Викентий вежливо рассмеялся.
      - Среди мышей тоже бывают блондинки и брюнетки, - сказал он. - И очень даже симпатичные...
      - А как они переносят мое угощенье?
      - Дохнут. Двум я добавил микродозы в корм, двум ввел шприцем. Все четыре сдохли через 2-3 часа.
      Фокин наконец закурил.
      - Ну и?
      - И я выкинул их в контейнер, - сказал Викентий.
      - Ты молодец, Кентюша, - сказал Фокин, двигая квадратной челюстью. Из-за чего они сдохли - можешь сказать?
      - Тромбоз, закупорка сосудов.
      Фокин кивнул, пробормотал: "Ага".
      - Это вещество способствует постепенному увеличению числа тромбоцитов, - продолжал Викентий. - Они скапливаются в сосудах, мешая току крови. Кровь сгущается. Потом происходит закупорка сердечных сосудов. И - смерть. До самой последней минуты мои мыши были в превосходном расположении духа и ничем не отличались от остальных.
      - Следы вещества в тканях остаются?
      - Нет... Вскрытие дает картину естественной смерти.
      Викентий заметно помрачнел, но Фокин не обратил на это внимания.
      - Теперь скажи мне: а если ввести вещество... Ну, скажем - собаке. Взрослой овчарке. Через какое время она погибнет?
      Викентий задумался.
      - Сутки, может чуть больше, - сказал он наконец. - Все зависит от массы тела.
      - А если масса восемьдесят-восемьдесят пять килограммов?
      - Где ты видел таких овчарок? - Викентий пронзительно взглянул майору в глаза. Но тот остался невозмутимым.
      - Вполне обычный вес для кавказских овчарок. И для азиатов тоже.
      - Ну... Трое суток, плюс-минус... Семьдесят два часа... Точнее никто не скажет. Но ты точно говоришь о собаках? - беспокойство Викентия стало явным.
      - Ну а о чем же?! - искренне удивился Фокин. - Хотя все равно это государственная тайна. Ну да тебя предупреждать не надо.
      Старый товарищ кивнул. Кроме школьной дружбы их связывали и другие, сугубо конфиденциальные отношения. И Викентий хорошо знал правила игры.
      Расставаться на надорванной ноте Фокин не хотел. Он быстро огляделся, увидел перечеркнутую ветвями лип яркую вывеску бара.
      - Не хочешь пропустить по стаканчику? За школьную дружбу? А, Кентоша?
      Тот покачал головой. Он был явно выбит из колеи.
      - Я тороплюсь.
      Фокин внимательно посмотрел на него, хотел что-то сказать, но передумал и просто протянул свою огромную лапищу.
      - Тогда давай пять, - Майор снова осторожно обозначил рукопожатие. Ты мне помог. Если будет надо, и я тебе помогу. Как всегда.
      Викентий повернулся и молча пошел к автобусной остановке. Фокин развернулся в другую сторону. Перед ним снова возникло лицо разыскиваемого брюнета. Жить тому оставалось совсем недолго.
      Глава третья. Обреченный брюнет.
      Контрабасист, улыбаясь, срывал пальцами сочные низкие звуки, которые отдавались где-то в области диафрагмы, а может и глубже. Ударник сидел в тени, его не было видно - только серебристый взмах щеток и огонек сигареты, закрепленной на микрофонной стойке.
      Девушка с заурядным лицом и фигурой топ-модели пела негромким выразительным голосом. Про жаркую летнюю ночь и бессоницу, про кадиллак, застывший на обочине 56-го шоссе, про длинные девичьи ноги и про то, что прячется где-то в области диафрагмы, а иногда и глубже, и не дает покоя.
      В зале полутемно, круглые столики застелены белыми крахмальными скатертями, приглушенный свет настольных ламп пробивается сквозь зеленые шляпки светящихся абажуров.
