо, если бы девочка с ним поиграла. Я еще не сказала, что ее отец служил в полиции? И случайно оказался дома? Он вышел, взял мистера Маккея за шкирку и опустил на землю. Впоследствии Маккей жаловался, что его положили в ту самую лужицу, которую он успел налить. Ему это сильно не понравилось.

Рассказывая, Киббл улыбалась. Босх кивнул. В деле вряд ли приводились столь живописные детали.

– И он признал себя виновным?

– Да. Получил условный срок. И попал ко мне.

– Проблемы с ним были за эти восемнадцать месяцев?

– Точнее сказать, у него были проблемы со мной. Маккей попросил назначить ему другого надзорного офицера, но получил отказ. Так со мной и остался. Приходил сюда и отмечался. Держался смирно, хотя я чувствовала – злость осталась. Мне трудно сказать, что его доставало больше – то, что я черная, или то, что я женщина.

При последних словах Киббл взглянула на Райдер. Та кивнула.

В папке находились материалы по прошлым делам Маккея, указывались его аресты и перечислялись наказания. Все это требовало внимательного изучения, а времени уже не оставалось.

– Мы можем снять копию? – спросил Босх. – И хотелось бы позаимствовать одну из ранних фотографий.

Киббл, прищурившись, посмотрела на него:

– Работаете над старым делом?

Райдер кивнула:

– Очень старым.

– «Висяк»?

– Да, только что открыли заново.

– Понятно, – задумчиво протянула Киббл. – Меня уже ничто не удивляет – я знала парня, который украл в магазине замороженную пиццу, получил четыре года и не дотянул до конца срока два дня. Но насчет Маккея скажу так – на мой взгляд, в нем нет того, что называют инстинктом убийцы. Он может быть вторым номером, но не первым.

– Мы пока еще ничего не знаем наверняка, – сказал Босх. – Известно лишь, что он имеет к убийству какое-то отношение. – Он поднялся. – Так как насчет фотографии? Фотокопия может оказаться недостаточно четкой.

– Возьмите, но только с условием, что вернете. Документы надо содержать в порядке. Такие, как Маккей, имеют привычку возвращаться. Понимаете?

– Понимаю. Вернем обязательно. И если вы не против, я бы скопировал ту газетную заметку. Хочу почитать.

Киббл посмотрела на приколотую к стене пожелтевшую вырезку.

– Только обещайте не смотреть на меня. Я теперь совсем другая.

Закончив дела в Управлении отправления наказаний, Босх и Райдер пересекли улицу и направились к муниципальному центру. Миновав здание суда, они оказались на площади и сели на скамейку у библиотеки. Следующим пунктом плана значилась встреча с Артуро Гарсией, офис которого располагался в одном из административных зданий, но до нее еще оставалось время. К тому же им не терпелось посмотреть материалы на Маккея.

В папке лежали подробные отчеты по всем преступлениям и правонарушениям, за которые Роланд Маккей арестовывался с тех пор, как ему исполнилось восемнадцать лет. Были здесь и отчеты офицеров по надзору, наблюдавших за ним на протяжении месяцев и даже лет. Босх занялся чтением первых, Райдер взяла себе вторые. Но едва Гарри открыл материалы по первому делу, связанному с ограблением, как Кизмин толкнула его в бок:

– Послушай, это интересно. Маккей получил общее образование в чатсуортской средней школе. Как раз летом восемьдесят восьмого.

– Если он получил диплом об общем образовании,[4] то ушел из школы раньше. Там сказано, из какой школы он ушел?

– Нет. Говорится лишь, что вырос в Чатсуорте. Неполная семья. Учился плохо. Жил с отцом, работавшим сварщиком на заводе «Дженерал моторс» в Ван-Нуйс. Пока ничего, что указывало бы на связь с хиллсайдской подготовительной.

– Проверить все равно надо. Родители всегда хотят для детей лучшего. Если Маккей учился там и знал ее, а потом ушел, это объясняет, почему в восемьдесят восьмом его так ни разу и не допросили.