      Беззаботная публика, в основном зрелые мужчины и молодые женщины. Единый стиль одежды отсутствует. Костюмы и галстуки, строгие вечерние туалеты соседствуют с джинсами и свитерами, повседневными платьями, откровенно мятыми брюками и небрежно расстегнутыми на груди фланелевыми рубахами. Общей, пожалуй, является атмосфера уверенности и богатства. Даже несвежие рубашки и небритые физиономии будто осыпаны невидимой золотой пыльцой. Много мобильных телефонов. Несмотря на рамку металлодетектора при входе, под пиджаками и куртками наверняка найдутся несколько пистолетов.
      Бесшумные, как тени, официанты сноровисто разносят копченого угря, свежие устрицы, запеченные лягушачьи лапки, жареных голубей и другие изысканные деликатесы. Омары в подсвеченном аквариуме обреченно переползают с места на место, ворочая глазами, похожими на застывшие в полете капли черной смолы. Дразнящий запах дубовых углей. Толстое меню в солидном кожаном переплете.
      - Устрицы здесь не самые лучшие, - со знанием дела сказала Маша, небрежно пролистывая страницы. - Я хочу фоа гра и омара. В "Аркадии" изумительно готовят фоа гра.
      Такая осведомленность неприятно кольнула душу Макса. Она была здесь не раз и не два, швейцар поздоровался с ней, как с хорошей знакомой и охранник улыбнулся приветливей, чем обычной посетительнице. С кем она ходила сюда? Уж точно не с подругами в обеденный перерыв...
      Проворный мальчик в белой рубашке, черной бабочке и табличкой с именем на левом нагрудном кармане принес аперитив: джин с тоником Маше и "Белую лошадь" со льдом и лимоном - Максу.
      - Разрешите принять заказ, господа? - деликатно осведомился он у Макса.
      Тот отложил свое меню, в котором мало что понимал. Даже цены - двух и трехзначные цифры без обозначения единицы расчетов, ни о чем ему не говорили. "Сок апельсиновый свежевыжатый - 5". Пять - чего? Рублей? Учитывая ресторанные наценки, вряд ли... Долларов? Но это можно с ума сойти!
      - Дама распорядится.
      Мальчик почтительно наклонился к Маше.
      - Значит так, Виктор, мне фоа гра, омара, фруктовый коктейль и кофе.
      - Омар гриль?
      - Нет. Вареный сочней.
      Покрутив бокал со светло-желтой жидкостью, чтобы лед зазвенел о стенки, Макс отхлебнул виски. Официанта действительно звали Виктор, но он мог поклясться, что Маша не поднимала глаза на его табличку.
      - А что для господина?
      - Карпаччо из скампий, фрикассе из омара и... Да, медальоны из оленины. На десерт земляничный торт и тоже кофе.
      - Что желаете пить?
      Зеленоватый свет лампы делал лицо Маши загадочным и незнакомым, многозначительно блестели глаза. Таинственная красавица. Именно такой она и снилась Максу в Тиходонске, где он шесть лет влачил жалкое существование забитого работяги Сергея Лапина и спал на худом матрасе в убогой квартирке на Богатяновке. А под досками пола ночи напролет скреблись мыши.
      - Бутылку белого мозельского, - сказал Макс. Это тоже пришло из тех, давних снов, где были чужеземные города и такие вот рестораны. Из его прошлой жизни.
      - Может быть шампанского? - вслух размышляла Маша. - "Дом Периньон" или "Вдова Клико"?
      Макс пожал плечами. Он знал, что бутылка французского шампанского вытягивает на несколько сот долларов. А у него в кармане было всего-навсего восемьсот, причем не на сегодняшний вечер, а на всю оставшуюся жизнь.
      - Ладно, сегодня будем пить мозельское, - решила девушка.
      Официант почтительно кивнул. Он ничего не записывал и очевидно полностью полагался на свою память.
      - Выберете сами?
      Виктор показал глазами на аквариум. Омары как будто застыли в ужасе, ожидая - кому будет вынесен смертный приговор.
      - Нет, - Макс покачал головой. - Увольте.
      - Я выберу, - сказала Маша. - Обязательно.
      Через минуту самый крупный экземпляр был извлечен из аквариума и отправился на кухню в мельхиоровом ведерке.
      - Тебе здесь нравится? - спросила Маша.
      - Да, - сказал Макс. - Я не знал, что у нас появились такие рестораны. Все очень солидно.
      - У них всегда порядок. Видел, на входе охранник с пистолетом?
      - Это газовый. А ты часто здесь бываешь?
      - Газовый? - удивилась Маша. - Как ты определил?
      - На рукоятке нет кольца для страховочного ремня. И самого ремня нет. И запасной обоймы.
      - Ты здорово разбираешься, - с явным удивлением отметила Маша.
      На ней облегающее вечернее платье: синие молнии на черном. При каждом движении молнии вспыхивают в темной ночи, серебряные нити дождя оживают, бушует веселая июльская гроза. Макс хорошо знал тело, которое спрятано под этой тканью, линию бедер и форму пупка, и припухшие соски... Но она умело ушла от ответа на прямой и очень простой вопрос.
      Виктор принес закуски. Фоа гра оказалась слабо прожаренной гусиной печенью, политой малиновым сиропом. А перед Максом поставил большую пустую тарелку с горсткой шинкованной капусты посередине и полужидким коричневым ободком вдоль края.
      - Осторожно, тарелка горячая, - предупредил он.
      Макс недоуменно попробовал капусту. Капуста как капуста... Коричневый ободок оказался острой приправой. Но к чему? Он ковырнул вилкой дно и тут оказалось, что тарелка не пустая: её заполняли тончайшие до прозрачности ломтики сырых королевских креветок. И острая приправа к ним очень подходила.
      - Давай выпьем за встречу, - Маша подняла свой бокал и Макс сделал тоже самое. Я рад что ты вернулся.
      - Я тоже.
      В зале становилось шумно и душно. На эстраде вульгарный толстяк в широких шортах нес какую-то пошлятину, подъемом голоса то и дело выделяя ключевое слово: нимфомания! Гремела музыка, зал затягивали волны сигаретного дыма. За свободными столиками появились по две-три девушки, неторопливо потягивающие минеральную воду. Маша накрыла его руку прохладной ладонью.
      - Чем ты думаешь заниматься?
      - Не знаю.
      Маша вежливо улыбнулась.
      - Ты стал ещё скрытней, чем раньше...
      Если сказать ей, что это чистая правда, что у него нет работы, нет выгодной на сегодня профессии и обязательного умения зарабатывать деньги, она конечно не поверит. Ведь она ещё помнит его загранкомандировки из которых привозились роскошные подарки и запретная в те времена валюта.
      - А чем занимаешься ты? Как я понял, уже не летаешь?
      Девушка покачала головой.
      - Прошли большие сокращения. Треть стюардесс уволили, даже многих пилотов. Вначале устроилась в кооператив - нетрадиционные методы лечения, потом... В общем, как-то перекручивалась. Что с тобой?
      - Не знаю. Что-то голова заболела...
      - Дать таблетку?
      - Обойдусь. Давай лучше ещё выпьем. Сосуды расширятся и все пройдет.
      * * *
      В плазме, среди сверкающих лабиринтов, рождался хаос.
      Алкоголь, растворенный в крови, гнал красные шары быстрее и быстрее, футболил их с удвоенной силой, заставлял мертвеющие сосуды работать, сокращаться, расширяться...
      Толчок. Еще толчок. Еще.
      Несколько тромбов были разрушены и красный вихрь устремился в лабиринты, где смерть уже обживала для себя местечко.
      Но "чужаков" было слишком много. И становилось все больше. Вместо разрушенных появились новые тромбы - пока ещё на периферии, где система тревожного оповещения молчит, потому что ничего страшного ещё не произошло.
      Но страшное не заставит себя ждать. Плазма подхватывает слепленные в кучу колонии "чужаков", несет все ближе и ближе к главному лабиринту, за которым пульсирует, живет нечто... Жизнь. Сама жизнь, воплощенная в связке сокращающихся мышц.
      Толчок. Толчок.
      Идет последний отсчет. Уже скоро.
      * * *
      Два человека пили водку в запущенной московской квартире на краю Орехово-Борисова. Почти одногодки, с массивными фигурами борцов тяжеловесов, они обладали неуловимым сходством. Не столько облика, сколько манер, движений, взглядов. Потому что были птицами из одного гнезда: оба отставные разведчики, оба подполковники, оба пенсионеры.