Райдер кивнула и перевернула страницу.

– Парень ни разу не покидал Долину. Все адреса здешние.

– Какой последний?

– В Панорама-Сити. Тот, что выдал «Автотрек». Впрочем, не думаю, что он до сих пор еще там.

Босх согласно кивнул. Любой человек, знакомый с системой так же хорошо, как Маккей, знал, что по истечении срока условного наказания нужно первым делом сменить место жительства. И никому не оставлять свой новый адрес. В Панорама-Сити, конечно, съездить придется, но Босх не сомневался, что Маккея там уже нет. Он не обращался в бюро коммунальных услуг, не обновлял водительские права, не регистрировал новую машину. Похоже, Маккей старался не засветиться и не попасть в поле зрения полиции.

– Состоял в «Уэйсайдских белых», – заметила Райдер, переворачивая очередную страницу.

– Этим ты меня не удивила.

«Уэйсайдскими белыми» называла себя группировка, на протяжении нескольких лет существовавшая на территории Уэйсайд-Онор в северном округе штата. Сформированная по расовому признаку, она ничем не отличалась от других таких же, возникавших практически в каждом исправительном учреждении штата в качестве скорее средства защиты, чем расовой агрессии. Нередко членами «Уэйсайдских белых» становились скрывавшие свою национальность евреи. В тюрьме одиночке трудно. Принадлежность к той или иной группировке позволяла чувствовать себя в относительной безопасности. Это был способ выживания, и тот факт, что Маккей входил когда-то в тюремную банду, еще не подтверждал версии Босха о роли расового фактора в убийстве Ребекки Верлорен.

– Что-нибудь еще? – спросил он.

– Пока ничего.

– Там есть описание внешности? Особые приметы? Татуировки?

Перелистав страницы, Райдер нашла тюремный формуляр.

– Да, есть татуировки, – подтвердила она, пробегая взглядом по странице. – На бицепсе одной руки собственное имя, на другой – наверное, инициалы девушки: СРВ.

Босх оторвался от дела – его версия, похоже, все же начинала находить подтверждения.

– Я уже видел такие надписи. Это не инициалы девушки. Это аббревиатура. СРВ – священная расовая война. Наш парень один из тех, кто верит в такую чушь. Думаю, Грин и Гарсия пропустили эту деталь.

Он уже ощущал действие поступившего в кровь адреналина.

– Посмотри сюда, – сказала Райдер. – Еще одна татуировка. Число «восемьдесят восемь» на спине. Как напоминание о том, что он сделал в восемьдесят восьмом.

– Вроде того. Это шифр. Я как-то работал по делу одной группировки, из тех, что провозглашают лозунг «Власть белым», и помню все их шифры. Число «восемьдесят восемь» у них заменяет двойную букву «эйч», потому что «эйч» – восьмая буква в алфавите. Восемьдесят восемь означает «Heil Hitler». Встречается еще двести шестьдесят восемь – «Zeig Heil». Сообразительные ребята, верно?

– И все-таки я думаю, что восемьдесят восемь означает год. Напоминание о чем-то. Может быть, о том самом.

– Возможно. Там говорится, где он работал?

– Кое-что есть. Когда его арестовали в последний раз, за непристойное поведение, он как раз ехал на буксире. Машина техпомощи? Вот… указаны три предыдущих места работы – так и есть, служба техпомощи.

– Уже хорошо. Для начала.

– Мы его найдем.

Босх вернулся к чтению отчетов. В 1990-м подозреваемого арестовали за кражу со взломом. Маккей забрался в магазинчик при открытом кинотеатре «Пасифик». Сработала сигнализация. Он успел обчистить кассу и набить пластиковый пакет шоколадными батончиками. Возможно, успел бы и скрыться, но решил приготовить себе начос и включил микроволновку. Подъехавшие полицейские выпустили собаку. В отчете указывалось, что его отвезли сначала в медицинский центр, потому что после схватки с псом на левой руке и левом бедре задержанного обнаружились укусы.