      Хозяин - когда-то рыжий, а ныне заметно облысевший Алексей Веретнев, проходивший в оперативных документах под псевдонимом Слон, так и не довел до ума свою однокомнатку в блочной девятиэтажке. Язык не поворачивался назвать её уютным словом "квартира" - никакая это не квартира, а безликая "жилплощадь". Пятна на линолеуме, потемневшие обои, облупившаяся оконная столярка, вставшая пузырями краска на кухне, проржавевшая раковина, разномастная, будто случайная, да ещё давно отслужившая свой срок мебель...
      Раньше все было ясно: служба, каждодневная круговерть, напряженный график, тут не до ремонта, - главное, чтобы пожрать было чего на скорую руку, да где выспаться... А на заднем плане маячила оправдывающая мыслишка: вот когда выйду на пенсию, уж тогда... Хрен вам! Стереотипы поведения не меняются в одночасье - прошло почти три года под монотонное пощелкиванье телевизионного пульта, да нервное позвякивание горлышка о стакан, а ничего на этих двадцати двух квадратных метрах не изменилось.
      Раньше мешала служба, теперь - привычка. Просто плевать стало на все. Какая там, к лешему, плитка, какие там стеклообои и ламинированные полы, когда вся жизнь прошла среди этой разрухи и ржавчины, такой родной и понятной! Да и на пенсию в восемьсот рублей со всеми накрутками, не особенно разгуляешься...
      - Не слыхал, пенсию индексировать будут? - рокочущим баритоном задал Веретнев актуальный для всех отставников вопрос и воткнул в переполненную пепельницу очередной окурок.
      Владимир Савченко (псевдоним Спец), кивнул крупной головой. Он сохранил густые, коротко стриженные - чтобы нельзя ухватить, волосы, цветом напоминающие модный собачий окрас "соль с перцем".
      - Обещают на шестьдесят процентов. А там кто знает... Давай!
      Чокнувшись, они выпили, поставили на стол опустевшие стопарики, выдохнули горючие пары и закусили соленой килькой. Кроме неё на столе стояла вареная картошка, масло и хлеб.
      Вопреки представлениям обывателей, бывшие разведчики не шиковали. У того же Володьки Спеца квартира не лучше, такая же ободранная, вся обстановка - дурацкий тренажер...
      И у Макарычева Тольки, которого годом раньше на пенсию отправили. И у Семы Ларионова... Да у всех ребят, кто работал не за страх, а за совесть, кто за работой даже жениться забыл и детей родить, у всех дома считай одно и то же: разруха.
      "Это, видать, у нас у всех в крови, - подумал Веретнев. - Не только у меня-Володьки-Тольки-Семки, а у всех наших русских людей, мы с этой разрухой сжились и сроднились, без неё нам хана и кранты. Так воспитали. Бедность была нормой жизни. Хотя не для всех..."
      - Слыхал, Золотарев новое назначение получил.
      - Да? - отозвался Савченко без особого интереса.
      - Начальником управления "С".
      Спец неопределенно пожал плечами. Для него это обычное кадровое перемещение, абстракция.
      А Веретнев начинал службу одновременно с новым начальником нелегальной разведки. Молодые лейтенанты сидели в одном кабинете Европейского сектора, за одним столом в главковской столовке щи хлебали. У Алексея результаты даже повыше были... И вот теперь Золотарев - генерал-майор, большая шишка, а Веретнев - подполковник на пенсии, пьет "Русскую" в разбомбленной своей кухоньке с таким же неудачником. И думает: а чем же он оказался меня лучшее? И независтливый вроде, а карябает что-то в душе...
      - Ты не задумывался: за что мы все воевали - ты, я, Толик и другие ребята? За что "Птицы"-Томпсоны двадцать восемь лет сидят в английской тюрьме? А сын их за что страдал? И воевал за что? За победу мировой революции? За построение коммунизма во всем мире? За укрепление мощи и могущества СССР? За что?
      Алексей Иванович твердой рукой наполнил рюмки, наколол вилкой серебристую, с загнутым хвостом кильку.
      - Макса особенно жалко. Пацана накачали снотворным и я его в чемодане из Лондона вывез, потом он по детдомам скитался, потом по спецкомандировкам жизнью рисковал... Его ведь не только без родителей, но даже без детских воспоминаний оставили, он же, считай, инвалид детства! У него даже имени нет!
      - Почему имени нет? - Спец поднял рюмку.
      - Да потому! Он в Англии родился, под фамилией Томпсон. Но ведь это псевдоним Птиц! Настоящую фамилию они ему не передали - кто её знает, их настоящую фамилию? Это секрет за семью замками! И Макс Карданов оперативный псевдоним. А настоящее имя у него какое? Неизвестно! Вот и получается, что он человек без имени! Так разве может быть? Я читал, что имя судьбу определяет... Да и детям он что передаст? Псевдоним? Нехорошо это. Не по-христиански.
      - Давай за Макса и выпьем, - предложил Спец.
      - Давай.
      Они чокнулись.
      - А за что воевали, - Спец меланхолично жевал кильку. - Тут все понятно. За Отечество, за Родину.
      Веретнев тяжело вздохнул.
      - За нищету и разруху, выходит. Чтобы она не у нас одних была, а чтобы у Билла-Джона-Ганса-Шарля тоже. Чтобы одна комната, двадцать два квадрата, и чтоб на лестнице мочой пахло. Чтобы на всем белом свете так...
      - Ты рассуждаешь, как Гордиевский, Суворов или ещё кто-то из этих гадов, - прищурился Спец. - У нас была служба, была присяга, был приказ. А все эти рассуждения - фигня на постном масле.
      - Не так, как перебежчики, Володя, совсем не так. Потому что они там, а я тут. Но только... За что? Страна, на которую работали Томпсоны, давно развалилась, высшие цели, в угоду которым приносились жертвы, оказались кучей говна. И когда Макс уйдет на пенсию, у него будет такая же холостяцкая халупа с потемневшими обоями и ржавчиной в ванне, и он тоже будет пить водку в обшарпанной семиметровой кухоньке... Не так, что ли?
      - Может и так, - мрачно отозвался Спец. - Но мне этот разговор не нравится. Давай его прекратим.
      - Давай, - согласился Слон.
      Следующий раз они выпили не чокаясь и без тоста.
      * * *
      Маша, умело манипулируя специальными щипчиками, расправлялась с омаром, Макс аккуратно резал толстые кружочки тушеной оленины под необыкновенно вкусным соусом. Нежное мясо буквально таяло во рту.
      На эстраде сменились декорации: теперь вокруг до блеска отполированного шеста вились, сменяя друг друга, полуголые - лишь в узеньких трусиках, девушки.
      Голова у Макса почти прошла, но что-то изменилось в восприятии окружающей действительности. Маша. Он вдруг почувствовал, что ему не о чем с ней говорить. Они не виделись шесть лет, потом натрахались до одурения, выпили коньяка, теперь ужинают в ресторане и вроде все хорошо и приятно... Но говорить не о чем!
      А может, это Максу только казалось - живая ткань, связующая нить и прочая ерунда. Может, ничего между ними такого и не было, он просто навыдумывал себе, ворочаясь на жестком матрасе в убогом жилище: золотая девушка из снов, запах амброзии, вино и любовь. Недаром же богатяновские прозвали его "Чокнутым".
      А Маша неплохо жила без него. Уволили из Аэрофлота - устроилась в какой-то кооператив, знакомилась с мужчинами, ходила в "Аркадию" и другие кабаки, смеялась, раздевалась, принимала ванну с эротическими каплями, ложилась в постель, кричала в оргазме, по утрам готовила завтрак на двоих. И снилась Максу в далеком Тиходонске.
      И вот она опять рядом с ним, девушка из снов.
      Настоящая, живая, только он не знает, о чем с ней говорить.
      Макс заказал ещё вина. Официант мгновенно принес новую бутылку, ловко наполнил бокалы.