Далее говорилось, что Маккей признал себя виновным и был приговорен к шестидесяти семи дням тюрьмы в Ван-Нуйс и двум годам условно.

Еще до истечения срока его снова арестовали, на сей раз за оскорбление действием. Босх только начал читать отчет, когда Райдер забрала у него документы и положила в папку.

– Пора к Гарсии. Сержант сказал, что если опоздаем, то его уже не будет.

Она поднялась. Босх тоже встал, и напарники направились к административному зданию, на третьем этаже которого находился кабинет коммандера Артуро Гарсии.

– В девяносто девятом Маккея арестовали за ограбление магазина «Пасифик», – сообщил на ходу Босх.

– И что?

– Это в Виннетке. Там сейчас большой развлекательный комплекс. От него до дома, где украли пистолет, всего пять или шесть кварталов.

– Что ты об этом думаешь?

– Две кражи в одном и том же районе. Может, Маккею нравится там работать. Думаю, оружие украл он. Или был с тем, кто украл.

Райдер кивнула. Они поднялись по ступенькам, вошли в вестибюль и проделали оставшуюся часть пути на лифте. Коммандер был занят, и их попросили немного подождать.

– Знаешь, а я помню тот кинотеатр, – сказал Босх, опускаясь на диван. – Ходил туда пару раз, еще в детстве.

– А у нас был свой, на южной окраине.

– Что там сейчас? Тоже какой-нибудь комплекс?

– Нет. Всего лишь парковочная стоянка. В тех краях большие деньги ни во что не вкладывают.

– А как же Мэджик Джонсон? – Босх знал, что бывшая звезда баскетбольного клуба «Лейкерс» инвестировал немалые суммы в развитие инфраструктуры южной окраины, включая и строительство открытых кинотеатров.

– Он единственный.

– Один – это уже начало.

К ним подошла женщина с нашивками сержанта на рукаве:

– Коммандер готов принять вас.

Глава 9

Коммандер Артуро Гарсия поднялся из-за стола. Как и его помощница, он был в форме, которую носил – это чувствовалось сразу – с гордостью и достоинством. Короткие, со стальным отливом, волосы, щетинистые усы дополняли облик образцового полицейского. От Гарсии исходило ощущение уверенности в себе, той уверенности, которой не хватало департаменту в последние годы и которую он изо всех сил старался обрести.

– Входите, входите, – сказал Гарсия. – Садитесь и расскажите старику, чем занимаетесь и как дела.

– Спасибо, что приняли нас так быстро, – сказала Райдер.

Они уже решили, что разговор поведет она. Босх не был уверен, что сумеет скрыть неприязненное отношение к Гарсии, который вместе с напарником совершил столько ошибок и промахов при расследовании дела Ребекки Верлорен. К тому же Райдер уже приходилось общаться с ним на прежней работе.

– А как же? Когда тебе звонят из «убойного», приходится выкраивать время, верно? – Он улыбнулся.

– Вообще-то мы из отдела заново открытых дел, – уточнила Райдер.

Улыбка слетела с лица Гарсии, и на мгновение Босху показалось, что в его глазах вспыхнула и тут же погасла боль. Договариваясь о встрече через помощника, Райдер не упомянула, каким делом они занимаются.

– Бекки Верлорен, – проговорил коммандер.

Райдер кивнула:

– Да. Но откуда вы знаете?

– Откуда я знаю? Я сам позвонил вашему начальнику и сказал, что по этому делу есть возможность провести тест на ДНК.

– Вы звонили детективу Пратту?

– Да, точно, Пратту. Как только отдел организовался и приступил к работе, так я сразу же ему и позвонил. Попросил открыть дело Бекки Верлорен за восемьдесят восьмой год. Анализ сделали? И что, есть совпадение?