      - Теперь за что пьем? - спросил Макс.
      Маша улыбнулась.
      - Наверное, за прошлое?
      Макс покрутил головой.
      - Нет. За прошлое я не согласен.
      - Почему же? По-моему, у нас все было замечательно.
      - Да, - индифферентно отозвался Макс. Он в самом деле так считал.
      - Помнишь, ты мне привез куртку на гагачьем меху из Голландии? А литровую бутылку "Баллантайна" помнишь? А бежевый исландский свитер?
      Макс вспомнил: в Исландии его "клиент" находился под плотным наблюдением, встреча едва не сорвалась. Два часа ожидания на побережье под ледяным ветром - в плаще и туфлях на тонкой подошве; о чем он только не передумал тогда... Да, и о теплом свитере тоже. И о русской бане с обязательной рюмкой водки.
      - Конечно, помню, - сказал Макс.
      Маша смотрела на него, вертя в пальцах бокал с вином. Она, наверное, ожидала, что он вспомнит что-то еще: роскошный кожаный плащ из Западного Берлина, например, или французские сапоги на высоченной шпильке, или какого-то засушенного ящера, которого он притащил из Харары, столицы суверенной Борсханы... Но Максу нечего было добавить. Иначе пришлось бы рассказать и о том, как его чуть не использовали в качестве жаркого для Мулай Джубы.
      - Но прошлое... Эти шесть лет стоят между нами. Я ощущаю эту стену...
      - Вот в чем дело? - Маша закусила нижнюю губку. - Мужчины, да? Ты это имеешь в виду?
      Макс молча прихлебывал вино. Веселящийся ресторан будто остался за прозрачной звуконепроницаемой стеной.
      Маша сосредоточенно ковырялась в омаре.
      - Ты хочешь знать о моих отношениях с мужчинами... Ну что ж... Я предлагаю так, - после небольшой паузы сказала она.
      - Давай расскажем все друг другу. Ты - мне, я - тебе. Откровенность за откровенность.
      Макс покачал головой.
      - Почему же? - удивилась она. - У меня, например, нет от тебя никаких жутких тайн. За эти шесть лет я действительно спала с мужчинами. Я же живой человек. Тем более, что ты пропал неизвестно куда! Тогда я ещё летала, у нас был второй пилот симпатичный парень, я ему давно нравилась. Раз засели в Ташенте, погода нелетная - день, два, три... Пошли вместе в кино, потом шампанское в номере... Все вышло само собой...
      Она отодвинула тарелку с выеденным омаром. Из разваренного панциря вытарчивала бело-розовая бахрома.
      Когда меня сократили, мы стали встречаться реже, постепенно все сошло на нет...
      - И это все? - недоверчиво спросил Макс.
      - Почти. Один доктор... Потом финн, он даже замуж звал, до сих пор открытки присылает...
      Маша резко оборвала тему.
      - А теперь расскажи про свои похождения.
      - Какие там похождения - врагу не пожелаешь, - тяжело вздохнул Макс. Жил в трущобе, на правах полудурка-примака, сожительница торговала шмотками на рынке, её сынок водился с босяками. Ужас!
      - А кто у тебя сейчас? - без перехода спросил он.
      - Как кто? Ты!
      Фраза прозвучала фальшиво.
      - Это последние два дня. А до того?
      Она ответила не сразу.
      - Ну... Был один. Мы с ним случайно познакомились. Ничего: высокий, голубоглазый, всегда в обалденном костюме... Потом мы расстались.
      - А как его звали?
      - Ну, скажем, Сережа. Или Игнат. Разве это имеет значение?
      Что ж, гипотетический соперник теперь обрел хоть какие-то очертания. Рост выше среднего. Голубые глаза и обалденный костюм. Сережа или Игнат.
      Макс позвал официанта и попросил счет.
      - Как будете расплачиваться? - деликатно поинтересовался Виктор. Карточкой, наличными?
      - Наличными. Только... Долларами можно? - неуверенно спросил Макс.
      - Вообще-то нельзя, но... Я все устрою.
      Официант исчез.
      - И где он сейчас, этот Сережа-Игнат?
      - Не знаю, - сказала Маша. - Честно.
      - Тогда за честность в отношениях! - Макс допил свое вино.
      Ужин обошелся ему в триста долларов. Плюс тридцатник, который он, по подсказке Маши дал "на чай".
      - Десять процентов от счета это нормально, - пояснила она. - Только назови, сумму, которую он может взять себе. А сдачу он принесет в рублях, по сегодняшнему курсу.
      Так все и получилось.
      В холле перед гардеробом сидел на стуле пьяный человек средних лет с перекошенным злобой лицом. Коротко стриженный атлет почтительно уговаривал его ехать домой. Из распахнутой двери казино валил сигаретный дым.
      - Уже уходите? - спросил лысый гардеробщик. Он подал Маше шубку, вынес словно на распялке поношенную куртку Карданова, но тот оделся сам, засунув однако, в оттопыренный карман гардеробщика десять рублей. Адекватно ли это стакану сока за пять долларов он не знал. Скорее всего, нет.
      Мороз давил, дул пронизывающий ветер, широкий, ярко освещенный проспект был пуст. Они простояли не меньше десяти минут, но редкие машины, не сбавляя скорости проносились мимо.
      - Надо было заказать такси, - запахивая под горло ворот шубы, проговорила Маша. В голосе едва заметно обозначилось недовольство. Думать о таких вещах полагалось кавалеру.
      Со стоянки выкатил огромный черный "мерседес" с черными стеклами, мягко притормозил рядом. Тонированное стекло медленно съехало вниз. Макс остро ощутил опасность.
      - Садитесь, мы вас подвезем, - выглянул наружу давешний пьяный. Сейчас он имел вполне респектабельный вид и любезно улыбался.
      - Спасибо, - Маша улыбнулась в ответ и шагнула к темному проему открывающейся дверцы.
      Карданов поймал её за руку.
      - Езжайте, мы подождем такси.
      Оказывается, злоба никуда не исчезла, только спряталась в глаза, губы, морщинки, впиталась в кожу. Сейчас она мгновенно выплеснулась наружу. Доброжелательное лицо мгновенно превратилось в оскаленную блатную харю.
      - Федун, убери лоха! А телку - в машину, - произнесла харя и из темного проема выдвинулась шишковатая стриженая голова.
      "Выигрывает тот, кто раньше начинает", - вспомнил Макс одну из заповедей Спеца и, не дожидаясь дальнейшего развития событий, резко захлопнул дверь, вправляя шишковатую башку на место. Послышался глухой удар и сдавленный вопль. Но ясно было: этим дело не кончится. Поэтому он тут же распахнул переднюю дверцу, схватил за ворот отчаянно сопротивляющегося хозяина и одним рывком вырвал его наружу.
      - Ах ты паскуда! Ты уже труп... - ужасным голосом пригрозил тот и попытался сунуть правую руку под пальто.
      Короткий крюк снизу - пушистая шапка отлетела в сторону, челюсти лязгнули, фраза оборвалась на полуслове, глаза закатились. Макс опустил обмякшее тело на обледеневший тротуар. Из машины тем временем вновь полез отчаянно матерящийся Федун. Удар дверцей по темени явно не добавил ему хорошего настроения и на этот раз он пер напролом, как танк.
      Отскочив в сторону, Макс быстро огляделся. Урна! Когда Спец учил их желторотых курсантов рукопашному бою, то часто говаривал: берегите здоровье, экономьте силы, всегда используйте подручные предметы! "Подручный предмет" весил килограммов пятнадцать и Макс с размаху обрушил литой узорчатый кожух на ключицу стриженого. Спец с ходу влепил бы ему "двойку" действия должны отличаться максимальной эффективностью, поэтому следовало бить по голове. Впрочем, в конкретной ситуации этого оказалось достаточно: скособочившись, атлет упал на колени.
      Карданов не знал, сколько ещё человек находится в "мерседесе", поэтому метнул урну вовнутрь, придав ей ускорение пушечного ядра, а сам обежал машину, стремясь нейтрализовать того, кто сидел за рулем. Тот допустил ошибку всех российских водителей в подобных ситуациях и полез наружу, разом утратив все преимущества, создаваемые мощью двигателя и надежной твердостью кузова. Его оправдывало только то, что отечественных шоферов никто не учит, как такое преимущество использовать и они думают, что пистолет эффективней, чем танк.
      Макс же имел специальную подготовку и потому действовал нетрадиционно: вместо того, чтобы бежать по кратчайшему пути, он обогнул автомобиль сзади. В первом случае выигрываешь пару секунд, но оказываешься с шофером лицом к лицу, да ещё он прикрыт дверцей, что заметно сковывает действия нападающего. Карданов же с ходу налетел на начавшего разворачиваться водителя и ударил его кулаком за ухо, так что тот отлетел к фонарному столбу, выронив так и не понадобившийся пистолет.
      Макс быстро заглянул в салон. Там никого не было, только урна на заднем сиденье. Ровно урчал мотор. Он осмотрелся вокруг, оценивая обстановку. Хозяин уже сидел, ощупывая челюсть, Федун перекосившись набок, поднимался на ноги, водитель, тряся головой стоял на четвереньках. От будки автостоянки спешили два охранника с очевидным намерением восстановить справедливость. Причем справедливость они понимали явно не так, как Макс.
      Решение пришло мгновенно. Карданов сел за руль.
      - Прыгай, - скомандовал он застывшей соляным столпом Маше. Как загипнотизированная, она юркнула в салон.
      Сзади щелкнул пистолетный затвор.
      - Эй ты, тронешь тачку - тебе конец! - закричал кто-то а кто-то просто разразился многоэтажным матом.
      Макс резко рванул с места, распахнутая задняя дверца захлопнулась инерцией, отрезая все звуки. Стрелка спидометра качнулась к ста сорока.
      - Ну ты даешь! - восхищенно сказала Маша.
      - Ты же хотела прокатиться, - сквозь зубы процедил Макс, напряженно взгядываясь в зеркало заднего вида. Пока погони не было. Но у него снова начала болеть голова.
      * * *
      Кровь совершала один из последних своих круговоротов. Тропин завершал работу. До конца оставалось меньше двадцати минут, сердцу осталось простучать ровно тысячу раз.
      Облепившим один из сердечных сосудов микротромбам не хватало лишь малого, чтобы полностью закрыть просвет, остановить кровоток и успокоить это тело раз и навсегда.
      * * *
      Высадив Машу у подъезда, Макс отогнал "мерс" за несколько кварталов и оставил в каком-то переулке. Когда он вернулся, Маша уже переоделась в халатик и приготовила чай. На него повеяло семейным уютом.
      - Макс! - Маша бросилась ему на шею. - Какой ты отчаянный! Один против троих, а они даже не успели тебя ударить!
      - Хорошо, что не успели... У меня раскалывается голова. Она бы взорвалась, как бомба!
      - Голова? - Маша отстранилась. - Давай померим давление...
      Маленький симпатичный приборчик туго обхватил запястье.
      - Сто шестьдесят на девяносто, - сказала Маша. - Высокое. Может от стресса... Сейчас я тебе поставлю пиявок. Это самое верное дело. И естественное, а потому безвредное. Снимай рубашку!
      Макс не возражал. Он закрыл глаза и расслабленно сидел в глубоком кресле. Девушка сходила на кухню, вернулась.
      - Сначала парочку сюда, потом сюда...
      Что-то мокрое и холодное ткнулось за ухо, потом за второе...
      - Классе в третьем или четвертом кто-то из детдомовских сказал, будто бы пиявки могут всосаться в кожу и через поры проникнуть внутрь человека, вспомнил вдруг Макс. - Ну а потом, значит, прямиком в сердце. И тогда стоп-машина. Сливай воду, как говорили наши. Меня после этого долго не могли затянуть на пруд...
      - Это все ерунда, мы очень хорошо лечим, - ласково проговорила Маша и было непонятно, к кому она обращается - к Максу или к пиявкам. - Теперь на шейную артерию... У них в слюне антикоагулянты - это хорошая профилактика тромбозов...